Воспоминания о II съезде РСДРП

[77]

Нелегко далось Ленину и настоящим искровцам, основному ядру профессиональных революционеров, выпестовать большевистскую партию. Для осуществления этой задачи, которую Ленин себе поставил, пришлось преодолеть очень большие трудности.

Если на II съезде партии большевизм оформился «как течение политической мысли и как политическая партия» (Ленин), то основы партии нового типа, партии ленинизма, закладывала «Искра».

Когда Ленин приступил к изданию «Искры», то, как это явствует из первых его работ: «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?» и «Задачи русских социал-демократов», у него уже сложилась законченная концепция как о программе и тактике, так и об организационных принципах большевистской партии, ведущей рабочий класс на борьбу за свержение буржуазии и за диктатуру пролетариата. За осуществление этих задач Ленин боролся всю свою жизнь, и еще при жизни он добился их осуществления.

Когда появилось заявление редакции об издании «Искры» (октябрь 1900 г.)[78], а затем и первые ее номера, в центральных промышленных городах, а также в местах ссылки уже существовали отдельные социал-демократы и даже социал-демократические группы, которые не только приветствовали появление «Искры», но и взялись со всей энергией за проведение ее плана о создании революционной социал-демократической партии в России. Статьи «Искры», направленные против «экономистов», рабочедельцев, эсеров, Бунда и других оппортунистических элементов, подхватывались русскими революционными социал-демократами, использовались ими в своей агитации, в борьбе против этих течений.

Докатились искровские идеи и до того сравнительно небольшого города (Вильна), где я тогда работал. Ко времени выхода «Искры» я был уже знаком с литературой группы «Освобождение труда». В Вильне в то время шла борьба за влияние на передовых рабочих между Бундом, ППС и сторонниками «Искры». Бунд примыкал к «экономистам», был связан с рабочедельцами и терял свое влияние на передовых рабочих; ППС очень импонировала рабочим своей борьбой против самодержавия, но отталкивала их своим национализмом. Появление «Искры» было встречено передовыми рабочими с энтузиазмом. «Искра» отвечала их чаяниям. Многие революционные рабочие стали искровцами. Примкнул к «Искре» и я. «Искра», как известно, издавалась за границей, и спрос на нее во всей России был громадный. Узким местом была доставка нашей газеты в Россию. Я занялся доставкой литературы из-за границы в Россию, не оставляя в то же самое время работы и в мастерской. Мне это было легко делать, так как у меня были связи среди рабочих-щетинщиков на границах Литвы и Польши с Германией.

Ко мне в Вильну искровские организации России стали посылать людей для отправки их за границу. Сергей Цедербаум извещал меня об искровской литературе, находящейся на германской границе, и я доставлял ее в Вильну, откуда организация «Искры» рассылала ее по всей России. Эту работу я продолжал и после ареста С. Цедербаума. В начале 1902 г. за мной началась слежка и я указал через виленскую организацию «Искры» на необходимость дать мне заместителя, которому я мог бы передать связи на границах. Для принятия у меня транспортных связей был прислан в Вильну Арцыбушев (под кличкой Маркс). В начале марта 1902 г. я был арестован в Вильне на вокзале, и хотя был задержан не под своей фамилией, но жандармы знали мое настоящее имя. Полицейский, находившийся в жандармском управлении на вокзале, предложил направить меня к нему, заявляя, что у него я скоро заговорю. Но жандармский офицер ответил: «Ошибаетесь, он вам ничего не скажет: он искровец». Таким образом, даже жандармы отличали искровцев от сторонников других течений и партий.

Меня направили в киевскую тюрьму; в этой тюрьме тогда сидели многие видные искровцы. Они были присланы сюда из крупнейших центров России – Питера, Москвы, Баку, Харькова, Одессы и других городов (впоследствии выяснилось, что у Крохмаля, бывшего тогда главой искровской организации в России, жандармы перехватывали и расшифровывали переписку и что у него были найдены многие адреса, в том числе и мой). Главный контингент политиков, заключенных в киевской Лукьяновской тюрьме, составляли искровцы, социалисты-революционеры и украинские социалисты. В тюрьме шла идейная борьба между этими группами. Все эти группы наладили получение в тюрьму своей нелегальной литературы. Искровцы подготавливали себя для будущей работы и дебатировали все вопросы тактики, программы и организации партии.

