Воспевая рассвет

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Брина устало положила последнее полено в огонь, который она поддерживала всю ночь. Сноп искр взметнулся вверх, огонь загудел.

С грустью и нежностью глядели голубые глаза на бедного старика. Глиндор лежал на подстилке из сухого мха и листьев, которую соорудили для него дети.

Уже прошли сутки, а старик все находился в забытьи. В отчаянии Брина понимала, что он постепенно уходит от них в мир, где живут тени предков. Смахнув слезы, девушка подошла к выходу из пещеры и выглянула наружу. Занималась заря. Верхушки деревьев стали розовыми. Приближался рассвет. Рассвет и ее последняя надежда.

Она оглянулась. Дети спали в глубине пещеры, раскинув руки и ноги. Вульф крепко спал около входа в пещеру. Его обнаженный меч лежал вдоль правого бока, поблескивая при свете костра. Вульф настоял на том, чтобы нести вахту, охраняя вход в пещеру, после того как произошла та ночная стычка с врагами. И теперь уже вторую ночь подряд сакс устраивался вечером у входа, сжимая в руке верный меч, но через некоторое время засыпал. Его молодое тело было не в силах бороться со сном каждую ночь.

Брина не сомневалась, что Вульф винит себя в происшедшем. Рана, полученная стариком, не давала саксу забыть о той непростительной беспечности, которую он, опытный воин, допустил в ночь внезапной атаки. Прошли уже пять дней с того момента, как Ивейн сообщил, что враги собираются заняться поисками в течение трех дней. Но сейчас они не чувствовали себя в безопасности. Кто знает, может быть после той схватки ночью планы преследователей изменились?

Размышления об этом и легкий ночной ветерок сделали веки Вульфа такими тяжелыми, что, не в силах больше бодрствовать, он сомкнул глаза и погрузился в глубокий сон.

Осторожно пробравшись мимо спящего сакса, Брина тихо выскользнула. Сейчас все ее мысли были заняты предстоящим ритуалом. Он был так важен для нее!

Девушка бесшумно ступала по предрассветному лесу, вслушиваясь в звуки пробуждавшейся природы.

Когда она покинула пещеру, две маленькие детские фигурки заняли ее место у огня рядом с раненым стариком.

– Тс-с-с! – гневный шепот был даже громче, чем причина этого негодования – полено, с треском упавшее в центр костра и взметнувшее кучу искр.

Вульф тут же проснулся и скользнул вокруг внимательным взглядом. Старик, неподвижно лежащий у огня в окружении детей, казалось, совершенно не реагировал на происходящее. Это был тревожный признак. Затем Вульф посмотрел на детей. Хоть они изо всех сил старались вести себя как взрослые, но, конечно, оставались детьми.

Без сомнения, это Ллис так неосторожно сунула полено в костер, и, без сомнения, это Ивейн так рассердился на неловкость сестры.

Но благодушная улыбка сползла с лица Вульфа, когда он понял, что близнецы сидят на месте, где спала Брина. Он вскочил и моментально оглядел все закоулки и углы пещеры. Девушки нигде не было.

Внезапная догадка острым мечом поразила Вульфа: она ушла одна, без защиты в лес, где, возможно, скрываются те, кто недавно пробудился, с еще большей яростью разыскивая тех, кто их поверг в ту ночь на зеленый мох.

Тревога и страх, что девушка может быть схвачена людьми Вортимера, вдруг рассыпалась в прах при нежных звуках голоса Брины, разливавшихся в прохладном утреннем воздухе. Он заслушался, невольно восхищаясь красотой незнакомой мелодии, а затем вдруг подумал, что любой, услышавший песню, легко может установить, где находится девушка, и напасть на нее. Вульф вскочил и изо всех сил бросился бежать в ту сторону, откуда доносились звуки нежного голоса, стараясь опередить тех, кто мог услышать эту песню среди лесной чащи.

Рассудив, что искать прекрасную колдунью следует на вершине холма, Вульф начал карабкаться вверх, пробираясь сквозь густой кустарник. Он достиг вершины в тот момент, когда последняя нота песни прозвучала и замерла в воздухе, словно звук серебряного колокольчика. Девушка стояла на небольшой поляне, и сверкающие лучи восходящего солнца искрились в ее волосах.

– Этой ночью не было полнолуния! – произнес Вульф. Раздражение сквозило в его голосе, и девушке нетрудно было понять причину этого недовольства.

Смех, такой же звонкий и музыкальный, как и песня, прозвучал в ответ:

– Сегодня я вовсе не просила разрешения собрать заветные цветы!

