Война семей (Веласкес, ч.3)

Глава 14

Глава 14.

10 июля 335 года от Разделения, вторник

— Четырнадцать человек, — Сэм Маккензи стоял у ворот полицейского участка в Форталезе, — он убил их всех, а они даже сопротивления не оказали.

Тим Мелендес отхлебнул кофе из высокого бумажного стакана. Его выдернули из Северного, в тамошнем отделении Службы возникли проблемы, и пришлось их улаживать. Обычный рядовой случай, как и здесь — по меньшей мере двадцать раз в год кто-то из магов сходил с ума, в отношении сорока тысяч людей с потенциальными способностями вообще было много несправедливости, немудрено, что находились те, кто срывался. Один эспер, два, или четырнадцать, или сорок — главное, что сейчас человек, который себя уже таковым не чувствовал, был на свободе и готовился убивать ещё и ещё.

Полицейский участок был полон трупов, в живых осталось шестнадцать патрульных офицеров и два детектива, все они были на заданиях во время бойни, и их всех сейчас допрашивали.

— Не хватает одного, — Марк Эскобар подошёл к Маккензи, — один патрульный пропал, не отвечает на вызовы. И один труп лишний, некий Ян Гашек, лейтенант доложил в управление, что это он — убийца, которого искала полиция Ньюпорта. Я сделал запрос, и мне пришлют запись, на которой он сознаётся. Смотрит прямо в камеру и рассказывает, как убивал этих людей в Ньюпорте.

— Пусть этим займётся Розмари, но вообще убийства — дела полиции или вашего криминального отдела, они нас не касаются. Кордозо здесь?

— Да, его допрашивают, это не он. Энрике Экман, тридцать два года, по профилю подходит. Начал подволакивать ногу две недели назад, странно себя вёл, путал имена, патрулировал дорогу к Ньюпорту и побережье.

— Док, что скажете?

— От восьми месяцев до года, — ответил Мелендес, — он расправился с ними почти мгновенно, и в этот раз не скрывался. Наверное, что-то вывело его из себя, этого Энрике.

— Он может менять внешность и обходить проверки?

— Вполне, если подобрать похожий типаж, а у жертвы взять кровь. Странно только, — маг-инспектор усмехнулся каким-то своим мыслям, — что он может себя контролировать. Время от времени.

Розмари сидела в кабинете в четырёхстах километрах от места бойни, вместе с Филом Родригесом — старый агент наотрез отказался ехать смотреть на сгоревшие и растёкшиеся трупы, заявив, что за шестьдесят лет службы повидал их достаточно. Они проверяли записи с камер полицейского управления Форталезы, точнее, те из них, которые остались. Камеры в участках протектората работали в постоянном режиме, поток информации сразу шёл в дата-центры, и становился доступен архивным службам и начальникам подразделений. На Свободных территориях обмен данными происходил раз в сутки, в десять часов утра, и только после визы начальника участка — методы, которыми действовала полиция на местах, не всегда были законными, и записи предварительно чистили. Тот, кто устроил бойню, просто обнулил накопители, но то, что лейтенант Мендоса отослал в Ньюпорт, сохранилось.

В восемь часов утра два офицера вернулись с ночного дежурства на полицейской машине и зашли в здание участка. Там они обнаружили труп дежурного, офицера Гарри Берга, следы борьбы, открытую камеру, в которой должен был сидеть задержанный, и закованного в фиксаторы человека без сознания, с лежащим рядом пистолетом. Рядом лежал лист пластика с текстом, в котором утверждалось, что пленник — настоящий убийца трёх человек в Ньюпорте. На столе дежурного валялась карточка со стандартным чипом и запиской.

Офицеры сразу же вызвали криминалиста и лейтенанта Мендосу, те приехали в половине девятого. На чипе нашли запись допроса некого Яна Стоцкого, который, по данным полиции, умер за два дня до этого в больнице Пастера. На записи было двое — пленник, которого нашли в участке, и ещё один человек в виде размытого силуэта. Во время допроса он несколько раз дотрагивался до Стоцкого, и тот, судя по всему, испытывал сильную боль.