Сидеть тогда в тюрьме изолированным от развивающегося в стране революционного движения было очень тяжело. В стране происходили студенческие демонстрации, крестьянские волнения (в Харьковской и Полтавской губерниях), стачки рабочих. Искровцы задумали и осуществили побег из киевской тюрьмы; бежало 10 искровцев, в том числе и я. Бежавшие переправились за границу, и каждый из нас получил задание от редакции «Искры». Часть вернулась на работу в Россию, другая, к которой принадлежал и я, была оставлена на работе за границей. Мне было поручено организовать в Германии отправку литературы в Россию и переправу людей через границу в Россию и обратно.

«Искра» делала колоссальные успехи по объединению партии. Комитет за комитетом в России переходил на сторону «Искры». Ни один комитет не мог бы удержаться в промышленных центрах в конце 1902 и 1903 гг., если бы выступил открыто против «Искры». Спрос на искровскую литературу был громадный… Члены местных организаций партии и даже не принадлежащие к организации революционные рабочие давили на комитеты, добиваясь, чтобы те пошли с «Искрой». Немало комитетчиков поэтому перекрашивалось в искровцев, не будучи ими на деле, только с той целью, чтобы не оказаться выброшенными из движения.

Как известно, то же самое происходило через 16 – 17 лет, в период перед II конгрессом Коминтерна, со многими вождями партий II Интернационала, когда под давлением партийной массы они, заявляя о своем присоединении к Коммунистическому Интернационалу, не только не разделяли его программы, тактики и организационных принципов, но были даже противниками Коммунистического Интернационала. Ленин на II съезде Заграничной лиги русской революционной социал-демократии (13 – 18 октября 1903 г.) в своем докладе о II съезде партии говорил:

«Высказываются теперь некоторыми искровцами и такие в высшей степени странные взгляды, будто ЦК должен отражать в своей деятельности всякие шатания и примитивные воззрения в партии. В этом же духе говорили некоторые нетвердые, колеблющиеся искровцы и на съезде. Таким образом оказывается, что взгляд, будто все, причисляющие себя к искровцам, являются таковыми и на самом деле, совершенно неверен. Есть искровцы, стыдящиеся даже называть себя искровцами, это – факт. Есть искровцы, борющиеся с „Искрой“, ставящие ей разные препятствия, тормозящие ее деятельность. „Искра“ стала популярна, сделалось модой называться искровцем, но это не мешает многим оставаться тем, чем они были раньше, до признания ее многими комитетами. Такие ненадежные искровцы принесли ей много вреда. Если бы они еще боролись с нею прямо, открыто… Но нет, они действуют исподтишка, из-за угла, незаметно, тайно»[79].

Я думаю, что этот опыт присоединения к «Искре» лжеискровцев, которые на самом II съезде партии и в особенности после него примкнули к меньшевикам и яростно боролись против большевиков, был учтен Лениным при выработке им в 1920 г. 21 условия приема в Коминтерн…

Разногласия среди искровцев на II съезде

В начале 1903 г. в Берлин приехал В. Носков (участник II съезда партии под фамилией Глебов); с ним вместе мы отправились в Лондон, где находилась тогда редакция «Искры». Ленина и Крупскую во время этого моего пребывания в Лондоне я видел очень редко, зато Мартова и Засулич (два члена редакции «Искры»), Дейча и Блюменфельда я ежедневно встречал (Блюменфельд принадлежал к числу бежавших из киевской тюрьмы, где я с ним сильно подружился). С Носковым Ильич договаривался насчет подготовки II съезда, я же должен был подготовить границы и явки к приезду многих делегатов из России на съезд.

Первая половина 1903 г. ушла на подготовку II съезда. На самом съезде я не был, но многие из делегатов, проезжая Берлин, приходили на явки, данные мной, и таким образом у меня установился контакт со многими делегатами съезда. Долго мы никаких сведений о том, что делается на съезде, не получали. В конце съезда до нас дошли очень тревожные слухи о разногласиях среди искровцев, чему мы не поверили вначале. Только после окончания съезда возвращающиеся делегаты повели агитацию среди нас, не бывших на съезде искровцев. В результате искровцы, находившиеся в Берлине и выполнявшие там разную работу, разделились на два враждебных лагеря.

Главным предметом расхождения между искровцами на съезде был, как известно, первый пункт устава и вопрос о выборах редакции центрального органа.

