Воздушная зачистка

Пролог Афганистан; Джелалабад-Кабул Август 1986 г

Жара. Осточертевшее пекло. В августе сносная температура бывает лишь в высокогорных районах Афганистана: днем 10–12, а ночью чуть выше ноля. На равнине же, если живешь не в бунгало с мощным (а главное — исправным!) кондиционером, спасаться от сорокаградусного зноя негде.

По рулежке военного аэродрома, что располагался на окраине Джелалабада, сквозь струящиеся вверх жгуты раскаленного воздуха неспешной походкой передвигается группа офицеров в повседневной форме. Вроде, обычная офицерская форма: брюки, кители, фуражки… Но кители в такую жару здесь не носят! Да здесь вообще не носят этой формы — только лётные или технические комбинезоны. Потому и кажется эта одежка непривычной, странной. К тому же среди офицеров выделялись две женщины: одна молодая и стройненькая, в легком ситцевом платьице; вторая — полная, разодетая в дорогой брючный костюм из дефицитной ткани.

По бетону шли медленно. То ли от выпитой в столовой водки, то ли оттого что тащили тяжелые сумки с чемоданами. То ли опять же от палящего и изматывающего душу зноя. Путь держали к паре готовящихся к вылету вертолетов; в тени одного из них прохаживался молодой командир звена, которому полчаса назад поставили задачу перевести десятерых пассажиров из Джелалабада в Кабул.

— Сменщики, — пояснил командир полка. — Едут домой — в Союз. Так что постарайся, — доставь без приключений. Они свое отслужили, отвоевали и должны вернуться домой живыми, здоровыми…

— Понял, товарищ полковник, — кивнул капитан и направился на стоянку.

Убывающие на родину подошли к бортам, поздоровались с пилотами и техниками.

— Привет, счастливчики! — улыбаясь, пожимал ладони незнакомым людям командир звена.

Здесь в Афгане все прибывшие из Союза приходились друг другу земляками, — представляться или знакомиться не требовалось. А уж если вдруг случалось встретить человека из своих краёв, так и вовсе обнимались как близкие родственники.

— Так, братцы, вещи грузим в первую «восьмерку», — инструктировал капитан, — сами размещаемся во второй…

Толстую и разодетую, что работала при штабе, звали Веркой. Необъятный зад ее распластался сразу на двух откидных стульчиках. Поерзав по сиденьям, она расстегнула пуговки дорогого пиджачка. Костюмчик, конечно, красив — слов нет. Да вот беда, воздуха проклятая синтетика не пропускает! В такую жарищу недолго насквозь пропитаться собственным потом. Две минуты и готово… Верка распахнула расстегнутые полы, достала из маленькой сумочки флакончик импортных духов, незаметно пшикнула под мышками. И, с нарочитым равнодушием отключившись от окружавшей возни, принялась читать любовный роман…

Неля — молоденькая связистка, поставив под ноги тощую сумку с нехитрым багажом, скромно устроилась ближе к хвостовой балке. Развернувшись к круглому иллюминатору, с неподдельным интересом глазела по сторонам. По всему было видно, что ранее летать на вертолетах ей не доводилось.

Мужики по-свойски развалились на сваленных на полу парашютах — часок здорового сна никогда не помешает.

Экипажи заняли рабочие места. Загудели движки, лопасти медленно поползли по кругу…

Через пару минут две «вертушки» оторвались от раскаленного бетона и принялись привычно набирать над аэродромом безопасные три с половиной тысячи метров. Заняв «двухсотый» эшелон, командир запросил отход от точки; а, получив «добро», взял курс 280 градусов и повел группу на запад…

Тем далеким летом 1986 года советские летчики о «Стингерах» («Stinger»; в прямом переводе — «жалящий», — примечание авторов) почти ничего не знали. Ходили разные слухи: дескать, взамен устаревшему «Ред Ай» и малоэффективным ЗГУ (зенитным горным установкам, — примечание авторов) на вооружение душманов уже поступает какая-то новейшая американская разработка, но… более точных сведений никто не имел. Приходилось только гадать о характеристиках этого переносного комплекса.

А пока, исходя из загрузки вертолета, количества топлива в баках, температуры наружного воздуха и мощности движков, экипажи «вертушек» забирались над аэродромом на максимальную высоту — 3500–5000 метров и чувствовали себя в относительной безопасности. Даже днем…

Дверца пилотской кабины распахнулась; в проеме появилось довольное лицо бортового техника.

— Почти приехали! — доложил он пассажирам, — сейчас начнем снижение.

Народ оживленно завозился, загалдел.

Штабистка Верка отложила книгу, выдернула из кармашка носовой платок и вытерла шею — в кабине вертолета, невзирая на большую высоту, все одно было жарко. Не спасал и ветерок, врывавшийся в открытые округлые иллюминаторы. Полная женщина аккуратно сложила платочек и глянула вниз… При скорости в сто шестьдесят километров в час казалось, будто вертолет не летит, а висит на одном месте. Лишь хорошенько присмотревшись к зеленой массе, заполнявшей извилистую пойму реки Кабул, или к желто-коричневым холмам, проплывавшим в жарком мареве под брюхом «восьмерки», можно было заметить слабое движение. Вздохнув, она сызнова раскрыла роман — до посадки еще оставалось время…

Вынырнувшее из предгорий узкое тело небольшой ракеты никто не видел: ни экипажи «вертушек», ни их пассажиры. Выпустив заряд из ПЗРК, бородатый стрелок в чалме отбросил пустой контейнер и уставился на секундную стрелку наручных часов. Расчетное время полета ракеты до цели — четыре-пять секунд.

На пятой секунде второй вертолет основательно тряхнуло. Он просел; издал оглушительный выхлоп, после чего в небе осталось черное облако, а в салоне резко пахнуло гарью.

Обе пассажирки разом взвизгнули, ухватились за сидевших рядом мужчин; книжка закувыркалась по полу.

Речевой информатор ровным женским голосом вещал в наушниках экипажа:

— Борт «1631», пожар в правом двигателе! Борт «1631», пожар в отсеке главного редуктора! Борт «1631», отказ основной гидросистемы!..

Командир отдавал четкие команды:

— Надеть парашюты! Бортач, сорвать блистеры! Пассажирам и экипажу за борт!..

Правый летчик — тщедушный паренек невысокого роста, пытался покинуть горящую машину через проем своего аварийно сброшенного блистера, но впопыхах зацепился ремнем автомата за какой-то торчащий кронштейн. И, разорвав невероятным усилием прочнейший материал, рассчитанный на чудовищную нагрузку, первым ушел к земле.

Каким-то чудом среди летевшей в Союз группы затесался майор-вертолетчик. Однажды ему довелось гореть на своей «вертушке». Гореть капитально. Но выжил. И сумел посадить пылающий борт. В память о той истории на левой щеке осталось темное пятно ожога.

Не растерявшись, летун схватил один из валявшихся на полу парашютов, накинул его лямки на орущую худенькую девушку, застегнул замок и вышиб пинком из вертолета. Бедняжка толком и не успела опомниться.

В то же время другие офицеры лихорадочно обряжались в спасительную амуницию и в спешке покидали горящую машину…

Майор обернулся к толстухе:

— Чего расселась?! Бегом сюда!!

Не тут-то было.

— Не нада-а-а! Мамочка-а-а!.. — голосила та, ухватившись за складное кресло.

— Иди, сказал! — схватил он ее за руку.

Но та и не думала подчиняться: в глазах застыл ужас, по бледному лицу катились слезы. Вцепившись зубами в запястье летчика, она вдруг заорала дурным голосом:

— Не тро-огай меня, сука! Оставьте меня зде-есь!

Все стремительнее теряя высоту, вертолет горел, дымил и заваливался на бок. Из пилотской кабины кричал командир:

— Прыгай, майор! Какого хрена тянешь?! Еле держу машину!..

А тот все еще не оставлял попыток силой напялить ранец на обезумевшую от страха женщину. Верка визжала, брызгала кровавой слюной, извивалась и не позволяла надеть на себя лямки.

— Будешь прыгать? — в последний раз спросил вертолетчик.

Она отчаянно замотала головой, побелевшие пальцы намертво «приросли» к металлическому каркасу кресла…

Крен достиг почти девяноста градусов — внизу зловеще мелькали молотившие лопасти. У оставшихся на борту имелось не более трех секунд на спасение. Еще немного, и последний шанс превратиться в пустой пшик.

Понимая, что с одуревшей бабой не справиться, командир загнал триммер ручки управления в крайнее положение, выбрался из пилотской кабины и, схватив в охапку бортача с майором, вывалился за борт. Все трое пролетели в каких-то сантиметрах от рассекающих воздух лопастей…

Двое из пассажиров этого несчастливого рейса разбились сразу: у первого не сработало автоматическое раскрытие парашюта, а кольцо, вероятно от волнения, он отыскать не сумел; второй в спешке неправильно надел ранец.

И все же над горами близ Кабула зависли десять ослепительно-белых куполов. А через несколько мгновений внизу взорвался упавший Ми-8…

Услышав выдаваемые в эфир фразы речевого информатора, командир звена поспешил доложить об аварийной ситуации на аэродром Кабула. А потом носился вокруг плавно опускавшихся парашютистов и что есть мочи лупил по «духам», дабы спасти хоть кого-то из своих товарищей. Ведь душманы не сидели сложа руки, а прицельно расстреливали с земли уцелевших русских.