«Похоже, она научилась у деда внезапно менять настроение и шокировать собеседника непредсказуемостью своих реакций, – подумал Вульф, – иначе с чего она стала бы так веселиться, когда старик почти при смерти?»

Девушка, словно прочитав его мысли в магическом кристалле, тут же ответила:

– Я так радуюсь потому, что тайные силы сказали мне, что дедушка не умрет, – и затем добавила вполголоса: – Он еще не все свои знания передал мне, поэтому не может умереть.

Вульф чувствовал, как под маской бесстрастия в его душе все кричало, протестуя против этих слов.

– Тебе он передает свои знания?! – В его восклицании прозвучало горькое сожаление о несбывшихся мечтах.

Голубые глаза с нежностью взглянула ни золотоволосого сакса. Девушка, безусловно, поняла, что он имел в виду. Горечь его слов затронула те струны в ее сердце, которые Брина давно заставляла молчать. Она спустилась к кромке леса, где земля была скрыта колеблющимися клубами тумана, и легко дотронулась до его руки. Девушка взглянула снизу вверх в его зеленые глаза, и Вульф показался ей еще выше и мощнее, чем обычно.

«Никогда в жизни он не сможет понять, – подумала девушка, – почему я не могу рассказать ему всего. Это знание может быть передано только наследнику жреческого рода, который с детства готовился к этому великому предназначению».

– В давние времена, когда древние саксы были еще молодыми галлами, – сказала Брина, – были такие люди, которые познали язык тайных сил, что правят миром. Эти силы создают чудеса природы, но могут и разрушить их в один миг.

Она не была уверена, понимает ли ее Вульф, но продолжала говорить:

– Они знали слова, понятные только им, и им открывались сокровенные тайны магии.

Вульф понял, что она имеет в виду те загадочные волшебные песни, язык которых был ему неизвестен. Он кивнул, и лучи утреннего солнца сверкнули в золоте его волос, затмив блеском ожерелье из благородного металла, украшавшее его шею.

– И с тех пор из века в век только избранные могут узнать этот язык, те, кто принадлежит к жрецам по праву рождения. И я – как раз такая наследница, я должна занять место погибшего отца, – она смотрела прямо ему в лицо, и с горячей убежденностью говорила, – довести до конца то, для чего я родилась, вот цель моей жизни.

Я могу разговаривать с тайными силами, просить их о чем-то, но я не могу заставить их сделать то, что я хочу. А мой дедушка может. Это доступно лишь немногим людям с поистине великим сердцем. Моя связь с природой, к сожалению, не так сильна, как его, поэтому я так боюсь, что голоса духов замолчат навсегда, если он уйдет в мир предков.

И вновь она проговорила, убеждая не столько его, сколько себя:

– Я одна из тех немногих, кому доступны тайны сил природы, и я просила духов полей и ручьев не замолкать, а быть благосклонными ко мне. – Она взглянула на Вульфа со странной мольбой в туманно-голубых глазах.

Вульф понимал, как крепко засело в разуме девушки все то, чему ее учил Глиндор, и что бесполезно убеждать девушку, что они должны быть вместе. И он горько улыбнулся при мысли о том, что Брина, наверно, надеется передать все эти тайны своим детям, и эти дети никогда не будут его. Тут же перед его глазами всплыла гримаса отвращения на лице Глиндора, когда тот сказал, что первый ребенок ее внучки мог бы быть сыном Вортимера. Если принц кимри не подходит для нее, то что говорить о сыне сакса! Брина считает высокой честью для себя принести в жертву все свои личные желания и мечты и стать жрицей-фанатичкой. Но что она тогда будет делать со своим желанием, со страстью, что еще не погасла в бездонных озерах ее глаз?

Пока девушка говорила, радостный блеск померк в ее глазах, и они наполнились болью и потемнели. Движимый желанием утешить ее, Вульф осторожно обвил руками ее прекрасное хрупкое тело и заключил в объятия.

Ледяной холод, окутывавший ее тело, причиной которого был вовсе не прохладный утренний воздух, вдруг растаял. Его растопила та чудесная теплота, что исходила от сильного мужского тела. Брина хотела собрать остатки своего самообладания и объяснить ему, почему все мечты об их совместном будущем обречены, но не смогла пересилить себя. Она не хотела даже думать о том, как опасны могут быть ее действия, и как зачарованная гладила своими маленькими ладонями шершавую ткань его туники, покрывавшей его мощную грудь. Ее ладони скользили вверх по золотому ожерелью на сильной, бронзовой от загара шее, по шершавым от светлой щетины щекам, и наконец ее пальцы утонули в прохладном золоте его волос. Она прижалась к Вульфу и, трепеща всем телом, подняла лицо, жадно приоткрыв нежные губы.