Соотношение сил на съезде было такое: 24 голоса твердых искровцев, 7 делегатов с 9 голосами искровского меньшинства (мартовцы), 4 делегата – сторонники «Южного рабочего», 3 делегата – сторонники «Рабочего дела», 5 делегатов от Бунда и 6 голосов колеблющихся – «болото», как их иронически называли на съезде искровцы. Когда начались разногласия между искровцами, то делегатов искровского меньшинства – мартовцев усердно поддерживали бундовцы, рабочедельцы, «болото» и сторонники «Южного рабочего». Все вместе они имели 27 голосов, а сторонники Ленина – 24 голоса. С уходом со съезда делегатов Бунда (после того как съезд отверг предложения Бунда «быть единственным представителем еврейского пролетариата в партии») и двух делегатов-рабочедельцев (после того как съезд утвердил Заграничную лигу русской революционной социал-демократии единственной партийной организацией за границей) искровцы – сторонники Ленина получили твердое большинство.

Разногласия, которые возникли среди искровцев на II съезде, многим из нас, не участвовавшим на съезде, сразу не были достаточно ясны. Мы не знали, кто какие статьи писал в «Искре»; для нас «Искра» была единым целым. Уже значительно позже мы узнали, что редакция за три года ни разу не собиралась в полном составе, что целый ряд важнейших статей ходил по рукам от одного редактора к другому со всякими изменениями, и таким образом задерживался на недели выход этих статей. Мы позже узнали, что в процессе борьбы двух течений в редакции фактически не работала та тройка – Ленин, Мартов, Плеханов, – которая была съездом выбрана в редакцию. С другой стороны, меня очень возмущало то, что, после того как съезд выбрал редакторов, Мартов и остальные три редактора прежней «Искры» (Засулич, Аксельрод, Потресов) отказались выполнить решения съезда.

Что касается первого параграфа устава, то на этот счет у меня не возникло никаких сомнений. С первого момента я был за формулировку Ленина и против той формулировки, которую съезд принял по предложению Мартова.

Принятый в редакции Мартова первый параграф устава гласит: «Членом РСДРП считается всякий, принимающий ее программу, поддерживающий партию материальными средствами и оказывающий ей регулярное личное содействие под руководством одной из ее организаций».

Тов. Ленин настаивал, чтобы вместо слов: «и оказывающий ей регулярное личное содействие под руководством одной из ее организаций», поставить: «и личным участием в одной из партийных организаций».

В своем докладе на II съезде Заграничной лиги Мартов, защищая свою точку зрения, пытался смазать принципиальные разногласия между своей и ленинской формулировкой.

«Мне, – заявил он, – не представлялось и сейчас не представляется столь существенным различие между двумя формулировками, которые формально отличаются между собой лишь несколькими словами (Ленин: Неверно!)»[80].

В действительности же те «несколько слов», в которых Мартов усматривает лишь формальное отличие между обеими редакциями первого параграфа, заключают глубокое принципиальное расхождение в понимании членства партии.

Эта разница очень велика для любой нелегальной партии, тем более для РСДРП, которая во время II съезда была сугубо нелегальной… Мартов был вполне последователен в этом процессе с точки зрения II Интернационала. Но большевики во главе с Лениным ставили себе целью построить – и построили – партию нового типа – большевистскую партию. Такой партии нужен был и свой устав.

В партиях II Интернационала члены партии пассивны. За них все дела партии обсуждают и решают руководство и актив, который подбирается руководством на длительный срок, независимо от его работы в массах и от того, что он делает для партии. Члены партии несут партийную работу лишь во время выборов в представительные учреждения, а социал-демократическая партия в целом является не боевой партией пролетариата, но избирательным аппаратом, приспособленным к парламентским выборам, к парламентской борьбе. Единственный контроль, который существует у этих партий, – это уплата членских взносов. Посещают ли члены партии партийные собрания, выполняют ли они партийные обязанности – это не проверяется. На партсобрания социал-демократов приходит мало членов; но это соответствует расчетам вождей: они могут на этих собраниях проводить все, что им угодно.

Допустимо ли такое положение для большевистской партии даже в обстановке легальности? Конечно, нет. Ведь задачи большевистской партии принципиально отличаются от задач партий II Интернационала.

