В брюхе левиафана Каст чувствовал себя, словно в ловушке. Идя следом за Сайвин по извилистому проходу, он провел рукой по живой стене — кожистой перепонке, туго натянутой между костями морского великана. Легкой дрожью отдавалось в ней биение его гигантского сердца.
Каст вздрогнул и отдернул руку. Идея поселиться внутри живого существа была слишком чуждой для его разума — разума дрирендая, и он никак не мог даже осознать ее, не то что принять. Для Кровавого Всадника домом мог быть только бескрайний морской простор, так непохожий на мир узких проходов и крохотных каморок, спрятанных под кожей глубоководного гиганта.
Сайвин, похоже, почувствовала, что ему не по себе, и обернулась. Отбросив с лица развевающиеся пряди зеленых волос, она сказала с обеспокоенной гримаской на губах:
— Нам осталось пройти совсем немного. Зал Совета уже близко.
Каст кивнул, хотя легче ему не стало. Его глаза начали уставать от постоянного неяркого фосфоресцирующего сияния стен. Живой пол под босыми ногами подавался на каждом шагу, и от этого ощущение дезориентации и тревоги становилось еще сильнее. Ходить по такой мягкой губчатой поверхности было непросто.
Сосредоточившись на своих шагах, он заметил, что даже воздух здесь какой-то неправильный — слишком влажный. Он уже знал, что гигантские левиафаны каким-то образом добывают свежий воздух из морской воды и наполняют ими комнаты и коридоры, в которых живут мирая.
Каст вздрогнул и догнал Сайвин. Ему хотелось отвлечься от неприятной обстановки.
— Ты думаешь, твоя мать согласится с твоим планом? — спросил он.
Сайвин пожала худенькими плечами:
— Это не имеет значения. Мама — только одна из пяти старейшин. Мы должны убедить их всех.
— Но если мы сможем убедить ее, остальные, вероятно, согласятся с ней. Возможно, она — наш лучший шанс обрести опору в Совете.
Сайвин замедлила шаг.
— Я боюсь, что как раз маму убедить будет труднее всего. После того, как я чуть не погубила Конча… — она не закончила.
— Но ты же и спасла дракону твоей матери жизнь.
— Нет. Его раны исцелила кровь Рагнарка. — Сайвин остановилась и обернулась к Касту. — С тех пор, как я вернулась с Алоа Глен, моя мать со мной не только не разговаривает — она в глаза-то мне почти не смотрит. Хотя она вместе с Советом согласилась участвовать в надвигающейся битве, она по-прежнему ненавидит все, что связано с сухожителями — а теперь, значит, и меня. Она боится, что потеряла меня, что мир камня и грязи меня у нее отобрал. Так что, если хочешь поколебать ее, не слишком надейся на наше с ней кровное родство.
— Но и она, и весь Совет согласились участвовать в грядущей битве.
— Да — чтобы почтить древний долг нашего народа перед магами Алоа Глен, которые помогли нам бежать от Гульготы. А вовсе не ради верности или там заботы о народе Аласии. — Сайвин отвернулась и снова пошла по узкому проходу. — Моя мама терпеть не может сухожителей.
Дальше они шли молча. Каст не знал, как бороться с меланхолией Сайвин. Когда они оставили берег и отправились на поиски кораблей Кровавых Всадников с деревянными драконами на носах, она погрузилась в глубокую мрачность, которую никак не удавалось разогнать. В собственном плохом настроении Каст мог винить неприятную ему обстановку — прошла почти целая луна с тех пор, как он в последний раз видел небо, и с каждым днем его это все больше и больше раздражало. Но Сайвин-то была у себя дома. Она должна была бы быть счастлива.
Каст шел следом за молодой женщиной, а его взгляд скользил по изгибу ее обнаженной спины и по гладким линиям ног, обтянутых узкими штанами из акульей кожи. Он еще не успел привыкнуть к мысли о том, что он магически связан с этой девушкой-мирая. Он поднял руку к лицу и прикоснулся пальцами к татуировке, нанесенной магией и ядовитыми красками на кожу шеи и щеки. Он знал, кто там изображен: свернувшийся дракон с толстой чешуей и красными глазами — морской дракон Рагнарк. Скрытый у него под кожей истинный магический партнер Сайвин.
Прикоснувшись к татуировке, Каст почувствовал легкое тепло. В его груди сражались противоречивые чувства. Одна половина его души роптала против наложенного на него проклятия — вечно быть наполовину драконом, наполовину человеком. Но вторая половина хотела только одного: встретиться глазами с Сайвин, ощутить прикосновение ее руки к своей щеке, снова испытать при этом прикосновении жжение и наслаждение, снова стать ее истинным партнером. Но что это было — его собственное желание или мечта дракона Рагнарка, жаждавшего свободы?
Покачав головой, Каст снова пошел за Сайвин. Дракон или нет, прежде всего он был мужчиной. И хотя сам себя он сейчас понимал плохо, ему было ясно одно: с самой первой их встречи при виде Сайвин его кровь бежала быстрее. Не из-за древних кровных долгов или зова магических связей, нет — у него было ощущение, словно заполнилась какая-то дыра, какая-то пустота у него в сердце, о существовании которой он раньше даже не подозревал. Он знал, что она — его вторая половинка, поэтому он и не мог смириться со своим магическим проклятием. Каст не хотел делить Сайвин с драконом, спрятанном в нем. Но это, в свою очередь, порождало новые вопросы, новые тревоги, которые не давали ему спать по ночам: с кем же на самом деле связана Сайвин — с Кастом или с Рагнарком? И обращала бы она на Каста внимание, радовалась бы ему, если бы дракона не было?
Каст догадывался, что те же самые тревоги бурлят и в душе Сайвин. Он несколько раз замечал, что она искоса оглядывает его своими серебристыми глазами, думая, что он на нее не смотрит. И по глазам Сайвин Каст видел, что она тоже растеряна. Она явно не доверяла собственным чувствам. Ее тянуло к нему, но что в этой тяге порождено магией, а что идет от сердца?
Каст тоже хотел бы узнать ответы на эти вопросы. Но после испытаний на острове Алоа Глен Сайвин держалась с ним настороженно-отстраненно и отказывалась разговаривать на эту тему. Она еще не была готова ни к вопросам, ни к ответам.
— Мы пришли, — сказала Сайвин с тенью беспокойства в голосе, остановившись и указывая в конец прохода. — Зал Совета.
Впереди у перепонки, перегораживавшей коридор, неподвижно стоял стражник-мирая. Как и на Сайвин, на нем были только штаны из акульей кожи, его смазанная маслом безволосая грудь почти светилась в сиянии стен. Его распущенные волосы — светло-зеленая грива с медным отливом — падали до пояса. В руке он держал длинное копье с наконечником из акульего зуба.
Когда они подошли, он сказал:
— Госпожа Сайвин, добро пожаловать. Ваша мать и остальные ожидают вас.
В сторону Каста стражник даже не посмотрел. К этому времени Каст уже привык к таким оскорблениям: мирая не испытывали к тем, кто жил над поверхностью воды, никаких теплых чувств. У этого народа словечко «сухожители» было оскорблением.
А вот Сайвин от каждого укола в его адрес свирепела. Она покраснела от гнева и молча уставилась на стражника, отказываясь отвечать на его приветствие, пока он не исправит свою неучтивость.
Наконец стражник сказал сквозь зубы:
— И, конечно, господин Каст. Совет ожидает вас обоих.
Сайвин кивнула — холодно и без улыбки.
— Спасибо, Бридлин. Пожалуйста, сообщи старейшинам о нашем прибытии — нас обоих …
Он опять поклонился и нажал на центр складчатой перепонки из кожистой ткани, перегораживавшей проход. Вместо того, чтобы раскрыться, как все нормальные двери, перепонка распахнулась, словно сморщенная пасть — толстая кожа разошлась от центра к краям и к полу.
Хотя Касту уже много раз приходилось видеть подобное, от этого зрелища ему все еще становилось не по себе. Этот проход был слишком непохож на обычные, привычные Касту корабельные переходы.
Стражник ввел Каста и Сайвин в зал, находившийся за «дверью» и произнес слова формального представления. Но Каст был так ошарашен видом этого зала, что слов Бридлина вообще не услышал.
Помещение, относительно маленькое, казалось огромным. Иллюзия громадного объема возникала из-за того, что кожа левиафана, образовывавшая одну из стен, была прозрачной, словно дутый хрусталь. Казалось, повсюду простиралась глубокая синева океана. Мимо медленно движущегося гиганта со всех сторон проплывали косяки гигантских тунцов и извивающиеся полосы бурых водорослей. Внизу виднелось морское дно — каменная поверхность, покрытая кораллами и украшенная, словно живыми драгоценностями, анемонами, сиявшими собственным внутренним светом. Вдали Каст даже заметил несколько патрульных мирая верхом на морских драконах всех цветов: яшмового, алебастрового, медного, золотого.
От этого зрелища у Каста перехватило дыхание. Он даже не заметил, что остановился, пока Сайвин не коснулась его локтя и не повела его вниз по костяной лестнице. Он мог только медленно двигаться следом за ней, вытаращив глаза и ничего не видя, кроме открывшейся ему морской панорамы.
Дойдя до пола, Каст успел немного успокоиться и обнаружил, что снова в состоянии слышать, что говорят вокруг него. Бридлин уже поднимался по лестнице; увидев, как потряс Каста окружающий вид, он скорчил пренебрежительную усмешку. Усмешка стражника помогла Касту окончательно опомниться. Ему не хотелось выглядеть потрясенным ребенком.
Каст отвернулся от окна и заставил себя сосредоточиться на самом зале. Перед ним за полукруглым столом из полированного коралла сидели пятеро старейшин Совета. Сайвин уже стояла перед этим столом, лицом к старейшинам.
Каст узнал мать Сайвин, величавую женщину с чертами своей дочери. Но свет и тепло, жившие в глазах Сайвин, во взгляде ее матери давным-давно обратились в пепел.
— Это из-за смерти моего отца, — уже объясняла ему Сайвин. — Тогда и в моей маме что-то умерло.
И сейчас присутствие дочери не пробудило в холодных глазах женщины знакомого сияния.
Каст увидел, что Сайвин обиделась: ее плечи опустились, руки, сцепленные за спиной, сжались в кулаки, а костяшки пальцев побелели. Он не стала обращаться к матери, а заговорила со старшим из старейшин, Господином Эдиллом.
— Мы пришли с просьбой, — отрывисто сказала она старику.
— Я вижу, дитя, — ответил он. Господин Эдилл по меркам мирая был древним стариком. Его волосы полностью побелели, но нельзя было не заметить острый ум в его старых глазах или ласковый юмор в изгибе губ. — Но почему ты так напряженно держишься и разговариваешь со мной так формально? Разве ты уже забыла, как когда-то прыгала у меня на коленях?
— Конечно, нет, дядя… ах, я хочу сказать господин Эдилл.
Каст подошел к покрасневшей Сайвин, положил руку ей на плечо и заговорил, желая поддержать ее:
— Если мне позволено будет сказать..?
Старейшина посерьезнел, но в изгибе губ по-прежнему пряталось лукавство.
— Ну что ж, объясните, господин Каст.
— Мы — Сайвин и я — просим позволения уйти с левиафана.
— Зачем?
— Войска мирая прочесывают Отмели уже почти целую луну. Но мы еще не нашли Кровавых Всадников. А время истекает.
— И ты знаешь, где может скрываться твой народ?
Каст облизал пересохшие губы.
— Нет, господин. Но мирая передвигаются слишком медленно.
Старейшины сердито зашептались — мирая не любили упоминаний о своих слабостях. Только мать Сайвин и господин Эдилл остались спокойны.
— Так все-таки, господин Каст, что именно вы предлагаете? — спросил Эдилл, когда остальные успокоились.
— Я предлагаю, чтобы Сайвин пробудила во мне Рагнарка. Поиск с воздуха…
Его перебила мать Сайвин:
— Нет. Мы уже обсуждали это, уходя с побережья. Это опасно. Одному дракону не выстоять против флота дрирендая. Если Кровавые Всадники не обленились, они легко заметят огромного черного дракона, летящего над их кораблями. И даже если вас не подстрелят, им станет известно, что мы близко. Если мы надеемся победить дрирендая и заставить их подчиниться нашей воле…
Теперь возмутился Каст.
— Заставить их подчиниться вашей воле? Вы все еще считаете себя нашими хозяевами? Чтобы мирая сумели уйти в глубины океана, дрирендая пролили свою кровь. Наши корабли сдерживали силы Гульготы, давая вам возможность спастись. И теперь вы снова намереваетесь поработить нас? Мы кровью оплатили нашу свободу!
Но лицо женщины оставалось холодным.
— Мы знаем нашу историю. Мы также знаем, что, прежде чем дрирендая действительно смогут стать свободными, им придется оплатить еще один долг. — Она указала на свою щеку. — Вы все еще делаете своим сыновьям татуировку морского ястреба?
— Да. Мы не забыли наши старые клятвы.
— А знаешь ли ты, почему мы попросили вас это делать?
Каст вспомнил момент создания магической связи между ним и Сайвин. Когда звучало заклинание, они оба на мгновение увидели древнюю сделку, заключенную много лет тому назад на палубе корабля с носом в форме драконьей головы. Его предок поклялся, что каждому юноше-дрирендая, входящему в возраст, будут с помощью красок из рыбы фугу и кораллового спрута наносить на щеку и шею татуировку с изображением охотящегося морского ястреба. Каст дотронулся до собственной щеки и шеи — там, где и у него некогда был вытатуирован морской ястреб. Он вспомнил, как Сайвин прикоснулась к этой татуировке в первый раз, еще до того, как его плоть слилась с плотью дракона и рисунок татуировки изменился. Ее прикосновение обожгло его и связало его волю, и пока длилось соприкосновение, он был ее рабом.
Каст посмотрел старейшин.
— Почему? — резко спросил он. — Чего еще вы хотите от нашего народа? Я уверен, они по своей воле придут сражаться с Гульготой. Для этого вам нас порабощать не нужно.
Господин Эдилл ответил:
— Вы неправильно поняли, господин Каст.
— То есть?
На лицо старейшины вернулась улыбка.
— Разве вам никогда не приходило в голову? — Каст не ответил, и господин Эдилл продолжал: — Само название вашего народа говорит о некоей тайне. Слово «дрирендая» на древнем языке означает «драконье племя». — Господин Эдилл подождал, пока его слова дойдут до Каста.
Каст просто покачал головой.
Пожилой старейшина вздохнул:
— Татуировка морского ястреба предназначена вовсе не для того, чтобы поработить ваш народ, господин Каст, а чтобы вернуть его домой. Наши народы вновь должны объединиться.
Каст обнаружил, что задыхается.
— Что вы говорите?
— Я говорю, что вы, господин Каст — мирая.
Пиноррр ди Ра, престарелый шаман «Драконьей Шпоры», стоял у бушприта и оглядывал пустую поверхность моря. Утренние ветерки ерошили его длинные белые волосы. Он отбросил назад пряди, упавшие на глаза. Когда-то, когда его волосы еще были черны, он заплетал их в косу воина, но это было давно, до того, как на него снизошла rajor maga. Морские боги отобрали у него меч, и ему пришлось расплести косу и надеть одежды шамана. Это был и день стыда, и день почета. От этого воспоминания его губы сжались. Хоть бы ему больше никогда не пришлось пережить подобного дня.
Пиноррр вздохнул и оглядел бесконечную морскую гладь. С самого мига пробуждения его голову ломило — это море звало его. Старый шаман был хорошо знаком с этим зовом.
— Чего ты хочешь? — спросил он у океана. — Неужели ты не можешь оставить старика в покое, дать ему спокойно предаваться воспоминаниям в теплой постели? — Но он знал, что морю не отказывают.
Закрыв глаза, Пиноррр сосредоточился на своем морском чувстве. Он больше не ощущал ни соленых запахов, ни ласковых ветерков, касавшихся его бритых щек. То, что он искал, находилось гораздо дальше, чем его кожа. Потянувшись за горизонт, он наконец нашел то, что искал — запах молнии и далекий вой ветра. Эти признаки были ему знакомы. С юга надвигался яростный шторм.
Пиноррр нахмурился и открыл глаза. Стояла ясная погода, небо было синим, но к вечеру взревет море и завизжат ветра. Не было штормов опаснее южных, приносивших с собой тропические дожди и разбивавших корабли в щепки. Пиноррр смотрел туда, где море сливалось с небом, и откуда доносились пока слышные только для него удары грома. За горизонтом собирался один из самых кошмарных южных шквалов — настоящий убийца кораблей.
Мрачные новости для флота.
Пиноррр плюнул в море, жертвуя великому океану свою воду и соль — так благодарили шаманы морских богов за предупреждение.
— Папа, — раздался у его ног детский голосок, — они идут.
Пиноррр не отводил взгляда от океана. Девочка, сидевшая рядом с ним, была не его дочерью, а дочерью его старшего сына, чей дух вернулся в волны еще до рождения ребенка. А поскольку мать девочки умерла родами, у нее не было никого, кроме деда. Пиноррр сначала пытался объяснить Шишон, что он ей не «папа», но бедная слабоумная девочка этого так и не сумела понять. В конце концов он перестал стараться.
— Шишон, кто идет? — мягко спросил он, чтобы поддержать разговор, и опустился на колени рядом с девочкой. Шишон было уже почти десять зим, но ее широко открытые глаза все еще были глазами младенца. Ее мать умерла на руках у повитухи, и бедного ребенка пришлось вырезать из ее остывающего живота. К сожалению, целители опоздали. Смерть уже успела коснуться девочки, ее разум оказался поврежден.
Пиноррр вытер рукавом своей мантии слюни на подбородке девочки и убрал черные волосы с ее лба. Ее лицо, хоть и невинное, не могло считаться хорошеньким. Веки на одном глазу были перекошены, а губы с этой же стороны были наполовину парализованы. Словно половина ее лица подтаяла и поникла. Пиноррр коснулся ее щеки. «Кто же будет заботиться о тебе, когда меня не станет?» — печально подумал он.
Шишон не обратила внимания ни на вопрос, ни на прикосновение. Она полностью сосредоточилась на куске китового уса у себя в руках, поворачивая его туда-сюда и орудуя своим крохотным резаком.
— Я почти закончила, папа.
Пиноррр улыбнулся, увидев, с каким серьезным выражением лица работает Шишон. Хоть и слабоумная, она обладала умелыми пальцами, которые так и летали по поверхности кости, ощупывая, касаясь, вырезая. Девочка с таким талантом могла бы стать ученицей мастера-резчика, но из-за слабоумия Шишон это была несбыточная мечта. Пиноррр склонился поближе.
— Что ты такое вырезаешь, милая?
Она знаком показала ему не смотреть.
— Не подглядывай, папа! Я должна поторопиться. Они идут! — Она говорила очень серьезно, ее брови сошлись, а прищуренные глаза не отрывались от работы.
— Пойдем, милая, мне нужно идти к килевому. Надвигается шторм. — Он потянулся к ее плечу.
— Нет! — Шишон ткнула его своим ножичком, заставив отступить на шаг. — Я должна закончить!
Пиноррр потер длинную царапину — ее инструмент задел тыльную сторону его ладони. Он нахмурился — не от гнева, а от удивления. Обычно Шишон бывала такая уступчивая, так послушно следовала за ним. Это новое упрямое поведение его встревожило. Он сурово сказал ей тем самым голосом, который заставлял съежиться многих килевых:
— Шишон, оставь вырезание на после обеда. У меня есть дело. Ты хочешь остаться с Мадер Гиль?
Пальцы девочки замерли. Наконец она подняла печальные глаза, по ее щекам потекли слезы.
— Нет, папа.
Пиноррр сразу же почувствовал себя последним негодяем. Он вздохнул и наклонился еще ближе к Шишон, накрыв ее крохотные руки своими большими костистыми пальцами. Ее ручки были горячими, словно угли. Должно быть, девочка заболевает, ее лихорадит. Может, в этом причина ее внезапного гнева? Он еще больше пожалел о своих словах.
— Извини, Шишон, — сказал он. — Ты мое сердце. — Он прижал больную девочку к груди и поцеловал в макушку.
Она что-то негромко пробормотала, спрятав лицо у него на груди.
Выпрямившись, он спросил:
— Что ты сказала, моя милая?
— Они уже почти здесь, — сказала она, не глядя ему в глаза. Ее пальцы сжимали вырезанную ею фигурку, но работу над фигуркой она прекратила.
— Можно посмотреть? — мягко спросил он, подразумевая ее изделие.
Она поколебалась, затем медленно разжала кулак с кусочком китового уса.
— Я не закончила, — сказала она, слегка надув губы. — Я не могу ясно увидеть их, пока не закончила.
— Ничего страшного. У тебя будет время после полуденной трапезы. — Он взял протянутый кусок резной кости и качнулся на пятках, подняв статуэтку к солнцу.
Он изумленно моргнул, уставившись на ее работу. Ее искусство было потрясающим — и она считала эту фигурку незаконченной. Проработка деталей, гладкие изгибы, даже вырезанные из хрупкой кости тоненькие крылья — все было идеально симметрично. Он повернул статуэтку на свет. Эта работа ничем не уступала работам мастеров.
— Я хотела раскрасить дракона черным, папа. Он должен быть черным! — Девочка ударила кулачком по доскам палубы. Ее голос дрожал от досады. — А ее волосы должны быть зелеными, как водоросли!
— Чьи волосы? — Пиноррр повернул статуэтку и увидел, что на спине этого великолепно вырезанного дракона восседает фигурка девушки. Он рассмотрел крохотную всадницу; она была такой маленькой по сравнению с громадным драконом. — Кто это? — спросил он у девочки.
Шишон скривилась и нахмурилась, но одна сторона ее губ осталась вялой и расслабленной.
— Папа, это те, кто идет сюда. Разве ты не слушаешь?
Он улыбнулся ее воображению.
— Ах, значит, эти двое летят к тебе в гости? — он отдал ей статуэтку. — А откуда они?
Прижав фигурку к груди, Шишон оглядела пустую палубу, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Убедившись, что они одни, она посмотрела на него широко раскрытыми глазами:
— Из-под воды.
— Ага, стало быть, это морской дракон, как те, о которых рассказывают мирая.
— Но этот летает и по небу тоже. — Она подняла статуэтку вверх и сделала ей несколько движений в воздухе.
— Я вижу, — улыбнулся он. — И что же, они возьмут тебя с собой в чудесные приключения?
Она опустила руку со статуэткой дракона, обернулась и уставилась в глаза Пиноррра потрясенным взглядом:
— О, нет, папа, они собираются нас убить.
Шишон снова подняла руку и стала изображать, будто ее дракон летает.
Пиноррр сел на пятки, глядя на бедную дочь своего сына. Он потер ладони, словно пытаясь счистить с кожи въевшуюся пыль слоновой кости. Но больше всего ему хотелось согреть холод, который внезапно возник в его руках от слов девочки.
Просто бессвязные мысли неполноценного разума, сказал он себе, вставая. Но в его ушах еще звучал далекий шум бури за горизонтом. Он еще раз оглядел спокойный океан, а в его мозгу гремел гром и сверкали молнии.
Теперь он был совершенно уверен.
На крыльях ли шквала или дракона, но к ним всем мчался рок.
Сайвин, потрясенная не меньше Каста, уставилась на его ошарашенное лицо. Как Каст может быть мирая? Высокий человек отшатнулся, словно пытаясь убежать от слов старейшины. Кровь отлила от лица Каста, и татуированное изображение Рагнарка словно запылало черным пламенем на его щеке и шее.
— Что за ерунду вы говорите? — пробормотал Каст.
Сайвин повернулась лицом к Совету. Конечно же, господин Эдилл подшутил над бедным человеком. У Каста не было ни одного из признаков ее народа — ни перепонок между пальцев, ни внутренних век. Даже его темная кожа была совершенно непохожа на бледную мерцающую кожу мирая.
Эти-то различия и привлекли в свое время внимание Сайвин к задумчивому человеку. И до сих пор один взгляд на него заставлял ее сердце биться сильнее. Каст, со своим обветренным лицом, красноватой кожей и черными, словно полночные воды, волосами, был так непохож на ее народ. Он был словно гранитным остров в прохладном море.
Господин Эдилл сидел молча, но, заметив ее смущение, он слегка улыбнулся. Мать Сайвин по-прежнему сидела рядом с ним, словно каменная статуя. Остальные члены Совета тихо переговаривались между собой, явно обеспокоенные словами старейшего из членов Совета.
К господину Эдиллу обернулась госпожа Рупели, маленькая хрупкая женщина с щеками, окрашенными в яркие цвета.
— Ты слишком легко открываешь наши секреты, — предупредила она старика. — Ты, конечно, глава Совета, но это не дает тебе права открывать тайны мирая… этому чужаку.
— Он не чужак, — сказал господин Эдилл. — Он — человек моря, как и все дрирендая. И более того, как бы это ни было вам неприятно, он — мирая.
Сайвин больше не могла молчать.
— Но Каст совсем не похож на нас. Да вы посмотрите на него! Как же его можно назвать мирая? — Сайвин почувствовала, что Кровавый Всадник смотрит на нее. Его взгляд обжег ей щеки. Она не хотела, чтобы ее высказывание показалось Касту неуважительным или обидным, словно он почему-либо был недостоин считаться мирая.
Бросив в его сторону быстрый извиняющийся взгляд, Сайвин заметила обиду в его глазах. Ее необдуманные слова глубоко ранили его. Ей следовало бы вовремя придержать язык. Она ведь уже знала, ощущала, какие чувства испытывает к ней этот человек — чувства, которых она не смела принять, пока не поймет свое собственное сердце. Каст много дней ждал от нее хоть одного доброго слова, хоть какого-нибудь знака, что она разделяет его чувства. Но за все его терпение и доброту она вознаградила его пренебрежением.
Каст неловко обернулся к Совету.
— Сайвин права. — Он поднял руки и растопырил пальцы, демонстрируя отсутствие перепонок. — Ни у кого из моего народа нет никаких признаков мирая. Вы ошибаетесь.
Лицо господина Эдилла помрачнело.
— Если ты так хорошо знаешь историю мирая, Кровавый Всадник, то расскажи мне вашу. Откуда произошли дрирендая? Какая земля породила ваши кланы?