— Пытал, — подытожил Фил Родригес. — Наверное, нейротоксин, или контактный излучатель. Давай дальше, детка.

Пленный выложил всё — и как проник на яхту, убив там свою подельницу, и как выследил Стэна Родригеса, постучал в дверь, выстрелил в голову. И как забрался в квартиру к официантке по имени Кристи, с которой познакомился в кафе напротив больницы, и сначала задушил её, а потом выпустил пулю в сердце — из опасения, что она его опознает. На этом запись обрывалась.

— Кто у нас подозреваемый? Тот, который исчез из камеры?

Фил очистил яблоко и отрезал кусочек за кусочком. Он выглядел и вёл себя, словно добрый дядюшка, но Розмари было не обмануть — её собственный дядя, Иржи Суон, тоже прикидывался душкой, но на самом деле был той ещё умной и циничной сволочью.

— Мы запросили судью Сбышека, но тот пока не даёт разрешения. До того момента, как обвинения будут сняты с прошлого убийцы. То есть с того…

— Я понял, — мягко улыбнулся Фил. — Что скажешь, Розмари? Ничего странного не подметила?

— У того, кто пытал, явно есть опыт, — сказала Рози, — и, похоже, мы видели не всю запись, а только то место, где он добился ответов.

— В точку! Обрати внимание на время, дежурного убили в пять утра, а запись обрывается в пять тридцать семь, и длится пятнадцать минут. Он разговорил его меньше чем за треть часа, а Гашек этот — наверняка крепкий орешек. Ты ведь смотрела отчёт из портового участка?

Рози кивнула. В этом отчёте утверждалось, что по данным генетической экспертизы Ян Гашек, найденный на месте бойни, и есть Ян Стоцкий, умерший в больнице и кремированный. На всех документах об утилизации стояла метка Стэна Родригеса, и картина была, в принципе, понятной. Этот Стоцкий-Гашек заметал следы.

— То есть подозреваемый, имени которого Адам нам не говорит, расколол убийцу быстрее, чем это сделали бы мы.

— Адам?

— Судья Сбышек. Старый хрен вечно ставит палки в колёса полиции, а знаешь почему? Его жена кувыркалась с одним из детективов, ещё когда была сержантом в убойном, и теперь он отводит душу.

— Вы так говорите, словно хорошо его знаете, — усомнилась Рози.

— Детка, поживи с моё, и ты будешь знать всех. Мы — старая гвардия, держимся вместе, пока костлявая тащит нас одного за другим в могилу.

Пока он разговаривал по комму с судьёй Сбышеком, угрожая нагрянуть в гости с каким-то Анджеем, судя по разговору, репортёром одного из столичных изданий, Розмари ещё раз прокрутила запись. Голос, хоть и искажённый, всё равно содержал в себе интонации и манеру речи, движения тоже могли выдать человека. Тот, на записи, похоже, об этом знал, и наложил достаточно фильтров, но всё равно, силуэт казался ей знакомым. Она даже сняла браслет, позволяя памяти зачерпнуть немного внешней энергии, и была близка к разгадке. Вот прямо на языке вертелось.

— Павел Веласкес, — сказал Фил, под конец пообещав судье отличную рыбалку в Кейптауне. — Его зовут Павел Веласкес.

— Чёрт, — выругалась Рози. — Это он.

— Ага. Тот парень со склада, который мы потрошили зимой, да, крошка? Твой Маккензи тогда примчался, словно ему задницу перцем натёрли. Но мы пока его даже пальцем тронуть не можем, Адам снимет все обвинения через час, а адвокат этого сукиного сына выбил иммунитет на время следствия, если Веласкес не захочет сам, он нам и слова не скажет. Сбышек говорит, что иначе муниципалитету пришлось бы заплатить сто семьдесят тысяч за незаконное задержание и тупость полиции, в принципе, сам он был готов подписать мировую, но мэр почему-то не согласился. Что с тобой?