Большевистские партии постоянно борются против буржуазии и ее правительства, готовят и организуют рабочий класс для борьбы за власть. Они должны, следовательно, постоянно агитировать и организовывать рабочих на фабриках и заводах, устраивать демонстрации, стачки и т.д.; они должны также подготавливать резервы пролетариата. Боевая революционная партия пролетариата может выполнить стоящие перед ней задачи только в том случае, когда все члены партии самоотверженно отдают себя партийной работе, а для этого они должны состоять в партийных организациях, которые руководят классовой борьбой пролетариата.

Тем большее значение имело определение членства для нелегальной партии, какой была РСДРП того времени. Зачем члену партии подвергаться риску быть арестованным на партийных собраниях, на демонстрациях, на массовках, при перевозке и распространении литературы и т.д., когда он мог считать себя и называться членом партии и сидя дома, лишь оказывая даже незначительные услуги парторганизациям? Я не говорю уже о том, что при таком уставе нельзя было бы даже проводить формального контроля членства, чтобы убедиться, оказывает ли тот или иной член партии услуги парторганизации, платит ли он хотя бы членские взносы (в частности, ни парткнижек, ни марок, которые партии II Интернационала вклеивали в парткнижки, тогда ведь у нас не было).

Ленин в своем докладе на съезде Лиги, доказывая, что разница между двумя формулировками огромная, сказал:

«Между тем как я предлагал признать членом партии того, который, разделяя программу партии и оказывая ей материальную поддержку, входит в какую-нибудь партийную организацию, – Мартов находил достаточным, кроме двух первых условий, работу под контролем одной из партийных организаций. Я стоял за свою формулировку и указывал, что иного определения члена партии мы не можем сделать, не отступая от принципа централизма. Признать членом партии лицо, не входящее ни в какую партийную организацию, это значит высказаться против всякого контроля партии. Здесь Мартов вносил новый принцип, совершенно противоречащий принципам „Искры“. Формулировка Мартова расширяла пределы партии. Он ссылался на то, что наша партия должна быть партией масс. Он открывал настежь двери всяким оппортунистам, расширял пределы партии до полной расплывчатости. При наших же условиях это представляет большую опасность, так как установить границу между революционером и праздноболтающим очень трудно; поэтому нам необходимо было сузить понятие партии… Мартов в данном случае проявил оппортунизм. Его формулировка вносила фальшивый диссонанс в устав: каждый член партии должен находиться под контролем организации так, чтобы ЦК имел возможность доходить до последнего члена партии. Моя формулировка давала стимул организоваться. Тов. Мартов принижал понятие „члена партии“, оно же, по моему мнению, должно стоять высоко, очень высоко»[81].

Последующие события показали, что борьба Ленина на II съезде по первому параграфу устава была борьбой за партию нового типа в международном масштабе. Точно так же и разногласия по вопросу о составе центральных органов партии имели крупнейшее значение. Твердые искровцы боролись на съезде за создание дееспособной редакции центрального органа партии – «Искры», за работоспособный состав ЦК.

Искровцы мартовского толка, поддерживаемые всеми врагами «Искры», стояли за бесформенный ЦК и неработоспособную редакцию «Искры».

Мартов и его сторонники уже на самом съезде заявили, что они не подчинятся решениям съезда о составе редакции; они действительно тотчас же использовали Заграничную лигу революционной социал-демократии для того, чтобы начать борьбу против решений II съезда партии.

II съезд Заграничной лиги и вероломство Плеханова

Параграф 13 устава, принятого на II съезде, посвящен Заграничной лиге. Этот параграф гласит:

«„Заграничная лига русской революционной социал-демократии“, как единственная заграничная организация Российской социал-демократической рабочей партии, имеет целью пропаганду и агитацию за границей, а равно содействие русскому движению. „Лига“ имеет все права комитетов, с тем только исключением, что поддержку русскому движению она оказывает не иначе, как через посредство лиц и групп, особо назначенных Центральным Комитетом»[82].

Как только выяснилось, что съезд партии не пошел с Мартовым, который требовал избрания прежней редакции «Искры», Мартов, Троцкий и их сторонники хотели использовать Заграничную лигу для борьбы против центральных органов партии. Они поставили себе целью превратить Лигу в литературную группу, куда входили бы и три редактора, которые не были выбраны в редакцию центрального органа партии – «Искры». Эту литературную группу они задумали противопоставить «Искре». II съезд партии принял специальную резолюцию о партийной литературе. Пункт 3 этой резолюции указывает, что должна быть «создана обширная брошюрная литература, которая ставила бы себе задачей систематическую популяризацию партийной программы и резолюций съезда по вопросам тактики.

