Восхождение в затерянный мир

Глава девятая

Итак, самая ответственная стадия нашей экспедиции началась — мы приступили всерьез к восхождению. Первый день работы на стене в паре с Майком Томпсоном принес Джо еще не изведанные им ощущения: главной проблемой оказались скорпионы и пауки!

Пока мы с Доном пробивались к Алмазному водопаду, Джо числил свои жумары, готовясь следовать за Майком вверх по веревке, которая свисала перед пещерой, не касаясь скалы.

Отработав первый отрезок, с пятидесятиметровым навесом в начале, Майк вышел на Нишу— так мы назвали выступ площадью около трети квадратного метра, к которому от верхнего конца веревки вела узкая полочка. Нижний конец веревки был тоже закреплен, чтобы нас не слишком качало и чтобы мы при спуске не проскакивали мимо пещеры, ибо дальше нас ожидал обросший бромелиями шестидесятиградусный скос, — несомненно, один из главных источников пополнения громоздящейся в ста метрах ниже «силосной кучи». Бромелиевый «огород» кончался на краю голой плиты, спадающей туда, где Дон и я сражались с зарослями.

Джо быстро убедился, что Мо и Майк нисколько не приукрашивали — стена и впрямь была отменная. Первый же отрезок внушал глубокое уважение — скала вздымалась вверх, словно нос океанского лайнера, до выступа, выше которого следовал вертикальный участок. Почти до самой Ниши Джо поднимался на жумарах, не касаясь скалы.

Есть несколько способов применения зажимов жумар. Представьте себе простоты ради привязанные к двум зажимам петли из нейлоновой тесьмы; петля покороче пристегнута к обвязке у пояса, позволяя удобно висеть на основной веревке, петля подлиннее, она же стремя, предназначена для ноги, и этот зажим помещается на веревке почти на уровне пояса. Начиная подъем, сперва передвигают верхний зажим и загружают его своим весом, затем подводят нижний зажим почти вплотную к верхнему. Опираясь ногой о стремя, повторяют маневр снова и снова и мало-помалу набирают высоту. Дело это трудоемкое, и очень важно правильно подогнать длину петель. Есть и более сложные методы, с применением различных петель, однако описывать их все равно что рассказывать о действии дифференциальной передачи не шевеля руками.

Таким образом Джо вскоре вышел к Майку. Позднее он поделился со мной своими первыми впечатлениями:

«Следующий отрезок выглядел относительно коротким — довольно широкий открытый желоб, заполненный растительностью. Левее этого желоба я рассмотрел слегка нависающую трещину, которая сужалась кверху. В трещине тоже местами прилепились растения. Майк страховал меня, но я решил сперва проверить, что делается справа, — может быть, там путь легче. Убедился, что этот вариант тяжеловат, вернулся и пошел вверх по трещине.

Почти весь этот участок я шел с искусственными опорами. Половину пути вбивал различные крючья, дальше начали появляться зацепы. Очищая их клювом молотка, я обнаруживал скорпионов и весьма неприятных на вид насекомых. Естественно, это отнюдь не помогало мне чувствовать себя раскованно. Вместо того, чтобы, как обычно, вытягивать руку и нагружать зацеп, мне приходилось сперва подниматься и проверять зацепы на наличие жалящих тварей. Из-за этой угрозы я использовал больше крючьев, чем расходуешь в нормальной обстановке.

Метрах в двадцати выше точки, где я оставил Майка, пошла рыхлая скала и удобная трещина начала сходить на нет. Тут было малость опасно. Находясь метрах в пяти от нужной мне широкой полки, я видел опоясывающие ее заросли бромелии, похожие на перьевой головной убор индейского вождя. Не видя, куда вбить крюк, и утомленный нервным напряжением, в немалой степени из-за боязни быть ужаленным, я крикнул вниз Мо: «Я спускаюсь, хватит с меня на сегодня!».

Всего они насчитали в этот день двух пауков и шесть скорпионов. Майк заметил паука подле бромелии на Нише и хотел пришибить его молотком, но грунт спружинил, и разгневанный паук улизнул под листья. Спускаясь по веревке, они с тревогой прислушивались к потрескиванию корлена. Как говорил потом Джо:

— По мне, так моя жизнь стоит лишней веревки. Завтра же закреплю вторую.

Быстро посчитав в уме, сколько у нас осталось корленовой и обычной альпинистской веревки, я заключил, что мы можем весь маршрут обеспечить двойной веревкой. При этом для большей безопасности можно надевать жумар и на страховочную веревку. Слишком много народу погибло оттого, что подводила одинарная веревка.

Алекс в лагере 6 чувствовал себя совсем паршиво. Он здорово простыл и всю ночь шмыгал носом, слушая, как упорно барабанит дождь по брезенту. «Шпион» Морис и Майк Тамессар, лежавшие у торца хижины, куда задувал ветер с дождем, промокли насквозь.

Я ночевал в маленькой палатке, и она надежно защитила меня от ливня, хоть порой и казалось, что я очутился внутри котла, который снаружи прилежно обрабатывают клепальщики.

Программа на следующий день, 18 октября, предусматривала, что мы с Доном закрепим веревки на крутых участках тропы, а Мо и Джо будут работать на стене. Майку полагалось отдохнуть в лагере.

Мо возглавил наше шествие. Утро было поразительное. Мы никогда еще не видели гору такой чистой. Ни одно облачко не заслоняло кроваво-красный в утреннем свете массив; только над влажным лесом стелилась обычная пелена. Джо шагал впереди меня. Попугайчики делали свою утреннюю зарядку.

— Глянь-ка, Хеймиш, — Джо остановился, держа в руке змею.

Он схватил ее двумя пальцами у самой головы.

— Берегись, — предостерег я его, — Вдруг она ядовитая.

— Не бойся, не вырвется. — заверил он меня, хотя змея извивалась, будто хвост сердитого кота. Все же я уговорил Джо прижать ее голову к толстому суку и казнил змею двумя ударами своего молотка. Мы не знали, что это за вид, однако не решались отпускать ее на волю — вдруг потом кого-нибудь укусит! Индейцы последовательно истребляют опасных змей; Адриан тоже их не щадит. Так-то оно вернее, хотя мы предпочли бы никого не убивать без нужды.

Я проводил Джо до основания стены, поскольку нес веревки для работающей связки; Дон шел следом за нами.