Вульф решительно отбросил все свое хладнокровие и невозмутимость и ответил на этот безмолвный призыв. Он провел своими вмиг пересохшими губами по ее нежной шее, щеке, губам. Брина вся задрожала от этой ласки. Запустив пальцы в золотые пряди, она привлекла к себе его лицо, и ее жаркий поцелуй требовал чего-то большего, что могло утолить голод ее страсти. Вульф вдруг стремительно поднял ее и зарылся лицом в черный шелк ее волос, пахнущих пряными травами. Жарко вдыхая этот терпкий аромат, он прошептал прямо в ее маленькое ухо:

– Я не хочу взять обманом то, что ты хочешь сохранить, – он чувствовал, что еще немного, и он уже не сможет совладать с собой, но не хотел, чтобы девушка потом сожалела об этой своей минутной слабости. Эта игра, всегда заканчивавшаяся отказом, длилась слишком долго, и теперь Вульф уже не в силах был остановиться.

– Ты возьмешь только то, что я дам сама, – ответила Брина горячим шепотом.

Чувство здравого смысла, никогда раньше не изменявшее ей, было заслонено безудержным пламенем разгоревшейся страсти. Мысленно она говорила своей совести, что это лишь миг, лишь краткая минута удовольствия, за которые она потом заплатит сполна, только бы сейчас это сладкое видение не растаяло как дым.

«Пусть это лишь мгновение, – думала она, – но оно наше».

Брина старалась не думать, что это мгновение может разрушить все, что в дальнейшем готовила ей судьба, и приникла лицом к его бронзовой шее, осыпая поцелуями все ее ямки и изгибы. Ее маленький язычок нежно скользнул по тугим жилам, вздувшимся на его шее, и вкус и запах этой загорелой мужской кожи одуряюще кружил ей голову.

Глухой стон вырвался из горла Вульфа, он подхватил ее стройное тело и понес ее, обезумев от счастья, под сень густого развесистого дерева. Он положил ее на мягкий моховой ковер и несколько раз глубоко вдохнул перемешанный с туманом воздух, стараясь унять бешено стучавшую в висках кровь.

Ее глаза подернулись влагой и стали из голубых почти черными. Она глядела на него снизу вверх, и взгляд ее манил с такой силой, что Вульф, рванув на себя тунику, жадно набросился на девушку. Ее пальцы легко скользили по его коже.

«Теперь, в эти минуты, украденные у судьбы, я не буду думать об ограничениях и приличиях», – думала она, гладя атласную кожу на его плечах, и железные бугры мышц вздувались под ее мягкими прикосновениями. Подчиняясь призыву прекрасной девушки, неискушенной в любовных играх, Вульф привстал и сбросил с плеч свою зеленую тунику. Когда он вновь прижался к Брине, она жадно потянулась к нему всем телом. Она еще ничего не знала о боли, которую ей придется испытать в первое мгновение их соединения.

– Ты моя колдунья, – его голос стал бархатно мягким, – и именно я научу тебя тем тайнам, о которых ты и не подозреваешь. Я открою тебе дверь в страну, где тайные силы ничем тебе не помогут.

Тяжело дыша, Вульф привстал на локте и, не отрываясь глядя в лицо Брины, сорвал одежду с ее плеч. Она в смущении опустила глаза, и нежная кожа ее щек залилась румянцем. Вульф провел ладонями по молочно-белым округлостям ее упругой груди и приник губами к нежной ложбинке между двумя прекрасными холмами. Легкая улыбка тронула его губы, когда он вдруг обнаружил, что сердце девушки трепетно бьется в такт с его собственным. Лаская ее нежное тело, Вульф осыпал поцелуями опущенные веки девушки. Она открыла глаза и почувствовала себя охваченной изумрудным огнем его взгляда. Она не могла оторваться от этих пылающих зеленых огней, а он ловкими движениями освободил ее от мешавшего платья. Она закусила нижнюю губу и подумала вдруг, что неизбежно скоро настанет конец этому блаженству. Продолжая ласкать ее, Вульф приник жадными полуоткрытыми губами к ее нежному розовому соску, и она тихо застонала. Его язык нежно касался этого маленького комочка молодой плоти, и она обеими руками прижала к груди его лицо, запустив пальцы в его золотые волосы.

