Вояж по-турецки

Глава 8

Неудивительно, что после столь весёлого мероприятия мы сладко проспали почти до обеда. За окном по-прежнему висела плотная серая пелена дождя, а в дождь всегда чудесно спится.

Я натянула одеяло на голову. По правде говоря, она слегка побаливала от обилия выпитого за ночь вина.

В висках стучало. Первое января. Надо срочно спуститься в ресторан и что-нибудь съесть.

Я с жалобным стоном стала по сантиметру вылезать из-под одеяла. Севка, взъерошенный, медленно мигающий и похожий из-за этого на ощипанную сову, был молчаливо согласен с озвученным мной планом. Поэтому мы влезли в удачно попавшиеся под руку спортивные костюмы и медленно поплелись к лифту.

Я сидела за столиком перед тарелкой бульона, подперев кулаком щеку, и с вялым удивлением наблюдала, как окончательно проснувшийся Севка поглощает приготовленные на гриле кусочки курицы. Официанты, свежие и улыбающиеся (они что, вовсе не спят, или это уже совсем другие?), бодро сновали между столами и развозили на своих тележках напитки монгольским гостям.

Их в ресторане в этот час было подавляющее большинство. Азиатское происхождение всей многочисленной компании с близкого расстояния было совершенно очевидным уже только по одному разрезу глаз. Мужчины из этой группы в основном были коренастыми, широкоскулыми, с мужественными подбородками, женщины – основательными, с плотными сильными ногами и серьёзным выражением на смуглых лицах. А дети – они, пожалуй, везде одинаковые.

Я разглядывала хорошенькую девочку в пышном розовом платье с аппликацией в виде цветов и светящимся обручем на чёрных, гладких, почти как у старых немецких кукол, волосах, когда вся стайка монгольских детей выпорхнула из-за столов и с шумным топотом понеслась к выходу из ресторана. Девочка побежала с ними, путаясь ножками в слоях фатина. У меня снова застучало в висках.

– А-а-а-а-а! – донеслось откуда-то из-за ближайшей колонны.

– А-а-и-и-и-и! – ответил удалявшийся хор детских голосов. Через секунду топот совсем стих.

– Ну совершенно же не смотрят, куда бегут, – беззлобно прокомментировал первый голос.

К столу подходила Валентина. В клетчатой рубашке, джинсах и бейсболке она смотрелась премило. За ней как-то понуро плёлся непривычно молчаливый Виталик. На нём были тёмные очки.

Я мысленно пожалела мужика. Если уж мне сегодня после нескольких выпитых бокалов вина громкие звуки и резкий свет доставляют столько дискомфорта, что же тогда испытывает Виталий? Судя по количеству сказанных им накануне собственных тостов и горячо поддержанных чужих, ему сейчас должно было быть весьма несладко.

Мы деликатно поздоровались и занялись каждый своим обедом.

Решив, что мне просто жизненно необходима чашечка хорошего крепкого кофе, я переместилась в лобби, поближе к бару, и поманила девушку, протиравшую салфеткой бокалы.

Пока мой кофе готовился, я лениво разглядывала холл. Ни одного знакомого лица. Но это, наверное, для меня сейчас было к лучшему.

Между тем монгольская ватага, попрыгав вокруг ёлки, посрывала с неё пластиковые шары и куда-то с ними умчалась. Несчастная ёлка стояла теперь частично голой. Коробки с сувенирными «подарками» малолетние бандиты растрепали ещё накануне, а самая печальная участь постигла пластикового оленя. Он со сломанной спиной, без одного рога и двух ног лежал теперь, мы с Севкой ещё вчера это видели, в мусорном баке близ бокового выхода из отеля.

Никто из персонала и не думал их ругать, это же дети. У них свой праздник. А шары и олени – дело для отеля наживное.

Пока я пила свой кофе, банда примчалась обратно и повесила на ёлку вместо шаров какие-то светлые листочки. Форма их была мне смутно знакома.

Приглядевшись, я поняла, что это таблички с надписями «не беспокоить» на одной стороне и «просьба убрать мою комнату» с другой, которые есть в каждом отельном номере. Повешенные на наружную ручку двери первой стороной, они призваны обеспечивать покой обитателя этого номера. Горничная, увидев этот знак, откладывает плановую уборку комнаты на более позднее время.

Судя по всему, несносные дети, пробежавшись по коридорам, собрали щедрый урожай этих табличек с ручек номеров отдыхающих после бурного новогоднего застолья гостей.

Грядёт волна досадных недоразумений, покачала я всё ещё слегка гудящей головой.

Рядом с ёлкой мелькнул силуэт моего ребёнка, а к администратору отеля, поправляя тёмные очки, подходил неуверенной походкой Виталик.