Путь до Носа был не лишен трудностей — крутые подъемы сочетались с невероятно густыми зарослями, пестрое переплетение которых напоминало мне внутренности замысловатого электронного прибора. Конечно, работа, проделанная мной и Доном накануне, не прошла бесследно, однако множество изобилующих корнями грязных и крутых коротких подъемов затрудняло движение с тяжелыми рюкзаками, тут было необходимо закреплять веревки. Я припас предназначенную для этого дела веревку, да еще захватил шестьдесят метров для Мо и Джо. Дон нес различное снаряжение, в том числе клиновидные крючья. Сделанные из стали или прочного сплава, они достигают в ширину десяти сантиметров и при вбивании в трещину издают звон наподобие колокольчика тирольских коров, отсюда их второе название— «бонг».

Двадцатиметровый отвесный грязевой склон, с которым мы познакомились накануне, был отвратителен. Даже если вы ухитрялись оставаться сравнительно чистыми выше пояса до то минуты, когда наставала пора цеплять жумары за черную склизкую веревку, достаточно было пройти по растительному коридору полтора метра по направлению к первому илистому карнизу, чтобы совершенно вымазаться в слизи, которая к тому же забивала зубья зажимов.

Мо уже добрался до пещеры и надевал беседку Уайлэнза.

— Ботинки сегодня оставляю здесь, — сказал он мне. — Только грязь собирают. Надоело. Так что я взял с собой свои испытанные кеды.

Под навесом здесь было достаточно сухо, и лагерную площадку еще защищал сверху широкий карниз.

— Ну и подходы мы выбрали! — заметил Джо. — Хуже не бывает. Полтора часа топай, как черт, по жидкой грязи, прежде, чем начинать настоящую работу!

— Плюс вертикальный метраж, который будет расти с каждым днем… — добавил я, глядя туда, где конец веревки пропадал из виду метрах в пятнадцати над нами.

Мо легко пошел вверх по закрепленной веревке. Мы с Доном сделали несколько снимков, потом зашагали обратно вниз. Вот как Джо описывает ход восхождения в этот день:

«Мы быстро добрались до высшей точки, достигнутой накануне. На этот раз я захватил самоввинчивающиеся шлямбурные крючья с зубьями на конце. Когда вбиваешь такой крюк, он сам вгрызается в породу, так что шлямбур не нужен. Однако мои шлямбурные крючья, очевидно, были плохо закалены, потому что они быстро тупились и зубья стесывались. Конечно, я понимал, что здесь на редкость твердая скала, и все же крючья явно были с браком. На одно лишь отверстие ушло двенадцать штук, так что я основательно вымотался, стоя на подвешенных ниже стременах. И когда наконец крюк вошел, он не вызывал у меня особого доверия, а потому, осмотревшись кругом, я нашел малюсенькую трещину, вбил лепестковый крюк и осторожно подтянулся на нем. Таким образом я достиг узенькой полки, взобраться на которую оказалось далеко не просто из-за здоровенных бромелий. Похожие на сосновые шишки метровой длины, они были слишком велики, чтобы их обрывать, но и недостаточно прочны, чтобы за них подтягиваться.

В конце концов я все же ступил на полку. Однако, чтобы траверсировать оттуда на широкую площадку справа, мне надо было пройти метров пять, а полка в эту сторону сходила на нет, сменяясь гладкой плитой. Словом, трудный кусок, и в конце концов я вбил ОКС («осознание конечной сущности»— так мы называем маленький крюк из никелевой стали, длиной не больше сустава вашего пальца, частое применение которого чревато либо ранним инфарктом, либо превращением альпиниста в груду костей, поскольку он являет собой скорее психологическую, нежели реальную опору. — X. М.).

Осторожно сжимая ОКС большим и указательным пальцами, я ухитрился дотянуться ногой до широкой полки и встать на нее. Выше просматривался характерный участок, изученный нами снизу, — длинный внутренний угол, получивший затем наименование Большой впадины. Широкую полку, которой обилие бромелий придавало сходство с ананасовой плантацией, Дон назвал Капустной грядкой. Пусть эта грядка была не слишком велика, зато растущая на ней зелень отличалась исполинскими размерами».

— Ну что, могу подниматься?! — нетерпеливо крикнул наконец ожидавший на Нише Мо.

— Не вижу смысла, Мо. Я сейчас нахожусь в начале внутреннего угла. Во время спуска расчищу маршрут.

— Идет, — скучным голосом отозвался Мо.

На самом деле ему было не так уж скучно на Нише; пятнадцатисантиметровая многоножка, которая спускалась к нему по стене, и летящие сверху колючие растения-подушки, сбиваемые Джо, вносили разнообразие в его жизнь. Огромные усилия, потраченные Джо в этот день, принесли ему и всей экспедиции выигрыш всего двух с небольшим метров по вертикали, но это были чрезвычайно важные метры: Джо благополучно достиг Большой впадины и заключил, что ее можно будет пройти без особого напряжения. Во всяком случае, первый участок внушал нам оптимизм.

Поскольку облачная завеса скрыла этот акт спектакля «Затерянный мир», мы с Доном мало что видели из происходившего на стене. Мы постепенно спускались обратно к лагерю 7, навешивая веревочные перила. Приблизительно в то время, когда мы вернулись в лагерь, а Мо и Джо начали спуск по веревке, Чам принял радиограмму от своего коллеги в Маиурапаи. Накануне туда пришел Адриан, проделав весь путь за полтора дня, — нешуточное достижение! Мы узнали об этом вечером через Мориса, который утром пошел в лагерь 6, чтобы взять там баллончики с газом и горное снаряжение, и принес нам записку от Нила.

Джо зажег газовую лампу, а Морис и Майк приготовили ужин при ее бодрящем свете: суп, тушенка, сублимированный картофель. Нельзя сказать, чтобы мы ели досыта, но и не голодали — спасибо и на том. От Мориса мы узнали, что в лагере 6 с продуктами худо — рис отмеряют скупо, словно золотой песок, и обитатели лагеря чувствуют себя совсем заброшенными, поскольку все носильщики ушли.

Царившая в лагере 7 грязь не поддавалась описанию. Под ногами — сплошное жидкое месиво, и притом пищу готовили прямо на земле. Все вещи — мокрые, ботинки уподобились влажной промокашке, на камерах оседала влага, объективы покрывались плесенью. В 16.30 начался ливень, который затем продолжался с неослабевающей силой. Вокруг хижины шумели потоки; маленькие ручейки просачивались в нашу обитель, так что гамаки можно было сравнить с белыми лодками, Мо нездоровилось, и он, наглотавшись пилюль, удалился в свою палатку, держа в руках любимое чтение — «Медицинский справочник альпиниста». Его палаточка смотрелась как необитаемый остров среди вязкого болота. Через несколько минут до нас донесся испуганный вопль: в палатку Мо забрался в поисках суши здоровенный паук!