Съезд поручает центральным учреждениям партии озаботиться принятием всех нужных мер для проведения в жизнь этих решений» (указанных в резолюции «О партийной литературе». – О.П.)[83].

Эти решения не оставляли сомнений, что центральным учреждениям партии поручается издание этой литературы. Однако Мартов и его сторонники воспользовались параграфом 13 устава о Лиге, дающим ей право вести за границей пропаганду и агитацию, для того чтобы провести на съезде Лиги решение об издании литературы Лигой. Кроме того, они отклонили предложение сторонников большинства II съезда о внесении в устав Лиги пункта, устанавливающего, что устав Лиги входит в силу после утверждения его ЦК.

Еще до съезда Лиги я был вызван из Берлина в Женеву. Все искровцы, которые бежали из киевской тюрьмы осенью 1902 г., в том числе и я, были приняты в члены Лиги. Сторонники Мартова, к которым примкнул уже упомянутый мной Блюменфельд, не были уверены, что они получат большинство на съезде Лиги. Поэтому Блюменфельд стал обрабатывать меня в духе меньшевизма. Считая, что мой голос на съезде даст перевес либо большевикам, либо меньшевикам, он убеждал меня не мешать созданию литературной группы, в которую входили бы и бывшие редакторы «Искры». Эта литературная группа, по мнению Блюменфельда, должна контролировать работу центральных органов партии, и своими литературными произведениями корректировать их работу. Если ее не будет, говорил он, партия превратится в секту, так как Ленин и большевики хотят сузить партию таким образом, чтобы в нее входили только агенты ЦК. Если я дам перевес большевикам, то на мою совесть ляжет невероятная ответственность. Но я не согласился с доводами Блюменфельда. Тогда он выдвинул предложение, что мне лучше уехать из Женевы и таким образом не участвовать в съезде.

Меньшевики оттягивали открытие съезда Лиги до тех пор, пока не убедились, что они будут иметь на нем большинство. К моменту открытия съезда они уже располагали таким большинством. На съезде присутствовало 15 сторонников большинства, которые имели вместе 18 голосов (отсутствовавшие члены Лиги имели право передачи своих голосов), и 18 сторонников меньшевиков, которые имели 22 голоса. Не примкнувшим ни к большинству, ни к меньшинству оказался только один член Лиги с двумя голосами. Таким образом, меньшинство на II съезде партии получило большинство в несколько голосов на съезде Лиги. Опираясь на это большинство, меньшевики лишили права голоса тех членов Лиги, сторонников большевиков, которые после II съезда поехали в Россию, хотя они я были хорошо информированы о разногласиях.

До II съезда Лиги я – хотя мне было неприятно, что конфликт на съезде вышел из-за недостаточно оцененного мной тогда вопроса о составе редакции, – твердо стоял в вопросе об организационных принципах на точке зрения большинства съезда партии. Этим объясняется, что я решительно отклонил предложение Блюменфельда: либо голосовать с ними, либо уехать со съезда Лиги. Я был очень близок с Блюменфельдом и во время пребывания в Англии близко сошелся с Мартовым. Я тогда не понимал, почему принципиальные разногласия должны повлиять на личные отношения между членами партии. Но я убедился на деле, что Мартов и его сторонники, которые до съезда Лиги были дружески расположены ко мне, резко порвали всякие отношения со мной, как только я подписал на съезде Лиги документ вместе со сторонниками большинства.

На съезде Лиги Мартов, сообщая в своем содокладе о II съезде всякие сплетни, отрывки из личных разговоров и т.д., довел большевиков до того, что они покинули зал заседания. Вначале я, не уйдя со сторонниками большинства, оставался на заседании съезда, но после речи Троцкого, который не уступал Мартову ни в политической беспринципности, ни в клеветническом тоне, и я покинул заседание. Во время съезда Лиги я уже по всем вопросам твердо стоял на точке зрения большинства, все время голосовал с ними и подписывал все документы сторонников большинства.