— Всё нормально, — на самом деле Рози получила новые данные и тут же отправила их Маккензи. — Высылаю отчёт в штаб, пусть видят, что мы работаем.

Ян Стоцкий, он же Гашек, проходил службу в Силах обороны. Его настоящее имя было Ян Ковальчик, за двадцать лет он дослужился до капитана роты горных стрелков, и в пятьдесят лет ушёл в отставку. Ещё через семь лет он погиб в автокатастрофе, сгоревшее тело опознали по косвенным признакам. Происшедшее становилось внутренним делом Сил обороны, Филу Родригесу и другим агентам Бюро незачем было это знать.

— А ведь этот парень — маг, — Фил задумчиво посмотрел в потолок. — Как думаешь, он мог всё это провернуть? Прикончить четырнадцать человек в участке? Веласкес? Отличился на площади Сервантеса, и на складе он трупы оставил, парень умеет убивать с помощью оружия, почему бы ему не перейти на новый уровень.

Рози отрицательно помотала головой. На самом деле, эта мысль была первой, которая ей пришла в голову.

— Нет, — сказала она. — Зачем ему допрашивать Гашека, а потом снова возвращаться?

— Ты права, — вздохнул Фил, — вот что значат молодые мозги, куда нам, старпёрам. Но всё же, зачем Стоцкий так хотел убить вашего Веласкеса? Что в нём такого ценного? И ешё, ты ничего странного не заметила?

Лейтенант покачала головой. Даже если что-то и было во всей этой бойне, не вписывающееся в привычные рамки, сейчас её больше занимал Веласкес.

— Тринадцать полицейских и один убийца, все мертвы, — сказал старший агент. — Но этот Гашек, почему с ним не расправились, как с остальными, а всадили семь пуль?

Стоцкий поначалу сопротивлялся. Но убийца был слишком самоуверен, даже не накачался стимуляторами и блок сознания не вшил, Павел несколько раз останавливал ему сердце, а потом слегка нагрел правую височную область, где скрывалось миндалевидное тело. До сорока градусов, так, чтобы белок не свернулся, а эмоции раскрылись во всей красе. Мужчина шестидесяти лет рыдал, как ребёнок, и всё равно держался. Семь минут — настолько хватило бывшего капитана Сил обороны.

Он выложил всё на камеру, шаг за шагом, описывая подробности. Ян пытался соврать, Павлу приходилось обновлять его ощущения, а заодно следить, чтобы Стоцкий не наболтал лишнего. В сейфе участка нашлись две дозы стирателя, их Веласкес вколол убийце на всякий случай, оставив в живых.

За тройное убийство в Ньюпорте Стоцкому грозило пожизненное — в протекторатах законы были мягче, чем на Свободных территориях. Убийство дежурного шло отдельно, за это экс-капитана вполне могли скоромить акулам или засунуть голышом в паучье гнездо. Свободные люди и с чужой жизнью обращались свободно, если это была жизнь преступника. Павел был полностью на их стороне.

С убийствами всё прояснилось, Стоцкий действовал так, как требовали обстоятельства, но с покушением на самого Веласкеса вышла осечка. Убийца ни в какую не хотел раскрывать личности нанимателя, всё твердил, что ничего не знает. Когда до черты, которая отделяет живого человека от трупа, оставалось совсем чуть-чуть, удалось выцарапать крохотную зацепку. Стоцкий, к этому времени почти потерявший рассудок, сказал, что ему заплатил один из старых знакомых по службе в Силах обороны. Ни имени, ни другой информации он не дал — казалось, бывший капитан готов был умереть, но не предать. Но когда Ян говорил об этом знакомом, он сказал «она». И добавил, что раз уж она взялась за Веласкеса, тому всё равно не жить.

Возле полицейского участка стоял пикап с заблокированным управлением, охранная система продержалась полторы минуты, прежде чем поверила, что Павел — это Стоцкий. Сол обжигал лучами дорожное полотно, Павел выехал на шоссе, ведущее к Ньюпорту. Ломакс, казалось, не спал вовсе, на вызов ответил сразу, и лишних вопросов не задавал. Адвокат получил копию записи допроса, сказал, что постарается снять обвинения как можно скорее, а до этого времени Веласкесу лучше не высовываться и на контакт с полицейскими не идти.

