Желание.
Мой член твердый, и никакая медитация в мире не сможет унять похоть.
Как же мне теперь отдохнуть?
Я слишком устал и возбужден, чтобы погрузиться в свой обычный полусон.
У меня нет выбора, кроме как стиснуть зубы и медленно гореть в невыносимой пытке желания, прокручивая в памяти раз за разом недавнюю сцену.
Я никогда не видел ничего более прекрасного в своей жизни.
Когда она сидела там, укутанная в кучу старых простыней, со своими великолепными рыжими волосами, непокорными и растрепанными, я не мог отвести от нее глаз. Мельком увидел ее загорелые плечи и соблазнительную впадину над ключицами. Смотрел на грациозную колонну ее обнаженной шеи и заманчивые изгибы ее груди.
Ее лицо было чистым, румянец и краски смыты рекой. Без яркой мидрианской раскраски она выглядела совсем другим человеком. Это оглушало. Утренний солнечный свет освещал ее волосы и гладил гладкую загорелую кожу.
А Метка на ее лице была прекрасным произведением природы.
Совершенство.
Когда простыня соскользнула, обнажив идеально округлую грудь, желание охватило меня, словно лесной пожар.
Я мог бы полностью остановить время, просто чтобы насладиться неожиданной красотой момента, но не сделал этого.
Я не чертово животное.
И этот пробел в моем контроле, этот момент слабости…
Это жажда.
Оно временно. Я с этим разберусь. Привязаться к дикому тигландеру не было частью моего плана. Я не могу позволить себе ничего, что могло бы заставить меня принимать глупые решения.
Особенно теперь.
Вскоре известие обо мне дойдет до моих старых врагов, Ордена, и они придут за моей головой, как всегда.
Я не хочу быть рядом, когда Срединный Разлом будет кишеть ассасинами Ордена, особенно когда эта капризная маленькая империя вступит в тотальную войну.
Что касается тигландер, я не знаю, что буду делать с ней, когда получу свою плату. По крайней мере, могу научить ее, как прятаться и скрывать свои следы.
Коварный шепот возникает в моей голове.
«Почему бы просто не оставить ее? Она тебе нравится? Она наверняка удовлетворит твою потребность в…»
Я останавливаю эту мысль, но не отпускаю ее полностью. Подумаю об этом позже, когда мы сбежим из города.
Но сначала небольшая проверка. Следующий шаг будет трудным. Уверен, что тигландер это не понравится.
Но опять же, кому в здравом уме может понравиться быть покрытым конским навозом, верно?
Глава 10
Амали
Я смотрю сквозь пыльное окно в крыше, наблюдая, как крупные капли дождя падают на стекло. Небо быстро темнеет, но до сих пор нет никаких признаков безымянного убийцы.
Кошки ушли, и я осталсь одна. На мне нет ничего, кроме изодранной простыни, которую я превратила в импровизированное платье. Нервничая, некоторое время ходила босиком по комнате, пытаясь скоротать время, изучая странную мебель и случайным образом украшенные пылью предметы.
Он сказал мне не выходить на улицу.
Я не настолько глупа, чтобы умышлено не подчиняться ему.
Особенно этому мужчине.
Но где же он?
Безумная мысль приходит мне в голову. Что если его поймают имперские солдаты? Что если я останусь одна?
Но нет, этого ассасина не поймать.
Я беру старую книгу в кожаном переплете и пролистываю страницы, не в силах разобраться в угловатой мидрианской писанине.
Это все бред для меня. Я не могу читать на мидрианском. Дворцовые наставники научили меня говорить на их языке, но мне было запрещено учиться читать и писать.
— Это руководство о том, как жульничать в рупе, — сзади раздается глубокий голос, и я чуть выпрыгиваю из собственной кожи, когда поворачиваюсь и сталкиваюсь с убийцей лицом к лицу.
Я молча проклинаю его привычку пугать меня неожиданным появлением. Но он продолжал это делать.
Его потрепанного золотого пальто больше нет. Вместо него на нем та же черная одежда, которую он носил прошлой ночью. Темная одежда подчеркивает ледяную бледность его лица. Кожа мужчины местами почти прозрачна, под ней виден намек на темные вены.
Его взгляд более напряженный, чем всегда.
— Ч-что такое рупа? — тихо спрашиваю, стараясь не дать ему увидеть, насколько расстроена. Я даже не слышала, как он вошел в комнату. Он мог перерезать мне горло, и я бы не узнала, пока кровь не потекла бы из шеи.
— Это мидрианская игра. Два шестицветных кубика и двуликая королевская монета. Нейтральные цвета получают наивысшие очки. Два белых и император равны двадцати очкам. Два черных и императрица — самое большое количество очков — двадцать один. Мидрианцы всегда обманывают. Это ожидаемо. — Он берет книгу из моих рук и пролистывает, его темные глаза сужаются. — Книга очень устарела. У тебя не было бы шансов в переулках для ставок, если бы ты следовала этим советам.
— Ты не мидрианец, — проворчала я, раздраженная его внезапным вторжением; как он так легко застал меня врасплох. — Откуда ты так много знаешь об их мире?
— Это часть моей работы.
— Работа? Ты имеешь в виду убивать людей за монеты? — Вопрос слетает с моих губ, прежде чем я смогла его остановить.
Я прикусываю язык, когда лицо убийцы ожесточается. Он игнорирует мой вопрос, бросая книгу на пыльную столешницу с удивительной силой.
— Мы уходим прямо сейчас. К счастью, ты хорошая актриса.
— Что ты имеешь виду?
— Я видел, как ты танцевала для Хоргуса. Ты была очень убедительна, хотя очевидно, что он был тебе противен. На мгновение император был полностью поражен. Это было… впечатляюще.
Его глаза темнеют до цвета полуночи. Жар поднимается по моим щекам. Я не понимала, что он следит за мной, пока исполняла галаку. Тепло распространяется по моей шее и в груди. Оно обволакивает мой живот и пробирается между бедер.
Порванная простыня вокруг тела внезапно ощущается очень тонкой. На мне нет даже нижнего белья.
Почему-то я чувствую себе более чем обнаженной.
Что это за чувство?
Демон совершенно неподвижен, углы и впадины его лица подчеркнуты отступающим светом. Тень, кажется, подходит ему больше, чем солнечный свет.
Что он такое?
Вопрос не дает мне покоя, но я не смею спрашивать.
Не сейчас… пока нет.
У меня такое чувство, что он не очень хорошо отреагирует на мое любопытство.
— Мы уходим из города сегодня вечером, Амали. Ты выйдешь через южные ворота. Я придумал маскировку, чтобы охранники тебя пристально не изучали, но ты должна будешь им подыграть.
Я киваю с сомнением. Мысль о прохождении через тщательно охраняемую сторожку вызывает дрожь. Если они увидят Метку на моем лице, все кончено.
— Пойдем, — тихо говорит мой безымянный похититель, кивая в сторону деревянной двери в конце комнаты. Я изо всех сил пытаюсь не отставать, поскольку он прокладывает путь между пыльной мебелью и завалами из странных предметов.
Кажется, он без проблем справляется с этим беспорядком в угасающем свете. Я следую за ним по узкой лестнице, пока мы не достигаем уровня земли. Здесь все более упорядоченно, хотя мебель покрыта призрачными белыми покрывалами.
Я морщу нос от неприятного запаха. Что это такое? Пахнет как… дерьмо.
Буквально гавном.
Ассасин останавливается возле низкого стола и тянется к чему-то похожему на кучу тряпок.
Он бросает это мне.
— Ты наденешь это.
— Ч-что это? — Смотрю на грязную кучу тряпок. Теперь запах еще сильнее. Я чувствую раздражение. Меня тошнит.
— Слышала ли ты, Амали, о навозниках Даймара?
— Нет, я не знаю о них. Мои учителя во дворце не слишком много рассказывали нам о простом народе империи.
— Ну, значит, узнаешь сейчас. Надень. Это лучший способ стать невидимым.
— Ты хочешь, чтобы я оделась как один из этих навозников? — Я злюсь. Ничего не могу с этим поделать. Я совершала поступки, которыми не стоит гордиться, но никогда, никогда не размазывала себя фекалиями животных.
Я понимаю его логику, но резкая манера этого демона действует мне на нервы.
По крайней мере, мог пошутить или извиниться, или что-то еще…
Показать мне, что он человек.
— Как насчет тебя? — спрашиваю я. — Тебе разве не нужно скрывать свою внешность? Одеться в пахнущие дерьмом тряпки?
— Я буду следовать за тобой в тени, — говорит он. В нем есть определенное высокомерие, которое заставляет меня хотеть стереть холодный, жесткий взгляд с его алебастрового лица. — Они будут искать мужчину и женщину, путешествующих вместе. Будучи одной, вызовешь меньше подозрений.
Я не могу оспорить его логику. Возможно, именно поэтому раздражена. Он прав и знает это. Демон ожидает, что буду подчиняться ему без вопросов, и я полностью в его власти.
Я сменила одного несгибаемого хозяина на другого.
Разница лишь в том, что этот может убить в мгновение ока.
Я неохотно беру грязную одежду, чувствуя пальцами грубость ткани. Она не похожа на роскошные шелка, которые мне подарили во дворце, но я бы предпочла носить эти дрянные тряпки, если это значит, что у меня есть шанс сбежать из этого места.
Что угодно, чтобы избежать этого порочного места.
Древние дубы Коморского леса манят меня. Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю, пытаясь вспомнить запах свежего утреннего тумана. Я должна сделать это. Мне нужно уйти отсюда, чтобы вернуться в Венасе и предупредить свой народ.
Может, от былой славы нашей деревни осталась лишь тень, благодаря суровым условиям, в которые нас поставили мидрианцы, но выжившие тиги упорно цепляются за свою землю.
Нашу землю.
Только я смогу убедить их уйти.
Я смотрю на демона.
— Ты хочешь, чтобы я надела это… прямо сейчас?
— Да. — Он бросает на меня мрачный, тяжелый взгляд, и это немного нервирует. Как если бы он проверял меня.
Он хочет видеть меня в этих отвратительных тряпках?
Внезапно выражение его лица смягчается, и поначалу это становится неловко, как будто ему действительно приходится прилагать усилия, чтобы выглядеть менее резкими.
Но это ничего не меняет.
Такое ощущение, что он просто не привык быть в окружении людей.
— Это только временно, — тихо говорит он. — Как только мы окажемся вдали от города, я найду чистую речку, и ты сможешь искупаться сколько душе угодно. Надень это. Вскоре ты увидишь, насколько эффективна эта маскировка. Ты будешь невидима на улицах города. Доверься мне.
Я не доверяю ему ни капельки, но киваю с несчастным видом.
— Я бы предпочла горячий источник в это время года. Обещай мне горячие источники, и тогда я согласна.
— Это можно организовать. Будут тебе горячие источники. — Он смотрит в сторону, давая мне видимость уединения.
— Согласна, — бормочу я, позволяя простыне упасть. Быстро натягиваю тряпки на голову, покрываясь грязью. Основная часть маскировки — большой коричневый гессенский мешок с дырами для головы и рук. Покрытая грязью шаль обвивается вокруг моих плеч.
Я встревоженно смотрю на потрепанную одежду.
— Для некоторых в этом городе это реальность жизни?
Он поворачивается и бросает на меня беглый взгляд.
— Это вопрос выживания. Жизнь в столице не для всех легка. Лишь немногие избранные достаточно удачливы, чтобы наслаждаться жизнью знати. — Он поднимает шаль с моих плеч. Его бледные пальцы скрыты парой бесшовных черных кожаных перчаток. — Это чтобы скрыть твои волосы. — Он обматывает ткань вокруг моей головы и завязывает ее под подбородком, скрывая примечательную красную гриву. Затем достает что-то из своих карманов. Кусок угля. — Это скроет цвет твоей кожи. Закрой глаза.
Я смотрю на него в сгущающихся сумерках. Здесь нет источника света, и становится все труднее разобрать его черты.
Глубоко вздыхаю и закрываю глаза. Одетая в грязные лохмотья, я один на один в темноте с бледнолицым монстром. Это даже более возмутительно, чем то, что я пережила во дворце.
По крайней мере, его прикосновение нежное, когда он круговыми движениями втирает уголь мне в кожу лица большими пальцами. Он концентрируется на области вокруг моего правого глаза, зачеркивая отличительное родимое пятно, которое в принципе и привело ко всем этим неприятностям.
Дурацкая Метка. Мидрианская чепуха. Не верю, что я особенная. Не верю, что бог смерти придет, чтобы взять меня в невесты.
Я тиг. И верна только Селиз, богине земли и всего живого.
Угольная пыль попадает мне в глаз, заставляя неистово моргать. Он жжет.
— Не двигайся. — Демон стирает пыль, вызвавшую раздражение, мягкой тканью. Он такой осторожный, такой аккуратный и нежный, что я почти забываю, на что он способен. Он относится ко мне лучше, чем мидрианские ублюдки, которые схватили меня и привели во дворец.
Чего ты хочешь от меня?
Слеза скатывается по моей щеке. Я не знаю, пыль это или что-то еще. Он быстро стирает следы, покрывая мое лицо еще одним черным слоем.
Не выдерживая, я открываю глаза. И вижу лишь бледный контур его лица и две темные впадины там, где должны быть его глаза.
Темнота усиливается.
Температура в комнате быстро упала с тех пор, как мы вошли.
Странное чувство нисходит на меня, посылая холодную дрожь по телу. Волосы на моих руках встают дыбом. У меня перехватывает дыхание. Именно это чувство описывает Верна, когда говорит: «Призрак только что прошел насквозь и попытался поднять мою душу».
Я помню религиозные учебники, которые мидрианцы распространяли в нашем поселении. Написанные на плохо переведенном языке тигов, они рассказали нам о господстве Элар над всем.
