Глава 18. Сучья война в Ванино

07 июня 1949 года вышел приказ по МВД СССР номер 0360, который носил название: "Об обеспечении нормальной работы в Ванинском отделении Севвостлага МВД", в котором в целях обеспечения нормальной работы в Ванинском отделении в летний период 1949 года, требовалось недопущения каких-либо эксцессов и эпидемических заболеваний, а так же поддержания физического состояния заключенных, устанавливался лимит для одновременного содержания транзитных заключенных в Ванинском отделении — 18 000 человек.

Начальнику ГУЛАГа предписывалось "взять под особый контроль и наблюдение наполнение Ванинского отделения… не допуская направления в это отделение заключенных свыше установленного лимита содержания". Для "быстрейшей отправки Дальстрою" всего "наличия заключенных" Ванинского транзитного лагеря и "освобождения его помещений для приема дополнительно направляемых контингентов" туда направлялись дальстроевские пароходы "Феликс Дзержинский" и "Советская Латвия" и пароход Морфлота "Ногин" — "под перевозку заключенных до полного их вывоза из Ванино", оборудовав эти пароходы для приема максимального количества заключенных.

* * *

Ванино. Пересылка, откуда в Магадан, а затем на Колыму отправлялись этапы заключенных. До двухсот тысяч человек в год! Пересыльная зона, сломавшая тысячи судеб, угробившая тяжелым трудом около трехсот тысяч людей. Почему я обращаю к ней ваше пристальное внимание?

Вовсе не потому, что мне довелось побывать там. Потому, что эта пересылка в прямом смысле слова стала столицей ссученных воров, которая плодила их в немереных количествах!


В 1937 году на морском побережье в таежной глуши находилось всего два летних домика и барак, в котором хранились рыболовные снасти. Эти домики принадлежали рыболовецкому колхозу "Заветы Ильича". Рыбаки ловили неводом рыбу. А старухи пряли свою пряжу… Почти по Пушкину, Александру Сергеевичу, да?

Эти три строения положили началу великому пересылочного пункту Ванино. Ванино — поселок, на берегу Татарского пролива, что напротив острова Сахалин, острове каторжников царской России о котором тоже можно историю писать. Ванино достаточно широко известно из рассказов В. Шаламова, В. Бронштейна, В. Туманова[185]. Они там были на этой пересылке и оставили свои записки как свидетели и очевидцы событий. Больше всех там пробыл Валерий Бронштейн, и поэтому его записки принимаются самыми точными. Но опираясь на показания еще и других свидетелей, расскажу о Ванино все по порядку и более подробно, и постараюсь вас кое-чем удивить, вы про это где-нибудь и прочитаете, но в неполном виде.

В 1947 году в Ванино прибыл первый батальон охраны, состоящий из трех рот, каждая из которых насчитывала примерно сто двадцать человек. Первая рота конвоировала вновь прибывших зэка на пересылку. Вторая рота занимался конвоированием зэка, которых гоняли на различные работы в порт и мастерские. Третья рота состояла не совсем из обычных охранников, это были самоохранники, из осужденных на малые сроки заключения. Большинство, хотя среди них встречались и вольнонаемные. Их всех обучили, и они также охраняли зоны и пересылку. Но оружие им не доверяли. Они пользовались свистками и флажками[186].

Но потом, когда пересылка многократно разрастется, число конвойных тоже увеличится до пяти тысяч человек.

А вообще самоохрана в СССР была не редкость. К началу 1949 года их насчитывалось примерно сорок тысяч человек.

Охрана несла службу на вышках. Если охранник замечал, что кто-то пытался приблизится к проволоке, то делал предупреждающий выстрел в воздух. На звук выстрела сразу бежала свободная от смены охрана и стреляла поверх голов при попытке уйти за проволоку.

Пересылку перевели из Находки в Ванино после того, как на рейде в июле 1946 года взорвался пароход "Дальстрой", груженый взрывчаткой-аммоналом, который следовал в Магадан. После этого пересылка по-прежнему оставалась и в Находке, но основной поток людей был перенаправлен в Ванино.

