Восхождение в затерянный мир - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Хеймиш Макиннинс (Глава пятая) #6

Глава пятая

Никакой причины злиться, а бранились просто так.

Так бранились, что ни слово — непечатнее другого.

Генри Лоусон. Ублюдок из буша

Меня разбудил дождь. Отменный ливень барабанил по железной крыше, однако вскоре небо прояснилось, и я приподнялся на локте, чтобы выглянуть наружу над невысоким бортиком стены за Доном. Было видно саванну и влажный лес за ней; вдали деревья поднимались кверху, сливаясь с низкими тучами.

Накануне вечером мы ничего не ели и теперь были жутко голодны.

— Пойду-ка поищу что-нибудь пожевать, Нил, — бодро произнес я.

Нил только что высунул голову из спального мешка, и на лице его было озадаченное выражение человека, который недоумевает, куда его черт занес. С тяжелым вздохом он полез за сигаретой в рюкзак, служивший ему подушкой.

— Закурим, Дон? — сонно осведомился он.

— Ага, спасибо.

Дон, сидя, ловко поймал брошенную ему сигарету.

— Тут в сумке есть шоколад. Хеймиш, желаешь? — Нил достал плитку молочного шоколада.

— Давай, давай!

— А ты, Бобби?! — крикнул Нил.

— Спасибо, мэн, — откликнулся Бобби.

«Мэн» — самое распространенное обращение в Гайане.

Нил слышал от индейцев, что здесь надо опасаться песчаных блох, которые водятся на сухих местах вблизи человеческого жилья. Эти настырные твари проникают под кожу на ногах, а то и еще хуже! — под ногти, и выедают изрядную ямку, в которой временно поселяются и откладывают яйца. Все это вызывает сильное раздражение. Правда, когда болячки созревают, человек с острым глазом и твердой рукой может удалить незваных гостей иголкой, помогает также смачивание эфиром или спиртом. Нередки случаи, когда число внедрившихся блох достигает сотни и даже больше.

Участники экспедиции 1971 года, которых забрасывали на парашютах, основательно помучились с песчаными блохами. Между прочим, у них было даже задумано спуститься на парашютах на вершину Рораймы… Мы единодушно ааключили, что такой способ не для нас, и около получаса отводили душу жуткими рассказами о бесстрашных авиаторах, которые покушались на высокие горы в разных концах света и терпели аварию при посадке.

Позднее в тот день, когда светило яркое солнце, мы впервые смогли как следует рассмотреть Рорайму. В сорока километрах к югу от нас она огромным столом возвышалась над зеленой пеленою леса. Увы, долго любоваться нам не пришлось, потому что вскоре Рорайму снова окутал туман.

Решительная попытка покорить вершину Рораймы была предпринята в 1884 году. Экспедицию финансировали Королевское географическое общество, Британская ассоциация по распространению научных знаний и Королевское общество (Академия наук). Деньги этих высоких учреждений были выделены помощнику начальника геодезической службы Гарри Перкинсу и Эверарду им Тэрму, исполнявшему обязанности мирового судьи в Макассеме, в верхнем течении реки Померун. У самой Рораймы к ним присоединился коллекционер орхидей по фамилии Сидал.

От Эссекибо отряд Перкинса шел на веслах вверх по реке Потаро. Восьмого ноября прибыли в миссионерскую станцию Чинебовие, расположенную в одном дне пути выше водопада Кайетур. Этот грандиозный водопад образовался там, где река срывается вниз с песчаникового уступа высотой двести двадцать пять метров и являет собой одно из самых величественных зрелищ во всем мире.

Дальше отряд двинулся только 14 ноября, так как пришлось ждать отставший груз. Затем начался долгий пеший переход до Рораймы на юго-западе, через густые и однообразные влажные леса. Подобно большинству путешественников, попадавших в аналогичную среду, члены экспедиции нашли этот этап чрезвычайно гнетущим. Вот что писал Эверард им Тэрм в «Тимери» (журнал Королевского земледельческого и коммерческого общества Британской Гвианы, июнь 1885 года; этот очерк вошел впоследствии в сборник «Странствия, беседы, размышления», 1934 год):

«Таким образом, на четвертое утро нашего странствия через лес жизнь казалась мне предельно безотрадной, предстоящие трудности представлялись неодолимыми, успех — невозможным.

Это чувство не покидало меня первые несколько часов ходу. Внезапно около десяти утра лес кончился, и тропа вышла на просторы саванны — и какой великолепной саванны! Она простиралась вдоль гребней и склонов гор, по широкой, обильно обводненной зеленой равнине до других причудливо террасированных горных гряд и дальше, теряясь вместе с горами в голубых мглистых далях… Один лишь шаг — и из долгого мрачного заточения в угрюмом лесу мы вырвались на чудесный простор, над которым реял дух свободы, суля нам успех в нашем начинании».

