Восковое яблоко

Глава 16

Когда случается насильственная смерть, в голову начинают лезть разные мысли. Эхо в «Мидуэе» стало вибрирующим, напряженным и превратилось в глухой ропот. Лица постояльцев побледнели и осунулись, глаза запали. Движения замедлились, а голоса звучали еще тише.

Я сидел за столом с Бобом Гейлом, Уолтером Стоддардом и Джерри Кантером. Мы вчетвером пришли в числе первых, и я смотрел, как столовая постепенно заполняется людьми — пришли все, кроме Дорис Брейди, жертвы культурного шока, и Николаса Файка, запойного алкоголика.

За столом, стоявшим справа от нашего, сидели Роберт О'Хара и Уильям Мерривейл, два блондина, похожие на футболистов. За столом слева — Джордж Бартоломью и Дональд Уолберн, двое пострадавших. Им составляли компанию Фил Роше и Эдгар Дженнингз, игроки в пинг-понг, исключенные из списка подозреваемых.

Можно сказать, что в столовой произошла половая сегрегация: три стола с одной стороны комнаты занимали мужчины, и три стола с другой стороны — женщины. Напротив Бартоломью, Роше, Уолберна и Дженнингза размещались Дебби Латтимор, Мэрилин Назарро и Бет Трейси. Последняя тоже была тогда в комнате для пинг-понга. Напротив нашего стола сидела Хелен Дорси, помешавшаяся на чистоте, а с ней — Рут Эйренгарт и Айви Поллетт, две подозреваемые из моего списка, которых я прежде не видел. Что я могу о них сказать? Они полностью соответствовали своим досье: Рут — худая, изможденная женщина, которая перенесла нервный срыв после рождения десятого ребенка, и Айви — тоже худая, но посуше и еще более бледная, как и должна выглядеть старая дева, которой за сорок и которая посвятила всю свою жизнь больной матери, а после ее смерти стала страдать манией преследования, включая попытки изнасилования, шпионаж и всевозможные тайные заговоры. Был ли кто-то из них виновен в убийстве? Может быть, Айви Поллетт снова решила, что ее преследуют, и принялась расставлять своим врагам ловушки?

Но подобное теоретизирование не давало ничего хорошего. Мне уже давно стало ясно, что вполне приемлемый, хотя и лишенный всякой логики мотив можно выудить из досье любого из тех, кто присутствовал сейчас в этой комнате. Так я убийцу не найду. Если я его вообще когда-нибудь найду.

Джерри Кантер тихонько постучал костяшками пальцев по столу, чтобы привлечь мое внимание, и многозначительно кивнул:

— Посмотрите туда.

Он имел в виду последний стол, стоявший справа наискосок. За ним сидели в одиночестве Молли Швейцлер и Роуз Акерсон, первые пострадавшие. Я посмотрел в их сторону: Роуз кормила Молли с ложечки. На лице Роуз было выражение нежной заботы, а Молли напоминала опечаленного ребенка. Поскольку проблемы Роуз вышли наружу, когда она похитила младенца, пытаясь найти замену собственным повзрослевшим и уехавшим от нее детям, и поскольку Молли поставила рекорд по безобразному и ненормальному перееданию во время своей болезни, эта сцена отнюдь не являлась признаком здоровой атмосферы. Это был явный отзвук того, что происходило в доме. За исключением меня все присутствующие здесь последние четыре или пять месяцев назад нуждались в психиатрическом лечении. Тревожное настроение, охватившее «Мидуэй», а вовсе не какая-то особая угроза или опасность, разрушили хрупкую стабильность этих людей. С трудом одержанные победы вновь подвергались испытаниям в голове каждого из них.

Джерри Кантер был еще одним тому примером. Он наблюдал за тем, как Роуз Акерсон кормит Молли Швейцлер обедом, полагая, что это смешно. Он испытывал какое-то мрачное удовольствие и никак не мог отвести от них взгляд.

— Вам случалось видеть что-нибудь более забавное? Только взгляните на этих двух!

— Я их вижу, — ответил я и отвернулся. Мне было куда интереснее наблюдать за теми, кто был в списке подозреваемых.