Бог, как говорят, троицу любит. 19 декабря 1947 года в 10 часов 25 минут в бухте Нагаево на пароходах Министерства морского флота, прибывших с грузом взрывчатых материалов, "Генерал Ватутин" и "Выборг", стоявших на рейде, произошел взрыв. Пароходы "Выборг" и "Генерал Ватутин" затонули. Принятыми мерами пожар в порту был локализован. Портовые нефтесклады не пострадали.

Но стоящие в порту под разгрузкой пароходы "Минск", "Старый большевик" и танкер "Совнефть" от взрывной волны получили повреждения палубных надстроек.

С 1947 года в Ванино уже вовсю функционировала портовая зона, в которой работало до пятисот заключенных. А вообще вокруг Ванино было множество женских лагерей, которые не входили в пересылку, но занимались выращиванием овощей и мяса для Колымы. Примерно каждый четвертый-пятый из зэка был женщиной. На их плечи и легло обеспечение продуктами Колымских лагерей и поселков. Это не считая того, что в Ванино ежедневно прибывало два эшелона продовольствия.

Многие женщины в Ванино и не только, "уходили за проволоку", что бы встретиться с понравившимся им мужчиной из другой зоны, и возвращались дня через два-три, но никто не приписывал им побег. Это была самая обычная жизнь. Тюремная, ванинская, но жизнь, которую никакими наказаниями невозможно было перечеркнуть. Природа брала свое. Иные спорили, есть ли любовь за колючкой? Примеры есть, и не мало.

Магаданский порт находился на берегу замерзающего Охотского моря. Поэтому порт Ванино функционировал только в довольно короткий весенне-осенний период и летнее время, когда море освобождалось ото льда. А зимой завозилось и складировалось поступающее сюда оборудование, имущество и продовольствие. Из расчета длительного содержания большого количества людей и был построен Ванинский пересыльный лагерь. В самом порту находился небольшой рабочий лагерь для грузчиков и обслуживающего порт различного персонала. Сама пересылка представляла собой большую территорию, огороженную высоким бревенчатым забором, несколькими внутренними поясами колючей проволоки, частоколом сторожевых вышек. Вся территория лагеря разделена на три огороженных, но сообщающихся между собой зоны, внутри которых находились бараки. В случае чрезвычайных обстоятельств зоны можно перекрыть и изолировать ту или иную группу людей в определенной зоне. Вход в лагерь через проходную и большие двухстворчатые ворота. Слева при входе каменный БУР — барак усиленного режима.

Первый построенный БУР, до того, как возвели каменный, был деревянный. Когда в Ванино привезли первую партию женщин-заключенных, их заперли в этот деревянный БУР. Зэки-мужчины, услышав о прибытии женщин, толпой ринулись к БУРу, разогнали охрану, выломали двери, и дальше произошло во множественном числе то отвратительное действие, которое называют Колымский трамвай[187]. Страшно! Их насиловали всем лагерем! Пока не вмешалась охрана…

Не знаете, наверное, что на Колымский этап отбирали женщин и девушек молодых, здоровых, большей частью до тридцати лет. Был такой приказ по ГУЛАГу подбирать на Колымскую отправку только неслабых телом. Девчонок, которые в большинстве не знали, в чем их вина.

БУРы потом были построены в каждой зоне. Но в них чаще содержали воров в законе.

Далее на территории находится большое и высокое деревянное здание, прозванное вокзалом. Внутри многоярусные нары, на которые подниматься следует по приставным лестницам. Вокзал служит для временного проживания вновь прибывших этапом, откуда их потом рассортируют по зонам и баракам. В. Бронштейн рассказывал, что видел фашистский концлагерь Майданек около Люблина. Сравнивая их он замечает, что немецкий был больше похож на казармы, бараки которых были разобщены между собой. Ванинский лагерь представлял собой большой загон, где одновременно могут находиться несколько тысяч заключенных, блуждающих по территории и никем не контролируемых.

Понятно, что внутри лагеря властвовали "законы джунглей"[188] и никакие другие там не действовали. Поэтому пересылка ванинского порта получила мрачную славу гиблого места, где жизнь человека ничего не стоила, а твоя пайка хлеба отнималась сразу же после ее получения.

