Истербруку удалось отложить неприятный разговор об отъезде Леоны. Однако откладывать его до бесконечности было невозможно. День был омрачен мыслями о неизбежности разлуки. К вечеру Леона решила, что, если она не поднимет вопрос немедленно, она еще долго не уедет из Эйлсбери-Эбби.
Впервые за несколько дней Леона вспомнила о Гаспаре и почувствовала угрызения совести. Как она могла обмануть доверие брата? Когда они прощались, он смотрел на Леону с надеждой. Судьба фирмы зависела от того, удастся ли Леоне завязать коммерческие отношения с партнерами. Если Леона задержится в Эйлсбери-Эбби, она подведет Гаспара.
Не дожидаясь наступления ночи, Леона пришла в апартаменты Истербрука. Он сидел один в комнате, погруженной в полумрак, не зажигая света, – он медитировал. Леона сожалела, что Тун Вэй не обучил и ее искусству медитации. Умение обрести душевное равновесие пригодилось бы ей сейчас.
Леона поставила лампу на стол и села в кресло рядом с Кристианом. Он вышел из состояния глубокой задумчивости и наконец увидел Леону.
– Завтра я уезжаю, – сказала она. – Если вы не дадите мне ваш экипаж, мы с Изабеллой наймем другой.
Леона мысленно приготовилась к тому, что вслед за ее заявлением последует взрыв негодования Истербрука. Но ничего подобного не случилось. Истербрук спокойно обдумывал ее слова.
– Вам следует знать, Леона, что вы никуда не уедете отсюда без моего позволения. Ни в моем экипаже, ни в каком-либо другом.
Ошеломленная, Леона не сразу нашлась что ответить.
– Я искренне верю в то, что вы мне это позволите, – сказала она наконец.
– Вы верите в меня больше, чем я сам.
– Я верю, что вы выполните данное мне обещание.
– Я обещал вам, что вы вернетесь к своему брату, а не в Лондон.
– Вы же знаете, что я не могу вернуться в Китай, пока не закончу дела в Лондоне.
– Ошибаетесь.
– Вы намерены сделать меня вашей пленницей? Будете держать меня в этом доме или на корабле, который плывет в Макао? Что вы предпочтете – держать меня здесь или отправить в Макао ни с чем? Вы же знаете, что здесь у меня есть цель…
– Не цель, а цели, – заявил Истербрук, пристально глядя на нее.
Леона похолодела. Дело приняло совсем другой оборот. Речь сейчас идет не о том, чтобы удерживать Леону в этом доме. Истербруку необходимо воспрепятствовать выполнению другой миссии, которая привела Леону в Англию. Ради этого Истербрук готов пожертвовать чем угодно.
– Кристиан, если вы беспокоитесь о том, чтобы со мной в Лондоне ничего не случилось, то чем быстрее я закончу свои дела, тем быстрее окажусь в безопасности.
– Не стоит ради этого так рисковать. Даже если вас будет защищать Тун Вэй, даже если это буду делать я. Я приказываю вам прекратить все это. Даже если вам повезет и у вас все получится, вы мало что от этого выиграете. Зато, взявшись за эту нелегкую задачу, вы рискуете собой и судьбой фирмы вашего брата.
Леона с негодованием смотрела на Истербрука. Он понимал, что в его власти остановить ее.
Охваченная отчаянием, Леона поднялась и направилась к двери. Она должна узнать правду.
– Кристиан, в ту первую ночь, которую мы с вами провели в этом доме, у меня были к вам вопросы. На один из них вы ответили. Но я задала вам не тот вопрос. Я забыла о том, кто я такая, но мне необходимо это знать.
Истербрук молчал, и это лишало Леону уверенности в себе. Это было молчание господина, который ожидал услышать слезную просьбу слуги.
– У моего отца была одна тетрадь. В кожаном переплете. В ней он вел записи того, что видел, и заносил туда имена, которые становились ему известны, по мере того как он занимался сбором фактов, изобличающих контрабандистов и их высокопоставленных хозяев. После вашего отъезда из Макао эта тетрадь пропала. После смерти отца я не обнаружила дневника среди его личных вещей. Вы забрали ее с собой, когда уехали?
– Да.
Леона закрыла глаза. Сердце у нее сжалось от боли. Она боялась, что, когда откроет глаза, увидит перед собой совершенно другого человека, а не того мужчину, которого только что обнимала. Возможно, она заметит в его чертах то, чего раньше не замечала, ослепленная страстью.
Ее глаза сверкали от гнева. Рассудок и до этого нашептывал Леоне, что интерес к ней Истербрука может объясняться какими-либо скрытыми мотивами. Однако в последние несколько дней она до такой степени потеряла голову, что позволила себе думать по-другому.
