В Москву я въехала позже, чем планировала, потому что трасса оказалась мокрой, и я боялась сильно гнать, да и аварии на некоторых участках не способствовали быстрому продвижению.
Заселившись в гостиницу, я быстро сбегала в кафе, которое приметила до этого и, поужинав, вернулась в номер. Глаза от усталости слипались, поэтому я не стала принимать душ и распаковывать чемоданы, а сразу легла спать. «Всё сделаю завтра».
Проснувшись утром, спросонья я не сразу поняла, где нахожусь, но потом всё вспомнила, и энергия забурлила с новой силой. «Так, сейчас в душ, потом завтрак, а потом… Куда потом двинуться? В библиотеку, чтобы посмотреть подшивки старых газет? Но необходимо знать хоть приблизительные временные рамки события, чтобы не тыкать пальцем в небо. Сейчас я знаю только одно — всё происходило, когда на улице было тепло, потому что балконная дверь была распахнута, и в комнату врывался тёплый ветерок. Но вот год?».
Из того, что я читала про реинкарнацию, следовало, что после смерти души практически никогда сразу не вселяются в другое тело, и проходит не один год, а десятилетия минимум. Но с другой стороны, во время видения прошлой жизни я обратила внимание на одежду, а самое главное на технику в той комнате, в которой видела себя. По всему выходило, что события происходили недавно. «Если логически размышлять, то поиски необходимо начинать с семидесятых годов, а если ничего не найду, то просмотреть подшивки за шестидесятые. В восьмидесятые лезть не стоит, потому что я родилась в восемьдесят третьем, и хоть какое-то время провела не на Земле».
Пока все эти мысли проносились в голове, я успела принять душ и одеться в джинсы и свитер, а затем остановилась и замерла, пытаясь припомнить ещё хоть что-нибудь, чтобы иметь больше зацепок. «А может сразу поехать к дому? Может подсознание ещё что-то выдаст?».
«Да, так и сделаю! Попытаюсь поговорить с консьержками. А потом уже начну рысачить по библиотекам» — решила я, и выбежала из номера, потому что уж очень хотелось хоть что-нибудь узнать.
В кафешке, в которую я забежала, чтобы позавтракать, кусок в горло не лез, потому что хотелось действовать и, выпив чашку кофе, я решила себя не насиловать и чуть ли не бегом побежала на стоянку за своей машиной.
До Котельнической набережной я добралась относительно быстро, потому что сегодня была суббота, и в пробках почти не пришлось стоять.
Припарковавшись, я вышла из машины и подошла к главному входу. Запрокинув голову, я посмотрела на здание, и мне стало не по себе. «Я падала где-то здесь, потому что когда бежала к балкону, видела и Кремль вдалеке, и открывающийся вид на Яузу» — по телу прошлись мурашки, когда я снова вспомнила своё падение. «Да уж, находиться на месте своей смерти ощущения не из приятных. Лучше-ка зайду внутрь и попытаюсь поговорить с консьержкой».
Потянув на себя тяжёлую дверь, я вошла внутрь и оказалась в просторном холле. Высокие потолки, украшенные лепниной, стены с выложенной мозаикой и мраморный пол поражали своей красотой, и я почувствовала себя букашкой, залетевшей не в свой цветник.
— Вы к кому? — строго спросил мужчина, поднявшийся из-за стола.
Я рассчитывала увидеть какую-нибудь болтливую бабушку-консьержку, а вместо этого на меня подозрительно смотрел мужчина лет пятидесяти трёх, с военной выправкой. «Этот и под пытками ничего не расскажет. Да и вряд ли будет знать о событиях шестидесятых — семидесятых годов. Но попробовать всё же стоит».
— Здравствуйте! Я журналист с сайта «Москва Советская», и пишу статью про сталинские высотки и всё, что с ними было связанно, — я вдохновенно начала врать, придумав и сайт, и профессию. — Сейчас как раз собираю данные про этот дом. Про тех, кто жил в нём, что здесь происходило. Вы не могли бы ответить на некоторые вопросы? Сейчас меня особенно заинтересовал случай с одним известным архитектором и его дочерью, которую выбросили из окна. Вы что-нибудь об этом слышали? — Ничего я не слышал, — холодно ответил консьерж и, смерив меня презрительным взглядом добавил: — Иди отсюда по добру — по здорову. Нечего сплетни собирать. У нас приличный дом. Знаю я вашего брата — в поисках дешёвых сенсаций, какую угодно гадость придумаете. Давай, топай на выход.