В 1948 году в Ванино было три зоны, четвертую только начали строить, но палатки, обнесенные колючкой, уже стояли. Дальше шла пересылка.


В марте 1948 года начали готовить к отправке в Магадан партию заключенных-бандеровцев, но они подняли шум, требовали отправить их на прииски Западного управления Колымы. Охрана, увидев, что бунт разгорается, начала стрелять в зачинщиков, а ночью бандеровцев вывезли в бухту и положили на лед. Трупы возили всю ночь на грузовиках. Это был первый бунт в Ванинской пересылке.

В Ванино правили бал "суки", и всякая мелкая шушера, типа полуцветных или заблатненных, притихли и не высовывались. Крупные воры в законе сидели в "буре" и их постепенно "ссучивали" или убивали, а более мелкие свою масть скрывали.

Первый раскол черной масти между честнягами и суками произошел уже во время Великой Отечественной Войны. Часть воров в законе взялись за оружие и добровольно ушли на фронт. Вор был вне политики, оружие ему в руки брать запрещалось. Потому, что считалось: власть послушал, оружие взял, а дальше что? Своих, потом, конвоировать начнешь?

О них говорили как о Рокоссовцах! Легендарные это были вояки. Воры, прошедшие войну с немцами и японцами! Немцы считали их за зверей, хуже эсэсовцев, с таким бесстрашием и остервенением они кидались в атаку и не щадили никого, даже пленных!

Но, эти отчаянные солдаты были, с точки зрения правильных воров, предатели воровского закона. Именно суками. Вторая группа отошедших от черной масти, менее малочисленная, были не суками, а насильно ссученными, трюмлеными[189], которые не выдержали трюмиловок и гнуловок, которых к ним применяла администрация тюрем и ИТЛ.

Один из видов трюмиловок, применяемых лагерной администрацией, это когда человека связывают и подвешивают за ноги, головой вниз. Повиси так, пока не откажешься от воровского закона. Многие не выдержали такой пытки, ломались. Другие, более стойкие, теряли сознание и тихо умирали.

Суки и ссученные, те и другие были ворами отошедшими, но в течение трех-пяти лет это играло значительную роль в воровском движении.

Валерий Бронштейн указывает на этот факт различия, что "Сука" — это тот же вор, но нарушивший этот закон, став на путь оказания помощи лагерным властям, или выполняющей работу, запрещенную воровским законом. "Трюмленый вор" — это насильно "ссученный вор", способом пыток или избиения его суками. "Трюмленый" вор ненавидит "сук", но и стать честным вором уже не может и поэтому объединяется с "суками" в их борьбе против воров.

Таким образом, все заключенные в тюремно-лагерном мире по воровской терминологии подразделяются на "масти", имеющие свою иерархическую лестницу по значимости: вор, сука, трюмленый вор, беспредел, шпана (шакалы), мужик, фраер и более мелкие деления по специальности у воров, а также у мужиков по их качеству.

Но есть интересные сведения, которые поведала М.Е. Мельник бывшая в Ванинском порту инспектором в "воровской" картотеке. Так всех воров, приходящих в Ванино она сортировала по мастям. А масти она назвала такие: Вор, Сука, Бля. ь, Беспредел, Красная шапочка и другие, более мелкие. Тоже самое, о чем поведал Бронштейн.

Иначе говоря, трюмленые воры, именовались "бля. кой" мастью, за то, что скурвились. Дело в том, что суки — переходили добровольно, то им, как идейным ворам, было больше уважения. Всех воров и различные течения того времени можно разделить на идейных и безыдейных. Идейные — черная и красная масть, все остальные — безыдейные. Хотя и утверждают, что было мастей — как костей. Нет. Мастей было всего две. Название третьему воровскому течению — беспредел.


В середине 1948 года в Ванино был провозглашен второй воровской закон, закон отошедших. Чуть позже все отошедшие будут называться "польскими ворами".