Четыре вертолета поисково-спасательной группы примчались к месту приземления через одиннадцать минут после получения сигнала «бедствие». Отогнав обнаглевших «духов», они собрали всех: и выживших, и тех, кому не повезло.

Взлетев, взяли курс на Кабул. В грузовой кабине одной из «восьмерок» на окровавленном парашютном шелке лежали тела восьмерых погибших. Рядом стояла парашютная сумка с останками штабистки Верки: часть прокопченной грудной клетки, изуродованная голень со стопой, кусок руки в почти непострадавшем рукаве новенького костюмчика из дефицитной синтетической ткани.

Майор-вертолетчик, вероятно, родился в рубашке. Судьба опять ему улыбнулась. Вначале не раскрылся парашют. Не помогли ни прибор автоматического раскрытия, ни вытяжное кольцо. Он летел спиной вниз. До этого приходилось не раз прыгать с высот вдвое меньших, потому «задницей чувствовал» оставшийся у него запас. И догадывался: клапан парашютного ранца не открывается из-за застрявшей в металлическом конусе шпильке. Другой причины быть не может.

Неторопливо, словно до земли еще было не меньше километра, нащупал проклятый клапан, нырнул под него ладонью.

Вот он, сука! Конец оборванного тросика. Потянув за него, ощутил сильный рывок.

Все. Лямки наспех пристегнутой подвесной системы больно врезались в тело, но главное — исправный купол белеет над башкой. Можно отдышаться.

Оглядевшись, заметил других пассажиров, успевших покинуть сбитую «восьмерку». И вдруг рядом, меж расходящихся веером строп, пропела пуля, а снизу донеслись частые хлопки. «Духи» палили по парашютистам из автоматов и винтовок.

Личное оружие перед возвращением в Союз майору пришлось сдать — отвечать душманам, пока болтался под куполом, было нечем. Оставалось одно: раскачиваться на стропах, словно на детских качелях, чтоб максимально усложнить противнику задачу и не дать себя подстрелить как глухаря на ели. Так и раскачивался, пока не долбанулся о матушку-землю…

А сейчас сидел между командиром сбитой «восьмерки» и бортачем, бережно принимал фляжку с обжигающим глотку алкоголем, нервно глотал разок-другой и передавал товарищам по счастливому спасению. Поначалу, спускаясь на парашютах, командир с борттехником посчитали майора покойником — тот просвистел к земле точно мешок со свеклой. Потом, углядев раскрывшийся у самого склона купол, аж разразились матом от радости…

Теперь сидели чуть не в обнимку и молча глушили спирт. За такой счастливый исход просто грех не напиться.

Майор при этом размышлял о жизни и смерти; о новейшем «Стингере», с которым, вероятно, только что довелось «познакомиться». А также о том, что, пожалуй, стоит запомнить сегодняшнее число. Запомнить и до конца отпущенного Богом срока отмечать как второе рождение…

Глава первая СССР. Белоруссия Витебская область, Полоцкий район, поселок Боровуха Май 1986 г

Я — Шипачев Константин — самый молодой командир звена Ми-24 276-го Отдельного боевого вертолетного полка. Мне всего двадцать пять. Ровно четыре года назад окончил Сызранское высшее военное авиационное училище и сразу попал по распределению в этот полк, расквартированный в Витебской области. Успел налетать семьсот пятьдесят часов; стал военным летчиком второго класса. Живу в офицерской общаге по соседству с такими же молодыми и беззаботными холостяками, в числе которых и девять моих однокашников. Но тесные дружеские отношения установились только с двумя: с Сашкой Малышевым и Генкой Сечко. Их неплохо знал еще в училище…

Нашей эскадрильей командует Сергей Васильевич Прохоров — простой владимирский мужик, окончивший ДОСААФ и не имеющий высшего образования. Толковый и смелый летчик, добрейший души человек, отличающийся прозорливостью ума и безграничной порядочностью. В полетах частенько напевает песни и любит беззлобно подшутить над молодыми коллегами.

Поселок Боровуха расположен на севере Белоруссии, рядом с небольшим городком Новополоцк. В десяти километрах южнее раскинулся старинный Полоцк с вознесшимися к небу куполами Софийского собора и Спасо-Ефросиньевского женского монастыря. Тихий, зеленый и чистенький городок с узкими улочками и чрезвычайно приветливыми жителями. Впервые попав сюда и прогуливаясь по набережной Западной Двины, я ощутил странное, не посещавшее ранее чувство умиротворения и бесконечного спокойствия.

Кажется, меня тогда по-настоящему обрадовала та неожиданно пришедшая мысль, что здесь предстоит прослужить как минимум несколько лет…

Мое звено, как впрочем, и все другие, состоит из двух пар. Первую пару возглавляю я, вторую — старший летчик звена. Отработка взаимодействия пары в воздухе, конечно же, начинается на земле.

Помахивая планшетом в такт медленным шагам, я объясняю Андрею Грязнову особенности предстоящего полетного задания. Командир ведомого экипажа внимательно слушает, изредка задает вопросы; иногда посмеивается, когда я вхожу в раж и забываю, что рядом идет почти такой же опытный летчик. Мы давно летаем с ним в одной паре. Неплохо изучили характеры и привычки друг друга. В общем, нам довольно комфортно служится в одном звене…

— Костя! — слышится сзади знакомый голос. — Костя, подожди!..

Оборачиваюсь. Ну, конечно — по асфальтовой дорожке нагоняют два закадычных друга: Сашка и Генка. Первый прибыл в полк одновременно со мной; второй опоздал на несколько недель — Геннадию пришлось остаться в Сызранском училище для переучивания на Ми-24.

Время обеда. Догнав, мои друзья увлекают нас с Андреем в сторону летной столовой и заговорщицки шепчут:

— Парни, у нас для вас потрясающая новость.

Сейчас начнутся «тайны мадридского двора», поэтому реагирую коротко:

— Выкладывайте. Или не мешайте — у нас завтра маршрут на предельно-малой.

— Говорят, из штаба округа пришел приказ.

— Приказ?..

— Точно — приказ, — уверенно кивает Малышев. — Об убытии одной из эскадрилий нашего полка в Афган.

Грязнов помалкивает и задумчиво переваривает новость. Я недоверчиво интересуюсь:

— Откуда знаешь, чертила?

— Да рядом стоял, когда ваш Прохоров из штаба эскадрильи разговаривал по телефону с командиром полка.

Малышев служит в соседней эскадрилье, и уже успел побывать в Афганистане. А Прохоров командует нашей, в которой летаю я и мои товарищи: Генка Сечко и Андрей Грязнов. Теперь надежда попасть на войну затеплилась и у нас…

На построении в начале следующего дня Сергей Васильевич Прохоров и в самом деле зачитывает личному составу приказ командования о скорой отправке эскадрильи в Афганистан. А точнее, произносит несколько знакомых «ритуальных» фраз. «Для выполнения интернационального долга…» «Нам выпала честь…» «Поддержать народ соседней республики Афганистан…»

И закипела, забурлила подготовка.

До последнего момента уточняются списки командировочных: кто-то не подходит по здоровью, кому-то не позволяют оставить семью обстоятельства. Остальные, руководствуясь советами бывалых «афганцев», бегают по магазинам в поисках самого необходимого для бытового обустройства в месте будущей длительной командировки, точных координат которого пока толком никто не знал.

Вскоре к техническим домикам на стоянку привезли две стиральных машины, два телевизора, множество коробок со стиральным порошком, мылом… Увы, но приходилось все это тащить с собой. Через границу разрешалось провозить не более двадцати рублей, а на чеки можно было рассчитывать только через два-три месяца.

— Как думаешь, Костя, куда нас перебрасывают? В Кабул, в Баграм или в Кандагар? — вышагивая рядом, возбужденно интересуется Андрей Грязнов.

Командир ведомого экипажа был отличным скромным парнем, эрудированным и толковым летчиком. Видимо оттого, что наши характеры схожи, он стал одним из лучших моих друзей по службе в Союзе и в Афгане. Окончил Сызранское училище на год позже меня. Правда, холостяком продержался недолго — буквально через год после приезда в Белоруссию, женился на красивой и мудрой девушке Оксане. Молодая жена не стала в одночасье менять привычки мужа и отлучать его от компании друзей. И какое-то время мы с удовольствием ходили вместе на танцы, по ресторанам и другим злачным местам.

— Кто ж знает, — не отрываю взгляда от стоявшего в конце полосы красавца Ил-76, - можем и в Шинданд загреметь. Или в Джелалабад…

— В Кабуле-то хорошо — как-никак столица. В Шинданде и Кандагаре тоже неплохо — там, поговаривают, жилье недалеко от полосы и стоянок, — рассуждает идущий по другую сторону Геннадий Сечко, — зато в Баграме самый большой аэродром!

— Это не главное, мужики, — заслышав наш разговор, вмешивается командир эскадрильи Прохоров. — Это кажется важным только здесь — в Союзе.

Мы умолкаем и вопросительно смотрим на человека, успевшего повоевать в Афганистане.

И только Андрюха торопится с вопросом:

— А что же главное?

— Ровно через неделю командировки начинаешь думать только об одном, — вздыхает Сергей Васильевич и смотрит на яркое, но отнюдь не испепеляющее зноем солнце.

— О чем, товарищ майор?

