Восемь бессмертных

IV. «ВОСЕМЬ БЕССМЕРТНЫХ ПЕРЕПЛЫВАЮТ МОРЕ…»

Предыдущие главы были посвящены каждому из небожителей в отдельности, однако в большинстве легенд они действуют все вместе, как единая дружная группа. А потому ниже предлагается несколько легенд, рассказывающих об общих приключениях знаменитой восьмерки, и прежде всего — о том, как и зачем они переплывали море.

Рассказывают, что третьего числа третьего месяца, однако в каком году — неизвестно, восемь бессмертных были приглашены, как и ежегодно в этот день, на праздник Медового персика к владычице Запада. Настроение у всех гостей было прекрасное, и они, расслабившись, напились от души.

Когда прием закончился, восемь небожителей, один за другим, оседлали благовещие облака и поплыли в сторону материка Ин-чжоу (один из островов, где проживали даосы-бессмертные). Когда они добрались до берега Восточного моря, оказалось, что водная стихия разыгралась не на шутку. Огромные волны с белыми бурунами вздымались так высоко, что их вершины даже трудно было разглядеть. И тут вдруг раздался оглушительный звук; воды как бы расступились, обнажив на некоторое время дно, и все увидели огромный дворец из золота и яшмы, принадлежавший Царю-дракону. Небожители ахнули:

— Эти хоромы в десять раз больше, чем наш остров Ин! Ни на небе, ни в море второго такого не сыскать!

Люй Дун-бинь пьяно заявил:

— Я давно слышал о нем, а сегодня впервые увидел собственными глазами. Так неужели же я не воспользуюсь случаем и не отправлюсь в гости?!

Хань Чжунли тут же возразил:

— Говорят, Царь-дракон — широкая натура. Он чрезвычайно храбр и отчаян. Но в то же время он иногда ведет себя чересчур самоуверенно, а порой и просто зазнается. Говорят, он любит гостей, но при этом требует неукоснительного соблюдения определенных правил, а если их нарушают, гнев его не знает границ. К чему нам неприятности? Мы все выпили несколько лишних чарок; случись сказать что-то невпопад, мало ли что может произойти…

Тхе-гуай Ли тут же высказал свое мнение, выпучив круглые глаза:

— А я ничего не боюсь и считаю, что мы вполне можем следовать своим желаниям. Мы — знаменитые восемь небожителей, почему мы должны бояться какого-то дракона? Вы что, смеетесь?

Остальные призадумались, не зная, чью сторону принять. А Тхе-гуай Ли продолжил:

— Я бы еще понял, если бы у него были большие, острые, костяные рога; а то ведь так себе, всего лишь маленькие, мягкие рожки-наросты на голове. Я не боюсь! Готов ему их обломать!

Хань Чжунли холодно усмехнулся:

— Стоит тебе раскрыть рот, как изо рта реки-потоки льются, морскому проливу далеко до тебя! Но в пословице говорится, что о человеке трудно судить по его словам, пусть даже он произнесет их не меньше десяти тысяч. Я предлагаю всем вернуться домой подобру-поздорову.

Ли Тхе-гуай вспылил; наморщив выпуклый лоб, он заявил:

— Ты хочешь доказать мне, что дважды два — четыре, а трижды семь— двадцать один! Но я не желаю слушать прописные истины! — И он ударил по набежавшей волне кривой клюкой, которая наверху заканчивалась вырезанной головой дракона. При этом волшебная клюка вдруг превратилась в узкий, длинный челн с головой дракона на носу, и эта лодочка, как стрела, выпущенная из лука, рассекла воды моря и понеслась вперед, унося своего хозяина все дальше и дальше.

Опасаясь, как бы с Ли не случилось какой неприятности, Хань Чжунли тоже бросился вслед, при этом он сел, сложив ноги калачиком, на даосский барабанчик. Еще некоторое время были видны его обнаженные надутый живот и жирные груди, но вскоре он зажмурил глаза, спасаясь от соленых брызг, и полетел на волнах, гонимый ветром с большой скоростью, прямо ко дворцу Царя-дракона.

Третьим был Чжан Го-лао, которого очень легко выделить среди остальных по его белым, длинным, висячим усам и бороде. Он взгромоздился на лохматого ослика задом наперед и с криком "дэр-ду, дэр-ду!" ударил того каблуками в живот. Взлетела плетка, и ослик зацокал копытцами по воде, как по обычной дороге: "цха-цха-цха "

Изящный, красивый Хань Сян-цзы, слегка захмелевший и оттого особенно романтически настроенный, приложил к своим нежным устам дудочку и стал слегка дуть в нее, еле заметно прикасаясь пальцами к отверстиям. Дивные звуки растворились в пространстве, достигнув девяти небесных слоев. При этом морские девушки, очарованные, опьяненные волшебной мелодией, закружились в танце. В морской стихии образовался коридор, и девушки, нежно поддерживая Ханя, понесли его, танцуя, вперед.

Хэ Сень-гу с волшебной корзиной за спиной очаровала морских жителей женского пола другим способом. Известно, что в той корзинке ароматнейшие растения всех цветов и оттенков, какие только есть на знаменитой горе небожителей Кхунь-лунь. А какая женщина может остаться равнодушной к пленительным запахам? Естественно, жены, наложницы и дочери самого Царя-дракона, а также их прислужницы, креветки да рыбки, сначала, было, оробели, а затем, осмелев, бросились вылавливать из воды свежие цветы. Они прикрепили цветы к прическам и стали еще краше.

Хэ Сень-гу было не жаль цветов, брошенных в море. Ведь известно, что сколько ни вынимай из волшебной корзиночки, растений не станет меньше. Радостные и оживленные морские жители соорудили "цветочный паланкин" и понесли в нем Хэ Сень-гу прямо во дворец.

Люй Дун-бинь держал в руках даосскую метелочку и выглядел очень впечатляюще. Именно он затеял это путешествие, так что пора было и ему отправляться к морскому дракону. Он вынул из-за пояса желтую, гладкую тыкву-горляночку, встряхнул ее пару раз и открыл крышку. Тонкой струйкой стал выплывать волшебный туман, затем он сформировался в кудрявые разноцветные благовещие облака, на которых обычно передвигались бессмертные. На облаках образовалось сидение из лотоса, и Люй, удобно расположившись и скрестив ноги, полетел вперед, как на воздушной лодочке.

Родственника императора Цхао Го-цзю часто изображают с дощечкой для записи приказов. На этот раз в руках у него были китайские кастаньеты из звонкого бамбука, гладкие и блестящие, будто намазанные маслом. Он отбивал ритм и напевал известные лишь ему старинные мелодии.

Его "выступление" особенно понравилось древним черепахам, морским чиновникам-ученым. Они кивали в такт головами, и им хотелось одного: чтобы эта музыка звучала вечно. Поэтому они подплыли поближе, подставили свои спины и понесли на себе Цхао Го-цзю неожиданно быстро, рассекая ветер и волны: в воде черепахи намного проворнее, чем на суше.

Остался на берегу лишь Лань Цхай-хэ. Он не торопился, однако и медлить не стал. Осторожно опустил на волны нефритовую пластину, и при этом она заиграла-засверкала серебристыми лучами. Нежно касаясь воды, пластина заскользила по волнам, унося последнего небожителя во дворец.

А в это время Царь-дракон восточных морей, потягивая вино, зорко следил-патрулировал выпученными глазами. Он умел замечать все, и от его взгляда не укрылось бы ничего ни в одном из четырех направлений. Его зрачки засекли восьмерых небожителей, которые, используя свое волшебство-мастерство, направлялись к нему. Услышав музыку и шум, дракон заскрежетал зубами: “Они постоянно обижают меня! Подумаешь, группа каких-то грубых фокусников! Подучились слегка даосским штучкам, и дурят народ! Одно беспокойство от них!”

Раскрыл он огромную пасть, подобную красной лохани, и одним движением перекусил яшмовую пластинку Лань Цхай-хэ. Кусочки тут же пошли ко дну. А поскольку эта нефритовая дощечка была волшебной, равной которой не было ни на небе, ни на земле, благодаря ей дворец дракона вдруг засиял, будто его осветили одновременно и солнце, и луна, и звезды, и заря…

Оказавшись без своего сокровища, Лань Цхай-хэ стал горько сожалеть о том, что задержался-замешкался и не отправился раньше, в компании с остальными. Он пожаловался Ли Тхе-гуаю, самому вспыльчивому, и тот буквально исторг бурю гнева:

— Ну, мы ему покажем! Проучим так, что мало не покажется!

И он стал бить ногой в ворота дворца дракона, а рот его изрыгал проклятия:

— Я — Тхе-гуай Ли! Ты у меня заплатишь за все! Ты осмелился средь бела дня украсть волшебную дощечку из нефрита! Немедленно верни, а не то я сравняю твои хоромы с морским дном!

А дракон в это время развлекался с гостями, попивая вино. Услышав угрозы, он запрокинул голову и расхохотался: “Какой-то ничтожный, никчемный странствующий лекаришка, собирающий травы и неспособный вылечить даже собственную ногу с нарывами, осмелился явиться в мой священный морской дворец, да еще бранится Пылу много, а толку от этих слов нет. Ты переоценил свои силы и возможности!”

Тхе-гуай Ли не стал вступать в пререкания. Он бросил свой костыль в море, и тот превратился в огромного дракона, не менее десяти тысяч чжанов в длину. Из его пасти вырывалось пламя, и дворец в одно мгновение заполыхал.