Толковище крупных воров в законе красной масти, обсудив положение, пришли к следующему выводу: "Времена пришли другие. Отношение к бродягам у государства стало хуже. Недалеко-то время, когда нас сравняют с фраерами. Но мы не должны допустить этого. Оставаясь ворами в законе, мы попытаемся перетянуть черную масть на нашу сторону и все сообща решим, как нам быть дальше. Но черная масть нас не признает. Это плохо. Но нас тоже немало. Объединив свои силы, мы с помощью тюремной администрации, подомнем черную масть под себя и уничтожим.

Законы Уголовного Кодекса изменились. Сроки заключения увеличились в два-четыре раза. Сидеть в ИТЛ двадцать лет? Это очень много. Теперь можно два раза загреметь в лагерь и считать, что жизнь прошла. При тех законах, которые сейчас нам диктуют, теперь без амнистии и досрочного освобождения не проживешь как в старину. Амнистии бывают не каждый год. Значит, занимая легкие рабочие должности в ИТЛ, мы получаем возможность досрочного освобождения. И это умное решение".

При этом толковище воров красной масти постановило, что ворам в законе теперь разрешено работать на таких должностях, как нарядчик, бригадир, парикмахер, каптерщик, библиотекарь. Должности не пыльные, не тяжелые, но позволяющие жить в лагере по-прежнему вольготно. Даже выгодные, позволяющие иметь с них хорошие деньги, необходимые на табак, анашу и водку. Вор не должен таскать лучок[190] или втыкать в каземате. Но и мужика в лагере обижать напрасно не нужно. Мужик план дает, плана он не даст, если у него пайку отобрать.

Еще раз был поставлен вопрос о воровском законе от 5 марта 1948 года, который определил основные положения системы отношений воров и фраеров. Его правильность и необходимость признали полностью.

Из него следовало, что каждый торбохват[191] вносит в воровскую кассу четвертую часть от своего заработка и отдает ворам половину от полученных посылок и денежных переводов. Все шерстяные вещи в лагере принадлежат ворам, лучшие продукты идут на стол к ворам. Все фраера обязаны слушаться воров и исполнять их требования. Если воры в лагере не могут справиться с фраерами — для них будут приготовлены бетонные боты[192].

Ничего больше в сознании воров красной масти не изменилось.

Можно многое сказать в защиту черной масти, которые готовы были идти на костер за идею, но не изменить своим идеалам. Но можно справедливо возразить, что красная масть сумела лучше приспособиться в новой жизни, поняв, что по-старому больше не будет.

Так все воры окончательно разделились на два враждующих лагеря: отошедших и черную масть. Но на этом дело не кончилось. Началось лавинообразное дальнейшее движение раскола.

Среди правильных воров выделилось лишь одно незначительное течение, которое отдельной мастью назвать вообще нельзя — это "бабочки". Те из честняг, кто особенно ненавидел сук и ссученных, делали себе набойку на лице или шее в виде рисунка бабочки.


Летом 1948 года появилось новое воровское движение. Новая масть называла себя махновцами. Их еще называли анархистами. Во главе нового течения встали трюмленые воры. Они объявили еще один, третий воровской закон.

Главари махновцев и примкнувшие к ним развенчанные воры в законе, прошедшие трюмиловки и действующую армию, поспешили отойти от общей массы беспредельщиков, которая стала быстро увеличиваться. Напрасно махновцы пытались доказать честнягам, что они приняли предложение администрации лишь на словах. Им не верили. Напрасно бывшие законники клялись, что хотя они и воевали, но остались в душе ворами. Их не признавали, отворачивались от них. Махновцы, воры обозленные таким отношением к себе, создали свою собственную доктрину, по которой новый закон воровского беспредела нес в себе принцип анархии Нестора Махно: "Бей красных, пока не побелеют, бей белых пока не покраснеют"! Вполне логично. Бей полноту и бей ссученых! Махновцев, бывших законников, ссученых, которые не только от честняков, но и от сук отошли, было крайне мало. Им обязательно нужна была поддержка. И они нашли ее. В число их сторонников вошли не блатные, а многие приблатненные амбалы, которым в силу природных качеств, вход в ряды идейных воров в законе был навсегда заказан.