— Как бы не подохнуть от жары, — с усмешкой отвечает тот.

— Там везде такие тяжелые условия?

— В том-то и дело, что не везде. Джелалабад, например, расположен в местности с субтропическим климатом, к тому же рядом течет небольшая речушка — два-три метра шириной. Речушка или канал — толком не определишь. Их называют «бучило». Вот они и приносят облегчение. А, скажем, в Кандагаре даже водоемы не спасают — пекло круглый год. Но жара с пыльными бурями — тоже не самое главное в Афганистане…

Мы растерянно переглядываемся. К чему же было такое вступление?

— Ждать, парни, — угадывая наши замешательство, замечает Прохоров. — Очень тяжело ждать.

— Чего ждать? — почти шепотом спрашивает Андрей.

— Как чего? Все мы люди и обычные слабости нам не чужды. Приходиться ждать, когда истечет срок командировки. Ждать возвращения на родину. Ждать встречи с семьей, с близкими, с родителями, с друзьями…

Мы молчим, не очень-то веруя в то, что через несколько месяцев нам наскучит война, и мы будем считать недели и дни до возвращения.

Группа подходит к транспортному самолету.

С минуты на минуту должна прозвучать команда на погрузку. А пока бросаем на траву шмотки; кто-то отходит на положенное расстояние и шуршит сигаретами… Старшие товарищи выглядят поспокойнее, остальные оживленно обсуждают предстоящий перелет и скорое знакомство с загадочной азиатской страной, увязшей в хаосе затяжной гражданской войны…

Однако к огромному изумлению рвавшейся в бой молодежи, стоявший на рулежке Ил-76 готовился вылететь отнюдь не в Афган. Ровно через полтора часа колеса его шасси коснутся бетонки взлетно-посадочной полосы Кагана. В этом местечке близ красавицы Бухары нам придется прожить целых две недели.

Ездить на экскурсии и любоваться средневековой архитектурой будет некогда: под руководством опытных инструкторов Армейской авиации мы приступим к освоению полетов над горно-пустынной местностью. Две недели каждодневных, изнурительных тренировок: полеты на практический потолок, посадки на высокогорные площадки, бомбометание и стрельба из всех видов бортового оружия с различных высот и маневров…

Глава вторая Пакистан, учебный лагерь в городке Чаман Июль 1986 г

Эдди Маккартур — тридцатилетний капитан, секретный специалист из отдела западной Азии ЦРУ, летел в Пакистан в самом дурном расположении духа.

Чему было радоваться? Найдется ли хоть один идиот, который с беззаботной улыбкой покинет прохладные, уютные апартаменты, расположенные на окраине одного из американских мегаполисов и с удовольствием отправится в изнуряющее пекло пустыни, затерявшейся где-то между Китаем и Африкой?

Вряд ли.

Вот и Эдди уезжал из родной Америки неохотно, точно навсегда предстояло осесть неизвестно где. Вот и «наслаждался» красотами здешних краев, где до сего момента, слава богу, бывать не доводилось. Дикий народ, живущий по таким же диким законам; обжигающий ветер, забивающий пылью все щели и дыры в организме; жуткая пища, непонятная вон, мутная теплая вода…

Все это сильно напоминало кампанию во Вьетнаме, бесславный конец которой в далеком 1975-м успел захватить юный лейтенант Маккартур. В тот год началась его карьера в разведке, хотя начальство и шагу не давало ступить самостоятельно.

Да, тогда американцы здорово просчитались! Как заметил какой-то высокопоставленный чиновник из НАТО: «В таких делишках всегда главенствует принцип «10-10-10-10». Десять секунд на принятие политического решения; десять минут на приземление; десять часов на развертывание войск; и десять лет на то, чтобы уйти». Кажется, в аналогичное дерьмо теперь вляпались и русские. Здесь в Афганистане…

Во Вьетнамской войне американские ВВС только по официальным данным потеряли около трех тысяч самолетов и вертолетов. А по неофициальным — от семи до девяти тысяч! Приблизительно трети лишились в авариях и катастрофах. Куда ж без аварий — подобные напасти сыплются на авиацию и в мирное время! Зато остальные (и это точно доказано специалистами!) были сбиты советским оружием.

Ужасное время. Время отвратительных, громких и позорных провалов. Да что там говорить! Трудно, очень трудно победить противника, который за минуту превращается из крестьянина в солдата и наоборот.

В общем, вспоминать о своем пребывании в Южном Вьетнаме, об эвакуации из Сайгона, больше походившей на поспешное бегство, Маккартур не любил. Куда больше ему нравилось думать о времени настоящем. Ведь теперь Штаты готовы сполна отдать давний должок Советскому Союзу. Собственно, ради этой цели Эдди и пожаловал в Азию. Более четырех лет с момента принятия на вооружение армией США новейшего ПЗРК «Стингер» существовал строжайший запрет ЦРУ на передачу его в руки полуграмотным и продажным афганским моджахедам. А недавно всесильная американская разведка смилостивилась и перестала вставлять палки в колеса (чего уж — за четыре года новым оружием оснастили многих союзников!). Ну а убедить Рональда Рейгана в необходимости подпортить Советам настроение в Афганистане, стало минутным делом.

В беспосадочный перелет из Вашингтона в Исламабад Маккартур отправился в составе немногочисленной делегации, которую возглавлял сам Уильям Кейси — всесильный шеф разведки, одиннадцатый директор ЦРУ. «Путешественник» — как многие называли его за нелюбовь к кабинетной возне и столичной жизни.

Шеф ЦРУ — высокий, сухощавый мужчина, с пронзительным взором и крупными чертами лица, предпочитал руководить событиями на местах. Для этой цели у него всегда стоял наготове собственный самолет — С-141 «Старлифтер», снабженный средствами прямой связи с Рейганом, Вашингтоном и многими резидентурами разведки, разбросанными по всему миру. Подстать Кейси были и его заместители — человек десять или двенадцать высокопоставленных пройдох. Каждый отвечал за свой сегмент в разведке.

Вот в такой компании и летел тридцатилетний капитан Маккартур. Впрочем, держался он поодаль от высокого начальства, ибо попал на борт самолета почти случайно. Его непосредственный шеф — начальник отдела западной Азии договорился с секретарем Кейси в самый последний момент. И, вникнув в суть проблемы, тот согласился включить в список пассажиров молодого сотрудника и его ценный груз.

С-141 следовал из Вашингтона без промежуточных посадок. Для обеспечения срочного перелета над Западной Европой его встретил первый самолет-заправщик КС-10, над Ближним Востоком — второй. Экипаж «Старлифтера» и все его пассажиры были одеты в обычные гражданские костюмы; фюзеляж украшали стандартные американские эмблемы, не позволявшие с большей точностью идентифицировать воздушное судно. Салон лайнера тоже заметно отличался от других аналогов: в носовой части размещался комфортабельный VIP-салон с мягкой мебелью, кроватями и ванными комнатами; в корме имелся самый современный коммуникативный центр, дающий возможность вести переговоры с кем угодно, не опасаясь прослушивания. Самолет был оборудован новейшей электронной защитой, постановщиком активных помех и несколькими радиолокационными устройствами.

Строжайшая секретность сопровождала рейс на каждом этапе: от подготовки к вылету до посадки на аэродроме Чаклала и выезда пассажиров с территории военной базы на окраине Исламабада.

Кейси и его приближенных в специальном терминале встретил генерал Ахтар с местным персоналом ЦРУ. Видимо, этой команде предстояло провести переговоры в зале заседаний штаб-квартиры ISI в Исламабаде. О цели переговоров Маккартур, конечно же, не знал. Хотя, будучи наслышан о неукротимой враждебности директора ЦРУ по отношению к СССР, догадывался, о чем пойдет речь…

Едва боссы уселись в машины с тонированными стеклами, Эдди быстро спустился по трапу. Коротко переговорив с ожидавшим его коллегой, кивнул своим помощникам на стоявший поблизости вертолет.

И понятливые, крепкие парни принялись перегружать из самолета в «вертушку» ящики без маркировки…

Подлетая к Исламабаду на «Старлифтере», Эдди пялился в иллюминатор и недоумевал. Сверху город казался огромным. С хорошими дорогами, современными отелями, пальмовыми рощами, с маркетами и стадионами… Подумалось: «А здесь ничего! Не самый худший вариант!.. Зря меня пугали сослуживцы. Далеко не Сан-Франциско, но жить тут, пожалуй, можно».

Однако уже через полчаса, когда небольшой вертолет взлетел с аэродрома Чаклала и взял курс к западным провинциям Пакистана, капитан печально взирал на проплывавшие внизу безжизненные пейзажи и сокрушался: «Да уж… есть у нас в Штатах дерьмовое местечко; пустыня Невада. Бывал я там пару раз… А здесь, похожее, вся страна — сплошная Невада…»

Спустя полтора часа вертолет приземлился на северо-западной окраине городка Кветта. Непосредственно до базы учебного лагеря вертолеты доставить пассажиров не могли — слишком высокие скалы окружали военный городок. Посему четверым одетым в неброскую штатскую одежду крепким парням — сержантам американской армии — пришлось перегружать под тент грузового «Доджа» несколько длинных деревянных ящиков, выкрашенных в защитный серо-зеленый цвет. Маккартур занял место рядом с водителем в кабине, подчиненные уселись в кузове. И потрепанный грузовичок в сопровождении машины с сотрудниками пакистанских спецслужб заколыхался на неровностях отвратительной дороги…

И опять капитан лениво потирал крепкий подбородок, «любуясь» местными достопримечательностями: то ухмылялся странным нарядам местных мужчин — широким белым штанам и тонким белоснежным рубашкам до колен, то переводил унылый взгляд на однообразную равнину грязно-песчаного цвета. То, вытирая платком мокрую шею, морщился от невыносимой жары: «Черт… ведь пока только июль! А впереди еще август… Да и осенью здесь, говорят, такое же пекло!..»

