Возраст (март 2009)

И. Поливин

Перед революцией

В начале 1917 г. я служил в империалистической армии в оружейной мастерской 162-го пехотного запасного полка, в качестве оружейника. Нас было в оружейной мастерской 25-27 человек. Из всех нас заметно выделялся один товарищ - Соколов, который неоднократно говорил, что должна быть революция, так как дальше не может продолжаться романовский хаос. В частной беседе он предсказывал, что скоро, скоро мы будем «свободными гражданами». Откровенно, я не понимал тогда значения этого слова.

Нет больше царя

Февральская революция прошла для нашего полка совершенно неожиданно. Когда собрали полк и объяснили, что нет больше того, кого именовали «всероссийским самодержцем», полк встретил эту новость громогласным: «Уpa!» Тысячи голосов, как один, этим сказали: «Наконец-то мы избавились от монарха». Но ликования наши продолжались недолго. Временное правительство, возглавляемое Керенским, стало выбирать солдатские советы. И что ж? Выборы были солдатские, а выбрали пять офицеров и одного солдата. Оружейники, в частности я и мои товарищи, подняли вопрос о том, что если это Совет солдатских депутатов, то и выдвигать надо солдат, а не офицеров. После этого мы оказались на плохом счету у офицерства.

В бой

В октябре началась подготовительная работа, которая заключалась в следующем: как проводить вооруженное восстание для свержения Временного правительства и передать власть Совету, где взять оружие, патроны и т. д. Не помню, которого числа, нам дали распоряжение ночью взять находящийся в депо паровоз под парами и отправиться через блокпост под Симоновский монастырь и привезти оттуда несколько вагонов с патронами и оружием, но нам этого сделать не удалось, так как дежурный не соглашался, утверждая, что там разобран путь.

Вернувшись в депо, мы выступили на охрану местности Лефортово, затем начали наступление на кадетский корпус со стороны военной тюрьмы. Здесь нас сгруппировалось несколько отрядов с трехдюймовым орудием, что представляло основательную силу для Красной Гвардии. Бомбардировали кадетский корпус со стороны реки Яузы, а когда мы ворвались во двор кадетского корпуса, нас встретили градом пуль, перекрестным пулеметным огнем. Товарищи, незнакомые с военной техникой, при команде: «Ложись!» искали удобного сухого места (это было в дождливое время) и многие за это платились или жизнью или ранением. Много товарищей выбыло из строя, а те, которые были в состоянии нести ту или иную строевую службу, остались. Здесь нас разбили на группы и разослали на другие пункты, где требовалось подкрепление.

После укрепления Советов и окончания братских похорон я уехал в Казань, а затем в г. Уфу в боевую организацию, где участвовал в боях против чехов. Взяв вторично г. Уфу, я прошел с победоносной Красной Армией через всю Украину. В феврале 1920 г. мы очистили СССР от белогвардейских полчищ и прочно водрузили красное знамя на одной шестой части земного шара.

Вся власть Советам.

М. Степенский.

Два Октября. Из личных воспоминаний

Октябрь 1913 г.

«Сегодня утром мне удалось незаметно для часового выглянуть из окна своей камеры во двор тюрьмы… Двор устлан белой скатертью… Первый снег». Такую запись я нашел у себя, просматривая свой дневник. Я вспоминаю теперь не только утро, но и последующие за ним часы и дни. В этот день я был извещен начальником тюрьмы, что на основании телеграфного распоряжения жандармского полковника Верзева я включен в этап для следования в ссылку в Енисейскую губернию.

Я быстро приготовил дорожный мешок, куда сложил все свое имущество, приспособил его надеть на плечи. К вечеру конвой принял наш этап из 60-ти человек - таких же жертв царизма, как и я. На вокзале нас ждал «столыпинский вагон для арестантов», куда не мог проникнуть ни один из друзей и знакомых, чтобы проститься с нами… Поезд тронулся… Кто-то вытянул «Дубинушку»… Раздался грубый голос конвоира - замолчать, с…!

Чередовались пересыльные тюрьмы, куда заводили нас для отсидки или, как мы еще тогда называли, «передышки» на пути к цели… Я лично прошел 24 тюрьмы, из них наиболее грязные и отвратительные по режиму - киевская Лукьяновская, Орловская, московская Бутырская, Вологодская и др. Вши, клопы и тюремщики - вот злейшие враги этапа. Последние особенно жестоко издевались над нами, видя, что мы «проходящие арестованные» и над нами следует издеваться, чтобы слава о них как о верных царских палачах доходила в следующие тюрьмы… За такую «славу» тюремщиков высшее начальство награждало деньгами и чинами.