Джо тоже чувствовал себя паршиво. Откашливание, которым он прочищал себе глотку по утрам, теперь растянулось на целый день, и продукты этой долгой процедуры собирались в пустой банке из-под орехов. Джо просто не мог обходиться без этой плевательницы — такими густыми были мокроты…

При свете лампы я приступил к написанию корреспонденции для «Обсервера». Было условлено, что на другое утро Майк и Морис отнесут мое сочинение в лагерь 6, куда они собирались идти за продуктами, и передадут гонцу из числа носильщиков, которые должны были вот-вот прибыть. В моем письме на имя Джереми Ханта, приложенном к корреспонденции, говорилось:

«Болото Эль-Дорадо, 20 октября.

Дорогой Джереми!

Нам приходится туговато, не хватает продуктов, и на вертолетную заброску рассчитывать не приходится. Да и без хвори в нашем лагере не обошлось — у Мо началось что-то вроде малярии (но в газете об этом не упоминай). На прошлой неделе мы обнаружили, что около половины сумок с продуктами, оставленных в лагере 1, не дошли до лагеря 6. Мы оставили кое-какой провиант в лагере 4 на обратный путь; теперь послали за ним носильщиков, потому что в лагере 6 осталось продуктов всего на три дня, положение серьезное…»

Закончив статью, я выскочил под дождь, направляясь в свою палатку, установленную в тот день на островке рядом с Мо. Мокрый насквозь, весь в грязи, я нырнул внутрь.

— Как дела, Мо? — крикнул я.

— Паршиво, Температура высокая, да к тому же понос. То и дело приходиться вылезать.

— Могу я чем-нибудь помочь тебе?

— Спасибо, не надо.

Дождь лил не переставая до восьми утра. Мне снилось, что я снимаю струи Алмазного водопада, сидя в челне. Проснувшись, я услышал, как мимо палатки текут ручьи, а со стороны обители Мо доносились звуки, указывающие на рвоту. Меня очень беспокоило его здоровье, тем более что без Мо вся наша экспедиция могла сорваться.

Каким-то чудом в это утро овсянка была без комков; мы запивали ее разведенным в кипятке сухим молоком. Затем Майк и Морис двинулись в путь, захватив свои рюкзаки, мое сочинение и экспонированную пленку. Джо по-прежнему нездоровилось, и он не покидал гамака. Мы с Доном принялись готовить снаряжение для стенки, решив поработать на ней завтрa, хотя наше личное снаряжение еще не подоспело. Дон смастерил из нейлоновой тесьмы самодельную обвязку. Как не назвать иронией судьбы тот факт, что из всех членов экспедиции только создатель беседки Уайлэнза оказался без этого приспособления! И друзья не могли его выручить: их обвязки не налезли бы на столь обширное брюхо. Четыре обвязки, которые взял Джо в своем магазине в Лэнберисе, больше подходили для какой-нибудь стройной девушки, чем для Дона с его стадесятисантиметровой талией! Я уложил кое-какое личное имущество и продукты на те два дня, что мы намеревались провести в лагере 8, в пещерке у основания Великого Носа.

День был облачный, совсем как на шотландской пустоши в ноябре. Холодные густые облака, готовые вот-вот пролиться дождем, лепились к скалам, словно белый мох, и болото Эль-Дорадо выглядело еще причудливее, чем обычно. Стоя возле моей палатки, я высмотрел двух крупных птиц, паривших слева от Носа; в это время небо на минуту расчистилось. Судя по всему, это были гарпии, которые гнездятся в этом районе. В прошлом столетии Шомбургк наблюдал гарпий по другую сторону Рораймы. Поглядев в свой цейссовский бинокль, Дон подтвердил, что они и впрямь не из маленьких, однако не сравнятся с кондорами, виденными им в Патагонии.

Майку повезло: придя с Морисом в лагерь 6, он узнал, что носильщик Освальд и еще двое индейцев только что прибыли с грузом из лагеря 4. Они доставили чай, кофе, сахар и рис. Выяснилось также, что Адриан послал Боба Фернандеса в Джорджтаун за продуктами, а Айзек Джерри рыскает по деревням, пытаясь нанять носильщиков. Майка встревожило подавленное настроение обитателей лагеря 6. Правда, ученые продолжали пополнять свои коллекции, но вообще в лагере царило уныние; Джонатан и «шпион» Морис без конца грызлись по мелочам, словно соперничающие примадонны. Хотя прибытие чая и кофе заметно всех подбодрило (один Нил по-прежнему предпочитал заваривать пальмовые листья), отношения оставались напряженными. Алекс уже не мог слышать, как Нил без конца тянет свое «Наступило утро», тем более что вторая строка звучала особенно фальшиво. А Нил, услышав от одного индейца, что тот видел капибару килограммов на девяносто, твердил Алексу и Гордону, чтобы они ее непременно сняли, доводя их до белого каления.

Майк и Морис вернулись в лагерь 7 около 17.00— потные и обильно политые из небесных леек. Они доставили изрядный груз горного снаряжения и провианта. Мы живо вскипятили воду и подали дымящиеся кружки нашим двум болящим. Мо еще раньше проглотил какие-то антибиотики, но по-прежнему чувствовал себя похабно.

Противная сырая погода снова заставила нас лечь пораньше. Я спал крепко, как Рип ван Винкль, однако встал с колибри и тотчас направился в хижину за своей порцией овсянки. Дон и Майк уже вылезли из гамаков, и Майк, как обычно, колдовал над плитой. Он приготовил завтрак даже для Мориса, который считался нашим поваром. Джо и Мо продолжали болеть, и мы с Доном, попрощавшись с ними, двинулись с солидным грузом к подножию стены в сопровождении Мориса. Нам предстояло разбить там лагерь и на другой день поработать на стене.

Я с удовольствием поднимался по гребню. Тропа стала получше, а может быть, я просто свыкся с ней, как вол свыкается с ярмом. Мы отмечали привычные ориентиры: первый грязевой склон… корневой коридор… бромелиевая гряда… брешь… большой грязевой склон. И наконец, последний крутой подъем через взбесившиеся корни и сучья к луже у самого основания Носа. Эта лужа должна была снабжать водой лагерь 8.

Приятно было нырнуть в сухое убежище, какое представляла собой пещерка. Самые большие песчаниковые глыбы были убраны, но несколько обломков еще лежали на полке. Каменный пол покрывала сухая пыль, и можно было не сомневаться, что здесь обитают легионы волосатых пауков, многоножек и скорпионов. Меня не очень радовала перспектива спать на полу в обществе злых краснозадых пауков; мне уже доводилось дразнить прутиком стоявшего на земле восьминогого, который выставил вперед огромные клешневидные хелицеры, напоминающие расставленные руки атлета. И я решил подвесить гамак.