На съезде Лиги я впервые познакомился с Плехановым. Он бывал на всех совещаниях сторонников большинства, которые происходили во время съезда Лиги. Он верховодил, он председательствовал, он вносил всякие предложения, и они принимались. В этих своих предложениях он шел очень далеко, советуя, например, представителю Центрального Комитета внести на съезд Лиги список новых членов Лиги и ввести их таким образом своей властью в Лигу. Он вместе с остальными сторонниками большинства ушел со съезда Лиги, когда представитель ЦК заявил, что он не утвердит устава Лиги. А через пару дней Плеханов переметнулся на сторону меньшинства.

На меня поведение Плеханова произвело самое отрицательное впечатление. У меня создалось такое мнение, что все это была игра, что он заранее знал, что перейдет к меньшевикам. Вряд ли можно думать, что истерики литераторов и тех заграничных членов Лиги, которые были на съезде, произвели на Плеханова такое впечатление, что в течение нескольких дней он решил, что именно они, а не то большинство, которое было на II съезде партии, представляют общественное мнение партии. Если бы Плеханов не замышлял заранее перехода к меньшевикам, он не мог бы тотчас же после съезда Лиги действовать так решительно в пользу меньшевиков и так злобно против большевиков, как он это делал.

Борьба большевиков во главе с Лениным за проведение решений II съезда партии и против примиренчества

Плеханов кооптировал в редакцию тех трех редакторов, которые были отвергнуты съездом партии. «Искра» начала борьбу против сторонников большинства, главным образом против Ленина, по всему фронту, даже и по таким вопросам, по которым на съезде разногласий как будто не было.

В написанном Лениным обращении к партии участников частного собрания – 22 членов РСДРП, стоящих на точке зрения большинства II съезда, новой «Искре» дается такая характеристика:

«Партийный орган, который „меньшинству“ вопреки воле съезда и благодаря личным уступкам выбранных съездом редакторов удалось захватить в свои руки, стал органом борьбы против партии!

Всего меньше он является теперь идейным руководителем партии в ее борьбе с самодержавием и буржуазий, всего больше – руководителем кружковой оппозиции в борьбе с партийностью. С одной стороны, чувствуя недопустимость своей основной позиции с точки зрения интересов партии, он усиленно занят изыскиванием действительных и мнимых разногласий, чтобы идейно прикрыть эту позицию; и в этих поисках, хватаясь сегодня за один лозунг, завтра за другой, он все более черпает материал у правого крыла партии – прежних противников „Искры“, все более идейно сближается с ними, реставрируя их отвергнутые партией теории, возвращая идейную жизнь партии к пережитому, казалось, периоду принципиальной неопределенности, идейных шатаний и колебаний»[84].

В письме к Глебову от 11 сентября 1904 г. Ленин писал:

«Кроме того, с января вполне выяснилась физиономия новой „Искры“, этого центрального органа сплетен и дрязг, путаницы в рассуждениях и заигрыванья с оппортунистами, сведения личных счетов и выискивания разногласий. Что новая „Искра“ есть орган кружка, орган нового „направления“, это теперь видят все, и даже сама редакция, которая сначала бралась защищать „преемственность“, а в настоящее время систематически оплевывает старую „Искру“»[85].

Не лучше новой, меньшевистской «Искры» оказался и Центральный Комитет. После целого ряда арестов и изменений состава ЦК стал на точку зрения примирения большевиков и меньшевиков, при этом он понимал примирение таким образом, чтобы сдать все позиции меньшевикам, не считаясь с решениями съезда и с волей большинства местных комитетов.

Большевика Васильева (Ленгника), который во время съезда Лиги был представителем ЦК за границей, заменил В. Носков, который на II съезде партии поддерживал Ленина, а после съезда партии перешел к примиренцам и кооптировал в ЦК примиренцев против воли Ленина и несмотря на то, что устав партии требовал при кооптации новых членов в ЦК единогласия членов ЦК. Носков запретил партийной типографии печатать брошюры, которые писались сторонниками большинства. Так как транспорт через Германию был в моих руках, то примиренческим ЦК был прислан ко мне комиссар в лице Сюртука (Коппа) и была создана в Берлине транспортная группа, куда входил, кроме меня и Коппа, еще один член «болота». Они требовали от меня, чтобы я прекратил посылку большевистской литературы в Россию. Самый большой транспорт литературы шел через Германию. Берлинский транспортный аппарат функционировал хорошо. В России же заведовал транспортом т. Литвинов. Поэтому, как только выходила новая литература сторонников большинства, я ее отправлял в Россию, усиленно пересылая также все находившиеся на складах написанные раньше Лениным брошюры: «Что делать?», «Задачи русских социал-демократов», «К деревенской бедноте» и др. Но как только была создана транспортная группа, большинство ее запретило мне отправлять в Россию большевистскую литературу…

Этим примиренческий ЦК хотел изолировать Ленина и заграничных большевиков от российских парторганизаций.