Например, за Этель Холл. Сейчас она выполняла обязанности официантки. Она так нервничала, что просто чудом не уронила пока ни одной тарелки. Она ни с кем не разговаривала и отводила глаза. Библиотекарь-лесбиянка — это звучало неплохо. В ее прошлом коренилась нервозность высокого напряжения. Сегодняшняя ли атмосфера сделала ее такой пугливой, или она нервничала из-за того, что она сегодня стала убийцей?

Или двое молодых парней справа от меня — Мерривейл и О'Хара. Оба они держались вызывающе и не разговаривали друг с другом. Было очевидно, что если один из них скажет хоть слово, то второй вцепится ему в горло. Нет, они не злились друг на друга — они походили на рассерженных львов в клетке, которые срывают свое раздражение, бросаясь друг на друга. Оба время от времени на секунду задерживали на мне взгляд, особенно Мерривейл, и я засомневался в том, что мне удастся избежать стычки с ними до отъезда из «Мидуэя».

За столом напротив, где, ссутулив плечи и опустив головы, сидели Рут Эйренгарт и Айви Поллетт, обстановка была еще более нервная. Рядом с ними сидела Хелен Дорси — у нее был хмурый и натянутый вид, скулы от напряжения обозначились более резко, а движения были скованными и скупыми.

Наконец, последняя из присутствующих подозреваемых, — поскольку Дорис Брейди и Николаса в столовой не было, — Дебби Латтимор, сидела за столом с Мэрилин Назарро и Бет Трейси. У всех троих был напуганный вид. Так выглядят люди, готовые поверить, что за спиной у них творится нечто ужасное. Дебби то и дело оглядывала столовую, бросая быстрые взгляды на другие столы и поспешно отворачиваясь, когда встречалась с кем-нибудь глазами.

Уильям Стоддард, сидевший за нашим столом напротив меня, спросил:

— Кто вы на самом деле, Тобин?

Я оторвался от Дебби и увидел, что он изучающе на меня смотрит. Сегодня у него было более задумчивое и сосредоточенное и менее безнадежное выражение лица, чем то, что я видел раньше.

— Что вы имеете в виду?

— Все знают, что вы не наш. Но никто не знает, кто вы такой.

— Я друг друга доктора Камерона.

— Вы были в «Риво-Хилл»?

Я отрицательно покачал головой.

Джерри Кантер с явной неохотой оторвался от созерцания Роуз Акерсон и Молли Швейцлер.

— Итак, вы и в самом деле подставное лицо, — сказал он, — шпион вражеской стороны. Вы кто, коп?

— Нет, раньше я служил в полиции Нью-Йорка, но уже три года я не полицейский.

— Теперь вы частный детектив? — предположил Уолтер Стоддард.

— Нет. Я, не совсем подставное лицо. Вообще-то я что-то вроде пациента. Не хочу вдаваться в подробности.

— Никто и не просит вас вдаваться в подробности, — заявил Стоддард. — Я просто спрашиваю: что вы здесь делаете?

Я был рад возможности испытать свою историю на аудитории, которая будет менее подозрительной и, вероятно, более компетентной, чем местная полиция. Боба Гейла, сидевшего справа от меня, доктор Камерон просветил еще до обеда, и он знал, что, согласно официальной версии, он не принимал участия в расследовании. Я надеялся, что он не забудет об этом и не попытается добавить художественные детали к моему рассказу, когда я буду отвечать Стоддарду.

Боб оказался на высоте. Может быть, он немного переигрывал, изображая на лице выражение «ну разве это не интересно?», но ни Кантер, ни Стоддард этого не заметили. Все свое внимание они сосредоточили на мне.

— Это что-то вроде сделки, — начал я. — У доктора Камерона возникли подозрения, что здесь кто-то живет на незаконных основаниях, ну, кто-то вроде «зайца», и он не знал, что с этим можно поделать. Он не хотел вызывать полицию для проведения обыска, полагая, что это окажет негативное воздействие на некоторых постояльцев. Его собственные поиски ничем не увенчались. Он рассказал об этой проблеме своему приятелю, однокашнику по колледжу, а этот приятель направил его к своему двоюродному брату, которого зовут Марти Кенгельберг. Он детектив нью-йоркской полиции. Марти меня знает, и знает о моих личных проблемах. Он считал, что мне требуется некоторая психиатрическая помощь, а я ни за что не соглашался лечь в клинику. Тогда Марти свел меня с доктором Камероном, и мы договорились выручить друг друга. Я должен был приехать сюда как обычный постоялец и постараться найти «зайца», а он был готов предоставить мне индивидуальные консультации, чтобы понять, как мне помочь. — Я развел руками. — Вот чем я здесь занимаюсь. Поисками психиатрической помощи и Дьюи.