Элар — бог света и сияния. Он правит солнцем, землей и небом. Он бог мудрости, просветления и прогресса. Он — Истинный Бог, а божественный император — его сосуд на Земле.
Они разрушили наши святыни, созданные для богини Селиз, и наполнили наши очистительные ванны грязью и дерьмом. Затем они изнасиловали жриц.
Я помню, как смотрела на эти плохо написанные книги в детстве. На первой странице было изображение Элара, стоящего над богом подземного мира со световым копьем в руке.
Элар был высоким, гордым и сияющим, его лицо было золотым и невероятно, практически женственно красивым.
А потом был Лок; его лицо было бледным и полным угрозы, а глаза — такие же черные, как глубокая полночь, он скрывался в тени.
Могло ли это быть на самом деле?
Холодная дрожь становится более интенсивной. Демон терпелив и неподвижен. Он вообще дышит?
— Ты Лок? — тихо спрашиваю я, потому что это единственный возможный ответ на путаницу в моей голове.
Он идеально вписывается в картинку.
Демон смеется, низким, зловещим звуком, от которого перехватывает дыхание.
— Я определенно не Лок, — говорит он, и его глубокий, шелковистый голос вызывает дрожь внутри — и это совсем НЕ неприятно. — Извини, что разочаровал, Амали, но твоя Метка ничего не значит для меня.
Он кажется раздраженным моим вопросом. Я надавила на больное место? Мое сердцебиение пульсирует в ушах, словно боевой барабан. Ловким движением большого пальца ассасин намазывает последний слой угля на мою щеку.
Он отклоняется, изучая свою работу.
— Хм. А это неплохо. Теперь ты должна представить, что ты — навозник, который перевозит конское дерьмо от конюшен лордов до небольших ферм за пределами городских стен. Жизнь согнула тебя и утомила. Твоя спина болит. Твои колени ноют. Холод проникает сквозь твою тонкую одежду и плохо подогнанные ботинки. Ты хочешь упасть бесформенной кучей, но не можешь, потому что иначе не заработаешь два сентина, которые лорд заплатит в конце недели. В конце концов, ты должна есть. — Он достает что-то из угла и с глухим стуком бросает это передо мной. — Вот. Надень это. Согни спину. Опусти глаза вниз. Ты должна стать полной противоположностью тому, кем ты являешься сейчас. Усталой. Потерпевшей поражение. Смирившейся со своей судьбой. Отчаявшейся.
Меня охватывает беспокойство, когда я пытаюсь представить себе такое унылое существование. Я щурюсь в темноте, пытаясь понять, что он бросил на пол.
— Что это такое?
— Старые ботинки. Ты не можешь их видеть, верно? Я помогу тебе.
— Почему ты видишь, а я не могу?
— Ребенком я был вынужден пить сок лозы Утренней звезды.
— Утренней звезды? — ахаю я. — Но она ядовита. — Все, кто живет в Комори, имеет врожденный страх перед лозой Утренней звезды. Даже простое прикосновение к листьям вызывает волдыри на коже и мучительную боль. Если достаточное количество токсина абсорбируется плотью, то человек может умереть.
— Мало кто знает, что она также может улучшить зрение, если принимать ее в нужном количестве и в нужном возрасте.
— Ты мог умереть.
— Да. — Он встает на колено и хватает мою голую пятку. — Подними ногу.
Без слов я подчиняюсь. Что-то холодное, жесткое и слегка влажное скользит по моей левой ноге. Он делает то же самое с правой.
— Откуда все эти вещи? Ты их украл?
— Я оставил в десять раз больше, чем они стоят, — сухо говорит он, поднимаясь в полный рост. — Я не вор.
В замешательстве я качаю головой в темноте, на мгновение забывая, что он меня видит. Этот безжалостный убийца, который вырвал меня из дворца прошлой ночью, беспокоится о том, что его назвали вором?
Я не понимаю его.
Он полон тайн.
Ходячее противоречие.
— Подожди здесь, — шепчет он.
И вдруг он пропал, оставив меня одну в холоде и темноте. Одетую только в мешок, маску из древесного угля и пару старых мокрых ботинок.
Я ради эксперимента напрягаю спину, стараясь изо всех сил вести себя как жалкий навозник.
Могу ли я действительно осуществить это? Не раскроют ли имперские охранники мою маскировку?
— Пошли. — Прежде чем страх улегся, демон вернулся, едва слышно приблизившись. Только его голос предупреждает меня о его присутствии. Я подавляю дрожь. — Выйдешь через заднюю дверь. Я буду вести тебя. Не издавай ни звука. В это время некоторые из рабочих вернутся домой. Не смотри ни на кого. Пригни голову. Они могут кричать и оскорблять. Игнорируй их. Ты не будешь отвечать на насмешки, какими бы обидными они ни были, какими бы злыми или унизительными они ни казались. Понимаешь?
— Я знаю, как проглотить свою гордость, — говорю я слишком резко. — Сделаю все, как ты говоришь, но не забудь…
— Что? — Он приближается, звук его голоса вызывает дрожь по спине.
— Горячие источники. Ты обещал. — Я не могу дождаться, чтобы смыть грязь с моей кожи. Прошло много времени с тех пор, как чувствовала себя по-настоящему чистой.
— Горячие источники, — соглашается он, и, возможно, его тон звучит не так холодно, как раньше. — Сейчас поспеши. Время побега уходит..
— Что будет, если они поймают меня?
— Этого не случится. Но если вдруг, то… для этого здесь есть я.
Он поворачивается. И у меня нет выбора, кроме как следовать за ним. Рука в перчатке обхватывает мой локоть, направляя вокруг чего-то в темноте. Его прикосновение твердое, непоколебимое и странно обнадеживающее.
Мы идем по темному коридору. Я могу еле разобрать очертания пары арочных дверей в конце пути. Большая часть стеклянных панелей в дверях треснута и сломана.
Здесь достаточно света, чтобы я могла видеть. Демон отпускает мою руку, и я почти сожалею о потере его прикосновения.
Почти.
Но я не могу позволить себя обмануть. Его внезапная мягкость — всего лишь тактика, побуждающая меня к сотрудничеству. Он использует меня для своих целей.
В некотором смысле я тоже его использую.
Прямо сейчас мы нуждаемся друг в друге, но как долго это продлится?
— Ты можеш звать меня Кайм, — внезапно говорит он обволакивающим меня голосом. Я едва вижу его в темноте. Он кажется везде и нигде, и повсюду разом.
Кайм.
Это странное имя, не мидрианское и не тигов — имя, которое звучит таким же древним, как и сам лес Комори.
Оно отражает древнюю силу.
И он решил открыть это мне. Почему сейчас?
Кайм. Это имя подходит темному богу. С таким же успехом он может быть одним из них.
Дверь тихо скрипит, когда он открывает ее. Мы выходим в темную аллею. Прохладный ветерок дует мне в лицо и шевелит грубую ткань моей одежды. Под ногами хрустит щебень.
— Там. — Кайм кивает на шаткую деревянную тележку, над которой гудят мухи. Я сразу понимаю почему.
Она загружена навозом. Вонь вызывает легкое головокружение. А к горлу подкатывает тошнота.
— Твой билет наружу, — сухо говорит он.
— С-спасибо. — Я смотрю на него, укрытого тенью. — Никогда не думала, что мое спасение придет в виде кучи дерьма. Где собираешься быть ты?
— Там, наверху. — Он поднмает взгляд на крыши.
Я следую за его взглядом и не вижу ничего, кроме темного очертания линии крыши на фоне сверкающих звезд. Облака несутся по небу, укрывая луну и нас чернильной темнотой. Вдали воет собака.
Я вижу только его бледное лицо. Он призрак в тени; тихий, жуткий и далекий.
— Следуй за камнями, — шепчет он, и клянусь, что почувствовала, как его теплое дыхание опалило мой затылок, но не успела развернуться, он ушел.
Следовать за камнями? Что это хотя бы значит?
В смазанном вихре мельком я увидела его темную фигуру, скользившую по стене и исчезнувшую через край.
Он быстрый. Слишком быстрый.
И внезапно я снова одна.
Я дрожу, пока иду к телеге. Мои пальцы сжимаются вокруг изношенных деревянных ручек, и я начинаю толкать. Колеса скрипят при движении. Это намного тяжелее, чем кажется, но, к счастью, я много лет на охотилась, рыбачила и бегала по лесу.
Я достаточно сильна.
Но буду ли достаточно убедительна, чтобы уговорить охранников пропустить меня через Южные ворота?
Это будет сложнее, чем представление, которое показала Хоргусу вчера вечером, но я должна добиться успеха. Убийство Хоргуса было эгоистичным. Я не думала о последствиях, но теперь у меня есть шанс все исправить.
Тележка набирает обороты. Чем сильнее толкаю, тем легче становится. Когда мои уставшие, ноющие мышцы начинают разогреваться, я успокаиваюсь.
Нет никаких признаков Кайма, но я знаю, что он там — строит планы, наблюдает за мной, дергает как марионетку за веревочки.
На данный момент я позволила ему это.
У меня просто нет другого выбора.
Глава 11
Амали
Он там, но в тоже время его нет.
Это самое неприятное чувство.
Следуй за камнями.
На каждом углу я слышу слабый хлопок. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он сбрасывает камни сверху и ведет меня по извилистым улицам города.
Когда камни падали, я поворачивала.
Я толкаю эту тележку целую вечность, и мои ноги болят в этих плохо подогнанных ботинках. Мокрую глину и гравий под ногами сменил булыжник, а здания по бокам стали менее ветхие — ухоженные резиденции перемежаются с небольшими магазинами. Время от времени я пересекаюсь с странным гражданином или уличным мальчишкой, но они избегают меня, словно у меня какая-то ужасная заразная болезнь и быстро пересекают улицу, чтобы убраться с дороги.
Итак, это Даймара.
В отличие от того, что мне рассказывали, улицы не выглядят такими уж величественными. Они не вымощены золотом, как считают некоторые из моих односельчан.
Вблизи все тот же мусор, грязь и дерьмо, что и везде, но этот город кажется мне странным и чуждым. Я видела его только из окон кареты или из окон дворца. Теперь нахожусь в гуще событий, но я чувствую себя почти невидимой для тех немногих мидрианцев, с которыми сталкиваюсь.
Кайм был прав. Тележка с навозом похожа на предупреждающий знак на моей шее, говорящий держаться подальше.
Никто не хочет иметь со мной ничего общего, даже нищие на улице.
Я абсолютный изгой.
Невидимка.
Хорошо.
Меня даже обошли несколько конных патрулей. Когда я впервые услышала стук копыт лошадей, то чуть не застыла на месте, испугавшись, что меня поймают, но вспомнила слова Кайма и продолжала идти.
Они полностью проигнорировали меня.
Скрип. Скрип. Скрип. Тележка двигается толчками вперед, шаг за унылым шагом. Это не трудно — двигаться, словно ты сломлен.
Прямо сейчас я чувствую себя усталой и избитой.
Но у меня есть темный дух-хранитель, нависающий надо мной, ведущий меня через этот город-лабиринт.
В конце концов мы достигаем области, которая выглядит как более бедный район. Здесь, в отличие от внушительных каменных зданий, которые я проходила ранее, дома маленькие и шаткие, построенные из дерева, железа и даже холста, ткани и палок. Овощные отходы и другие неприятные мягкие кучки хлюпают под моими ногами. Запах древесного дымы исходит из узких жестяных труб на крышах, и слабый туман остается в воздухе. Теплый свет проникает сквозь небольшие неровные окна, которые покрыты обрывками грязной ткани, а в некоторых случаях вообще открыты. Я прохожу мимо группы людей, стоящих у маленького костра в круглом железном баке.
— Куда ты идешь в это время ночи, навозная сука? — один из них, высокий мужчина с длинными редеющими седыми волосами и бледным лицом, усмехается. — Разве ты не слышала? Город заблокирован. Мы не должны покидать наш район. Возвращайся к своей хижине, грязная сука.
Пригнув голову ниже, я старательно игнорирую его, хотя мне очень хочется убрать самодовольный взгляд с его лица.
— Ей, смотри на меня, когда я разговариваю с тобой, навозная сучка.
Краем глаза я вижу, как он поднимает длинную палку. Он идет ко мне.
— Оставь ее, Чало, — рычит один из его спутников. — Она никому не причиняет вреда.
— Я просто надеру ей немного задницу. Дам ей пищу для размышлений. — Он практически поравнялся со мной. Старик зловеще поднимает свою палку. — Устал от этих грязных уродов, которые приходят сюда и портят воздух.
— Как хочешь, — пожимает плечами его друг.
Я продолжаю идти, хотя каждая клеточка в моем теле вопит о том, чтобы настоять на своем и сражаться.
Я могла бы разобраться с этим вонючим мидрианцем. Я смогла бы.
Он понятия не имеет, кто я. Я только что убила Хоргуса гребаного Анскелла.
Я смотрю на крыши в поисках каких-либо признаков Кайма, но демон исчез. Он все еще следует за мной? Я даже не знаю. Крыши здесь выглядят слишком низкими и хрупкими, чтобы по ним мог ходить человек.
Ублюдок. Ожидает ли он, что я позволю этому мидрианскому мудаку побить меня на улице? Я могу стерпеть необходимость носить тряпки и пахнуть дерьмом, но это?
Мидрианец настигает меня.
Я напрягаюсь.
Затем происходит нечто странное.
Мое зрение размывается. Холодок прошел сквозь меня, но чувство прошло так быстро, не было ли это только моим воображением.
Человек по имени Чало падает на колени, сжимая живот. Его лицо бледнеет. Он скулит от боли.
Я замираю, когда холодная ласка проходит, словно перышко, по затылку.
Темное пятно заполняет мой взгляд, а затем исчезает, как мираж. Я не понимаю, как это возможно, но знаю, что это он.
— Не оборачивайся. Продолжай двигаться, — шепчет он мне на ухо. Безошибочно узнаю ровный, мрачный тон его голоса.