Мужчина начал на меня надвигаться и я ретировалась из холла, поняв, что мне ничего не светит. «Облом!» — я сердито топнула ногой, выйдя на улицу. Но уходить от дома почему-то не хотелось. Здание как-то необъяснимо тянуло к себе и, начав прохаживаться возле него, периодически поглядывая вверх, я пыталась хоть что-нибудь вспомнить. Однако никаких дополнительных воспоминаний не всплывало, и тяжело вздохнув, спустя двадцать минут я поплелась к лестнице на набережную.
Спустившись до середины, я увидела сухонькую, щуплую, аккуратную старушку, которая опираясь одной рукой на палку, а второй держала старую тряпичную сумку с продуктами, и пыталась преодолеть ступени. Пройдя несколько, она останавливалась передохнуть и тяжело кряхтя, охала. Бабульку стало очень жалко и, подойдя к ней, я участливо спросила:
— Вам плохо? Может помочь сумку донести?
— Если не трудно, детка, то помоги, — с благодарностью ответила она.
Забрав у старушки сумку, я взяла её под локоть, и мы начали наш подъём.
— С каждым днём всё сложнее подняться, — прошамкала бабулька, горестно вздохнув. — А ведь были времена, когда я по этим ступенькам почти взлетала… Эх, молодость… Только постарев, понимаешь ценность силы и здоровья…
— Возможно, — пробормотала я, погружённая в свои мысли и думающая, куда сейчас податься, чтобы узнать побольше про дом, но тут до меня дошли слова старушки о том, что в молодости она чуть ли не взлетала по этим ступенькам и я с интересом посмотрела на неё. «А это может быть шансом!».
— Как я понимаю, вы здесь живёте и, причём давно? — осторожно спросила я, боясь спугнуть излишним любопытством пожилую женщину.
— Да, вот уже пятьдесят девять лет. Нам квартиру в этом доме дали акурат перед смертью Иосифа Виссарионовича… хорошие времена были — добрые, размеренные. Все дружно жили, никуда не спешили. А сейчас… Вон, ты первая, кто за много месяцев подошла ко мне и предложила помощь… а другие всё куда-то бегут… куда-то спешат.
— Так вы, наверное, и жильцов помните многих, да? — с надеждой спросила я. «Хоть бы у бабульки старческий маразм не прогрессировал. Тогда у меня есть шанс получить ответы на главные вопросы».
— А чего ж не помнить? — старушка оживилась. — Раньше здесь люди интересные жили, с которыми было о чём поговорить. Не то что сейчас… Понаехали капиталисты, покоя от них нет…
«Всё ясно. Ярая коммунистка, живущая прошлым» — вынесла вердикт я и улыбнулась.
— Так интересуешься прошлым, аль по делу? — мы остановились передохнуть в пролёте между ступенями, и бабулька пристально посмотрела на меня.
Глаза женщины светились прозорливостью и хитростью, и я поняла, что тут старческим маразмом и не пахнет, и лучше говорить правду.
— По делу, — ответила я.
— Ну, если донесёшь мне сумку до квартиры, то я тебя чаем напою и расскажу, что помню.
— Договорились, — улыбнувшись, я кивнула.
Дойдя до дверей и, открыв их, я пустила бабушку вперёд, а на лицо нацепила маску самоуверенности и высокомерия, чтобы консьержу дать отпор. Увидев меня во второй раз, он нахмурился и кинулся к старушке, пытаясь меня от неё отодвинуть и забрать сумку с продуктами.
— Ты чего это, касатик, козлом запрыгал? — в голосе женщины появились строгие нотки, и она окатила его холодным взглядом. — Уйди с дороги, это гостья ко мне.
— Серафима Павловна, да эта проходимка из газеты, нос свой суёт везде, сенсации ищет, — обиженно произнёс мужчина. — Её надо в шею гнать!