Войско, состоящее из креветок-рядовых и крабов-генералов, тут же лишилось присутствия духа и разбежалось-попряталось, кто куда. Тут подоспели и остальные небожители, вступили в сражение. Хотел, было, дракон прорваться во дворец, чтобы спасти свою бесценную священную жемчужину, но не смог преодолеть заслон из бессмертных.

Так что не оставалось у него другого выбора, кроме как, затаив свою ненависть, смириться, сделать вид, что он сожалеет, послушно вернуть нефритовую дощечку, пригласить всех во дворец, соблюдая все церемонии, и признать, что он совершил преступление. А Тхе-гуай Ли он усадил как особого, почетного гостя.

Тогда и гости утихомирились, успокоились. Ли поднял свой костыль над головой, и на этот раз тот превратился в даосско-буддийскую метелочку. Взмахнул он ею, и огонь погас. Люй тоже помог восстановлению порядка и гармонии. Он побрызгал из своей волшебной тыквы-горлянки, и волны Восточного моря вновь стали лазурно-голубыми. С тех пор эту историю пересказывают из поколения в поколение.

Еще один вариант этой легенды

Итак, восемь бессмертных, сытые и довольные, возвращались с пира, где главным угощением были персики долголетия. Нахваливая еду и вина, они достигли берега моря. Пир проходил у владычицы Запада, т. е. на западе Китая, и они пересекли всю страну, добираясь до Восточного моря. Люй Дун-бинь предложил:

— Давайте на этот раз путешествовать не на облаках, а прямо по воде, и пусть каждый при этом использует свои волшебные возможности, согласны?

Все весело одобрили предложение, и Люй первым бросил свой меч в волны. Меч превратился в небольшую лодку, гонимую ветром.

Тхе-гуай Ли превратил свой костыль в огромную корягу из старого дерева и, удобно расположившись в ложбинке среди бугров, сучков и наростов, поплыл вперед.

Хань Сян-цзы уселся непосредственно в своей корзине с пышными цветами, которая сильно увеличилась в размерах и стала походить на цветочную лодочку. Над его головой — арка из ручки, на ручке развевается бант, а в руках — флейта, на которой он тут же принялся наигрывать мелодии, развлекая остальных.

Хэ Сень-гу обычно изображают с большим цветком лотоса на плече, который она держит за длинный стебель. Этот лотос она сделала еще более крупным, стала в середину цветка и поплыла стоя, похожая на богиню Гуань-инь.

Лань Цхай-хэ превратил свои нефритовые дощечки в каноэ, а Цхао Го-цзю трансформировал свои бамбуковые кастаньеты в плот.

Чжунли Цюань встал на веер из банановых листьев, а Чжан Го-лао оседлал бумажного ослика.

И достигли они именного того места, где под толщей воды располагался дворец Царя-дракона. Многокилометровый слой воды пронзил невиданный свет, разлилось сияние, которое исходило от волшебных атрибутов восьми бессмертных. Всполошились рыбы и рыбешки, рачки, коньки и осминожки, медузы, креветки и черепахи:

— Ой, что это?! — Ведь они привыкли к относительной темноте.

Сын дракона, кронпринц, в это время, сидя на коленях на пушистом ковре, сражался в облавные шашки с одной из дворцовых красавиц. Он никак не мог одолеть ее и потому похвалил:

— А ты неплохо владеешь техникой!

Та, польщенная, потупила глазки. Но тут вдруг лучи ярко осветили и столик, и их лица.

— Что это? Что за свет? — Изумленно воскликнули они, зажмурившись.

Придя в себя, дракон возмутился:

— Кто посмел выставить меня на обозрение всем, меня, кронпринца?! Эй, генералы-морские коньки! Немедленно принесите мне мою алебарду, я собираюсь разобраться во всем сам.

Он бросился с оружием вперед, рассекая воду, а за ним — смешное и нелепое войско: креветки, рыбки, коньки Когда дракон всплыл на поверхность, он уже сидел верхом на огромной рыбе, похожей на кита. Сияние, оказалось, исходило от бессмертных, которые спокойно переплывали море, покачиваясь на волнах, и лица их были безмятежны, тем более, что дракон всплыл позади них, и они его пока еще не заметили.

Зато тот приметил Хэ Сень-гу и тут же забыл, что только что гневался. “О-о-о, какая хорошенькая! — У него даже слюнки потекли. — Почему бы не украсть ее, пусть станет одной из моих наложниц!”.

Рядом с девушкой плыл Хань Сян-цзы, который увлекся игрой на флейте и ничего не видел. И только когда раздался громкий всплеск, — это дракон схватил красавицу и нырнул с ней в море, — Хань закричал:

— Сень-гу!

Первым бросился спасать свою подругу Люй. Он плыл под водой довольно быстро, но перед воротами дворца был вынужден остановиться — дорогу ему преградили стражники: акулы, медузы и ядовитые рыбы. Да только разве могла эта живность, пусть и опасная, справиться с Люем, защищавшим честь своей возлюбленной? Раскидав их в разные стороны с помощью волшебного меча, он прорвался во дворец и закричал:

— Эй, принц, немедленно освободи Сень-гу!

Люй стоял, заложив руки с мечом за спину, перед молодым повелителем морей, восседавшим на троне.

— А если не освобожу, то что? — Дракон издевательски приблизил свою морду к лицу Люя.

И тут начался поединок. Не желая терять силы и время, Люй быстрым движением выхватил тыкву-горлянку и вылил из нее что-то в морскую воду. В результате вода стала быстро нагреваться, пока не закипела. Тут дракону стало не до драки — унести бы ноги, и он бросился наутек. Почувствовав себя не мужчиной, а ребенком, ищущим защиты, он вбежал в зал, где на троне отдыхал старый, седой дракон. А тут и Люй его догнал.

— Как ты посмел войти сюда, — возмутился дракон-отец, обращаясь к небожителю, — ведь это священная резиденция!

— А знаешь ли ты, Царь-дракон, что твой сын, которого ты считаешь таким хорошим, обесчестил девушку, захватив ее силой?

При этом сын подошел поближе к трону, ища защиты, и опустил глаза; а стражники-креветки не могли скрыть улыбок.

— У меня свои способы и приемы, чтобы разобраться с провинившимся сыном, — ответил отец, — так что ступай пока, откуда пришел, и жди там, когда я освобожу Сень-гу, — и дракон сложил свои лапы на груди.

Но Люй вспылил и, приставив острие меча к груди дракона, возразил:

— Верни ее немедленно! Я уйду только с ней!

При этом тыква-горлянка плавала рядом с Люем и продолжала подогревать воду, теперь уже в зале Царя-дракона.

— Ох, Люй, ты со своей тыквой делаешь мое пребывание здесь невозможным, прошу тебя, заткни ее пробкой!

— Нет, я дождусь, пока вода закипит, если не вернете девушку!

— Ох, Люй, прости мне мою наглость Ой, горячо!!

Старик был готов сдаться, и тут молодой дракон, про которого все забыли, вдруг бросился с мечом на Люя с криком:

— Эй, друзья, хватайте его!

Силы были неравными. Люй взмок от прыжков, ибо он еле успевал увертываться от града ударов. А тем временем бессмертные на поверхности воды забеспокоились:

— Что же с Люем, уж не попал ли он в беду, отчего так долго не возвращается? — И шесть товарищей нырнули в воду.

Когда перед ними показался дворец, Ли крикнул:

— Быстро меняем внешность! Скорее превращайтесь в рыб!

Так им удалось беспрепятственно проплыть мимо стражи прямо во Дворец.

— Помогите, освободите меня, спасите! — Услышали они женский крик.

— Это Хэ Сень-гу, ее голос! — Узнали небожители и бросились в ту комнату, откуда раздавались просьбы о помощи.

И что они увидели? Хэ лежала на кровати, прижав руки к груди и поджав ноги, с ужасом глядя на дракона. А тот, сузив в улыбке глаза-щелочки, просил:

— Дай поцеловать тебя, сокровище мое! Не могу я тебя отпустить, ведь отец дал согласие на мою женитьбу на тебе, — и он широко развел лапы, пытаясь поймать девушку на широкой постели.

— С тобой все в порядке? — Услышала вдруг Сень-гу и увидела товарищей, вновь принявших свой обычный облик.

Досталось дракону, не готовому к обороне, со всех сторон! Он лежал, распластанный на полу, и видел перед глазами лишь непонятные вспышки и звездочки.

— Вздремни тут, принц, пока; а мы тем временем разыщем Люя, — бросил ему на прощание Чжунли Цюань, и небожители вновь превратились в рыб.

Но вот им показалось, что их кто-то преследует, следит за ними. И это было правдой. Путь им преградили три великана, абсолютно одинаковые внешне, с человеческими фигурами, однако у каждого были драконьи уши, рожки и хвосты.

— Вы обнаружены, можете не притворяться! — Рявкнули великаны, однако вид у них пока был безмятежным, и руки были спокойно скрещены на груди.

— Это знаменитые воины-драконы, три лучших воина Царя-дракона, — догадался Ли.

— А, так ты узнал нас, Ли, — усмехнулись те.

— Отпустите нашего человека, — попросили небожители.

— Сначала одолейте нас!