За двадцать пять минут последнего этапа путешествия за окнами дважды мелькали зеленые пятна скупой растительности, и столько же раз дорога кружила вокруг невысоких сопок, на глазах вдруг перераставших в скалистые горы. Однажды то, что называлось дорогой, едва не оборвалось ущельем — грузовик плавно подвернул и прополз в опасной близости от бездны. На том разнообразие пакистанских пейзажей заканчивалось.

В ютившийся в глубоком ущелье лагерь приехали к шести вечера, когда Эдди уже готов был взвыть от испепеляющего зноя и проклятой пыли.

Собственно, лагерем или базой для военной подготовки моджахедов это местечко называлось с большой натяжкой. Обычный горный аул, коих по дороге встречалось множество, с той лишь разницей, что на окраине размещалось современное сооружение — склад оружия и боеприпасов. К складу прилепился приземистый зиндан — тюрьма для военнопленных, огороженная жиденькими столбами с натянутой колючей проволокой. И повсюду огромное количество бородатых вооруженных людей в полевой форме натовского образца. Вся эта смуглая рать неспешно перемещалась по кривым переулкам меж глинобитных строений. Правда, среди однородной массы нечесаных дикарей частенько мелькали и чистенькие белокожие европейцы. Или американцы… Это слегка воодушевляло.

— Слава Всевышнему! — шептал капитан. — Не один я такой «счастливчик»!..

В Штатах шеф отдела посмеивался и успокаивал: «Не отчаивайся, парень! Во-первых, твоя командировка не затянется. А во-вторых, ты встретишь там немало соотечественников. Они объяснят, что к чему; помогут, поддержат…»

Но прежде чем отправиться на поиски американцев или англичан — налаживать контакты и заводить дружбу, Маккартур намеривался наведаться к главному военному советнику — единственному офицеру базы, которому подчинялись сменявшие здесь друг друга сотрудники ЦРУ.

Надлежало представиться, доложить о прибытии, познакомиться. А уж потом сдать под охрану ценный груз и заняться размещением.

От городка Чаман с расквартированной базой учебного лагеря до границы с Афганистаном рукой подать — километров пять-шесть. А до афганского Кандагара, где находилась ближайшая база советских войск — около ста. Однако о настоящей войне в Чамане ничто не напоминало: ни далекой канонады, ни налетов штурмовой авиации, ни присущей боевым действиям суматохи. Более того, после однообразных дневных часов, проведенных в учебных классах или на прилегающем полигоне, советники собирались в закрытом баре, куда кроме них допускались лишь старшие офицеры пакистанской армии. В лагере таковых насчитывалось немного, потому глаз они не мозолили и неприятных красок в искусственно созданный цивилизованный мирок не привносили. Советники усаживались за приземистые столики или высокие барные табуреты, торчащие аккуратным рядком вдоль стойки; заказывали виски со льдом и млели под мерно гудящие кондиционеры, лениво перебрасываясь фразами, вспоминая родину — Америку или Британские острова…

В задачу капитана Маккартура входило обучение обращению с новейшими «Стингерами» пакистанских инструкторов, а так же наиболее подготовленных афганских душманов. Так решило командование: вначале американская сторона готовит пакистанцев, а уж те, неплохо зная диалекты и национальные особенности соседей, «куют» из них достойные кадры, именуемые в узких кругах «операторы ПЗРК».

Пока дальше теории дело не двигалось. В деревянных ящиках Эдди привез с собой с десяток учебных образов, специальный тренажер и плотно скатанный рулон добротно отпечатанных цветных плакатов.

Чаще занятия проходили в душных классах, где капитан через переводчика объяснял нескольким группам пакистанцев устройство (разумеется, без излишних подробностей), принцип действия инфракрасной тепловой головки наведения, подготовку к работе, правила прицеливания, порядок пуска и перезарядки, а так же меры безопасности при обращении с комплексом. На полигон отправлялись реже — главным образом для обучения грамотному выбору места пуска и отработки взаимодействия номеров расчета. Практические пуски знаменитых «Стингеров» (со снятой головной частью) предполагалось провести незадолго перед экзаменами. А до этого следовало дождаться пересылки из Штатов первой партии боевых комплексов и… штудировать теорию в надежде на скорое участие подопечных курсантов в боевых операциях. Ежегодно правительство США обязалось поставлять в Афганистан по 250 пусковых установок и по 1000–1200 ракет.

Приняв экзамены у пакистанских инструкторов, Маккартур приступил к выполнению второй фазы разработанного в недрах ЦРУ плана. Теперь предстояло набрать группы курсантов из числа афганских полевых командиров, а потом исподволь и незаметно контролировать работу пакистанских коллег-инструкторов…

Он лично беседовал с кандидатами и формировал учебные группы афганских курсантов. Около двух недель работал на износ, выискивая людей с подтвержденными данными об участии в боях. Особенный интерес представляли те, кто умел хорошо управляться с русским переносным комплексом CA-7, а так же с устаревшим британским «Blowpipe».

В результате, десятка три подходящих кандидатур подобрать удалось. А уж знакомство с двумя моджахедами, имевшими на своем счету сбитые воздушные цели, показалось ему небывалой удачей!

Обоих афганцев объединяло немногое: приблизительно одинаковый возраст, принадлежность к партии Хекматияра, многолетнее участие в войне против русских и густые бороды иссиня-черного цвета. В остальном они абсолютно не походили друг на друга.

Первый — Гаффар — в довоенной жизни успел получить инженерное образование. Он был рослым, смуглым, слегка худощавым мужчиной с темными, усталыми и полными скорби глазами. Уравновешенный, грамотный и чрезвычайно понятливый в технических вопросах.

Второй — Дарвеш — вообще не имел образования. Обычный мужчина среднего роста с нормальным телосложением. Кожа лица и рук была чуть светлее, чем у соплеменников и к тому же пестрела мелками шрамами, вероятно, от перенесенной еще в юности болезни. Дарвеш отличался подвижностью и крайней вспыльчивостью; много говорил и спорил, отчаянно помогая жестикуляцией, без которой, похоже, не мог обойтись, объясняя простейшие вещи. Он никогда не вдавался в тонкости изучаемых предметов и производил впечатление пустого, поверхностного человека. Некоторые из его черт и привычек поначалу настораживали Маккартура. И все же прошлые боевые заслуги перевесили негатив.

Да, этих двоих объединяло немногое. Зато разница была колоссальной! Эдди давненько увлекался психологией и отлично знал: участников любого партизанского движения можно смело поделить на три группы. Первая и самая опасная для противника — молодое поколение, выросшее в недрах сопротивления. Так называемые «фанатики». Эти впитывали нужную идеологию и ненависть к врагу вместе с молоком матери, и подчас не задумываясь отдавали жизнь ради победы в общем деле. К сожалению, представителей данной категории в первом наборе оказалось не много.

Вторую группу именовали «купцами». Алчные, жадные и азартные люди, воюющие, как правило, за немалое денежное вознаграждение. Самая ненадежная группа, потому что выполнение любого приказа ее представители всегда переводят в денежный эквивалент: оценивают, взвешивают, торгуются… Да еще могут переметнутся к неприятелю, если тот предложит больше. Изучая личное дело Дарвеша, Маккартур поначалу отверг идею привлечь его к серьезной подготовке — слишком уж подходил на «купца». Однако, вчитываясь в текст с описанием его участия в крупных операциях против советских войск на юго-западе Афганистана, понемногу успокоился. Нет, в чистом виде «купцом» не назовешь, потому что иногда в материале проскакивали и такие характеристики: храбрый воин, не боится рисковать, решителен в действиях, беспощаден к врагу…

А вот Гаффар представлял третью группу, имевшую емкое и понятное название «исполнители». Спокойные, добропорядочные люди, никогда не вдававшиеся в тонкости политики, придворных интриг, и воспринимавшие войну, как нечто временное, отвратительное. Любое порученное дело исполняют аккуратно и в срок; на них всегда можно положиться. Эти люди попадали под знамена полевых командиров в исключительных случаях: когда противник убивал близких, когда становилось невозможно продолжать налаженную и обыденную жизнь. Впрочем, не смотря на отсутствия стойких и глубоких политических убеждений, воевали они неплохо, ибо по природе своей воистину являлись отличными исполнителями.

И сделав для себя окончательный выбор, капитан взялся готовить Гаффара с Дарвешем к первому боевому заданию.

Почему для себя? Да потому что последнее слово, к сожалению, оставалось не за ним. Подготовленных его стараниями специалистов потом протестирует главный военный советник. А закончится все вердиктом пакистанского бригадного генерала Мохаммада Юсуфа, всецело отвечавшего за подготовку расчетов «Стингеров» для афганской оппозиции.

Глава третья Афганистан, район джелалабадского аэродрома Июнь-август 1986 г

Группа подходит к транспортному самолету.