Пока я говорил, Стоддард пристально наблюдал за мной, и я не был уверен, что он проглотит наживку, однако первым вопрос задал Джерри Кантер:

— Как получилось, что вы дали в глаз доктору Фредериксу?

— Я дал ему в зубы. И сделал это потому, что был на него зол.

— Это я и так понял. Вопрос в том, почему вы на него злились?

— Из-за него Дьюи пришлось убегать. Я знал, что Дьюи будет напуган, и хотел, чтобы мы подбирались к нему осторожно. Фредерикс был против этого. Он хотел вспугнуть Дьюи и заставить его уйти из дома.

Кантер криво усмехнулся и сказал:

— Это похоже на Фредерикса. Он любит доставлять людям неприятности.

— Я винил Фредерикса в том, что Дьюи поддался панике и упал. Теперь я думаю, что обвинять его было несправедливо, но в тот момент я не мог сдержаться.

Стоддард спросил:

— Они опознали этого Дьюи?

— Доктор Камерон осмотрел тело и сразу узнал этого человека. Его звали Дьюитт, Фрэнк Дьюитт. Он был одним из первых постояльцев «Мидуэя» и жил здесь сразу после его открытия, шесть или семь лет назад. Доктор Камерон говорит, что помнит Дьюи — я хочу сказать, Дьюитта, — он помнит, что Дьюитт наделал много шума с отъездом. Он заявил, что не готов жить во внешнем мире, но никто не обратил внимания на его протест. Многие постояльцы ощущают нечто подобное, вот почему и существует правило, согласно которому здесь можно находиться не более шести месяцев — чтобы люди не успели слишком привязаться к этому месту. Но Дьюи так и не отвык от него.

— Вы хотите сказать, что он жил здесь шесть лет? — не поверил Стоддард. — И никто об этом не знал?

— Совершенно верно. В «Мидуэе» множество маленьких неприметных уголков, там он и жил. Доктор Камерон рассказывал мне, что этому дому более восьмидесяти лет, и он перестраивался внутри раза три — это только те случаи, о которых ему известно. Никто специально не делал тайных помещений или ходов — они образовались естественным путем. Дьюи нашел их и устроил там для себя жилье.

Боб, не присутствовавший при моем разговоре с доктором Камероном, спросил:

— Почему он называл себя Дьюи? Что, никто не знал, кто он на самом деле?

— Вероятно, отчасти так. Доктор Камерон просмотрел старые документы, оказалось, что Дьюитт вырос в сиротском приюте в Новой Англии, и там у него было прозвище Дьюи. Наверное, по сходству с его собственным именем.

Кантер наклонился ко мне поближе:

— Я слышал, это не похоже на несчастный случай.

— Где вы слышали такое?

— Везде. Все об этом знают.

— Вы хотите сказать, мистер Тобин, — уточнил Стоддард, — что в смерти Дьюи нет ничего странного?

Я посмотрел на него и понял — от того, что я сейчас скажу, зависит, поверит он в мою историю или нет. Если я стану настаивать на версии о несчастном случае, он не поверит ничему, что я буду говорить. Если я скажу что-нибудь правдоподобное, он, возможно, поверит и всему остальному.

Но Боб Гейл чуть не испортил дело своим вопросом:

— А что тут странного? Он вылез на пожарную лестницу и упал, вот и все.

— Доски треснули, Боб, — возразил ему Джерри Кантер. — Скорее всего, они были подпилены. Не спорь.

— Может быть, — произнес я, — там кто-то поработал. Полиция все проверит, это не мое дело.

Стоддард сказал скучающим тоном:

— Выходит, там поработал кто-то из тех, кто живет в «Мидуэе»?

— Вероятно.