Около четырех часов ушло у нас на то, чтобы окончательно расчистить площадку и укрепить на краю карниза брезент в качестве шторы. Вбивая нужные для этого крючья, я стоял на весьма ненадежных опорах, одной из которых было плечо Дона. Подальше, где свисала закрепленная веревка, мы оборудовали еще одно маленькое убежище, защищенное тентом. Я подвесил свой гамак под большим брезентом, в полутора метрах от пола. В общем, все получилось вполне уютно. Мы вскипятили чай, используя в качестве стола широкий песчаниковый блок.

— Зачем тут все эти металлические трубочки? — спросил Дон, показывая на воткнутые в щели футляры от сигар Джо.

— Зверинец Джо, — коротко ответил я, извлекая пару дохлых пчел из мешочка с коричневым сахаром.

— Не хватало еще коллекционировать этих тварей, как будто их тут без того мало! — заметил мой напарник и выбросил горсть футляров на «приусадебный участок». — Что один паук, что другой — все друг на друга похожи.

К тому времени, когда мы подготовили снаряжение для следующего дня, над лесом в нашу сторону поползли дождевые тучи. Ветер ерошил листву и постепенно набирал силу, суля непогоду.

— Что будем есть, Дон?

Он редко занимается стряпней, и поскольку я в отличие от него не мог обойтись без еды, пришлось мне взять на себя обязанности повара. Мы остановились на мясной запеканке и супе. Пока я кипятил воду, Дон спустился к луже, чтобы умыться. Мы оба выглядели так, словно только что поднялись из угольной шахты.

Пошел дождь, и от яростных порывов ветра брезент заколыхался, будто парус в шторм. Я поглядел на верхний край брезента и отругал себя за то, что оставил просвет между ним и скалой: вода с карниза стекала внутрь прямо на мой гамак. Есть пришлось без удобств, стоя — очень уж много насекомой пакости копошилось кругом, и брезент упорно норовил шлепнуть меня по лицу своей желтой ладонью. Вернулся Дон с неполным котелком воды.

— Ночуй-ка ты лучше в моем закутке, — посоветовал он, поспешно глотая свою порцию запеканки, пока она не остыла окончательно.

Он стоял спиной к ветру и дождю, одетый в непромокаемую куртку с капюшоном.

Тесное убежище Дона не внушало мне доверия, и, окинув взглядом скос, спускающийся от незащищенного края скалы через бромелии до нижней стенки, я решил идти в темпе в лагерь 7, с тем чтобы на рассвете вернуться наверх. Дон сказал, что ляжет спать на полке под карнизом — авось никто не укусит. Кому-то надо было завтра попробовать укрепить брезент получше… Я сказал себе, что этим могут заняться наши товарищи, если они поднимутся сюда, — нам с Доном нужно приберечь силы для работы на стене.

Шагая вниз, я напевал припев из Киплингова «На марше»:

При этом я уповал на остроумную гипотезу Мо, что мое пение распугает всех змей и прочих вредных тварей на моем пути. Идя со всей возможной быстротой, я успел дойти до болота Эль-Дорадо к тому времени, когда со стороны леса, подобно чернильному приливу, стали надвигаться сумерки. Бежать в такой местности невозможно, да к тому же и опасно — споткнешься и напорешься на острый, словно копье, сук или выколешь себе глаз.

— Привет, Хеймиш! Быстро ты вернулся…

Мо стоял у своей палатки, бледный как простыня.

— Больно ветрено там наверху. — Я промок насквозь, и меня самого била дрожь. — Как рассвет, пойду обратно.

— А Дон где?

— Примостился на краешке под карнизом. Мы там тент натянули, да тесновато для двоих. А ты тут как?

— Премерзко, по правде сказать. Но антибиотики как будто начинают действовать.

Я прошел к хижине, где Джо по-прежнему лежал в гамаке.

— Как тут наш харкун Браун?

— А, это ты… Я-то надеялся немного отдохнуть от твоих тупых шпилек.

Мне повезло — я подоспел как раз к открытию банки с изюмом. Наконец-то за целую неделю что-то сладкое, отметил Джо, изображая возмущение. Пока мы уписывали изюм, я узнал, что приходили Алекс и Гордон и кое-что отсняли. Как только доставят треногу и пленку, им тоже надо будет обосноваться здесь, чему они не очень радовались: уж больно холодно и неуютно!

Через несколько дней ожидалось возвращение Адриана. В лагере 6 с едой было очень плохо — его обитатели получали всего по пять столовых ложек риса в день. При таком питании Нилу грозило к концу экспедиции сравняться комплекцией с лабарией.

На рассвете я проглотил свою овсянку и зашагал по тропе к Дону, захватив еще один баллончик с газом. Моросило, однако было похоже, что попозже погода наладится. Наши партнеры сказали, что постараются добраться до лагеря 8, чтобы привести в порядок наш бивак, а также закрепить веревочную лестницу на отвратительно грязном склоне, где под нашими башмаками образовалась такая каша, что вы оказывались вымазанными с ног до головы в черном месиве. Змеи мне не встретились, зато часть пути меня провожала дружелюбная колибри. Я чувствовал себя бодро и двигался в темпе. Дона я застал пьющим чай.

— Как дела? Ранехонько ты встал!

— Принес газ, — ответил я. — Чай остался?

— Ага, посмотри в котелке. Я так и знал, что ты придешь на запах чая.

— Ребята тоже подойдут попозже… Они подвесят веревочную лестницу.

— Давно пора. Иначе, кроме Мориса, сюда ни один носильщик не пройдет, и то ребятам пришлось научить его пользоваться жумарами.

Полулежа на моем рюкзаке, я смотрел, как вверх по скале ползет многоножка.

— Как ночь прошла?

— Сам знаешь, ползают тут разные твари, но на ночь они вроде бы угомонились. Правда, несколько раз пришлось пускать в ход многоцелевой молоток.

— Нет, ты погляди, кто-то покушается на нашу жратву! — Я поднял в руке пакет с сахаром: на одном углу была прогрызена дырочка.

Было похоже, что потрудилась мышь, хотя нам не верилось, что тут могут водиться мыши. Так или иначе, во избежание новых потерь впредь надо было подвешивать сумки на крючьях.

Дон успел с утра заметно усовершенствовать свою самодельную обвязку и теперь пристегнул ее жумарами к закрепленной веревке. Две-три минуты — и он повис в воздухе перед пещерой, удерживаемый нижним концом веревки, который был прищелкнут к крюку рядом с его биваком. Сверху ему открывался замечательный вид на нижнюю часть Алмазного водопада и истоки Паиквы.