Почему я не вижу его? Кайм действительно фантом?
Я не могу сейчас думать об этом
Дружки Чало окружают его, их голоса становятся громче от тревоги. Я опускаю голову и продолжаю двигаться — мышцы напрягаются, ботинки хлюпают по скользкой грязи, когда толкаю тележку по пологому склону.
Позади меня полный хаос. Я не смею обернуться, чтобы посмотреть, что происходит.
Когда ухожу еще дальше, другой мужчина издает задушенный крик боли.
Ни один из них не следует за мной.
Смертельный холод пронизывает воздух.
Я иду дальше, заставляя себя не думать о том, что только что видела. Просто продолжай двигаться. Впереди вижу внушительную каменную стену. Ее квадратные зубцы едва видны на темном ночном небе. Над стеной возвышается сторожевая башня, свет которой льется из ее крошечных окон.
Это то, через что я должна пройти?
Страх поднимается и угрожает сокрушить меня, но я отталкиваю его, сосредотачиваясь, чтобы сделать свои шаги потише, и ставлю одну ногу перед другой.
Вонь навоза меня больше не беспокоит. Я была поглощена им так долго, что едва чувствую запах.
Продолжай двигаться.
Его слова эхом звучат в моей голове, мрачные и притягательные, как будто он вплетает заклинание в свой голос.
Продолжай двигаться.
Я прохожу мимо полуразрушенных домов, куч мусора и выглядящего изможденным осла, привязанного к столбу. Внезапно убожество заканчивается, и я снова на твердой брусчатке. Деревянные колеса тележки стучат по неровным булыжникам. Я бросаю быстрый взгляд вперед и вижу величественные Южные ворота, поднимающиеся над затемненными зданиями. Лошадь ржет и фыркает из-за тонких стен. С одной стороны в темноте змеится аллея. Несколько тусклых фонарей над дверными проемами обеспечивают единственный источник света. Мужчина вылезает из дверного проема и сгибается пополам, опорожняя желудок и прижимаясь руками к стене.
Тьфу. Мидриане. Они пьют в избытке, как будто завтра не наступит. Даже лорды и леди во дворце делают это.
Я иду быстрее и быстрее, не желая ничего, кроме как уйти из этого места. С тех пор как покинула дворец, не видела ни одного дерева. Здесь нет ни птиц, ни насекомых.
От этого задыхаешься.
Я завернула за угол и чуть не столкнулась с парой лошадей. Их наездники — солдаты в черной форме, которые даже не бросают на меня и взгляда, когда едут по своим делам.
Странно думать, что они, вероятно, ищут меня.
Я набираю обороты, когда земля начинает опускаться, тележка, похоже, начинает жить собственной жизнью. Брусчатка сменяется булыжниками, а потом растоптанным гравием.
Я на дороге.
Которая ведет из этого проклятого, удручающего, неестественного города. Впервые свобода настолько близка, что я почти чувствую ее вкус.
У меня возникает соблазн побежать, но я пресекаю себя в самый последний момент.
Я глубоко вздыхаю и замедляюсь. Я не могу позволить себе нервничать, бояться или волноваться. Поэтому закрываю глаза и пытаюсь представить себе ужасную жизнь настоящего навозника. Мне действительно жаль этих несчастных людей.
Кажется, мидриане могут быть жестокими даже по отношению к своему собственному народу.
Я сгорбила плечи и опустила голову. Мои шаги становятся медленными и усталыми.
Ворота впереди. Единственное, что стоит между мной и свободой на другой стороне — это массивные деревянные двери. Сотни металлических шипов установлены в их деревяной основе, расположенные идеальными, пугающими рядами.
Большой железный фонарь свисает с арки, отбрасывая красно-оранжевое свечение через ворота.
Место пустынно.
Где ты, Кайм?
Я не обнаружила никаких признаков его присутствия, как только покинула трущобы. Я просто должна верить, что он где-то там, молча наблюдает за мной из тени.
Мой ужасающий призрачный страж.
По крайней мере, он на моей стороне… пока.
Когда добираюсь до ворот, из узкой сторожки выходят двое охранников.
— Уходи, навозная женщина. Ворота закрыты.
Сказавший это — широкоплечий мидрианец с соломенными волосами и густой бородой. Его доспехи похожи на те, что носят охранники во дворце, только его более изодранные. На его талии висит свирепый короткий меч.
Он смотрит на меня холодными серыми глазами, с высокомерным выражением лица.
Для него я всего лишь насекомое.
Он мог раздавить меня в одно мгновение дважды, не раздумывая.
Паника охватывает мои мысли.
Я замираю.
Кайм ничего не сказал об этом перекрытии. Он не предупреждал меня, что ворота будут закрыты.
Сделай что-нибудь.
Я не могу просто стоять здесь. Это может быть моим единственным шансом.
— П-пожалуйста, сэр, — хныкаю я, делая голос высоким и тонким, добавляя в тон сильную дрожь. — Я должна доставить этот груз до восхода солнца, иначе мне не заплатят.
— Ты опоздала, женщина, — рычит его собеседник. — Разве ты не слышала? Мы закрыты. Отвали. — Он снимает с пояса тяжелую булаву и угрожающе ее поднимает.
Его собеседник морщит нос.
— Просто пропусти эту, Гермог. Зубы Элара, она пахнет хуже, чем канализация в гребаном Джентльменском Ряду.
— Мы получили приказ. Прямо из дворца. Никто не покинет город.
Почувствовав шанс, я подвинулась немного ближе, подталкивая свою тележку навоза им под нос.
— Я никому не угрожаю, — шепчу я, мой голос дрожит, изо всех сил стараюсь имитировать глубокий акцент мидрийского простолюдина. — Просто пытаюсь зарабатывать на жизнь, сэр. У меня есть предложение поселиться в фермерских конюшнях, если я доставлю этот груз сегодня вечером.
Глаза Гермога сужаются.
— Приказ есть приказ. — Он машет битой на меня. — Я больше не буду предупреждать.
— А-а-а… — Я склоняю голову, симулируя разочарование. — Тогда у меня нет выбора, кроме как ждать здесь, пока ворота не откроются. Как долго нужно ждать, господа?
Взгляд отвращения пересекает грубые черты Гермога.
— Ты не останешься здесь. Отвали.
— Я…
— Дьявол. — Он подходит сзади и резко бьет меня по ногам дубинкой. Мучительная боль пронзает меня. Я плачу и падаю на колени, моя левая рука ударяется о деревянную тележку.
Кайм, где ты, черт возьми?
— Еще один звук и я сломаю твои гребаные ноги. Убирайся отсюда, или мы отправим тебя в камеры.
— Тебе не следовало бить ее, — шепчет голос из темноты. На этот раз Кайм отвечает на мои молитвы, появляясь из ниоткуда.
И нет ни холода, ни странных ощущений в затылке, ни страха в глубине живота.
Просто прямо перед моими глазами появляется черная тень.
Высокая, мощная и невероятно стремительная черная тень.
Я вздыхаю с облегчением.
Клянусь, я могу чувствовать гнев, исходящий от него — ужасная, холодная опасность, которая угрожает проглотить все на своем пути.
Я едва могу дышать.
Могу только смотреть в ужасе, когда он прорывает защиту охранников и перерезает им горло.
Кровь брызгает повсюду. Капюшон Кайма поднят, отбрасывая тень на его лицо. Я не вижу его глаз. Это заставляет казаться мужчину еще более страшным.
Охранники падают на землю, кровь льется из их шеи. Кайм берет набор ключей с пояса ныне покойного Гермога. Он не удостаивает своих жертв взглядом, когда идет к тяжелым двойным воротам. Его движения быстрые и целеустремленные; он незнакомец, темная стрела, стреляющая в свою цель, настолько отличающаяся от человека, который недавно спокойно и нежно позаботился обо мне после того, как вырвал меня из ледяной реки.
Это настоящий Кайм. В полном шоке я могу только смотреть, как он открывает массивный железный замок и поднимает тяжелый деревянный брус, скрепляющий ворота.
Огромная дверь открывается с громким скрипом, образуя щель размером с человека, достаточно большую, чтобы мы оба проскользнули.
— Пойдем, — говорит он холодным и мрачным голосом, словно самая глубокая зимняя ночь.
Я не могу пошевелиться.
Мои глаза смотрят на мертвых мидрианских охранников. Крошечный голос в глубине сознания говорит, что они не заслуживали смерти, даже если идиот по имени Гермог бил меня по ногам.
Чем их смерти отличаются от других?
Я видела так много крови за последние два дня, что чуть не потеряла чувствительность к ней. Кайм убил так много людей. И говорит, что он не Лок, но наверняка он один из воинов Лока.
Он просто продолжает посылать людей в подземный мир.
— Амали, — огрызается он, и его голос ужасно резок. — Поторопись.
В оцепенении я поднимаюсь, игнорируя ужасную боль, пронизывающую мои ноги. Возможно, что-то в них сломано. Боль напоминает мне о том времени, когда я сломала руку в детстве.
Отдаленный звук копыт выбивает меня из ступора.
Я оставляю навозную тележку позади и следую за своим смертельным стражем. Он манит резким движением запястья. Я пытаюсь бежать, но могу лишь быстро хромать.
Крики людей доносятся до нас. Потеряв терпение, Кайм тянет меня за руку и проталкивает через щель. Я спотыкаюсь, но он протягивает руку, чтобы успокоить меня.
Я задыхаюсь, глядя в холодную темноту.
Я за пределами городских стен.
За воротами нет света.
Просто холодная тишина и тьма за ее пределами.
— Оставайся здесь, — приказывает Кайм. — Подожди меня.
Затем он закрывает массивные ворота со зловещим стуком. Я шатаюсь, сделав несколько шагов, затем падаю на холодный камень.
Я оглядываюсь на свободу.
Это не то, чего я ожидала.
Там нет ничего, кроме тьмы, и Кайм все еще на другой стороне, поджидая…
Что?
Мой живот сковывает холодом.
Почему у меня такое чувство, что он собирается убить много людей?
Глава 12
Кайм
Я жду под аркой больших каменных ворот с обнаженными мечами. Сейчас придут стражники. В ушах звенят отчаянные крики. Грохот лошадиных копыт становится все громче и громче.
Обычно я не утруждаю себя такими столкновениями, но мне нужна лошадь.
Без лошади мы умрем.
Это не совсем соответствует плану, но все равно вписывается в него достаточно хорошо. Мы добрались до городских ворот. Как только мы достигнем леса, нас не найдут.
Когда стражники сворачивают за угол, я замечаю лошадей. Их целых шесть — большие, мускулистые боевые кони. Их всадники закованы в броню, лица скрыты за темными металлическими забралами, а тела покрыты мерцающими чешуйчатыми доспехами.
На передней части их шлемов изображен маленький зазубренный символ молнии.
Это не обычная городская стража. Они прислали королевский отряд принца.
— Он убил стражников!
— Окружите его, — рявкает один из них. — Обездвижьте его. Мне все равно, как вы это сделаете. Отрежьте ему руки, если понадобится, но не убивайте его. Мы должны взять его живым. Приказ из дворца.
— Гребаный Достопочтенный. Как только я закончу с ним, он будет так мучиться, что пожалеет, что не умер.
Теперь они так близко, что вижу белки их глаз. Мелькают темные клинки. Меня обдает запахом пота и лошадей. Их убийственная ярость ощутима.
Ничуть не беспокоясь, я стою на своем месте.
Мне нужна только одна лошадь.
Я уже выбрал ее. Конь не самый большой, но самый быстрый.
Когда первая пара всадников приближается, я натягиваю вокруг себя ткань времени.
Температура резко падает. Меня охватывает знакомый холод.
Я принимаю это.
И делаю глубокий вдох…
Выдыхаю.
Стоп.
Теперь они в моем мире.
Всадники тут же замедлили шаг, их лошади застыли на середине галопа. Я быстро перемещаюсь между ними, атакуя беззащитных врагов, пробивая клинком кольчугу.
Их броня не сравнится с моей превосходной сталью Иншади.
Я убиваю всех шестерых солдат, оставляя их лошадей невредимыми.
Убиваю бесчестно в замедленном темпе, не давая им шанса защитить себя.
Когда заканчиваю, то замираю на мгновение, глядя вниз на разрушения, причиной которым был я.
Восемь мидрианцев погибли от моей руки. Это было слишком просто. У них не было возможности дать отпор. Они даже не знали, что я приду.
Ужас всего этого просачивается в какое-то глубокое, темное место в моем сердце, и я храню его вместе со всем другим безумием, которое знал за свое короткое и кровавое существование.
Она чудовищна, эта моя способность.
Я — абсолютный обманщик.
И этой властью нельзя пользоваться небрежно. Даже я знаю это, но на этот раз у меня не было выбора. Они бы погнались за нами. С женщиной тигландером, о которой нужно позаботиться, я не могу путешествовать так быстро, как мне бы хотелось.
Кроме того, один из охранников ударил ее. Они, мать твою, ее ударили.
Признаюсь, я немного вышел из себя.
Такое редко случается.
Я отпускаю нити времени и хватаю поводья лошади, которую выбрал — черно-белого жеребца. Охваченный страхом, он взбрыкивает, сбрасывая своего наездника.
Мертвый солдат с громким стуком падает на землю.
Я осторожно натягиваю поводья.
— Спокойно, — говорю я тихо и медленно и кладу руку на его шею. — Спокойно.
Жеребец смотрит на меня, медленно моргая. Он фыркает и качает головой. Я чувствую, что он на грани и вот-вот потеряет голову.
Вокруг нас падают мертвецы. Лошади в панике.
Я не обращаю на них внимания.
Это касается только меня и жеребца.
Он хочет вырваться.
Я ему этого не позволю.
Я смотрю ему в глаза, требуя его внимания, его покорности.