— А другие несчастные случаи? Ваша рука, Кей Прендергаст, разбившая голову, да и все остальное?

— Если доски подпилили, — ответил я, — то, вероятно, и все остальные случаи тоже были результатом злого умысла.

— Полиция захочет допросить всех, верно? — проговорил Стоддард. — Они станут подозревать всех нас.

— Им придется это сделать.

Он посмотрел вокруг, нахмуренный и обеспокоенный:

— Для этих людей это плохо. Для любого из них.

— Теперь мы ничего не можем сделать, — сказал я. — Когда речь идет об убийстве, полиция должна делать то, что считает необходимым.

— Убийство? — засомневался Стоддард. — Ведь это все-таки был несчастный случай. Кто бы это ни сделал, он не хотел никого убивать, ведь так? Просто хотел навредить.

— Думаю, преступнику нет до этого никакого дела. Если мой несчастный случай был подстроен, то я подвергался серьезной опасности. Бывает, что люди умирают, скатившись с лестницы. И Кей Прендергаст могла умереть, ударившись головой о радиатор. Да, действительно, если бы Дьюи не был в панике, он, вероятно, не разбился бы насмерть, когда площадка развалилась под его ногами, но дело в том, что пожарная лестница — это такая штука, которую обычно и используют в ситуации, вызывающей панику. В любом случае разве можно провести точную грань между причинением серьезных телесных повреждений и убийством? Просто преступнику пока везло, вот и все.

— Здесь около двадцати человек, — сказал Стоддард. — И только один из них убийца.

— Если бы один из них встал и признался, это облегчило бы положение остальных. Но это маловероятно, а если такого не случится, полиции придется вести обычное расследование убийства.

Стоддард наклонился ко мне:

— Вы можете как-то повлиять на местную полицию?

— Нет. По правде говоря, мне очень повезет, если удастся избежать неприятностей. То, чем я занимался, очень напоминает работу частного детектива без лицензии.

— Нет, если вы не брали за работу денег, — вмешался Боб Гейл. Сказано это было чересчур поспешно и слишком уж бесхитростно, но, кажется, ни Стоддард, ни Кантер не заметили ничего странного.

— Надеюсь, ты прав. Боб, — ответил ему я. — Нам просто надо подождать, и мы узнаем, что скажет полиция.

— Что же они все-таки делают? — спросил Кантер. — Я видел, как молодой коп стоял у тела, вот и все.

— Как раз перед тем, как я пошел обедать, — сообщил Боб, — приехал грузовик. На нем написано «Передвижная лаборатория полиции штата».

— Полиция штата? — удивился Стоддард. — Разве это дело будет расследовать не местная полиция?

— Небольшие населенные пункты обычно пользуются техническим оборудованием штата, — объяснил я ему. — Они не покупают его сами, так как это очень дорого, а используется оборудование не чаще, чем раз в год.

— Но настоящее расследование будут вести люди из местной полиции? Кто нас будет допрашивать? — не унимался Стоддард.

— Местные, — сказал я.

— Может, было бы лучше, если бы дело передали полиции штата. Они, возможно, проявили бы больше понимания.

— Здешним мужланам, — заявил Кантер, и в, его голосе послышались грустные нотки, — претит сама мысль о нас.

— Ужасно, — сказал Стоддард. — Ужасно думать, что всех этих людей будет допрашивать полицейский, который не понимает и даже ненавидит их. После этого многие снова замкнутся в себе.

— Только не я, — заявил Кантер. — Я уже кое-чему научился и не позволю, чтобы что-то меня доставало. Тебе, Уолтер, еще нужно над этим поработать.

Стоддард закрыл глаза и медленно покачал головой. Боб, пытаясь скорее отвлечь нас от опасного момента, поспешил высказать предположение:

— Может быть, тот, кто это сделал, сознается. Ведь не хотел же он на самом деле кого-то убивать. Может, случившееся встряхнет его и он признается.

— Когда рак на горе свистнет, — сказал Кантер и тут раздался какой-то грохот справа от нас.

Это были О'Хара и Мерривейл. Вероятно, кто-то из них сказал или сделал что-то лишнее — напряжение между ними прорвалось, и они мгновенно оказались на ногах, яростно борясь друг с другом с мрачными красными лицами и кровожадными взглядами. Но оба были равны силой и не могли причинить друг другу особого вреда.