Из-за скалы показался Джо; за ним появились и остальные. Я снова процитировал Генри Лоусона, чьи стихи очень подходили к нашей экспедиции: «Кого я вижу, чтоб я сдох! — воскликнул атаман. — Ублюдок из буша, чертов Фред наведался в наш стан».

— Мы пришли произвести у вас ремонт, — ответил, ухмыляясь, старший водопроводчик.

— Дорогой, вы не могли бы заодно обеспечить нас горячими и холодными молодицами?

— Господи, у меня такое самочувствие, словно меня кастрировали, — сказал Джо.

— Не только у тебя, — заметил я, глядя на синие губы и изможденное лицо Мо.

— Мы тут принесли пластиковую канистру, Хеймиш, и шнур, чтобы укрепить брезент, — сообщил Майк.

— А еще у нас есть змея в полиэтиленовом мешочке, — добавил Джо, показывая свою новую добычу.

— Давай, Хеймиш. — Дон прошел первый отрезок.

Надев на веревку жумары, я последовал за ним. С высоты птичьего полета мне было видно, как наши друзья заново прилаживают брезент. Джо болтался на забитом под карнизом крюке, и один из его грязных башмаков явно нацелился на мой гамак.

— Эй, Браун, убери свою вонючую ногу с моей постели! Мне на ней спать сегодня ночью!

— Ладно, не скули, Макиннис. Тебе представляется случай убедиться в справедливости слов поэта: «Грязь, грязь, как не хвалить лучшее средство кровь остудить!»

У меня было приподнятое настроение, несмотря на то что нейлоновые петли безжалостно сжимали ступни: мои рабочие башмаки сопротивлялись давлению не лучше парусиновых туфель. Я весело напевал, а Мо внизу, облегчаясь, аккомпанировал мне звуками, напоминающими волынку.

— Почему ты всегда поешь и свистишь так фальшиво, Хеймиш?

— Потому что так намного труднее, ты, валлийская луковица! — парировал я.

Приближаясь к верхнему концу первой закрепленной веревки, я заметил признаки износа. Хорошо, что теперь параллельно была закреплена страховочная веревка. Два зажима работали на основной веревке, третий скользил следом за мной по страховочной. Если основная вдруг порвется, нижний жумар, соединенный короткой петлей с моей обвязкой, сработает, и я пролечу не больше метра. Поглядев вверх-вправо, я увидел, что Дон уже оставил Нишу. Великий Нос нависал над нашими головами под причудливым углом. Мысль о том, чтобы проложить маршрут через все эти грозные карнизы, казалась безрассудной, однако у нас не было выбора. Поднимаясь ближе к- Алмазному водопаду, где скала была не такая крутая, зато более разрушенная, мы запросто могли утонуть. Впоследствии мы наблюдали, как после сильного дождя ветер относил широкие струи поперек стены метров на сто от самого водопада.

Я осторожно пересек Нишу, высматривая скорпионов, и крикнул Дону:

— Ну как, поднялся?!

— Еще две-три минуты.

— Ладно.

Я перестегнулся и вскоре закачался над трещиной, которую прошел Джо. Закрепленная им веревка вела прямо на край Капустной грядки, где надо было протискиваться мимо большой бромелии, чтобы влезть на полку. Дон поджидал меня правее, на участке с какой-то экзотической флорой.

— Ну так, — задумчиво произнес он, глядя вверх. — Отсюда начинается наш этап. Вроде бы поначалу не слишком страшно смотрится, как скажешь?

Я поднял голову:

— Могло быть и хуже. Что еще нам фауна покажет…

Джо оставил для нас на полке основную веревку. Мы приготовили ее, запаслись различными крючьями и карабинами и связались друг с другом. Дон поднялся метра на два, потом вернулся.

— Кажется, ничего, — небрежно заметил он, словно гурман, пробующий редкое вино.

Я пошел первым. Прямо над нашей полкой на гранях внутреннего угла выступали две другие. Я взял курс на ту, что повыше, следуя вдоль трещины слева, в которую мне удалось вбить два крюка, из них один клиновидный. По центру самого угла шла подходящая для крючьев трещина, и я предложил Дону подняться ко мне для страховки. Это давало мне достаточный запас веревки, чтобы попытаться достичь маленькой полочки метрах в тридцати выше. Оттуда угол как будто протянулся вверх еще на столько же до уходящей вправо террасы. На эту террасу мы возлагали большие надежды, поскольку других мест для лагеря в нижней части стены не предвиделось.

Снова пошел дождь, но в нашем желобе было сухо и вполне уютно. Во всяком случае, так мне представлялось, пока я, отбросив ненадежный камень, не увидел прятавшегося под ним здоровенного коричневого скорпиона. Как только Дон наладил страховку, я вбил крюк и вдел ногу в стремя. Хорошие трещины позволяли двигаться в приличном темпе, и мне попался лишь еще один скорпион и два паука (один длиной сантиметров двенадцать). В глубине центральной трещины было видно гнездышки, но я не мог определить, кому они принадлежат — паукам или колибри, — поскольку хозяев не было дома. На мое счастье, угол не очень сильно зарос; в этом смысле Джо на первом отрезке пришлось куда хуже. Правда, раскрошенный моими движениями лишайник сыпался в глаза и в рот, отчего я чувствовал себя так, словно шагал по пыльной тропе за караваном мулов. Вот когда мне пригодились бы подаренные фирмой «Хилти» защитные очки, которые остались в лагере 7!

— Ты не можешь втиснуться в угол поглубже, Дон? Мне тут слабый камень встретился.

— Дальше некуда! — крикнул он в ответ.

Я находился метрах в двадцати пяти над ним, у полочки шириной в две-три ладони, которая составляла верхнюю плоскость шатающегося блока, — не самое лучшее место для того, чтобы налаживать страховку…

Одетый в один только непромокаемый костюм, Дон слегка замерз. Он уже более четырех часов пребывал в стационарном положении. При моей попытке обогнуть блок так, чтобы не сбрасывать вниз щебень, выскочила закладка, и я сорвался. К счастью, вбитый ниже крюк удержал меня, и обошлось без травм. Я отшвырнул подальше покрывающую злополучный камень растительность; она пролетела по спирали над головой Дона и приземлилась у подножия скалы. Я был уверен, что тут обитают всякие нехорошие твари, но, сколько ни всматривался, обнаружил только одного паука. Дальше путь снова усложнялся. Между стоящими в распор ногами мне было видно лагерь 7 и крохотные яркие пятнышки, обозначавшие наших товарищей, которые возвращались вниз. Ниже главного уступа просматривалась даже площадка лагеря 6. Хотя кругом по-прежнему шел дождь, видимость была на редкость хорошей.