Сайвин обернулась к Касту, ожидая его ответа. Он переступил на месте. После довольно долгого молчания он ответил:
— У нас нет родной земли. Говорят, что мы рождены самим морем. Но земля была возмущена нашим рождением и прокляла нас, превратив нас в обычных людей, чтобы мы никогда не могли вернуться в море. Изгнанные с груди нашей матери, мы вечно носимся по волнам, ища путь домой.
При этих словах Каста господин Эдилл снова заулыбался.
— Это просто сказка из тех, что рассказывают у домашнего очага, — сказал Каст, сердито глядя на престарелого старейшину. — Миф. Но я читаю ваши мысли по вашему лицу. Вы считаете, что история о нашем океанском рождении — некий знак того, что два наших народа объединены общим происхождением. Ну, а я снова говорю: вы ошибаетесь! У нас с вами нет ничего общего, кроме истории рабства.
— И даже в этом ты неправ, — сказал господин Эдилл.
— Тогда говори открыто, старик, — сказал Каст с беспокойным блеском в глазах.
Вместо этого господин Эдилл повернулся к Сайвин.
— Извини, дорогая. То, что ты сейчас услышишь, всегда скрывалось ото всех, за исключением немногих ученых и самого Совета. Я должен попросить тебя хранить эту тайну.
Сайвин взглянула на свою мать, но женщина опять погрузилась в свои мысли и не смотрела ей в глаза. Тяжело сглотнув, Сайвин опять повернулась к господину Эдиллу и кивнула.
— К-какая тайна была скрыта от нас?
— Истинная история нашего народа, — просто сказал он.
Сайвин нахмурилась.
— Но я знаю нашу историю.
— Ты знаешь то, чему мы тебя учили, а не правду. Стыд может заставить делать глупости, даже скрывать правду от самих себя. — Он со значением посмотрел на остальных старейшин.
— Я не понимаю.
— Сначала я прошу тебя выслушать меня с открытым сердцем, — сказал господин Эдилл и посмотрел на высокого Кровавого Всадника рядом с ней. — И вас, господин Каст. Затем решайте, ошибаюсь ли я.
Каст просто кивнул, скрестив руки на груди. Его лицо окаменело.
Мастер Эдилл поудобнее устроился в своем кресле.
— Давным-давно, до того, как на земли Аласии ступили люди, мирая были народом рыбаков. Мы жили на островах, далеко в Великом Океане.
Сайвин прервала:
— Ты хочешь сказать, что мы жили в море около этих островов?
— Нет, моя дорогая, на островах. Мы некогда были сухожителями.
Сайвин была потрясена. Ей приходилось бывать среди мужчин и женщин побережья, она знала их благородство и мужество, но все же это откровение вызвало у нее неприятные ощущения. Она подняла руки и показала старейшине свои перепончатые пальцы.
— Как мы могли когда-либо быть сухожителями?
— Мы ими были, — коротко сказал господин Эдилл.
— Или так утверждают древние тексты, — добавил самый молодой из старейшин, заговоривший в первый раз. У господина Талона в светло-зеленые волосы были вплетены кусочки полированного коралла и жемчужины. Говоря, он касался пальцами пряди заплетенных волос, украшенных жемчугом, спадавшей ему на плечо. — Не все из нас считают эти старые сказки нашей истинной историей.
Госпожа Рупели поддержала его:
— Некоторые из нас считают, что эти старые сказки — подделка. Я лично не поддерживаю ваших предположений, господин Эдилл.
— Предположения? Ученые, все до единого, соглашаются с обоснованностью писаной истории, — возразил господин Эдилл.
— Ученые могут быть неправы, — сказал Талон, отбрасывая назад свою косичку.
— И даже если бы эти тексты действительно были записаны во время возникновения нашего народа, — продолжала госпожа Рупели, — это вовсе не значит, что они являются правдой. Я говорю, что мы…
— Достаточно! — заявил последний член Совета, мрачноглазый господин Херон, и подкрепил свое слово ударом кулака по столу.
— Прошлое есть прошлое, — хмуро заявил он. Его лысая макушка сияла, отражая свет стен. — Мы напрасно тратим время на эти глупости. Какое значение имеет наше прошлое? Нам следует обратиться к нынешней ситуации. Гульгота собираются на Алоа Глен, прислужники Темного Лорда прочесывают моря. Очень скоро они найдут нас и попытаются покорить, как покорили Аласию. Вот о чем надо думать.
Во время этого горячего обмена мнениями Сайвин неотрывно смотрела на господина Эдилла. Он спокойно сидел, сложив пальцы на коленях. Когда остальные замолчали, он заговорил снова.
— Этот человек имеет право знать, — мягко заявил он и указал двумя пальцами на Каста. — Вы не можете отрицать правду, которая стоит перед вами.
Глаза всех старейшин обратились к Кровавому Всаднику.
— Что? — спросил Каст. В его сжатых губах и прищуренных глаза ясно были видны раздражение и растущее нетерпение.
На него не обратили внимания. Мать Сайвин обернулась к главе старейшин:
— Продолжай, Эдилл. Доскажи эту гнусную историю, и хватит. Лично у меня терпение уже заканчивается.
Мастер Эдилл слегка кивнул, соглашаясь, и снова обернулся к Сайвин и Касту.
— Как я уже говорил, некогда нашим домом были острова, но жизнь там была далека от райской. Наоборот, суровые моря далекого океана закалили наш народ. В начале нашей истории мы были диким народом, нападавшим на близлежащие острова и тиранически правившим завоеванными племенами. Мы приносили детей в жертвы нашим богам и пили из черепов побежденных. Сердца наших предков были холодны, как плавучие льдины севера.
— Этого не может быть, — простонала Сайвин. Она никогда раньше не слышала этих рассказов. Вглядываясь в лица старейшин, она увидела, что в глазах ее матери появилась искра симпатии к ее страданиям. Остальные члены совета опустили головы. В их позах ясно читалась смесь стыда и гнева.
— Однажды зимой среди нашего народа объявился один человек. Одни говорят, что он родился в одном из завоеванных нами племен; другие говорят, что он был незаконным сыном нашего короля. Он сказал, что мы живем неправильно, и произнес слова мира. Угнетенные стекались к нему, привлеченные его словами о доброте и сочувствии. Он побывал на многих островах, и его свита становилась все больше, а голос звучал все громче. Правитель мирая тех времен, король Рафф, послал своих воинов уничтожить последователей этого человека и принести ему голову их предводителя.
— Кто он был? — спросила Сайвин.
Мастер Эдилл отпил глоток водорослевого чая из своей чашки.
— У него было несколько имен: Бродячий Дух, Родич Драконов, Говорящий о Мире. Но его истинное имя историей забыто.
— Еще одно доказательство того, что эта история — просто миф, — усмехнулся господин Талон.
Сайвин не хотела, чтобы старейшины снова начали спорить.
— Так что же случилось с этим человеком? — спросила она.
Взгляд господина Эдилла был обращен в прошлое.
— Охота была долгой. Было уничтожено население целых островов. Говорили, что целую зиму вода в морях была красной. Наконец, тот человек решил покончить с этой резней и пришел сам прямо в тронный зал.
— Пусть это немедленно прекратится, — объявил он и сдался стражникам короля Раффа. Они пытали этого человека семь дней и семь ночей. Они ослепили его раскаленным железом, раздробили ему руки и ноги, и наконец, отсекли его мужское достоинство.
Сайвин съежилась от этих слов. Как эта жуткая история могла быть правдой? Как у ее народа могло быть такое прошлое?
Мастер Эдилл продолжал тем же тоном:
— Они швырнули его окровавленное и изломанное, но еще живое тело на плот и отправили к акулам. Уплывая, он пел — но не песню мести и ненависти, а песнь прощения. Его последователи, оставшиеся в живых, и те, кто в первый раз услышал его песню, последовали за плотом в море. Даже родная дочь короля пошла за этим человеком. Некоторые говорят, что она была его возлюбленной, а некоторые — что она была просто тронута его песней. В любом случае, ясно одно — в ее голосе была магия. Войдя в воду, она подхватила его песнь, и из глубин в ответ на ее призыв поднялись могучие драконы. Они забрали этих изгнанников и унесли их с островов. — Мастер Эдилл умолк и дрожащими пальцами потянулся к чашке с чаем. Старик явно устал, рассказывая эту историю.
— И так появились мирая, — закончил за него Каст, угрюмо сложив губы. — Морские драконы и мирая объединились. Как благородно!
— Нет, — сказал господин Эдилл, медленно качая головой. — Ты недостаточно внимательно слушаешь. История еще не закончилась. — Мастер Эдилл помолчал, дожидаясь, пока его слова будут поняты, и продолжал:
— После появления драконов король Рафф отправил свои корабли в погоню за убегающими людьми. Он хотел уничтожить их всех, и драконов тоже. Но замученный человек снова не позволил ему этого сделать. На огромном белом драконе он встретил армаду короля Раффа и попросил прекратить кровопролитие.
— Возьмите мою жизнь как цену за свободу моего народа, — крикнул он, его израненное тело с трудом удерживалось в сидячем положении на спине дракона, парившего над волнами. Король Рафф посмеялся над слепцом и приказал воинам пустить в ход копья и гарпуны. Дракон и человек были пронзены сотней клинков. Умирая, они погрузились в море, и их кровь смешалась с соленой водой.
Голос господина Эдилла помрачнел:
— Но при виде зверского убийства своего предводителя спутники этого человека разъярились. Верхом на драконах они напали на армаду короля Раффа и омыли палубы кровью убитых, не щадя никого. Дочь короля Раффа насадила на нос флагманского корабля голову своего отца. После этого изгнанники на кораблях и на драконах вернулись на свои родные острова, и говорят, что ни один островитянин не избег их гнева. Островитяне назвали этих безумно жестоких воинов «драконьим народом» — на старом наречии, дрирендая.
— Мой народ, — сказал Каст с ужасом в голосе.
— Да. Во главе с вашим первым монархом.
Каст вытаращил глаза.
— Королева-воительница Раффэль. — По лицу высокого человека Сайвин увидела, что он понял.
— Рафф-эль, — пояснил господин Эдилл. — Дочь Раффа. Та самая.
В ошарашенном молчании заговорила Сайвин:
— Но как это привело к возникновению нашего народа?
Господин Эдилл вздохнул.
— Мы зародились в то время, когда моря были красны от крови убитых. Предводитель, проповедовавший мир — тот, кто погрузился в воду под ударами сотни копий вместе со своим громадным белым драконом — не умер. Три дня под волнами кровь дракона и человека смешивалась с солью моря. В водовороте смешанной крови начали действовать исцеляющие свойства драконьей крови. Магия начала размывать границу между человеком и драконом. Человек стал немного похож на дракона, а дракон — немного похож на человека. Эти двое сплавились и остались связаны навсегда.
— Он стал первым истинным мирая, — сказала Сайвин с изумлением в голосе.
Господин Эдилл кивнул.
— Полностью поправившись, этот человек поднялся из моря на своем белом драконе. Его темные волосы стали белыми, как чешуя дракона; а пальцы на ногах и руках стали перепончатыми, как лапы гигантского зверя. Дракон и человек теперь могли говорить друг с другом, как родичи. Но как бы он ни переменился, магия не изменила его сердца. Увидев, какая резня творится во имя его, он воззвал к жестоким небесам и навсегда отвернулся от мира солнечного света и камня. Но прежде чем уйти, он отправился на окровавленные корабли к своим последователям и приказал им прекратить убивать. Дрирендая склонились перед чудесно возрожденным и умоляли его вернуться к ним. «Не раньше, чем с ваших рук будет смыта кровь», — ответил он. — «Служите детям дракона, которые скоро появятся. Будьте им хорошей защитой, и однажды я позову вас обратно домой!» С этими словами он ушел и увел с собой морских драконов.
Каст откашлялся.
— Но он был один. Как он мог стать отцом множества морских кланов?
— Наш предок был больше, чем человек. Частично он стал драконом. — Господин Эдилл посмотрел Касту в глаза. — А его белый дракон был драконицей. От их союза произошли кланы мирая.
Теперь вмешалась Сайвин, недоверчиво спросив:
— Ты хочешь сказать, что мы сами происходим от драконов? Когда-то мы действительно могли рождать детей от этих громадных зверей?
— Да, много лет назад. Хотя мы больше не можем зачинать от драконов, мы все еще сохраняем кровную связь с этим огромными существами, унаследованную нами из седой древности. За прошедшие годы множество мужчин и женщин из разных земель добавили свою кровь к нашим родословным, и наши кланы росли. Но с приходом Гульготы мы бежали, сами себя изгнав с каменистых побережий. — Закончив, господин Эдилл многозначительно посмотрел на мать Сайвин.
К изумлению Сайвин, ее мать отвернулась от взгляда старейшины почти со стыдом, но в ее глазах Сайвин успела заметить слабую вспышку боли и печали. Что-то осталось недосказанным. Еще одна тайна.
Каст нахмурился.
— И вы думаете, что я всему этому поверю?
Господин Эдилл обернулся к Кровавому Всаднику.
— Верь, чему хочешь, но то, что судьбы наших народов, мирая и дрирендая, связаны — несомненно.
— И у вас есть что-нибудь, чем вы можете подтвердить правоту ваших слов?
Не успел господин Эдилл ответить, как вмешался Талон:
— Только пыльные реликвии из прошлого. Он слишком верит в силу древних обломков.
Господин Эдилл обернулся к молодому старейшине. Сайвин никогда не видела, чтобы глаза старика вспыхивали так яростно:
— Ты клевещешь на прошлое и тем рискуешь, молодой Талон. Ты прожил слишком мало зим, чтобы оценить, как быстро прошлое может укусить тебя в спину, если смотреть только в будущее.
Талон заворчал, но не решался смотреть в яростные глаза господина Эдилла.
Каст явно устал от этой перебранки.
— Так что же это за доказательство?
Обернувшись к Кровавому Всаднику, господин Эдилл слегка приподнял брови и кивнул на Каста.
— Ну как же, ты и есть мое доказательство, господин Каст.
— Что ты хочешь сказать?
— Пришло тебе время узнать, кто ты на самом деле.
Старик взмахнул рукой, и складка стены за столом совета отодвинулась, открыв древнюю картину. На ней был изображен человек с белыми волосами, сидящий на огромном драконе с чешуей цвета жемчуга.
— Родич Драконов, — объявил господин Эдилл. — Наш предок.
Сайвин невольно ахнула и шагнула к картине. Даже несмотря на странные волосы, Сайвин не могла не узнать знакомые черты. Этот человек был близнецом Каста — даже татуировка с драконом на горле у него была такая же.
Господин Эдилл произнес:
— Ты — наш возрожденный прародитель! Дракон и человек, снова связанные магией воедино.
— Этого не может быть, — пробормотал Каст, не отводя глаз от картины.
Солнце в голубом небе поднималось к зениту. Пиноррр стоял за спиной килевого «Драконьей Шпоры». Старый шаман терпеливо ждал, пока капитан закончит наказание одного из матросов корабля. Крики наказываемого сливались со свистом сыромятного ремня. Десять ударов — обычное наказание для вахтенного, обнаруженного спящим на посту.
Остальные матросы ходили по палубе, словно крики боли были всего лишь криками сердитых чаек. Пиноррр знал, что на корабле, управляемом суровым килевым, подобная музыка звучит нередко. И все же, глядя, как Ульстер обмакивает кожаный хлыст в морскую воду, Пиноррр заметил в глазах молодого килевого огонек голода и удовольствия. Хлыст, вымоченный в соленой воде, наносил гораздо более болезненные удары, но не все килевые пользовались этим при наказаниях.
Нынешний килевой этого корабля всегда вымачивал хлыст в морской воде.
Обмакивая хлыст в воду перед последним ударом, Ульстер перехватил взгляд Пиноррра.
— Соль на рану, чтоб лучше запомнить, — сказал килевой, цитируя древний закон дрирендая, словно для того, чтобы оправдать добавочное утяжеление наказания. Но суровая усмешка на губах этого человека противоречила извинению — Ульстер действительно получал удовольствие от причиняемой им боли.
В ответ на заявление килевого Пиноррр только кивнул, полностью скрыв свои чувства. Он был не вправе оспаривать приговор капитана. Кроме того, Ульстер совсем недавно стал капитаном. Послужив на множестве кораблей под управлением бесчисленных килевых, Пиноррр повидал множество таких же молодых капитанов, которые пытались продемонстрировать свою твердость и силу, стараясь жестоким обращением с командой заработать ее уважение. Только опыт многих зим мог донести до таких молодых людей, что ужас никогда не приносит уважение и верность команды — только честь и доброта капитана.
И все же Пиноррр подозревал, что не только недостаток опыта был причиной жестокости Ульстера. Играя с кнутом, этот человек показал свою истинную натуру. Пиноррр заметил, что Ульстеру даже пришлось поправить штаны, чтобы скрыть, какое наслаждение доставляет ему это наказание.
Когда килевой отвернулся, чтобы нанести последний удар, Пиноррр на мгновение нахмурился, потом опять надел, как маску, спокойное выражение лица. Он ненавидел этого молодого капитана — и не только за жестокость, но и за все остальное, что в нем было. Он ненавидел постоянно самодовольное выражение лица Ульстера и его привычку заплетать свою воинскую косичку так, как по обычаю делали только ветераны.
Даже капитанство Ульстер получил не за собственные победы, а из-за уважения, которое дрирендая питали к его умершему отцу. Отец Ульстера почти двадцать зим был Верховным Килевым дрирендая и привел Кровавых Всадников к их теперешнему господству на Отмелях. В те славные времена Пиноррр был шаманом Верховного Килевого на могучем «Сердце Дракона». Но Пиноррр считал отца Ульстера не только командиром, но и близким другом. Они вместе переживали и триумфы, и трагедии: смерть любимой жены Пиноррра, потерю старшего сына Верховного Килевого в беснующемся море, победу флота над Кровавыми Привидениями. После всей этой совместно пролитой крови Пиноррр ни в чем не мог отказать своему другу.
На смертном одре, со стрелой, торчавшей, словно сорняк, из окровавленной груди, Верховный Килевой обратился к своему народу только с двумя просьбами. Во-первых, перед смертью он хотел увидеть, как его сын получает драконий зуб — символ предводительства. И во-вторых, он хотел, чтобы Пиноррр служил его сыну в качестве шамана. Никто не мог оскорбить честь этого человека отказом. В тот же день, еще до захода солнца, Ульстер получил предводительство над «Драконьей шпорой», и Пиноррр перешел на его корабль.
Раздумья Пиноррра прервал крик боли. Наказанный матрос, закованный в кандалы, рухнул на палубу. Вся его спина была в красных полосах. Удары оставили глубокие порезы, в одном из них Пиноррр заметил белеющую кость. Лицо шамана посерело. Для такой дикой жестокости не было никаких оснований. Избиение провинившегося должно было быть наказанием, но не убийством.
Ульстер подошел к распростертому человеку, держа в руках ведро с морской водой, в которой он вымачивал свой кнут. Матрос застонал и попытался свернуться в клубок, словно ожидая еще одного удара. От боли он уже давно перестал считать удары и вообще соображать, превратившись в измученное животное. Ульстер встал над избитым человеком и медленно вылил ему на спину соленую воду. Снова раздались крики боли, пронеслись над палубой и полетели над морем.
Пиноррр постарался не съежиться. Когда Ульстер наконец отбросил пустое ведро и обернулся к Пиноррру, старому шаману удалось натянуть на лицо пустое, безразличное выражение. В глазах молодого человека светилось удовлетворение.
Сжав кулаки за спиной, Пиноррр молчал. Как это жалкое существо могло быть сыном такого прекрасного человека, как покойный Верховный Килевой?
Вытирая руки, Ульстер подошел к Пиноррру.
— Ну, а теперь, какие у тебя для меня новости?
Пиноррр изо всех сил постарался произнести ровным почтительным тоном:
— Я чувствую, что с юга приближается шторм. Сильный.
Ульстер посмотрел на ясное небо и спокойное море.
Увидев в глазах килевого сомнение, Пиноррр чуть не ударил этого человека. Никто не позволял себе сомневаться в слове шамана, особенно если этим шаманом был Пиноррр ди Ра. Все знали, что его ражор мага, его морское чувство — самое безошибочное во всем флоте дрирендая. Морские боги щедро благословили Пиноррра, и сомнения этого ублюдка означало, что он сомневается не только в шамане, но и в богах. Такое бесчестие могло быть вырезано только острием меча. И все же Пиноррр молчал. Ульстер был сыном его друга, и он почтит память мертвого, служа этому дурачку как можно лучше.
— И что же нам делать? — спросил Ульстер, опять оборачиваясь к Пиноррру.
— Приближающийся шторм разразится ночью. Нужно вывесить флаги и передать предупреждение другим кораблям флота. Нужно найти…
Ульстер нетерпеливо отмахнулся:
— Конечно, конечно. Я прикажу, чтобы просигналили до заката. Что у тебя еще? А то мне пора обедать.
Пиноррр слегка наклонил голову.
— Я прошу прощения, что не пояснил с самого начала, Килевой Ульстер. На нас летит не обычный шторм, когда требуется только зарифить паруса, натянуть штормовые леера и задраить люки. Это — буря, идущая с далекого юга. Убийца кораблей.
И снова в глазах Ульстера появилось сомнение.
— Что ты говоришь?
— Я говорю, — холодно произнес Пиноррр, позволив себе каплю гнева в голосе, — что флот нужно оповестить немедленно. И чтобы защитить корабли, необходимо до бури найти надежную гавань.
Ульстер покачал головой, слегка напрягшись от резкого тона Пиноррра.
— Дрирендая не убегают от штормов, словно толстопузые купеческие корабли. Наши судна справятся с любой бурей.
Пиноррр полностью отбросил свое притворное послушание:
— Ты неправ, Ульстер. Ты слишком молод и еще не видел, какие бури порой приходят с юга. Я видел бешеные штормы, которые разламывали корабли пополам, я видел волны, которые переворачивали корабли вверх килем, я видел небеса, настолько полные молний, что ночью было светло, как днем. Та буря, что мчится к нам сейчас, опаснее, чем что-либо, что я чувствовал раньше. — Пиноррр наклонился поближе к Ульстеру. — Передай мое предупреждение, или на закате ты умрешь. Это твой выбор, Килевой. — Он выплюнул название почетной должности так, что оно прозвучало как ругательство.
От яростного гнева Пиноррра лицо Ульстера покраснело. Татуировка ныряющего морского ястреба вспыхнула у него на щеке.
— Ты превышаешь свои полномочия, шаман. Не думай, что твоя дружба с моим мертвым отцом спасет тебя от моего хлыста.
Пиноррр не стал отступать перед этим червяком:
— Передай мои предупреждения, Ульстер, или я сниму благословение богов с киля этого корабля, и ни один шаман никогда не ступит больше на эту проклятую палубу. Тогда посмотришь, что за команда останется на твоем корабле!
Кровь отлила от щек Ульстера.
— Ты осмеливаешься мне угрожать!
— Ты килевой, Ульстер, а не бог. Орден шаманов не потерпит неуважения даже от самого Верховного Килевого. Не веря моему предупреждению, ты оскорбляешь морских богов, которые послали нам это предупреждение. Этого я не потерплю! Я не допущу, чтобы такой дурак, как ты, навлек гнев богов на дрирендая.
К этому моменту поблизости собрались прочие члены команды, притворяясь, что работают: они сворачивали веревки, вытирали палубу, чинили сети. Они почувствовали, что здесь собирается шторм, и пришли посмотреть на грозу.
Ульстер знал, что на них смотрят. Его спина выпрямилась, плечи развернулись.
— Я не оскорблю богов, — сказал он жестко. — Но это не значит, что я намерен терпеть твои выходки, Шаман. Ты знаешь закон: Шаман указывает, но Килевой ведет.
— Так слушайся моего указания, Килевой Ульстер. Передай предупреждение и уведи наш флот в безопасную гавань — пока не поздно.
Шаман и килевой стояли на расстоянии ладони друг от друга, и никто не собирался отступать. Пиноррр почувствовал запах животравки изо рта Ульстера. Стало быть, Ульстер принял сильнодействующую траву, обостряющую удовольствие мужчины во время полового акта с женщиной. Еще одно доказательство того, что этот человек — идиот. Животравка не только оглушала разум и притупляла способность мыслить логически, но и вызывала привыкание, так что при частом применении желание принять животравку могло в конце концов подавить даже желание спать с женщинами. Только дурак стал бы связываться с такой гнусной травой.
Внезапно раздался удар колокола, оповещавший, что настало время полуденной трапезы. Ульстер прислушался к его лязгу.
— Я вывешу флаги и сообщу остальным кораблям о твоем предупреждении, — уступил он наконец. В его холодном голосе звучало обещание мести. — Но только после того, как я попробую жареную рыбу, которую приготовил кок.
Пиноррр знал, что эта отсрочка была попыткой Ульстера улестить свою раненую гордость, чем-то вроде попытки осадить Пиноррра, не заявляя прямо о пренебрежении видением шамана. Пиноррр позволил Ульстеру эту маленькую демонстрацию. Не все ли ему равно, если килевой передаст предупреждение? Шаман не поставит собственную честь выше безопасности флота.
Наклонив голову, Пиноррр отступил на шаг назад.
— Быть по сему, — сказал он тихим голосом, поникнув. — Да даруют тебе боги постоянные ветра.
Ульстер кивнул в знак одобрения и отвернулся, демонстративно взмахнув своей воинской косой, чтобы продемонстрировать всем свою победу.
Когда килевой ушел, Пиноррр покачал головой. Этот олух не заметил в последней фразе Пиноррра явного оскорбления. Процитированная строчка — «Да даруют тебе боги постоянные ветра» — была из древней шаманской молитвы, употреблявшейся, когда нужно было помочь человеку, который больше не мог взять женщину.
Поджав губы, Пиноррр отвернулся. Гнев его утих, и он долго стоял, глядя на бескрайнее голубое небо.
Разглядывая далекий горизонт, Пиноррр опять почуял собирающиеся вдалеке штормовые облака, но теперь они были гораздо ближе. Он ощутил запах дождя и молнии и еще еле уловимый оттенок чего-то — чего-то, чего он не мог назвать. Он прикоснулся к татуировке морского ястреба на шее. Что бы там ни было, от его далекого запаха краски татуировки начали жечь кожу шамана словно огнем..