В ее стоне слышалась такая мольба, что Вульф не выдержал. Он перекатился на бок и постарался восстановить дыхание. Тогда она принялась гладить золотистые завитки волос на его груди. Брине доставляло безумное удовольствие ласкать то гладкую кожу его плеч, то эти пушистые завитки. Ее пальцы скользили, обнимая его широкие плечи, ей нравилось ощущать напряжение его сильного тела.

Вульф лежал, не сопротивляясь этим ласкам. Когда горячие губы провели дорожку из поцелуев вслед за ее пальцами и приникли к его плоскому мужскому соску, он издал стон и сжал кулаки, Брина, ощущая бурю, бушевавшую в его груди, наклонилась над ним, и ее груди тяжелыми гроздьями коснулись его мускулистого торса. Ее шелковистые волосы рассыпались по его плечам черным водопадом.

Тогда он изо всех сил прижал ее к себе, и их губы соединились в долгом и страстном поцелуе. Расплавленная лава разлилась по их жилам, затопляя все на своем пути.

Не отрывая губ от своей страстной колдуньи, Вульф гладил ладонями ее нежную спину, а она всем телом прижалась к нему, обхватив руками его сильные плечи.

– А теперь я научу тебя ритму песни более древней, чем все песни друидов, – прошептал он ей. Он встал и быстрыми движениями освободился от одежды, чтобы ничто не отделяло их друг от друга.

Подняв на него затуманенные страстью глаза, Брина замерла в восхищении. Он стоял над ней, словно статуя прекрасного лесного божества. О чем еще могла она мечтать?! Ее глаза потемнели, никакие слова не могли выразить ее чувств, и она молча протянула к нему руки.

Вульф с жадностью набросился на нее, но вовремя оперся на локти, чтобы не придавить ее хрупкую фигурку тяжестью своего тела. Она подалась ему навстречу, жаждая высшего наслаждения. Он осторожно раздвинул ее бедра, и в один миг их тела соединились.

В первый момент Брина ощутила лишь острую боль, но потом боль ушла, уступив огню наслаждения, заливавшему все ее тело. Это чувство росло и росло в ней, движения Вульфа становились все стремительнее. Тело Брины было таким мягким и податливым, ей было так сладко ощущать себя в его власти. Вдруг темнота перед ее глазами взорвалась сверкающими искрами наслаждения, и крик, вырвавшийся из ее груди, слился с его протяжным стоном…

Вульф перекатился на бок и лег на спину, обхватив рукой свою прекрасную колдунью, лежавшую в сладкой неге.

Брина открыла глаза, и, глядя на бегущие по утреннему небу розовеющие облака, подумала, как недолговечно счастье и что скоро этот мужчина будет потерян для нее навсегда. Она легла щекой на его разгоряченную грудь и стала расправлять свои спутавшиеся волосы. Мысли о предстоящей потере померкли в сладкой истоме полного удовлетворения, и она блаженно погрузилась в мир воспоминаний о счастье.

– Брина! – звук знакомого голоса внезапно вывел их из забытья. Брина выскользнула из его объятий, повинуясь настойчивому зову.

– Вульф! – нетерпеливо звал голос, словно требуя немедленного отклика.

«Дурак! – подумал Вульф и резко сел. – Зачем кричать на весь лес, если повсюду рыскают враги?»

Чудесное видение развеялось, и реальность вновь наполнила сердце Брины чувством вины. Она чувствовала, что предала деда. Быстро надев простое платье, она поспешила уверить Вульфа:

– Враги не услышат, они слишком далеко отсюда.

Вульф поднялся и, одеваясь на ходу, последовал за Бриной, которая удалялась в направлении их убежища. Он понял, какой виноватой ощущает себя сейчас она. Наверняка старик сможет все понять по ее лицу. Сакс надел свою зеленую тунику и поспешил за девушкой, чтобы принять на себя гнев старика.

Вдруг он подумал: «А ведь мы оставили старика почти при смерти. Неужто это тайные силы оживили его?»

Глиндор, опираясь на свой посох, стоял у входа в пещеру, напряженно вглядываясь в гущу леса, темной стеной возвышавшегося перед ним. Когда они подошли к старику, он, безусловно, сразу заметил растрепанные волосы и припухшие губы Брины. Щеки ее пылали.

«Неужели она стыдится того, что совершила?» – подумал старик.

Вульф, вышедший из тени деревьев, безмолвным взглядом ответил на его вопрос и тут же заслонил от Глиндора Брину, стремясь защитить ее от гнева деда.

«Слишком поздно», – подумал в отчаянии Глиндор. Брина стояла, не в силах поднять глаза. Что толку теперь в упреках, решил старик, теперь остается лишь просить тайные силы, чтобы то, что случилось, осталось без последствий.