С минуты на минуту должна прозвучать команда на погрузку. А пока бросаем на траву шмотки; кто-то отходит на положенное расстояние и шуршит сигаретами… Старшие товарищи выглядят поспокойнее, остальные оживленно обсуждают предстоящий перелет и скорое знакомство с загадочной азиатской страной, увязшей в хаосе затяжной гражданской войны…

Однако, к огромному неудовольствию рвавшейся в бой молодежи, транспортный Ил-76 вылетает вовсе не в Афган. Через полтора часа его шасси мягко коснулись бетона взлетной полосы Кагана. И близ красавицы Бухары прохоровцам придется прожить целых две недели.

Ездить на экскурсии и любоваться средневековой архитектурой тоже будет некогда: под руководством опытных инструкторов Армейской авиации пилотам предстоит осваивать полеты над горно-пустынной местностью. Две недели каждодневных, изнурительных тренировок: полеты на практический потолок, посадки на высокогорные площадки, бомбометание и стрельба из всех видов бортового оружия с различных высот и маневров…

Но вот, наконец-то, наступает долгожданный момент. По окончании двухнедельной подготовки эскадрилью Сергея Васильевича Прохорова перебрасывают на аэродром базирования Джелалабад, где авиационное подразделение вливается в состав 335-го Отдельного боевого вертолетного полка ВВС 40-й Армии.

Дже-ла-ла-бад. Какая-то особенная песня на восточный мотив звучит в этом слове, не правда ли? А в переводе это красивое слово означает «Обитель великолепия». Город основан в шестнадцатом веке нашей эры легендарными правителями династии Великих Моголов: Бабуром и его внуком Джель-ад-дином Акбаром. Город раскинулся среди оазисов, где выращивают апельсины, рис, сахарный тростник — неудивительно, что эти края были выбраны для строительства столицы древнего царства Гандара.

Современный Джелалабад мало походит на зимнюю резиденцию королей. Стратегически важный торгово-транзитный узел на оси Кабул-Пешавар. Около ста тысяч жителей. Крупная гидроэлектростанция, ирригационный комплекс, университет и аэродром с неплохой бетонной полосой длиною в тысячу шестьсот метров; по соседству с ВПП — модули и столовая для летно-технического состава, штаб полка с СКП и даже импровизированный кинотеатр под открытым небом с экстравагантным названием «Булыжник». А почему бы и нет? Люди везде хотят жить по-человечески, потому и обустраивают свой быт как могут.

Последние штрихи уже привнесли советские летчики, постепенно создавшие на территории заштатного аэропорта крупную военную базу. Однако эти детали ни сколь не изменили общей картины и не испортили восточного колорита.

Да, мы считали Джелалабад ключевым населенным пунктом. Здесь сходились все дороги, ущелья северо-западных гор, долины. Здесь постоянно дислоцировались 11-я афганская дивизия, 66-ая бригада спецназначения ГРУ, 1-ая афганская бригада погранвойск. Ну и, конечно же, наш 335-й боевой вертолетный полк с частями обеспечения.

В небольших комнатах модулей, собранных из деревянных щитов, разместились по двое: командир экипажа и летчик-оператор. Я, конечно же, разделил временное жилище со своим штурманом звена Валерием Мешковым. Незадолго до командировки в Афган его жена родила сына, и теперь все стены помещения пестрят фотографиями малыша — замечательного пацана с озорными огоньками в огромных темных глазах. Валерка — коренной волжанин; окончил Сызранское училище на три года позже меня. А познакомились мы лишь после его назначения в мой экипаж. Простой и отзывчивый парень с мягким, покладистым характером. Не смотря на разность наших характеров, мы прекрасно находим общий язык и проблем в общении не испытываем. Выполняя полетные задания, понимаем друг друга с полуслова.

Завершив обустройство в модулях джелалабадского аэродрома, мы опять с головой погружаемся в подготовку: изучаем района предстоящих боевых действий и особенности полетов в новых условиях, знакомимся со свежими разведданными. Учитывая реальность боевой обстановки, каждому офицеру выдают пистолет, ЗШ (бронированный защитный шлем, — примечание авторов), укороченный автомат Калашникова, фляжку и специальный комплект НАЗ-И, включающий жилет с множеством карманов для боеприпасов, сигнальных ракет, гранат, индивидуальной аптечки и аварийной радиостанции. При необходимости нам разрешалось брать на борт вертолета ручной пулемет и ящик гранат.

Получая на оружейном складе все эти причиндалы, я не удержался — вырядившись в жилет и рассовав по его бесчисленным загашникам боеприпасы с оружием, ворчу:

— Если мой экипаж собьют над территорией небольшого враждебного государства, то мы с оператором устроим крупный вооруженный конфликт.

— И продержитесь не меньше недели, — хохотнув, добавляет Генка.

335-й Отдельный полк, как и множество других авиационных полков группировки, комплектуется «переменным составом», то есть сменявшими друг друга подразделениями, прибывающими из различных гарнизонов Советского Союза. Всего в полку насчитывалось две эскадрильи «зеленых» — так мы называли транспортные Ми-8, и две эскадрильи «полосатых» — боевых Ми-24.

Данные типы вертолетов являются основными в Армейской авиации. Вроде бы, оба имеют одинаковую классификацию «транспортно-боевой», но задачи, меж тем, выполняют разные. Что ни говори, а на не обремененной огромным весом брони «восьмерке» куда удобнее перевозить десант и грузы. А на хорошо защищенной и имевшей мощное вооружение «двадцатьчетверке» — наносить штурмовые удары по противнику. Однако это не означает, что кто-то из вертолетчиков рискует больше, а кто-то меньше — сложностей в многогранной летной работе достает и тем и другим.

Так «транспортники» — летчики Ми-8 или Ми-26, как правило, имеют лучшие навыки полетов в сложных метеоусловиях, на зубок знают схемы и особенности заходов на посадку на большинстве крупных аэродромов. Умеют быстро рассчитать предельный взлетный вес для посадки на высокогорную площадку. Безошибочно определяют необходимый запас топлива и грамотно оценивают погодные условия по маршруту.

Летчики боевых Ми-24 прекрасно владеют оружием вертолета и без труда уничтожают цели как одиночно, так и в составе группы. Отлично летают на предельно-малых высотах и умеют провести скрытную разведку. Частенько используют сложный пилотаж; держат в голове все тактические приемы своих сухопутных войск и войск противника. Обладают отменной реакцией, и решения в полете принимают молниеносно.

Распорядок дня боевого вертолетного полка отличается суровой размеренностью. Стартует он с рассветом, означавшим готовность экипажей выполнить любую из поставленных командованием задач, а заканчивается поздним вечером.

Ранним утром — за полчаса до наступления светлого времени (летом в половине пятого, а зимой в половине шестого), одним из заместителей командира полка проводятся предполетные указания. И начинается дневная круговерть: часть экипажей отправляется на вылет, часть несет боевое дежурство; кто-то занимается подготовкой авиационной техники, а кто-то сидит в классах и штудирует теорию…

К вечеру, а точнее после посадок крайних экипажей, на аэродроме и в штабе становится спокойнее. Командир полка вновь собирает весь летный состав и анализирует проделанную за день работу. Ну а завершается вечер постановкой задачи на следующие сутки…

В ту ночь меня назначили командиром дежурной пары.

В обязанности дежурной пары или звена входит перевозка больных и раненных, поиск и эвакуация сбитых экипажей, вылеты для поддержки групп спецназа или войск ведущих постоянные боевые действия. А также дежурные экипажи охраняют район аэродрома в ночное время. Сроки вылета таких дежурных групп не превышают получаса из готовности № 3 или пятнадцати минут из готовности № 2. Конкретную задачу командиру группы могут поставить оперативные дежурные КП по телефону или руководитель полетов по радио после взлета.

Итак, приступив к исполнению своих обязанностей, мы как обычно двумя экипажами находимся в модуле. До захода солнца все проистекает спокойно — команд на взлет не поступает. О нас, будто забывают. Летный состав понемногу расслабляется, гоняет чаи, играет в нарды, травит анекдоты. А кто-то пытается задремать в неудобном сидячем положении…

И вдруг около полуночи тишину разрывает жуткий рев и грохот взрывов.

Вообще-то за пару месяцев к взрывам и стрельбе народ попривык, но сейчас кажется, что снаряды рвутся буквально под окнами ненадежных щитовых домиков. И те вот-вот сложатся, подобно карточным строениям.

Не дожидаясь сигнала с командного пункта, кричу:

— По вертолетам, парни!

Быстро похватав автоматы и ЗШ, мы выскакиваем из модуля и несемся к стоянке. И уже на бегу понимаем: душманы лупят по аэродрому реактивными снарядами.

Неприятные короткие вспышки озаряют округу. Основной целью для неприятельских стрелков являются ВПП и стоянки вертолетов, куда и предстоит попасть мне с Андреем Грязновым.

Расстояние в сотню метров, отделявшее жилые модули от стоянки, преодолеваем подстать хорошим спринтерам — за считанные секунды. Заняв места в бронированных кабинах, чувствуем себя спокойнее. Лишь бортачи, контролирующие запуск двигателей снаружи, пригибая головы, снуют вокруг машин и жестами подают установленные сигналы.

Все, движки вышли на нужные обороты, борттехник шмыгнул в грузовую кабину и захлопнул дверцы. Можно выруливать.