Обводя пальцем контуры крыльев ястреба, Пиноррр вспомнил статуэтку, вырезанную маленькой Шишон, и крохотную всадницу на спине резного дракона. «Они идут», — утверждала девочка.
Но кто «они»? Неужели фантазия Шишон о драконах была не просто сном ущербного разума? Может быть, девочка унаследовала от него дар ражор мага ? Может быть, в ее словах была доля правды?
Внезапно у него за спиной прозвучал хриплый голос, задыхающийся от волнения:
— Шаман Пиноррр, вам обязательно надо подойти.
Пиноррр отвлекся от своих раздумий и с изумлением обнаружил, что солнце уже опускается к горизонту. Сколько же он простоял в трансе? Обернувшись, Пиноррр обнаружил у себя за спиной сгорбленную фигуру Мадер Гиль. Ее серебряные волосы были заплетены в тугую косу — наследие ее молодости, когда она была искусной мечницей.
— Что такое? — раздраженно спросил он.
— Шишон, — прошипела старуха и поманила его за собой.
— Что случилось?
— Килевой Ульстер устал от ее бормотания на камбузе и…
Сердце Пиноррра замерло.
— Что он сделал?
Мадер Гиль продолжала манить его за собой через палубу.
— Девочка невредима. Килевой швырнул ее маленькую статуэтку об стену и разбил на крохотные кусочки. Но девочка… Она буквально вспыхнула от гнева, закричала и напала на килевого. Даже глубоко порезала ему руку своим маленьким ножичком. Я поскорее увела ее оттуда, пока не случилось чего похуже, но я не могу ее успокоить. И я боюсь реакции Ульстера.
Теперь Пиноррр быстро шел перед сутулой женщиной к своим каютам. Его глаза прищурились от ненависти. Наконец Ульстер зашел слишком далеко. Шишон была последней из родных Пиноррра, и он не позволит, чтобы ей повредила мелкая мстительность килевого. Пиноррр распахнул люк, ведущий на нижнюю палубу. Если Ульстер хочет войны, так тому и быть!
Бросившись вниз, он пообещал всем морским богам: до следующего восхода либо он, либо Ульстер будет мертв.
Каст оттолкнул тарелку сваренных на пару моллюсков. У него не было аппетита. Он все еще был ошарашен всем, что услышал этим утром. Напротив него Сайвин перекатила по тарелке какой-то вареный морской клубень — очевидно, ей хотелось есть не больше, чем ему. Они молча смотрели друг на друга. Говорить они были не готовы.
После встречи со старейшинами и явления древней картины совет принял решение, прежде чем обсуждать что-либо еще, сделать перерыв на обед. Стражник Бридлин препроводил Сайвин и Каста в эту уединенную столовую.
Комната была уютно обставлена: маленький столик из полированного коралла и кресла с подушками из мягкого морского мха, стены украшены ткаными гобеленами из тростника, изображающими разные морские виды. Но как ни симпатично была обставлена комната, она все же казалась Касту тесной — скорее клетушкой, чем комнатой. Особенно после утра, проведенного в зале совета с его огромным окном в широкий океан. К тому же еще Бридлин дал понять, что он будет сторожить комнату снаружи, от чего легче не стало.
Каст потер щетину на подбородке. Нужно было нарушить молчание, пока они оба в нем не утонули. Кивнув на покрытую гобеленами стену, он задал вопрос, который не давал ему покоя с самого прибытия:
— Так как же все-таки мирая обучают левиафанов служить вашим кланам домами?
Сайвин пожала плечами.
— Эти гигантские звери издревле находились в союзе с драконами. Левиафаны предоставляют морским драконам источник свежего воздуха, а драконы помогают им защищаться и кормиться. Мирая просто встроились в эти взаимоотношения. Левиафаны служат нам домами, а в качестве платы мы их лечим и чистим. — На губах Сайвин заиграла слабая улыбка. — Но, опять же, кто знает наверняка? Может, мы, мирая, и с этими зверями когда-то спаривались. Кто знает, что приходило в голову твоему великому предку?
От откровенных слов Сайвин Каст покраснел.
— Родич Драконов не был моим предком, — настаивал он.
— Может, и не прямым, но все же сходство…
— Как сказал господин Талон, это, вероятно, просто совпадение. Почти у всех дрирендая лица очень похожи друг на друга.
— И даже татуировка с драконом?
На это последнее утверждение Касту было нечем возразить. Мужчин его народа всегда помечали татуировкой морского ястреба, а не дракона. Под Алоа Глен изображение ястреба на щеке Каста было трансформировано магией Рагнарка в изображение свернувшегося черного дракона, точно такое же, как рисунок на портрете Родича Драконов. Это не имело смысла.
Сайвин, похоже, почувствовала, что от этой темы ему становится не по себе, и заговорила на новую тему — или, вернее, на старую : о той самой причине, по которой они этим утром обратились в совет.
— Что бы ни происходило в прошлом на самом деле, может быть, нам следует пока отложить разговор на эту тему и опять вернуться к нашей мысли уйти отсюда и отправиться на поиски твоего народа. Мы должны встретиться с остальными всего через шесть дней. Даже если мы уйдем прямо сейчас, нам еще понадобится два дня, чтобы вернуться на мыс в Дольдрумсе, где назначена встреча. Поскольку у нас осталось так мало времени, я вижу только одну возможность успешно выполнить наше задание: отправиться на поиски самим. — Она взглянула на запечатанную дверь. — С одобрения совета или нет.
— Ты ослушаешься ваших старейшин? Даже пойдешь против желания своей матери?
Сайвин уставилась на Каста:
— Как ты думаешь, как мы с тобой встретились? Ты думаешь, мне было разрешено отправиться на острова с Кончем или преследовать захватившие его корабли? И вообще, у нас с матерью нечто вроде соглашения: она отдает мне приказы, а я следую только тем из них, с которыми соглашаюсь.
— Понятно. — Каст невольно ответил на призрачную улыбку, колебавшуюся на губах у девушки-мирая, такой же улыбкой. Серебряные глаза Сайвин, казалось, сияли озорством.
— Так ты говоришь, что так или иначе нам надо уходить на поверхность.
Ее брови поднялись.
— А почему нет? Разве ты не устал дышать спертым воздухом левиафана?
— Думаю, я не отказался бы от глотка свежего воздуха, — признал Каст и улыбнулся шире. Он бы с радостью почувствовал дуновение ветра у себя в волосах и океанские брызги на лице. Он слишком много времени провел в брюхе морского зверя. Каст выпрямился кресле:.
— Когда ты будешь готова, я буду более чем счастлив убежать отсюда.
У Сайвин при мысли о побеге на лице появилась такая же неподдельная радость.
— Я думаю, Рагнарк тоже будет рад расправить крылья.
При упоминании имени дракона улыбка на лице Каста замерзла. У него совсем вылетело из головы, что убегать с Сайвин придется не ему, а Рагнарку. Даже если им удастся убежать из брюха левиафана, Каст опять окажется в плену — на этот раз под чешуей громадного черного дракона.
Сайвин, похоже, заметила перемену в его настроении. Она протянула к нему руку и коснулась его ладони. Он не мог посмотреть ей в глаза.
— Я не похожа на своего далекого предка, — мягко сказала она ему.
— Что ты хочешь этим сказать? — пробормотал он.
— Я хочу сказать, что не разделяю страсть моего предка к драконам. — Сайвин сжала его запястье. — Мужа я себе буду выбирать не из крылатых и чешуйчатых.
Каст поднял взгляд на Сайвин.
— Но ты же связана с Рагнарком?
— И что? Магическая связь с драконом не означает, что все твое сердце принадлежит зверю. Кстати, Конч, дракон моей матери, кажется мне гораздо симпатичнее Рагнарка. Дракон, спрятанный внутри тебя, очень многим пугает меня. В нем есть какая-то дикость, что-то, что никогда не удастся приручить, коснуться, привлечь к себе — даже мне.
— Но Рагнарк навсегда частью меня, и его дикость тоже.
Она печально улыбнулась в ответ:
— Я тебя изучила, Кровавый Всадник. Да, ты носишь в себе дракона, но твое сердце принадлежит тебе. Это я знаю.
— Откуда? — хрипло спросил он.
Она протянула руку и коснулась его щеки — той, на которой не было изображения дракона.
— Я знаю твое сердце, Кровавый Всадник.
Каст хотел бы сказать то же самое о ней. Просто ли Сайвин утешает его или за ее словами стоит что-то большее? Он осмелился прижаться к ее руке, совсем чуть-чуть, позволив себе почувствовать тепло ее ладони. Но она отдернула руку — за дверью раздались шепчущие голоса.
Дверь сморщилась и раскрылась, пропуская господина Эдилла.
— Надеюсь, я не прервал вашу трапезу, — сказал он и знаком велел Бридлину уйти.
— Н-нет, дядя, — пробормотала Сайвин.
Каст взглянул на девушку, но прочитать ее мысли опять не смог. Почему она запнулась — от облегчения или от смущения?
Господин Эдилл подал знак закрыть дверь и подошел к ним. Каст встал, подтянул к столу еще одно кресло и сел только тогда, когда пожилой Старейшина устроился в своем кресле.
— Спасибо, господин Каст, — сказал он, похлопывая по запястью Кровавого Всадника, снова севшего на свое место. С секунду господин Эдилл молча смотрел на них обоих, потом сказал:
— Так что там насчет вашего ухода?
Каст нервно взглянул на Сайвин. Ее лицо осталось спокойным.
— Что ты хочешь сказать, дядя? — спросила Сайвин.
— Я хотел бы обсудить в частном порядке тот вопрос, с которым вы вдвоем сегодня утром обратились к совету.
Каст медленно перевел дух. Он уже подумал было, что старейшине известны их тайные планы.
— Разве нам не следует решать этот вопрос перед всем советом?
Господин Эдилл сморщился и мрачно покачал головой:
— Да они еще три дня будут препираться из-за того, что я разглашаю тайны мирая. Они утверждают, что абсолютно уверены в лживости моих слов, но что-то слишком сильно горячатся, когда я якобы разглашаю эту якобы ложь.
— Но на самом-то деле почему эта история хранится в тайне? — спросила Сайвин.
Господин Эдилл вздохнул.
— Так хотел Родич Драконов. Это был первый приказ нашего прародителя. После того, как он бежал в глубину морей и дал начало кланам мирая, он немедленно запретил любые связи с жителями поверхности. Он хотел создать мирное, идиллическое общество под водой и хотел, чтобы его народ считал, что моря всегда были их домом.
— Так что же пошло не так? — спросил Каст.
— Ах, так ты все-таки заметил, что его великие планы провалились? — усмехнулся было господин Эдилл, но затем погрустнел. Каст увидел в глазах старейшины неподдельную боль. — Кое в чем наш прародитель был дураком.
Сайвин, услышав такие неприкрыто пренебрежительные слова по отношению к их предку, тихо ахнула.
Господин Эдилл несколько секунд сидел молча, потом продолжал:
— Он надеялся, что под водой наше прошлое не станет преследовать нас. Но так просто подобные задачи не решаются. В конце концов он просто притащил наше бешеное наследие с собой. Хоть наше прошлое по его приказу и хранится в тайне, мы произошли от яростного народа, и наши новые поколения были одержимы тем же огнем — смесью самоволия и сильнейшего недоверия к другим. Да вдобавок примесь драконьей крови в наших жилах еще поддала жару, воспламенив в наших предках яростную гордость. Мы стали считать себя выше гнусных сухожителей. Почему это мы должны прятаться от них? Мы начали считать себя властелинами моря.
Мастер Эдилл покачал головой и слегка пожал плечами.
— И даже став мирая, до самого нашего ухода от побережий, мы зачастую наказывали изгнанием тех, кто нарушал наши правила. Это — жестокое наказание. Со временем эти несчастные, лишенные общения с драконами, теряли свою морскую магию и становились обычными людьми. Признаки мирая пропадали у них навсегда, и они больше не могли вернуться в море. Это было самое суровое из наших наказаний — вечное изгнание.
Каст увидел ужас на лице Сайвин и понял, что значит подобное наказание для такого маленького, замкнутого народа, как мирая.
Господин Эдилл дал им время осознать его слова. Затем он заговорил снова, и его голос был гранитным.
— Я рассказал вам это, чтобы предупредить вас. Поосторожнее с планами. После побега из Гульготы «изгнания» были прекращены, чтобы изгнанники не попали в руки Темному Повелителю, но это не означает, что мы стали менее суровыми. Тех, кто нарушает наши правила, — он взглянул сначала на Сайвин, потом на Каста, — теперь наказывают не менее жестоко, чем раньше.
— Теперь вы их убиваете, — с жаром сказала Сайвин.
От ее слов господин Эдилл вздрогнул, его бледное лицо покраснело.
— Ты это уже знаешь?
— Оказавшись среди людей побережья, я узнала, что я — первая мирая, вышедшая из моря за пятьсот лет. Похоже, рассказы об изгнании скрывали гораздо более безобразную правду.
— Ложь часто менее болезненна, чем правда.
— Как истинная история нашего народа, — мрачно сказала Сайвин.
— Как я уже сказал, нам не удалось убежать от нашего прошлого. Прошлое может удушить тебя, если ты не будешь обращать на него внимания.
В комнате настало молчание.
Наконец господин Эдилл с легким стоном встал, потирая свои старые колени.
— Достаточно разговоров. Пора идти.
Каст рефлекторно встал из уважения к старику. Сайвин осталась сидеть с каменным лицом. Но скрыть свой гнев она не смогла:
— С меня достаточно бесед с советом.
Господин Эдилл кивнул.
— Мне они время от времени тоже встают поперек горла… но, к счастью, мы направляемся не туда.
Сайвин обернулась к нему:
— Тогда куда? — настороженно спросила она.
— Пора помочь вам бежать.
Каст, направлявшийся к двери, споткнулся:
— Что?
— Старейшины уже собрались после обеда и решили запретить вам уходить. Я не согласился. — Он пожал плечами. — Надо поскорее вывести вас с левиафана.
Сайвин вскочила на ноги и побежала за ним.
— Но, дядя, ты же один из старейшин!
— Нет, я всего лишь старик — и некоторые скажут, что я глупый старик. Но в этой истории разум старейшин затуманен страхом неизвестности. Они предпочтут вечно прятаться под водой, чем рисковать переменами.
Господин Эдилл повернулся к двери. Каст спросил:
— Что же нам делать?
Старик взглянул на него своими усталыми глазами.
— Найди свой народ. Сделай мечту нашего прародителя явью.
— Что ты имеешь в виду? Как?
— Для нас снова настал час кровопролитий и убийств, как во время правления короля Раффа. — Господин Эдилл положил руку на грудь Каста. — Но в твоем воинском теле бьется сердце мирного человека. Освободи наш народ, оба наших народа, от нашего наследия ненависти и войны. Покажи нам путь к долгому миру.
С этими словами господин Эдилл отвернулся и подал знак открыть дверь.
Сайвин подошла к Касту и в первый раз взяла его за руку.
— Кажется, я не единственная, кто знает твое истинное сердце, — пробормотала она.
Каст уставился на ее руку, лежавшую, словно мягкий персик, в его железной ладони. Он был потрясен и изумлен — и на краткий момент ему показалось, что возможно даже невозможное.
Даже любовь.
Шишон свернулась в клубок на кровати, охватив ноги руками, и раскачивалась взад и вперед. Пиноррр сел на кровать и обнял девочку. С ее губ хаотическим потоком срывались слова: то отчетливые, словно она разговаривала с кем-то невидимым, то череда неразборчивых фраз, а время от времени ее голос даже внезапно менялся, становился низким, совершенно не похожим на как голос маленькой девочки. Пиноррр знал по собственному опыту, что лучше всего просто дать девочке выговориться.
Поблизости неподвижно стояла, вытаращив глаза, внучка Мадер Гиль — маленькая Ами. В ее неподвижном взгляде ясно был виден страх. Мадер Гиль прошаркала мимо Пиноррра и обняла внучку.
Пиноррр сердито взглянул на старуху и указал глазами на Ами. Мадер Гиль не следовало оставлять Шишон наедине с перепуганным ребенком. От приступов Шишон взрослым становилось жутко, не то что ребенку.
Лицо Мадер Гиль не дрогнуло.
— Я не прячу Ами от суровости жизни… и от сумасшествия.
Расчесывая пальцами волосы Шишон, Пиноррр прищурился.
— Шишон не сумасшедшая. Она всего лишь немного слабоумна. — Он погладил девочку по голове и тихо сказал: — Я даже начал подозревать, что недавнее усиление ее припадков связано… — Он поднял глаза на Мадер Гиль, — с приближающимся пробуждением.
От этих слов с лица Мадер Гиль исчезло ее обычное каменное выражение.
— Это, должно быть, развивается ее болезнь, — возразила она. — Зачем богам пробуждать ражор мага у такого больного ребенка?
— Я никогда не считал, что постиг хотя бы одного из семи морских богов. Выбор одаренных ими людей еще никогда и никто не мог понять. — От звуков голоса и прикосновений Пиноррра Шишон вроде бы начала успокаиваться. Поток слов превратился в ручеек, она прекратила раскачиваться.
— С чего ты решил, что ее коснулся дар провидения?
— Ты видела ее статуэтку.
Лицо Мадер Гиль потемнело.
— Она одарена, этого я не отрицаю, — ответила она с явной неохотой. — Но многие из сумасшедших, даже те, кого в конце концов пришлось увести в море, часто одарены каким-то особым талантом. Я некогда знала слабоумного парня, настолько искусного в работе с парусами, что он мог пройти по корабельным канатам, словно по устойчивой палубе, не держась ни за что руками, даже при яростном ветре. — Она решительно махнула рукой. — Но все поведение этих людей в том, что не касалось их даров, было поведением сумасшедших. Ты придаешь слишком большое значение единственному таланту Шишон, воображая, что ее коснулись боги.
— Но дело не только в резьбе по кости, — настаивал он. Почему-то ему нужно было, чтобы его открытие разделил с ним кто-то еще. — До этого утра я и сам не подозревал, что ее талант связан с ражор мага. Но теперь я в этом уверен!
Мадер Гиль подтолкнула Ами к куче игрушек в углу. По большей части это были костяные фигурки работы маленькой Шишон. Ами присела и взяла в руки крохотную фигурку, изображавшую красивую девушку. Шишон почему-то настояла, чтобы ручки этой куколки были выкрашены в красный цвет.
Заняв Ами, Мадер Гиль подошла к кровати и присела с другой стороны от Шишон.
— Я знаю, что ты боишься за нее, Пиноррр…
Но эта попытка проявить симпатию только раззадорила Пиноррра.
— Мы все должны бояться за нее, — выпалил он. — К нашим кораблям приближается опасность. Она мчится на гребне шторма, который обрушится на нас этой ночью. И я думаю, что Шишон — ключ к пониманию этой опасности.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты когда-нибудь сомневалась в моих видениях?
Она слегка отшатнулась.
— Никогда! Не забывай, что я служила отцу Ульстера, Верховному Килевому. Я помню, как благодаря твоему морскому чувству мы выиграли множество битв.
— Тогда вот что, Мадер. Шишон вырезала дракона и лепетала мне о приближающейся угрозе, что-то о драконах и роке.
— Всего лишь детские фантазии, — настаивала старуха, но теперь в ее голосе звучало сомнение.
— Я тоже так подумал. Я уже почувствовал великий южный шторм, который собирается обрушиться на нас, и у меня не было времени слушать ее болтовню. Но после спора с Ульстером я снова осмотрел море. Я почувствовал в ветре что-то новое. — Он замолчал и прижал Шишон к себе. Девочка, похоже, выходила из транса. Засунув в рот большой палец, она оглядела маленькую каюту и прижалась к Пиноррру в поисках тепла и ободрения.
— Что? — спросила наконец Мадер Гиль. — Что ты почувствовал?
— Я почувствовал в воздухе драконов.
Ужас плеснулся в ее лице.
— Возможно, слова Шишон повлияли на тебя сильнее, чем ты думал.
Пиноррр посмотрел поверх головы Шишон.
— Стало быть, ты действительно сомневаешься в моих способностях.
Мадер Гиль молчала. На ее лице отражалось сражение, происходившее в ее душе. Она не хотела верить его словам, но не могла отрицать точность его ражор мага.
— Ты уверен? — прошептала она наконец.
Он просто кивнул.
— Шишон почувствовала это раньше меня. К нам идут мирая.
— Наши древние поработители, — пробормотала Мадер Гиль. За все время, пока Пиноррр знал эту суровую женщину, она никогда не выказывала душевной слабости — даже в яростной битве, где у них было мало шансов. Но теперь в ее глазах ясно светился страх.
Ами ровным голосом сказала, не отводя взгляда от игрушек:
— Шишон говорит, что мы все умрем.
Мадер Гиль и Пиноррр взглянули на девочку, затем опять друг на друга.
— Шишон — ключ, — сказал Пиноррр и крепче прижал к себе внучку. — В ее голове скрыто знание о том, как освободить нас от нашего рока.
В дверь Пиноррра громко постучали. Пиноррр и Мадер Гиль подскочили, Ами отвлеклась от игрушек, а Шишон просто застонала.
— Они идут, — пробормотала Шишон в грудь Пиноррра.
— Откройте дверь! — приказал голос из-за двери. — По приказу килевого девочка Шишон должна ответить за нападение на члена команды.
Пиноррр передал Шишон Мадер Гиль.
— Ей не должны причинить вреда, — зашипел он ей. — Ты понимаешь? Не ради моего сердца, но ради судьбы дрирендая.
Мадер Гиль несколько секунд смотрела на него, затем медленно кивнула.
— Я тебе верю.
Стук возобновился — менее громкий, более нервный. Пиноррр знал, что стражники не осмелятся вломиться к нему против его воли, даже если дверь будет отперта. Страх перед гневом шамана на какое-то время еще удержит их в узде.
Пиноррр повернулся к Мадер Гиль.
— Тогда ты знаешь, что мы должны делать.
— Сражаться.
Хоть у Пиноррра и было холодно в груди, он улыбнулся, услышав огонь в словах старухи. Два седых старика, готовых сражаться с целым кораблем воинов.
— Ульстер думает, что он могущественен, потому что молод и силен. Мы покажем ему, что истинного воина создает только опыт многих зим. — Он показал на свой лоб. — Настоящее оружие истории — разум, а не мечи.
Мадер Гиль кивнула.
— Я всегда говорила, что ты мудр.
Пиноррр торопливо принялся собирать по всей каюте вещи, которые понадобятся Шишон.
— Когда это ты такое говорила?
Глаза Мадер Гиль блеснули усмешкой.
— Ну, тебе в лицо — никогда. Шаману не следует задирать нос слишком высоко над горизонтом.
Он пронзил ее суровым взглядом.
— Ох, хватит этой ложной скромности, Пиноррр. Ты всегда был упрям и настойчив. Даже отец Ульстера часто подумывал, кто на самом деле ведет флот.
— Может быть. Но сейчас нам надо торопиться.
Стук возобновился — на этот раз более смелый.
— Не заставляй нас взламывать твою дверь, Шаман! — раздался голос Ульстера. У килевого, должно быть, от трусости его лакеев лопнуло терпение. — Дочь твоего сына не выше закона. Она уже прожила на свете десять лет и отвечает за свои поступки. Так что открой дверь — немедленно !
Пиноррр знал, что Ульстер говорит больше для стражников, чем для него. Ульстер снова пытался оправдать свою жестокость буквой закона. Все знали, что Шишон еще нет десяти лет, и Ульстер взъелся на нее не ради справедливости, а чтобы уязвить Пиноррра. Но был ли Ульстер прав или нет, ослушаться килевого было нельзя.
Качая головой, Пиноррр подошел к Мадер Гиль, которая уже подозвала к себе Ами и Шишон, и торопливым шепотом изложил старухе на ухо свои планы. Затем он выпрямился и отдал Мадер Гиль вещи, которые он собрал для Шишон.
— Ты можешь справиться с тем, что я прошу?
Мадер Гиль кивнула с суровой улыбкой на губах.
— Я присмотрю за девочкой. Ей никто не причинит вреда.
Пиноррр подошел к двери.
— Тогда — да начнется битва.
Сайвин, задыхаясь, первой влетела в комнату. За ней вошли господин Эдилл и Каст. Сайвин запечатала за ними дверь.
— Что это за место? — настороженно спросил Каст, разглядывая тесную, неуютную каморку.
Сайвин обернулась к Кровавому Всаднику.
— Это полость в брюхе левиафана. — Она указала на единственную приметную черту комнаты — глубокий колодец в полу. У нижнего края узкой дыры виднелась бурлящая океанская вода. — Мы называем ее облигатум, — сказала она, зная, что это слово ничего не значит для Каста.
Когда Каст в первый раз появился на левиафане, огромный морской зверь уже причалил к берегу, так что Рагнарк просто спокойно опустился на его широкую спину. Сайвин тогда спрыгнула с шеи дракона, разорвала физический контакт и вернула Каста в его нынешний облик. А затем стражники-мирая провели их внутрь левиафана.
Но теперь нужно уйти тайно, и это гораздо сложнее.
— Об-блигатум? — Каст взглянул на колодец.
Кивнув, Сайвин объяснила:
— Через этот колодец мирая проникают в погруженного левиафана и покидают его. А еще через этот колодец может просунуть голову морской дракон и вдохнуть воздух левиафана, не поднимаясь на поверхность. — Сайвин посмотрела на уровень воды в колодце. — Нам повезло. Сегодня левиафан плывет недалеко от поверхности. — Она обернулась к Касту и пояснила: — Если он погружается в глубину, давление воды продавливает ее через жерло облигатума, и вода заполняет комнату. Это закрыло бы нам выход.
Господин Эдилл хихикнул.
— Это не просто везение, моя дорогая.
— Что ты хочешь сказать, дядя?
— Когда я услышал, что вы попросили аудиенцию у совета, я догадался о ваших планах и приказал левиафану на глубину сегодня не уходить..
Сайвин нахмурилась.
— Когда мама узнает, она поймет, что ты помог нам бежать.