— Что ты делаешь, мхуррин? — Древнее слово, обозначающее лошадь, непроизвольно слетает с моих губ, и я удивляюсь, откуда вообще его знаю. Такое случается уже не в первый раз. — Не будь таким глупым. Это я. Теперь ты меня знаешь. Одолжи мне свою скорость. Я знаю, что ты хочешь убежать за эти ворота.
Лошадь пристально смотрит на меня, потом опускает голову и тихо фыркает в знак согласия.
— Хороший мальчик, — тихо говорю я, ведя его к воротам.
Среди крови и хаоса он успокаивается.
— Подожди, — говорю я.
Жеребец повинуется, когда я толкаю массивные ворота и вывожу его наружу. Амали ждет меня с другой стороны, ее глаза широко раскрыты и остекленели. Без сомнения, она слышала шум. Неудивительно, что она все еще здесь, а не убегает в лес, перепуганная до смерти.
Но ведь она уже проявила удивительное самообладание перед лицом ужаса.
Лошадь улавливает ее запах и ржет. Вся в навозе, она ужасно пахнет, но это знакомый запах для лошади.
Мысленно я называю его Облако. Белые пятна на его черном туловище похожи на облака.
— Ты раньше ездила верхом? — спрашиваю я, не обращая внимания на выражение легкого ужаса на ее лице. Позже будет время развеять ее страхи.
— Прошлой ночью я впервые ездила на лошади, — ворчит она, — и я бы не назвала это верховой ездой.
— Нет, — соглашаюсь я, чувствуя вспышку веселья от ее раздражительности. — Мы сделали то, что было необходимо в то время. Ты ведь здесь? Пойдем. Быстро.
Темные глаза Амали вспыхивают, когда она открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом дважды подумав, смолчала. Я подвожу ее к лошади и показываю стремена. На этот раз она поедет впереди меня.
Она садится на лошадь, а я натягиваю поводья.
— Спокойно, парень, — бормочу я, сдерживая нетерпение жеребца. Он грызет удила. Его мускулистое тело дрожит от сдерживаемого напряжения. Он хочет бежать
Я сажусь в седло позади Амали, зажав ее между руками, и берусь за поводья. Она напрягается, когда я прижимаюсь к ней, явно испуганная.
Она воняет до небес, но я не обращаю внимания на гнилостный запах дерьма.
Дерьмо — это часть жизни. Иногда мне самому приходилось ползать по канализации.
— Н-ну что ж, это было захватывающе, — сухо говорит Амали. — Но я предполагаю, что ты обычно не делаешь такого драматического выхода.
Я тихо фыркнул.
— Конечно, нет. Захватывающе — это еще одно слово для обозначения бросающегося в глаза. Обычно я перелезал через стены, и меня никогда не замечали. Это был худший выход в моей жизни, и все из-за тебя, моя дорогая.
— Я чувствую себя такой особенной. — Ее голос пронизан иронией, но легкая дрожь в нем говорит мне, что она скрывает свое потрясение.
— Ты молодец, — бормочу я. — Не каждый мог бы сделать это так убедительно.
Она напрягается, как будто моя похвала ядовита.
— И все же ты был так уверен, что я смогу это сделать.
— Ты одурачила императора и весь мидрианский двор, — пожимаю я плечами. — По сравнению с тем, это было легко.
По правде говоря, я впечатлен.
Несмотря на все, она терпит унижение, будучи покрытой дерьмом, она следовала моим инструкциям до последней буквы. Она не жаловалась и не терзалась жалостью к себе.
И вся эта грязь и вонь не могут скрыть того факта, что под грубой одеждой она теплая, гибкая, с приятным изгибами.
Мой член дергается.
Проклятое тело. Когда это у меня было так мало самоконтроля?
Я стараюсь не обращать внимания на это ощущение, надеясь, что оно пройдет. Сейчас не время для этого.
— Держись, — шепчу я ей на ухо, когда она вплетает пальцы в гриву Облака. — Мы собираемся лететь.
Облако дергает удила, по-видимому, чувствуя мое нетерпение.
Позади нас раздаются отчаянные крики. Сотни голосов сливаются, переходя в рев.
Ну, это не заняло много времени, верно?
Они послали за нами чертову армию.
Я постукиваю пятками по бокам Облака. Большего и не потребовалось. Он переходит в галоп, потом в рысь, все быстрее и быстрее, его копыта громко стучат по холодной земле, отчего комья земли разлетаются во все стороны.
Амали ахает и наклоняется вперед. Мимо просвистела стрела, за ней еще одна и еще. Я крепче обхватываю Амали руками и низко наклоняюсь, защищая от опасности.
Мои раны быстро заживут. А ее — нет.
Облако все еще набирает скорость. Пока лошадь ликует в своей свободе, я мысленно возношу благодарственную молитву какому-то несуществующему богу за быстрые копыта жеребца.
Мы оставили стрелы позади. Теперь враги нас не поймают.
Мое тело холодное. Кончики пальцев ледяные, лицо онемело от холодного ночного воздуха.
Я знаю, как должен выглядеть. Каждый раз, когда использую свою силу, то становлюсь немного бледнее, и тьма ползет под моей кожей, делая мои вены черными. Иногда мои незаконченные татуировки сдвигаются и извиваются, прежде чем вернуться на место.
Эффект всегда временный, но иногда кажется, что полуосознанные змеи вен хотят ожить.
По крайней мере, эта часть меня закрыта. Я и так достаточно напугал Амали. Ей вовсе не обязательно знать всю силу моего проклятия.
А после сегодняшнего побега я должен ей ванну в горячих источниках.
Я морщу нос.
Для нас обоих было бы неплохо принять ванну.
Может, сейчас от нее и дурно пахнет, но, по крайней мере, она теплая.
Рядом с моим холодным, чудовищным телом она теплая.
По крайней мере, у нас есть это.
Глава 13
Амали
Боясь оцарапать лицо, я крепко зажмуриваюсь, когда мы входим в лес. Мне кажется, что под нами какая-то протоптанная тропинка, но я не уверена, потому что ничего не вижу в темноте, а на пути стоят деревья и ветки. Листья и ветки задевают меня, царапая кожу. Кайм прижимает свою затянутую в перчатку руку к моей шее, пряча мою голову так, чтобы меня не ткнуло в глаз.
Он чувствуется большой мускулистой глыбой льда и все же почти нежен со мной, когда защищает от дикого леса.
Странный, приводящий в бешенство человек.
Не думала, что у таких как он есть хоть капля нежности.
Я позволяю себе немного расслабиться рядом с ним, когда мы мчимся по неровной земле. Я все еще не привыкла к ритму лошади, и моя задница болит как сумасшедшая. Каким-то образом Кайм понял это и переместил меня в почти удобное положение.
В отличие от него, я не опытный наездник.
Мы едем через густые заросли и холодные, неглубокие ручьи. Ледяная вода плещется по моим ботинкам и лодыжкам, пронизывая холодом до костей.
Мы едем до тех пор, пока мой зад окончательно не занемел, а пальцы ног и рук не становятся такими холодными, что я их больше не чувствую. Через некоторое время я привыкла к волнообразному ритму тела лошади. Это странно успокаивает, и время от времени я впадаю в полусон, но потом что-то — резкий поворот или шорох низко свисающей ветки — выводит меня из оцепенения.
Мы едем так долго, что я уже не чувствую времени. Неужели уже прошла целая ночь?
Я очень устала.
Мне холодно.
Я все еще в шоке.
И как раз в этот момент, когда начинаю задаваться вопросом, сколько еще смогу терпеть, прежде чем упаду с проклятой лошади…
Мы останавливаемся.
Лошадь издает мягкое фырканье. В темноте жужжат насекомые. Вдалеке торжественно ухает сова.
Я открываю глаза и оглядываюсь. Лунный свет просачивается сквозь верхушки деревьев, освещая толстые стволы. Слабый шум текущей воды достигает моих ушей.
Мы в лесу. Я делаю глубокий вдох и вдыхаю запах свежей сосны и богатой земли. Это знакомый запах, успокаивающий запах, о котором я так мечтала, когда была заперта во дворце.
Слезы щиплют глаза. Я яростно моргаю, не желая превращаться в рыдающую истеричку перед ним.
Кайм быстро спешивается. Если он и заметил мои слезы, то виду не подал. Он протягивает руку, и я кладу свои голые пальцы-сосульки в его ладонь в кожаной перчатке. Он поддерживает меня, когда я соскальзываю со спины лошади. Боль пронзает мои ноги, когда они касаются земли. Я вздрагиваю.
— Он не должен был бить тебя, — мягко говорит Кайм, и жесткость в его голосе заставляет меня похолодеть. — Это было чересчур.
— Я поправлюсь. Удивлена, что именно ты смотришь на это именно так. — Гляжу на него снизу вверх. Он на голову выше меня, и в лунном свете отчетливо вижу только его бледное лицо.
Он кажется совершенно в своей стихии в холодном, темном лесу.
— Почему это должно удивлять? Я профессионал, а не дикарь. Если это тебя утешит, то он уже мертв.
Я напрягаюсь. Не очень тонкое напоминание о том, что он может убить, даже не задумываясь, не дает мне никакого утешения.
— Мы здесь надолго не задержимся. — Он берет лошадь под уздцы и идет вперед. — Но тебе нужно принять ванну и отдохнуть. — К моему удивлению, его голос смягчается.
Мы пересекаем низкий овраг, усыпанный осенними листьями.
— Осторожно, — говорит Кайм. — Там на камнях мох. Не поскользнись.
Для безжалостного убийцы он ужасно вежлив.
Звук бегущей воды становится громче. Внезапно мы оказываемся на берегу ручья. Лошадь находит в темноте неглубокий пруд и начинает пить.
Я едва вижу воду, но могу разглядеть гладкие края массивных валунов, которые были источены водой с течением времени. Есть что-то успокаивающее в этом звуке, запахе, виде.
Это напоминает мне о доме.
— Это не совсем горячий источник, — сообщает мне Кайм, — но, по крайней мере, ты можешь привести себя в порядок. А потом отдохни.
У меня начинают стучать зубы. Без сомнения, ручей будет ледяным. Я стягиваю с себя грубую, вонючую одежду.
— Мне больше нечего надеть.
— Я позабочусь об этом. Быстро мойся, если не хочешь спать, когда вокруг тебя воняет дерьмом.
С некоторым трепетом смотрю на быстро текущую темную воду. Я не вижу, что скрывается под поверхностью. А что, если в воде водятся ядовитые твари? Речные змеи или речные пауки? Иногда самые привлекательные лесные ручьи могут быть самыми опасными.
— Это безопасно, — успокаивает меня демон.
Неожиданно он переплетает пальцы с моими и ведет меня к кромке воды, двигаясь бесшумно в темноте. Конечно, он видит гораздо лучше меня — результат отравления соком лозы Утренней Звезды в детстве.
По мне пробегает слабая дрожь. Как ужасно. Какие еще страшные вещи пережил Кайм? Что за опыт может выковать такого человека?
— Сними обувь. — Его голос низкий и соблазнительный, и что-то в этой сцене: бурлящая вода, ощущение его холодных, но успокаивающих пальцев, переплетенных с моими, тишина ночи — делает мое дыхание прерывистым.
Это место мрачно-волшебное.
Так непохоже на чопорную, роскошную, вызывающую клаустрофобию обстановку дворца.
И оно реально.
Все еще держа его за руку, я снимаю с ног ужасные грязные ботинки. Теперь я чувствую под босыми ногами гладкую гальку и холодную воду.
Ух. Она холодная, но очень освежающая.
Мне не терпится смыть с себя вонь этого ужасного города.
— Я так понимаю, ты сейчас отвернешься, — сухо говорю я, внезапно почувствовав себя неловко в этой темноте.
На меня смотрели сотни мужчин во дворце, но эти взгляды всегда были как с гуся вода, потому что мне было безразлично, что они думают.
Так почему же на меня так действует этот странный мужчина, когда сотни других не могут этого сделать?
Он убирает свои пальцы от моих.
— Ты права, опасаясь купаться в ручье. Пока это безопасно, но в темноте всегда что-то скрывается. Я буду наблюдать.
Я пристально смотрю на него, пытаясь понять, говорит ли он серьезно или просто играет со мной.
Но совсем не могу его прочитать.
Жар разлился по моим щекам. Мысль о купании нагишом перед этим незнакомцем…
Щупальце страха змеится по моей спине. Сердце бешено колотится. Это старое отвратительное чувство грозит вернуться. Тренеры во дворце заставили меня стать объектом желания.
Но сейчас совсем по-другому.
Кайм холоден и отстранен. В том, как он смотрит на меня, нет ничего похотливого. Он просто…
Мрачно напряженный.
Горячий.
Помоги мне, богиня.
— Нет ничего, чего бы я уже не видел, — без обиняков говорит он.
— Значит, ты все-таки раздевал меня прошлой ночью.
— В силу необходимости. — Его голос совершенно холодный. Неужели вид моего обнаженного тела не тронул его, хотя бы чуть-чуть? Прошлой ночью я была совершенно уязвима перед ним, а он ничего не сделал.
Я должна была бы посчитать это обнадеживающим, но по какой-то причине немного разочарована.
— Искупайся, Амали, — рявкает он, и в его голосе слышится нетерпение. — Я устал, и ты тоже. Нам нужно отдохнуть, и ты будешь спать лучше, когда не станешь пахнуть канализацией.
— Я уверена, что ты тоже пахнешь не совсем весенним садом. Может, тебе тоже стоит помыться? Я буду наблюдать. — Наверное, это не очень хорошая идея — нападать на этого невероятно опасного человека, но я устала, проголодалась и немного обижена.
Не совсем понимаю, почему я чувствую себя оскорбленной. Возможно, ожидала чего-то большего, хотя бы намека на то, что его затронул мой внешний вид.
Какая же я тщеславная. Все это время, потраченное на то, чтобы стать игрушкой императора, спутало мои мысли.