— А тебе какое дело, кто она? Для меня это свободные уши, а не проходимка, — властно ответила она, слегка ударив консьержа палкой по ногам, и я заулыбалась. — Уйди в сторону! Буду я ещё всяких сопляков спрашивать, что мне делать со своими гостями. Лучше лифт вызови!
С ненавистью посмотрев на меня, консьерж потрусил к лифту, а я с уважением посмотрела на бабульку. «Вот тебе и щупленькая, хилая маразматичка. Генерал в юбке! Вон, даже это бывший солдафон боится ей слово сказать». А в том, что консьерж бывший военный я почему-то не сомневалась.
Всё ещё улыбаясь, я вошли следом за бабулькой в лифт и, нажав на кнопку, она неожиданно мне улыбнулась, а потом спросила:
— Что, уже пыталась расспрашивать нашего Назарыча, да?
— Пыталась, — ответила я, и кротко вздохнула.
— Глухой номер, — бабка поморщилась и покачала головой. — Всегда молчит, как партизан, даже посплетничать с ним нельзя. За это его и не люблю. Сын мой его сюда после выхода на пенсию пристроил, вот теперь и мучаюсь я. А раньше хоть сидели консьержки, с которыми можно и поговорить было… Эх, жизнь… Ну ничего. Сейчас он сделает пару звонком и станет весело, — женщина хитро сверкнула глазами и ещё шире улыбнулась.
Я только открыла рот, чтобы спросить, что она подразумевала под весельем, после каких-то звонков, как лифт остановился.
— А вот и мой этаж! — жизнерадостно провозгласила бабушка и направилась к металлической двери, доставая на ходу ключи.
Через пять минут мы уже сидели на большой и уютной кухне, и я с удивлением оглядывалась вокруг. Я думала, что попаду в квартиру, где всё дышит стариной, а вместо этого увидела апартаменты с дорогим евроремонтом, и самыми последними новинкам в технике.
— Детка, тебе чай или кофе? — заботливо спросила старушка, подходя к кофемашине.
— Кофе, — ответила я и ещё больше удивилась, когда она проворно начала управляться с дорогим агрегатом.
«Ты посмотри, я маму до сих пор не могу нормально научить пользоваться мобильным телефоном, а эта бабулька похлеще любого бармена в кофейне с такой машиной справляется» — с улыбкой подумала я, глядя на кучу кнопочек и рычажков, на которые нажимала женщина. «Она очень не проста! Ох, как не проста!».
Спустя две минуты передо мной стояла чашка ароматного кофе, и я с наслаждением сделала глоток. «Первым делом, как куплю себе постоянное жильё, приобрету хорошую кофеварку, а то к пойлу, что приходится пить после отъезда из дома, я никогда не привыкну».
— Как вкусно, — произнесла я. — Божественный напиток. Спасибо вам. Это первая нормальная чашка кофе за последние несколько дней.
— Да не за что! А теперь давай, рассказывай, кто тебя интересует? — сделав себе капучино, старушка уселась напротив меня. — Только скажи сначала, как тебя зовут?
— Катя…
— А я Серафима Павловна, — с достоинством представилась она. — А теперь сантименты в сторону и перейдём к делу. Итак?
Бабулька мне всё больше нравилась и вызывала уважение. Несмотря на возраст и внешнюю старость, чувствовалось, что в душе она молода, да плюс ко всему и хитра, и точно знает, чего хочет.
— Меня интересует — жил ли в вашем доме архитектор, у которого была дочь Варвара, тринадцати лет? — я сразу перешла к делу и, задав вопрос, затаила дыхание.
В глазах женщины промелькнула печать и я поняла, что она помнит таких. «Боже, выходит, на самом деле я видела свою прошлую жизнь!» — пронеслось в голове, и я шумно выдохнула.
— Жил. Над нами, двумя этажами выше. Соболин Василий Зиновьевич. И девочка у него была — Варенька, — печально произнесла старушка. — Трагическая история вышла.
— А вы могли бы про неё рассказать? — взволнованно попросила я.