— Она будет только подозреват ь, но доказать не сможет… — господин Эдилл пожал плечами. — Видишь ли… мои бедные старые уши побаливают. Мне просто нужно было слегка отдохнуть от давления, вот я и приказал левиафану держаться поближе к поверхности.
— Ах, понимаю, — сказала Сайвин с усмешкой, выслушав это высосанное из пальца объяснение.
— Теперь уходите. — Господин Эдилл сорвал яйцеобразную тыкву, росшую на стене на вьющемся побеге, и протянул ее Касту.
Кровавый Всадник взял тыкву, осмотрел со всех сторон, потрогал черенок.
— Что это?
— Сосуд с воздухом, — сказал господин Эдилл. — Он тебе понадобится под водой. Я думаю, Сайвин сумеет задержать дыхание на нужное время. — Он многозначительно взглянул на племянницу.
— Нужное для чего?
Сайвин кивком указала на колодец.
— Господин Эдилл прав. Я не могу призвать Рагнарка здесь. Дракон слишком велик, чтобы протиснуться через эту маленькую дырку. Так что уходить придется нам с тобой. А дракона призывать уже под водой.
Каст вытаращил глаза, но не сказал ни слова. Сайвин видела, как он изо всех сил пытается сохранить самообладание перед лицом необходимости снова потерять себя в драконе. Ее сердце болело за него.
Даже господин Эдилл, похоже, заметил, как напрягся Каст.
— Мне пора идти. Если я слишком надолго задержусь, совет заинтересуется, где я.
Сайвин обошла колодец и крепко обняла дядю.
— Спасибо, — сказала она ему на ухо.
Господин Эдилл обнял ее в ответ.
— Да несут вас невредимыми приливы, — прошептал он. Это было древнее прощание мирая.
Они разжали объятия. Господин Эдилл попрощался с Кастом и ушел, запечатав за собой дверь.
Оставшись наедине, Каст и Сайвин смутились. Нужно было слишком много сказать друг другу, слишком во многом друг другу признаться. Сайвин показалось, что левиафан вдруг опустился на глубину тысячи лиг. Самый воздух казался ей густым и тяжелым для дыхания.
Она уставилась на Каста, но не могла встретиться с ним взглядом. Он тоже отводил глаза.
— Нам надо идти, — сказал он наконец — хрипло и еле слышно.
Она кивнула.
— Я пойду первой и буду ждать тебя снаружи.
Она подошла к нему и молча показала, как отломить вершину черенка воздушного сосуда и вдыхать из него свежий воздух. Затем обвела рукой вокруг его тела:
— Когда я выйду, тебе нужно будет снять рубашку и штаны.
Он кивнул. Когда дракон освобождался, все что было надето на Касте, просто разрывалось в клочья.
— Тебе надо идти, — повторил он.
Сайвин наклонилась, чтобы обнять его на прощание. В это же мгновение Каст отступил назад, стянув рубашку со своих широких плеч. Сайвин смущенно замерла. Он тоже остановился, наполовину сняв рубашку. Хотя Сайвин уже видела Каста обнаженным, прикасаться к нему обнаженному ей еще не приходилось.
Она опустила глаза и отвернулась.
— Я… я буду ждать тебя снаружи.
— Я… я приду.
Сайвин встала на краю колодца, чувствуя себя полной дурой. Она не могла заставить себя сдвинуться с места. Вдруг ее сзади обняли сильные руки. На мгновение она напряглась, задержав дыхание, а потом растаяла в тепле его тела. Его губы коснулись нежной впадинки на ее шее. Никто ничего не сказал. Сайвин не осмелилась даже обернуться. Они попрощались прикосновениями и тихими звуками.
Наконец его руки разжались, пальцы скользнули вниз по ее обнаженной руке, и он отступил.
Она вздрогнула от прикосновения прохладного воздуха к своей разгоряченной коже.
Не оглядываясь, она одним движением нырнула в море. Холодная вода смыла слезы, которые потекли у нее из глаз.
Выскользнув из левиафана, она прогнулась под его брюхом и развернулась, чтобы оказаться лицом к отверстию. Внутренние веки Сайвин мгновенно поднялись, и она ясно видела сквозь кристально чистую воду. В ожидании Каста она коснулась того места на шее, где ее коснулись губы Кровавого Всадника. Даже в холодном море это воспоминание согрело ее кровь. Она не знала, как назвать смятение чувств, бушевавших в ее сердце.
Сайвин отняла руку от шеи и поближе пододвинулась к отверстию в брюхе левиафана. Нельзя позволить чувствам помешать ей выполнить свой долг. Каст — их возрожденный прародитель. Если верить ее дяде, на плечах Каста покоилась судьба ее народа. Гребя руками и ногами, Сайвин держалась около облигатума. Казалось, прошла вечность, прежде чем у отверстия появился фонтан пузырьков — Каст выбрался из левиафана.
Сайвин подплыла поближе. Каст изо всех сил размахивал руками и ногами и извивался, пытаясь сориентироваться в воде. Приблизившись к нему, она поняла, что Каст ничего не видит. У него не было дополнительных век, которые закрыли бы его глаза от щиплющей, слепящей соленой воды. Она представила себе, какая паника охватила его, оказавшегося в этом холодном, слепом мире, где единственной его надеждой на выживание была она.
Сайвин схватила Каста за руку, и он сразу же успокоился. Он даже не попытался ухватиться за нее, а спокойно ждал, доверяя ее опыту и умению, когда она к нему подплывет. Ей тяжело было смотреть на его обнаженную грудь и бедра, прикрытые только тонкой льняной тканью. При виде его сильных ног и груди Сайвин с трудом удержалась от вздоха.
Она подплыла так, чтобы оказаться перед Кастом, и привлекла его поближе, не отводя глаз от его лица. Чтобы расстояние между ними не увеличивалось, ей пришлось обвить ногами его талию.
Сайвин коснулась подбородка Каста и повернула его лицо драконьей татуировкой к себе. Каст напрягся, зная, что вот-вот произойдет. Изображение Рагнарка, свернувшегося черного дракона с дикими красными глазами, оказалось прямо перед ней. Она почти чувствовала, как пленный зверь требует освободить его.
Она отпустила подбородок Каста. Он снова повернулся к ней лицом, ничего не видя в соленой воде. На ощупь он протянул руку и коснулся ее щеки, сообщая, что он готов.
Сайвин потянулась к Касту, но не к татуировке, а к воздушному сосуду у его губ. Она забрала у него сосуд. Он не сопротивлялся, по-прежнему доверяя ей.
Сайвин отбросила сосуд и притянула Каста к себе, прижавшись губами к его губам. Он слегка вздрогнул, затем крепко прижал ее к себе, и их руки жадно обвились друг вокруг друга. Через плотно сжатые губы они разделили дыхание друг друга.
Время протянулось к вечности — но, хотя сердца давали друг другу обещание навечно, воздуха у Сайвин настолько хватить не могло. Надо было действовать, пока она не задохнулась. Ее пальцы нерешительно потянулись к его татуировке.
— До свидания, Каст, — молча передала она ему. И в первый раз позволила себе добавить то, что ее сердце знало уже давно. — Я люблю тебя.
С ее прикосновением море исчезло в вихре чешуи и крыльев. Ее уши и разум заполнил рев освободившегося дракона. Раньше, чем вода успокоилась, Сайвин оказалась на спине гигантского существа, его крылья распростерлись по обеим сторонам от нее, словно паруса, а шея протянулась далеко в синее море.
Рагнарк обернулся к своей всаднице. На нее взглянули горящие рубиновые глаза, в отраженном свете еле заметно блеснули серебряные клыки. Сайвин, — негромко, гортанно промурлыкал дракон. — Моя повязанная.
Восторг освобожденного зверя захлестнул и ошеломил ее. Но вместе с восторгом Сайвин почувствовала и его голод — темный колодец, показавшийся ей бездонным.
Сайвин провела пальцами по толстой шее Рагнарка, почесала мягкую кожу под чешуей. Ешь, передала она дракону, у нас впереди долгий путь.
Потянувшись вперед, Сайвин освободила крохотный сифон, через который она могла дышать воздухом дракона. Она вдохнула, и крохотные искорки, которые уже начали возникать у нее в глазах от недостатка воздуха, исчезли. Как хорошо было снова вдохнуть воздух. Но боль в ее груди не исчезла. Ощущения потери в ее сердце не под силу было растворить и всему воздуху мира.
Дракон тоже вдохнул свежего воздуха, сунув голову в один из облигатумов левиафана. Наполнив свои легкие, дракон развернулся и приступил к охоте.
Сайвин теснее прижалась к дракону. Где в этом огромном звере прячется Каст? Она чувствовала, как под ней колотится громадное сердца дракона, и попробовала представить себе, что это — сердце Кровавого Всадника. Она наклонилась, положив руку на пульсирующую вену на шее дракона, и слегка прикрыла глаза. Дракон помчался вперед, заглатывая попадающихся на пути желторыбиц и ангелобелянок. Сайвин почувствовала удовольствие насыщающегося дракона, и это ощущение смешалось с воспоминанием о прикосновении губ к ее коже.
Внизу, словно далекие горные хребты, проплывали коралловые рифы. Вдалеке Сайвин увидела других морских драконов, метавшихся в воде, словно живые самоцветы. Позади исчезала в дымке расстояния громадная туша уплывавшего левиафана.
Сайвин закрыла глаза и просто парила в тумане печали и удовольствия, пока в ее мысли не вторгся Рагнарк. Живот полон. Куда теперь?
Выпрямившись, она сунула ноги в складки у основания шеи дракона. Наверх, передала она ему, наверх и прочь отсюда.
Дракон затрубил от восторга, и всадница почувствовала, как от этого звука колеблется тело гигантского зверя.
Рагнарк напряг складки шеи, чтобы надежно закрепить ноги Сайвин, широко распахнул крылья и нырнул поглубже, затем развернулся по тугой дуге, готовясь к старту, свернулся в кольцо. Сайвин пришлось наклониться вперед, чтобы ее не смыло водой, ее пальцы вцепились в чешуйчатый костяной гребень. Ей показалось, что ее вот-вот смоет с Рагнарка, и в этот момент длинный хвост дракона ударил, словно натянутая тетива. Рагнарк рванулся вверх, взмахнул крыльями и понесся вверх, к далекому свету.
Сайвин закрыла глаза, крепко держась за дракона.
Рагнарк стремительным движением вырвался на поверхность. Морская вода потоками скатывалась с Сайвин, пытаясь стащить ее с дракона и затащить обратно в океан, но дракон крепко держал ее ноги в своих шейных складках. Девушка изо всех сил вцепилась в дракона.
Затем это закончилось. Дракон выпрямился под ней, и она снова обрела равновесие у него на спине. Девушка осмелилась открыть глаза.
Теперь они скользили над водой, и ветерки играли ее влажными зелеными волосами. Сайвин уставилась вперед, на далекий горизонт. Перед ней расстилалась плоская поверхность океана. Ясное солнце пряталось в рваных белых облаках, что придало воде оттенок кованого серебра.
Небеса гневаются, передал ей Рагнарк.
— Что? — закричала Сайвин на ветру.
Внезапно раздался удар грома.
Обернувшись, Сайвин поняла, что хотел сказать дракон. Позади, совсем недалеко, весь мир был затянут черными тучами, стеной дождя и бьющими молниями. Снова раздался удар грома — грохочущий рев дикого зверя.
Лети, поторопила она Рагнарка. Надо опередить эту бурю.
Рагнарк развернулся прямо к буре. Дракон открыл свою черную глотку и угрожающе заревел грому в ответ. Затем он развернулся на крыле и ринулся прочь, держась невысоко над водой.
Скорее, поторопила его Сайвин.
Удар грома и вой ветра с каждой секундой становились все громче. Сайвин прижалась ближе к Рагнарку. Дракон несся вперед, его шкура буквально полыхала под Сайвин. Рагнарк изо всех сил спешил уйти от бури.
Сайвин начала понимать, что они с Кастом, вероятно, поторопились, отправившись сами искать дрирендая. Ей следовало послушать совета своей матери. В ее разуме затанцевали мысли о возвращении к своему народу, но она оттолкнула их прочь и уставилась на поверхность моря внизу. Может, им стоило бы спрятаться под воду, чтобы шторм прошел над ними.
Нет, злобно подумала она, наклоняясь к дракону и снова поторапливая его. Они уже слишком много времени потеряли и не могли позволить себе потерять еще один день, прячась от бури. Воздушный полет был гораздо быстрее подводного, и, кроме того, над водой им видно было все море от горизонта до горизонта. Если они хотят вовремя найти дрирендая, им придется обогнать этот шторм.
Словно в ответ на ее мысли у них за спиной взорвался массивный клубок молний, отбросив тень дракона на неподвижную поверхность океана. Бешеный ураган проглотил слабый свет солнца, и море внизу сразу же стало плоским и стеклянным.
Дракон сказал: Клыки неба нацелены на нас.
В этот момент их настигли черные тучи и понесли вперед среди зубчатых клинков молний. В ушах Сайвин гремел гром, и воющие ветры угрожали сбросить их обоих с небес.
Они проиграли гонку.
Их схватили челюсти урагана.
Пиноррр стоял в переполненном кубрике «Драконьей шпоры». Посмотреть на сражение шамана и килевого собралась добрая половина команды. Это помещение чаще всего служило гребной палубой судна, но сегодня залитые элем скамьи были отодвинуты к стенам, а перед самым длинным столом было освобождено место. Хотя вонь похлебки из рыбьих брюшек, пропитавшая стропила, никуда не делась, сейчас гребная палуба превратилась в помещение корабельного суда.
Пиноррр взглянул на своих судей. За длинным столом сидели Джабиб и Гилт — первый и второй помощники капитана. Оба они были закадычными приятелями Ульстера.
Пиноррр с неприязнью оглядел эту пару. Джабиб, первый помощник, был человеком огромного роста, столь же тощим, сколь и высоким, с бесформенным носом, выступавшим на его лице, словно сломанная шаланда. Гилт, его заместитель, был невысок и приземист, его хмурое смуглое лицо застыло.
Шишон бы не нашла у этих двоих никакого милосердия. Судя по самодовольному выражению лица Ульстера, стоявшего рядом с Пиноррром, дело о нападении Шишон на килевого уже было решено. Когда дело выносилось на суд, килевой считался равным любому члену корабельной команды, но Пиноррр заметил, как судьи тайком обменялись улыбками с Ульстером.
Сегодня правосудие будет слепо, как червь, зарывшийся в ил.
Когда Пиноррр мрачно взвешивал свои шансы, Ульстер выступил вперед, чтобы начать процесс. Килевой низко поклонился каждому из двух судей, как это было в обычае.
За ним почтение судьям выразил Пиноррр, но он только наклонил голову — один раз. Толпа, собравшаяся у него за спиной, зашумела при виде такой явной демонстрации пренебрежения.
Помощники капитана покраснели от гнева. Джабиб открыл было рот, чтобы сделать замечание Пиноррру, но Ульстер прервал его, еще раз показав тем самым, кто на самом деле ведет этот процесс.
— Шаман, дочь твоего сына должна предстать перед трибуналом.
Пиноррр повернулся к килевому и произнес с уважительными интонациями:
— Я пришел сюда в качестве ее представителя, как дозволено законом. Я говорю за нее.
— Представитель или нет, она все равно должна присутствовать в этом помещении.
— Мадер Гиль присматривает за ней в моей каюте. Твои стражники надежно охраняют старуху и хрупкого ребенка. Если, конечно, ты не боишься, что эти двое могут взять верх над твоими людьми. Если ты боишься за свою безопасность, когда девочки нет у тебя перед глазами, я могу привести ее сюда.
Ульстер начал злиться и краснеть.
Пиноррр продолжал:
— Не хотелось бы, чтобы ты снова оказался лицом к лицу со столь опасной мечницей, особенно после того, как она один раз уже одержала над тобой победу. — Пиноррр кивнул на перевязанную руку Ульстера.
В толпе захихикали и отвернулись, чтобы Ульстер не смог разглядеть, кто именно засмеялся при словах шамана.
Пиноррр сохранял серьезное выражение лица.
— Хорошо. Пусть она остается в твоих комнатах. Я бы не хотел, чтобы меня сочли несправедливым.
Пиноррр проглотил усмешку.
— Тогда давай разрешим этот вопрос.
Откашлявшись, Ульстер шагнул вперед.
— Я обвиняю Шишон ди Ра в нападении на товарища по команде без положенного в таких случаях вызова.
Джабиб торжественно кивнул, словно обдумывая слова своего начальника, затем обернулся к Пиноррру.
— Что ты скажешь в ответ?
Пиноррр не сдвинулся с места.
— Это фарс. Дочь моего сына не могла произнести текру, кровный вызов, потому что это слово для нее ничего не значит. Как все здесь знают, Шишон нездорова и разумом, и телом. Она — всего лишь младенец в теле маленькой девочки. Судить ее, как полноправного члена команды, было бы трусостью.
Толпа за спиной шамана разразилась воплями.
Ульстер заговорил, перекрикивая шум:
— Ты ошибаешься, Шаман. Я не говорил, что девочка является членом команды. Это решать трибуналу. Я только следую древнему кодексу дрирендая. Девочке уже исполнилось десять лет, и она нарушила наш закон. Кодекс ясен. Она должна предстать перед трибуналом и принять свой приговор.
Вопли в толпе стихли до шепота.
Судьи насмешливо оглядывали Пиноррра. Нелегко сражаться с буквой кодекса дрирендая. Ульстер нашел в законе слабое место, которым можно воспользоваться, и теперь упивался своей неминуемой победой. Но Пиноррр еще не закончил. Он знал, что на огонь можно отвечать только огнем.
— Ты много говоришь о кодексе, — сказал Пиноррр. — Но кое-каких текстов ты не читал и не помнишь один из наших наиболее древних законов: обвиняемый может потребовать от обвинителя джакры.
— Кровавой дуэли? — лицо Ульстера побледнело, но тотчас же с его сурово сжатых губ сорвался смех. — Ты поглупел в свои преклонные годы, старик. Или безумие ражор мага наконец коснулось тебя, как в конце концов оно охватывает всех шаманов?
— Я еще не ослеплен прикосновением морских богов. Мой разум все еще принадлежит мне. И, как представитель Шишон, я объявляю джакру за нее. — Он указал на килевого, человека в два раза моложе и в два раза тяжелее него. — Я вызываю тебя на кровавую дуэль с Шишон.
Потрясение смыло с лица Ульстера все следы самодовольства. Пиноррр видел, что этот человек силится решить загаданную ему загадку. Он не мог понять, куда в этом шторме Пиноррр прокладывает курс. Ни один человек в здравом уме и твердой памяти не выберет джакру. К архаическому кодексу не обращались уже больше столетия. Все знали, что лучше встретиться с суровым приговором трибунала, чем с кровавой дуэлью. У вызвавшего не было никаких шансов. Он должен был предстать перед своим противником невооруженным, а обвинитель мог выбрать любое доступное ему оружие. За всю историю дрирендая ни один вызывавший не пережил джакры.
— В какую игру ты играешь? — прошипел Ульстер.
— Ты сам примешь вызов, Ульстер? Или предпочтешь назначить кого-нибудь другого занять твое место в кругу поединка?
После того, как Пиноррр назвал килевого трусом, он знал, что Ульстер не осмелится отказаться, не желая уронить свою честь в глазах команды.
— Я принимаю вызов, — настороженно сказал килевой. — И я так понимаю, что у тебя есть на примете кто-то, кто встанет за Шишон, кто будет достаточно глуп, чтобы выйти против меня невооруженным?
Пиноррр пожал плечами.
— Я.
Толпа ахнула. Шаману запрещалось сражаться. Человек, в котором морские боги пробудили ражор мага, должен был расплести косу воина и носил только шаманские одежды. Даже носить меч шаману было запрещено. Если шаман брал в руки оружие и выходил сражаться, это считалось наихудшим оскорблением для богов — демонстрацией презрения к их дару — и удача покидала корабль.
— Ты не можешь войти в круг, Шаман, — заявил Ульстер. — Это запрещено. Выбери кого-нибудь другого в защитники Шишон.
— Кодекс ясен. Провозгласивший джакру может выбрать себе в защитники любого. Никто не может отказать ему — ни шаман, ни кто-либо другой. — Пиноррр повернулся к Ульстеру. — Так говорит закон.
Лицо Ульстера залилось краской.
В первый раз заговорил Гилт:
— Но если ты будешь сражаться, ты навлечешь на наше судно гнев богов, — выпалил он. Джабиб мрачно сидел рядом со своим коллегой-судьей.
Но на заявление Гилта этом отозвалась толпа.
Ульстер увидел, что в его команде поднимается паника.
— Если ты умрешь, — сказал он с явной угрозой в голосе, — кодекс джакры ясно говорит, что Шишон, как и ее защитник, тоже должна умереть — от кнута или топора.
— Я предпочту, чтобы она умерла, нежели чтобы она жила на корабле, проклятом богами. — Пиноррр повернулся спиной к Ульстеру. Пусть килевой обдумает сложившееся положение. Из-за трусливого обвинения, предъявленного Шишон, на корабль Ульстера грозил обрушиться гнев морских богов, и даже если Ульстер пожелает стать жертвой их гнева, его команда этого уж точно не захочет. Если Ульстер будет настаивать на поединке, он окажется на пустом корабле. Никто из Кровавых Всадников не взойдет на палубу проклятого корабля.
Пиноррр подождал, пока Ульстер все это осознает, и опять повернулся к килевому.
— Или же, Ульстер, ты отзываешь свое обвинение и немедленно заканчиваешь этот трибунал.
Кулаки Ульстера сжались от гнева. Он понял, что побежден, и побежден с помощью того самого кодекса, на который он опирался. Килевой был взбешен и раздосадован, хмур, как туча, его глаза метали молнии.
— Ты выиграл, Пиноррр, — выплюнул он. — Я сдаюсь…
— Постойте, — прервал Джабиб. — Прежде чем дело будет завершено, необходимо, чтобы Шишон предстала перед трибуналом.
Ульстер попытался отмахнуться от своего первого помощника.
Но Джабиб встал. Именно он всегда составлял Ульстеровы планы. Пиноррр понял, что у этого человека зародился какой-то новый замысел. Но какой?
Первый помощник поднял руку.
— У трибунала есть право просить Шишон саму выбрать защитника. Давайте посмотрим, действительно ли она хочет, чтобы ее дед умер за нее.
На мгновение в глазах у Пиноррра потемнело. Он осознал эту новую уловку. Он велел Мадер Гиль научить Шишон назвать защитником его, просто на всякий случай, но Джабиб явно намеревался запугать ее, чтобы она отказалась назвать его имя. Если им не удастся сломить Шишон, они всегда могут взять назад свои претензии и ничего не потеряют. Но если им удастся достичь успеха — Шишон обречена. Кровавый поединок уже объявлен, и Пиноррр не может отказаться от него — это может сделать только Ульстер, отказавшись от своих обвинений. Шишон придется назвать защитника, который согласится выйти против килевого невооруженным — а на это не пойдет никто.
Лицо Пиноррра побелело, в груди у него похолодело. Ослепленный собственной гордостью и самоуверенностью, он сам, своими словами, вероятно, обрек свою внучку на смерть. Пиноррр заметил, что Ульстер улыбается все шире.
Пара стражников отправилась за Шишон.
Пиноррр откашлялся.
— Этого не нужно, — попытался он вывернуться. — Она меня уже назвала, и я согласился.
Джабиб хмуро посмотрел на него.
— Это должен решать трибунал, а не ты. У нас есть право услышать ее выбор от нее самой. Таков закон.
Пиноррр знал, что спорить бесполезно. Он молча обратился к богам, умоляя защитить его внучку. Она не заслужила этого наказания. Он закрыл глаза и пожелал Шишон сил, чтобы выдержать наступающую бурю.
Казалось, прошла вечность, и толпа, шепотом обсуждавшая возможный исход, с новой силой взорвалась криками, когда, расталкивая собравшихся, появились стражники с Шишон. В переполненном кубрике столпилось еще больше народу.
Шишон подвели к длинному столу. Мадер Гиль не отходила от нее. Джабиб кивнул старухе:
— Ты больше не нужна.
Но Мадер Гиль взглянула на Пиноррра и осталась стоять на месте.
— Ты не слышала приказа трибунала? — спросил Ульстер и махнул стражникам, которые нерешительно приблизились к старой мечнице.
— Девочка испугана, — сказала она, держа Шишон за руку.
Шишон оглядела собравшихся, вытаращив глаза, ее нижняя губа дрожала. Онемевшая половина ее лица, казалось, еще сильнее опустилась от страха. Мадер Гиль насильно увели прочь, оставив девочку одну перед столом. Шишон попыталась подойти к Пиноррру, но стражник удержал ее за плечо.
Джабиб вышел из-за стола, с улыбкой опустился на колени перед Шишон и что-то ласково зашептал ей на ухо. Шишон слушала, но явно нервничала, все время оглядываясь на Пиноррра.
Добившись внимания Шишон, Джабиб заговорил громче, так, чтобы его слышали и остальные:
— Итак, Шишон, моя милая малышка, ты знаешь, почему ты здесь?
Шишон медленно покачала головой и поднесла было руку ко рту, пытаясь засунуть большой палец в рот, но Джабиб ей не дал.
— Ты должна выбрать своего защитника. Ты знаешь, что это означает?
Голос Шишон прозвучал, словно шепот перед ураганом:
— Мадер говорит, что я должна назвать папу.
— Ага, стало быть, ты хочешь, чтобы твой папа умер.
Глаза Шишон округлились, в них появились слезы.
— Умер?
Джабиб кивнул и повернул лицо Шишон к Ульстеру.
— Если ты выберешь папу, этот большой человек разрежет живот твоего папы большим мечом. Ты хочешь выбрать папу?
Из глаз Шишон потекли слезы.
— Нет, — сказала она, задыхаясь. — Я не хочу, чтобы папе разрезали живот.
Пиноррр больше не мог этого выдержать.
— Оставьте ребенка в покое, — сказал он, его сердце болело за внучку. — Пожалуйста.
Джабиб погладил Шишон по голове, поднялся и произнес, перекрывая шепот толпы:
— Вы все слышали ее слова. Она отказалась выбирать Пиноррра.
Ульстер выступил вперед.