Ми-24 трогается с места, разворачивается и резво катит к полосе.

Взлет. Набор безопасной высоты. Спокойный голос Андрюхи в эфире:

— «342-й» справа на месте.

«Молодец, не отстает», — отмечаю я, осматривая пространство вокруг.

Внизу черно. И только справа и сзади хорошо видны всполохи пожаров на стоянке — результаты обстрела реактивными снарядами.

Услышав гул вертолетов, «духи» затихли. Однако оперативный дежурный с КП передал по радио приказ уничтожить подошедшую банду.

— Уничтожить, — шепчу я, покусывая губы. — Легко сказать! Кто бы еще подсказал, где они…

Но приказ есть приказ и надо его выполнять.

И тут приходит спасительная мысль. Нажав кнопку «радио», я связываюсь с одной из застав, обеспечивающих безопасность аэродрома и находящуюся в секторе пуска ракет.

— Да, видели точку, с которой производился пуск, — отвечает голос незнакомого офицера. — От нас далековато, поэтому ничего сделать не могли.

— Какое удаление? — уточняю координаты.

— Километров пять-шесть.

— Понял. Подсвети трассером направление.

— Сейчас сделаем, — с готовностью откликается понятливый вояка.

Через пять секунд черноту под вертолетом распарывает длинная очередь из светящихся пуль.

— Спасибо, дружище! — благодарю командира заставы. — Теперь посмотри, куда я сброшу осветительные бомбы и подкорректируй, если заметишь отклонение.

— Бросай. Подскажем…

Мы сбрасываем две бомбы САБ-250 с таким расчетом, чтобы осветители загорелись на земле.

Командир охранения снова выходит на связь:

— По дальности нормально. По направлению — левее с полкилометра. Как понял?

— Понял. Начинаю работу…

В первом заходе наша пара выпускает по указанной цели два десятка неуправляемых ракет. Затем делаем еще два захода, в которых мы расстреляли весь боезапас ракет и снарядов к бортовым пушкам.

Следует перезарядить оружие или пересесть на аэродроме на другие машины.

— Идем на базу, «342-й», — беру я обратный курс.

Выполняем заход по кратчайшему маршруту и садимся на полосу. На стоянках нас уже поджидают два других вертолета — заправленные и с полным боекомплектом. Быстро взлетаем и через двадцать минут снова находим обозначенную наземной заставой цель…

В результате обнаглевшая банда душманов уничтожена.

Как выяснилось позже, в результате обстрела джелалабадского аэродрома, бандиты выпустили более двух десятков реактивных снарядов, повредив один вертолет и тяжело ранив двух военнослужащих полка.

К сожалению, этот ночной обстрел не стал последним в череде боевых будней вертолетчиков из Боровухи…

Глава четвертая Пакистан-Афганистан Август-сентябрь 1986 г

Гаффар в довоенной жизни успел получить инженерное образование. Он был рослым, смуглым, слегка худощавым мужчиной с темными, усталыми и полными скорби глазами. Уравновешенный, грамотный и чрезвычайно понятливый в технических вопросах.

Дарвеш вообще не имел образования. Обычный мужчина среднего роста с нормальным телосложением. Кожа лица и рук была чуть светлее, чем у соплеменников и к тому же пестрела мелками шрамами, вероятно, от перенесенной еще в юности болезни. Дарвеш отличался подвижностью и крайней вспыльчивостью; много говорил и спорил, отчаянно помогая жестикуляцией, без которой, похоже, не мог обойтись, объясняя простейшие вещи. Он никогда не вдавался в тонкости изучаемых предметов и производил впечатление пустого, поверхностного человека. Некоторые из его черт и привычек поначалу настораживали Маккартура. И все же прошлые боевые заслуги перевесили негатив.

И, сделав для себя окончательный выбор, капитан Маккартур взялся готовить Гаффара с Дарвешем к первому боевому заданию. Почему для себя? Да потому что последнее слово, к сожалению, оставалось не за ним. Подготовленных его стараниями специалистов потом обязательно протестирует главный военный советник. А закончится все вердиктом пакистанского бригадного генерала Мохаммада Юсуфа, всецело отвечавшего за подготовку расчетов «Стингеров» для афганской оппозиции…

— Основной боевой единицей ПЗРК «Стингер» является… Основной единицей является расчет в составе… — мямлил Дарвеш, позабыв от напряжения о дурацкой привычке сопровождать каждое слово взмахом правой руки. — Является расчет в составе командира и стрелка-оператора.

— Правильно. Перечисли, что имеется в их распоряжении, — недовольно скривился Эдди.

— Э-э… Шесть ЗУР в транспортно-пусковых контейнерах. Потом… еще электронный блок оповещения и отображения воздушной обстановки.

Материал Дарвеш худо-бедно знал. Но у Маккартура складывалось странное впечатление, будто знания эти курсант оставляет в своей памяти лишь на короткий срок — для тестирования и экзаменов. И что стоит выпустить его в «самостоятельное плавание», как выбросит он из башки все эти замысловатые инструкции и будет действовать, полагаясь черт знает на что. На интуицию, на опыт работы с устаревшими переносными комплексами, на Аллаха…

Вздохнув, капитан задал следующий вопрос:

— Каково главное условие первого этапа любой операции?

— Главным условием на первом этапе операции является… Самое главное… — опять послышался неуверенный лепет. Взгляд афганца беспомощно рыскал по висящим на стене плакатам, по сидящему рядом единоверцу, по стоящему напротив молодому американцу… Вдруг в глазах блеснул лучик надежды; будто вспомнив о чем-то крайне важном, он выпалил: — Скрытность?

— Разумеется, — выслушав перевод бессвязного ответа, укоризненно посмотрел на моджахеда Эдди. — Разумеется, скрытность! Ибо, если твою группу перехватит вражеский патруль, то операция провалится, не успев начаться. Садись.

Переводчик повторил слова инструктора. Дарвеш уселся на стул, смахнул смуглой ладонью выступившую на лбу испарину. -

Офицер продолжал экзаменовать подопечных:

— Гаффар, вопрос к тебе. Предположим, ты со своей группой сумел добраться до района расположения вражеской авиационной базы. Расскажи нам о порядке выбора позиции.

Бывший инженер поднялся, одернул легкую камуфлированную куртку. Он неплохо знал английский, но инструктор предпочитал общаться на занятиях через переводчика, чтобы все его вопросы и пояснения звучали на афганском языке. Большинство сидевших в учебных классах афганцев владело лишь местными диалектами: пушту и дари, и ответы таких преуспевающих курсантов как Гаффар могли бы так же пойти им на пользу.

— Все без исключения самолеты и вертолеты взлетают и заходят на посадку против ветра. Я обязан это учитывать при выборе места засады.

— Верно, — кивнул довольный Эдди. — И как ты это будешь учитывать?

— При подходе к цели я обязан вести наблюдение. Если в течение часа-двух с аэродрома взлетает группа воздушных судов, то вскоре она должна вернуться, и я располагаю группу с подветренной стороны взлетно-посадочной полосы. Если никакого движения на аэродромном комплексе не видно, значит, веду отряд к наветренной стороне и жду взлета.

— Отлично. Предположим, ты выбрал удачную позицию. Каковы дальнейшие действия группы?

И на этот раз Гаффар не сплоховал — отвечал правильно и быстро:

— Размещаю огневые расчеты таким образом, чтобы стрелки-операторы четко различали мои голосовые команды. При наличии возвышенностей, один из расчетов обязан расположиться выше двух других.

— Хорошо. Дальше.

— Маскируемся на местности и ждем подходящих целей.

— Неплохо. Последний вопрос: в зоне визуальной видимости появляются два ударных вертолета Ми-24. Оба заходят на посадку. Изложи о своих действиях.

— Жду, пока ведущий вертолет выполнит последний разворот и начнет снижение по глиссаде, — не стушевался курсант. — После этого даю команду: «Приготовиться к пуску». На этапе подготовки каждый из стрелков выбирает свою цель через открытый прицел пусковой установки и ждет прерывистого сигнала системы оповещения о появлении в зоне действия неприятельской цели и о захвате ее теплового излучения головкой наведения.

— Скажите, что я доволен его знаниями, — кивнул Эдди переводчику и, нахмурившись, посмотрел на Дарвеша: — А этому парню следует повторить материал и посерьезнее готовиться к занятиям.

День клонился к вечеру, заканчивался последний учебный час. Американец подошел к столу и начал собирать свои вещи: конспекты, указку, журнал учебной группы и пару авторучек…

И вдруг его осенило.

— Впрочем, вот что… — на миг задумался он и обернулся к переводчику: — Скажи им следующее: командование учебной базы доверит Дарвешу и Гаффару возглавить две группы для проведения первой операции на территории Афганистана. Это будет своего рода экзаменом или испытательным заданием. Обе группы я обеспечу равным количеством боеприпасов для ПЗРК и подберу два равнозначных объекта. Вот и посмотрим, чья группа сработает лучше.

Пакистанец точно перевел сказанное инструктором.

Бывший инженер никак не отреагировал на предложенное соревнование — вероятно, был уверен в своих силах. А вот Дарвеш, ведомый эмоциональным порывом, нетерпеливо заерзал на стуле, в глазах полыхнул азартный огонек.

— Когда отправишь нас на операцию? — позабыв о субординации, всплеснул он руками.