— А зачем тебе? — женщина настороженно посмотрела на меня. — Откуда интерес? Это потому что хозяева собираются квартиру выставлять на продажу? Квартиру их, что ли купить хочешь? — Эээ… Не я, а мои знакомые. Вот попросили меня разузнать про неё, — соврала я. — Беспокоятся, что девочку практически в ней убили…
— Бог с тобой! Какое убийство?! — бабулька всплеснула руками и испуганно посмотрела на меня. — Варенька сама выбросилась, когда узнала, что её мама наложила на себя руки…
— Сама? — переспросила я, чувствуя, как меня охватывает злость.
«Получается, меня вытолкнули, а потом ещё и крайней сделали? И никто не понёс наказание? Значит, я не зря сюда вернулась!».
— Да, сама. Василий Зиновьевич так тяжело переживал трагедию, — Серафима Павловна нахмурилась и бросила печальный взгляд в окно. — Даже переехал отсюда в загородный дом, и на притяжении двадцати девяти лет почти не появлялся здесь. Квартира пустая все эти годы стояла…
— Двадцати девяти лет? — удивлённо переспросила я. — Всего двадцать девять?
— Да. Как сейчас помню — это случилось тридцать первого мая восемьдесят второго…
— Какого… мая? — ошеломлённо спросила я. — Тридцать первого? Вы уверены? И точно в восемьдесят втором?
— Ну да, я хорошо запомнила — тридцать первого, — бабулька обиженно посмотрела на меня. — У меня отличная память.
От услышанного у меня закружилась голова. «Это невероятно! Я появилась на свет ровно через год после гибели Вари — тридцать первого мая восемьдесят третьего. Ровно через год! Разве такое может быть?» — спросила я себя и тут же ответила: «Получается, что может. Ладно, потом подумаю о таком совпадении».
— Так говорите, девочка сама выбросилась? И хозяин уехал отсюда? А он ещё жив? — кое-как взяв себя в руки, поинтересовалась я.
— Конечно. На прошлой неделе видела его, и сын его здесь появляется. Они квартиру к продаже готовят.
— А жена хозяина? Она тоже здесь бывает? — мачеха являлась третьей участницей драмы и я хотела знать и про неё, потому что могло получиться, что это она меня вытолкнула.
— Жена? Нет у Василия Зиновьевича жены.
— Но как же… Ведь он вроде нашёл себе более молодую женщину, и поэтому мать Вари наложила на себя руки…
— Аааа, ты про Лидку спрашиваешь? Тоже мне, жена… — бабулька пренебрежительно фыркнула. — Нет, конечно. Нечего ей здесь делать. Василий Зиновьевич после самоубийства дочери, и пережитого инфаркта почти сразу с ней развёлся. Забрал Эмильчика к себе и увёз в загородный дом. И правильно сделал! Эта змея вечно Вареньку травила, и сына своего настраивала против сестры. Её вообще к детям подпускать было нельзя! Варенька такой хорошей девочкой росла. Всегда здоровалась, уважительно разговаривала, помогала. А уж как на скрипке играла! Мы когда концерты для жильцов на праздники устраивали, она никогда не отказывалась сыграть для нас. А ещё языки учила… А потом вот такое… — Серафима Павловна поджала губы и мне показалось, что ей на глаза навернулись слёзы. — Правда, как Василий Зиновьевич с материю Вареньки, Ариной Наумовной развёлся, девочка изменилась. Стала замкнутой, озлобленной какой-то. Но я её никогда не винила за это. Это всё из-за того, что отец променял её мать на молодуху… Это всё вина отца… Не привёл бы он в дом эту змею молодую, не стала бы она травить девочку, ничего бы этого и не случилось. И Варенька была бы жива, и Арина Наумовна. Но как говорится — старого уже не воротишь.
Слушая воспоминания пожилой женщины, я почувствовала, как внутри всё отзывается болью. «Значит, не всегда я была мстительной и злой. Моё поведение — это всего лишь следствие предательства отца. Уже радует. Но самое интересное во всём этом — что отец развёлся с той тварью. Так может это она меня толкнула? Но почему тогда её не обвинили в моём убийстве? Отец просто развёлся с ней и в отместку за мою смерть забрал сына? Но это недостаточное наказание за убийство. Или он проявил сочувствие к той твари и решил не сажать? Хм, а я вот сочувствия проявлять не буду!».
— Так что, милочка, не было в той квартире никакого убийства, — выдала в заключении старушка.