Сражение было невиданным, и от него содрогалась не только земля, но и небо. Драконы постепенно сдавали позиции, и Царь-дракон, наблюдавший за боем, испугался. Он упал и завопил в отчаянии:

— Ах, моя гвардия! Я потеряю их в этом сражении! Если так будет продолжаться, то пришельцы могут разрушить и мой дворец! Стоп! Прекратите баталию! Пре-кра-ти-те!

— Ну, если вы сами об этом просите — толстенький Чжунли Цюань насмешливо поклонился в знак покорности.

— Дорогие бессмертные! — Двинулся им навстречу с распростертыми объятиями дракон, — это всего лишь маленькое недоразумение, и мы его сейчас быстро уладим. Ведь в течение многих лет между нами были сердечные, дружеские отношения.

Небожители приняли предложенный мир; Люй, наконец, был освобожден.

— Позвольте пригласить вас на банкет в знак того, что проблемы между нами исчерпаны, — улыбнулся Царь-дракон.

Все пошли за ним в огромный зал, а дракон шепотом приказал огромному спруту: "Действуй!". Тот выпустил струю черной жидкости, и бессмертные оказались в непроглядной темноте. Однако ослик Чжан Го-лао вывел всех из грязной воды к чистой, прозрачной. Тут бы и расстаться, да Люй не выдержал:

— Я все же расправлюсь с ним! Этот дракон опять обманул нас…

Но Сень-гу ухватила его за рукав:

— Оставь его, иначе наша борьба будет продолжаться бесконечно.

Люй сразу притих и прислушался к совету женщины, и все небожители направились к поверхности воды, чтобы затем взлететь в небо; они решили, что морских приключений для них на этот раз достаточно.

Я пересказала две легенды, но мне больше нравится третий вариант, объясняющий знаменитую недоговорку.

Однажды, довольно давно, в Китае разразилась эпидемия чумы. И восемь бессмертных решили помочь людям. Для этого им надо было добраться до острова Пхэн-лай и собрать там специальную лечебную траву. Как известно, Пхэн-лай — остров небожителей, и лишь там росли необходимые целебные растения. Чтобы добраться до него, надо было пересечь море. Посоветовавшись, путь решили начать с горы Лао-шань (кто бывал в Пекине, вспомните знаменитую минеральную воду!), над которой всегда ясное небо, и воды вокруг которой прозрачны. А поскольку все они были в разных местах, то договорились встретиться на горе Лао-шань пятнадцатого числа восьмого месяца.

К месту встречи они отправились группами: Хань Чжунли, Цхао Го-цзю и Чжан Го-лао — из одного места; Люй Дун-бинь, Хань Сян-цзы и Лань Цхай-хэ— из другого, а Тхе-гуай Ли и Хэ Сень-гу под видом отца и дочери двинулись с гор Кхунь-лунь, где они в то время находились.

После того как собрались все вместе, они опустили на безбрежную гладь воды свои драгоценные предметы, волшебные атрибуты, и поплыли, используя каждый — свое мастерство. Легкий ветерок овевал их лица, и они, посмеиваясь и перешучиваясь, устремились к вожделенным берегам. Но смысл был в том, чтобы обогнать других, вырваться вперед, ибо соревноваться в добром деле — совсем не грех. Каждый хотел добраться первым и первым оказать помощь людям.

Кто оказался первым — нам неизвестно, зато с тех пор существует недоговорка:

(ба сень го хай— гэ сень шэнь тхун), т. е. "Восемь бессмертных переплывают море, и каждый выбирает свой способ".

В каких случаях эту фразу можно использовать? Допустим, вы — в окружении друзей. Вдруг зазвонил телефон, и оказалось, что вам надо срочно записать какие-то данные, а ручки под рукой нет. Вы вопросительно смотрите на друзей: "Ручку!" И тут каждый из них начинает поспешно искать: в сумках, в карманах, ибо каждый хочет первым протянуть необходимый предмет, проявляя заботу.

В этом случае вы вполне можете пошутить: "О! Восемь бессмертных переплывают море." И только тот, кто знаком с легендой, поймет смысл сказанного: "Люди соревнуются, спеша совершить добрый поступок".

Вы помните, что прежде чем отправиться за лекарственными растениями на волшебный остров, небожители должны были собраться в условленном месте, добираясь к нему группами. При этом хромоногий Ли с Хэ Сень-гу опоздали на два дня, заставив остальных изрядно поволноваться. И вот почему это произошло.

Тхе-гуай Ли предложил ей, отправляясь в дорогу: "Чтобы люди не догадались, что мы — небожители, давай представляться, как отец и дочь, которые спустились в долину с гор".

Когда они вступили на территорию знаменитых гор Лао-шань, то были поражены небывалой тишиной: куры не кудахтали, собаки не лаяли; эпидемия сразила всех — и людей, и животных. Те, кто остались еще в живых, со слезами то и дело обращались к божеству Земли в местном храме, так что даже высокий деревянный порог в нем не выдержал и сломался.

Хромой Ли вынул свою знаменитую тыкву-горлянку, перевернул ее и высыпал горсть волшебных пилюль. Он обратился к "дочери":

— Раздай по пилюле каждому из смертных.

А лекарство это было и впрямь удивительным: сначала тяжелая стадия заболевания переходила в более легкую, а через два дня болезнь и полностью исчезала. Люди выздоравливали, и это было удивительным. Вот только жаль, пилюли быстро закончились.

Эпидемия распространялась со страшной скоростью, и лишь богатые люди, у которых были огромные дворы и высокие стены, а в доме — полно еды, могли жить в полной изоляции и оставались здоровыми. Был в деревне богач по имени Сян Гун. Когда он однажды открыл ворота и высунул голову, просто из любопытства, он увидел Хэ Сень-гу, которая стучала во все ворота подряд, раздавая волшебные пилюли.

Богач был сражен ее красотой и изяществом, да так, что даже взмок от волнения, и ему показалось, что все его тело как будто покалывает иголочками, так что захотелось почесаться, как во время зуда.

И действительно, перед небожительницей было трудно устоять: лицо — как цветок персика, белые пальцы — тоненькие, как молодые росточки лука. Богач Сян Гун двинулся за ней следом, будто привязанный; смотрел в восторге и не мог наглядеться. Он не мог осмелиться, протянув руку, прикоснуться к ней, и все продолжал следовать за девушкой на заплетающихся ногах. Заметив это, Хэ Сень-гу вспыхнула, будто щеки огнем опалило, но сама за себя постоять она не могла, поэтому обратилась к Ли Тхе-гуаю:

— Отец, я помогаю людям, как мы и договорились, но мне пришлось столкнуться с недобрым человеком. Как мне поступить в этой ситуации?

"Отец" рассмеялся:

— Мы и так задержались, потеряли время. Не стоит связываться с этим нахалом. Ты же знаешь, что простые смертные способны сильно пострадать даже от обычного прикосновения небожителей.

— Ты очень красноречив! Но мне не нравится, как ты рассуждаешь

А тут и помещик-богач оказался рядом. Едва взглянув на хромого, он подумал: "Да ведь это обычный крестьянин! Как же могла родиться такая изысканная красавица в простой бедняцкой семье; вот уж поистине, "из гнезда ку-рицы вылетел золотой феникс!" Однако если я хочу завладеть ею, я должен проявить учтивость". И, поклонившись, богач обратился к старику Ли:

— Уважаемый господин! Я заметил красоту вашей дочери. Почему бы нам не породниться домами?

— Я не против, — рассмеялся Ли, — но знаешь ли ты, что моя дочь очень искусна, а поэтому предлагаю тебе устроить с ней состязание в военной борьбе. Победишь ее — отдам тебе в жены. Ну, как, согласен?

— Нет, уважаемый господин, я не силен в военном искусстве. Никогда не увлекался, не занимался этим в молодости. Я считаю, что главное в жизни— деньги; даже если у тебя горы золота и серебра, все равно нельзя сказать, что этого достаточно.

Хромой Ли рассмеялся:

— Богатством меня не удивишь, это не диковинка, а в военном искусстве ты слаб. Что же делать Но бегать-то ты умеешь?

— Это можно.

— Вот и посостязайтесь. Дочь побежит впереди, а ты догоняй. Настигнешь — будет твоей женой.

Затем отец обратился к Хэ Сень-гу:

— Ну, давай, девушка, вперед! Ведь один твой шаг равен его десяти!

Девушка побежала, Сян Гун бросился вдогонку, думая: “Не может быть, чтобы я ее не догнал?” Но как “жених” ни старался, догнать не мог; ведь Хэ Сень-гу была небожительницей. Она как будто издевалась над ним: бежала то быстрее, то медленнее. Сян Гун уже запыхался, выбился из сил. По лицу струился пот, ноги подгибались; он сорвал с себя шапку и отбросил ее — и без того жарко!

Самое обидное, что за ним следовал хромой старик, ничуть не отставая и ничуть не запыхавшись, да еще посмеивался. Увидев, что Сян Гун отбросил шапку, старик тихо произнес: "Превратись!" И шапка тут же превратилась в каменную гору. Она и по сей день существует, являясь одним из красивейших мест в окрестностях горы Лао-шань, и так и называется: Сян Гун мао, т. е. Шапка Сян Гуна.