Беспредел закрутился! Среди беспредельщиков кого только не было! Но это была не единая масть, а пестрая солянка. Но махновцы, хотя и провозгласили свои принципы, в душе оставались ворами по-жизни. Крутой беспредел, они не творили. Этим занимались другие, растущие как на дрожжах новые бандформирования. К воровскому, старому миру, они отношения не имели. Это были чисто бандиты.

Широко известны банды беспредела "красная шапочка". Это были не воры, но люди, прошедшие фронт и объединившиеся в группы сопротивления, желающие выжить в лагерях любой ценой. К ним примыкали бывшие люди из состава МВД, прокуратуры, попавшие в лагеря за нарушения служебных обязанностей, декабристы[193]. Короче те, кто носил раньше погоны и не боялся дать решительный отпор ворам или сукам.

Были "Ломом подпоясанные" или "Ломом обвязанные" — это течение мужиков, рабочих, которые не признавали законы никаких воров и дрались с ними насмерть. Их было немало уже в Ванинской пересылке, а потом, с каждым годом, они начали увеличивать свое число в геометрической прогрессии.

Появились кодлы "дери-бери", здоровенные парни из колхозов, которые были не прочь разжиться добром за чужой счет.

Были "казаки", объединения, образованные по национальному признаку, осужденные из Кубанских казаков. Были еще "чугунки" и "подводники".

Воровской мир едва успевал узнавать о тех быстрых переменах, которые происходили в лагерях Ванинской пересылки!

Но все это был лютый беспредел, который отчаянно сопротивлялся махновцам, сукам и черной масти! Мы не знали тогда, насколько он страшен… А он оказался страшен и потом, много лет спустя, вышел из ГУЛАГа!

В начале сентября 1948 года лагерное начальство пересылки Ванино создало комендатуру из заключенных. Первым ее комендантом был назначен Александр Олейник. Кто же он такой?


По рассказам, дошедшим до нас, Олейник был среднего роста, плотный, крепкого телосложения. Знают Олейника и другие люди, побывавшие на Ванинской пересылке. Олейник работал в портовой зоне. Сохранился такой рассказ бывшего зэка, знавшего Олейника: "Как-то пришла бригада с новым бригадиром. Это и был Олейник. И он вместе с бригадой паковал свинец в ящики. Воры в законе не работали, а Олейник, как и все паковал". Но вот что Олейник о себе сам рассказывал: "Закончил школу, поступил в авиационное училище. А тут война, стал летать, сбили меня под Москвой. Долго лежал в госпитале, подлечили, комиссовали, пришел домой. Мать у меня одна. На работу не устроился. Подвернулись ребята, одно дело проделали, второе, а на третьем попался. Дали срок".

По этим, даже обрывочным рассказам выясняется, что Олейник не был сукой или трюмленым вором, а всего лишь приблатненным, а еще точнее — бандитом из фраеров, не имевшим никакого веса в воровском мире. Как говорили блатные, "пыль лагерная". Но за это блатным пришлось здорово ответить! "Пыль лагерная", получив санкцию и добро начальства, показал зубы! Вот тут и досталось по полной программе и черной масти и ссученым ворам!

Каждое утро новый доморощенный комендант устраивал обход жилых бараков.

Олейник, окруженный своими приближенными и охраной, стремительно входил в барак и останавливался около стоящего на середине стола. Как правило, Сашок был одет в теплую шерстяную военную гимнастерку, галифе, а на ногах обуты "собачьи" летные унты. Из-под кубанки торчал густой темный чуб. Был он молод, красив, и мне казалось, что в нем где-то под нарочитой грубостью скрывался более мягкий человек, хотя разум говорил: это не может быть у крупного урки-убийцы.

Обведя взглядом нары, он спрашивал: "Мужики, пайки свои вы все получаете? Барахлишко не грабят?". Если кто-то из зэков заявлял, что у него отобрали пайку или теплую последнюю одежду, и указывал виновного, того выводили наружу и избивали до полусмерти.