— Скоро, — ухмыльнулся довольный его реакцией американец. — В сентябре…

«Все верно, — размышлял он спустя пару минут, направляясь в прохладное помещение офицерской столовой, — глуповатый крикун Дарвеш не пробиваем. Однако несколько болевых точек у него имеется: амбиции, зависть к чужому успеху, непомерная гордыня. Вот и надавим на эти точки. И побольнее надавим! Для пользы общего дела…»

Перед отъездом капитана Маккартура из Штатов, шеф то ли случайно, то ли с умыслом подсунул папку из архива с пространной статьей о подземной войне во Вьетнаме, которую вели партизаны с помощью неведомых американцам сетей пещер и подземных ходов. В общем-то, об этой войне Эдди было известно не понаслышке — когда-то лично наблюдал, как морские пехотинцы выкуривают вьетнамских партизан из какой-то глубокой норы. И вот теперь в голове молодого американца мелькнула мысль: «А ведь здесь существует нечто похожее!»

Дело в том, что с незапамятных времен афганцы рыли подземные туннели-водоводы — кяризы. Шанс выжить в этом высушенном солнцем крае имеется лишь за счет грунтовых вод. И поэтому из поколения в поколение крестьяне копали колодцы, глубина которых достигала полусотни метров. Колодцы соединяли меж собой горизонтальными штреками; с годами система разрасталась, приобретая все более и более запутанный вид. Порой владельцы сложных глубинных сооружений и сами не знали куда ведет большинство ходов. Почти каждый кишлак имел вокруг широко разветвленную сеть подобных кяризов. По дну этих кривых и прохладных нор сочилась живительная влага, постепенно сливавшаяся в тонкие ручейки. Где-то далеко она выходила на поверхность и даровала жизнь садам, огородам, виноградникам.

С тех же незапамятных времен кяризы служили и надежным убежищем от врага. И с момента вторжения в Афганистан Вооруженные силы СССР столкнулись с проблемой подземных партизан. Правда, советские саперы не очень-то церемонились, без особых раздумий применяя взрывчатку и бензин, оставляя после себя огромные воронки на местах взорванных колодцев. Вода прекращала поступать на поля, а крестьяне, оставшись без пропитания, уходили в отряды к моджахедам.

Здесь, в крохотном городке Чаман Маккартуру рассказали жуткую историю об одной из таких систем подземного водоснабжения. Будто какой-то отряд повстанцев захватил в самом центре провинции Пагман группу почти безоружных русских военных строителей. Кажется, возиться с ними не стали и вскоре расстреляли. Однако советское командование, узнав о расправе, отреагировало жестко и мгновенно: приказало достать виновных в смерти солдат хоть из-под земли. Несколько десантных подразделений 103-й дивизии высадились с вертолетов и заблокировали район. Затем устроили настоящую облаву, но долго не могли отыскать моджахедов, пока не наткнулись на замаскированные выходы из колодцев — афганцы и в самом деле скрывались под землей. Саперы 40-й армии действовали решительно и жестоко, взрывая один за другим десятки кяризов. А после их ухода местные жители почти месяц расчищали свои колодцы, откопав тела более двухсот пятидесяти погибших соплеменников…

Афганцы постоянно совершенствовали скрытые от чужих глаз коммуникации. Но строительство шло бессистемно — никто из местных крестьян не обременял свою память и уж тем более, не задумывался о создании подробных планов и описания нор и лазеек. Ведь разрозненные отряды самообороны воевали не только с Советами, но частенько и между собой. Волей-неволей приходилось сохранять тайны кяризов и от врагов, и от единоверцев.

Яблоневый сад, расположенный по соседству с учебным лагерем Чамана, был также пронизан сетью неизученных подземелий. Видно, благодаря сочившейся по дну рукотворных нор влаге и выживал огромный сад. Это и навело капитана Маккартура на мысль использовать в предстоящей операции кяризы для скрытного подхода групп Гаффара и Дарвеша к искомым целям.

В первом наборе насчитывалось около сотни курсантов. Все они были храбрыми вояками, моджахедами со стажем боевых действий от двух до шести лет, — в том числе и против Советской Армии. Но даже эти закаленные бойцы не горели желанием лезть под землю. Вот тут-то Маккартуру и вспомнился короткий курс лекций по психологии.

— Ну ладно я — американец, двадцать семь из тридцати лет проживший в огромных городах или на территориях благоустроенных военных баз, — с жаром рассуждал он, расхаживая перед афганцами, выстроенными в яблоневом саду для тренировочного спуска под землю. — Я пуще всяких мин-ловушек или удара кинжалом из-за угла боюсь змей и скорпионов. Я даже смотреть на них спокойно не могу! А вы? Это же ваша земля! Ваши селения! Ваши кяризы!..

После этих слов, сказанных хоть и через переводчика, но напористо и с энергичной жестикуляцией, самые смелые моджахеды подошли к норе. За ними потянулись и остальные. С помощью небольших камней определить глубину вертикальной шахты не получилось, и Эдди с довольной улыбкой наблюдал, как в руках опытного Гаффара появилось зеркальце. Тот направил солнечный «зайчик» вниз, дал какое-то указание. И, ухватившись за узлы толстой веревки, первым исчез в темнеющем отверстии…

Как и обещал Маккартур, обе группы приступили к выполнению первого испытательного задания одновременно — 23-го сентября.

Настроение афганцев в эти дни было отменным. Еще бы! Масуд в августе разбил базу правительственных войск в Фархаре, а советское партийное руководство впервые обмолвилось о скором выводе своих войск. Неплохо бы их поторопить дерзкими вылазками и удачными пусками новейших «Стингеров»!

Вначале два отряда моджахедов перебросили вертолетами ближе к Пешавару — там, по лесистому руслу реки Кабул, было удобнее и безопаснее пересекать границу. Затем тайно — в тентованных грузовиках, перевезли поближе к пограничному перевалу. Дальше, под покровом ночи, им предстояло пройти караванной тропой в Афганистан и углубиться на несколько десятков километров на запад. Потом пути двух групп расходились: Гаффар с тридцатью воинами поворачивал к джелалабадскому аэродрому; Дарвеш направлялся к Кабулу. Предполагалось, что передвигаться по территории Афганистана группы будут исключительно ночью, с рассветом надлежало подыскивать надежное укрытие и отсыпаться до вечера. На путь до целей американский инструктор отрядил полевым командирам целых двое суток.

Да, разумеется, этот план был ущербным с точки зрения рационального использования времени — летние ночи в южных широтах коротки, а день долог. Но, по мнению Эдди, осторожность и скрытность в данном случае перевешивали все остальное. Увы, рисковать новейшим оружием, а, следовательно, и своей карьерой он ни за что не желал…

Итак, в назначенный срок ведомые Гаффаром и Дарвешем группы осторожно пересекли границу и скрытно двинулись в сторону выбранных инструктором объектов.

Более шестидесяти боевиков длинной цепочкой шагали на запад в абсолютной темноте. Благодаря стараниям капитана Маккартура, среди этих шестидесяти оказались и люди неплохо знавшие местность к востоку от столицы Афганистана.

Держались на удалении километра от правого притока Инда — реки Кабул, старательно обходя мелкие селения провинции Нангахар. Ни к чему сейчас встречи даже с соплеменниками — слишком ценный несли на плечах груз.

Двигались быстро, сделав за короткую ночь единственный привал. К утру 24-го сентября преодолели по относительной равнине около сорока километров. Теперь предстояло найти укромное местечко для «ночевки», а перед заходом солнца разделиться и, подкорректировав курс, разойтись в разных направлениях…

— Наш уговор остается в силе? — широко улыбаясь, поинтересовался ближе к вечеру Гаффар.

Хорошо отдохнув за долгий день, бойцы двух отрядов собирались продолжить путь. Кострища у входов в пещеры забросали пылью, наскоро убрали и другие следы своего пребывания в узком ущелье.

— Я все равно выиграю этот спор! — раздраженно отвечал Дарвеш. — Удача всегда была моей спутницей!

— Посмотрим, — безразлично пожал плечами бывший инженер и пошел вслед за удалявшемся отрядом. Отойдя на десяток шагов, обернулся: — Значит, пуски производим не раньше завтрашнего полудня. Договорились?

Моджахед сухо кивнул и торопливо зашагал в другую сторону…

Маккартур почти не вмешивался во внутреннюю организацию групп Гаффара и Дарвеша. Оба имели большой опыт командования партизанскими соединениями и могли самостоятельно разобраться в этих вопросах.

Инженер возглавлял отряд и имел трех личных телохранителей; в заместители назначил молодого Хаккани — своего земляка, успевшего зарекомендовать себя храбрым, исполнительным и сообразительным воином. Кандидатуру заместителя предложил сам Маккартур, назвав его «фанатично преданным идеям освобождения Афганистана». Гаффар не видел ничего плохого в фанатичной преданности молодого человека, к тому же отлично знал и другие стороны его характера. Потому возражать не стал.

Имелась в отряде и своя разведка: пятеро проворных, аккуратных моджахедов, способных вести скрытное наблюдение и разведывать местность для определения безопасного пути. Основной же отряд был разбит на мелкие подразделения: три расчета ПЗРК, два минометных расчета, четыре расчета РПГ, группа минирования и группа прикрытия со стрелковым оружием. Во главе каждого подразделения стоял преданный полевому командиру воин.