Время близилось к четырем часам, пробиваться дальше в этот день не было смысла. Нам предстояло использовать для страховки расчищенный мной блок, чтобы длина веревки позволила добраться до большой заросшей террасы. Я плевал на стену, чтобы не так пылила, и полчаса спустя, усталый и грязный, присоединился к Дону на его полке. Намятые стременами ноги отчаянно болели. Растирая грязной пятерней правую ступню, я обнаружил, что сломал ноготь на большом пальце ноги, — очевидно, в тот момент, когда выскочила закладка.

Мы быстро спустились по веревке в лагерь 8, радуясь, что не надо вечером возвращаться в лагерь 7. Хоть мы и вымазались довольно основательно, это была относительно сухая грязь, а не липкое месиво на тропе.

Мы плотно поели и насладились на редкость хорошим вечером. Прямо напротив нас возвышался Айнгдайкс, на вершине которого побывал Джон Стритли, а вдали над пологом влажного леса вился дым, — очевидно, индейцы расчищали клочок земли для своего маниока.

— Что ж, Дон, сегодня прошли больше тридцати метров! Можно даже заключать пари, как это делают на пароходах, когда загадывают, сколько будет пройдено завтра.

— Хотел бы я знать, из какого расчета принимают ставки на нас джорджтаунские букмекеры! — отозвался Дон, закуривая сигарету.

— Я тоже. Надо думать, Чам гонит им свежие новости по своему «Зеро Дельта»!

— Нет, ты представь себе, сколько времени нужно, чтобы пройти вон через те леса, — с почтением произнес Дон, указывая на северо-восток, где на многие километры простерся сплошной зеленый полог.

Смеркалось, когда я полез в пещеру, чтобы забраться в гамак. Кисеи от комаров больше не требовалось — здесь было слишком холодно для них. При свете фонарика я около часа читал «Дэвида Копперфилда».

Ночь была ясная и прохладная, и мы оба крепко спали. Правда, меня один раз разбудил какой-то шорох. Посветив фонариком вниз, я. заметил какую-то зверушку, которая юркнула в нору по соседству с тем местом, где мирно посапывал Дон. Впоследствии мы установили, что это щетинистая крыса — довольно редкое животное. Майк Эзерли и я видели ее несколько раз; нам показалось, что у нее совсем нет хвоста. Овсянка и тунец пришлись крысе по вкусу, но бульонные кубики она не трогала. Несомненно, это она была воришкой, покушавшимся на наш сахар.

— Совсем другое дело, вполне можно есть, — заметил Дон на другое утро, с удовольствием уминая овсянку. — От того быстро схватывающего наполнителя, которым нас потчевали в лагере семь, я очень скоро отдал бы концы.

Я сознательно сварил кашу пожиже, потому что мне тот цемент тоже был не по вкусу. Еще несколько дней такого варева, и нам пришлось бы глотать вазелин для смазки.

За ночь у меня отвалился ноготь с большого пальца ноги, а в руке я обнаружил глубоко вонзившийся шип. Даже щипчики Донова швейцарского ножа не могли его извлечь.

В десять утра мы пошли вниз в лагерь 7. Веревочная лестница намного облегчила спуск, и я не сомневался, что теперь индейцы тоже смогут доходить до основания стены.

Поскольку и в этом лагере продукты были на исходе, Майк и Морис вызвались идти вниз навстречу носильщикам. Майк явно успел свыкнуться с длинными монотонными переходами между лагерями и передвигался по каверзным тропам почти с такой же скоростью, как Морис. Накануне Джонатан добрался до лагеря 7 за два с половиной часа. Он был явно доволен своим достижением, и Майк не стал ему говорить, что мы совершили тот же путь за два часа, притом с полезным грузом на спине.

По просьбе Майка Тамессара Морис ловил насекомых в слизистом лесу и на болоте Эль-Дорадо. Поразительная реакция позволяла ему хватать на лету даже самых быстрокрылых тварей. Видя, как я неумело ковыряю иголкой палец, пытаясь вытащить шип, он подошел и в одно мгновение избавил меня от надоедливой занозы.

— Пойду, что ли, проведаю зону отдыха Уайлэнза, — сказал я, отсасывая кровь из ранки и отрывая на ходу бумажку от быстро убывающего рулона.

— Надеюсь, ты не станешь портить воздух так, как в лагере восемь, — отпарировал Дон. — Меня потом несколько часов мутило.

— По-моему, листья бромелии вполне годятся на роль утки, — важно заметил Джо. — Использовал — и бросай вниз, на капустную лавину!

Провожая вниз Мориса и Майка, мы не подозревали, что снова увидимся с Майком лишь после экспедиции, когда соберемся все вместе в Лондоне.

Несколько позже Джо отправился в лагерь 6, чтобы попытаться выжать немного продуктов из Джонатана, ревностно охранявшего отощавшие сумки. Мы решили, что Мо и Дон еще до вечера поднимутся к стене.

Джо рассчитывал вернуться на другое утро, а потому взял с собой свой спальник. На вертолет мы большие не надеялись, однако возможность столь важной для нас заброски на самолете не исключалась, а потому мы предпочитали не оставлять лагерь 7 без присмотра. На случай, если послышится звук самолетного мотора, стояли банки с керосиновыми тряпками, чтобы подать дымовой сигнал.

Удивительно тихо стало в лагере, когда все разошлись. Птицы заметно осмелели, и через всю хижину пролетела большая бабочка с толстым «фюзеляжем». На фоне неба четко выделялись причудливые контуры Марингмы и Веи-Ассипу, словно кто-то поставил вертикально куски гигантской мозаики. Намятые накануне ступни болели, и я почти весь этот день провел с книжкой в гамаке Дона. Во второй половине дня где-то на западе пророкотал самолет. С помощью газовой плиты мне удалось развести костер, который верно служил нам все последующие дни. Вечером я приготовил себе нехитрый ужин: суп и рис.

На другое утро сверху донесся пронзительный свист Дона. Выйдя из хижины посмотреть, в чем дело, я увидел, что Дон только-только начал подниматься по закрепленной веревке. Свистом он приветствовал ясное утро. Я походил вокруг болота, делая фотоснимки и не переставая поражаться обилию диковинных растений, преимущественно из семейства бромелиевых. У меня намечалось что-то вроде насморка, и я спрашивал себя, уж не пристала ли ко мне здешняя лихорадка.