После встречи с Сидалом они продолжали движение. «По счастливому совпадению в день нашего прибытия гора была почти совсем свободна от облаков, и мы увидели уступ, протянувшийся по диагонали от подножия до вершины противоположной стены Рораймы. С того места, где мы находились, этот уступ казался вполне пригодным для подъема. Зная, однако, что те немногие, кто, кроме индейцев, выходил к Рорайме и объявлял ее вершину неприступной, как правило, пытались подниматься именно с этой точки, мы тоже начали сомневаться, что сумеем взойти по уступу. Но с этой стороны Рораймы мы видели только еще один вариант подъема, а он внушал лишь крайне зыбкую надежду на успех…

Внимательное рассмотрение показало, что в первом случае нас ждут по меньшей мере три особенно трудных места. Во-первых, участок лесистого склона, который надо было пересечь на пути к основанию уступа и который, как нам представлялось, еще никто не проходил из-за невероятно густых зарослей…

Вторая видимая снизу трудность заключалась в том, что нижняя часть уступа выглядела очень уж сильно изрезанной. Казалось, речь идет не о сплошной полке, а о груде огромных скал, которые высились над лесом, производя весьма внушительное впечатление…

Однако наиболее сомнительное место находилось на рубеже верхней трети уступа. Сюда с вершины Рораймы обрушивался могучий поток. Падая на уступ, вода выбила неодолимую при взгляде снизу, глубокую брешь. Все говорило за то, что с этой брешью мы можем и не справиться. Оставалось только надеяться, что мы найдем способ спуститься в нее, а затем по другой стороне подняться на верхний отрезок уступа; дальше путь до самой вершины выглядел вполне сносным…

Оказалось, что расчищенная к подножию уступа тропа все же позволяет двигаться, хотя и с великим трудом… Ноги редко касались земли, чаще всего мы карабкались па четвереньках по густому и прочному переплетению ветвей, через груды камней и бурелом, пробирались под огромными глыбами и по длинным стволам, пересекая незримые ручьи, которые журчали где-то в толще осыпи. Сплошной ковер мха, хвощей и медуницы был далеко не падежной опорой для рук и ног…

Вероятно, следовало еще раньше объяснить, что видимая снизу изрезанная часть уступа на деле представляет собой три покатых ребра, спадающих на уступ сверху; эти ребра покрыты лесом, но не так густо, как подножие горы, причем местами над деревьями вздымаются огромные валуны…

Снова потянулся чрезвычайно утомительный и сложный, хотя и не опасный, путь через сплетение корней, ветвей и стволов, через нагромождение глыб и скал, через крутые склоны, покрытые скользкой грязью. Здесь даже деревья, земля и камни были покрыты ковром из влажного мха. Вот по такой местности мы обогнули все три ребра и в конце концов увидели ту часть уступа, на которую сверху срывается поток. Относительно покатый склон, покрытый жесткой травой выше нашего роста, спускался к точке, где водопад разбивался о скалу. К нашей радости, мы увидели не глубокую непроходимую расщелину и не водоем, а широкую и отлогую каменную впадину с чуть заметными полочками. Во время сезона дождей эта впадина явно заполнена бурным потоком, теперь же она была почти сухой. Наконец-то перед нами открылся путь к вершине, не лишенный трудностей, но вполне проходимый…

По этому участку склона мы поднялись сравнительно легко… Когда же кончился этот этап, нашим глазам предстала на редкость диковинная картина, творение самой природы. Не будет преувеличением сказать, что во всем мире найдется очень мало подобных зрелищ. В первую минуту казалось, что человеческий ум не в силах постичь увиденное нами. На смену этому ощущению пришло впечатление, что мы вступили в некий мир из кошмарного сна, в коем и был сотворен столь фантастический ландшафт в разгар ненастного дня, когда бешено мятущиеся рваные облака вдруг обратились в камень. Ибо нас окружали скалы и башни совершенно невероятной, фантастической формы. Здесь валуны громоздились друг на друга или лежали рядами, там они составляли невообразимые сочетания наперекор закону тяжести… Груды скал, обособленные скалы, каменные террасы, колонны, стены, пирамиды, скалы нелепого вида, словно бесчисленные карикатурные изображения лиц и тел людей и животных, странные подобия зонтов, черепах, церквей, пушек и множества других неожиданных предметов. Между скалами попадались небольшие ровные участки, выстланные чистым желтым песком, с прозрачнейшими ручейками, водопадиками, озерками и лужицами. Встречались даже болотца с чахлой щетиной зелени. Тут и там на гладких участках и в трещинах скал жались друг к другу однородные кустарники, словно низенькие деревца. Настоящих деревьев здесь не было, не было видно и представителей фауны. Глядя на этот предельно мирный нетронутый ландшафт, можно подумать, что животные тут и вовсе не бывали. Куда ни посмотри — одна и та же картина; взберись на любую высокую скалу — сколько хватает глаз, все тот же необычайный дикий пейзаж».