Приблизительно таким же образом обстояло дело и в отряде Дарвеша…

К Джелалабаду Гаффар решил подойти с северо-востока. По его убеждению это был самый безопасный путь, проходивший по глубоким ущельям и кривым отрогам. В здешних глухих краях подразделения неверных появлялись редко. А, следовательно, можно было без опаски передвигаться даже днем, что, безусловно, ускорило бы приближение к цели.

И, тем не менее, именно в глубоком ущелье внезапно повстречался отряд русских десантников. Группа инженера двигалась по самому дну, а шурави шли выше — по крутому неровному склону.

Завязалась короткая перестрелка. Русские сразу сообразили, что нарвались на хорошо вооруженный отряд, к тому же превосходивший их по численности. И, укрываясь по складкам, они рванули вверх…

В планы Гаффара не входили подобные встречи и столкновения. Он с огромным удовольствием избежал бы прямого контакта, если была бы хоть одна возможность остаться незамеченными. Ведь основной задачей значилось уничтожение воздушных судов, а не стычки с мелкими отрядами неверных.

Но теперь пенять на неудачу было поздно — его людей засекли. Не мудрено, что добравшись до вершины, русские свяжутся по радио с ближайшим аэродромом, доложат о встрече с большой группой моджахедов и запросят поддержки с воздуха. Тогда людям Гаффара придется туго. Потому и решил принять бой…

Плотным пулеметным огнем люди Гаффара загнали десантников на какой-то уступ, на высоте метров пятисот. И принялись методично расстреливать, не давая высунуться. Так бы и довершили дело, если бы не помешали четыре вертолета, внезапно свалившиеся в ущелье с севера. Пара транспортных «восьмерок» и пара боевых.

Командир «вертушек» грамотно распределил силы: «двадцатьчетверки» нарезали круги высоко над ущельем, прикрывая действия слабо защищенных «восьмерок». Одна из них пошла на сближение с «террасой», другая прикрывалась за противоположным склоном и постреливала из пулеметов по позициям моджахедов.

Группа Гаффара своевременно рассредоточилась по складкам и лощинам. Огрызалась пулеметными очередями и даже по приказу полевого командира выпустила одну ракету — пусть знают, что моджахедам есть, чем ответить врагу.

Пуск не увенчался успехом — «вертушки» постоянно маневрировали, а южный склон подсвечивал отраженными солнечными лучами — ракета юркнула мимо цели. Но «двадцатьчетверки» отвалили подальше и боле не донимали точным пушечным огнем. Атаковать же в «восьмерки» не представлялось возможным: первая притулилась к «террасе» прямо над головами и, падая, наверняка накрыла бы афганцев. Вторая изредка появлялась в метрах в семистах из-за горбатого склона, давала пару очередей и снова пряталась. Достать ее огнем было сложно.

— Подождем, пока закончат, — прокричал инженер готовому к пуску расчету.

Экипаж русского вертолета принял на борт десантников. И, свалившись с уступа, стал падать вниз, словно потеряв опору…

Моджахеды бросились врассыпную. В какой-то момент и Гаффару показалось, что многотонная махина рухнет прямо на него, прямо в центр той позиции, которую вынужденно занимала его группа. Но пилот сумел выровнять машину и увести ее от земли.

— Пуск! — крикнул полевой командир распластавшимся на земле номерам расчета ПЗРК.

Загруженная «восьмерка» удалялась и летела слишком низко — едва не цепляя колесами дно ущелья. Зато в поле видимости расчета оказался ведущий пары «двадцатьчетверок», прикрывающей отход транспортных «вертушек». Но дистанция для пуска была уже близка к предельной.

Ракета шумно вырвалась из направляющего ствола… И в это мгновение сверху вынырнул ведомый. Вероятно, он видел стартовавшую ракету и успел предупредить ведущего. Тот шарахнулся в сторону, увернулся от прошмыгнувшего в нескольких метрах снаряда…

Через минуту в ущелье воцарилась мертвая тишина.

Гаффар отряхнул камуфляжку и тихо выругался — первые пуски оказались неудачными. Однако расстраиваться не стал — запас ракет к ПЗРК был достаточным, чтобы надеяться на общий успех дальнейшей операции.

Вздохнув, он приказал своим людям собираться в дорогу…

Двадцать пятого сентября, использовав длинную сеть кяризов в пригороде Джелалабада, группа Гаффара подобралась к подножию невысокой горы, расположенной в каких-то полутора километрах к северо-востоку от взлетно-посадочной полосы аэродрома. Моджахеды смогли настолько близко подойти к цели, что оказались едва ли не внутри неприятельской позиции. Наблюдая за противником с помощью бинокля, командир группы отчетливо видел солдат, дежуривших на своих постах, и по две-три единицы бронетехники, стоявшей недалеко от торцов ВПП. В данный момент расстояние до бетонки было меньше, чем советовал молодой американец.

«Пусть будет меньше, — решил про себя бывший инженер. — Так надежнее». Он был немного знаком с этой местностью — в мирное время довелось поработать на ГЭС, что давала электроэнергию Джелалабаду. А проведенная рекогносцировка подтвердила наличие скрытых путей отхода, которые можно было использовать даже в дневное время.

Все сделали точно по инструкции: понаблюдали за аэродромом, разбились на расчеты, рассредоточились на расстоянии слышимости голосовых команд. И принялись ждать…

Обоим командирам групп командование поручило в первую очередь атаковать вертолеты огневой поддержки. За неимением таковых — любые другие воздушные цели в зонах вражеских аэродромов. А завершая последний инструктаж, главный военный советник сказал следующее: «Для испытания в деле нашей переносной системы зенитного огня «Стингер», в принципе, сгодится что угодно: боевые, транспортные, гражданские суда. И даже самолеты перевозящие раненных. По истечении срока ожидания атакуйте любую цель и как можно быстрее уходите».

Миновал оговоренный соревнованием первый срок пуска, прошел и полдень. Воины перекусили на скорую руку. И опять принялись ждать…

И Аллах вознаградил за терпение: около трех часов дня послышался нарастающий гул авиационных двигателей — к аэродрому приближалась большая группа вертолетов.

Все вглядывались в небо, наблюдая великолепное зрелище: со стороны Кабула на большой высоте подлетало семь или восемь «вертушек». Четыре из них были теми самыми ненавистными врагами — вертолетами огневой поддержки Ми-24. Их экипажи с безбоязненной уверенностью готовились к посадке…

Группа Гаффара имела в наличии три пусковых установки и десять ракет «Стингер». Операторы действовали быстро: зарядили пусковые установки ракетами, приладили их на плечи и замерли в ожидании команды.

Три моджахеда держали наготове ракетные тубусы для быстрой перезарядки.

Еще один трясся в нервном возбуждении и пытался навести резкость объектива видеокамеры на снижавшиеся вертолеты.

Большинство остальных воинов имело при себе обычное стрелковое вооружение — в их обязанности входило прикрывать операторов огнем в случае атаки вражеской пехоты.

Однако приводить в повышенную боевую готовность расчеты, вооруженные автоматами, минометами и гранатометами, Гаффар не стал — не затевать же здесь настоящий бой! Он принял решение действовать по-другому: быстро выпустить ракеты и столь же быстро покинуть позицию.

Огневые расчеты ПЗРК прятались в низкорослых кустах на склоне возвышенности, образуя треугольник. То был хорошо выученный урок американского инструктора, предупреждавшего о возможном появлении «вертушек» с любого направления. Треугольник в подобном случае подходил как нельзя лучше.

Не смотря на то, что ракеты «Стингера» имели эффективный потолок около пяти километров, Гаффар дождался, пока ведущий вертолет пошел на последний круг перед посадкой. К этому моменту уже все цели оказались в зоне действия ПЗРК.

Пора отдавать команду расчетам!

Но Гаффар не тропится.

Он ждет. Ждет и наслаждается незабываемыми минутами. Как-никак, сейчас произойдет первое использование «Стингеров» против реального противника. Об этом тоже предупреждал американец. Неудача в ущелье — не в счет! Там все происходило спонтанно и слишком быстро. Там не было времени обстоятельно приготовиться к пускам, как следует выбрать цель…

По рассказам молодого инструктора, ПЗРК поступил на вооружение в Германию в 1981 году, а ровно через год — в 82-ю воздушно-десантную дивизию США. Вторгаясь на Гренаду в октябре 1983 года, американцы имели «Стингеры», но ни разу их не использовали — какая уж там авиация у жителей небольшого островного государства, почти не имеющего армии?!

И вот, наконец-то, настал момент истины. Момент, в котором буквально все зависит от него — от Гаффара.

Выходец из бедной семьи сузил темные глаза, наблюдая за вертолетами…

Нервы напряжены до предела, ладони судорожно сжаты в кулаки. А в памяти, словно кадры из документального фильма мелькают эпизоды короткой и полной лишений жизни: тяжелая учеба, изнурительная работа инженером, жена и юные сыновья; внезапный налет боевых вертолетов на кишлак, который он вскоре покинул вместе с остатками небольшого отряда; участие в войне сначала рядовым бойцом, затем полевым командиром…

Да, ныне он командир группы боевых расчетов современного ПЗРК «Стингер». Три наводчика, уложив на плечи трубы пусковых устройств, ждут именно его команды.

И он готов отомстить русским за смерть своих близких…