Мой плохо работавший после банкета мозг отказывался понимать, как они оба материализовались непонятно откуда перед моим взором, поэтому самым верным решением в тот момент мне показалось подняться к себе и немного поспать.

Севка забарабанил в дверь так, что я подскочила на постели и мгновенно вырвалась из лап охватившего меня предзакатного сна.

Вбежав в номер, ребёнок молча залез в кровать и сунул голову под подушку. Он мелко дрожал всем телом.

Я похолодела. Захлопнув дверь с размаху, я одним прыжком оказалась рядом с Севкой.

Сын, не вылезая из-под подушки, крепко ухватил мою руку. Дрожь его постепенно стала униматься.

– Тебя кто-то испугал? Обидел? Сев, говори, и я сейчас же пойду и оторву ему голову, – сказала я решительно, и именно это я и собиралась сделать совершенно буквально.

Молчание. Я повторила свой вопрос. В ответ снова молчание. Зато ребёнок совсем перестал дрожать.

Я попробовала достучаться с другой стороны:

– Сев, куда мне нужно пойти и что сделать?

Сын глубоко задышал, и я знала, что так он пытается не заплакать.

Я ждала. Севка свои стрессы изливает обычно на окружающий мир резким и обильным эмоциональным потоком. А здесь, видимо, произошло что-то вопиющее.

Мне стало совсем страшно. Но в следующий момент Севка вернул мне самообладание, нащупав и бросив в мою сторону свой телефон.

Господи, что он там опять наснимал? Голова его всё ещё была спрятана под подушкой.

Я взяла аппарат и запустила последнее видео из галереи.

На экране вновь возник уже знакомый мне интерьер гримёрки Карталя. Горничная протирала зеркало.

Ужас. Меня осенило. Похоже, этот напудренный павлин застукал Севку за очередной съёмкой в его владениях и не на шутку рассвирепел. Наверняка попало и горничной. Надеюсь, он не ударил моего ребёнка.

Что бы там ни было, нужно смотреть концовку видео.

Я переместила бегунок на экране и приготовилась слушать турецкую брань артиста. Возможно, впрочем, вполне справедливую в данном случае. Но вместо этого из динамиков послышался голос Севки, мирно комментирующего свои действия:

– Вот сейчас, друзья, я нажму эту кнопку… Ой, открылось! – и размытое изображение чуть затряслось.

– Давайте тихонько посмотрим, что там. Интересно же, – продолжал вещать мой юный корреспондент.

Изображение сфокусировалось на какой-то трубе, затем отодвинулось, и стало понятно, что это штанга, на которой висели плечики с блестящими костюмами, упакованными в прозрачные чехлы. Напротив были расположены какие-то полочки с обувью и коробками (видимо, с головными уборами). Всё это хозяйство обрамляли отливающие металлическим блеском стены. Понятно, этот балбес каким-то образом залез в контейнер со сценическими нарядами.

– Какой красивый! Красный костюм в пакетике. Вот есть ещё синий э-э-э пиджак… Ой, а я раньше думал, что он жёсткий. Ещё золотой костюм тут тоже есть. Большой какой. А этот вот в пакетике тоже. Как будто рыбий. Ха-ха, серебряный просто. – Севка трогал костюмы, приоткрывал чехлы на тех, что были не очень плотно запакованы, и понемногу передвигал их по толстой штанге.

Да, детали костюмов были отчётливо видны и сняты с интересным в целом подходом, отметила я про себя.

Молодец Севка, хоть и балбес, конечно.

На видео неожиданно появился русый затылок.

– Ой, – тихонько послышалось за кадром, и, судя по аккуратно отодвигавшейся от затылка камере, Севка осторожно пятился назад, всё ещё рассчитывая остаться незамеченным. Камеру при этом, впрочем, он не выключал.

Мужчина, попавший на видео, скорее всего сам Кенан Карталь, был голый или почти голый и сидел, скрючившись, в углу своего контейнера, слегка прикрытый висевшими костюмами.

Очевидно, после выступления артист изрядно выпил и заснул, упаковывая свои наряды. Ну, или, как вариант, у звезды вполне могли быть странности, которые распространялись несколько шире области моего понимания.

Картинка задрожала и погасла. Видео кончилось.

– Ну и что, сильно тебе от него влетело? – Я осторожно приподняла подушку и вытерла бумажной салфеткой вновь побежавшие из глаз сына слёзы. – Сколько раз я тебе говорила: не лезь куда не следует. Нельзя! Что он, орал? Сильно орал? Или даже ударил?

Севка заворочался, затем сел на кровати, обхватил руками колени и посмотрел на меня красными заплаканными глазами. Потом он помотал головой, протяжно шмыгнул носом и тихо сказал:

– Мам, там кровь. Орёл этот, как его, в общем, умер он. Насовсем.