Только мои молодые годы (мне было 20 лет), мое крепкое здоровье помогли мне вынести все муки царских тюрем. Вплоть до февральской революции 1917 г. я продолжал находиться в ссылке. Чем сильнее царские опричники «тушили» во мне веру в могущественную силу пролетариата, тем сильнее я верил в Октябрь. От Октября 1913 г. я уверенно шагал к Октябрю 1917 г.

Октябрь 1917 г.

Октябрь застал меня на Украине, в Харькове. Без единой капли крови власть перешла в руки Советов. Фактически власть находилась и до того в руках Исполкома, в котором 2/3 мест принадлежали большевикам. В то время, когда на улицах Москвы происходили бои, т. Кин, по поручению харьковских коммунистов-большевиков, связался по телефону с Москвой и говорил с т. Смидовичем. Переговоры эти происходили в кабинете Губернского Комиссара Кузнецова, ставленника Керенского. Узнав из разговора, что власть в Москве и Ленинграде перешла в руки Советов, Кузнецов задал вопрос: «Как вы поступите?» Тов. Кин ему ответил: «Вашей власти больше нет. С этой минуты объявляю власть Советов, а Вы можете отправляться на все четыре стороны».

В тот же день большевистский 30-й полк занял вокзал Южный, Балашовский, Государственный Банк, Почту и Телеграф. Был избран Военно-Революционный Комитет под председательством тов. Артема. Таким образом, переход власти к Совету в Харькове произошел бескровно. В дальнейшем Украина пролила много крови, защищая завоевания Октября. В этих боях мы не только победили, но заставили буржуазный мир содрогнуться перед силой и могуществом пролетариата. Верными шагами мы идем к Всемирной Революции. Октябрь жив!

Зинаида В.

Под знамя революции!

Печальный путь

Поезд быстро мчится к Одессе. Жалобно гудит труба паровоза, стоном отдается эхо. Мелькают голые поля, редкий кустарник таит в себе жуткую опасность.

Люди в теплушке жмутся друг к другу, со страхом вглядываясь в даль. На остановках разговоры: «Банды Махно свирепствуют - останавливают по дороге поезда, грабят, убивают».

Подъезжаем к Елизаветграду. По дороге в поезд садятся измученные, рыдающие люди. В руках узелки, на руках дети с мученическими личиками, с глазками, полными слез.

Они бегут из Елизаветграда, из города ужаса и слез. К нам в вагон втащили женщину, страданье лишило ее последних сил, за подол ее держится мальчик лет 7-ми. Жутко было смотреть на дитя с лицом, отражающим нечеловеческие муки, головка его курчавая поседела от нечеловеческих переживаний. У этой женщины было 6 малюток. И все они погибли от рук озверевших грабителей.

Что сделала она - еврейка, и тысячи подобных ей людей; в чем повинны ее крошки, что их штыками прикололи к стене, а грудного ребенка, только накануне научившегося говорить «папа», сбросили с балкона так, что мозги разбрызгались по тротуару, как манная каша, и собака начала с жадностью слизывать неожиданное вкусное блюдо. Она не помнит, как бежала с семилетним Левой и скрылась в кустах соседнего сада. Затаив дыхание, они лежали, прижавшись к земле, точно вросли в нее. Они были так близки от смерти, когда какой-то бандит, просунув в кусты шашку, концом ее водил перед их лицами. Она даже не вздрогнула, когда холодное лезвие коснулось ее лица. Вырезав больше пяти тысяч евреев, бандиты оставили город.

От ее рассказа огнем загорались глаза у слушателей, казалось, что если б сию минуту произошла встреча, негодование честных людей испепелило бы отбросы человечества.

Город мертвых

Протяжный жалобный свисток - и поезд остановился. Елизаветград. В теплушках на мгновенье затихло. Потом сразу заговорили все: «Идем, идемте смотреть на остатки пира Махно». Пошли группами, тихо, молча, как за гробом дорогого усопшего. Длинные улицы пусты, дома с заколоченными окнами и дверями, ни одной живой души. Даже собаки, объевшиеся человеческим мясом, опьяневшие от человеческой крови, ушли в поле отдыхать после сытного обеда.

Ужасно! На что способен человек?! Кто они, эти жестокие негодяи? Грубые, пьяные, некультурные, подобные зверям? Нет, не только. Говорят, что всеми «уважаемый» учитель - человек науки, носитель культуры, был одним из тех, которые грабителям показывали дома, где жили и трудились еврейские семьи.