Дело шло к вечеру, а Джо все не появлялся, и я стал подумывать о том, чтобы спуститься в лагерь 6. Надо идти, сказал я себе наконец, Джо ушел один, и у меня нет другой возможности удостовериться, что он благополучно добрался до цели. Если, не дай бог, случилась беда, как я стану потом объясняться с его женой? На стене непрестанно стучали молотки; дождавшись паузы, я крикнул ребятам о своем намерении. Минут десять пришлось мне терзать свои голосовые связки, прежде чем они разобрали, в чем дело.

Я двинулся в путь в темпе, захватив лишь пустой рюкзак, поскольку намеревался вернуться до темноты. Шагая через слизистый лес со всей доступной мне скоростью, я ощущал нарастающую слабость и понял, что все-таки схватил эту мерзкую болотную хворь.

Разница в температуре воздуха была весьма ощутимая — с каждым шагом становилось все теплее, как будто я спускался в прачечную. В лагерь 6 я пришел мокрый от пота, словно побывал под ливнем.

— Добрый вечер, почтенные, — поздоровался я, выходя на расчистку.

— Привет, дружище! Давненько не виделись, — откликнулся Нил, держа в руке крышку от котелка, в которой он промывал речной песок в поисках алмазов.

— Привет, привет. Решил вот проверить, поступили ли устрицы и гусиный паштет.

Ни того, ни другого не оказалось, зато поступили тренога и автоматические кинокамеры. И Джо был тут, так что я мог больше не опасаться, что его сожрали пауки-браунояды. Однако носильщики с продуктами не появлялись.

У Алекса был совсем изнуренный вид, да и Гордон заметно осунулся и помрачнел. Джо показал мне пойманного Майком Тамессаром скорпиона, подняв его за жало и повернув ко мне брюшком. Потом опустил его в банку, чтобы уморить спиртом, и скорпион, как полагается, сделал себе харакири — другими словами, убил себя собственным ядом, убедившись, что спастись невозможно.

Выяснилось, что накануне несколько носильщиков принесли треногу Алексу и съемочную аппаратуру; прибытие следующей группы ожидалось с минуты на минуту. Да и Адриану с Айзеком пора было возвращаться. Гордон рассказал, что за прошедшую неделю жизнь в лагере шла по заведенному порядку; все вращалось вокруг убывающих запасов продовольствия. Овсянка до того всем осточертела, что они единодушно решили вычеркнуть ее из утреннего меню; тогда уж рис и то лучше! При этом не обошлось без маленькой перепалки, когда Джонатан, движимый заботой об интересах общества, взялся приготовить рис. Он совершил непростительный в глазах гайанцев из индийских семей грех, а именно: позволил рису развариться.

«Шпион» Морис не выдержал и дал выход своему негодованию. Рагу поступил более трезво, объявив, что в дальнейшем будет сам варить рис. Майк Эзерли вызвался помогать ему. Джонатан и Морис схватывались и по другим поводам; в общем, напряжение возрастало. Трудные переходы вкупе с нехваткой продуктов давали себя знать, и нервы были натянуты до предела. Мы с Доном уже встречались с подобным явлением на Эвересте, когда суровые условия экспедиционного быта и полная опасностей обстановка совершенно выводили из равновесия некоторых участников.

Появление в тот же день Адриана с Айзеком в сопровождении десяти носильщиков было подобно спасению осажденного гарнизона. Они доставили изрядное количество продуктов; индейские вариши были набиты до отказа. Тотчас напряженная атмосфера разрядилась, и все повеселели, словно группа наркоманов получила двойные дозы после много недельного воздержания.

— Еще шесть носильщиков идут сзади, — доложил Адриан, опираясь на свой посох. — Завтра должны быть здесь.

У него был усталый вид; за последние несколько дней он выложился так, что я только поражался, откуда он берет энергию. Страстный коллекционер до последнего вздоха, Адриан рассказал мне про найденный им удивительный сине-зеленый гриб, подобного которому он еще никогда не встречал в своих странствиях. К сожалению, у него не было с собой фотоаппарата, так как он шел налегке. Сдается мне, по-настоящему Адриан оправился после этого форсированного марша лишь после экспедиции.

Дополнительным стимулом явилась для нас почта, но поскольку все письма были делового или чисто личного свойства, мы не могли почерпнуть из них новостей о том, что происходит в мире. И когда мы впоследствии вернулись в Джорджтаун, то были поражены обилием событий. Как будто мы на пару месяцев выключились из общего тока времени и вели образ жизни узников, лишенных всякого контакта с внешним миром.

Личное имущество Алекса не прибыло, так что он был вынужден по-прежнему ограничиваться одной парой брюк, трусами и чужим свитером. Я с радостью извлек из одного рюкзака свой специальный непромокаемый костюм, а Джо развернул коробку с сигарами с таким почтением, словно речь шла о фамильных драгоценностях.

— Теперь я обеспечен куревом на несколько дней, — удовлетворенно произнес он. — Если только друзья меня не ограбят.

Первую половину дня держалась хорошая погода, если не считать, что после ясного утра началось обычное нашествие водяных паров и к полудню все прогалинки и деревья в лесу были окутаны поистине английским туманом. Потом начали падать крупные дождевые капли, которые вскоре вытянулись в струйки, как будто задние капли стремились догнать передних, спеша поскорее достичь земли. Не успел я глазом моргнуть, как кругом зажурчали ручьи; канавы, которыми ребята окопали лагерь, быстро переполнились. Брезент на хижине прогнулся под тяжестью воды, и понадобились соединенные усилия Нила и Гордона, чтобы сбросить на землю маленькое подобие Кайетура.

Было очевидно, что сегодня мне уже не вернуться в лагерь 7. Дело шло к вечеру, и болотная лихорадка изрядно вымотала меня. Я решил оборудовать себе ложе. Взял у Рагу полотнище от раскладушки, продел по бокам веревки, и получился отличный гамак. Джо одолжил мне запасной спальник, а в сумке, которую я здесь оставил, лежала противомоскитная кисея. Таким образом, я устроился вполне удобно, да и температура воздуха здесь была повыше, чем наверху.

В лагере лежали собранные Рагу образцы флоры; часть из них была уже упакована в снабженные ярлычками пластиковые корзины, адресованные в ботанический сад Кью-Гарденз в Лондоне, куда их должен был доставить рейсовый самолет из Джорджтауна. Правда, Рагу не располагал прессом и вряд ли мог рассчитывать на заполнение этого пробела, поскольку нам теперь доставляли только то, что было совершенно необходимо для экспедиции. Майк Тамессар тоже страдал из-за нехватки специального снаряжения, хотя группа Адриана доставила все, что смогла унести, включая тяжеленные ящики с пистолетами для шлямбурных крючьев.