А двое молодых продолжали бежать. Сян Гун весь обливался потом, но одежду не осмеливался снять, — как он предстанет перед девушкой в голом виде? Поэтому он сбросил обувь и побежал дальше босиком. При этом старик Ли вновь, смеясь, приказал: "Превратись!" И обувь тоже превратилась в горы. Их так и называют: Каменные сапоги горы Лао-шань.

И чем же закончилось это состязание? Добежали они до дворца под названием Родник, и Хэ Сень-гу подумала: "Конечно, этот человек — негодяй, надо бы его проучить! Но с другой стороны, нельзя же заморить его до смерти." И она остановилась. Однако Сян Гун оказался не таким благородным. Он под бежал к Хэ Сень-гу и схватил ее за рукав:

— А ведь я догнал тебя!

В это время из дворца вышел хозяин; это был даос, который как раз начал выполнять упражнения с мечом по правилам старинной гимнастики тхай-цзи. Оценив ситуацию, он воскликнул громко:

— Что за невежа, что это за молодой злодей?!

Услышав это, Сян Гун ослабил хватку. А тут и хромоногий подоспел, посмеиваясь.

— Что ты смеешься, ты лучше скажи, как мне быть? — Обиделась "дочь".

— А ты сними рукав!

А и правда! Девушка проворно выскользнула из рукава. И когда она его снимала, а рукава были длинными, до пола, то слегка задела Сян Гуна по лицу. Как и предупреждал хромоногий, то, что для небожителя — легкое движение, то для простого смертного — сильный удар. Как только рукав коснулся лоснящегося лица Сян Гуна, он упал и кубарем покатился под уклон. И тут все увидели, что его лицо превратилось в блин, который пекут из муки, но только исходил от него какой-то фиолетовый отсвет.

Даос, сделав красивый выпад с мечом, обратился к старику:

— Как вас звать-величать, уважаемый?

— Имя мое— Ши Ба-цзы

А это— моя дочь, зовут ее Маленькая Жительница гор

Путь нам предстоит неблизкий, поэтому друг другу помогаем, друг друга поддерживаем. И, обернувшись к Хэ Сень-гу, он сказал:

— Пойдем, доченька!

Даос смотрел вслед удаляющимся фигурам; одна шла легко, другой прихрамывал. Через минуту и тени от них не осталось, будто растаяли. А даос вдруг остолбенел, как бы превратившись в памятную стелу. Затем хлопнул себя по лбу: “И где были мои глаза!” “Ши Ба-цзы” — это ведь зашифрованная фамилия хромоногого Ли, Тхе-гуай Ли! А “Жительница гор” — зашифрованное слово “небожительница”! Так вот почему он так быстро передвигался: один шаг, и он уже на вершине горы Лао-шань”.

Дело в том, что фамильный иероглиф Ли

состоит из следующих элементов: 十 (ши — "десятка"), 八 ба — "восьмерка") и 子(цзы — "сын"); Ли как бы продиктовал последовательность написания своей фамилии. А "жительница гор", шань жэнь (山人), это описание иероглифа сень ((仙).), т. е. "небожитель", "волшебник". Кроме того, этот иероглиф является частью имени Хэ Сень-гу.

Путешествие на супер-гору

В районе г. Ханчжоу, что на юге Китая, в пров. Чжэ-цзян, есть огромная, просто супер-гора под названием Приют цветущей сливы. Ее назвали так оттого, что гора покрыта сливовыми деревьями, особо пышно цветущими по весне.

Китай, как известно, страна горная, и камни в горах порой бывают особенно причудливыми. А если еще добавить воображение Мне кажется, что в любой местности Китая для каждого камня необычной формы существует своя легенда, поясняющая его происхождение. Вот и в окрестностях Ханчжоу рассказывают такую историю.

Однажды весной Хань Чжунли, Чжан Го-лао, Хань Сян-цзы, Тхе-гуай Ли, Люй Чхунь-ян, Цхао Го-цзю, Лань Цхай-хэ и Хэ Сень-гу получили приказ Яшмового императора. Им было велено отправиться к Восточному морю и пригласить на банкет Царя-дракона, владыку морей.

Задание было выполнено очень быстро, восемь друзей, как говорится, сэкономили время и решили прогуляться, полюбоваться знаменитой горой Приют цветущей сливы. По этому случаю они приняли облик обычных людей, чтобы не привлекать внимания местных жителей.

Все восемь исходили гору вдоль и поперек, то поднимаясь на вершину, то спускаясь к подножию. Нагулявшись, они почувствовали усталость и решили присесть, отдохнуть, однако в горах, естественно, никто не приготовил для них скамеечек. Да и аппетит после прогулки проснулся, а на вершине горы — лишь разноцветные цветочки растут, и — ничего съестного.

Люй Чхунь-ян вызвался отправиться в ближайший г. Ханчжоу, чтобы добыть еды и вина, а когда он вернулся с припасами, все восемь принялись за изготовление скамеечек; при этом каждый использовал подручный материал, а главное — свое волшебное мастерство. В результате каждый обзавелся каменным продолговатым сидением, а затем сообща соорудили и каменный стол.

Дружно рассевшись вокруг каменной столешницы, они, как это было принято в старину, прихлебывали вино и любовались пейзажем. Вдруг раздался громкий звук "крак!" Это жующему Люй Чхунь-яну на зуб попался вдруг камешек. Он выплюнул камешек-горошину, и тот, к удивлению окружающих, покатился вниз по западному склону. Остановился он лишь тогда, когда оказался на берегу речушки.

Это только говорится, что — "камешек". Когда вокруг не было простых смертных, небожители становились высокими и крупными; и то, что для них — песчинка во рту, на самом деле — приличный булыжник. Итак, этот "камешек" скатился со склона и остановился как раз между речушкой и горной тропинкой. Едва прекратив свое движение, он вдруг стал быстро увеличиваться в размерах. Сообразив, что валун вот-вот перекроет тропинку, Люй Чхунь-ян закричал: — Остановись!

И его окрик возымел действие, как ни странно. И по сей день можно увидеть этот высокий валун.

Наевшись и напившись до отвала, решили еще раз, напоследок, полюбоваться цветением сливы. Но вдруг услышали тяжелые удары колокола с неба: дан-дан-дан! Это созывали всех на аудиенцию к Яшмовому императору. Опоздаешь — будешь наказан. Так что, хоть и с сожалением, восемь друзей покинули гору.

А поскольку небожители очень торопились, то, вставая, опрокинули свои скамеечки, которые потом превратились в огромные камни. И по сей день восемь камней лежат все там же. И каменный стол остался; это тот самый валун, который сейчас называют "столом восьми небожителей" и демонстрируют туристам.

Как возник холм Цюнь-шань

В пров. Ху-нань есть знаменитое озеро Дун-тхин ху, а прямо в озере есть остров-холм, остров-гора. Как он возник, рассказывается в следующей легенде. Ее вы можете услышать от жителей селения у подножия горы.

Недалеко от реки Персиковый цвет есть небольшая гора, носящая название Лэй-ши-лунь, т. е. Нагромождение камней. На вершине горы всего лишь два огромных камня, причем один нависает над другим, а между ними — пустота. Разве не удивительно?

Много-много лет назад, глубокой ночью, бродил в горах молодой охотник. Устав, он прилег на вершине, чтобы вздремнуть, но тут вдруг увидел разноцветные благовещие облака, опустившиеся на макушку горы, а затем его взору предстали и несколько человек, которые несли груз на плечах: камни и землю. Один из них произнес:

— Передохнем здесь, а заодно дождемся Тхе-гуай Ли.

Охотник понял, что это знаменитые восемь небожителей. Он пригнулся пониже, спрятавшись в траве, и стал наблюдать. Он узнал Хэ Сень-гу, Люй Дун-биня, Хань Сян-цзы, Цхао Го-цзю, Лань Цхай-хэ, Чжан Го-лао и Хань Чжунли. Не было лишь Тхе-гуай Ли.

Молодой человек стал прислушиваться к разговору и понял, что восемь небожителей после того, как пересекли море, заметили, насколько красива в этих краях панорама на воде, и, обсудив, решили построить остров на озере Дун-тхин ху, откуда можно было бы наслаждаться красотами природы. Именно поэтому они сегодня и пришли к озеру, нагрузив корзины землей и камнями. А набрали они всю эту тяжесть на своей любимой горе Кхунь-лунь.

Поскольку хромой Ли опирался на костыль, то вечно отставал от них. Вот и в этот раз группа расположилась на отдых, дожидаясь его. Через некоторое время Люй Дун-бинь не выдержал:

— Хань Сян-цзы, заиграй-ка на своей флейте, поторопи Тхе-гуай Ли!

Хань Сян-цзы стал наигрывать, но Ли так и не появился, поэтому, потеряв терпение, группа подхватила свои корзины и, оседлав облака, отправилась в путь. Только, было, изумленный охотник хотел выбраться из зарослей, как заметил еще одно облако, опустившееся на гору. Ковыляя, хромой Ли прошелся по горе, озираясь и бормоча: "Эх, услышав мелодию Хань Сян-цзы, я заторопился. Так спешил, что сбросил вниз и землю, и камни, а они меня так и не дождались; наберу-ка я здесь камней и песка, чтобы они не смеялись надо мной, упрекая, что я пришел с пустыми руками". И начал Ли нагребать почву в свою корзину: справа зачерпнет, слева зачерпнет…

Разволновался охотник: на ладони небожителя свободно умещался булыжник. Эдак он соберет всю почву из уезда, затем — всю землю из округа "Мы из поколения в поколение возделывали землю вокруг озера, поливая ее потом, чтобы вырастить для себя пропитание. А этот хромоногий наберет пару корзин почвы, и у нас совсем не останется полей, чтобы возделывать", — подумал он. Заметив костыль, охотник схватил его и убежал, чтобы хромой Ли не смог унести в корзинах землю.