Кайм наклоняет голову, но ничего не говорит. Лошадь заканчивает пить и ржет, покорно возвращаясь к убийце. Такой страшный на вид зверь, и все же он так быстро приручил его.
Ледяная вода плещется у моих ног. Одежда из мешковины начинает чесаться. Внезапно ощущение грязи и копоти на моем теле становится невыносимым.
У меня действительно нет выбора. С таким же успехом можно было бы просто закончить с этим.
Хорошо. Я бросаю на Кайма вызывающий взгляд и раздеваюсь. Это не займет много времени, потому что на мне нет нижнего белья. Прохладный ночной воздух коснулся обнаженной кожи, и я пошла вброд по мелководью.
У меня перехватывает дыхание, когда шок от холодной воды приводит меня в взбудораженой состояние. Я пробираюсь глубже и опускаюсь на колени, позволяя воде стекать по моим плечам. Сложив ладони чашечкой, умываю испачканное сажей лицо. Мое тело быстро приспосабливается к ледяной воде, и внезапно это доставляет мне удовольствие.
Я опускаю голову под воду, продираясь сквозь грязные спутанные волосы. Звуки леса исчезают. Я погружаюсь в холод и темноту, гладкие камни скользят под моими ногами, а крошечные рыбки кусают меня за лодыжки.
Тишина — это великолепно.
Холодные объятия воды успокаивают мое избитое тело. Она словно мазь от синяков на ногах, куда меня ударил мидрианский стражник.
Я остаюсь под водой до тех пор, пока могу терпеть, пока мои легкие не начинают гореть, а пальцы рук и ног немеют от холода.
Затем я вырываюсь на поверхность, вода каскадом стекает с моего тела.
Я чистая.
Это восхитительное чувство.
Холодный воздух ударяет в меня, посылая рябь мурашек по моей коже. Я вся дрожу. У меня начинают стучать зубы. А руки мелко подрагивают.
Кайм смотрит на меня с берега: молчаливая призрачная фигура, его лицо словно бледная луна в темноте. Отсюда его глаза выглядят как две обсидиановые пустоты. Невероятное напряжение.
Мои проколотые соски напряглись.
Несмотря на то, что я дрожу, тепло просачивается между моих бедер. Клитор начинает пульсировать, и давление крошечного пирсинга в его капюшоне только усиливает возбуждение. Я должна убрать эту чертову штуку. Госпожа Нимара силой вживила ее. Стражники гарема удерживали меня, пока она проталкивала его сквозь нежную плоть, жестоко улыбаясь, когда слезы боли текли из моих глаз. Клянусь Селизой, это было очень мучительно.
Но теперь это заставляет меня испытывать странное и неожиданное удовольствие. Что происходит? Почему мое тело так реагирует?
Это ощущение так отличается от наркотического возбуждения, которое мне пришлось испытать во дворце.
Я иду очень тихо, чувствуя себя неуверенно.
Кайм зовет меня:
— Этого достаточно, Амали. Пойдем, пока ты не замерзла насмерть.
Я медленно бреду по воде, пока не достигаю сухой земли. Кайм делает шаг мне навстречу. В его руках что-то есть. Я ничего не могу разглядеть в темноте.
— Вот. — Он накидывает мне на плечи мягкую шаль, когда я достигаю сухого грунта. — Вытри себя.
Мои зубы стучат так сильно, что больше не могу говорить. Я заворачиваюсь в ткань, отчаянно пытаясь согреться. Материал тонкий, но удивительно впитывающий. Прежде чем успеваю что-то сообразить, Кайм сует мне нечто в руки.
— Зимнее нижнее белье. Оно тонкое, но сделано из плотной овечьей шерсти. Оно согреет тебя.
Ткань под моими пальцами невероятно мягкая. По сравнению с грубой мешковиной, которую я носила, она кажется роскошной.
— С-спасибо, — выпаливаю я слова в перерыве между клацанием зубов. Нащупываю в темноте рукава и подол. Чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом и надеваю одежду, наслаждаясь ощущением гладкой, мягкой ткани на холодной коже. Я накидываю тонкую шаль на волосы и шею, крепко завязывая ее, чтобы защититься от холода.
И тут же мне становится немного теплее.
— На самом деле этого недостаточно, но это все, что я смог найти за столь ограниченное время. — Кайм берет лошадь и ведет ее к подножию огромного дерева. Он говорит с животным мягким, нежным тоном, издавая щелкающие звуки из глубины горла.
К моему удивлению, лошадь опускается… а потом ложится с тихим фырканьем.
— Облако согреет тебя.
— Облако?
— Его так зовут.
На моих губах мелькает ухмылка. Я ничего не могу с собой поделать. Как можно назвать этого пугающего зверя в честь чего-то такого мягкого и нежного как облако?
Но иногда облака тоже могут стать опасными. Наша деревня повидала немало диких летних штормов, так что, может быть, имя все-таки подходит.
— Ты права, — тихо говорит Кайм, не обращая внимания на мое веселье. — Мне нужно принять ванну. — Внезапно он снимает рубашку, обнажая бледную грудь и широкие плечи.
У меня отвисает челюсть.
Я уверена, что мои глаза стали огромными, как блюдца. Сердце колотится в груди. Я больше не дрожу так сильно. Жар между бедер распространяется по всему телу.
Я щурюсь в темноте, не в силах оторвать глаз от мощной фигуры Кайма. Слабый лунный свет позволяет мне видеть только его очертания, но совершенно очевидно, что он находится в отличной физической форме.
— Ложись рядом с Облаком и жди, — приказывает он. — Лошадь согреет тебя.
— Не боишься, что я возьму лошадь и исчезну?
— Нет, — беспечно отвечает он. — Если бы ты действительно собиралась бежать, то не стала бы сообщать о своих намерениях. Кроме того, ты не умеешь ездить на лошади, чтобы спасти свою жизнь, так что в любом случае, я поймаю тебя.
— Хм, — я возмущенно фыркнула, пока он сворачивал свою рубашку.
Неужели он так легко меня отпустит?
Меня, которая убила Хоргуса? Я дочь охотника и старейшины племени. Мне бы очень хотелось преподать ему урок за то, что он недооценил меня.
В следующее мгновение его рубашка летит ко мне в темноте.
— Лови, — рявкает он.
У меня срабатывают рефлексы. Я хватаю одежду в воздухе. — Ч-что это?
— Надень ее. Ты все еще дрожишь. Поверь мне, она не воняет дерьмом. — Он поворачивается и снимает брюки. Мое сердце замирает, когда я мельком вижу идеально подтянутый бледный зад.
Очевидно, скромность его не волнует. Осознает ли он, насколько привлекателен на самом деле, или ему просто все равно?
Самонадеянный ублюдок.
Такой человек… как он вообще?..
Я качаю головой, когда мои мысли перетекают к темным, плотским отношениям.
Кайм исчезает под водой, оставляя меня в шерстяном белье рядом с Облаком, который выглядит совершенно расслабленным, прислонившись к стволу дерева.
Я сажусь рядом с лошадью и глажу ее теплую шею. Облако удовлетворенно фыркает, когда провожу пальцами по его густой гриве. Я натягиваю рубашку Кайма через голову, добавляя еще один слой тепла к шерстяному белью. Она слишком велика для меня, и от нее слабо пахнет кровью.
Убийца отдал мне свою рубашку. Если бы он был абсолютно бессердечным человеком, он бы этого не сделал, не так ли?
Я делаю глубокий вдох, вдыхая сложную смесь лошади и медный запах крови, и его неоспоримый мужской аромат.
Он не так уж неприятен.
Несмотря на мое затруднительное положение, это все не так уж плохо.
Как быстро может измениться судьба. Две зимы назад я была просто бедной деревенской девушкой, с проклятой меткой на лице. Прошлой ночью я была наложницей императора, обреченной на жизнь в сексуальном рабстве.
А сейчас я нахожусь в холодном, темном лесу, одетая в мягкое шерстяное белье, которое дал мне бледный убийца, и внутри меня медленно рагорается огонь и все из-за него.
Человек, в котором я даже не уверена, что он человек.
Мой взгляд прикован к таинственной ряби на поверхности ручья. Кайм полностью исчез. Холодный ночной ветерок пробегает по деревьям. Грудь лошади поднимается и опускается. Сквозь щель в куполе я вижу сияющую луну.
Я перестала дрожать. Кайм был прав. Облако благословенно теплый.
Я позволила лесу поглотить себя. Темнота, звуки, насыщенные запахи земли…
Это знакомо для меня, но не совсем.
Огромная дыра тоски открывается во мне.
Я хочу домой.
Дикие северные леса вокруг Венасе — вот, где мое место.
Внезапно Кайм выныривает на поверхность, вода стекает с его гладкого, сильного тела. Лунный свет, кажется, усиливается, окутывая мужское тело серебристым ореолом.
Я оглушена.
Он проводит руками по своим темным волосам одним резким движением, смахивая излишки воды.
Затем двигается вперед, поднимаясь из воды, открывая все больше и больше свое тело.
Он совершенно голый.
Проклиная свое ох какое человеческое зрение, я щурюсь. В тусклом свете не могу разглядеть мелкие детали. Но отчаянно хочу увидеть его во всем его черно-белом великолепии, но тени отказывают мне.
И все же я вижу достаточно.
Чем больше смотрю, тем труднее мне отвести взгляд. Он словно околдовал меня.
Он на самом деле потрясающий мужчина.
— Разве ты раньше не видела обнаженного мужчину, Амали? — Его голос низкий и искушающий, и в нем есть намек на веселье — я не слышала от него подобного раньше.
Он идет ко мне, явно не беспокоясь о своем неприкрытом теле. Облако тихонько всхрапывает, когда демон приближается.
Небрежно, почти нагло, Кайм поднимает брюки и надевает их.
Я пытаюсь придумать что-нибудь умное, но мой мозг меня покинул.
— Э… ты что, маг? — выпаливаю я, и мое подозрение растет.
Кайм слегка наклоняет голову и застегивает ремень.
— Возможно. Но не в традиционном смысле этого слова. Ты задаешь вопрос, на который у меня нет настоящего ответа. Тебе уже достаточно тепло, Амали?
Теперь он стоит прямо передо мной, глядя вниз, его глаза прикрыты тенью. Я могу только различить скульптурные линии его тела, жесткую линию челюсти, высокомерное выражение лица.
На нем только брюки и ничего больше. Он опускается на небольшом расстоянии от меня и начинает натягивать мягкие кожаные сапоги.
— Ты хочешь вернуть свою рубашку? — спрашиваю я, не в силах сдержать раздражение в голосе. Этот человек, должно быть, самый загадочный, которого я когда-либо встречала.
— Нет. Оставь себе.
— Тебе не холодно?
— Мне всегда холодно. Не смотри на меня так. Оно того не стоит.
Мне кажется, или голос Кайма звучит немного напряженно?
Что, черт возьми, он вообще имеет в виду?
Он тот, кто начал все эти странности в первую очередь.
Я фыркнула от разочарования. Этот человек слегка бесит.
Кайм достает что-то из темноты. Мои глаза сужаются. Его рюкзак лежит у подножия дерева вместе с оружием.
Когда он вообще их там оставил?
Ассасин вынимает из ножен меч. Обнаженный клинок блестит в лунном свете, и я напрягаюсь при виде него.
Что он делает?
В его правой руке появляется тряпка. Он начинает чистить лезвие, скользя тканью вниз в деликатной, почти нежной ласке.
— Ложись спать, Амали, — говорит он тихо, и, возможно, впервые в его голосе слышится намек на что-то другое. Нелепо, но я жажду, чтобы его руки ласкали меня так же нежно, как он гладит свой проклятый жестокий клинок.
Но его слова мгновенно подействовали на меня. Это правда, я устала до дрожи в костях. Я пытаюсь устроиться поудобнее возле теплого бока Облака. Лошадь опускает огромную голову на землю, выглядя такой расслабленной.
Я всегда боялась лошадей. Мы, тигландеры, не привыкли находиться рядом с этими страшными животными.
Но почему-то я не боюсь Облака. Возможно, это потому что знаю — он полностью под контролем Кайма.
Мои веки опускаются. А дыхание становится глубже.
Наконец-то, я расслабляюсь.
— Обещай, что отвезешь меня обратно в Венасе, — бормочу я, впадая в полусонный транс. Каким-то образом моя речь переключилась с мидрианского диалекта на мой родной тиг. — Ты сбиваешь меня с толку, демон. Иногда ты кажешься почти благородным, но убиваешь так же легко, как дышишь.
Кайм молчит.
Ветер шумит сквозь купол над головой.
Я погружаюсь в сон, уверенная в том, что если враги найдут меня сейчас, то у меня будет лучший защитник, на которого только могла надеяться.
Было бы прекрасно теперь, если бы он только сказал мне, чего хочет от меня.
Я все еще его пленница.
Нельзя забывать об этом.
Глава 14
Амали
Открываю глаза раннему утреннему свету и пению птиц. Осматриваюсь вокруг, вызвав шелест листьев.
Где это я? Сбитая с толку и дезориентированная, протираю глаза
Сверху надо мной лесной полог, словно лоскутное одеяло осенних красок: красновато-коричневый, янтарный и насыщенный коричневый. Ветер треплет деревья, заставляя их танцевать на фоне чистого утреннего неба. Листья опадают. Вращаясь, плывя, дрейфуя, они завораживают меня своим медленным, изящным полетом.
Побег прошлой ночи кажется далеким кошмаром.
Принимаю сидячее положение и оглядываюсь. Кайм и лошадь отсутствуют.
В легкой панике я вскакиваю на ноги. Он меня бросил?
На мне все еще его черная рубашка. Она длиной чуть ниже моих бедер. Концы рукавов охватывают мои руки. Его запах повсюду вокруг, и это сводит меня с ума.
Я хожу взад и вперед, глядя сквозь деревья. Нет никаких его следов.
