Воздушный колодец

Глава 7

По мере того, как прочитывались первые страницы дневника, Климов начинал по-новому осмысливать мотивы преступления. Если допустить, что Комарницкая принимала безоглядность чувств за добродетель, обмануть ее не стоило труда.

Самая подлая ложь лепится к светлому чувству.

«В чем повинен перед людьми половой акт?» — спрашивала себя Комарницкая и через несколько страниц отважно признавалась: «Я сексуальна. Очень. И поэтому не вынесу измены. Лучше умереть, чем пасть в своих глазах».

Несмотря на знания, позаимствованные ею из медицинских учебников и художественных книг, самым восхитительным в ней было явное неведение жизни, словно в своем ожидании и праздновании любви она готовилась лишь к счастью. Счастью необыкновенному и радостному, как ее мечты.

«Все игры юности приводят к поцелуям, — окунаясь в течение своих мыслей, подумал Климов и закинул руки за голову, — а самые горькие думы, как это ни парадоксально, бывают в зрелости. В юности, когда напыщенная пошлость жизни должна вызывать оскомину, мечты, наоборот, неизъяснимо сладостны».

Он потер глаза, придвинул поудобнее настольную лампу и продолжил чтение. Ничто так не укорачивает жизнь, как долгие думы.

«Когда ему плохо, когда он зол и рассержен, он старается смеяться. Наверное, это очень трудно — смеяться, когда в тебе все протестует и кричит. Он очень волевой, он хочет быть железным, стойким, самым-самым…»

«О ком это она?» — не понял Климов и быстро пробежал глазами следующие страницы. Вряд ли Костыгина можно считать сверхчеловеком, такого одинокого и замкнуто-ранимого.

А может, у любимого и вправду все во благо?

Разумеется, наивно было думать, что в письмах или в дневнике Комарницкой всплывут имя убийцы и описание его внешности, но чем дальше Климов оставался один на один с общей тетрадью в дерматиновой обложке, тем яснее ему виделось, что избранник убитой представлялся ей эдаким ходячим манекеном мужских совершенств. И тогда ему до слез становилось жаль ее — таким она еще была доверчивым ребенком! И он все больше утверждался в своем выводе, что Костыгин в роли «жениха» явно не смотрелся, хотя любовь, известно, ослепляет.

Знал по опыту, что главное в деле сыска не черты характера того или иного человека, а мелкие черточки, нечто ускользающее, еле уловимое, но вместе с тем определяющее личностную суть, а также помня, что смерть изменяет не только лицо умершего, но и придает особый смысл прижизненным его поступкам, Климов и не заметил, как, выискивая нужные ему крупицы информации, просидел над письмами и дневником всю ночь.