Я только собралась задать следующий вопрос, как в дверь неожиданно позвонили и Серафима Павловна расцвела.
— О! Назарыч уже нажаловался, что меня какая-то проходимка собирается охмурить и мой сынок или внучок прилетели моментально, — довольно произнесла она и подмигнула мне. — Спасать меня от тебя. По-другому ведь в гости и не дозовёшься.
Поднявшись со стула, она не спеша пошла открывать дверь, а меня начал разбирать смех. «Вот же старая лиса! Двойную выгоду поимела — и поговорила о прошлом, которое так любят вспоминать пожилые люди. И в гости зазвала к себе родственников, использовав для этого консьержа и мнимую угрозу с моей стороны. Вот у кого надо учиться хитрости!».
— Ростик! Как же я рада тебя видеть! В коем-то веке бабушку свою решил проведать, — раздалось из прихожей. — Давай, раздевайся! Буду тебя кормить, чаем поить.
— Бабуль, я ненадолго, — ответил ей приятный мужской голос. — У меня сегодня ещё дел много.
— Каких это дел? Ничего не знаю! Сегодня суббота и у нормальных людей выходной! Нет уж, милок, теперь я тебя не выпущу! В понедельник сделаешь свои дела.
Из прихожей раздался протяжный, мученический вздох, а потом возня и мне опять стало смешно. «Старушенция прёт, как танк и отговорок не принимает. Вот это характер! А парень, похоже, попал!». Но спустя минуту на кухню зашёл мужчина, и мне стало не до смеха.
В воображении я уже нарисовала себе молодого человека, которым бабка крутит, как хочет, а передо мной появился симпатичный мужчина лет тридцати, в дорогом костюме. Каштановые волосы были стильно уложены, щёки и волевой подбородок гладко выбриты, тонкий аромат дорогого парфюма щекотал ноздри, и вообще весь внешний вид выдавал в нём успешного бизнесмена. А холодный взгляд голубых глаз и плотно сжатые губы явно свидетельствовали о том, что мне здесь не рады.
— Ну, чего в дверях стал и дыры сверлишь в моей гостье? — Серафима Павловна юркнула в кухню и с вызовом посмотрела на внука. — Знакомься что ли — это Екатерина, — а потом повернулась ко мне и с гордостью сказала: — Катя, а это мой внучок любимый и единственный — Ростислав.
— Приятно познакомиться, — сдержанно ответила я, ёжась от колючего взгляда мужчины.
— Бабуль, я телефон в пальто оставил, принеси, пожалуйста. Хочу его отключить, чтобы звонками не беспокоили, — ласково попросил внук.
— Сейчас, внучок! Ты пока мой руки и располагайся, — ответила она и вышла из кухни.
— А мне неприятно с вами знакомиться, — наконец-то мужчина снизошёл ответом до меня. — Могу я полюбопытствовать — какова цель вашего визита в квартиру моей бабушки?
Его тон меня задел, и я моментально ощетинилась:
— Не можете. Это касается только меня и Серафимы Павловны, — бросила я и, положив ногу на ногу, принялась допивать своё кофе и делать вид, что его здесь нет.
Прищурившись, мужчина пристально уставился на меня, и клянусь, любой другой уже бы заледенел на месте. «Обломайся! У меня чашка горячего кофе в руках, и я не окоченею. Да и не на ту нарвался».
Видимо поняв, что толку от взглядов нет, он двинулся на меня и угрожающе процедил:
— Так, встала быстро и вышла отсюда. Ещё раз увижу тебя возле своей бабушки, руки-ноги повырываю. Думаешь, раз она старенькая, то сможешь её обмануть и втереться в доверие? Даже не надейся! Я уже таких аферисток тьму перевидал.