Так был покорен «затерянный мир», и при этом не обнаружено ничего хотя бы отдаленно похожего на птеродактиля.

Но успешное восхождение отнюдь не положило конец догадкам о природе далекой столовой горы. Напротив, интерес к ней, особенно научных кругов, только возрос и последовали новые экспедиции. Так, Адриан Томпсон дважды поднимался на Рорайму с более легкой, венесуэльской, стороны. В составе экспедиции 1963 года он взошел также на соседа Рораймы — Кукенаам (2470 м). Площадь плато Кукенаама тоже примерно равна шестидесяти квадратным километрам; как и на Рорайме, восхождение по нормальному пути не представляло сколько-нибудь серьезной задачи. По словам участника этой экспедиции Джона Огдена, в Великобритании восхождение такого рода было бы отнесено к средней категории сложности.

Но подходы к Рорайме с северной, гайанской, стороны, забаррикадированные едва ли не самыми угрюмыми лесами в мире, оставались неизведанными. В 1958 году сотрудник Геологического управления Британской Гвианы П. Бейли проник в бассейн Мазаруни, следуя вдоль реки Варума до эскарпа в северо-западной части массива Рораймы. Однако лишь британской экспедиции 1971 года по главе с Адрианом Уорреном удалось пробиться через леса к основанию Великого Носа, составляющего крайнюю северную точку массива. Экспедиция была достаточно мощная и ставила перед собой серьезные цели. Были проведены ценные научные исследования; не обошлось и без драматических приключений. Однако из планов подняться по Носу ничего не получилось; обозрев исполинскую стену, члены отряда поняли, что она им не под силу. Зная, что Адриан Томпсон, Джон Стритли и Бев Кларк собираются сделать попытку в 1972 году, они сняли очень полезные для них фотографии, которые пригодились и нам, когда мы разрабатывали свои планы на 1973 год.

В Маиурапаи, где мы ожидали остальных участников нашей группы, живет всего две-три семьи. Соседнюю с ними хижину занимал закаленный охотник, почтенный добродушный старец Филлип. Нил решил заснять, как его семейство готовит хлеб из маниока, однако Филлип со всей своей родней куда-то таинственно исчез. Позже нам рассказали, что они перебрались на другой участок ниже по реке, сконфуженные тем, что не могли оказать нам должного гостеприимства.

Приготовление хлеба из клубней маниока — очень интересный процесс. Маниок — основной пищевой продукт в тропическом поясе Южной Америки, но в его клубнях содержится в разных пропорциях ядовитый гликозид, дающий при разложении синильную кислоту. Естественно спросить себя, сколько людей поплатились жизнью, прежде чем был найден безопасный способ потребления маниока. Чтобы отделить кислоту, клубни сперва трут на особых терках из мягкого дерева, в которые вколочено четыре-пять тысяч осколочков камня. Смесь ярко-красной краски и латекса закрепляет осколочки и придает терке красивый вид. Грубую влажную муку просеивают и высыпают в длинные плетеные мешочки с петлей внизу. Мешочки подвешивают к потолочным балкам, в петлю продевают палку и крутят, пока не будет выжата вся жидкость до последней капли. Почти сухую муку снова просеивают, затем делают небольшие булки. и пекут на сковороде. А сок маниока кипятят несколько раз для полного удаления синильной кислоты, после чего можно использовать его как консервирующее средство для местных мясных блюд.

Джо взял свой новый американский спиннинг и пошел к пристани проверить, чем его порадует река. Немного погодя я спустился к нему и с интересом обнаружил, что за спиной Джо стоит солдат с висящим на плече автоматом.

— Ждешь, что он выловит какую-нибудь здоровенную бестию? — спросил я солдата.

— Какое там! — ухмыльнулся он. — Тут не только большой — вообще никакой рыбы нет!

Джо ненасытен в своем любопытстве. Он способен часами охотиться на змей и насекомых, и ему непременно надо все обследовать. Роясь в кустах на берегу реки, он порезал руку об острую траву, и теперь у него был такой вид, словно он продирался через колючее заграждение.

— Нет дурня хуже, чем старый дурень, — сочувственно заметил Дон. — Я предпочитаю не суетиться, когда попадаю в незнакомое место. Не спеша осваиваюсь с окружением, присматриваюсь к людям. Эти парни, так-перетак, знают, чем время занять, — показал он на индейца, который натачивал свой секач. — Они не станут потехи ради носиться за каким-нибудь бушмейстером!