— Она должна выбрать себе защитника или сама выйти против меня на поединок. Джакра объявлена.
Пиноррр заговорил громче:
— Прекрати, Ульстер, — сказал он. — Возьми меня, если хочешь, но оставь бедную Шишон в покое.
— Убить шамана? Навлечь проклятие на свой корабль? Не думаю, что команда с этим согласится.
Пиноррр смотрел на Ульстера в упор.
— Стало быть, ты убьешь невинного ребенка? На глазах у всей своей команды?
— Это был не мой выбор, — заявил Ульстер. — Я только хотел наказать ее. Два удара моего хлыста — вот что я собирался сделать, чтобы дать вам обоим небольшой урок. Но ты, а не я, выбрал этот новый курс.
Пиноррру нечего было возразить на это. А он-то считал себя таким умным, таким мудрым, таким опытным. Его лицо исказилось.
— Если ты отберешь у меня Шишон, я найду способ уничтожить тебя. Это я обещаю.
Ульстер пожал плечами.
Мадер Гиль позволили подойти к Шишон и успокоить ее. Старуха обняла девочку и принялась шепотом успокаивать ее.
Пиноррр знал, что он проиграл. Он попытался подойти к внучке, но стражники ему не позволили.
Вместо этого Джабиб опять опустился на колени возле маленькой Шишон.
— Ты должна выбрать кого-нибудь, моя дорогая. Ты должна выбрать кого-нибудь, кто будет сражаться за тебя.
Пиноррр больше не слушал. Все было кончено. Никто не согласится.
Шишон выскользнула из объятий Мадер Гиль. Ее глаза остекленели. Страх заставил ее уйти в себя. Девочка наклонила голову к стропилам палубы.
— Они здесь, — пробормотала она.
Внезапно доски корабля сотряслись от удара грома, словно киль судна переломился пополам. Все подпрыгнули.
Джабиб коснулся плеча Шишон.
— Выбирай, — сказал он.
В страхе слабоумная Шишон обладала силой взрослого человека. Она вырвалась из рук Джабиба и зашаркала к толпе. Толпа расступилась перед ней. Никто не встретил ее взгляда. Никому не хотелось отказывать девочке.
Джабиб последовал за Шишон. Она бросилась бежать. Толпа отступила на шаг, дав Пиноррру и Ульстеру возможность последовать за Джабибом. Шишон вырвалась из комнаты и побежала вверх по ступенькам на верхнюю палубу. Толпа последовала следом за Джабибом, Пиноррром и Ульстером.
Когда Пиноррр вышел из жаркого переполненного кубрика, его охватил холод. Опять раздался удар грома. На юге небо было затянуто сплошной стеной черных облаков до самого зенита. Край бури почти дотягивался до солнца, садившегося на западе. Море вокруг них было спокойно, но это было неестественное спокойствие. В гаснущем свете солнца поверхность воды была цвета кованого железа.
На других кораблях мелькали вспышки сигнальных огней. Команды зарифляли паруса, над неподвижной водой раздавались отрывистые громкие команды.
Пиноррр повернулся к Ульстеру.
— Ты так и не объявил тревогу, — сказал он.
Наконец-то у Ульстера хватило достоинства на миг принять виноватый вид. Впрочем, он не отводил взгляда от наступающей бури.
Но Пиноррр понимал, что он не может свалить всю вину на Ульстера. Столкнувшись с опасностью для Шишон, Пиноррр тоже забыл о предупреждении морских богов. Они оба повели себя по-идиотски — и теперь весь флот оказался в опасности.
Шишон стояла у правого реллинга и рассматривала приближающийся ураган. Джабиб был рядом с ней. Ульстер и Пиноррр подошли к ним.
Джабиб взглянул на своего килевого.
— Мы должны задраить все люки. От этого шторма нам не убежать. Наша единственная надежда — уйти в трюмы, задраить люки и молиться, чтобы корабль не затонул.
Ульстер молча кивнул. Молодой килевой в первый раз увидел убийцу кораблей — и потерял дар речи.
Пиноррр воспользовался страхом Ульстера:
— Только морские боги могут защитить нас этой ночью. Освободи Шишон от джакры, и я вымолю кровавую милость у богов. Если будешь настаивать на своем — молись сам. Ты увидишь, что морские боги почти не слушают обычных людей.
Ульстер развернулся к Пиноррру.
— Это все твоя вина, — прорычал он. От страха у него в груди разгорался огонь. — Это ты призвал на нас это чудовище!
Джабиб попытался ободряюще положить ладонь на руку килевого, но был отброшен прочь так, что врезался спиной в реллинг.
— Нам понадобятся все молитвы, — напомнил он, — особенно молитвы шамана.
Ульстер грубо схватил Шишон за плечо.
— Пиноррр проклял нас. Прежде чем разразится буря, я ударю этого предателя в самое уязвимое место.
Ульстер попытался оттащить Шишон от борта, но она вцепилась в реллинг, словно старый моряк. Ульстер стал отрывать девочку от реллинга, его лицо побагровело:
— Морские боги будут знать, что я следую древнему кодексу, и защитят нас.
Джабиб держался около килевого. Пиноррр видел его тревогу. Первый помощник знал, что Ульстер сам не понимает, что творит. Пролить кровь на палубе перед бурей означало навлечь на себя гибель. Кровь звала кровь. Команда никогда на это не согласится.
— Я требую кровавого поединка, — завизжал Ульстер. — Немедленно!
Он злобно рванул Шишон и наконец оторвал ее от реллинга.
Девочка завизжала от страха.
— Папа? — закричала она, пытаясь ухватиться за Пиноррра.
Пиноррр встал прямо на пути у разъяренного килевого. В глазах Ульстера шаман видел отражение урагана. Килевого настигла штормовая лихорадка — от мощи приближающегося урагана он потерял контроль над собой.
— Она сначала должна выбрать, Ульстер, — твердо сказал Пиноррр. — По закону, у нее есть время до заката, чтобы выбрать себе защитника, а у тебя — чтобы отозвать свое обвинение и закончить это дело.
В этот момент штормовые тучи наползли на солнце. Вокруг корабля сгустились сумерки.
— Закончить это дело? — Ульстер дико махнул рукой. — Видишь? Даже небеса говорят, что время настало. Они утопили солнце раньше срока, чтобы время джакры поскорее настало.
Джабиб подошел к Пиноррру, встал с ним плечом к плечу, лицом к Ульстеру, и твердо повторил:
— Она сначала должна выбрать, Килевой.
На лице Ульстера сражались досада и ярость. Он вздрогнул, подхватил Шишон под мышки и поднес ее лицо к своему.
— Выбирай! — заорал он.
Она захныкала и забилась в его хватке.
— Отпусти мою внучку, — холодно сказал Пиноррр, — или я возьму в руки меч и отобью ее у тебя.
— Ты осмеливаешься мне угрожать! — Ульстер уронил Шишон. Она упала к его ногам, как сломанная кукла, потом поползла обратно к Пиноррру.
Джабиб держал Ульстера и Пиноррра на расстоянии. Он возвышался над ними обоими.
— Достаточно! — крикнул он и обернулся к Пиноррру. — Джакра была объявлена по правилам, объявлена тобой самим. — Затем Джабиб обернулся к Ульстеру. — И до тех пор, пока это дело не решено, я все еще судья. Так что ты подчинишься мне, или я скажу Верховному Килевому, чтобы тебя лишили ранга.
Казалось, от его слов пламя в глазах Ульстера утихло.
— Тогда заставь ее решить, — приказал килевой, отступая на шаг.
Пиноррр посмотрел на Шишон. Ее пустой взгляд снова обратился к взбаламученным небесам. Девочка ничего не понимала в происходящем. Она показала на черные тучи, уже добравшиеся до зенита.
— Они здесь.
Пиноррр обнаружил, что смотрит туда, куда она показывает.
Внезапно от черной массы грозовых туч словно откололся кусок. Взмахивая крыльями, осколок тьмы полетел к ним. Молния преследовала его через все небо, гром гремел в гневе.
Остальные тоже увидели это странное явление.
— Что это? — спросил Джабиб.
Пиноррр затаил дыхание. Его морское чувство буквально визжало.
Они смотрели, как осколок тьмы рос, метаясь между молниями. К ним направлялось гигантское крылатое существо. Пиноррр понял, что это не обычная чайка или крачка. Он видел статуэтку Шишон.
— Отойдите назад! — заорал он, таща за собой Шишон, но девочка выскользнула из его рук.
Шишон, пританцовывая, помчалась вперед, подняв руки к небу.
— Они здесь! Они здесь! — распевала она.
Ульстер положил руку на рукоять меча.
— Она призывает на нас демона!
Команда оставила торопливые приготовления к буре. Все глаза смотрели на спускавшуюся с неба громадную черную тварь.
— Это не демон, — сказал Пиноррр, обращая на себя внимание взбешенного Ульстера. — Хуже.
— Что?
— Дракон.
Дальнейшие слова потонули в грохоте и реве грома и треске оснастки. Пиноррр оказался прав. Огромное существо пролетело над верхушками мачт. Свет молний блестел на черной чешуе, словно масло на воде. Внезапно дракон развернулся на кончике крыла. В его алых глазах пылала вся ярость бури.
Повсюду на палубе раздались крики ужаса. Один человек с перепугу даже прыгнул за борт.
— К гарпунам! — заорал Джабиб, охваченный паникой.
Дракон камнем падал на них с небес. Пиноррр вытаращил глаза. Дракон вот-вот должен был упасть на пустой центр палубы — прямо туда, где стояла Шишон, зачарованно уставившись на зверя.
— Шишон!
Но Пиноррр опоздал. Палуба затрещала под весом дракона, его когти прорезали в досках настила глубокие щели, он захлопал крыльями и наконец замер. Из глотки дракона в холодный воздух туманом и паром исходило его горячее дыхание. Алые глаза уставились на замерших людей. В последних лучах солнца ярко сверкали серебряные клыки длиной больше человеческого предплечья. Внезапно дракон поднял голову и заревел в небеса.
По всей палубе люди упали на колени, громко умоляя о милосердии. Некоторые побежали к люкам. Нашлось несколько храбрецов, рванувшихся к мечам и копьям.
Пиноррр знаком показал воинам остановиться. Шишон была где-то рядом со зверем. Шаман шагнул вперед, подняв руки, чтобы показать, что он не намерен угрожать зверю. Дракон изогнул шею, разглядывая приближающегося старика. Пиноррр не обращал внимания на грозный взгляд этих алых глаз. Его интересовало только одно — цела ли Шишон. Подойдя поближе, он заметил худенькую, исхлестанную ливнем девушку с насквозь мокрыми зелеными волосами, лежавшую без сознания у дракона на спине. Ее бледная кожа имела сероватый оттенок. Хотя всадница дракона еще дышала, она показалась Пиноррру при смерти.
Что это значило?
И вдруг из-под крыла громадного зверя выбралась Шишон. Дракон слегка вздрогнул от неожиданности, зашипел и поднял крылья.
Ульстер и Джабиб пробрались вперед, поближе к Пиноррру.
Шишон с кривой улыбкой посмотрела на дракона и указала на него.
— Я выбираю его, — четко сказала она. На притихшей палубе ее голос прозвучал громко и ясно. Даже гром на мгновение притих.
Пиноррр повернулся к килевому.
— Ну, ты этого хотел, Ульстер, — мрачно сказал он. — Шишон выбрала себе защитника.
Сайвин услышала голоса и знакомый акцент, характерный и звонкий. Каст. Она начала пробираться через черную пустоту обратно в мир холодного ветра и дождя. Где она? Она повернула голову и увидела расплывчатые силуэты темных фигур, двигающиеся вокруг нее. Молния разорвала ночь, загремел гром, и к ней вернулась память. Сайвин всхлипнула, вспомнив, как визжащие ветры пытались ее разорвать и как летел дракон сквозь черные тучи. Она крепче прижалась к своему зверю. Небо разверзлось у нее над головой, и начался ливень. Но дракон под ней исходил жаром, словно пылающий костер.
Повязанная, передал ей Рагнарк. От его голода у нее в животе началась резь. Вместе с драконом она чувствовала кровь и мясо совсем рядом.
Сайвин немного приподнялась, пытаясь разжать судорожно сжатые пальцы, вцепившиеся в чешую дракона. Дождь больно хлестал ее обнаженную спину. От шкуры дракона шел пар и туманным облаком уходил вверх. Сайвин огляделась. Ее зрение уже немного прояснилось, и она поняла, что находится на каком-то корабле. У нее над головой хлопал и трещал на ветру освободившийся уголок небрежно подвязанного паруса.
Но Сайвин смотрела только на людей. На почтительном расстоянии от нее кругом стояли суровые мужчины и женщины, некоторые на коленях, некоторые вооружены. Лампы, раскачивавшиеся на нок-реях и реллингах, подсвечивали их обветренные лица. У всех была одна общая черта: татуировка ныряющего морского ястреба на щеках и шеях.
— Кровавые всадники, — пробормотала она. Племя Каста.
Один мужчина шагнул вперед. Промокшая синяя мантия облепила его высокую фигуру. Его волосы были так же белы, как у господина Эдилла. Он поднял голову и посмотрел на Сайвин, и в его глазах не было страха — только почтительное восхищение. Человек протянул руку, и из-под Рагнарка появилась маленькая девочка с изумленно вытаращенными глазами.
— Он большой, папа, — сказала она старику, прижавшему ее к себе.
Человек в мантии посмотрел на Сайвин.
— Ты — мирая.
Сайвин кивнула.
Голоден, тщетно пожаловался Рагнарк. Сайвин все еще чувствовала голод в желудке дракона. Рагнарк наклонился к старику и девочке, стоявшим ближе всех, и понюхал их. Немного мяса, но вкусно.
Нет, молча передала ему Сайвин. Ты никого тут есть не будешь. Это те, кого мы искали. Они могут стать нашими новыми друзьями.
Не нужно больше друзей. Нужен полный желудок. Но Сайвин почувствовала, что гигантский зверь возражать не будет.
Сайвин откашлялась, пытаясь подражать властному голосу и поведению своей матери.
— Я пришла в поисках дрирендая, — сказала она вслух. — Мы взываем к вашему древнему долгу и просим вас послужить нам в последний раз. — Внезапный порыв ветра чуть не скинул ее со спины дракона, вся важность слетела с нее, и она торопливо схватилась за чешую, чтобы удержаться и не упасть. Сайвин выпрямилась и отбросила с лица мокрые пряди зеленых волос. Она отнюдь не чувствовала себя посланницей своего народа. Скорее уж насквозь вымокшим ребенком.
— Я Пиноррр, шаман этого корабля. Я приветствую тебя на борту «Драконьей шпоры», — сказал старик с тенью улыбки на губах. Может быть, причиной тому было сходство с господином Эдиллом, но Сайвин обнаружила, что этот человек ей сразу же понравился.
Двое мужчин шагнули вперед и встали по сторонам от шамана.
— Первый помощник этого корабля, Джабиб, — представил старик. — И наш килевой, Ульстер.
Сайвин осмотрела второго человека. Он смотрел на нее с явным подозрением. Выражение его лица было каменным, а рука лежала на рукояти меча.
— Зачем вы пришли сюда? — спросил он с гневом в голосе.
За нее ответила маленькая девочка, все еще державшаяся за мантию шамана:
— Они пришли нас всех убить, — весело сказала она.
От этого заявления Сайвин моргнула.
Пиноррр погладил девочку по голове:
— Прошу прощения, госпожа мирая, но Шишон слегка полоумная. Она не всегда понимает, что говорит.
Сайвин кивнула.
— Но, возможно, она знает больше, чем вы подозреваете. Потому что то, о чем я пришла вас просить, может принести вам смерть.
— О чем ты говоришь? — спросил килевой.
Внезапно ударила еще одна молния, и дальнейшие слова потонули в новых раскатах грома. Ветер и дождь вцепились в корабль.
Пиноррр закрыл девочку от этого порыва. Когда ветер на мгновение успокоился, старик поднял взгляд на Сайвин и закричал:
— Я не знаю, может ли твой дракон перенести шторм на палубе, но мы не можем. Ураган вот-вот ударит в полную силу. Я предлагаю продолжить беседу внизу.
Сайвин прикусила нижнюю губу. Верхом на Рагнарке она почти не чувствовала опасности, но остаться без дракона она боялась, даже если рядом с ней будет Каст. В команде явно было больше пятидесяти человек.
Словно чтобы подогнать ее, молния с треском ударила в вершину мачты. Рагнарк взревел от гнева. По оснастке танцевали синие огни. Сайвин оглядела бешеные небеса. С опасностью, которую несла с собой буря, не могло сравниться никакое количество людей, пусть даже опытных воинов.
Сайвин обернулась к собравшимся. Прищуренные глаза килевого чуть не заставили ее передумать. Сайвин ему не доверяла.
Шаман снова обратился к ней:
— Вам нечего бояться среди нас. Я обещаю вам полную свободу и безопасность на корабле. Вы под защитой меня как шамана. — Пиноррр посмотрел на килевого, словно его последние слова предназначались этому человеку, а не Сайвин. — Никто не причинит вам вреда.
Глаза Ульстера забегали, но он снял руку с рукояти меча и сложил руки на груди.
— Пусть наш очаг и киль хранят вас в безопасности, — сказал он, но его холодный формальный тон противоречил приглашению.
Пиноррр, вроде бы удовлетворенный, снова обернулся к Сайвин. Старик не заметил вспышку ненависти в глазах молодого килевого. Шторм в небесах явно был не единственным ураганом, угрожавшим этому кораблю.
— Идемте, — сказал шаман, протягивая руку. — Присоединитесь к нам внизу.
Сайвин знала, что ей нужно убедить этих людей пойти за ней, а этого она никогда не сможет добиться, сидя на спине дракона. Кроме того, она знала, что, если рядом с ней будет Каст, это очень поможет ей обрести доверие Кровавых Всадников. Он был одним из них.
Соскользнув с шеи дракона, Сайвин встала на палубу. Доски у нее под ногами были скользкими, а ноги подкашивались от слабости, так что она чуть не упала. При этом Сайвин ухитрилась удержаться одной рукой за дракона. Она хотела еще на какое-то время продлить контакт с ним. Девушка провела рукой по шее дракона, прикоснулась к его массивной голове.
Рагнарк втянул носом воздух. Повязанная. Сладкий запах у меня в носу.
Она почесала гребень между огненными ноздрями зверя. Дракон потерся о ее ладонь, лизнул ее своим толстым языком и уставился в глаза девушки своими сияющими глазами. Я не хочу уходить, печально сказал, почти простонал Рагнарк.
Ее сердце заболело за огромного зверя. Дракон был существом простых удовольствий, но сердце у него было бездонное. Сайвин тепло обняла огромного зверя.
— Спасибо, что принес меня сюда невредимой, — прошептала она ему. — Но сейчас я должна отправить тебя обратно. Мне нужен Каст.
Слабый человек, сказал Рагнарк, презрительно фыркнув. Я сильнее его.
— Я знаю, мой могучий повязанный, но некоторые битвы нельзя вести зубами и когтями. Я скоро позову тебя обратно, и мы вместе поохотимся в морях.
Ее захлестнуло ощущение доверия и удовольствия. Ты моя повязанная. Иди. Я буду мечтать о тебе… и о рыбах, много-много больших рыб. Дракон мысленно засмеялся.
Она улыбнулась ему. До свидания, Рагнарк. Добрых снов, мой повязанный. Сайвин отняла руку от мокрых чешуй и отошла на несколько шагов в сторону.
Команда корабля ахнула и отступила еще дальше.
Как и ожидалось, когда Сайвин оборвала физический контакт с драконом, огромный зверь начал складываться внутрь себя. На палубе завертелся вихрь крыльев и чешуй, когтей и зубов, а когда он прекратился, все увидели, что на месте дракона теперь стоит обнаженный человек. Татуированное изображение дракона у него на шее несколько мгновений горело ярко-рубиновым светом, затем почернело.
Каст хмуро огляделся, пытаясь понять, где он. Сайвин подошла к нему, стараясь не смотреть на его наготу. Кровавый Всадник взял ее руку в свою и осмотрел собравшихся.
— Ты нашла дрирендая, — пробормотал он и изумлением.
Она кивнула.
— Они предлагают нам укрытие от приближающейся бури.
Онемевший Пиноррр шагнул вперед с разинутым ртом.
Маленькая девочка рядом с ним не растерялась.
— На этом человеке нет никакой одежды, папа, — сказала она спокойно.
— Тише, Шишон. — Пиноррр остановился перед ними, в упор глядя на спутника Сайвин. — Как…? Как это может быть..?
Сайвин попыталась рассказать о Рагнарке.
— На острове Алоа Глен мы нашли…
Каст сжал ей руку, веля замолчать. Мгновение двое мужчин смотрели друг на друга, затем Каст спросил:
— Как поживает мой отец, Пиноррр?
Вздрогнув, Сайвин подняла взгляд на Каста. Стало быть, они знают друг друга.
— Твой отец умер три зимы назад. — Голос Пиноррра стал злым. — На смертном одре он звал тебя.
Каст молчал. Сайвин почувствовала, как его рука дрогнула в ее руке, затем опять замерла.
— Я… Я не знал.
— Тебе не следовало покидать нас, Каст. После того, как ты сбежал с тем сумасшедшим шаманом, гонясь за призраками, в твоем отце что-то умерло.
— Но как же мой младший брат? Он должен был заботиться о старике.
Прежде чем шаман успел ответить, вперед протолкался килевой. Когда дракон трансформировался, этот человек удрал к самому реллингу. А теперь он подошел, снова настороженно опустив руку на рукоять меча, и мрачно оглядел Каста с головы до ног.
Килевой дерзко взглянул на Кровавого Всадника, уперев кулаки в бока:
— Зачем ты вернулся, Каст?
В это мгновение снова загремел гром. Шторм наконец обрушился на них с полной силой.
Дождь хлестал по суровому лицу Каста. Он посмотрел на килевого.
— Ульстер, после десяти зим, так-то ты приветствуешь дома своего старшего брата?
Пиноррр сидел на краю своей койки и качал головой, слушая рассказ Каста. Кровавый Всадник и его спутница Сайвин ушли в каюту Пиноррра, когда Ульстер и команда задраивали люки «Драконьей Шпоры». В углу Шишон тихо играла со своими костяными статуэтками. Пиноррр склонил голову и посмотрел на драконью татуировку Каста.
— Стало быть, этот… этот Рагнарк… он теперь — часть тебя? Сайвин может вызвать его прикосновением в любую минуту?
Каст кивнул, жадно пожирая рыбную похлебку и черствый хлеб. Он заговорил с полным ртом:
— Мирая желают объединить свою мощь с мощью дрирендая в нападении на Алоа Глен. Если мы когда-нибудь надеемся прогнать Гульготу из наших морей, нам надо помочь ведьме достичь замка древних магов. — Каст собрал хлебом остатки похлебки из третьей миски. — А еще есть?
Сайвин, сидевшая рядом с ним и переодетая в сухую одежду, передала ему свою миску.
— Возьми мою.
Очевидно, подруге Каста, в отличие от Кровавого Всадника, есть не хотелось совсем. Она только откусила кусочек хлеба. Но, по крайней мере, волосы у нее высохли, она согрелась, и пепельный оттенок исчез с ее кожи. И все же молодая женщина явно нервничала и боялась. От каждого удара грома или сильной волны она буквально подскакивала.
Пиноррр встретил ее глаза и кивнул наверх.
— Ульстер, конечно, человек мрачный, но команда на корабле опытная. Мы выдержим шторм.
Сайвин отвернулась и смущенно прошептала:
— Под водой штормов нет. Бури, бушующие между морем и небом, никогда не беспокоят левиафанов. Мы просто уходим на глубину, и самые яростные шторма проходят у нас над головой, не трогая нас.
— Мирая всегда уходили от ураганов на глубину, — сказал Пиноррр. — И не только от ураганов, посланных разгневанными небесами. Когда Темный Лорд пришел в Аласию, они убежали и от этого шторма. Больше половины нашего флота, защищавшего вас, было уничтожено силами Черного Сердца. Тысячи дрирендая погибли, чтобы сотни мирая могли убежать в моря. В старых песнях и сказках мы все еще вспоминаем наших мертвецов, и о вас, о наших древних хозяевах, в этих песнях и сказках не сказано добрых слов. Так что убедить дрирендая встать под ваше знамя будет нелегко.
Каст подавился куском хлеба, откашлялся и сказал:
— Наших людей убивали не мирая. Это сделали Гульгота — и именно с Гульготой мы собираемся воевать. Вот что надо напомнить дрирендая.
Пиноррр откинулся на койке.
— Черное Сердце уже несколько столетий не беспокоил наши флоты. До тех пор, пока мы придерживаемся Вихревых Отмелей, его силы не трогают нас. Но теперь вы просите нас снова подставить глотки зубам его чудовищ. Для чего? Чтобы какая-то девчонка могла заполучить какую-то книгу? — Пиноррр уставился на Каста, наконец отодвинувшего от себя миску с похлебкой. — Я боюсь, что твое путешествие сюда, Каст, окажется напрасным. Я сомневаюсь, что Верховный Килевой отдаст тебе командование своим флотом.
— Что, если я смогу убедить Ульстера? Мой брат — килевой, он может повлиять на мнение других килевых.
Нахмурившись, Пиноррр отвернулся.
— Ульстер не поможет. Он уже не тот мальчик, которого ты оставил, Каст.
— Что ты хочешь сказать?
— После того, как ты ушел, на Ульстера обрушился весь гнев твоего отца. Твой отец, всю жизнь мечтавший о славе, очень сурово обращался с ним, как с единственным оставшимся сыном и наследником его фамильного имени. Он не прощал Ульстеру ни одной ошибки. В конце концов в мальчике что-то сломалось, и он вырос суровым человеком, лишенным сострадания, любителем причинять боль для собственного удовольствия. Он тебе больше не брат. Запомни это.
— Я не могу поверить этим словам, — сказал Каст.
Пиноррр заметил, что девушка-мирая, успокаивая Каста, взяла его руку в свою. Похоже, подумал он, этих двоих связывает нечто большее, чем магия.