Поняв, что он настроен решительно, и лучше на самом деле отсюда уходить, чтобы не раздувать скандал и не вляпаться в историю, я поставила чашку на стол и встала. Но трусливо бежать было не в моём характере и, окинув мужчину презрительным взглядом, я с отвращением прошипела:
— Во-первых — никто в доверие втираться и не собирался, мы просто поговорили. Никаких видов на вашу бабушку я не имею. Во-вторых — Серафима Павловна не какая-то там маразматичная старушка, которая с головой не дружит и может наделать глупостей, а умная и хорошая женщина, в твёрдом рассудке. Да ещё и похитрее вас будет. А в-третьих — если так любите свою бабушку, наймите ей помощницу или домработницу. Она бедная еле по ступеням взбирается, после похода в магазин. А ещё лучше, отрывайте хоть иногда свою задницу от кресла и привозите сами ей продукты, чтобы она не надрывалась. Заодно и проведывать бабушку будете. А то устроили тут из неё сторожа для апартаментов с евроремонтом и трясётесь, подозревая всех и каждого в обмане. Доходчиво объясняю? — я вызывающе посмотрела на ошеломлённого мужчину, а потом добавила, перейдя на «ты»: — И если не сделаешь это, я сама тебе руки и ноги повырываю, а потом привезу сюда, чтобы бедная женщина не скучала в одиночестве. Всё, а теперь отвали с дороги, у меня ещё куча дел сегодня.
Гордо вскинув голову, я отодвинула мужчину со своего пути и неспешно пошла в прихожую, чувствуя его взгляд.
— Ой, Катя, а ты куда это собралась? Мы ещё не договорили с тобой, — бабулька расстроенно посмотрела на меня.
— Простите, Серафима Павловна, но у меня ещё много дел сегодня. Да и не хочу мешать вам общаться с внуком. Спасибо огромное за кофе. Оно было бесподобным. А договорить мы и в следующий раз можем. Я оставлю вам свой номер телефона, и если заскучаете, звоните, — громко, чтобы на кухне меня услышали, произнесла я, а потом заговорчески добавила: — Или если захотите устроить очередную провокацию родным и заставить их проведать вас.
Достав блокнот из сумки, я записала свой номер телефона и, вырвав листок, вручила его старушке.
— Хорошо, обязательно позвоню, — также громко ответила она, и задорно улыбнувшись, тихо добавила: — Ты уж прости, что использовала тебя.
— Ничего страшного, — я с теплотой посмотрела на пожилую женщину и, обувшись, взяла свою куртку. — С вами было приятно пообщаться.
Помахав на прощание, я вышла за дверь и подошла к лифту, собираясь покинуть здание, но тут почувствовала желание хоть одним глазком посмотреть на ту квартиру, где когда-то жила.
«Бабулька сказала, что Варвара жила над ними, двумя этажами выше, так почему не прогуляться, не посмотреть на номер квартиры. Ведь неизвестно попаду ли я в этот дом ещё раз, а точный адрес мне может пригодиться».
Глубоко вздохнув, я надела на себя куртку и направилась к лестнице, а спустя несколько минут уже стояла на нужном этаже. Глядя на резную деревянную дверь, на кованую ручку, я ожидала, что может хоть что-нибудь всплывёт в памяти, но никаких воспоминаний не было. Тогда взявшись за ручку и для правдоподобности надавив на неё, я закрыла глаза и попыталась представить себя Варей, которая не раз открывала эти двери. Неожиданно дверь поддалась и открылась. Оторопев, в первые секунды, я растерялась, а потом испытала жгучее желание хоть одним глазком заглянуть в квартиру. «Старушка сказала, что квартиру готовят к продаже и, наверное, здесь есть строители, которым я всегда могу сказать, что являюсь потенциальным покупателем. Главное, понаглее себя вести. Может даже получится и посмотреть хоромы, в которых когда-то жила».
Нацепив маску спеси и высокомерия, я широко открыла дверь и сразу увидела строительные леса. «Точно, строители. Главное заставить их врасплох и не дав опомниться, пройтись везде, а потом можно и валить отсюда».
Сделав шаг внутрь, я громко крикнула:
— Эй, покажитесь, кто живой есть!
А в следующее мгновение над головой раздался шорох, и мне на голову упало что-то тяжёлое, а потом я ощутила, как что-то вязкое и холодное потекло по волосам, шее, за шиворот и на лоб.
Ойкнув, я начала оседать на пол и подняв руку, потрогала голову. Посмотрев на пальцы и увидев, что они все красные, я ощутила головокружение и начала проваливаться в темноту. «Неужели меня снова убили в этой квартире?» — последнее, что я успела подумать…