Интернационал

Путь до Одессы был революционным маршем. Не было ни одного человека, который не горел бы огнем негодования, страстным желанием ринуться в бой, испепелить, с лица земли стереть пережитки варварского самодержавного строя. Люди слились в одном чувстве человеческого родства. Поезд был переполнен братьями, здесь все были равны, все были дороги друг другу. Всю дорогу до Одессы пели Интернационал. «В решительный бой» рвались все, с нетерпением ждали Одессу, Одессу, чтобы скорее встать под знамя революции, на защиту Октября.

Дорого стоил «Октябрь» Украине, ох, как дорого! Осенью еще раз, в последний, сдали Украину Деникину и лишь в феврале железной метлой пролетариат вымел всю эту нечисть в сорный ящик буржуазной Европы, где они до сих пор, оскаля зубы, как голодные волки зимой, щелкают на Россию, всеми подлыми путями возбуждая в неокрепшем, молодом, но крепко революционном народе национальную вражду. Но они ошибутся, как ошиблись во всех своих расчетах в течение прошедших десяти героических лет.

В. Щеглов.

Июль и октябрь на Украине

Сейчас я хочу поделиться впечатлениями от июльских дней 17 года в захолустье Киевской губ. (Липовецкий уезд) и октябрьских дней в Киеве в земской управе.

Июль в Липовце

В июльские дни я жил в Липовце - маленьком городишке-местечке (там я заведовал переписью). Как-то утром зашел я к секретарю тамошней земской управы, как раз получились газеты с описанием ленинградской июльской демонстрации. Он возмущался событиями вовсю (причислял себя к социал-демократам), ругал, конечно, Ленина и припоминал сплетню про него о связи его с германскими империалистами. Тут-то мы поспорили с ним. Я ушел к себе на квартиру, занимался весь день. Вечером слышу - какой-то шум на улице, выглянул в окно и вижу, по улице идет демонстрация: впереди ребятишки с красными бумажными флажками, следом за ними подростки, а потом и взрослые, украшенные красными бантами. Несут красное знамя. Я, конечно, выбежал на улицу, и здесь узнал, что в демонстрации принимают участие рабочие из типографии и мелкие ремесленники - это демонстрация сочувствия ленинградским событиям.

Шли с пением революционных песен. Пришли на площадь, и здесь организовался митинг напротив синагоги, где тоже происходил митинг сионистов; в этом митинге принимала участие еврейская буржуазия и их сынки. Демонстрация и митинг на улице объединили бедноту - ремесленников и пролетариев разных наций: евреев, украинцев и русских. Ораторы приветствовали ленинградских рабочих и вождя Ленина, говорили на русском языке, и на украинском, и на еврейском. Чувствовалась бодрость и призыв к борьбе!

В синагоге раздавались тоже возбужденные речи, но злобные - против пролетарской революции. Их ораторы выступили и на улице. Дело дошло до свалки. Рабочие евреи стаскивали их с возвышений и прогоняли. Так реагировала провинция на июльские события!

Л. Барбе.

Путь борьбы

Воспоминания рядовика. Преддверие Октября - Февраль

В 1917 году работал я в Ярославле на жел. дороге сначала телеграфным рабочим, потом надсмотрщиком телеграфа. Работая в телеграфе, мы раньше всех имели возможность получать все политические новости. Уже зa несколько дней до свержения царизма можно было заметить нервозное состояние приспешников царизма. Железнодорожные жандармы заметно зашевелились, заволновались. Телеграмму о свержении царизма мы получили в 4 часа. Весть об этом разнеслась с молниеносной быстротой. Я не смогу дать анализа происходившим событиям, освещу лишь отдельные моменты-эпизоды борьбы зa власть.

Несколько человек побежали в железнодорожные мастерские сообщить о телеграмме рабочим. Не прошло и часа, как группы рабочих направились в город с красными знаменами и пением революционных песен. Ни я, ни остальная молодежь не понимали существа событий, но речи выступавших ораторов поднимали боевой дух рабочих, красные знамена, революционные песни подмывали, захватывали, влекли. Слова «Марсельезы»: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног. Нам не надо златого кумира… Вперед, вперед, вперед…» возбуждали, подталкивали толпу. По пути снимали городовых (большинство сами бежали); срывали «орлов» с аптек.

Поддерживать - защищать царизм было некому. «Архангелы», «крючки» и «селедки» попрятали свои носы, поприжали хвосты. Организовалась народная милиция, организовалась общественность. Одним из первых был организован телеграфный сoюз. B наших рядах оказалось несколько подпольных революционеров, в том числе один большевик. Это оказало благотворное влияние на революционность нашего союза.