— Мне очень жаль, Каст. После смерти твоего отца я делал для Ульстера все, что мог, помогал ему советами, обучал его, как управлять командой судна. Но я думаю, что то, что в нем сломалось, уже никогда не срастется снова. На мои советы он отвечает возмущенным негодованием. Обиду на отца он перенес на меня. — Пиноррр рассказал об обвинении, предъявленном Шишон.
Когда он закончил рассказ, лицо Каста было красным от гнева.
— Как мой брат мог вырасти таким трусом?
Пиноррр печально покачал головой.
— Не думай об этом, Каст. С этим покончено. Поскольку Шишон выбрала своим защитником Рагнарка, я не думаю, что Ульстер будет настаивать на смертельном поединке. Он рад будет забыть свои угрозы.
— Сейчас, — мрачно сказал Каст. — Но что будет потом?
— Мы поплывем по этим суровым морям, когда ветра принесут нас туда, — ответил Пиноррр, отмахиваясь от тревог Каста. — Я тебе рассказываю все это только для того, чтобы ты понял: дрирендая вряд ли прислушаются к вашей просьбе. И немногие вообще станут вас слушать.
— Но ваш народ принес клятву, — возразила Сайвин и указала на поблекшую татуировку на щеке Пиноррра. — Ради вашей свободы вы обещали послужить нам еще один, последний раз. И вот час настал. Мы призываем вас отдать ваш древний долг.
— Это старая клятва поблекшая и забытая, как краски на моей морщинистой шее. Уже давно никто не придает ей значения.
Лицо Каста горело внутренним огнем.
— Ты неправ, Пиноррр. У дрирендая нет выбора. — Он рассказал о магии, заключенной в татуировках, и о том, как Сайвин диктовала ему свою волю. — Татуировки связывают нас с мирая. Если мы нужны им, они принудят нас им служить. Верь мне, я это узнал на собственном опыте.
Вытаращив глаза, Пиноррр потрогал старого морского ястреба у себя на щеке.
— Значит, они снова поработят нас.
— Мы желаем не этого, — настаивала Сайвин. — И это вообще-то невозможно. Каждый из мирая может контролировать только одного из Кровавых Всадников. Я магически связана с Кастом и больше никем командовать не могу. Такая магия не позволит нам поработить весь ваш народ. Вас же в десять раз больше, чем нас.
Каст поддержал ее:
— Они бы предпочли видеть в дрирендая союзников, а не рабов. Мы так же мало интересуем мирая, как и они — нас. Они только просят нас сдержать клятву наших предков и объединиться против общего врага. После этого два наших народа могут расстаться, так как старые долги будут выплачены полностью.
— Если кто-нибудь выживет, — выдохнул Пиноррр, вспомнив роковые слова Шишон.
Каст наклонился ближе к Пиноррру.
— Должен быть какой-то способ убедить наш народ, заставить их хотя бы выслушать нас.
Пиноррр вздохнул и задумался над их словами. Каст, с горящими глазами под нахмуренными бровями, напоминал шаману об отце молодого человека, его старом друге. Пламя Верховного Килевого еще горело в его старшем сыне. Пиноррр никогда не мог отказать Верховному Килевому, особенно когда какая-нибудь идея или страсть пылала в его крови.
Потирая подбородок, Пиноррр негромко пробормотал:
— Может, и есть способ. — Он почувствовал, что вот-вот предаст свой народ и обречет его на путь рока. Но сердце говорило ему, что Касту следует доверять.
— Какой?
— Понадобится дракон — тот, которого зовут Рагнарк. Ты согласишься снова растворится в нем?
Каст кивнул.
— Если нужно.
Пиноррр повернулся к Сайвин.
— Тебя я попрошу о гораздо худшем. — Он объяснил ей, что ему нужно. — Только твои руки могут это сделать.
Девушка вытаращила глаза от ужаса, но кивнула в знак того, что она поняла.
— Вы должны до утра добраться до корабля Верховного Килевого, — завершил Пиноррр. — В противном случае, если флот успеет собраться после шторма, вам придется предстать перед полным советом килевых, а слишком многие в этом совете походят на Ульстера, так что вряд ли они вас выслушают. Но сам Верховный Килевой — справедливый человек. Если вы успеете застать его одного до конца шторма, он вас выслушает. Убедите его — и битва выиграна. Он должен понять, что у двух наших народов общая история.
— Но как же нам отправляться в путь в этот шторм? — спросил Каст. Наверху раздался новый удар грома, и миски на столе застучали.
— Нам придется довериться морским богам, — сказал Пиноррр.
Сайвин явно была в этом не убеждена. Ее глаза были полны сомнения.
— Ты слишком доверяешь богам и древним историям о драконах. — Ее взгляд метнулся к крохотной девочке, игравшей со своими игрушками. По перекошенной половине губ девочки стекала слюна. — Если хоть одно предположение окажется неверным…
Пиноррр встал.
— Я знаю, чем я рискую. — Он подошел к Шишон и обнял дочь своего сына.
Девочка улыбнулась ему.
— Папа, куда мы идем?
— Ты полетишь, милая. Полетишь на драконе.
Ульстер сидел с Джабибом и Гилтом на гребной палубе корабля. Лампы, подвешенные на крюках, раскачивались, их длинные тени двигались по стенам. Наверху постоянно гремел гром, от его особенно яростных раскатов дрожали кружки с тулузианским кофе, стоявшие перед тремя людьми.
При каждом таком раскате Гилт пригибался и нервно смотрел вверх, словно ожидал удара.
— Пусть морские боги защитят нас, — молился он, затем ждал, когда затихнет эхо.
Ульстер нахмурился.
— Боги не защищают дураков. Этот шторм может пережить только хорошо снаряженный корабль. — Он снова обратился к своему первому помощнику. — Кого ты поставил к рулю, Джабиб?
— Биггина, господин. Он надежно привязался тросом к колесу. Биггин — опытный моряк, прошедший много штормов.
— А как насчет Хрендаля?
Джабиб покачал головой.
— Он хорошо прокладывает курс, но море Биггин чувствует лучше.
Ульстер кивнул, удовлетворенный объяснением своего первого помощника. Джабиб знал сильные и слабые места команды лучше него.
— Хорошо. С закрепленной оснасткой и пустыми палубами мы выдержим этот шторм.
На лице Джабиба Ульстер заметил неуверенность.
— Что не так?
— Команда, господин. Я слышал шепотки. Они говорят, что этот шторм навлек на флот ваш скандал с Пиноррром. Они думают, что дракон порожден небесами, чтобы покарать наш корабль, и что его ведет дух твоего умершего брата.
Ульстер фыркнул.
— Это смешно. Каст не умирал. Он просто сбежал. Дракон и девушка — просто какая-то его уловка, чтобы снова вернуться на наши корабли. После шторма мы разберемся с ним и с его зеленоволосой шлюхой.
Джабиб пожал плечами.
— Именно это я и слышал. Люди боятся шторма и напуганы тем, что происходило на палубе перед бурей. Разговоров становится все больше. Слухи растут. Я даже слышал, что некоторые люди из команды шепотом сговариваются выбросить шамана в море, чтобы умилостивить богов…
— Это неплохая идея, — пробормотал Ульстер.
— Но я также слышал, что то же самое собираются сделать с вами и вашим братом.
Ульстер ударил по столу затянутым в перчатку кулаком.
— Что ты говоришь? Они хотят мятежа?
— Это просто разговоры, господин. Но если вы покажете силу…
Ульстер подумал над этими словами.
— Что ты предлагаешь?
— Показать вашу преданность богам. — Джабиб оглядел комнату, затем наклонился. — Жертва… принесенная вашей собственной рукой.
— И ты думаешь, что струя козлиной крови заткнет глотки этим сплетникам?
— Нет, но, возможно, их заткнет кое-что посильнее. Внучка шамана — ее перекошенное лицо, ее бормотание себе под нос. Почти вся команда старается держаться от нее подальше. Только Мадер Гиль заботится о девчонке. — Джабиб многозначительно посмотрел на Ульстера. — Никто не будет по ней скучать.
Гилт заговорил охрипшим от страха голосом.
— Она проклята. Все это знают, но никто еще не осмеливался спорить с Шаманом Пиноррром. Тэйлс говорит, что ребенок был вырезан из мертвого живота. Достаточно взглянуть на это наполовину замороженное лицо, чтобы понять, что боги отвернулись от нее.
Джабиб кивнул.
— Если вы избавите корабль от этого ребенка, команда увидит вашу силу и поймет, что вы почитаете богов. Разговоры о мятеже прекратятся.
— Но как быть с Пиноррром?
Джабиб наклонился еще ближе и сказал приглушенным шепотом:
— Во время штормов случаются несчастные случаи.
Каст скользнул по проходу. Палуба колебалась у него под ногами, пытаясь его опрокинуть. Босой, он сумел удержать равновесие и сразил стражника, стоявшего у люка, ведущего на верхнюю палубу. За много зим, проведенных в море среди головорезов Порт Роула, Каст научился искусству ассасина. Справиться с этим стражником было несложно — он не отрываясь смотрел через дырочку в полу, как шторм обрушивает на корабль свою ярость.
Наверху, словно измученные духи, визжали ветры. Они заглушили последние шаги Каста, подбиравшегося к спине стражника. Не колеблясь, Каст нанес стражнику резкий удар в шею мозолистым ребром ладони. Жертва упала к его ногам. Каст забрал у стражника меч, прошел пять шагов назад и подал знак остальным идти вперед.
Сайвин, вытаращив глаза от страха, поторопилась к Касту. Пиноррр, с лицом, покрасневшим от усталости и тревоги, держал на руках Шишон.
— У нас мало времени, — заметил Пиноррр. — Вы должны торопиться.
Каст кивнул.
— Шторм бешеный. Держитесь ближе.
Повернувшись к люку, он отодвинул задвижку, и люк тут же распахнулся под напором ветра. Ветер пытался вытащить их на палубу, но Каст уперся ногами в пол, крепко держась за край люка. Только благодаря его силе ветер не вырвал остальных из их укрытия.
Сайвин висела на правой руке Каста, прижавшись щекой к его плечу и прищуренными глазами глядя на разбушевавшуюся стихию. Ее дыхание обжигало его шею, словно огнем..
— Я… я не знаю, смогу ли я это сделать. Дождь… ветер…
— Ты должна, — сказал Пиноррр.
Внезапно на реллинг обрушилась громадная волна — настоящее чудовище, вся в бурлящей пене и водоворотах. Она оторвала несколько связанных бочек и швырнула на палубу. Каст нахмурился, увидев, как небрежно корабль подготовили к шторму.
Он подождал, пока вода схлынет, а корабль выпрямится.
— Пошли! — заорал он и выпрыгнул наружу, крепко держа Сайвин за руку. Бешено хлещущий ливень пытался вколотить его в палубу. Каст закрыл собой Сайвин. Перед яростью этого шторма хрупкая девушка-мирая была что сухой лист.
Пиноррр остался в дверях, держа Шишон на руках.
— Скорее! — крикнул он им.
Отойдя достаточно далеко от люка, Каст развернулся и притянул Сайвин к себе.
— Призови дракона, — заорал он, перекрикивая ветер.
Сайвин, казалось, окаменела от ярости бушующих небес. Изломанные копья молний пронизывали черные туши туч. От грома болели ребра.
— Мы, скорее всего, не сможем лететь в этой…
Каст насильно подтянул ее руку к своей татуировке.
— Рагнарк сможет, — сказал он. — Дракон и я — одно и то же. Мы не подведем тебя. Верь мне. Верь сердцу дракона.
Она подняла на него взгляд. Ее глаза были мокрыми не только от дождя.
— Я доверяюсь моим повязанным, — сказала она. Ее голос был еле слышен в вое ветра. — Обоим.
Она посмотрела ему в глаза, и на мгновение вой шторма притих. Казалось, на палубе, кроме них, никого нет.
В краткий миг тишины между ударами грома она положила ладонь ему на щеку и наклонилась к нему, коснувшись губами его уха.
— Ты нужен мне.
С этими магическими словами мир вокруг него исчез.
Сайвин сидела на шее дракона, возникшего на палубе под хлещущим ливнем. Гигантский зверь заревел в небеса, глубоко впившись серебряными когтями в доски корабля. Сайвин знала, что ни ветер, ни вода не смогут сдвинуть с места громадного дракона.
Гигантская голова дракона повернулась к ней. На нее взглянули алые глаза. Мы опять полетим? — спросил он.
Да, молча ответила она. Мы должны добраться до самого большого корабля.
Рагнарк передал ей теплое ощущение готовности верно служить своей повязанной. Его тепло прогнало холод шторма. Он развернул крылья.
Подожди, сказала она ему. Нам надо взять с собой еще кое-кого.
Ее захлестнула волна раздражения. Моя повязанная — ты. Только повязанные дышат одним ветром.
Я знаю, мой дракон, но я в великой нужде, а лететь совсем недалеко.
В груди Рагнарка что-то заклокотало — драконий вздох. Крылья опять сложились.
Сайвин протянула руку к люку на нижнюю палубу. Пиноррр и Шишон все еще стояли за открытой дверью. Она махнула шаману.
Пиноррр бесстрашно помчался к дракону. Корабль качнулся, и шаман чуть не поскользнулся на мокрых досках. Через несколько секунд он добежал до дракона и спрятался за ним от штормового ветра.
— Ты справишься? — крикнул он Сайвин.
Она кивнула.
— Рагнарк позаботится о нас обоих!
Сайвин наклонилась вниз и взяла у Пиноррра маленькую девочку. Шишон забилась и захныкала от страха — не перед драконом, а перед сердитыми небесами. Вытаращенными глазами она уставилась на молнии.
Сайвин прижала Шишон к себе и обняла.
— Тише. Ты в безопасности, — сказала она девочке, но в сердце своем она не была в этом уверена. Ноги самой Сайвин были закреплены в складках кожи дракона, но она не была уверена, что у нее хватит сил удержать девочку во время штормового полета.
Шишон взглянула снизу вверх на Сайвин. Девочка изо всех сил пыталась сохранить самообладание.
— У твоего большого дракона смешное имя.
— Да.
— Он меня съест, — спокойно сказала девочка.
Потрясенная Сайвин уставилась на Шишон, которая повернулась и весело погладила дракона по чешуйчатой шее. Действия девочки совершенно не соответствовали ее словам.
Я ее не съем, мрачно возразил Рагнарк. Она слишком маленькая.
Я знаю, мой повязанный. Не обращай внимания на ее слова. Она полоумная. И все же Сайвин стало не по себе. Девочка так уверенно говорила.
Внезапно клубящиеся тучи разразились градом. С черных небес посыпался ледяной горох, с ревом и треском принялся хлестать по палубе.
Пригибаясь под жалящими укусами града, Сайвин наклонилась над плечом дракона и встретилась взглядом с Пиноррром.
— Не беспокойся, Шаман, я благополучно доставлю девочку на «Сердце Дракона». Мы с Кастом убедим Верховного Килевого.
На его морщинистом лице замерло тревожное выражение.
— Ты знаешь, что ты должна сделать.
Кивнув, Сайвин откинулась, сжав губы, и покрепче прижала к себе ребенка. Сладчайшая матерь, прости меня, но я это действительно знаю.
Пиноррр отступил от дракона, пригибаясь под градом. Он подбежал к двери и махнул Сайвин на прощание.
Сайвин обернулась к бешеному морю. Лети, передала она дракону.
Рагнарк послушался. Крылья поднялись и с тугим гулом поймали ветер. Дракон освободил когти, и шторм подхватил его. Рагнарк перелетел через перила. За бортом над поверхностью моря поднимались белые гребни волн, тянулись к ним, пытались сорвать их с небес. Некоторые из волн высотой были не ниже могучих прибрежных утесов. Но дракон летел выше, чем могли подняться их жадные вершины.
Молнии преследовали их.
Пригибаясь от грома, Сайвин подумала, не приказать ли дракону нырнуть под воду, чтобы уйти от бешеного шторма, но у них было мало времени. Лететь в воздухе было быстрее, к тому же Сайвин боялась, что под водой девочка впадет в панику. От Шишон зависел успех их миссии.
Сайвин крепко держала дрожащего ребенка. Шишон что-то снова и снова бормотала себе под нос. Что-то похожее на ритмичную, простенькую детскую песенку. Почти все слова терялись в вое ветра, Сайвин могла разобрать лишь немногие из них. Но поскольку Шишон все время повторяла одно и то же, Сайвин удалось разобрать:
«Сердце дракона и кость дракона,
Только кровь раздробит камень.
Дракон темный и дракон светлый,
Только боль выиграет эту битву».
Сайвин отшатнулась, задумавшись над девочкиным стишком. Что он означал? Ее кожу покалывало от этих слов. Как и в татуировке Каста, в песенке девочки она чувствовала древнюю магию.
Сайвин позвала девочку, коснувшись ее щеки:
— Что ты…?
Внезапно мир взорвался. Время остановилось. Боль обожгла левый бок Сайвин ослепла и оглохла, а когда опять пришла в себя, ее уши заполнил страшный визг. Ей понадобилась секунда, что бы понять, что это визжит она сама. Девушка в ужасе уставилась на бешеное море, с каждым мигом приближавшееся к ним..
Дракон стремительно снижался, его голова на длинной шее безвольно моталась из стороны в сторону. Сайвин все еще крепко держала Шишон в руках. Девочка высвободила руку и указала налево. Сайвин взглянула туда и увидела в крыле дракона дымящуюся дыру. Матерь Верховная, Рагнарка, должно быть, поразила молния! Она видела, что ее раненого дракона по-прежнему преследуют зазубренные копья.
Сайвин сосредоточилась на драконе. Рагнарк, очнись! Ты нужен мне!
Где-то далеко она почувствовала слабое движение. Она потянулась к дракону своими чувствами и передала ему свой зов. Очнись! Помоги нам!
В ответ пришла еле слышная мысль. Сайвин?
Она поняла, что это не дракон. У нее не было времени раздумывать над чудом. Каст! Ты должен привести Рагнарка в чувство!
Тело дракона влетело в желоб между двумя гигантскими стенами пенящихся волн. Инстинктивно Рагнарк держал крылья распростертыми, так что они скользили вдоль долины между горообразными волнами. Но до того, как дракон неминуемо ударится о воду, оставалось лишь несколько ударов сердца.
Каст испугался. Я не знаю, как…
Делай, что должен! Или мы с девочкой погибнем!
Внезапно дракон дернулся. Сайвин чуть не слетела с его шеи. Громадный зверь закачался, пытаясь восстановить контроль над раненым крылом. Но наконец его шея выпрямилась. Черная чешуя была скользкой от соленой воды. Голова дракона повернулась из стороны в сторону, оглядываясь.
На них вот-вот должна была обрушиться целая башня воды. Ее верхний край был взбит ветром до белизны. Дракон запрокинул голову, оперся на здоровое крыло и начал изо всех сил подниматься вверх, чтобы выбраться из желоба.
Скорее! Подгоняла Сайвин. Гребень волны уже начал валиться на них.
Под ней заходили мускулы; крылья сражались с ветром и дождем. Из груди поднимавшегося дракона вырвался рев досады и гнева.
Сайвин обернулась и взглянула на преследовавшую их ревущую, скрежещущую волну.
Затем это кончилось.
Еще один рывок — и дракон поднялся над чудовищной волной. Воды рухнули вниз, ревя от досады — они не дотянулись до хвоста дракона всего лишь на ширину ладони.
Плача от облегчения, Сайвин буквально упала на спину дракона.
— Мы сделали это, — простонала она и погладила Рагнарка по шее. Спасибо, Рагнарк.
Это был не только дракон.
Каст?
Я не сумел заставить Рагнарка очнуться. Сайвин почувствовала, насколько утомлен и напряжен Кровавый Всадник. Шок и боль загнали сознание Рагнарка слишком глубоко. Я сумел дотянуться только до его подсознания — инстинктов и рефлексов. Но этого хватило. Моя воля задавала направление и цель, а инстинкты и рефлексы дракона управляли его телом.
Но как…?
Дракон полетел было вниз, затем выправился. Очень трудно… одновременно говорить… и управлять драконом. Присматривай за девочкой.
Сайвин передала Касту свою теплую бессловесную благодарность.
Вокруг нее гремел гром, буря усиливалась. Теперь ветер дул еще сильнее, и Сайвин пришлось плотно прижаться к дракону, укрывая девочку от шторма собственным телом.
Внезапно из исхлестанной ветром тьмы возник корабль. Трехмачтовое судно с головой дракона на носу сражалось с волнами с яростью, казавшейся почти живой. Сайвин узнала этот корабль по описанию Пиноррра. Это был самый большой корабль флота — «Сердце Дракона».
Рагнарк, должно быть, заметил этот корабль одновременно с ней. Дракон опустил голову и начал спускаться к кораблю. Сайвин прижала девочку к груди. Корабль увеличивался с каждой секундой. Неуклюжий спуск на палубу корабля не имел ничего общего с искусным скольжением Рагнарка. Каст, должно быть, изо всех сил пытается управлять этим гигантом. Дракон беспорядочно взмахивал крыльями, пытаясь и замедлить спуск, и не промахнуться мимо корабля. Это была нелегкая битва с неочевидным исходом.
Садиться на корабль, качавшийся на высоченных волнах, было нелегко. Палуба раскачивалась, и три мачты угрожали им, словно враждебные копья.
Дракон заревел на упрямое судно, изворачиваясь и изгибаясь, чтобы согласовать свое движение с качанием корабля.
Когда палуба корабля понеслась к ним, Сайвин закрыла глаза. Лучше не смотреть. Сердце Сайвин, казалось, застряло где-то у нее в горле. Она наклонилась вперед и прижала к себе девочку, крепко обняв дракона. Каст, не подведи меня.
Единственным ответом был жуткий треск. Сайвин попыталась удержаться, но удар был слишком силен. Ее лодыжки выскочили из живых стремян, и они с девочкой соскользнули с шеи дракона. Задыхаясь, Сайвин приказала своим рукам и ногам изо всех сил держаться за гиганта. Скрежет когтей по дереву продолжался целую вечность, пока дракон скользил по мокрой палубе. Сайвин ждала треска реллингов и падения в ревущее море.
Этого не произошло.
Дракон, дрожа, остановился.
Все еще зажмурившись, Сайвин вознесла беззвучную молитву всем богам мира. Потом медленно открыла глаза. Кончик драконьего носа касался реллингов. Оставалось чуть-чуть — совсем чуть-чуть. Огромный зверь лежал, растянувшись на палубе, слишком измученный, чтобы подняться. Его грудь поднималась, судорожно заглатывая воздух и исходя паром в холодном дожде. У себя за спиной Сайвин увидела глубокие желоба, прорезанные в палубе. Эти желоба были усеяны кусками сломанных серебристых когтей.
Шишон тоже осмотрелась.
— Это не папин корабль, — сказала она с тенью страха в голосе.
Сайвин положила ладонь на щеку девочки.
— Все в порядке, Шишон. Ты здесь будешь в безопасности, пока не прибудет твой папа.
Слева раздался треск, и открылся люк. На исхлестанную штормом палубу выскочили люди с копьями и мечами. Увидев, что лежит перед ними, они остановились со смесью страха и благоговения на лицах.
Сайвин понимала, что здесь вести переговоры должен Каст. Она опустила Шишон на палубу.
— Держись рядом с драконом, — велела она девочке.
Чувствуя на себе множество взглядов, Сайвин вместе с девочкой спустилась со спины дракона, не отнимая руки от его шкуры. Твердо встав на ноги, Сайвин взяла руку Шишон в свою и обернулась к людям, которых с каждой секундой становилось все больше и больше.
Даже жуткий шторм не мог удержать команду внизу. Из толпы вперед протолкался самый высокий человек, какого когда-либо видела Сайвин. Пожилой, но еще мускулистый, он был так же широкоплеч, как и высок. Собравшиеся зашептались. Все повторяли одно и то же: Верховный Килевой. Человек остановился и уставился на девушку, девочку и распростертого дракона. На его хмуром лице не было и следа приветливости. Темные глаза смотрели с подозрением.
Сайвин сглотнула. Безусловно, с этим человеком должен говорить Каст.
Шагнув вперед, Сайвин оторвала руку от дракона, разрывая магический контакт, и отшатнулась, зная, что вот-вот начнется вихрь трансформации — но ничего не произошло.
Оглянувшись через плечо, Сайвин увидела дракона, все еще лежащего поперек палубы. Только пар, поднимавшийся от его ноздрей и глотки, говорил, что зверь еще жив.
— Каст? — позвала она.
Властный голос заставил ее обернуться. Это был Верховный Килевой. В его свирепом взгляде сквозило обещание боли.
— Что ты за демон шторма?
Пиноррр вернулся в свою каюту. Его внутренности глодала тревога. Теперь, отправив Сайвин и Шишон выполнять свой план, он потерял уверенность в своей идее. Она слишком сильно зависела от истинности древних мифов. Если он окажется не прав, это будет означать не только провал надежд Сайвин и Каста, но и смерть Шишон.
Он потянулся к задвижке своей двери. Гремел гром, фонари отбрасывали искривленные тени. И в этот момент внезапное затишье в шторме спасло ему жизнь. Когда рев грома на мгновение утих, Пиноррр услышал слабый шорох каблука по камню. Этого было достаточно, чтобы привлечь его внимание.
Пригнувшись, недалеко от него в проходе стоял приземистый Гилт с окровавленным мечом в руке. По его позе и виноватому выражению глаза шаман понял, что второй помощник килевого намеревался напасть на него. Осмотрев весь проход, Пиноррр обернулся к Гилту.
— Стало быть, вместо Ульстера убить меня пришел ты?
Моряк все еще стоял, нерешительно замерев на полушаге.
— Я вижу, что ты, спасая Ульстера, навлекаешь гнев морских богов на свои собственные плечи. Как смело с твоей стороны — проклясть собственную душу.
Пиноррр прищурился. Он начал понимать, что задумал килевой.
— Ты можешь обмануть команду и свалить мое исчезновение на шторм, но не думай, что морские боги не узнают, чья рука держала меч. Они и сейчас смотрят на тебя — смотрят моими глазами. Они смотрят в твое сердце.
Внезапный удар грома потряс палубу у них под ногами.
Гилт ахнул и отступил на шаг.
Пиноррр знал, что этого человека, особенно когда он испуган, легко заставить присмиреть. Шаман наклонился ближе к Гилту.