Бросившись друг на друга, они опрокинули стул и привлекли к себе внимание всех, кто находился в столовой. Несколько женщин завизжали, давая выход собственному напряжению. О'Хара и Мерривейл повалились на стол, который, не выдержав их веса, рухнул вместе с ними на пол, крики усилились.

О'Хара и Мерривейл катались по полу. Боб Гейл и Джерри Кантер рванулись было к ним, но я схватил их за руки.

— Оставьте их. — Мне пришлось кричать, чтобы меня услышали: шум становился все сильнее.

Но тут дверь в столовую резко распахнулась, ударившись о стену, и в столовую вбежали трое мужчин. Первые двое были одеты в полицейскую форму и скроены по той же мерке, что и О'Хара и Мерривейл: молодые мускулистые блондины с замкнутым выражением лица. За ними следовал мужчина лет сорока пяти, среднего роста, коренастый, с тяжелым подбородком. На нем был измятый коричневый костюм, легкая белая рубашка и узкий желтовато-коричневый галстук. Его лицо было перекошено от ярости.

Первым заговорил именно он. Его голос перекрыл и визг, и шум, и все остальное.

— Вы двое, прекратите!

Дерущихся остановили полицейские в форме. Они подбежали к катающимся по полу парням и наклонились над ними, орудуя дубинками: полицейские действовали быстро и методично, их руки с черными деревянными дубинками поднимались и опускались в унисон, а на лицах не отражалось ничего, кроме угрюмой сосредоточенности на этом процессе.

— О Господи! — закричал Стоддард и прежде, чем я успел его удержать, вскочил с места и кинулся туда, пытаясь схватить дубинки.

Его отшвырнули прочь, скорее равнодушно, нежели злобно, и он упал на стол, за которым съежившись сидели Роуз Акерсон и Молли Швейцлер. Крики уже затихли, все смотрели на происходящее в полном оцепенении. Когда Стоддард свалился на их стол, Роуз и Молли испуганно пискнули, этот писк прозвучал удивительно громко в наступившей тишине.

Избиение внезапно прекратилось, полицейские разогнулись — каждый держал за предплечье одного из парней, поднимая его на ноги.

Вид у них был ужасающий. У обоих была рассечена голова, тонкие струйки крови, размазываясь по лицу, стекали со лба и за ушами. Рот О'Хары был разбит и кровоточил, нос Мерривейла тоже. Оба были потрясены и находились в полубессознательном состоянии. Когда их волокли из столовой, они даже не пытались сопротивляться.

Мы смотрели им вслед. Стоддард стоял, прислонившись к столу Роуз и Молли, глядя на уходящих, на его лице отражалась смесь недоверия и самого мрачного фатализма.

После того как полицейские вышли из комнаты, уводя с собой О'Хару и Мерривейла, мужчина в коричневом костюме оглядел всех нас так, словно считал, что все мы состоим в тайном сговоре, но собирался вывести нас на чистую воду.

— Кто из вас Тобин? — спросил он.

Я встал, внезапно занервничав и испугавшись. В желудке начались колики, а прямо под ребрами образовался жесткий комок нервов.

— Я, — почему-то фальцетом ответил я. — Прочистив горло, я повторил: — Я Тобин.

Он посмотрел на меня:

— Здесь все постояльцы, Тобин?

— Все, за исключением двоих.

— Приведите их, — приказал он мне. — Я хочу, чтобы все оставались здесь, пока их не вызовут. Приведите тех двоих и предупредите их тоже. А потом спускайтесь в кабинет Камерона. Я хочу поговорить с вами.

— Я не знаю, где их комнаты.

— Тогда возьмите с собой кого-нибудь, кто знает.

Боб Гейл сразу же вскочил:

— Я пойду с вами.

Я взглянул на него, сожалея о том, что у него не хватает здравого смысла, чтобы не привлекать к себе внимание. Но делать было нечего — оставалось только кивнуть и сказать:

— Хорошо.

— Поторопитесь, — распорядился человек в коричневом костюме и вышел из столовой, хлопнув дверью.