Он… бросил меня? Но тогда зачем вообще беспокоиться о том, чтобы спасти меня?
Нет. Он не из тех, кто делает что-то импульсивно и без причины.
Я разминаю ноющие ноги и спускаюсь к кромке воды, впервые четко видя ручей. Чистая вода льется каскадом по стертым серым камням и валунам. В более глубоких местах вода окрашена в манящий синий оттенок.
Я могла бы сбежать.
Следуя вдоль ручья, чтобы…
Но куда?
Я зачерпываю воду ладонями, брызгаю ею на лицо.
Ого. Ледяная вода похожа на холодную пощечину. Когда я поднимаюсь на ноги, у меня в затылке возникает странное ощущение. Я поворачиваюсь и встречаюсь лицом к лицу с…
Каймом.
— Ты здесь, — выпаливаю я с облегчением. Странно. Почему я должна чувствовать облегчение от того, что мой похититель вернулся? Я предпочитаю свободу.
Но на этой проклятой земле никто не свободен.
Кайм стоит на небольшой поляне, глядя на меня темными глазами. Он все еще с обнаженной грудью, и его бледная кожа блестит в утреннем свете. Это намек на влажность… пот? Но прошлой ночью ему было так холодно. Я не думала, что он может согреться.
Его рюкзак перекинут через плечо. Руки скрещены, бицепсы напряжены, предплечья мускулистые и крепкие. Мой взгляд привлекает одна деталь, которую я не заметила прошлой ночью в темноте.
Черная чешуя на предплечьях.
Нет, присмотревшись, понимаю я. На самом деле это рисунки, нанесенные на его кожу. Я видела подобные на гербах мидрийской дворцовой стражи, но те рисунки были простыми и грубыми. Они совсем не похожи на очень детальные узоры на руках Кайма.
Я никогда в жизни не видела ничего подобного. Они потрясающие, устрашающие и на самом деле довольно красивые.
Я присматриваюсь. Узор вокруг его предплечий темный и хорошо детализированный, но по мере как поднимается вдоль его рук, становится нечетким — больше наброски, чем законченное произведение искусства. Оно незавершено? Что это значит?
— Ешь, — приказывает Кайм своим обычным властным тоном, не обращая внимания на мое любопытство. Он толкает в мою сторону небольшой завернутый в ткань сверток. — Нам предстоит покрыть большое расстояние. Эта остановка стоила нам слишком много времени, но у меня не было выбора. Нам обоим нужен был отдых. Теперь я хочу наверстать упущенное. Как только мы начнем движение, то не сможем нормально отдохнуть, пока не доберемся до Венасе.
— Ну, и тебе доброе утро, — ворчу я, беря пакет из его рук. Мы можем оказаться в ужасной ситуации, но это не значит, что мы не можем быть вежливыми друг с другом.
Кайм вообще знает, как вести себя вежливо? У меня такое ощущение, что он действительно не привык иметь дело с людьми.
Я разворачиваю пакет и нахожу пригоршню красных лесных ягод и кусок сухого хлеба.
— Это немного, но тебе хватит продержаться, пока мы не доберемся до деревни.
— C-спасибо. — Но кое-что меня беспокоит. — Где Облако?
— Пасется, — пожимает он плечами. — Он никуда не пойдет без моего разрешения.
Ах.
Я кладу в рот одну из красных ягод. На вкус она как восхитительный всплеск терпкой сладости.
Кайм напрягается, его лицо принимает опасное выражение.
— Не двигайся, — шипит он.
Все еще жуя, я в замешательстве моргаю. Что теперь?
— Тихо. — Его рука превращается в размытое пятно, и что-то вылетает из его ладони — небольшой метательный нож.
Чвак.
Я вздрагиваю и смотрю вниз.
У моих ног лежит черная водяная гадюка. Нож Кайма практически отрубил ей голову. У меня перехватывает дыхание. Водяные гадюки чрезвычайно смертоносны. Один укус может убить, и я слышала, что смерть от укуса водяной гадюки просто ужасна. Яд действует медленно, на протяжении не дней, а недель, пока полностью не парализует жертву. Процесс начинается со ступней и постепенно распространяется по всему телу, пока мышцы груди не станут настолько слабыми, что жертва перестает дышать.
Какой ужасный способ умереть.
Меня охватывает дрожь.
Это могло случиться со мной. Как я могла быть столь беспечной? Та, кто всю жизнь прожила в лесу. Обычно я знаю, как избегать опасный животных и хищников.
Как же я пропустила змею?
Потому, что Кайм чертовски отвлекает?
— Лес — опасное место, — бормочет он, подходя ко мне. Он приседает и достает нож, вытирая его о брюки. Затем залезает в свой рюкзак и вытаскивает небольшой пузырек. И тут же из пасти змеи вырывает клыки и осторожно помещает их во флакон.
— Ч-что ты делаешь?
— Ассасины высоко ценят яд. Он нейтрализует определенные вещи… и чрезвычайно полезен для принуждения.
Я решаю, что действительно не хочу знать, для чего Кайм планирует использовать смертоносный яд водяной гадюки. Зачем кому-то нужно делать это с другим живым существом?
Я выбросила эту мысль из головы, пока жевала сухой хлеб, который имел вкус доски и царапал горло.
Когда Кайм закрывает рюкзак, его рука касается моей ноги. Сквозь тонкую ткань леггинсов его прикосновение ощущается словно удар током… и таким же теплым.
Конечно, это не было случайностью. Он же просто?..
Он теплый?
Как?
Я стою на солнышке и моргаю, как идиотка.
— Давай, Амали. Пошли. — Внезапно он поднимается на ноги и поворачивается, открывая мне свою спину без рубашки.
Я задерживаю дыхание. Чернила продолжаются по его плечам и спине, темные чешуйки бледнеют. Они сливаются в тусклый контур. Присмотревшись, я вижу длинное извилистое тело змеи, извивающееся среди лиан и листьев. Змея глотает свой хвост.
Не знаю, что это значит, но символ выглядит темным, мощным и древним. Это определенно не мидрианский и не тигов.
Почему он не закончен?
Меня охватывает любопытство, но я не могу сказать ни слова. Нельзя просто спросить смертоносного убийцу, почему у него на руках и спине нарисована незаконченная змея.
Не обращая внимания на мой взгляд, Кайм уходит, как будто ничего не произошло, словно не он просто обезглавил гребаную водяную гадюку и хладнокровно изял ее клыки. Я следую за ним сквозь пятна света, а под моими босыми ногами шелестят осенние листья.
В отличие от моих шумных шагов, движения Кайма совершенно бесшумны.
Как это нервирует.
Когда он проходит через лес, все стихает, и кажется, к нему тянутся тени. Призрачный образ змеи на его спине словно оживает, изгибаясь и корчась в пятнах света.
Мои глаза обманывают меня?
Я смотрю сквозь стволы деревьев. Лес густой. Кажется, словно он бесконечный. Деревья здесь меньше, чем древние ледяные рощи вокруг Венасе, их стволы серые и стройные. Ковер из красных, коричневых и оранжевых листьев покрывает лесную подстилку.
Я могла бы попытаться сбежать, но куда мне пойти? Альтернатива Кайму только Мидрианская империя, что для меня равносильно смерти.
Кроме того, он поймает меня. Я видела, как он делал нечто странное. Видела, как он двигался так быстро, что становился невидимым.
Поэтому нет. Сейчас я должна содействовать, потому что, несмотря на всю свою безжалостность, Кайм был добр ко мне. Потому что забрал меня из дворца, накормил, одел и убедился, что нет угрозы моей безопасности.
Меньше всего хочется злить его, потому что его расположение может исчезнуть в любой момент.
Он меня пугает. Я хочу попытаться уйти от него, но пока еще нет.
Слишком рано.
Мне нужно узнать его лучше, прежде чем что-нибудь предпринять.
В чем же твоя слабость, бледный демон?
Кайм подходит к Облаку и берет его за поводья, которые тянутся по земле. Лошадь даже не думала убегать, пока хозяина не было.
— Время идти. — Он подзывает меня, протягивая эффектно разукрашенную руку. Я отворачиваюсь. Это уже слишком. — Мы не остановимся, пока не покинем территорию Даймарана. Я чувствую, ты думаешь о возможности побега. Не надо. Это бесполезно.
— Я не думала об этом, — ворчу я, раздраженная тем, что он меня подловил. — Во всяком случае, не серьезно. Я видела, на что ты способен. И я не дура.
— Хорошо, что ты наконец осознала ценность своей жизни.
— У тебя нет рубашки? — раздраженно спрашиваю я, блокируя воспоминания о том, каково было чувствовать смерть.
Я сосредотачиваюсь на текущем моменте. Эти руки. Эти тугие, скульптурные, обнаженные руки будут вокруг меня весь день.
— У меня есть рубашка. Она на тебе.
— Это твоя единственная?
— Я всегда путешествую налегке. Меня холод не особо беспокоит.
— Что ж, теперь можешь ее забрать обратно… и э, спасибо, — сухо говорю я, стягивая ее, снимая темную ткань через голову. На одно головокружительное мгновение меня окружает его запах.
Все мое тело покалывает. Почему возникает это покалывание? Особенно там внизу?
Прекрати. Он ассасин. Жестокий, безжалостный убийца. Эгоистичный. Грубый. Холодный. Ты ничего не знаешь о его прошлом: где он был, кого убил, каковы его настоящие мотивы. Ему нельзя доверять.
В мои мысли вторгается темный голос. «Но он хорошо к тебе относился. И он отличный защитник».
И внезапно меня охватывают противоречивые чувства: отторжение, смущение и возбуждение одновременно.
Я сжимаю его рубашку в руках и бросаю. Он хватает ее на лету, но не надевает.
— Ты уверена, что не хочешь ее? Еще холодно. Тебе она нужна больше, чем мне.
— Не знаю, — вру я, хотя холодный утренний ветерок пронизывает тонкое белье из овечьей шерсти. — Я в порядке. — Мысль о долгой поездке по лесу с обнаженным Каймом, сидящим позади меня, слишком ошеломляет, чтобы даже думать об этом.
Богиня, с каких это пор я стала такой ханжой, словно какая-то жрица Селиз в белых одеждах?
Во имя Селиз, я же была наложницей в мидрийском дворце.
— Как хочешь. — Кайм натягивает черную рубашку через голову, скрывая ужасно отвлекающие чернила. Мышцы его груди и торса напрягаются. Я смотрю на этот идеально вылепленный пресс, прежде чем он исчезает под темной тканью.
Почему мое сердце так быстро бьется?
Почему внизу живота так яростно скапливается жар, распространяясь между бедер?
— Двигайся. Облако хочет унести нас отсюда. Я помогу тебе. Мы должны идти, Амали. Это лишь вопрос времени, когда мидрианские соодаты наткнутся на своих мертвецов.
Их мертвецов? Что он имел в виду? Да и вообще хочу ли я это знать?
Словно в оцепенении, я медленно иду к Облаку.
Слишком поздно я осознала свою ошибку.
То шерстяное белье, которое Кайм дал мне вчера вечером…
Оно очень облегающее и эластичное. Ткань охватывает мою грудь, почти не оставляя места воображению. А леггинсы плотно прилегают к ягодицам и бедрам.
Если бы я была подозрительной, то подумала бы даже, что Кайм специально выбрал для меня эту одежду.
Во дворце у меня не было проблем с обнажением своего тела. Почему все так отличается, когда я с ним?
Мои щеки горят. А Метка обжигает.
Кайм резко выдыхает, его ноздри слегка раздуваются. Он странно смотрит на меня. Его пристальный взгляд подобен медленно горящему огню. Я хочу этой пытки. Вытащить это наружу. Все тело пылает. Что это за чувство?
— Почему ты на меня так смотришь?
— Ты находишь мою Метку отталкивающей? — тихо спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.
Я хочу услышать это из его уст.
Кайм медленно качает головой.
— Нет, Амали. Это просто естественный след на коже. Я не верю ни в богов, ни в демонов, ни в какую-нибудь мидрийскую суеверную чушь. Садись на лошадь. Больше никаких бессмысленных вопросов. Я снисходителен к тебе, потому что до сих пор ты была разумна. Не заставляй меня перебрасывать тебя через спину Облака.
Лошадь согласно фыркает.
— Я иду, — ворчу я, хотя мысль о том, что Кайм хватает меня, не кажется такой ужасной, как я когда-то думала.
Кайм соединяет ладони, чтобы сделать стремя из своих рук.
— Залезай.
Я провожу босой ногой по его сцепленным пальцам. К моему удивлению, его кожа теплая. Он почти чувствуется… человеком.
Облако терпеливо наклоняет голову, когда я перекидываю ногу через него, Кайм легко принимает мой вес. Мой зад все еще болит после вчерашней тяжелой поездки, и я болезненно вспоминаю об этом, когда пытаюсь принять более удобное положение.
О, это будет весело. Я боюсь того, что принесет конец дня. Подозреваю, что едва смогу ходить. Кайму не нужно заковывать меня в кандалы, все, что ему нужно сделать, это обезопасить меня ездой верхом.
Демон легко садится в седло позади и берет поводья, его мощные руки окружают меня. Он издает мягкий щелкающий звук языком. Облако переходит на тихую рысь, шелестя осенними листьями под массивными копытами.
И мы двинулись.
— Венасе? — спрашиваю я.
— Венасе, — соглашается Кайм.
— Моя деревня находится глубоко в Комори. Чтобы добраться туда на карете из…
— Я знаю, где Венасе.
— З-знаешь? Не многие знают, где это. Ты бывал раньше в Тигландс?
— Однажды, — холодно говорит он.
— Никто не приходит в Комори, кроме солдат и тигов. По какой причине ты приходил туда?
Какое-то время он молчит. Разозлила ли я его? С Каймом трудно сказать. Его чертовски сложно прочитать.