Молодой маг так и сделал, заехал в порт, погрузил мотоцикл в пикап, и уже через два с половиной часа свернул на грунтовую дорогу, ведущую к коттеджу. То, что у него гости, Павел знал заранее, ягуар спрятался в лесу, и наблюдал за домом с толстой ветки раскидистого дерева. Вот только образы, которые он посылал, были очень расплывчатыми, значит, кто-то из настоящих магов появился. Из тех, кого большие кошки боялись гораздо сильнее огня и пуль.

Возле дома стоял красный кабриолет Биркин, Мона играла на улице с мужчиной, они швыряли друг другу фрисби. Мужчина стоял к Павлу спиной, но Веласкес его всё равно узнал еще до того, как тот обернулся. Это был Жерар.

— Привет, Паулу, — Мона бросила молодому человеку тарелку, — лови!

Фрисби облетел вокруг Веласкеса, и уткнулся в ладонь Жерара.

— Фокус, фокус, — радостно закричала девочка. — А ещё Жерар умеет высоко в небо его подбрасывать, да?

— Ага, — Жерар крутанул тарелку на пальце, а потом резко швырнул вверх. — Мой рекорд — семьдесят метров. Клэр и твой приятель наверху, на втором этаже.

Павел поднялся по лестнице, заглянул в капсулу, в которой раньше стоял цилиндр — теперь там было почти пусто, только потёки жидкости напоминали, что раньше в этой комнате плавала девочка. Биркин и Эфраим сидели наверху. Стоило Веласкесу показаться на площадке, Клэр встала.

— Куда её? — спросил Павел.

— Пока в лабораторию, но похоже, она уже адаптировалась. Найдём ей приёмную семью, девочка привыкла, что у неё нет родителей, и отлично идёт на контакт. Если захочешь её навестить, я дам тебе адрес, но не сейчас, а через два-три месяца.

— Сейчас мне не до этого. Но спасибо, думаю, мне приятно будет убедиться, что с Моной всё хорошо.

— Не благодари, мы почти в расчёте, сеньор Геллер — отличное приобретение, — Клэр натянуто улыбнулась. — Эффи, не забудь, через два дня следующий сеанс, если не передумаешь, конечно. Тогда только в Службу контроля, но о нас — ни слова. Или людей убивать, назад дороги уже нет.

Эфраим часто закивал. То, что с ним происходило в последние два дня, перевернуло его познания о мире с ног на голову. Про первый этап, в лаборатории, он старался не вспоминать — фантомные боли до сих пор вспыхивали, их он давил усилием воли. Пытки продолжались сорок часов, с небольшими перерывами, зато потом он наконец почувствовал, как это здорово — быть магом. И очень хотел об этом рассказать хоть кому-нибудь.

— Не знаю, что тебя удерживает, — пожал он плечами, перед этим в течение десяти минут вываливая на Павла свои впечатления и демонстрируя фокусы с огненными шариками и кухонной мебелью, — ты пойми, это же другая жизнь. Да если в следующий раз ничего не получится, и я там умру, это лучше, чем сто пятьдесят лет ходить с блокиратором.

— Ты словно был слепым, а потом прозрел? — Веласкес мрачно оглядел кухню, похоже, после впечатлительного Эфа придётся делать ремонт.

— Да, так и есть. Что тебя удерживает?

— Независимость, — сказал Веласкес. — До прошлой субботы ты принадлежал себе, а теперь принадлежишь Шварцу. Я не знаю, что делают его подопечные, но не думаю, что мне это понравится. А теперь, сеньор Геллер, соберись, и убери эту дурацкую улыбку, от неё меня тошнит. Нам надо подумать, как найти твою Филипу, ты ведь в конечном счёте за это мне заплатил, да?