Тем временем, подобрав очередной булыжник, Ли разогнулся и протянул руку за костылем, однако не обнаружил его. Рассердившись, он взлетел на соседний холм и вдруг булыжник, который он прижимал к груди, выпал и покатился вниз. Ли проследил взглядом за его падением.

— Ах, так вот кто унес мой костыль! — Ли заметил внизу охотника.

Подхватив другой булыжник, Ли бросился в погоню. А поскольку он был на облаке, то очень быстро настиг молодого человека. Охотник в это время как раз стоял на камне, который скатился с горы, будучи выпущенным из рук небожителя.

— Немедленно верни костыль!

— Верну, если не будете отбирать у нас почву!

Ли рассердился, поэтому, закричав, обрушил на охотника камень, что был в руках. Но в последний момент, когда булыжник был уже в воздухе, молодой человек успел подпереть его костылем снизу. И, удивительно, камень не упал, а так и остался лежать на торце палки. Стоя на облаке, Ли прокричал:

— Верни мою клюку, если не хочешь погибнуть! В противном случае я сотру тебя в порошок!

Изо всех сил удерживая в вертикальном положении костыль, на верхушке которого лежал огромный камень, молодой человек ответил:

— Если вы унесете отсюда хоть крупицу земли или камня, я разотру в порошок ваш костыль!

Проговорив это, он ослабил руку, и камень, и клюка стали падать. В тот момент, когда камень должен был накрыть собой клюку небожителя, Ли приказал:

— Остановись!

И камень, подобный маленькой горе, вдруг полетел в обратном направлении, все дальше от клюки. В это время послышались звуки флейты Хань Сян-цзы. Подняв голову, Ли увидел, что группа небожителей сидит и пирует на только что сооруженном острове, в самом его центре (это и есть нынешняя Цзинь-шань).

Ну, раз остров построен, Ли решил, что ни земля, ни камни ему уже не нужны, и, подхватив костыль, направился к друзьям, чтобы присоединиться к пиршеству.

А поскольку он потерял интерес к камню, которому приказал остановиться, то булыжник так и остался в воздухе, нависая над другим, что лежал чуть ниже. Эту композицию местные жители и называют Лэй-ши-лунь, т. е. "Нагромождение камней".

Как небожитель пас уток

Рассказывают, что давным-давно небожители возвращались однажды с пира Медового персика у матушки Си Ван-му, и захотелось им побродить по земле, посмотреть, как живут люди.

Опускаясь вниз на своих благовещих кудрявых облаках, они заметили группу солдат, отбывавших наказание позади горы. Эти узники, совершенно измученные, строили крепостную стену, выкапывая из земли камни. Но откуда на этой горе взяться хорошим, подходящим камням? Повсюду — толстый слой желтой земли, и лишь совсем немного камешков величиной не больше пиалы.

Разве можно в таких условиях построить прочную стену? А солдаты, совершенно измученные, все копали и копали; вот попалось несколько крупных камней, остальные же — мелочь, крошечные осколки развалившейся когда-то скалы И тут Люй Дун-бинь обратился к остальным:

— Посмотрите, у них взмокли спины, до чего же тяжело бедолагам! Что, если мы поможем, добудем для них гору крупных, прочных камней?

Однако бессмертные не согласились с ним. Хэ Сень-гу сказала:

— Я чувствую, что это недобрые люди, над ними буквально клубится энергия зла. Потому их и сослали на строительство, поручив такую адскую работу, что это — преступники.

Ли Тхе-гуай добавил:

— Небожительница права, они сосланы генералом за пределы города Лу-чхэн, поскольку были на стороне свирепого князя Чжоу. Я считаю, что помогать приспешникам этого кровожадного князя — все равно, что наносить вред всему обществу.

Люй в душе, возможно, и согласился с товарищами, однако слова уже были произнесены, и гордость не позволила ему "вернуть их обратно", и он продолжал упрямо настаивать:

— Не хотите, не надо. А я помогу им. Если же окажется, что все они действительно преступники, то наказать их будет никогда не поздно.

И Люй полетел к Южному морю за камнями.

На следующий день во время пятой стражи, когда на востоке только-только начало светать, на песчаном берегу моря послышались хлопающие звуки. Это стая уток покинула берег и полетела в сторону древней столицы.

Через некоторое время не берегу оказался старец; в высохшей руке он держал шест, с которым в Китае обычно пасут уток. Он подошел поближе к воде и обратился к молодой женщине, которая стирала белье на большом валуне:

— Невестушка, я тут уток пасу, не видела ли ты, куда подевалась моя стая?

Не поднимая головы, девушка ответила:

— С чего ты взял, что это утки? Это же просто камни; не стая уток, а груда камней!

Не успела она произнести фразу, как стая уток, которые к тому моменту достигли уже середины горы, действительно превратились в камни. Поднявшись повыше и увидев это, старик удивился. Оглянулся на стиравшую, а ее уже нет на прежнем месте. Поднял голову, а на облаке стоит Хэ Сень-гу и смеется:

— Эй, ты ищешь прачку? Я здесь!

Старик добрался до вершины горы, воткнул в сердцах свой шест в почву, оседлал благовещее облако и бросился вдогонку за Хэ Сень-гу. Оказывается, старец и был Люй Дун-бинем. Ему с большими трудностями удалось набрать множество камней на берегу моря в Цюань-чжоу, что в пров. Фу-цзянь, и он превратил их в уток, чтобы они сами добрались до нужного ему места. Разве мог он предположить, что Хэ Сень-гу помешает ему Разозлился он страшно, вот и бросился за ней.

А гора с тех пор и по сей день покрыта множеством крепеньких кругленьких камней, которые блестят на солнце своими гладкими боками. И место это с тех пор называется Небожитель, погоняющий уток.

А еще позже среди нагромождений этих удивительных камней развелись дикие пчелы. Их гнезд было так много, что пчелы тучами летали над горой. И сейчас их там огромное количество. А шест, воткнутый когда-то небожителем на вершине горы в землю, пустил корни и дал потомство. С тех пор вся гора поросла рощами листоколосника, т. е. мохнатого бамбука.

Островок Чхун-дань и гора Дун-чжэнь

В этой легенде, как и во многих других, дается пояснение, почему местные природные достопримечательности носят именно такое название. Например, в пров. Чжэ-цзян прямо в море, недалеко от Юй-хуань-дао, есть две небольшие горы, по форме очень напоминающие хлебные пампушки. И внутри каждой горы есть пещера, поэтому люди так их и называют: Пещерные горы. Причем, в горе, что расположена южнее, и пещера побольше; а в северной — чуть поменьше.

Недалеко от этих гор, перед входом в лагуну есть каменистый вытянутый островок, по форме напоминающий коромысло, отчего его так и окрестили: остров Коромысло. Вот об этих двух горах и длинном островочке и существует древнее предание.

Говорят, будто давным-давно селение Юй-хуань-дао было отделено от суши глубоким-глубоким проливом, оттого и осталось в названии города слово “дао”, т. е. “остров”. Течение в этом проливе было необыкновенно стремительным, со множеством водоворотов, больших и маленьких, которые в течение многих лет, как кровожадные пасти, заглатывали все живое.

Рассказывали, что эти омуты — задумка самого Царя-дракона, что владычествует в Восточном море; таким образом он, якобы, обезопасил вход на свою территорию. Больше того, он повелел своим стражникам-водяным неустанно курсировать с инспекцией именно в этом страшном месте. Для многих рыбаков не было ничего более ужасного, чем этот пролив, и между собой они называли его Воротами дьявола.

В тот вечер, о котором рассказывается, старик Ли решил посовещаться кое о чем с остальными небожителями, но те отмахнулись, т. к. собрались на званый пир Медового персика. И надо же было старику Ли поделиться своей идеей с Люй Дун-бинем! Он поведал, что намеревается принести две горы, чтобы перекрыть ими пролив. Люй же в тот момент был настроен совсем на другое, поэтому он возразил:

— И зачем тебе это надо, не загружай сердце и голову ненужными заботами. Пойдем лучше с нами!

Услышав разговор, подошел и Чжан Го-лао:

— А что в этом плохого, идея хорошая! Как говорится, дерзай! Но помни, что надо быть осторожным, чтобы не прознала стража. Перегородить вход в пролив можно лишь ночью, когда водяные спят. Но как только в горах пропоют дикие петухи, стражники проснутся, и если не успеешь, считай, дело пропало.

Не теряя времени, Ли бросился к Южному морю, на берегу которого были бамбуковые рощи. Он срубил один гибкий ствол "мохнатого" бамбука и сделал из него коромысло. Затем прикрепил к обоим его концам по небольшой горе, круглой, как аппетитная пампушка, и поспешил к проливу с водоворотами. Эти горы были такими тяжелыми, что Ли весь взмок. По дороге он еще и костыль потерял, потому что тот только мешался, и ковылял по дороге, прихрамывая еще сильнее, чем обычно.