— Я искал свою мать, — говорит он наконец.
Я замираю. Значит, в нем действительно течет кровь тигов. Мои мысли пускаются вскачь.
— Т-ты ее нашел?
— Нет. — На этот раз его голос настолько холодный и категоричный, что я не смею расспрашивать дальше.
Когда мы поднимаемся по каменистому склону, все, что я слышу, это ровный стук копыт Облака и бесконечная песня леса. В воздухе остаются остатки утреннего тумана.
Меня пробирает дрожь.
Кайм — наполовину тиг. Осознание этого лишает меня дара речи.
Если он наполовину тиг…
Тогда кто его вторая половина?
Глава 15
Кайм
Я перевожу Облако на плавную рысь, когда мы покидаем поляну. Он легко перемещается по неровной местности, его мощные ноги быстро преодолевают каменистый склон.
Мы проезжаем небольшую, с серебристыми стволами, рощу Эльдарвуд. В этой роще два тела. Мидрийские разведчики. Я убил их, пока Амали спала. Я бы спрятал тела, но мне не хотелось отлучаться от нее слишком на долго.
Она застывает, когда мельком видит их безжизненные тела. — Ты убил их?
— Они схватили бы нас и выдали палачу. — Я не жду, что она поймет. Ее руки могут быть запятнаны кровью императора, но она не прирожденный убийца. Женские руки мягкие и невинные. Ее тело мягкое во всех нужных местах. Она не привыкла к такому насилию.
Амали замолкает и неуклюже ерзает на спине лошади. Она ужасная наездница. Ясно, что я заставляю ее чувствовать дискомфорт, но, по крайней мере, она содействует.
Она не дура. И знает, что не сравнится со мной.
Тем не менее я ожидаю, что в какой-то момент она попытается сбежать. Я не жду ничего меньшего от женщины, убившей императора Мидрии. Она просто ждет подходящего момента, пытаясь узнать обо мне побольше. Понятно, что ей любопытно. Я вижу вопросы, горящие в ее голове.
Как мне объяснить ей то, что я даже не знаю, кем являюсь?
Эти мелкие детали, что я раскрываю ей… не знаю, зачем это делаю. Я не привык так близко общаться с другими. На этом континенте есть только одно существо, отдаленно напоминающее мне друга. Это Гемели, слепой портной Бельхенны.
Амали застывает, когда мы поднимаемся по небольшой насыпи. Я могу сказать, что ей уже больно. Целый день такой езды навредит ей. Нужно научить ее правильно ездить прямо сейчас.
— Ты должна двигаться вместе с лошадью, — советую я. — Вверх и вниз. Как это делаю я.
— Как это? — Она подпрыгивает вверх и вниз, ее ритм совершенно не синхронизируется с ритмом лошади. К счастью, Облако умен. Он знает, что должен реагировать только на мои движения, мои команды, мои указания. Он очень терпимо относится к Амали.
— Не совсем. Будет проще, если я просто покажу. — Все еще держа поводья, я опускаю их и кладу руки ей на бедра, прижимая ее тело к себе. Я замедляю шаг Облака. — Вверх и вниз. Двигайся в его ритме. Вот так.
Сначала она замирает.
Затем немного расслабляется.
Я управляю ее бедрами.
— Вот так. Вверх и вниз.
Она начинает нормально двигаться. Ветерок ловит несколько завитков ее длинных рыжих волос, швыряя их мне в лицо.
Ее запах окружает меня.
Это дикий женский запах с оттенком сладости. Как холодный лесной ручей и солнечный свет.
Все, что мне чуждо.
Ее тело прижато к моему, и я чувствую гибкие изгибы ее спины, когда она движется вверх и вниз, приноравливаясь к шагу лошади.
— Уже лучше, — бормочу я, чувствуя странную гордость. Она быстро учится. Неудивительно, что она смогла придумать способ убить Хоргуса.
Возможно, теперь она пытается придумать способ убить меня.
Как ни странно, это меня заводит.
Ее тепло просачивается сквозь тонкую ткань ее топа, смешиваясь с моим. Я больше не страдаю от побочных эффектов использования своих способностей. Мое тело сильно нагрелось с прошлой ночи, и когда сегодня утром отправился на разведку, я полностью вспотел.
Я трижды обходил наш лагерю. И убил пятнадцать мидрианцев, но Амали не нужно этого знать.
— Думаю, теперь я уже разобралась, — сухо говорит она.
— Действительно. — Я убираю руки с ее бедер.
Она изгибается, пытаясь оставить между нами немного дистанции.
Это бессмысленно. Седло не рассчитано на двоих. Оно прижимает нас друг к другу, и она ничего не может с этим поделать. Мы останемся так, пока не достигнем Мертвого леса, оставив позади территории Даймара.
Я снова возбужден. Моя эрекция давит на ее поясницу. Амали явно осознает это, но ничего не говорит.
Я мельком вижу ее тонкую шею, и внезапно мне хочется убрать эти растрепанные волосы и прижаться губами к ее гладкой золотистой коже.
Она привлекательная женщина. Я не могу этого отрицать. Мидриане были дураками, пытаясь приписать ей всю эту суеверную чепуху. Ее Метка и то, что она тиг, меня не беспокоит.
Она меня искушает.
И возможно, я поддамся искушению. За последние несколько дней уже достаточно нарушил свои собственные правила. Какая разница, если добавится еще одно?
— Тебе теперь удобнее? — Я шепчу ей на ухо просто потому, что могу. Мое вознаграждение — легкая рябь мурашек на ее шее.
— Это мучительно, — ворчит она.
— Ах, но если для тебя это пытка, то представь, как это должно быть для меня.
Она напрягается, на мгновение теряя ритм езды.
— Я отмечена. Ты не можешь меня трогать.
С моих губ срывается мягкий смех.
— Я говорил тебе, Амали, что не верю в богов. Локи не властен надо мной.
— Небольшая ирония в том, что это говорит тот, кто имеет более чем значительное сходство с повелителем Преисподней.
— Совпадение, — рычу я. Как всегда, сравнение меня раздражает. Я очень хорошо знаю, как выгляжу. — Я не всегда был таким.
— Да?
— Когда-то у меня была загорелая кожа, такая же, как у тебя. Волосы были каштановыми, а глаза — серо-зеленого оттенка. Это… состояние развивалось со временем.
— Я не понимаю. — Она качает головой, глядя на мои руки. Я без перчаток. Темные чешуйки татуировок Преподобных выглядывают из-под моих длинных рукавов.
Если бы я мог, то стер бы эти проклятые отметины.
— Могу заверить тебя, Амали, что я родился обычным человеком, как и ты. Это изменение вызвано подростковым переходом. Оно доказывает, что у меня нет ничего общего с богом.
— Ну если ты так говоришь, — с сомнением говорит она. — Но ты не сможешь убедить меня, что полностью человек.
— Хм. — Я расслабляюсь, так как моя эрекция становится почти болезненной. Конечно же, богам не нужно мириться с такой адской пыткой.
Попытка понять, почему я такой, как есть, вызывает слабую пульсирующую боль в висках. Эта чушь про Лока… она всегда задевает меня.
Почему? Да потому что темный, который посещает вас во сне, более чем мимолетно похож на…
Мои поиски ответов ни к чему не привели.
Если я стану слишком много думать об этом, то сойду с ума, поэтому не буду.
Прямо шило в жопе.
Теперь у меня болит и голова, и член.
Клянусь Локом, эта женщина убьет меня. Рано или поздно мне придется что-то делать с этой… ситуацией, но пока мы должны двигатся дальше.
Мы не можем больше терять время. Остановка на отдых уже дорого обошлась нам, но она была необходима.
Я похлопываю Облако по шее.
— Хороший мальчик, — шепчу я, говоря на иони, языке горцев. Почему-то животные лучше реагируют на иони. — Мне нужно, чтобы ты побежал для меня, мхуррин. Помоги мне сейчас, и я дам тебе то, что ты всегда хотел.
Облако фыркает и дергает за повод, желая, чтобы я дал ему полную свободу.
— Держись крепче, — шепчу я Амали на ухо, когда холодный утренний ветер кружится вокруг нас, теребя ее великолепные огненные волосы.
Моя эрекция — это приятная заноза в боку. Ее теплое, земное присутствие угрожает вытащить меня из холодной оболочки.
Я рискую нарушить все правила, которые когда-либо устанавливал для себя.
Я ослабляю контроль над Облаком и слегка толкаю его ногами.
Большего и не нужно.
И вдруг мы летим. Амали задыхается и наклоняется вперед, теряя равновесие. Я обнимаю ее за талию и притягиваю к себе, оценивая, насколько хорошо она мне подходит.
На этот раз она не протестует. Просто напугана внезапной скоростью Облака. Кто-то может обвинить меня в том, что воспользовался ситуацией, но на самом деле я этого еще не сделал.
Глава 16
Амали
Мы едем, кажется, целую вечность, летим через осенний лес, пересекаем ручьи и овраги, несемся через рощи и заросли. Не знаю, как это делают Кайм и Облако, но каким-то образом человеку и лошади удается проложить путь, на котором я не вижу ничего, кроме препятствий.
Несмотря на то, что он мне говорит, Кайм не человек.
Чем больше узнаю его, тем больше уверена в этом.
Хотя сейчас ему тепло и его рука обнимает меня за талию, и я чувствую себя превосходно, но не могу не ощущать, что меня держит существо, которое представляет собой нечто большее, чем просто плоть и кости.
Я напрягаюсь, когда Облако поднимается по небольшой насыпи. Кайм крепче сжимает меня, напоминая мне расслабиться и по-настоящему оседлать лошадь, а не превращаться в жесткое бревно. Мы взбираемся на небольшой гребень, и внезапно местность меняется.
Мы на равнине. Широкие ровные луга простираются, насколько хватает глаз, наполненные морем розового ковыля, который колышется под шепот ветра. Полуденное солнце освещает землю золотым светом, превращая ее в сказочный пейзаж.
Я никогда раньше не видела так много открытого пространства. Голубое небо кажется огромным и немного устрашающим, и когда я смотрю вверх и вижу летящих над головой гусей, меня поражает безбрежность всего этого.
Я простая лесная девушка. И не привыкла к этому большому голубому небу, где не видно ни единой кроны дерева.
Я начинаю терять равновесие, но Кайм рядом, держит меня крепко, прижимает к своему стройному твердому телу, пока Облако набирает скорость.
У лошади невероятная выносливость.
У Кайма невозможный самоконтроль.
Я чувствовала настойчивое давление его эрекции, пока мы ехали. Она то появляется, то исчезает. Иногда она бывает настолько сильной, что вызывает волну желания, которая течет от кончиков пальцев по всему моему телу, повышая чувствительность проколотых сосков и клитора.
Проклятые металлические штуки.
Как только вернусь домой, сниму их.
Это сделала со мной хозяйка гарема. Она хотела, чтобы я обезумела от похоти. И заставляла меня пить зелья и есть странные фрукты, которые усиливали мое желание.
Затем она заставляла меня смотреть на бесконечные фотографии Хоргуса, пока я не уставала от высокомерного лица этого ублюдка.
Меня пытались заставить почувствовать влечение к нему.
Это не сработало. Чем больше я его видела, тем сильнее росла моя ненависть и тем решительнее я хотела его убить.
С Каймом все по-другому.
Эта близость… она отличается.
Унижение, которое я испытала во дворце… все тает, когда я с ним.
Я закрываю глаза и позволяю ветру ласкать мое лицо. Он треплет мои волосы и поет в ушах.
Вот на что это похоже.
Я свободна… почти.
Во мне открывается тоска, и ветер в ушах превращается в мрачный соблазнительный шепот.
Отпусти.
Я представляю себе жизнь без мидрийской оккупации, когда мы, тиги, могли свободно бродить по Комори, как мы это делали тысячи зим. Время, когда мы могли отправиться куда угодно на континенте Разлома, не опасаясь, что нас продадут в рабство или отрубят головы.
Я пытаюсь представить себе встречу с Каймом в другой жизни.
Что, если бы я не была его пленницей?
Что, если бы ему не пришлось убивать практически всех встречных людей?
Что, если он был смертным?
Отпусти.
Что-то внутри меня поддается, и я откидываюсь назад, позволяя своему телу слиться с его.
Его рука сжимается, пальцы обхватывают мою талию. Другой рукой он держит поводья, мастерски управляя Облаком.
Есть ли что-нибудь, в чем он не слишком разбирается?
И хотя знаю, что не должна, но упиваюсь его близостью. Ощущение сильного, смертоносного воина за спиной, особенно когда он обвивает рукой твое тело самым собственническим образом…
Я никогда не испытывала ничего подобного.
Он головокружительный и дурманящий. Я в реальной опасности попасть под его чары.
Я улавливаю его запах на ветру. Он холодный, свежий, древесный и, несомненно, мужской. Слабый трепет моего возбуждения усиливается, и давление проклятого седла ничуть не помогает.
Некоторое время я молчу, пытаясь сосредоточиться на удержании ритма в седле.
Кайм так и не отпускает мою талию, даже когда шаги Облака становятся неровными, а холодный поток воздуха бьет меня в лицо.
Я открываю глаза… и замираю.
Где мы?
Местность изменилась
Над головой тянутся безлистные деревья, их серые ветви тонкие, словно скелет. С деревьев свисают странные перистые лозы, больше похожие на пучки волос цвета слоновой кости, чем на растения.
Здесь намного холоднее, чем на равнине. Здесь золотое солнце скрыто тонкой пеленой серого тумана.
Облако замедляет шаг, почти не решаясь идти дальше.
Мне тоже непросто. Этот лес совсем не похож на густой зеленый лес вокруг моего дома.
Это безмолвный лес.
Нет птичьего пения и заметно отсутствуют звуки жужжания насекомых.
