Вот моя деревня

Мы вышли на дорогу

Мы вышли на дорогу в тот момент, когда возле нашего поворота остановился автобус. Он как раз в это время из Красной Горы в Кильково идет. У нас остановка называется «по требованию». Если потребуешь, автобус и остановится, а не потребуешь, то и нет. Но он остановился, значит, кто-то потребовал.

Нас было шесть человек, все мальчишки деревни, даже Куварин. В сборную я назначил себя, Колю Семихина и Саньку с Ванькой, а остальных запасными. Пока шли, Федяра все ныл: возьми да возьми его в основные. А ведь он правил не знает, как же мне его взять?

Я говорю:

— Федяра, ты ведь правил не знаешь!

— Знаю, — говорит, — знаю!

— А вот что такое офсайд?

Федяра думает, что офсайд — это когда мяч в овес закатится.

У нас возле футбольного поля овес растет. Только туда мяч кто-нибудь запузырит, Федяра кричит: «Овсайт, овсайт!»

— Я знаю, — говорит Федяра, — только выразить не могу.

Я говорю:

— Ну вот, когда выразишь, тогда и возьму, а пока, Федяра, тебе в основные рановато.

Но возле автобусной остановки положение резко изменилось. Из автобуса вышла тетя Валя Семихина, мать Кольки. Она нас увидала и говорит:

— Коля, поди-ка сюда, чего скажу…

Колька думал, что она из города чего-нибудь ему привезла и так скоренько к ней подходит. А она сумку поставила и — хвать его за ухо!

— Ты на кого Вовку бросил, а? А ну-ка марш домой!

А Вовку мы оставили бабке Тарарихе, она все равно всегда сидит у своего двора.

И вот Коля пошел обратно.

В автобусе все смеются, и Федяра с Кувариным вдруг: га-га-га! Ну, Куварин, понятно, он одиночка, а Федяра чего? Он же Кольке друг.

— Нет, — говорю, — Федяра, мы хоть и потеряли одного из лучших нападающих, но тебя все-таки не возьму в основные.

Набились мы все в автобус, чтобы, значит, через мост переехать и по берегу до Кильково — чтобы ноги зря не ломать.

Шофер дядя Коля дверцу закрыл и спрашивает:

— Куда это равенские собрались?

Я улыбаюсь ему и отвечаю:

— В гости к вам, дядя Коля, в Кильково.

Дядя Коля говорит:

— Ну, тогда плати.

— Мы, дядя Коля, значит, это… городские пионеры к нам едут, дядя Коля…

Я подталкиваю ребят, мол, помогайте, не могу же я один, в таких случаях нужно всем скопом нажимать.

— Мы, может, так проедем, дядя Коля, — загудели наши, — мы вот и садиться не будем, постоим тут у двери…

Я говорю:

— Мы, дядя Коля, с городскими сегодня встречаемся, у нас тут сборная…

— Ну да, — говорит дядя Коля. — Это конечно…

Вдруг он на обочину свернул, дверь открыл и говорит:

— А ну-ка, сборная-крохоборная, вылезай!

Глянул я вниз, а подо мной канава, и в ней крапива выше нашего роста, ба-атюшки, думаю, как же тут быть!..

В автобусе все смеются, а дядя Коля подгоняет:

— А ну, поживей тут у меня, поживей, чтобы мигом!.. Все как один!

Прыгнул я в крапиву, а за мной и все наши повыкатывались. Стоим посреди канавы, руки-ноги поджимаем, шипим от боли, а она во как жжет! А дядя Коля еще и не отъезжает, смеется.

— Ну, как, будете в другой раз платить?

— Откатывай! — кричу. — Кильковские зажималы! Своих небось бесплатно возите, кильки вы и есть! И все пацаны у вас кильки, и девки кильки!..

В автобусе все хохочут, носы давят об стекло. Наконец, он отъехал, и мы выбрались на дорогу…

Федяра больше всех ноет:

— Ой, обстрекался!.. Ой, как обстрекался!

Я говорю:

— Не визжи, Федяра! Плюнь да слюнями разотри!

А Федяра все равно ноет:

— Ой, больно!.. Где же я слюней столько возьму!

Вот стоим мы посреди дороги и плюемся. А ноги у всех паленые, красные, да и руки горят.

Я говорю:

— Еще землей хорошо потереть.

Санька с Ванькой самые терпеливые оказались: сели на дорогу и молча ноги себе посыпают землей.

Федяра говорит:

— Кольке-то Семихину как повезло!

— Нет, — говорю, — Федяра, я тебя в основные не возьму, ты второй раз слабину проявляешь.

Минут пять только сильно болело, а потом отлегло.