Когда старик Ли добрался до пролива, отдуваясь и тяжело дыша, он взглянул на небо: "Рано еще, не рассвело, успею!". Поднял он, было, руку, чтобы утереть пот со лба, да так и застыл, потому что в горах где-то поблизости вдруг громко пропел петух-фазан. И враз воздух был пронзен множеством голосов других петухов, которые подхватили пение заводилы. Дозорные-лешие, пробудившись ото сна, схватили свои алебарды и принялись за работу, проплывая с дозором вдоль пролива.

Поднял Ли Тхе-гуай глаза и увидел Люй Дун-биня, сидящего на горе Петушиный гребень. Тот наблюдал за всем происходящим и тихо посмеивался. Рассерженный Ли наклонил коромысло, камни-горы и выкатились, а вслед за ними полетело и коромысло, отброшенное в сердцах стариком. Так в течение одной ночи в тех краях стало на три острова больше.

Дерево с плоскими персиками

Никогда до приезда в Китай я не видела плоских персиков, поэтому они поразили меня и формой, и сладостью. И есть их очень удобно — откусываешь, как лепешечку; не то, что круглые, крупные плоды, когда не знаешь, с какого боку подступиться и как откусить, чтобы не залиться соком.

Оказывается, именно плоские персики росли в знаменитом саду Небесной матушки, владычицы Запада, а потому именно они считаются плодами долголетия. В предлагаемой легенде рассказывается, как знаменитые персики попали к нам на землю.

Люди, живущие в окрестностях горы Лао-шань, что в пров. Шань-дун, многое знают о деревьях с плоскими персиками, растущими в их краях вокруг башни Шу-си-лоу. Но мало кто знает, кто вырастил самое первое дерево. А дело было так. Давным-давно некий даосский монах спустился с горы и у подножия холма вдруг услышал плач ребенка.

Крик раздавался из зарослей травы. Монах пошел на звук и увидел спрятанного в ворохе травы младенца, пухленького, беленького, с нежной кожей. Это был мальчик. Он в мгновение ока очаровал даоса так, что тот сбросил с себя халат, укутал в него младенца и отнес в храм. Он кормил мальчика тем, что и сам ел: рисом, отварами, бульонами И ребенок постепенно рос, набираясь сил. Его полюбили все, кто его знал.

С тех пор как он появился в стенах храма, он ни разу не болел, с ним ни разу не приключилось никакой беды. И чем старше становился малыш, тем больше он нравился окружающим; крупные глаза, румяные щечки, изогнутые брови, блестящие черные волосы

Когда ему исполнилось пять или шесть лет, старый даос стал обучать его грамоте; в семь — восемь лет начал знакомить ребенка с даосскими сутрами, с даосским учением. Память у него была поразительной. Чем бы он ни занимался в данный момент, стоило учителю прочитать какой-то отрывок, и мальчик запоминал его навсегда.

К двенадцати — тринадцати годам он уже знал наизусть содержание всех книг, что хранились в монастыре. Порой, увлекшись, он мог с упоением читать три дня и три ночи подряд. И за это старый даос любил его еще больше. Однако стали замечать, что его любовь к чтению переходит в странность. Он как будто впадал в транс и все время бормотал, повторяя все прочитанное. Если ему встречался человек, независимо от того, знаком он был с ним или нет, мальчик тянул его за руку, заставляя сесть, и начинал декламировать ему то, что заучил. Поэтому и монахи-послушники, и жители окрестностей стали называть его "дурачком-даосом".

Весть о его ненормальности передавали из уст в уста, пока она не долетела до ушей старого даоса. И тот стал внимательно наблюдать за ребенком. День, два, неделя прошли, и даос стал замечать, что мальчик часто садится на землю и смотрит остекленевшими глазами на небо, и при этом постоянно что-то бормочет. А иногда в полночь убегает за ворота храма и направляется к башне Шу-си-лоу. Там останавливается перед высоченной каменной стеной, окружающей башню, и начинает смеяться, разговаривая сам с собой.

Закончив "беседу", пытается вскарабкаться на стену, цепляясь за выступы, просовывая пальцы и ступни в щели и трещины. Таким образом он тренировался и день, и два, и три Прошло какое-то время, и мальчику уже не составляло труда преодолеть большую часть стены — он взбирался уже выше середины.

Даос начал переживать, беспокоиться. Он боялся, что ребенок, который постоянно читает книги, может переусердствовать и навредить здоровью, тронуться умом, как говорится. Поэтому он стал ежедневно отправлять приемного сына вместе с другими послушниками работать в поле, чтобы тот хоть чуть-чуть отвлекся сердцем и душой, разгрузил голову. Но ребенок настолько пристрастился к книгам, что стал одержимым. Куда бы он ни пошел, куда бы его ни отправили, он повсюду принимался за чтение. Даже во сне он бормотал то, о чем читал днем — тексты священных книг.

А надо сказать, что восемь бессмертных в тот день, третьего числа третьего месяца, были приглашены на пир Плоского персика, который, как всегда, организовала матушка Си Ван-му. Там они наелись-напились-навеселились, и как раз возвращались домой. Путь пролегал через горы Лао-шань. Времени свободного было полно, и у них возникла идея. Лань Цхай-хэ, который шел впереди, взмахнул рукой и преградил путь идущим за ним:

— Друзья, я слышал, что в окрестностях башни Шу-си-лоу необыкновенно красивые места. Почему бы нам не погулять, не полюбоваться пейзажем?

Ли Тхе-гуай откликнулся, хлопнув ладонью по своей драгоценной тыкве-горлянке на поясе:

— Я согласен! Я прихватил с собой прекрасного вина, которым нас угощали на пиру! Пропустим по рюмочке, оценим красоты природы…

И все стали дружно спускаться на своих облаках прямо на крышу башни Шу-си-лоу. Затем все расселись на циновках, спустившись на землю, и стали наслаждаться лунным сиянием и красотой пейзажа под серебристыми лучами. Вокруг башни — горные вершины, стройные, тянущиеся прямо к небу, а на небе — удивительные, загадочно мерцающие звезды. В центре всего этого великолепия — сама башня.

— Эта уединенная башня — как остров мечты! Выпьем за это великолепие! — Предложил Ли Тхе-гуай, а затем тыква-горлянка пошла по кругу.

Сосуд с вином трижды обошел всех пирующих, когда Чжан Го-лао вздохнул: — Эх, жаль, что тут не растут плоские персики, не то можно было бы собираться тут время от времени и устраивать на земле, как и на небе, пир Плоского персика.

Остальные согласились с ним. А Лань Цхай-хэ, посмеиваясь, торжественно протянул свою знаменитую корзину:

— Взгляните-ка сюда, братья!

Люй Дун-бинь тут же выхватил корзинку и стал считать плоды: не больше, не меньше, а ровно восемь огромных плоских персика, сладких, как мед. И лишь одна Хэ Сень-гу, единственная женщина среди них, держалась особняком и выглядела печальной. Она вспомнила, как однажды, много лет назад, она оказалась в этих местах впервые. В тот год она только-только была приобщена к сонму бессмертных небожителей и собиралась лететь к небесному дворцу на аудиенцию к Яшмовому императору.

Путь ее проходил через эту местность, мимо Хуа-лоу-шань. Пикантность ситуации заключалась в том, что Хэ Сень-гу была беременной, на сносях. Пытаясь избежать огласки, она родила здесь, в этом уединенном месте. Она побоялась насмешек и решила не брать младенца с собой на небо, в императорский дворец. Проявив жестокость, она отказала ребенку в своей любви и заботе; рядом с горной тропинкой соорудила гнездо из травы и уложила туда своего мальчика. Между бровей ребенка она нарисовала красное пятнышко, чтобы позже по этой метке разыскать и узнать его. И вот сейчас этому мальчику, по ее подсчетам, должно быть как раз 18 лет. Где-то он сейчас скитается, бедолага

Только она подумала об этом, как вдруг увидела голову паренька, торчащую над стеной с северной стороны башни. И как только он смог вскарабкаться на такую высоту! Он уселся на стене поудобнее и стал осматриваться. Когда он увидел, что во дворе сидят восемь человек, пьют вино, о чем-то говорят и смеются, он тоже невольно рассмеялся, заразившись их весельем. Неожиданный смех испугал бессмертных; они оглянулись и увидели юношу лет семнадцати — восемнадцати, сидящего позади них на стене.

— Надо бежать! — Подумал каждый. Они оттолкнулись от земли, подпрыгнули и взлетели, оседлав облака.

Что же касается Хэ Сень-гу, то, когда она увидела мальчика, сердце ее дрогнуло. Она всмотрелась пристальнее в его лицо, освещенное луной: между бровей у него было крупное красное пятнышко, которое сразу бросалось в глаза. Это была ее плоть и кровь; их глаза встретились, в них были и удивление, и радость. У матери по щекам покатились слезы, она хотела броситься к мальчику, но побоялась присутствующих друзей-небожителей. Поэтому она лишь протянула ему персик, который был у нее в руке, а затем взлетела на благовещем облаке вслед за остальными.

Так что через мгновение на высокой стене башни остался лишь один “монах-дурачок”. Увидев удаляющиеся фигуры, он побежал, было, за ними, да разве угонишься Оставалось лишь сожалеть о том, что они вспорхнули-улетели, и что именно он вспугнул их. Опустив голову, мальчик вдруг случайно увидел большой персик, лежащий у его ног, о котором он совсем забыл. Подняв крупный плод, монашек откусил, ощутив во рту медовую сладость. Кроме того, он вдруг почувствовал дивный аромат и прохладу, будто оказался в тенистой роще. После первого кусочка ему захотелось откусить еще Проглотив второй кусочек, захотел съесть еще и еще Не заметил, как в мгновение от огромного персика осталась лишь косточка, гладкая и скользкая, дочиста обглоданная.