Я смотрю вниз. Земля черная и покрытая шрамами, сквозь твердый плотный грунт торчат массивные валуны. Не видно ни травинки, ни сорняков, ни цветов. Только скалы, покрытые тусклым серебристо-зеленым лишайником. Похоже, он был там сотни, если не тысячи лет.
— Ч-что это за место?
— Мидрианцы называют его Мертвым лесом. На иони это называется Таламурана — Место, Близкое к Другому.
— Ты говоришь на иони? — Мой голос слишком резок. На этом языке говорят только древние горные племена Северо-Запада. Укрывшись в нашем священном лесу, мы, тиги, не решаемся пересечь хребет Таламасса. Ходят слухи, что люди, живущие за горами, такие же жестокие и безжалостные, как и их окружение.
— Я говорю на нескольких языках, — тихо говорит Кайм, как всегда загадочно. Конечно, он говорит на нескольких языках.
— Что значит, Место, Близкое к Другому? — Я дико оглядываюсь, когда туман становится все гуще, окутывая призрачные стволы деревьев. Мое возбуждение улетучивается, когда Кайм уводит нас глубже в жуткий лес.
Это неестественное место его, похоже, не беспокоит. Кажется, ему совершенно комфортно в ледяном холодном тумане.
— В Срединном Разломе есть несколько таких мест. Иони верят, что Таламурана — это продолжение подземного мира Лока и что можно действительно путешествовать в загробную жизнь и обратно, если достаточно глубоко погрузиться в туман. — В его голосе звучит глубокая нотка презрения. Почему он так категорически отрицает какое-либо отношение к Локу? Если бы он не был таким пугающим, это выглядело бы почти комично.
— Может быть, это правда. — Мой голос становится благоговейным шепотом, когда мы проходим лужу с водой. Поверхность такая неподвижная, что отражает нас, как зеркало. Сквозь туман я вижу наше отражение. На поразительном черно-белом теле Облака Кайм выглядит как властная фигура из потустороннего мира, его алебастровая кожа выделяется, словно маяк.
Я же…
Я выгляжу странно.
С трудом узнаю женщину с широко раскрытыми глазами с темными кругами под глазами и испуганным выражением лица. Ее кожа стала пепельно-коричневой из-за того, что она слишком много времени проводила в помещении, а волосы спутаны.
— На Комори есть места, куда запрещено ходить, — говорю я мягко, мой голос едва ли не шепотом перекрывает стук копыт Облака. — Те немногие, кому посчастливилось вернуться из этих мест, рассказывают о самых странных вещах… как будто они умерли и возвратились. Может, они такие как… эта Тала…
— Таламурана, — говорит Кайм холодным и жестким голосом, поправляя мое неловкое произношение. — Или могло быть просто потому, что у них были галлюцинации от недостатка воды или еды. В лесах происходят странные вещи.
Для того, чье существование противоречит всякой логике, он слишком уверен, что умеет находить логические объяснения вещам.
Я затихаю, пока мы проходим под массой колючих безлистных лиан, которые настолько плотные, что, кажется, образуют туннель вокруг нас. Тут и там можно увидеть одинокий круглый блестящий красный плод размером с мой кулак. Никто в здравом уме не посмеет прикоснуться к этим фруктам. Бьюсь об заклад, они чертовски ядовиты.
Подходим к небольшому оврагу. Вода устремляется через отверстие в скале, образуя узкую струю. Кайм ведет нас вниз по ущелью, деликатно направляя Облако вдоль кромки воды. Некоторое время мы идем вдоль берега, пока овраг не становится глубоким, а ручей — широким и темным.
Затем Кайм напрягается позади меня.
Это плохой знак, особенно в этой части леса. Он что-то услышал?
Демон полностью останавливает коня.
— Тихо, — шепчет он, прежде чем я успеваю открыть рот. Его рука скользит по моей пояснице в успокаивающей ласке. Этот жест вызывает приятные мурашки по моей шее и голове. — Я должен пойти и кое-что сделать. Жди здесь. Если время начнет казаться… странным, или если я на мгновение исчезну, не бойся. Это все еще буду я.
Прежде чем успеваю спросить, что, черт возьми, он имеет в виду, Кайм выскальзывает из седла, вытаскивая свой длинный изогнутый меч из ножен за спиной.
Он идет вперед — одетый в темное хищник. Его шаги легки и до невозможности бесшумны, затем он исчезает в тумане.
— Похоже, остались только ты и я, Облако, — шепчу я себе под нос, и лошадь раздраженно фыркает, как бы говоря мне заткнуться.
Ветер кружит вокруг нас, на мгновение отделяя туман. Я не вижу никаких признаков Кайма.
Злобный вой разрывает воздух, замораживая кровь в моих жилах. За ним следуют еще и еще. Лошадь в панике встает на дыбы, и я отчаянно хватаю ее за поводья, натягивая их так, как это делал Кайм.
Вместо успокоения Облака это дает обратный эффект.
Конь срывается с места.
Я хватаю его за гриву и держусь, опасаясь за свою жизнь, пока он бежит по ущелью, уводя нас все глубже в тени.
— Стой, Облако, — с шипением прошу я, паника охватывает каждую частичку моей души. Я отчаянно натягиваю поводья и сжимаю ноги, неуклюже имитируя движения Кайма, но лошадь не отвечает.
Я сильно ругаюсь на своем родном тиге, когда мы проходим сквозь облако тумана, такое густое, что едва могу различить свои пальцы.
Что, если мы заблудимся в этом месте? Что, если мы отдалимся от Кайма и больше не сможем его найти?
По крайней мере, я с Облаком. Эта проклятая лошадь может бегать, как ветер.
Еще один леденящий кровь вой раскалывает воздух, и неприятный мускусный запах проникает в мои ноздри.
Мимо нас проносится темная тень, за ней другая и еще одна. Я задыхаюсь, когда мерзкая вонь становится сильнее.
Внезапно Облако резко останавливается, чуть не сбрасывая меня с седла. Тени возвращаются, материализуются из тумана, приобретая тощие, выпуклые формы.
Я замираю.
Это волки.
Их трое, они злобно скалятся, обнажая ужасно острые зубы.
Они начинают кружить вокруг нас. Один из них бросается вперед и кусает Облако за ноги.
Конь отступает, поднимаясь на задние ноги, и на этот раз я теряю равновесие и падаю на твердые камни внизу.
Боль пронзает мое тело. Я закрываю глаза и перекатываюсь, отчаянно пытаясь уйти от мельтешащих копыт Облака. Лошадь легко может убить меня.
— Кайм! — кричу я грубым и отчаянным голосом. Я поднимаюсь на ноги и отступаю, когда рычащий волк приближается ко мне. Пронзительное от страха ржание Облака оглушает меня.
Охваченная страхом, я смотрю на волка.
Он огромный, намного крупнее волков, которые бродят по лесу вокруг моего дома. Его мех темно-серый с черными прожилками, а глаза…
Они красные.
Красные глаза?
Это необычный волк.
Его стая наступает позади него, тихо рыча.
Я не могу пошевелиться.
Я добыча. Они собираются меня сожрать.
— Кайм, — шепчу я, зная, что он — моя единственная надежда уйти отсюда живой. — Где ты?
Я выхожу из заторможенного ступора и начинаю медленно отступать. Ручей позади меня течет по нагромождению серых камней.
Главный волк опускает голову, прижимая уши. Я оглядываюсь вокруг, лихорадочно пытаясь найти что-нибудь, что могу использовать для защиты. Камень, палка, что угодно.
Волк становится темно-серым пятном. Зловоние невыносимо. Это напоминает мне смерть — это гнилостный запах разлагающихся тел, которые слишком долго находились на солнце.
Я отшатываюсь, спотыкаюсь об острый камень и падаю в мелкий ручей. Холодная вода окружает меня, брызги летят в в глаза, заставляя меня яростно моргать.
Последнее, что я вижу, — это блестящие сквозь туман острые зубы волка, когда он бросается на меня.
Потом все становится черным, и меня охватывает холодная ярость зимней бури.
Меня омывает вода.
Я все еще здесь.
Затем я вижу вспышку белого цвета и знаю, что все будет хорошо.
Он пришел.
Сильные руки окружают меня, вытаскивая из ледяной воды. Он снова похолодел, но я не против. Зловоние смерти смешивается с едким запахом свежей крови, и я сразу понимаю, что волки мертвы. Ужасное ржание Облака переходит в мягкое нервное фырканье.
Он убил их всех в мгновение ока.
— Извини, Амали, — хрипло шепчет Кайм, поднимая меня на руки. — Мне очень жаль.
Он тихо ругается на этом странном древнем горном языке — иони. Кажется, он зол на себя.
Мой страх уходит, сменяясь чувством сильного облегчения. Я открываю глаза и в шоке смотрю на Кайма.
Его извинения такие неожиданные. Я никогда не ожидала услышать их от такого человека как он. Это странно, но прекрасно. Тепло наполняет мою грудь.
— За что простить?
— Я не должен был тебя бросать. Думал, что смогу убить их всех, прежде чем они доберутся до тебя. Я не привык защищать… — он явно в раздражении качает головой.
— Не будь так строг к себе. Теперь ты здесь, а волки мертвы, и я в порядке.
— Да. — Это нотка облегчения в его голосе? Он ставит меня на ноги, и я не хочу терять его прикосновение, хотя он холоден, как лед. Я начинаю дрожать. Моя шерстяная одежда промокла насквозь.
Но сейчас все это не имеет значения. Я смотрю на лицо Кайма, вглядываясь в его потустороннюю красоту. Теперь я понимаю, что он красивый. С клубящимся вокруг нас туманом и совершенно серыми скалами и скелетоподобными деревьями на заднем плане он выглядит идеально, как в своей стихии.
И его глаза совсем не темно-карие. Это чистый обсидан, и когда я смотрю в них, у меня начинает кружиться голова.
Я теряю всякое ощущение окружающего.
Тьма грозит поглотить меня. В его глазах появляются тысячи крошечных серебряных осколков. Это как смотреть на звезды в таинственном черном ночном небе.
Его кожа стала на оттенок белее, имитируя цвет первого зимнего снега.
Что происходит?
Знает ли он о том, какое влияние на меня оказывает?
— Т-ты…
— Пойдем, — рявкнул Кайм, выводя меня из транса. Его голос такой же холодный, как и все вокруг, но меня это больше не беспокоит.
Кайм подходит к Облаку, который в отчаянии мотает головой и отступает. Кайм берет поводья и говорит что-то тихое и успокаивающее лошади на этом странном горном языке.
Почти сразу конь успокаивается. Это впечатляющее зрелище.
Часть меня хочет, чтобы Кайм говорил со мной тем же низким успокаивающим тоном, который использует для лошади.
Разве это не глупо?
Пока я стою на камнях, мокрая и дрожащая, Кайм подводит Облако.
— Полезай.
Не говоря ни слова, я подхожу к Облаку, и Кайм кладет руки мне на талию, поднимая меня, когда я вставляю ногу в стремя.
Я перекидываю ногу и внезапно снова в седле. Это агония. Моя задница ноет и вся задубела.
Но я не жалуюсь.
После того, как тебя спасли от верной смерти, не на что жаловаться.
Кайм садится в седло позади меня, и хотя сейчас он холодный, его тело идеально сочетается с моим.
Слишком идеально.
Он ласково шепчет Облаку команду, и мы снова уходим, оставляя за собой след мертвых трупов демонов-волков, пока продвигаемся все глубже в темнеющий туман.
Глава 17
Кайм
Я почти потерял ее.
Осознание этого пробуждает во мне что-то странное. Я не могу это идентифицировать, потому что никогда раньше не испытывал подобной эмоции. Это похоже на гнев, но это не так.
Гнев слишком легко сказано.
Осознав, что я мог что-то потерять…
Оно непонятное. Мои внутренности скручиваются. А сердце бьется быстрее.
Я безумно рад, что убил этих адских волков, но мне следовало быть более бдительным. Быть быстрее, но я ранен, и мое тело все еще восстанавливается от последствий использования силы. Не стоило использовать ее так скоро, но у меня не было выбора, и теперь мне снова ужасно холодно, и я все ближе к истощению.
Амали, кажется, не замечает моего неестественного состояния. Она отклоняется на меня, пока я веду Облако по крутому спуску.
Ее тело идеально сочетается с моим.
Я остро осознаю каждый мускул, изгиб и сухожилие ее тела, когда она приспосабливается к ритму лошади.
На мгновение закрываю глаза и впитываю ее присутствие. Я никогда раньше не был близок с женщиной таким образом. О, бывали времена, когда мне нужно было удовлетворить потребности своего тела. В конце концов, я мужчина, и у меня есть мужские слабости. Я трахал шлюх, платя хорошие деньги за то, чтобы их приводили ко мне в кромешной тьме, чтобы они не увидели меня и не испугались.
Всего лишь простое удовлетворение физических потребностей.
Это…
Это другое.
Я знаю ее имя. Знаю, как она выглядит. Я видел ее в момент ее крайней силы, а затем и слабости.
Я видел ее обнаженной. Одевал и раздевал ее. Я вырвал ее из пасти смерти и вдохнул жизнь в замерзшее холодное тело.
Ее запах вызывает привыкание.
Она теплая.
Эта близость не неприятна.
И я начинаю испытывать определенное чувство, как будто она принадлежит мне.
Следовательно, я должен защищать ее.
— Держись.
Я останавливаю коня, когда замечаю сухие коряги на берегу ручья. Я спешиваюсь и быстро собираю связку приличных размеров, оставляя Амали сидеть на лошади. Затем снимаю ремень и обматываю его вокруг связки коряг, которую прикрепляю к седлу.
Не обращая внимания на жгучую боль в левом плече, я снова взбираюсь на Облако. Один из зверей вонзил грязные клыки в мою плоть, прежде чем мне удалось вырвать его проклятое горло. Ранение от меча, которое я получил у дворцовой стражи, снова открылось, и кровь просачивается сквозь мои повязки, впитываясь в рубашку.