Примиренчество внесло большую путаницу в ряды членов партии не только в России, но и за границей.

Берлинская «группа содействия большевикам» всеми голосами против меня и больного Горина (бывшего делегата II съезда от саратовской организации), который в то время лежал в больнице, высказалась за объединение с меньшевиками. Между тем берлинская группа имела большое значение. Она не только имела много связей с Россией, не только распространяла литературу, влияла на русскую колонию, но и собирала много денег. По отчетам Заграничной лиги, за десять месяцев 1902 г. самое большое количество денег было переведено Лиге из Берлина – 3794 швейцарских франка. Берлинская группа покрывала большую часть расходов по отправке людей и транспорта. Само собой разумеется, что сторонники большинства II съезда создали свою самостоятельную заграничную группу.

Что касается России, то здесь деморализация сказывалась сильнее в тех организациях, где сидели представители «болота». Примиренцы – члены ЦК и агенты ЦК – разъезжали по России, старались внушить комитетам, недовольным примиренчеством ЦК, что им удается привлечь сторонников меньшинства съезда к общей партийной работе, что те готовы распустить свою обособленную организацию и вернуться в партию. В то же самое время эти примиренцы тайно от партии вели переговоры с меньшевиками о кооптации их в ЦК и о фактическом, переходе на сторону меньшевиков…

Этот обман не мог быть скрыт от партии, и громадное большинство русских комитетов сами создали орган – Бюро комитетов большинства – для созыва III съезда…

Борьба за партию от II до III съезда показала, что Ленину и его «Искре» не только удалось воспитать в большинстве русских организаций те кадры профессиональных революционеров, которые на II съезде отстаивали взгляды старой «Искры», ленинскую линию, но, несмотря на то что после II съезда центральный орган и Центральный Комитет попали к меньшевикам и к примиренцам, которые третировали решения съезда, большинство российских комитетов занимало твердую ленинскую линию. Борьба против меньшевиков, борьба за большевистский III съезд, борьба против Плеханова создала те кадры, которые руководили революцией 1905 г. и руководили партией и после победы над буржуазией.

В борьбе за III съезд партии, в борьбе против меньшевиков и примиренцев выдающуюся роль играл орган большевиков «Вперед», который стал выходить в декабре 1904 г. (№ 1 вышел 22 декабря 1904 г.). Я присутствовал на совещании большевиков в Женеве, которое обсуждало вопрос об издании своего печатного органа. К тому времени с согласия представителя БКБ и заграничного центра большевиков я удалил Сюртука и его товарища по «болоту» из германской транспортной группы и прекратил отправку в Россию меньшевистской литературы, в том числе и новой «Искры». С энтузиазмом мы, большевики, стали отправлять нашу газету «Вперед» и брошюры сторонников большинства в Россию всеми способами.

Во всей этой борьбе можно отметить, между прочим, следующий характерный штрих. Как известно, Мартов и Троцкий, вся эта оппортунистическая компания, метали на II съезде партии и на II съезде Лиги громы и молнии против централизации, против якобы диктаторской власти, которую Ленин хотел предоставить ЦК. Когда же они при помощи всяческих махинаций и отсрочек захватили большинство на съезде Лиги, то они избрали администрацию Лиги из трех лиц, все сторонники Мартова, несмотря на то что большевики, сторонники Ленина, имели на съезде Лиги лишь на несколько голосов меньше мартовцев. Когда меньшевики очутились в ЦО, то они третировали местные комитеты партии, без всяких церемоний нарушали решения съезда. Когда большинство комитетов высказалось за созыв съезда и Совет партии обязан был созвать его, меньшевистский Совет решительно отказался выполнить волю партии.

Так действовали не только оппортунисты российские, то же самое было и в других партиях II Интернационала. Когда до войны в социал-демократических партиях большинство принадлежало центристам, то оппортунисты пользовались полной автономией для себя. А когда оппортунисты оказались в большинстве – еще во время войны, – они беспощадно выкидывали из партии всех, кто казался им левым.