Мальчик забросил ее в груду камней, и она, ударившись о твердое, завертелась сначала на месте, а затем отлетела в юго-восточный угол и там замерла. А дальше произошло удивительное, вы даже не поверите: косточка вдруг пустила корни, а вслед за этим проклюнулся и зеленый росточек. Камень, на который она упала, вдруг треснул, и корешок проник глубоко в щель. Деревце стало расти на глазах, на нем зацвели цветы, розовые, очаровательные. Мальчик не успел полюбоваться ими, как завязались плоды. Яркие краски радовали глаз: листья изумрудные, цветы — красные, персики — желтые, аромат— дивный!

Ветки были густо облеплены плодами, однако мальчик быстро справился с ними; он ел до тех пор, пока не съел все. Только после этого он почувствовал, что насытился, а потому хотел, как обычно, вскарабкаться на стену, чтобы покинуть башню. Но ему не пришлось взбираться по каменным уступам, потому что тело его вдруг, сделавшись необыкновенно легким, приподнялось в воздухе, и он без усилий взлетел, улетая все дальше в том направлении, где скрылись на клубящихся облаках восемь бессмертных.

Впоследствии люди рассказывали, что этот маленький монах, наевшись волшебных персиков, тоже стал небожителем и отправился на поиски своей матушки Хэ Сень-гу. А во дворе высоченной башни Шу-си-лоу с тех пор растет и плодоносит это дерево с плоскими персиками.

Два двухголовых

В одной деревне, что располагалась за горой, жили два крестьянина с одинаковыми кличками. Оба они занимались закупкой скота, и одного звали восточным Двухголовым, другого — западным Двухголовым. Дело в том, что у одного висела огромная опухоль-шишка у основания левого уха, а у другого — такая же опухоль у правого. Первый из них был очень добрым и честным, второй — хитрым и коварным.

Однажды честный парень, восточный Двухголовый, был занят срочными делами, а потому попросил западного помочь ему продать скот. Западный тут же и замыслил недоброе, чтобы и деньги чужие прикарманить, и от "коллеги" избавиться. Он пропадал где-то в течение нескольких дней, а потом, вернувшись, забежал в дом к восточному, притворившись запыхавшимся и взволнованным:

— Ты просил меня помочь продать твоих коров, но они разбежались от меня, я потерял их возле южной горы. Бежим скорее искать!

Восточный принял все за чистую монету и бросился к южной горе, чуть не выламывая ноги. Когда прибежали к подножию, начало уже смеркаться, и хитрый западный предложил заняться поисками рано утром, а пока заночевать в пещере.

Только восточный, простодушный, заснул, как коварный соперник выскользнул тихонько наружу, разыскал и подкатил ко входу огромный камень, чтобы закрыть отверстие. Спящий оказался в западне, выход ему был отрезан, а чтобы добиться своего наверняка, коварный Двухголовый еще и щели между камнем и краями отверстия замазал глиной, чтобы даже воздух не поступал к несчастному замурованному. А сам забрался в соседнюю пещеру и заснул, свернувшись калачиком, с чувством исполненного дела.

В это время мимо проходили восемь бессмертных, которые направлялись на званый пир Медового плоского персика. Решили слегка отдохнуть, а потому вошли как раз в ту пещеру, где спал негодяй Двухголовый. Лань Цхай-хэ был самым зорким, поэтому он первым заметил спящего. Разглядев его, он тихонько присвистнул:

— Вот это да! И как это у него выросло такое ужасное уродство!

А Люй Дун-бинь тут же предложил:

— Давайте поможем ему, вылечим, пока он спит!

Но тут вмешался Чжан Го-лао:

— Эй, не суетитесь, не торопитесь! Знаете ли вы, что перед вами — убийца…

Оказывается, пока его товарищи советовались, он, сжав пальцы, погадал и понял, что этот Двухголовый замыслил убить человека ради наживы. Он рассказал обо всем товарищам, и все отправились к "опечатанной" маленькой пещерке, где спал, уютно посапывая, восточный Двухголовый. Хань Чжунли легонько помахал своим веером, и камень отлетел, как пушинка, абсолютно без звука. Люй Дун-бинь сорвал у бедолаги опухоль, а Ли Тхе-гуай дунул на нее, и эта "шишка" полетела по воздуху и опустилась прямо на голову спящего негодяя.

Затем старик Ли что-то пробормотал, и живописная группа продолжила свой путь на благовещих облаках. А в это время злодею приснился сон, будто перед ним возникла нечисть, которая, уставившись ему в глаза, проговорила: "Эй, Двухголовый, ты замыслил уничтожить человека, но восемь небожителей разрушили твои планы, прознав обо всем. Так что твое место по справедливости теперь в аду. Однако, поскольку небожителям известно, что у тебя есть престарелые родители да малые дети, они сжалились над тобой и смягчили наказание — будешь отныне носить на своей голове еще и "шишку" восточного Двухголового! Но с этого момента ты должен измениться, исправиться".

После этих слов западный пронзительно закричал и проснулся. Небо уже светлело. Прикоснулся он к голове и обнаружил еще одну опухоль. Глянул он на спящего сладким сном восточного, который, почему-то, оказался с ним рядом, в этой же пещере, и увидел, что у того от опухоли и следа не осталось.

И не знал западный, то ли ему плакать из-за двойного своего уродства, то ли смеяться оттого, что остался в живых. Боясь, что перед ним вновь может появиться нечисть, он поспешно растолкал спящего и, бухнувшись перед ним на колени, стал биться лбом о землю, совершая поклоны. Он покаянно признался во всем, умоляя простить.

А восточный в это время ощупывал свою голову и шею и удивлялся, до чего же ему теперь удобно и легко: ничего не висит, ничего не мешает, ни боли, ни зуда. Только после этого он поверил, что в их судьбы действительно вмешались восемь бессмертных. Довольный, он простил Трехголового, которого после этого в деревне все только так и звали.

Восемь небожителей и пастух

Жил некогда пастушок по имени Лай. Родители у него давно умерли, и остался он один в полуразвалившейся камышовой хижине, которая состояла из трех комнатушек. А поскольку он жил высоко в горах, и здесь было очень тихо и уединенно, то восемь бессмертных попросились к нему на постой, заняв два из трех помещений.

Однажды Лай спустился с горы, где он пас вола, но, вернувшись домой, не обнаружил своих гостей. Он так расстроился, что даже не стал ужинать, хотя и был голоден. Бросился бежать по дороге, что огибала гору, пытаясь догнать ушедших. Он добежал до берега реки под названием Черная и только тут увидел своих недавних гостей. Однако те, увы, уже пересекли реку и, паря в воздухе, направлялись куда-то по своим делам в сторону запада.

Пастушок не мог преодолеть реку, а потому в отчаянии разрыдался. Его плач услышал Ли Тхе-гуай. Он вернулся к нему и, погладив, стал утешать:

— Не надо пытаться догнать нас, пастушок. Даже если мы будем стараться передвигаться медленнее, тебе никогда не угнаться за нами. Протяни-ка лучше свою ладошку, я напишу на ней иероглиф для тебя, и после этого ты никогда не будешь испытывать нужды.

Мальчик протянул правую руку, а Ли вынул из рукава волшебную кисть и написал иероглиф "Лай", т. е. имя пастушка. А иероглиф этот имеет значение “приходить", "прибывать". На том они и расстались. После пережитого волнения пастушок почувствовал сильный голод. Однако до дома было очень далеко, и Лай, не зная, что предпринять, стоял на берегу реки, чувствуя какое-то безразличное отупение.

Затем он взглянул на правую ладонь и стал разглядывать написанный иероглиф. В этот момент он думал лишь о плошке риса, и вдруг именно рис появился перед ним. Стоило ему подумать о похлебке из овощей, как перед ним оказалась и похлебка. Печаль отступила, Лай повеселел и основательно подкрепился.

Поскольку мальчик этот был очень добрым, то он щедро делился своим неожиданным даром со всеми нуждающимися. Стоило ему увидеть нищего, как он тут же протягивал ему плошку риса, за что бедняки прозвали его маленьким Буддой.

Прознал об этом уездный начальник и велел привести пастушка к себе во дворец. Для начала он хорошо накормил-напоил гостя, оказал ему уважение, а потом потребовал богатства для себя. Лай подумал с возмущением о том, что именно из-за этого захребетника беднякам живется столь тяжко: ни земли, ни дома нормального не имеют, едят не досыта, ходят в обносках. Так ему еще и богатства подавай!

Однако Лай был смышленым и понимал, что отказать напрямую слишком рискованно. И он согласился. Вытянув правую руку, он стал думать о слитках серебра, и скоро комната богача была заполнена ими, большими и маленькими. Богач от радости бровями заиграл, оживился, и попросил мальчика на время остановиться, пока богатство унесут из зала в хранилище, чтобы потом продолжить заполнять слитками комнату.