– Леона, неужели вы не догадываетесь, почему я забрал дневник вашего отца? Вспомните тот день, Леона. Я видел, как вы были испуганы, почувствовав, что вам и вашим близким угрожает опасность. Даже мистер Монтгомери, который всякое повидал в своей жизни, не мог поверить, что эти люди устроят на корабле пожар.
Леона никогда не забудет, как они старались погасить пламя. Отец чудом уцелел, покинув судно всего часом раньше вместе с Гаспаром.
– Они пытались его убить. Их попытка не удалась, но после того дня отец пал духом. И все доказательства, все улики, которые он собрал, остались у него в дневнике, который вы у него похитили. Будьте вы прокляты. Я искала эту тетрадь. Хотела довести до конца то, что он не успел. Будь у меня эта тетрадь, я бы тогда переговорила с вице-королем в Кантоне. Я бы тогда…
– Вас бы к этому времени уже не было в живых. Они бы с вами расправились. И с вашим отцом тоже. И, может быть, с вашим братом. Я забрал эту тетрадь для того, чтобы вы не сделали ничего такого, что могло бы поставить под угрозу вашу жизнь.
– Нет. По-моему, вы похитили эту тетрадь по другой причине.
– Никакой другой причины, кроме вашей безопасности, у меня не было. Я хотел вас уберечь. После пожара на торговом судне стало очевидно, что то, чему пытался противостоять ваш отец, было намного серьезнее, чем он мог себе представить. Больше, чем вы себе можете представить. Неразумно мериться силами с этими страшными людьми. Вы не сможете их победить. Ваш отец тоже не смог. Я забрал дневник вашего отца, чтобы оградить вас от опасности.
– Дневник у вас? Отдайте его мне.
– Не отдам.
Леона была в ярости.
– Я должна довести это расследование до конца, – процедила она сквозь зубы.
– Ничего вы не должны. Вы можете доказать, что ваш отец был прав. Можете узнать имена людей в Англии, которые получают выгоду от этого порочного промысла. Можете даже обнародовать их имена, чтобы окружающие возмущались их темными делишками и презирали их за это. Но даже если вам все это удастся осуществить, вы не измените порядок вещей и не остановите зло. Только наживете себе новых врагов. Все это печально отразится на процветании вашей фирмы, и ваша жизнь снова будет поставлена под угрозу. Вы уже сейчас в опасности.
Леона ушам своим не верила. Она не представляла, что Истербрук упрется и будет стоять на своем. Не верила, что он окажется таким черствым. Леона прекрасно осознавала, что непримиримость Истербрука в этом вопросе объяснялась не только и не столько желанием ее защитить. Ведь эта тетрадь была в распоряжении Истербрука на протяжении многих лет. Он не мог не прочесть дневник ее отца. Истербрук знает, что для Леоны записи в этой тетради дороже золота. Тем не менее он не собирался возвращать дневник его законной владелице. Значит, у него есть на это какие-то свои причины.
Леона вспоминала любовный угар последних нескольких дней, яркость эмоций, которые она пережила с Кристианом. Но после этого разговора словно пелена упала у нее с глаз. Она вдруг увидела все происходившее между ними совершенно в ином свете. И ужаснулась.
– Мне нужна эта тетрадь, Кристиан. Как-то в Уотлингтоне вы упомянули, что я могу получить от вас все, что только пожелаю.
Истербрука обуял гнев. Разрезая ребром ладони воздух – жест, которым феодал хочет дать понять вассалам, что его решение окончательно и бесповоротно, он гневно заявил:
– Я имел в виду совсем не это.
– О да, вы имели в виду жемчуга, шелка и бархат. И прочие дорогие подарки. Подношения, которые имеют своей целью одно: чтобы женщина не задавала лишних вопросов и не обращалась с другими просьбами, которые могли быть для вас слишком обременительны.
– Черт побери! Да любая женщина на вашем месте захлопала бы в ладоши от радости, получив в подарок шелка и жемчуга.
– Я не любая. Будь я такой, как остальные ваши женщины, я не была бы вам нужна. Почему вы не хотите отдать мне дневник отца? Он вам не принадлежит, – заявила Леона, гневно сверкая глазами.
Истербрук был вне себя от бешенства.
– Раньше, Леона, вы пробуждали все самое лучшее во мне. Сейчас вы провоцируете меня на самое плохое. Будет лучше, если вы сейчас же уйдете, пока я не разозлился на вас всерьез. Иначе я за себя не ручаюсь.
Собрав остатки собственного достоинства, Леона медленно направилась к двери, вышла в коридор, бросилась в свою комнату, упала на кровать и разрыдалась.