— Слышишь, как боги уже зовут тебя к ответу за пролитую кровь?
Гилт вытаращил глаза от ужаса. Меч у него в руке задрожал.
— Я… я не собирался убивать тебя, Шаман! Честное слово, не собирался! Я п-просто хотел удостовериться, что ты вернулся к себе в каюту.
Пиноррр нахмурился. Он почувствовал, что Гилт говорит правду.
Дверь каюты Пиноррра у него за спиной у Пиноррра внезапно распахнулась. Шаман знал, что, уходя, оставил свои комнаты пустыми. Он явно угодил в засаду. Он не думал, что Ульстер может настолько струсить — по крайней мере, не так скоро.
Перед Пиноррром на дальней стене прохода в свете фонарей из дверного проема возникла тень: человек с поднятым мечом. Пиноррр увидел, как тень меча метнулась к его спине.
У Пиноррра не было времени оборачиваться — только отскочить в сторону, подняв руку. Клинок прошел у него под рукой, не попав в грудь и зацепив край мантии. Пиноррр увидел, как кончик клинка появился из-под его поднятой руки. В этот момент к Пиноррру вернулись старые инстинкты — под мантией шамана все еще билось сердце Кровавого Всадника. Хотя он давно уже расплел свою воинскую косу, его тело помнило все.
Издав воинский клич, Пиноррр опустил руку и прижал клинок плоскостью к груди. Затем он изо всех сил наступил на ногу нападающего и развернулся. Как и ожидалось, нападающий слегка потерял равновесие от неудачного удара и выпустил клинок из руки. Пиноррр не остановился. Закончив разворот, он схватил оружие, выпущенное его противником. Спустя сорок зим рука Пиноррра опять легла на рукоять меча.
Взмахнув клинком, он обернулся к обезоруженному нападающему. В сердце Пиноррра вспыхнул гнев. Зрение обострилось, все вокруг приобрело очень четкие очертания.
Пиноррр услышал, как слева ахнул Гилт:
— Тебе нельзя брать в руки меч. Тебе нельзя проливать кровь. Ты — шаман!
Не обращая внимания на Гилта, Пиноррр посмотрел на своего неудавшегося убийцу. Он не удивился, обнаружив, что перед ним стоит Джабиб, верный пес Ульстера. Первый помощник потянулся к кинжалу. Но Пиноррр был быстрее.
Меч вонзился в грудь первого помощника. Пиноррр шагнул к Джабибу, продолжая втыкать меч все глубже, пока они не оказались нос к носу. Их разделяла только рукоять меча. На холодную руку Пиноррра хлынула горячая кровь. Глядя прямо в лицо своему неудавшемуся убийце, шаман задрожал от гнева.
— Пусть морские боги скормят твой дух своим червям, — бросил он, отступая, и, повернув меч в ране, вырвал его из груди Джабиба.
Джабиб ахнул и упал на колени. Кровь хлынула у него изо рта и потекла по груди. Он пошатнулся, но Пиноррр не дал ему упасть, схватив за косу.
Джабиб в ужасе поднял глаза.
— Я отправляю тебя к богам без чести, — холодно сказал Пиноррр и одним движением меча отрезал косу Джабиба. Тот рухнул на пол в лужу собственной крови.
Пиноррр обернулся, держа меч в одной руке и косу Джабиба в другой.
Гилт уронил свой меч, его глаза побелели от страха.
— Ты проклял нас, — крикнул он. — Ты запятнал себя кровью.
— Вы сами себя прокляли, — сказал Пиноррр. — Морские боги предупредили меня о вашем предательстве. Они заставили шторм на мгновение замолчать, чтобы я мог услышать твои шаги. Они отбросили тень Джабиба на стену, открыв мне его трусливое нападение. — Пиноррр шагнул ближе к Гилту. — Этой штормовой ночью боги благословили меня на месть тем, кто составляет заговоры против них.
Гилт покачал головой, яростно отрицая слова Пиноррра. Он упал на колени.
— Нет… нет… — простонал он.
Пиноррр стоял над рыдающим человеком.
— Да, — сказал он голосом таким же жестким, как гром, бушевавший в небесах.
Гилт, должно быть, почувствовал намерения Пиноррра. Он потянулся к своему мечу — но не успел.
Пиноррр изо всех сил взмахнул собственным мечом. Кровь хлынула ему на руки. Пиноррр перешагнул через тело Гилта и через его голову, отлетевшую в проход.
Держа в руке волочившуюся за ним косу Джабиба, Пиноррр пошел дальше в глубину корабля. Он знал, что слишком долго позволял мерзости гноиться на этом корабле. Его все время останавливал страх — страх за Шишон. Теперь, когда Шишон больше не было на корабле, Пиноррр понял, что настало время действовать. Этой ночью роковые течения подхватили всех игроков понесли каждого навстречу его судьбе.
К утру дрирендая либо превратятся в единый кулак — в оружие против Гульготы — либо уйдут под воду.
Судьба его народа зависела от проклятого меча шамана и сердца ребенка.
Молния рассекла небо над головой Сайвин. По палубе беспрерывно колотили капли дождя. За спиной Верховного Килевого команда корабля ощетинилась копьями и мечами. Сайвин не обращала внимания на прочих членов команды. Значение имело только одно — громадный человек, стоявший перед ней. Он был здесь главным, и его им с Кастом нужно было убедить. Но выполнить план шамана в точности не получалось. С Верховным Килевым Кровавых Всадников должен был бы говорить Каст, его сородич, а не она.
Оглянувшись на упавшего дракона, Сайвин поняла, что нужно быстро менять план, но она никак не могла сосредоточиться. Она боялась за Рагнарка и Каста. Что произошло? Почему действие магии не закончилось? Из-за молнии? И теперь Каст навсегда заключен в облике дракона? У нее кружилась голова.
Маленькая рука сжала ее ладонь. Шишон потянула Сайвин за руку.
— Этот человек больше папы, — просто заметила она, указывая на Верховного Килевого. Промокшая насквозь девочка дрожала на ветру.
Покрепче прижав девочку к себе, чтобы не дать ей замерзнуть, Сайвин обернулась. Даже на расстоянии нескольких шагов Сайвин все же пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть в лицо Верховному Килевому. Его глаза были похожи на осколки голубой стали, его темные волосы, заплетенные в косу, посеребрило множество прожитых зим. В правой руке он сжимал китобойный гарпун длиной выше собственного роста. Он смотрел то на Сайвин, то на гигантского черного дракона. Поскольку у Сайвин за спиной был Рагнарк, Верховный Килевой считал необходимым соблюдать осторожность.
— Я еще раз спрашиваю тебя, — спросил он, — что ты за демон?
Сайвин наконец обрела способность говорить. Молчание в любом случае никого не убедит.
— Я не демон, Верховный Килевой дрирендая, — торжественно сказала она, слегка склоняя голову в знак приветствия. — Я Сайвин, посланница мирая. Шаман Пиноррр послал меня искать вашего совета.
Его команда была слишком дисциплинирована, чтобы перебивать Верховного Килевого, но Сайвин заметила брошенные украдкой взгляды тех, кто стоял за его спиной. В их встревоженных глазах она увидела сомнение и гнев. В этом Пиноррр оказался прав. Имени мирая здесь не обрадовались.
В тишине снова заговорил Верховный Килевой. В его голосе какое-то время звучало удивление, но почти сразу же он снова стал таким же властным, как и прежде:
— У тебя есть доказательство такого дикого заявления?.
Сайвин указала свободной рукой на дракона.
— Если это недостаточное доказательство, — сказала она, поставив перед собой Шишон, — Шаман Пиноррр в знак своей поддержки также послал со мной свою единственную кровную родственницу.
Адмирал, казалось, наконец заметил маленькую девочку. Он прищурился, глядя на Шишон.
— Я знаю этого ребенка… — задумчиво сказал он.
Вперед протолкался еще один человек, обойдя плечо адмирала. Он был в синей мантии шамана, но Пиноррр был тощ и сухощав, а этот человек — весьма пузат. Держа одну руку на своем объемистом брюхе, он раздраженно оглядел небеса.
— Мы должны забрать пленников вниз, — сказал он, слегка шепелявя. — Я боюсь, что это всего лишь затишье перед главным ударом шторма. — Он испуганно взглянул на дракона. — В звуках ветра еще слышны тревожные признаки.
Верховный Килевой кивнул и знаком приказал двум стражникам встать рядом с девушкой и девочкой. У мужчин были мечи в форме косы; от их мокрых клинков отражались молнии.
— Если вы не демоны, то идите с нами. Расскажи нам, зачем вы прибыли, почему мой старый друг прислал вас ко мне.
Сайвин заметила поднятые клинки. Слова Верховного Килевого не были просьбой, но она все равно кивнула.
— Мы благодарим вас за то, что вы предложили нам убежище, — сказала она, затем указала на Рагнарка. — Но мой дракон получил серьезную рану. Я должна просить вас об услуге.
Вокруг них опять загремел гром.
— О какой услуге? — нетерпеливо спросил Верховный Килевой.
— Дракон нуждается в целителе.
Предводитель дрирендая кивнул на шамана.
— Целитель на этом корабле — Билатус, но его искусство предназначено служить людям, а не драконам.
Толстый шаман яростно закивал, не отводя взгляда от исходящей паром массы черных чешуй и серебряных когтей.
— Для такого зверя у меня нет ни трав, ни мазей. Вероятно, я мог бы исцелить его, но так же легко я могу и нанести ему вред.
Сердце Сайвин дрогнуло при мысли о том, чтобы оставить потерявшего сознание дракона на палубе без присмотра. Что, если волна смоет его в море? Она оглянулась на своего громадного товарища. Из его пламенеющих ноздрей поднимались две белые струйки, но глаза по-прежнему оставались закрытыми.
К ее плечу прикоснулась рука, и она подпрыгнула. Это был Верховный Килевой — она не услышала, как он подошел к ней.
— Не беспокойся. С твоим драконом не случится ничего плохого, Сайвин из мирая. Я приветствовал вас на борту. Пока мы не выслушаем вас и не рассудим ваше дело, никто не осмелится причинить вам вред. Мы привяжем твоего дракона толстыми канатами к мачтам и реллингам. Если только «Сердце Дракона» не затонет, твоему зверю не будет грозить никакая опасность.
— Благодарю вас.
Верховный Килевой подошел поближе к гигантскому дракону и протянул руку, желая прикоснуться к нему.
— Осторожнее, мой Верховный Килевой! — окликнул его шаман из-за спины.
Широкоплечий человек не обратил внимания на предупреждение и положил ладонь на мокрую складку чешуйчатого крыла.
— Я никогда и вообразить себе не мог, что увижу такое чудо.
Он покачал головой и убрал руку. Когда он обернулся к своим людям, Сайвин снова заметила у него на лице тень улыбки.
— Идем, — сказал он, проходя мимо нее.
Она последовала за ним, обнаружив, что испытывает уважение к этому человеку. Теперь она поняла, почему Пиноррр так доверяет Верховному Килевому. В его жилах, безусловно, текла сталь. Но Сайвин обнаружила, что в его глазах горит пламя любопытства.
Обняв Шишон, крепко прижавшуюся к ее боку, Сайвин последовала за Верховным Килевым. Шаман Билатус шел рядом с предводителем дрирендая, постоянно оглядываясь на Сайвин.
Верховный Килевой провел процессию по короткой лестнице и по широкому коридору. Он распахнул дверь в длинную комнату. Под потолком раскачивались свисавшие с балок фонари. Повсюду стояли столы и стулья. Верховный Килевой обратился к собравшейся команде.
— У каждого из вас есть свое место и свое дело, — загремел его голос. — Я не хочу, чтобы мой корабль затонул в эту бурю только потому, что моя команда вдруг превратилась в толпу зевак с отвисшими челюстями. Идите выполнять свой долг! — Он подал знак красивому молодому парню ростом почти с него самого. — Хант, останься с нами.
— Да, Верховный Килевой. — Его глаза взволнованно горели.
Внезапно Сайвин поняла, почему черты этого человека показались ей знакомыми.
— Это ваш сын? — спросила она.
— И первый помощник на «Сердце Дракона», — с гордостью сказал Верховный Килевой. — Идемте. Мы посидим в моей каюте и поговорим обо всем наедине.
Она кивнула и скоро оказалась в просторной комнате. Там было тепло и уютно. На одной из стен висели полки, полные старых рукописей и помятых свитков. Поблизости стоял рабочий стол, на нем лежала раскрытая толстая книга. В другом конце комнаты перед настоящим каменным камином стояли два мягких кресла. Толстая железная решетка не давала горящим бревнам выпасть из камина при качке.
Верховный Килевой знаком велел Сайвин сесть в одно из мягких кресел. Она приняла это приглашение, радуясь возможности оказаться поближе к теплому огню. Во время полета она промерзла до костей. Одежда дрирендая, которую ей дал шаман, промокла насквозь и липла к коже. Она бы предпочла, чтобы на ней были ее привычные штаны из акульей кожи.
Усевшись, Сайвин посадила Шишон к себе на колени. Девочка протянула босые ножки к огню, чтобы согреть подошвы.
Билатусу было велено сесть во второе кресло, а Верховный Килевой и его сын Хант остались стоять. Два высоких человека встали по обеим сторонам очага. Теперь, когда они стояли рядом, сходство между ними было очевидно: внимательные, слегка раскосые глаза, сильные подбородки с ямочками, широкие рты, созданные для легкой улыбки. Даже широкие плечи и осанка были совершенно одинаковы.
Сайвин почувствовала, что доверяет этим двоим, и откинулась глубже на мягкие подушки.
— Расскажи нам свою историю, — просто сказал Верховный Килевой.
Сайвин откашлялась и приступила к рассказу. Она рассказала о готовящемся нападении на Алоа Глен, о силах Гульготы, укрепляющих остров, о надежде этих земель, которая находится в руках юной ведьмы. Она пересказала все, чем поделилась с Пиноррром — кроме тайны Каста и дракона. Она подозревала, что ей просто не поверят, а ей требовалось полное доверие этих троих мужчин.
— И вот я пришла, чтобы просить вас привести ваши корабли и ваших воинов на нашу битву.
Во время ее рассказа Верховный Килевой молчал. Наконец он заговорил.
— Я верю, что ты говоришь искренне, Сайвин из мирая. Я даже верю, что выбранный тобой курс справедлив и благороден. Дрирендая не испытывают любви к Гульготе, но мы и с мирая не дружим. Зачем присоединяться к старым врагам, чтобы сражаться с новыми? Какое нам дело, если Гульгота будет мучить сухопутные народы?
Сайвин выпрямилась в кресле.
— Повелитель Гульготы никогда не удовлетворится одной сушей. Сейчас он смотрит только на побережье, но, полностью подчинив себе материк, он обратится к вам. И кто останется, чтобы прийти к вам на помощь?
— Дрирендая — свободный народ. Нет земель, которые мы называли бы своими. Если Гульгота нас толкнет, мы отойдем в сторону. До тех пор, пока есть моря, в которых можно плавать, мы никогда не склонимся ни перед чьим ярмом. — Он многозначительно поглядел на Сайвин. — Мы слишком хорошо помним, как однажды мы покорились чужому мечу. Тогда мы заплатили за нашу свободу собственной кровью, и теперь мы хотим ее сохранить. Зачем нам присоединяться к этой битве и навлекать на себя враждебность Темного Лорда?
— Вы — уже враги Гульготы. Любой, кто не служит им, их враг. — Сайвин с трудом сглотнула. — Какая же это свобода, если вы убегаете от Гульготы? Разве вы не на поводке у Темного Лорда, если его войска управляют вами, заставляя идти то туда, то сюда? Это не свобода. Это — слепая трусость!
Толстый шаман ахнул. Рука Ханта опустилась на рукоять меча. Верховный Килевой только покраснел. Затем он разразился сердечным смехом.
— Никто не сможет сказать, что ты неискренняя, девочка!
При его словах Сайвин покраснела.
— Я не хотела оскорбить вас.
Верховный Килевой опять засмеялся.
— Отец, — сказал Хант. Его лицо было темно-красным, но не от смеха. — Ты позволишь так оскорблять дрирендая?
— Какое оскорбление? Эта молодая женщина говорит то, что у нее на сердце. Я бы хотел, чтобы вокруг меня было побольше столь же прямодушных людей. — Он махнул рукой Сайвин. — Хорошо. Я могу понять твою точку зрения. Дрирендая следует плыть туда, куда дует ветер, а не указывает Гульгота. Если мы удираем от тварей Черного Сердца, значит, мы трусы.
Билатус от таких слов Верховного Килевого вытаращил глаза.
— Морские боги защитят нас. Нам нечего бояться Гульготы.
Верховный Килевой покачал головой, и его улыбка исчезла.
— Я слышу слова шамана. Но я уже успел понять, что морские боги защищают тех, кто защищает себя сам. — Он похлопал по рукояти своего меча. — Вот — единственная существующая защита.
Сайвин не могла поверить своей удаче. Верховный Килевой с ней согласился.
— Так вы подумаете над тем, чтобы предоставить ваши силы для битвы?
Несколько мгновений он молча смотрел на нее, потом ответил:
— Нет.
Сайвин, ошарашенная, выпрямилась в кресле и слабым голосом спросила:
— Но почему? Это наилучшая возможность нанести удар Темному Повелителю.
— Возможно. Но дрирендая никогда не станут сражаться бок о бок с мирая. Когда мы в последний раз сражались с Гульготой, ваш народ бежал, оставив нас на растерзание вооруженному врагу.
Сайвин рассердилась.
— Но мы вас не предали. Вы сами предложили свою помощь, позволив нам бежать.
— И все же это говорит о том, что у людей твоего народа трусливые сердца.
Теперь была очередь Сайвин отвечать на обвинение в трусости.
— А как же ваши древние клятвы? — Она показала на его татуировку. — Вы нарушите собственные обеты? Вы обещали прийти к нам на помощь еще один раз, когда мы вас об этом попросим.
Верховный Килевой молчал.
Ответил Билатус:
— Это было давно. С тех пор мы начали поклоняться семи богам моря. Наши сердца и души связаны с ними, а не с мирая. Мы вам больше не рабы.
Верховный Килевой медленно кивнул.
— Все, чем мы когда-либо были обязаны вашему народу, давно превратилось в пыль.
Сайвин хотелось показать ему, что магия татуировок по-прежнему сильна, но она уже была связана с Кастом и контролировать другого человека не могла. Она вздохнула, поняв, что у нее осталась одна-единственная возможность — тот вариант, который предложил Пиноррр.
Она взглянула на Шишон, задремавшую в тепле у нее на коленях. Ее сердце потянулось к маленькой девочке. Она надеялась, что ей не придется выполнять план Пиноррра полностью. Возможно, если бы здесь был Каст…
Она покачала головой и подняла взгляд на Верховного Килевого.
— Вы придаете большое значение различиям между двумя нашими народами — мирая и дрирендая.
Он пожал плечами.
Голос Сайвин стал тверже.
— Я поделюсь с вами тайной мирая — тайной, неизвестной даже большинству моего собственного народа. Я открыла эту тайну Шаману Пиноррру, и он послал со мной свою единственную внучку, не только как доказательство своей поддержки, но и как доказательство моего утверждения.
Билатус при упоминании коллеги-шамана сел прямее.
Верховный Килевой прищурился.
— Какого утверждения?
— Мы — не разные народы. — Она внимательно смотрела на Верховного Килевого. — Мирая и дрирендая на самом деле — одно племя.
От изумления собеседники Сайвин потеряли дар речи. Наконец Билатус фыркнул:
— Невозможно.
Сайвин положила ладонь на голову дремлющей Шишон.
— Вот доказательство.
Верховный Килевой взглянул на девочку, затем опять на Сайвин.
— Я не вижу здесь никаких доказательств — только полоумного ребенка с наполовину парализованным лицом.
— Увидите. — Сайвин стиснула кулак. Она надеялась, что так и будет. Взглянув на Ханта, она указала на Шишон. — Вы можете взять ее на руки?
Младший из Кровавых Всадников взглянул на отца, ожидая его разрешения. Получив от Верховного Килевого одобрительный кивок, Хант поднял Шишон с колен Сайвин. Спящая девочка тихонько застонала и обвила крохотными ручонками шею Ханта.
Сайвин встала.
— Чтобы доказать вам мою правоту, мне нужна будет кровь дракона.
Билатусу пришлось дважды оттолкнуться от кресла, чтобы встать.
— Как ты собираешься достать…
Сайвин вытащила из-за запястья длинный кинжал.
— Вот этим.
Она сразу же осознала, что поступила глупо и неосторожно, обнаружив два меча у своего горла. Сайвин даже не заметила, как Верховный Килевой или его сын пошевелились. Кончики их клинков уверенно прикасались к коже у нее на шее..
Сайвин наконец опять обрела дар речи.
— Я не собираюсь никому причинить вреда. Нож мне нужен только для того, чтобы взять у моего дракона немного крови. — Сайвин развернула кинжал в ладони и взяла его за лезвие, протянув рукоять Верховному Килевому. — Если вам так спокойнее, пожалуйста, возьмите его. Я даже доверю вам ударить дракона, чтобы добыть его кровь.
Верховный Килевой прищурился, явно пытаясь оценить искренность ее слов и намерений. Сайвин не отвернулась от его тяжелого взгляда, хотя кинжал в ее пальцах слегка дрожал.
Наконец предводитель Дрирендая опустил меч и знаком велел сыну сделать то же самое.
— Нет, Сайвин из мирая. Если непременно надо, чтобы этому спящему зверю прокололи шкуру на моей палубе, так я думаю, что лучше пусть это будешь ты. — И снова на его губах мелькнула тень улыбки.
Сайвин медленно вложила кинжал обратно в чехол и глубоко вздохнула.
— Прошу прощения за то, что встревожила вас. Я не думала о возможной угрозе, когда обнажила нож. Я только хотела пояснить свои намерения.
Верховный Килевой вложил меч в ножны.
— И какие же это намерения?
Сайвин слегка съежилась. После того, как они так переполошились, увидев нож, может быть, не следовало излагать им теорию Шамана Пиноррра. Но они смотрели на нее и ждали ее ответа.
Внезапный стук в дверь избавил Сайвин от необходимости отвечать.
Билатус открыл дверь и впустил взволнованного матроса. Входя, матрос стащил свою промокшую шапку и испуганно посмотрел на Верховного Килевого.
— Верховный Килевой, господин. «Шпора Дракона». Через шторм передали весть. В ее мачту ударила молния. Даже видно, что там паруса горят!
Хант взглянул на своего отца.
— Это корабль Шамана Пиноррра.
И снова Сайвин почувствовала, что все смотрят на нее — и в сотый раз она пожелала, чтобы Каст был здесь.
За спиной Пиноррра в проходе метались крики тревоги. Пронзительные испуганные вопли, отрывистые приказы. Пиноррр не обращал на них внимания, идя по узким коридорам к носу корабля. Тела Джабиба и Гилта, должно быть, уже обнаружили. Он убыстрил шаг, поняв, что стоит ему сбавить ход, и огонь у него в крови утихнет — а нынешняя ночь не годилась для прохладных голов или мудрых советов. Гнойный нарыв, созревший на этом корабле, можно было вычистить только пламенем.
Внезапно, словно боги услышали его мысли, из открытого люка где-то у него за спиной повалил густой дым. Пиноррр закашлялся. Он почувствовал запах горящего дерева и снова услышал рев и вопли. Он замедлил шаг и обернулся. В дыму, среди неистовых воплей о помощи захлопнулся люк. Над головой простучали бегущие шаги — люди удирали с гребной палубы у него над головой.
Весь корабль встревожился.
Пиноррр почти чувствовал отчаяние команды. Что-то было не так, что-то более серьезное, чем даже убитые моряки.
Пиноррр взглянул на свой окровавленный меч и обвисшую косу в левой руке. Возможно, эта суматоха — новый трюк Ульстера? Что-то, затеянное чтобы отвлечь команду, пока помощники килевого избавляются от шамана?
Он крепче ухватился за меч; его рукоять удобно лежала в его руке.
По какой бы причине ни подняли тревогу, это его больше не касалось. Он больше не был шаманом «Драконьей Шпоры», и даже не был ее воином. Этой ночью Пиноррр был местью богов, которой придали облик человека и дали в руки сталь.
Он шел к каюте килевого, в которой, если Пиноррр правильно представлял себе Ульстера, укрылся перепуганный трус. Пиноррр крепче сжал меч. Ему хотелось увидеть выражение лица килевого, когда он узнает, что посланные им убийцы потерпели неудачу — хотя скорее всего это будет последним, что увидит Пиноррр. Потому что, справедливо ли Пиноррр убил Гилта и Джабиба или нет, он не думал, что его за это пощадят. Корабельному шаману запрещалось прикасаться к стали, а убийство влекло за собой смертный приговор.
И все же Пиноррр знал, в чем состоит его долг. В конце концов, духовная судьба корабля была в его руках. Он больше не мог позволить Ульстеру пачкать палубы.
Наконец Пиноррр дошел до своей цели. Перед широкой дверью, окованной железом, он секунду передохнул. Затем он поднял меч и постучал рукоятью по двери.
Изнутри раздался окрик:
— Я знаю о пожаре! Я иду!
Пиноррр моргнул от этого ответа. Какой пожар? Не успел он призадуматься над этой тайной, как дверь распахнулась. Перед ним стоял Ульстер, набросивший кожаную куртку. Полуодетый килевой замер, увидев, кто стоит в дверях.
Несколько мгновений ни один из мужчин не двигался.
Наконец Пиноррр швырнул косу Джабиба к ботинкам Ульстера. Это был жест воина, обращенный к предводителю — знак убийства во имя защиты корабля. Окровавленная коса шлепнулась о палубу, словно мокрый лист бурой водоросли.
— Я думаю, это принадлежит тебе, — холодно сказал Пиноррр.
Ульстер на миг взглянул на косу, но главным образом он смотрел на меч. Было ясно, что килевой был больше потрясен видом Пиноррра с мечом, чем судьбой своего первого помощника.
— Что ты сделал, Шаман? — спросил он с ужасом в голосе.
— То, что мне следовало сделать уже давно — вырезать нарывающую опухоль, пока болезнь не распространилась на весь флот.
Ульстер отшатнулся от меча Пиноррра. В спешке килевой забыл надеть оружейный пояс. Он висел на спинке кресла в каюте.