Вскоре вбежал испуганный слуга и доложил, что сокровищ в хранилище стало намного меньше, чем было до этого. Богач долго пересчитывал, пытаясь разобраться, и выяснил, что все слитки, которые он получил в комнате через пастушка, — его собственные, из его же хранилища. И Лай тут же пояснил с невинным видом:

— Уважаемый господин, а как же может быть иначе? Мой волшебный иероглиф "приходи!" действует лишь тогда, когда я знаю, откуда взять то, что просят. А если не из вашей кладовой, то откуда же мне взять серебряные деньги?!

Богачу хотелось расплакаться, но он сдержался, вспомнив:

— В семье Чжанов сегодня на рынке продали корову, и за это получили целый слиток. Позови этот слиток сюда, пусть станет моим.

— Но ведь эта семья была доведена до отчаяния нищетой, вот они и вынуждены были продать эту корову, которая помогала им вспахивать клочок поля. Если отберем у них деньги, как же они станут жить?

— Э-э, это меня не касается! Если совсем обеднеют, смогут ходить с чашкой, просить подаяние, голодными не останутся. Твоя забота — передать их деньги мне!

Однако как уездный начальник ни уговаривал, Лай не соглашался. И обозленный чиновник громко приказал своему экзекутору:

— Немедленно отруби его руку и дай мне!

Только, было, палач двинулся с ножом к Лаю, как тот протянул правую ладонь со словами: "Приди! Иди сюда!". И тут же правитель со свистом пролетел по залу, оказавшись на ладони пастуха и уменьшившись при этом до размеров финиковой косточки.

Мальчик растер этого негодяя двумя руками, как назойливое насекомое, — и следа от того не осталось. Слуги от ужаса сначала попятились, лица их стали серыми, как земля, а затем бросились вон из дома. А Лай вернулся в свои горы, по-прежнему помогая всем бедным, ведя праведную жизнь. И никто больше не осмеливался обижать и принуждать его к дурным поступкам.

И последняя легенда —

Колодец восьми бессмертных

Жил-был почтенный человек, который изготавливал и продавал доу-фу — соевый творог. В городе Дин-хай у него был свой магазинчик. И было у него два сына, старшего звали Да Хуй-лан, младшего — Сяо Хуй-лан. Старший был злым и жестоким, а младший — добрым и сердечным.

И вот старший все время думал-беспокоился о том, что после смерти родителей им с братом придется делить имущество, а потому задумал он злое дело — расправиться с братом. В середине восьмого месяца оба брата отправились к восьмиугольному колодцу, что был вырыт за домом, чтобы набрать воды. Тут старший и воспользовался случаем, — толкнул младшего в спину, тот и упал в колодец.

А затем негодяй вернулся домой, вбежал, притворившись расстроенным, к родителям и рассказал, что Сяо Хуй-лан по неосторожности упал в колодец и утонул. Родители особенно любили младшего; сначала ругали старшего, что не уберег, а потом подумали, что проку от этого никакого. Плакали они горько и сильно убивались, так что вскоре заболели, слегли, да через время оба и умерли.

На самом же деле Сяо Хуй-лан вовсе не утонул. Вот что произошло с ним после того, как он упал в колодец. Хотя шахта колодца и была глубокой, но воды в нем было немного, поэтому юноше удалось вскарабкаться, преодолеть несколько "этажей" сруба и пристроиться на одном из выступов внутри, чтобы отдохнуть, подумать, что делать дальше.

И тут он вдруг увидел, что к колодцу подошла группа из восьми человек: семь мужчин и одна женщина. Они сели на сруб колодца, на углы, как раз каждому досталось, — все восемь оказались занятыми.

Это и были восемь бессмертных, которые ежегодно 16 числа восьмого месяца собирались здесь у восьмиугольного колодца, чтобы поделиться новостями, рассказать друг другу о том, что видели, что слышали. Первым начал Люй Дун-бинь:

— Слышали ли вы новость? Дочь императора занемогла. Причем, заболела чем-то диковинным, день ото дня чахнет, вот-вот умрет. Во дворце много лекарей, но никто не может назвать причину болезни, а потому головы их летят одна за другой. Уже восемнадцать человек казнили, завтра отрубят голову девятнадцатому, если и он не сможет помочь принцессе.

— Эти лекари знакомы лишь с обычными болезнями, эту же им не под силу определить, — вмешалась Хэ Сень-гу.

Тхе-гуай Ли усмехнулся:

— Ты так уверенно говоришь, будто знаешь, как помочь.

— Конечно, знаю. Принцесса живет в задних покоях дворца. Однажды она вышла в сад погулять, полюбоваться весной, и вдруг ее охватила любовная страсть. А виной всему — оборотень-карп, что живет в лотосовом пруду дворца. Каждую ночь он превращался в прекрасного юношу и шел на свидание к девушке. И настолько ее заморочил-околдовал, что принцесса заболела. Чтобы помочь ей, надо, прежде всего, уничтожить карпа-оборотня…

И в это время пропели петухи. Хань Чжунли прервал Хэ Сень-гу:

— Вот-вот рассветет, нам пора расставаться, каждый отправится своей дорогой.

Послышались звуки их шагов, и бессмертные удалились. Сяо Хуй-лан подумал, что этот карп — настоящее чудовище, но и император не лучше: за что он убивает лекарей? "Мне надо поскорее выбраться отсюда, — Сяо почувствовал прилив сил и решимости, — я спасу несчастную принцессу и лекарей".

Цепляясь за выступы, Сяо стал карабкаться вверх. Когда казалось, что спасение уже близко, он вновь сорвался на самое дно и вновь, нащупывая ногами выступы, поднимался все выше и выше. Он потерял счет падениям, и все же в конце концов выбрался наверх.

Ему пришлось побираться, чтобы не умереть с голоду, пока он добирался до столицы. Прослышав о том, что из другого города специально прибыл молодой врачеватель, чтобы спасти принцессу, император велел тут же при-вести его во дворец, чтобы тот смог осмотреть больную. Сяо Хуй-лан обратился с просьбой:

— Завтра утром велите вашим подданным отправиться в сад и осветить весь лотосовый пруд. Надо непременно выловить огромного красного карпа и сварить из него суп. Это и будет лекарство для больной. Если принцесса выпьет его, она тут же поправится.

Император и хотел поверить в это, и сомневался. Тем не менее, он велел сделать все так, как велел лекарь. В результате карпа, который прятался на дне лотосового пруда под огромным плоским камнем, схватили. Его отварили и предложили принцессе. После первого глотка бульона она открыла глаза, после второго — начала говорить, а проглотив третий, она встала и сделала несколько шагов. Всего лишь после трех глотков девушка абсолютно поправилась. А император был настолько обрадован, что пожаловал юноше довольно высокую должность.

Весть об этих удивительных событиях достигла и ушей Да Хуй-лана. Услышав об успехах младшего брата, старший тут же бросился в столицу, чтобы "навестить родственника". Сяо был добрым и отходчивым малым, поэтому он не стал вспоминать старое, не стал упрекать, а подробно рассказал брату о том, что произошло с ним после падения в колодец. В сердце старшего брата вновь закопошилась зависть, и он подумал: "Другого шанса не будет!"

На следующий год, 16 числа 8 месяца, помня обо всем, что рассказал Сяо, его старший брат сам прыгнул в колодец и стал ждать, когда соберутся бессмертные. В полночь они появились, расселись по углам колодца и начали беседу. И вдруг Хань Чжунли воскликнул:

— Подождите, не говорите ничего, молчите! В прошлый раз мы были неосторожны, и человек, спрятавшийся в колодце, подслушал нас. В результате хотя карп-оборотень и уничтожен, зато это разозлило его наставника, черепаху-оборотня, и теперь эта черепаха постоянно досаждает нам. Чтобы впредь такое не повторилось, я предлагаю закопать этот колодец, и тогда никто не сможет спрятаться в нем, подслушивая наши разговоры.

И он первым бросил в колодец камень. Остальные последовали его примеру, и вскоре колодец был заполнен до отказа большими и маленькими камнями. Да Хуй-лан, естественно, оказался замурованным на дне, а колодец с тех пор стал называться колодцем восьми бессмертных.

В самом начале главы я упоминала недоговорку, которую хочу повторить в несколько ином варианте; и надо сказать, что это едва ли не самая популярная недоговорка, с нее начинаются почти все сборники этих народных перлов.

"Ба сень го хай — гэ сень ци нэн"

"Восемь бессмертных переправляются через море — каждый показывает свои способности". Это значит, "каждый вносит посильный вклад", "от каждого— по способностям".

На этом я заканчиваю тему "Восемь и четыре", которой были посвящены две книги, вишневая и голубая. Восемь бессмертных — самые популярные в народе герои, особенно — Тхе-гуай Ли, Люй Дун-бинь, Чжан Го-лао, но есть и другие, не менее популярные, либо наоборот, не очень известные, но чрезвычайно оригинальные. И встреча с ними — в следующих главах. Из четвертой, желтой книги вы узнаете, кто такие небесные двойники Хэ-Хэ, а также Лю-хар на трехлапой жабе — представители все тех же даосов. Познакомитесь с ламаистским "сумасшедшим" монахом по имени Цзи-гун, с потрясающей личностью, буддийским монахом Да-мо, который является основателем чхань-буддизма в Китае, и многими другими, яркими, эксцетричными, экзотическими, незабываемыми личностями, которыми так богата китайская история. В этой же книге вы познакомитесь и с основными религиями и верованиями китайцев, что вполне логично, учитывая ее героев.