Поначалу Филипа Суарес не понимала, что от неё хотят. Она вообще плохо соображала, препарат, который ей вводили, погружал девушку в беспамятство. Когда она из него выныривала, то видела только одно лицо — Густаво Лурье. Поначалу тот монотонно задавал один и тот же вопрос — где сейчас Светлана Крамер. Филипа отвечала, что не знает, и ей снова пускали бесцветную жидкость в одну вену и рассекали другую, сцеживая кровь. Понемногу. От тела девушки отходили провода, они не могли влиять на её организм, но считать показатели вполне были способны. Густаво пристально следил за пленницей и данными на мониторе, иногда снимал браслет, и сжимал её руку, перепроверяя цифры.

С каждым разом пробуждение давалось всё тяжелее, она чувствовала, как жизнь постепенно вытекает вместе с кровью из быстро заживающих порезов. Потом направление вопросов резко изменилось — её начали спрашивать про Веласкеса, и наконец перешли к Эфраиму Геллеру. Тут уже она молчала из принципа. Филипа сама ощупывала ту зыбкую грань, за которой ей придёт конец, и убеждалась, что до неё ещё есть небольшой, уменьшающийся промежуток.

— Ещё два-три раза, и ты сдохнешь, — Густаво после очередного вопроса о Веласкесе положил окровавленный скальпель на столик. — Странно, что так упорствуешь, скажи, и я тебя отпущу. Какое тебе до него дело?

Девушка скосила глаза на левую руку, примотанную к подлокотнику. Она уже пыталась снять браслет, чуть подтолкнуть серебристый обруч, но предусмотрительные похитители вставили ей палочки поперёк пальцев. Такие, чтобы блокиратор был больше по диаметру, но вразнобой. Ободок цеплялся за них, и возвращался назад — её мучитель не рисковал, и не фиксировал браслет.

— Хорошо, — наконец сдалась Филипа. Умирать очень не хотелось. — Я послала Эфраима к Павлу.

Густаво довольно улыбнулся.

— Ну вот, — сказал он, — стоило молчать и вредить самой себе. Ты послала его — куда?

— У Веласкеса есть яхта, в Ньюпорте. Я попросила Геллера нанять его.

— Зачем?

— Чтобы он нашёл Светлану Крамер.

— С чего вы решили, что он её найдёт? И какое дело Геллеру до Светланы Крамер?

— Я составляла психологический портрет Павла Веласкеса, — еле слышно сказала Филипа, чувствуя, что снова теряет сознание, — он всегда старается довести начатое до конца. А Эфраим, он мой друг.

— Поэтому ты его защищаешь? Или ты сговорилась с нашими людьми? Что тебе известно о Нине Фернандес? Кто ещё из ваших поддерживает с ней контакты? Твоя мать, Нора Суарес, в этом замешана?

Девушка молчала. Одно дело — выдать посторонних людей, случайных знакомых навроде Веласкеса. И другое, заговорить о делах Семьи. Стоит начать, и пути назад нет, таких «рассказчиков» обычно не находят даже по частям.

— Значит, они сейчас вместе, Веласкес и Геллер? — не стал настаивать Густаво.

— Не знаю. Скорее всего, да.

— И как нам его найти?

— У Веласкеса есть дом, который ему купили Фальки. Наверное, он там, прячется, пока не разберётся, что к чему.

Лурье-младший обернулся в темноту, скрывавшую вход и человека, который там сидел. Человек поднялся, подошёл поближе, Филипа его узнала. Это был Майкл Ванетти, её босс и один из помощников Варгаса.

— Вы удовлетворены, мистер Лурье? — спокойно спросил он. — Полагаю, моя сотрудница больше ничего ценного не скажет. Сеньор Варгас рассчитывает её вернуть.

— Да, конечно, — Густаво протянул ему инжектор. — Здесь четырнадцать порций, хватит на две недели. И, сеньор Ванетти, теперь вы лучше нас знаете, где мог спрятаться этот Геллер. Синьор Гальяцци хотел бы получить его живым и в здравом рассудке, исключительно для дружеской беседы. И он не будет возражать, если доставят его ваши люди.

— А Веласкес?

— Он нас не интересует, делайте с ним, что хотите.