Пиноррр последовал за Ульстером, шаг в шаг, из его сердца рвались слова:
— Я любил твоего отца. Только память о нем так долго сдерживала мою руку. Но когда прибыл твой брат Каст, я наконец увидел, как же мало крови твоего отца течет в твоих жилах, Ульстер.
Килевой ответил не менее яростно и желчно:
— Не похож на своего отца? — резко засмеялся он. — И ты думаешь, что эти слова меня оскорбят! Старик был куда больше похож на меня, чем ты можешь представить себе, Шаман. Ты был рядом со мной, когда отец до крови выпорол меня после того, как я проиграл в спарринге на мечах сыну Зинбати? Ты был со мной, когда после его очередных побоев мне перевязывали сломанные ребра? А как насчет того случая, когда у меня на руках целую луну шелушились и трескались ожоги? — Ульстер указал на дверь. — За закрытыми дверями у людей, которые кажутся тебе знакомыми, иногда бывают совсем другие лица, Пиноррр. Истинное лицо моего отца, которое он прятал от всей команды, знал только я.
Пиноррр споткнулся, услышав эти слова.
— Как ты смеешь чернить память твоего отца!
— Ты всегда был слеп, Шаман. Может, ты и одарен мощными морскими чувствами, но сердце моего отца было закрыто от тебя. — Ульстер прищурился. — Или ты просто слишком боялся заглянуть поглубже? Ты подозревал, что прячется там, но боялся потерять такого опытного предводителя?
Пиноррр остановился. Как бы ни хотелось ему это отрицать, Пиноррр не мог не согласиться с тем, что старый Верховный Килевой воспитывал своего сына слишком жестоко. Но он не подозревал, что в душе Ульстера осталось столько гнева.
— Но твой брат…
— Каст? — Ульстер фыркнул. — Этот негодяй сбежал до того, как началось самое плохое, оставив меня наедине с гневом нашего отца. — Огонь, похоже, догорел в Ульстере, словно сгоревшая свеча. — Я никогда не смогу простить его за это.
Пиноррру пришлось приложить усилие, чтобы его собственный гнев не угас.
— Правду ты говоришь или нет, какое ты имеешь право мстить моей семье за жестокость твоего отца?
Ульстер смотрел Пиноррру прямо в глаза.
— Потому что ты мог остановить моего отца. Он бы послушал тебя, Пиноррр. — Голос Ульстера дрогнул, потом снова окреп. — Но ты смотрел только на знаки богов на горизонте, не обращая внимания на зло, которое творилось рядом с тобой. Так что не ищи во мне симпатии. — Ульстер повернулся и потянулся к своему оружейному поясу.
Ошарашенный его словами, Пиноррр мог только неподвижно смотреть, как килевой берет в руки оружие.
— Я больше не позволю тебе не обращать внимания на зло, которое творил мой отец. — Ульстер опять обернулся к Пиноррру. — То, что он создал, теперь стоит перед тобой. — С этими словами Ульстер сделал выпад.
Пиноррр еле успел поднять свой собственный меч. Сталь столкнулась со сталью. К счастью, Ульстер атаковал, руководствуясь скорее гневом, нежели умением. И все же Пиноррр отступил перед атакой. Килевой был моложе и сильнее. Только воинский инстинкт Пиноррра не дал Ульстеру вонзить клинок ему в живот.
Пиноррр отчаянно сражался. Яростный огонь, пылавший в его крови, угас до тлеющих углей. Как он мог позволить себе презирать то, что было создано при его попустительстве? Пиноррр отступил и поскользнулся на валявшейся на полу косе первого помощника. Он упал на пол, меч вылетел у него из рук.
Ульстер стоял над ним с поднятым мечом. Его глаза горели алым гневным пламенем, дыхание было рваным и неровным.
Пиноррр поднялся на колени, чтобы взглянуть в лицо своей смерти.
Килевой посмотрел ему в лицо.
— Тебе следовало бы прислушаться к моим крикам, Шаман.
Пиноррр кивнул один раз, кратко.
— Ты прав, Ульстер. Извини.
Гнев в лице молодого человека сменился смущением. Его рука, державшая меч, дрогнула.
Подняв лицо, Пиноррр тихо сказал:
— Но я также и не твой отец, Ульстер.
Килевой покачал головой, нахмурился и отступил на шаг.
— Я знаю, что ты не мой отец…
— Еще не слишком поздно попытаться исцелить нанесенные им раны. — В лице и позе Ульстера Пиноррр увидел боль. — Я могу помочь.
Ульстер расхохотался и, глядя на Пиноррра дикими глазами, снова взмахнул мечом.
— Ты думаешь, что ты можешь мне помочь? Если бы ты знал все, ты бы так же проклял меня, как мой отец во время одного из приступов гнева.
— Нет, — искренне возразил Пиноррр. Он пытался достучаться до души молодого человека — не для того, чтобы спасти свою жизнь, но чтобы исцелить то, что осталось от жизни Ульстера. — Ты позволишь мне попытаться?
Ульстер опустил меч — но только слегка — и прищурился.
— Ты знаешь, как умер твой сын? Отец Шишон?
Пиноррр отшатнулся от Ульстера. Килевой коснулся старой раны, которая так и не зажила.
— Он… он умер во время Куртийских стычек. От удара топором в лоб. — Пиноррру не хотелось снова бередить эти воспоминания. Черный голубь принес с дальнего берега весть о смерти его сына, когда мать Шишон пыталась разродиться. Когда мучающаяся женщина услышала эту весть, она завыла, и в ней что-то сломалось. Кровь хлынула ей на бедра. Вскоре после этого она умерла и чуть не унесла с собой свою дочь. — П-п-почему ты спрашиваешь, Ульстер?
Ульстер наклонился поближе.
— Этот топор держала моя рука.
Пиноррр вытаращил глаза.
— Нет!
Ульстер усмехнулся.
— Это было просто. Я об этом почти не думал. Во время драки на «Сломанном Клыке» я оказался наедине с твоим сыном. Он обернулся ко мне, на его залитом кровью лице была улыбка, в глазах ярко светился восторг битвы. Но эта усмешка — гордая, самоуверенная… Я не мог этого выдержать. Так что я ударил его топором в лицо. Но даже падая, негодяй не перестал улыбаться.
На лице Пиноррра, должно быть, ясно был написан ужас.
— Как… как ты мог?
Ульстер наклонился ближе.
— Теперь, когда ты знаешь правду, ты все еще хочешь исцелить меня, Шаман? — с презрением спросил он.
У Пиноррра вырвался рык боли. Он бросился на Ульстера, отбросив в сторону клинок, и швырнул его на пол. Ульстер ахнул, повалившись на доски. Его голова со звучным стуком ударилась о дерево. Ошарашенный, он выронил меч.
Пиноррр не ждал. Он подхватил упавший меч, обеими руками поднял клинок и вонзил в грудь Ульстера. Клинок прошел между ребрами и глубоко воткнулся в доски. Но Пиноррр налегал еще сильнее, хотя его руки тряслись от изнеможения. Он втыкал меч до тех пор, пока в грудь Ульстера не уперлась рукоять. Темная кровь выступила из раны. Пиноррр упал на килевого, словно измученный любовник.
— Как ты мог? — крикнул Пиноррр в ухо Ульстера. Слезы застилали ему глаза. — Он был похож на твоего собственного брата.
Ульстер подавился кровью, но все же собрал силы, чтобы ответить:
— Вот… вот почему я и убил его, Шаман. — Взгляд килевого потух. — Он действительно был похож на моего брата — счастливый и гордый. Я не мог вынести того, что этот свет сияет в глазах еще одного человека.
Пиноррр задрожал от печали и гнева. Рыдания сотрясли его старое тело. Он скатился с груди Ульстера.
Ульстер повернул голову на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с Пиноррром, и сказал окровавленными губами:
— Я не мог вынести вида того, что было украдено у меня. — Голос Ульстера затихал, но его глаза не отрывались от Пиноррра. — Тебе бы следовало судить моего отца так же сурово, как ты судил меня. Тебе бы следовало прислушаться к крикам маленького мальчика из-за закрытой двери.
Ульстер продолжал смотреть на Пиноррра. Пиноррру понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что Ульстер умер. Дрожащими пальцами он закрыл молодому человеку глаза.
— Ты прав.
Пиноррр медленно встал. Он уставился на мертвого. Его ноги онемели.
— Я буду оплакивать того мальчика, которым ты когда-то был, Ульстер, но все же я не могу оплакивать то, чем ты стал. Я не могу оплакивать эту смерть. — Пиноррр отвернулся, чувствуя себя пустым, как полая кость. Шатаясь, он вышел из комнаты.
Закрыв дверь в каюту килевого, Пиноррр повернулся и пошел обратно на палубу. Он объяснит все трупы мятежом. Его лжи поверят. Никто не будет слишком пристрастно допрашивать шамана. Никто не осмелится посмотреть слишком глубоко.
Слепота, как он понял этой ночью, часто возникает по воле самого слепца, не желающего что-то видеть. Идя по коридорам, он вытер руки о свою рубашку.
Распахнув люк, Пиноррр обнаружил, что палубы горят. Кормовая мачта пылала в штормовой ночи, как факел. Пиноррр увидел, как моряки с топорами срубили пылающую мачту и швырнули ее в море. Вода вокруг горящей мачты зашипела, огонь угас, и обгоревшее дерево почти сразу же затонуло.
Собравшиеся разразились радостными криками. Корабль спасли от неминуемой смерти, опасность удалили и выбросили в море.
Кто-то наконец заметил Пиноррра.
К нему подошла Мадер Гиль. Ее седые волосы почернели от пепла.
— Я думаю, шторм уже утихает. Но мы чуть не погибли, — сказала она с усталой усмешкой. — Чуть не потеряли корабль в огне. Но какое это было великолепное зрелище! Пламя прыгало и танцевало в струях дождя.
Пиноррр медленно кивнул.
— Да, зло часто носит красивую маску.
Сайвин стояла у реллинга «Сердца Дракона». Слева от нее Верховный Килевой советовался со своим сыном Хантом. Справа Билатус одной рукой вцепился в реллинг так, что костяшки пальцев побелели, а другой крепко прижимал мантию к горлу. Их тела хлестали ветер и дождь.
— Ветер несет запах дыма, — сказал Хант. Он по-прежнему держал одной рукой маленькую Шишон. Она держалась за его шею.
— Но по крайней мере они погасили пламя, — заметил Верховный Килевой и повернулся к еще одному моряку. — Прикажи рулевому развернуться. Мы должны посмотреть, что происходит на «Драконьей шпоре».
Моряк кивнул и побежал прочь по скользкой палубе. К счастью, шторм, похоже, затихал. Молнии мерцали вдалеке над горизонтом, рев грома стих, превратившись в бледное подобие недавнего грохота.
Повернувшись спиной к ветру, Сайвин увидела, что Рагнарк все еще неподвижно лежит на палубе, привязанный толстыми промасленными канатами к мачте и пиллерсам. При виде великолепного зверя, беспомощного и связанного, у нее заболело сердце.
Верховный Килевой, должно быть, заметил ее взгляд.
— Ты сказала, что кровь дракона может доказать факт сходства наших двух народов?
— Не просто сходства, — пробормотала Сайвин. — Мы — одно и то же. Мы — одно племя.
Билатус фыркнул:
— Невозможно. Посмотри на себя. Руки и ноги с перепонками между пальцами.
Сайвин посмотрела на троих мужчин.
— Я надеялась, что смогу убедить вас выполнить вашу древнюю клятву. Но Шаман Пиноррр мудр. Он знал, что вы мне не поверите, не увидев явного доказательства.
Хант сказал:
— На что ты все время намекаешь? Какое доказательство?
Сайвин закусила губу.
— Я лучше вам покажу.
Она подошла к дремлющему черному гиганту и вытащила из запястного чехла кинжал.
Погладив своего верного дракона по краю крыла, она передала ему — и человеку внутри — беззвучную просьбу о прощении. Преодолевая страх, Сайвин ударила зверя кинжалом в бок — и тут же ахнула от рези у себя в боку. Но она знала, что это — всего лишь фантомная боль, шепот чувств, разделенных с драконом.
К этому времени вокруг них собралась вся команда корабля, но держалась на почтительном расстоянии. Только Верховный Килевой осмелился подойти на шаг ближе.
— Ты ранена? — спросил он с истинной заботой, заметив выражение боли у нее на лице.
Сайвин покачала головой и вытащила свой кинжал из бока дракона. Клинок был покрыт драконьей кровью. Сайвин слегка вздрогнула и потерла свой бок. Жжение быстро проходило. Обернувшись, она обернулась к остальным и протянула вперед измазанный кровью нож.
— Стало быть, если твой дракон ранен, он истекает кровью, как и любой человек, — сказал Хант. — И как же это доказывает правоту твоих слов?
— Никак, — ответила она. — Само по себе.
Все озадаченно посмотрели на нее.
Сайвин почувствовала, что ее охватывает холод. Ей совершенно не хотелось делать то, о чем ее просил Пиноррр. Нож задрожал у нее в руке, кровь капала с его острия. Но она знала, что ей необходимо добиться успеха. От этого зависело слишком многое. Она подняла лицо к Ханту.
— Чтобы доказать мои слова, мне также нужна внучка Шамана Пиноррра.
Молодой первый помощник «Сердца Дракона» взглянул на своего отца. Верховный Килевой кивнул. Хант снял руки девочки со своей шеи, подошел к Сайвин и опустился на колени, держа девочку на руках.
— Зачем тебе этот ребенок? — спросил он.
— Шаман Пиноррр послал ее со мной к вам как доказательство своей поддержки. — Сайвин подняла кинжал и вонзила его в грудь девочки. — И как жертву.
Шишон закричала, ее крохотные ручки раскинулись и задергались.
Хант тотчас же отпрыгнул и оттащил за собой Шишон, освободив ее от кинжала. Не успела Сайвин двинуться, как у ее горла оказался меч. Она уронила кинжал; он со стуком упал на палубу. Теперь миссия Сайвин была закончена, и силы оставили ее. Сайвин упала на колени.
— У меня… у меня не было выбора.
Верховный Килевой по-прежнему держал меч у ее горла.
— Что за мерзость! — заорал он, наклоняясь над ней. — Ты пришла просить нас об услуге и думаешь, что убийство невинного ребенка покорит наши сердца?
Сайвин подняла залитое слезами лицо.
— Это была идея Шамана Пиноррра. — Сайвин смотрела, как Хант осторожно укрыл девочку, которая теперь неподвижно лежала на мокрой палубе. Билатус нервно присел около бледной девочки.
— Ты лжешь! — рявкнул Верховный Килевой. — Пиноррр никогда бы не приказал такого. В рассказах твой народ всегда жесток! Но я никогда не подозревал, что вы настолько порочны.
— Отец! — крикнул Хант. — Ребенок жив!
Сын Верховного Килевого стоял на коленях над девочкой. Он распахнул рубашку Шишон и лоскутом, оторванным от ее одежды, стер кровь с ее бледной грудки. — Раны нет!
Сайвин с облегчением всхлипнула.
— Это кровь дракона.
Билатус кивнул головой.
— Драконья кровь известна своими целительными свойствами. Но дрирендая запрещено использовать этот проклятый бальзам. Так говорит один из наших древнейших законов. Морские боги запрещают нам это.
Хант потер запястья ребенка. Шишон все еще неподвижно лежала на палубе.
— Но если кровь спасла ее от раны, почему она не приходит в себя? — спросил он с тревогой в голосе.
Все взгляды обратились к Сайвин.
Верховный Килевой опустил клинок, но гнев не ушел из его голоса. Прежде чем оборвать ее жизнь, он собирался получить ответы на все свои вопросы.
— Что ты сделала?
— Я вам уже сказала. Это был план Шамана Пиноррра. Он знал, что клинок, покрытый драконьей кровью, не убьет его дитя. Магия защитит ее от смертельной раны. Но я не понимаю… — Сайвин показала на неподвижную девочку. — Она должна была остаться невредимой. Я не знаю, почему Шишон не приходит в себя.
— А что должно было произойти? — спросил Верховный Килевой.
Не обращая внимания на его слова, Сайвин уставилась на бледную девочку.
— Пиноррр поверил древним мифам, которые хранят наши старейшины — историям о рождении нашего народа. Говорили, что первый мирая, наш прародитель, был из дрирендая и переродился, когда с его кровью смешалась кровь дракона. И до нынешнего дня нам по-прежнему необходима драконья магия, чтобы поддерживать наш нынешний облик. — Сайвин взмахнула своими перепончатыми пальцами. — мирая, изгнанные из моря, в конце концов теряют свои отличительные признаки и становятся обычными людьми.
— Я не понимаю, — сказал Хант. — Что ты предполагаешь?
Сайвин не успела ответить. Шишон вздохнула. Девочка зашевелилась на палубе, слабо замолотила ручками и открыла глаза. Хант помог ей сесть. Шишон посмотрела на собравшихся вокруг нее людей, затем на свою грудь. Она потерла то место, где ударил нож.
— Тут чешется, — сказала она.
Сайвин изумленно и облегченно выдохнула.
— Шишон! Благодарение Благой Матери.
Ладонь девочки поднялась к лицу.
— И здесь тоже чешется.
Шишон провела пальцами по левому глазу, щеке и губам. Она улыбнулась — полной улыбкой, а не кривой. Левая сторона ее лица, мертвая и обвисшая, вернулась к жизни, исцеленная кровью дракона. Шишон, должно быть, почувствовала изменение. Изумленно глядя вокруг, она схватилась руками за щеки.
Внезапный порыв ветра пронесся по палубе, и быстрее взмаха птичьего крыла в глазах Шишон поднялись прозрачные внутренние веки, закрывшие глаза девочки от жалящего дождя.
Сайвин ахнула. Только она находилась достаточно близко к девочке, чтобы заметить это.
— Что случилось? — спросил Верховный Килевой, заметив, как она вздрогнула.
Сайвин поднялась с колен и подобралась поближе к девочке. Она была слишком ошеломлена, чтобы надеяться, слишком потрясена, чтобы говорить.
При приближении Сайвин Хант схватился за меч, очевидно, боясь, что она собирается причинить девочке еще какое-то зло. Но Верховный Килевой знаком велел ему отложить оружие.
Подойдя к девочке, Сайвин осторожно подняла руку Шишон.
— Пиноррр был прав, — прошептала она.
— Прав в чем? — спросил Верховный Килевой.
Сайвин подняла ручку девочки и растопырила ее пальчики. От пальца к пальцу тянулись крохотные перепонки.
— Кровь дракона! Она превратила ее в мирая. — Сайвин повернулась к Верховному Килевому. — Вот доказательство нашего общего происхождения. Магия драконов по-прежнему может превратить дрирендая в мирая. Мы — один народ!
Толстый шаман произнес с благоговением:
— Неудивительно, что боги запрещают нам трогать драконью кровь.
Сайвин встала и указала на девочку, которая теперь, хихикая, играла с перепонками между пальцами ног.
— Можете ли вы теперь отказать нам? Можете ли вы отрицать, что мы — один народ?
Верховный Килевой взглянул на дракона, потом на девочку. Его глаза сияли.
— Это… это может быть каким-то трюком, — осторожно, неуверенно сказал он.
Сайвин моргнула. Что еще она могла сделать, чтобы убедить его?
Шторм уходил прочь, и облака разошлись. На небе сияла полная луна, после штормового мрака она казалось почти такой же яркой, как солнце. Все подняли глаза к небу, купаясь в лунном свете.
И вдруг Хант застонал.
Верховный Килевой и Сайвин обернулись к нему. Хант по-прежнему стоял на коленях рядом с Шишон. Девочка прикоснулась к щеке молодого человека. Изображение ныряющего морского ястреба, казалось, сияло у нее под пальцами. Хант опять застонал.
Шишон пробормотала Ханту знакомые слова — древнее магическое заклинание:
— Ты нужен мне.
Хант встал, подняв девочку на руки.
— Приказывай, — ответил он.
Билатус отступил на шаг.
— Это древнее заклинание. Связь между нашими народами!
Хант, как сомнамбула, пошел к реллингам.
Верховный Килевой попытался остановить его:
— Хант, что ты делаешь?
Голос молодого человека прозвучал глухо:
— Я должен вернуть Шишон ее папе. Мне приказано.
Сайвин коснулась руки Верховного Килевого.
— Не пытайтесь его остановить. Теперь он связан с Шишон и должен выполнить ее поручение. После того, как Шишон вернется к шаману, заклинание перестанет действовать, и ваш сын снова будет свободен. — Сайвин вспомнила, как сама обошлась с Кастом. — Но на будущее я бы посоветовала Ханту чем-нибудь закрывать свою татуировку, когда девочка находится рядом с ним. Иначе ему придется хорошенько побегать, выполняя все, что ей придет в голову ему поручить.
Верховный Килевой кивнул, колеблясь.
— Приготовьте шлюпку для Ханта.
Волнение на море утихало. На поверхности воды все еще ходили волны, но невысокие и лишенные штормовой ярости. Сайвин взглянула на правый борт и увидела, что «Сердце Дракона» уже подплыл к поврежденной огнем «Шпоре Дракона». Даже отсюда в ясном свете луны Сайвин разглядела знакомую фигуру Пиноррра в мантии.
Сайвин обернулась к Верховному Килевому.
— Теперь вы мне верите?
Он тяжело посмотрел на нее.
— Ты не оставила мне выбора.
Сайвин вздохнула с облегчением.
— Так вы пересмотрите свой отказ помочь мирая в грядущей битве?
Верховный Килевой молчал, глядя на корабли своего флота. Лунный свет превратил морскую поверхность в серебро.
— Мы — одно племя, — тихо сказал Верховный Килевой хриплым от изумления голосом. — Как я могу отказать моим братьям и сестрам? Дрирендая так не поступают.
Он обернулся к Сайвин, положил руку ей на плечо и твердо, торжественно произнес:
— Мы пойдем за тобой, Сайвин из мирая. Мы выполним нашу древнюю клятву.
Каст рванулся сквозь тьму обратно к свету. Увидев сияние солнца, он моргнул. Вкус воздуха, запах ветра — сколько же он спал? Как-то он понял, что прошло больше одной ночи.
Прямо у него над ухом раздался предупреждающий крик. Он почувствовал, что вокруг него суетятся какие-то люди.
Поморщившись от шума, Каст приподнялся на локте. Где он? Моргая от солнечного света, он обнаружил, что обнажен и завернут в мокрые канаты. Он стряхнул с себя скользкие веревки. У него над головой паруса надувались на свежем ветру. От запаха соли у него в голове прояснилось.
Касту понадобилось мгновение, чтобы вспомнить отчаянный полет через шторм и его попытки управлять драконом. Он сел. Последнее, что он помнил — падение с небес и треск палубы «Сердца Дракона». Но где Сайвин?
Словно в ответ на страхи его сердца, совсем близко распахнулась дверь, и оттуда вышла Сайвин. Она поднесла руку к горлу и уставилась на него. Ее лицо было покрыто глубокими морщинами тревоги и усталости. Ветерок подхватил ее волосы и раздул их зеленым парусом у нее над головой. Каст обнаружил, что задыхается от облегчения. К глазам подступили слезы. Она невредима.
Вскрикнув, Сайвин бросилась к нему.
— Благодарение Матери, ты в порядке. — Не обращая внимания на его наготу, она упала к нему в объятия.
— Ч-что случилось?
Из открытой двери появились еще два человека. Один из них, одетый в мантию, был Шаман Пиноррр, но рядом с ним хромал еще один знакомый седоволосый старик.
— Господин Эдилл? — изумленно ахнул Каст.
— Я не уверен, что ходить по этим твердым поверхностям — естественное занятие, — пробормотал старейшина, с трудом дохромав до них. Но он весело улыбался.
Пиноррр осмотрел Каста, наклонив голову сначала в одну сторону, потом в другую.
— Похоже, вы правы. Кровь другого дракона окончательно исцелила Рагнарка и дала возможность оборвать застрявшее заклятье.
Господин Эдилл кивнул.
— Но я не думал, что на это потребуется столько времени.
— Другого дракона? — Лоб Каста озадаченно сморщился. — Я не понимаю.
Сайвин встала, но одну руку она держала у него на плече, словно боясь, что он исчезнет, как дракон.
— Вы с драконом были ранены. Вы оба были потеряны для нас. Но для лечения Рагнарка мы использовали каплю крови Конча, дракона моей матери. Раны Рагнарка исцелились, но мы все равно никак не могли освободить тебя. — Голос Сайвин дрогнул. — Я думала, что потеряла тебя навсегда. — Она опять упала в его объятия, но перед этим как следует ударила его по плечу. — Больше так не делай!
Каст крепко прижал ее к себе.
— Видят боги, я не намерен когда-либо еще раз покидать тебя. Но все-таки где мы?
С помощью Сайвин он поднялся на ноги. Кто-то набросил ему на плечи грубое одеяло, но Каст бездумно завернулся в него, почти не обратив на это внимания. Он был слишком ошарашен открывшимся ему зрелищем.
Небеса вокруг корабля цвели десятками белых парусов, протянувшихся от горизонта до горизонта. Это был весь флот дрирендая! Но истинным чудом было то, что корабли в море были не одни. Среди них, словно драгоценные камни, рассыпанные на синей поверхности моря, скользили драконы. На расстоянии из воды поднимались, словно живые острова, горбатые спины гигантских левиафанов.
— Мы всего в двух днях от Дольдрумса, — мягко сказала Сайвин. — Как раз успеем на встречу с ведьмой.
— Ты это сделала, — тихо сказал Каст, не отводя глаз от панорамы, расстилавшейся перед ним. — Ты объединила два наших народа. Всех дрирендая. Всех мирая.
Сайвин подошла к нему вплотную, обернула одеяло вокруг них обоих и крепко прижалась к нему, делясь с ним своим теплом.
— Да, но гораздо большее облегчение я испытываю от того, что опять соединила вместе вот этого дрирендая и вот эту мирая.
Каст усмехнулся и посмотрел ей в глаза. В их глазах пылала страсть, и улыбки у них на губах растаяли. Он наклонился к ней. Его губы коснулись ее губ.
— Ты нужна мне, — прошептал он и крепко поцеловал ее.