Джо возразил, что только пытливому человеку дано пополнить свои знания, и обратил мое внимание на волшебного вида бабочку. Здешняя природа поистине благоприятствует ползучим и летающим тварям…

Радист Чаман Прасад подошел ко мне с листком бумаги.

— Радиограмма от мистера Томпсона, — сказал он, — Сегодня утром отплывает из Камаранга и будет здесь вечером.

Это означало, что на другой день мы сможем продолжить путь вверх по реке.

Чаман оказался отличным парнем. Чем дальше, тем больше он нам нравился. Он не боялся никакой работы и никогда не унывал. В любых условиях ухитрялся налаживать связь со своей базой, и в любое время дня можно было слышать, как он посылает в эфир свои позывные «зеро дельта». Было условлено, что при нашем дальнейшем движении вверх по реке здесь, в Маиурапаи, включится в сеть промежуточная станция и местный военный радист будет передавать наши радиограммы в Камаранг. Оттуда поддерживалась устойчивая связь с Джорджтауном и штабом вооруженных сил Гайаны, где майор Джо Сингх координировал все военные аспекты экспедиции.

Двое «шпионов» и Чам разместили свои гамаки под навесом, где располагалась кухня. Гордон и Алекс тоже ухитрились втиснуться туда; их гамаки висели рядом, почти касаясь друг друга. Близился вечер, и после не слишком удобного первого ночлега мы вместе с присоединившимся к нам Джо подвесили гамаки на балках своей хижины. Дон занял место над досками в углу, оправдывая захват выгодной позиции тем, что с моим ростом я и так без труда заберусь в свой гамак.

Вечером прибыл Адриан; он привез изрядное количество снаряжения и несколько носильщиков-индейцев. Пока мы таскали имущество от пристани в селение, Алекс и Гордон прилежно снимали. В числе спутников Адриана был немолодой индеец Айзек Джерри, не раз сопровождавший его в далеких походах. Если Адриан когда-нибудь соберется написать об этих странствиях, его отчеты станут в ряд самых интересных путевых заметок о первобытных лесах Южной Америки.

Айзек — плотный коротыш, его лицо испещрено шрамами, осанка прямая, как у Адриана. Рос он в Джорджтауне, однако затем вернулся в этот район и теперь выращивает земляные орехи в селении Джувала. Он сам выучился грамоте, а его познаниям о жизни в глухих гайанских дебрях, кажется, нет предела. Вечера, когда я лежал в гамаке рядом с Адрианом и Айзеком, слушая их рассказы, принадлежат к самым приятным в моей жизни.

После хорошего ужина мы вернулись на ночь в свою хижину без пола. Мне впервые предстояло спать в гамаке, и дело это оказалось довольно рискованным! Чтобы ухватиться за край моего ложа, надо было подпрыгнуть, балансируя на краю ничем не закрепленной доски, причем гамак раскачивался, будто маятник. Под действием моей тяжести он натянулся, словно канат, и мне стоило немалого труда втиснуться внутрь. Весь этот фарс разыгрывался на высоте двух с лишним метров над песком, в который было вколочено несколько тонких жердей. И я с беспокойством спрашивал себя: неужели мне всю экспедицию придется вот так маяться?

Порядок следования вверх по реке был тот же, что на предыдущем этапе: группа Би-би-си идет в одной лодке, наша тройка вместе с несколькими индейцами — в другой. Адриан должен был последовать за нами чуть позже в тот же день.

— Рассчитываю на хорошие кадры на порогах, ребята, — лучился энтузиазмом Нил. — Повыше Како мы свернем на Варуму, и я надеюсь снять, как вы будете работать веслами и толкать лодку на трудных участках.

— Ты же знаешь мое отвращение к воде, Нил, — твердо произнес я. — Я предпочитаю оставаться в лодке.

— Ладно, оставайся в лодке, но ведь Дон и Джо могут подтолкнуть? — Нил нерешительно поглядел на Дона.

— Что мы тебе, бродячий цирк, что ли? — язвительно осведомился Дон, врачуя болячку на ступне, результат неосторожного хождения босиком. — Я тоже не великий любитель воды. По этой части у нас Джо большой спец.

К счастью, Джо в эту минуту находился за пределами слышимости.

Погода стала получше, и мы отчетливо видели Рорайму на фоне неба. Даже на таком расстоянии скала выглядела ярко-красной.

— Как тебе крутизна этого Носа, Дон? — спросил я, показывая рукой. — Всю дорогу нависает, проклятущий.

— Что ж, хоть прикроет нас от дождя на какое-то время, — ответил он, глядя на гору из-под козырька спортивной шапочки.

Мы отнесли наше имущество на берег и погрузили в три лодки.