Бронштейн рассказывает: "Олейник, получив власть, со своими людьми, численностью около тридцати, и с привлечением других сук, которые не входили в штат комендатуры, быстро навел порядок, внедрив в лагере буквально палочную дисциплину. За малейшее нарушение распорядка или правил поведения — удар железным прутом, завернутым в кусок одеяла. Зато свою законную пайку черного сырого хлеба каждый зек получал. Не было больше открытых грабежей и убийств. Число погибших значительно сократилось, хотя труповозка ходила, как и прежде, каждый день, собирая и вывозя из зоны мертвые тела".

То, что Олейник ходил в лагере с ножом, это никого не удивляло. Но кроме ножа у него еще была щегольская тросточка, внутри которой была спрятана вторая пика.

А теперь, особенно бесценными становятся свидетельства В.П. Силина, который работал в штабе УСВИТЛа в Магадане при генерале Никишове, а с 1947 года находился постоянно в Ванино в качестве начальника конвоя приемки заключенных. Не маленькое лицо. Все видел. Все знал. Все на его глазах происходило. Своих барабанщиков-пионеров[194] имел. Как без этого? Но не о том речь. Запомнилось ему как "Олейник весь этап в лагере положил. Ходит по головам заключенных: "Ты будешь сукой"?" Офицеры стояли в сторонке, смотрели"!

Это то, о чем рассказывает в ставшей хрестоматийной книге известный писатель Варлам Шаламов:

"Король договорился с начальником пересылки о страшном: он обещал навести полный порядок на пересылке, обещав своими силами справиться с "законными" ворами. Если в крайнем случае прольется кровь — он просит не обращать большого внимания.

Король напомнил о своих военных заслугах (он был награжден орденом на войне) и дал понять, что начальство стоит перед минутой, когда правильное решение может привести к исчезновению уголовного мира, преступности в нашем обществе. Он, Король, берет на себя выполнение этой трудной задачи и просит ему не мешать.

Думается, что начальник ванинской пересылки немедленно поставил в известность самое высокое начальство и получил одобрение операции Короля. В лагерях ничего не случается по произволу местного начальства. К тому же, по правилам, все шпионят друг за другом.

Король обещает исправиться! Новый воровской закон! Чего же лучше? Это — то, о чем мечтал Макаренко, исполнение самых заветных желаний теоретиков. Наконец-то блатные "перековались"! Наконец-то пришло долгожданное практическое подтверждение многолетним теоретическим упражнениям на сей счет, начиная с крыленковской "резинки" и кончая теорией возмездия Вышинского.

Приученная видеть в "уркачах", "тридцатипятниках" — "друзей народа", администрация лагерей мало следила за подспудными процессами, проходившими в преступном мире. Никакой тревожной информации оттуда не поступало — лагерное начальство имело сеть доносчиков и осведомителей совсем в других местах. До настроений, до вопросов, волновавших преступный мир, — никому не было дела.

Мир этот давно уже должен был исправляться — и наконец, этот час наступил. Доказательство сему — говорило начальство — новый воровской закон Короля. Это — результат благотворного действия войны, пробудившей даже в уголовниках чувство патриотизма. Мы же читали Вершигору, мы слыхали о победах армии Рокоссовского.

Король получил согласие на свой "опыт". В один из коротких северных дней все население пересылки Ванино было выстроено на линейке строем по два.

Начальник пересылки рекомендовал заключенным нового старосту. Этим старостой был Король. Командирами рот были назначены его ближайшие подручные.

Новая лагерная обслуга не стала терять даром времени. Король ходил вдоль рядов заключенных, пристально вглядываясь в каждого, и бросал:

— Выходи! Ты! Ты! И ты! — Палец Короля двигался, часто останавливаясь, и всегда безошибочно. Воровская жизнь приучила его к наблюдательности. Если Король сомневался — проверить было очень легко, и все — и блатари, и сам Король — отлично это знали.

— Раздевайся! Снимай рубаху!

Татуировка — наколка, опознавательный знак ордена — сыграла свою губительную роль. Татуировка — ошибка молодости уркаганов. Вечные рисунки облегчают работу уголовному розыску. Но их смертное значение открылось только сейчас.