Ожидая под навесом из пальмовых листьев, когда сварится рис, мы слышали голос Чама:

— Алло, Зеро Дельта, алло, Зеро Дельта…

Я обнаружил, что все заразились старательской лихорадкой. За неимением других занятий обитатели лагеря 6 отправлялись с крышками от котелков к ближайшим ручьям и промывали гравий. Нил, который потерял не меньше шести килограммов веса и приобрел куда более спортивный вид, рассказал мне, что ему попалось несколько интересных шлихов. Впрочем, даже если бы он нашел кучу золота и алмазов, нам не пришлось бы налаживать промысел, поскольку эта территория входила в индейский резерват. Ребята отвлекались от мыслей о нехватке продовольствия — и то ладно. Правда, теперь-то я надеялся, что эта проблема ушла в прошлое.

Тем временем Дон и Мо провели увлекательный день на стене. Погода была к ним милостива. Вот рассказ Мо о том, как они проходили верхнюю часть Большой впадины:

«Утром мы поднялись на жумарах до Капустной грядки, и я пошел вверх. Поначалу крючья входили без труда, но держались не очень прочно, и я больше уповал на закладки. Однако самый верхний отрезок оказался, мягко выражаясь, жутким. Наверно, мое восприятие объясняется тем, что я пережил неприятные минуты на полочке близ выхода из Большой впадины. Я прощупывал рукой трещину, которую не мог проверить визуально, прикидывая, какой крюк тут подойдет. Моя нога была продета в верхнюю петлю стремени; стало быть, все держалось на последнем крюке на уровне пояса, и верхняя часть тела несколько перевешивала. Внезапно в пятнадцати сантиметрах возник паук — здоровенный тарантул принял боевую стойку на задних ногах прямо перед моим лицом! Я выскочил из стремени, повис на крюке, вытащил из чехла молоток и пришиб паука. При мысли о том, что вся проклятая терраса надо мной, возможно, кишит пауками, мне стало не по себе.

Выбраться на Тарантуловую террасу было непросто, потому что на последних пяти метрах характер скалы изменился. Поверхность ее крошилась, словно известка на стене старого коттеджа. Два крюка не выдержали проверки. В конце концов я сказал себе: «А, черт, полезу по бромелиям!» Так> я и сделал, после чего наладил страховку поднимавшегося следом Дона».

На долю Дона здесь тоже выпали волнующие переживания. Он преспокойно поднимался на жумарах к Террасе, мысленно находясь, как я полагаю, в каком-нибудь первоклассном баре, когда внезапно увидел, что навстречу ему вниз по веревке спускается здоровенный коричневый скорпион. Просвет сокращался с удивительной быстротой. Взмах специализированного молотка — и агрессор вышел на орбиту. Надо думать, после этого данный скорпион на всю жизнь проникся недоверием к новомодным нейлоновым лианам, которые казались таким удобным средством сообщения между полками.

На Террасе Дон и Мо обнаружили кожу, сброшенную при линьке змеей. Вообще Терраса с первого взгляда разочаровала их, главным образом отсутствием воды. Они осторожно прошли вправо по этой не защищенной сверху, покрытой обильной растительностью полке, коварной, как и все, с чем мы встречались в этом путешествии. Свисающие растения мешали определить точные размеры выступа. Дальше Дон и Мо намеревались подниматься по камину, который мы рассмотрели из лагеря 7, но оказалось, что по нему стекает ручей. Пройдя обратно на восточный край Террасы, они нашли единственное, притом достаточно опасное решение — идти вверх по гладкой плите ржаво-красного цвета, выводящей к широким выступам. Было ясно, что здесь понадобится вбить изрядное количество шлямбурных крючьев. Переварив малоприятные факты, они спустились по веревке в лагерь 8.

В тот вечер я записал на пленку рассказ Адриана о его переходе до Маиурапаи:

«Я вышел из лагеря 6 во вторник утром. Как только стало ясно, что на вертолет рассчитывать не приходится, я решил возможно скорее пробиваться на Маиурапаи, чтобы организовать доставку сложенного там снаряжения. И мы с Айзеком принялись рубить тропу до Паиквы. С нами шло трое индейцев. На ночной отдых останавливались только один раз, да и то уже поздно вечером. На следующий день около шести вечера пришли в Маиурапаи. Всего нами было пройдено больше сорока километров, и часть первого дня ушла на прокладку тропы от лагеря 6 до Паиквы — пять тяжелейших километров по страшно неудобной местности, через лес, изобилующий каменными глыбами. Рано утром второго дня мы пересекли Паикву и направились по правому берегу вниз к саванне Маиурапаи. Здесь проходила часть старой тропы, которую я проложил в 1956 году и обновил во время апрельской разведки с Джоном Стритли.

Придя в Маиурапаи, я обнаружил, что там нет лодок. Лодка Боба Фернандеса ушла вверх по Варуме, и никто не знал, когда она вернется. В четверг она не появилась. Я заподозрил неладное: очевидно, индеец Рентон оставил лодку в лагере 1, а сам смазал пятки.

В два часа ночи мы послали троих индейцев на маленькой долбленке вверх по Варуме. Поскольку река разлилась, они часть пути прошли пешком по тропе, отыскали лодку и привели ее обратно на буксире. Идя на веслах, они возвратились в Маиурапаи около двух часов дня. После этого мы спустились до устья реки Арабара. Там оказалось, что все местные жители отправились кто на охоту, кто на рыбную ловлю, готовясь к своему религиозному празднику. Пришлось возвращаться в тот же день так и не наняв носильщиков.

Благодаря очень сильным дождям, оказалось возможным отвезти снаряжение на лодке вверх по Паикве дальше обычного. Управившись с этим делом, мы с Айзеком пошли в его деревню, поспели туда еще до ночи и наняли пять носильщиков. Около четырех утра двинулись в путь оттуда и в десять утра в воскресенье снова были в Маиурапаи. Тотчас опять нагрузили лодку и отправили ее вверх по Паикве; потом сделали еще второй рейс. Я поднялся со вторым рейсом в шесть часов вечера. Поскольку мы не смогли уговорить охотника Филлипа получше расчистить тропу, решили пробиваться от Паиквы на Варуму в район лагеря 3. Пришли туда на другой день часов около двух, потратив на этот отрезок примерно пять часов. Оттуда поднялись по битой тропе вдоль Варумы до лагеря 4, где и заночевали, а сегодня утром вернулись в лагерь 6. По пути мы видели диких свиней, нам попались также следы взрослого ягуара».

Впечатляющий рассказ… Я сильно сомневался, что смогу совершить такое путешествие, когда мне будет шестьдесят один год.