Началась расправа. Ногами, дубинками, кастетами, камнями банда Короля "на законном основании" крошила адептов старого воровского закона.

— Примете нашу веру? — кричал торжествующе Король. Вот он проверит теперь крепость духа самых упорных "ортодоксов", обвинявших его самого в слабости. — Примете нашу веру?

Для перехода в новый воровской закон был изобретен обряд, театральное действо. Блатной мир любит театральность в жизни…

Новый обряд ничуть не уступал известному посвящению в рыцари. Не исключено, что романы Вальтера Скотта подсказали эту торжественную и мрачную процедуру.

— Целуй нож!

К губам избиваемого блатаря подносилось лезвие ножа.

— Целуй нож!

Если "законный" вор соглашался и прикладывал губы к железу — он считался принятым в новую веру и навсегда терял всякие права в воровском мире, становясь "сукой" навеки.

Эта мысль Короля была поистине королевской мыслью. Не только потому, что посвящение в блатные рыцари обещало многочисленные резервы армии "сук" — вряд ли, вводя этот ножевой обряд, Король думал о завтрашнем и послезавтрашнем дне. Но о другом он подумал наверняка! Он поставит всех своих старых довоенных друзей в те же самые условия — жизнь или смерть! — в которых он, Король, струсил, по мнению воровских "ортодоксов". Пусть теперь они сами покажут себя! Условия — те же.

Всех, кто отказывался целовать нож, убивали. Каждую ночь к запертым снаружи дверям пересыльных бараков подтаскивали новые трупы. Эти люди не были просто убиты. Этого было слишком мало Королю. На всех трупах "расписывались" ножами все их бывшие товарищи, поцеловавшие нож. Блатарей не убивали просто. Перед смертью их "трюмили", то есть топтали ногами, били, всячески уродовали… И только потом — убивали. Когда через год или два пришел этап с Воркуты и несколько видных воркутинских "сук" (там разыгралась та же история) сошли с парохода — выяснилось, что воркутинцы не одобряют излишней жестокости колымчан. "У нас просто убивают, а "трюмить"? Зачем это?" Стало быть, воркутинские дела несколько отличались от дел королевской банды.

Вести о королевской расправе в бухте Ванино полетели через море, и на колымской земле воры старого закона приступили к самозащите. Была объявлена тотальная мобилизация, весь блатной мир вооружался. Над изготовлением ножей и коротких пик-штыков тайком трудились все кузницы и слесарные мастерские Колымы. Ковали, конечно, не блатные, а настоящие штатные мастера под угрозой "за-ради страха" — как говорили блатные. Они знали гораздо раньше Гитлера, что напугать человека гораздо надежней, чем подкупить. И, само собой, дешевле. Любой слесарь, любой кузнец согласился бы, чтоб у него упал процент выполнения плана, но была сохранена жизнь.

Тем временем энергичный Король убедил начальство в необходимости "гастрольной" поездки по пересылкам Дальнего Востока. Вместе с семью своими подручными он объехал пересылки до Иркутска — оставляя в тюрьмах десятки трупов и сотни новообращенных "сук".

Это касалось воров в законе. Но и ссученым ворам жилось на пересылке в Ванино не лучше.

Первый комендант Ванинской пересылки Олейник первым начал трюмиловку воров в законе на Куликовом поле.

Но при чем тут Король? Шаламов упоминает о военных заслугах Короля и ордене. Олейник как раз воевал и подходит под это описание, так как старший надзиратель Силин из Ванино тоже подтверждает трюмиловку, организованную Олейником. Подтверждаются и слова Шаламова о гастролях, на которые ездил Олейник. Вроде бы все верно, но… Нигде и никто не называет Олейника Королем. Наоборот, все утверждают, что о таинственном Короле никто не слышал.

А гастроли Олейника — совсем другое, и к трюмиловкам отношения не имеют. Трюмила воров от Иркутска до Колымы банда Пивоварова. А Олейник до Ванинской пересылки в качестве артиста ездил с концертной группой! Есть такие сведения.

Таким образом, Король — не Пивовар и не Олейник. Был, был Король! О Короле рассказ будет дальше.

Загрузка...