Политическая борьба, борьба за власть отражалась на телеграфе бесконечным потоком телеграмм-воззваний, телеграмм-обращений. Тут были воззвания Керенского, декларации профсоюзов, обращения Корнилова. Наш коллектив уже кое в чем разбирался. Влияние большевиков сказывалось в повышении нашей сознательности. Помню, мы отказались принимать телеграммы Корнилова; обходя начальство, без его ведома мы передавали по всему железнодорожному узлу воззвания, обращения железнодорожного подрайонного комитета большевиков, помогая ему в деле подготовки к захвату власти.

Враг поднимается. Савинковско-Перхуровский мятеж

Одним из центров выступления против Советской власти белогвардейщина избрала Ярославль. Идейным вдохновителем и организатором Ярославского восстания был Савинков.

6/VII была paзбитa электрическая станция. Вокзал, улицы, дома оказались без света. Стрелки, семафоры и другие сигналы стояли неосвещенными на путях, стояли брошенные паровозы. И только треск пулеметов, щелканье винтовок, грохот орудийных выстрелов и взрывы снарядов, довершающие картину пожары говорили о борьбе.

Жуткая была ночь!

Но уже на второй день 7/VII утром организовался военно-революционный комитет, прибыли регулярные части Красной Армии, организовались рабочие дружины. Центром сосредоточения всех материалов по руководству подавлением восстания оказался железнодорожный телеграф. Часто в телеграф с револьвером в руках вбегал тот или иной начальник боевой единицы и, в порядке боевого приказа, требовал передачи донесений, запросов о помощи и т. д. и т. п. Беспрерывное бессменное дежурство в течение первых пяти суток сосредоточило в моих руках все сведения о положении на боевых участках и общем состоянии ликвидации мятежа.

Подкрепление прибывало с каждым днем, борьба разгоралась, кольцо суживалось. Через 14 и 1/2 суток над городом вновь взвилось красное знамя.

А. Чижова.

«Мы новый мир построим!»

Воспоминания об Октябре на фабрике «Брокер»

Ночные очереди зa кусочком хлеба так обозлили рабочих против своих эксплуататоров, что нужен был только небольшой толчок к общему восстанию.

Но вот в счастливый день и час замечаем мы, как админинистрация в нашем корпусе (на фабрике «Брокер», где я тогда работала), заволновалась. Слышим стук в ворота. Пришли рабочие с завода Михельсона с криками: «Кончайте работать, довольно терпеть!»

Все как один вышли за ворота, направились к Думе и вместе со всеми сделали великое дело - свергли царизм. Но Временное Правительство не дало рабочим желанных результатов; шла ожесточенная борьба, каждый день митинги на заводе.

Выступают большевики, меньшевики, эсеры. Все говорят хорошо, трудно было рабочему разобраться, больше классовым чутьем брал. Помню, один рабочий спросил меня: «Ты за кого?» Ответила: «Конечно за большевиков». - «Почему?» - «Да потому, что они большего хотят».

Всего на фабрике работало 1 500 человек, из них 1 200 женщин. В один прекрасный день мы видим, что администрация вне себя. С истерическим возгласом обращается к нам: «Чего теперь-то хотят рабочие? Контроль восстановлен, восьмичасовой рабочий день есть». Одна смелая работница метко ответила: «Мы хотим вам двухнедельный расчет дать».

Так и ахнули все. И стала нас уговаривать администрация, чтобы мы-то не вмешивались, так как фабрикант наш добрый человек и все равно, если что и получится, иностранный капитал не тронут, а нас всех выкинут на голодную смерть. Мы отвечали, что нам терять нечего, мы и сейчас не особенно наелись.

Слышим грохот, без зова двинули на Серпуховскую площадь. Там были свои ребята, всем дали обязанность, в чинах были все равны. Я дежурила в штабе и ездила доставать хлеба, - все склады обшарили, у всех священников побывали и их запасы взяли, ни одного уголка не оставили.

Помню, по дороге к заводу идем с одной работницей посмотреть, что там делается. Сзади нас идет буржуа и говорит: «Куда вы-то, бабье, лезете, шли бы по домам к своим детям». Бабы мы были не из тихих, без всякой теории, в доказательство своей правоты обругали его попросту и пошли твердо к намеченной цели.

У завода встретили таких же «доброжелателей» женщин. Всем им мы отвечали: «Тогда успокоимся, когда всех вас, мародеров, на тачке вывезем и останемся одни - без боя не сдадимся. Подачек мы не хотим, мы своего по праву требуем! Мы работаем, нам должно все принадлежать».

И что же? Добились! Наша взяла!

Начали мы вводить свои порядки, в завком своих посадили, директора полуграмотного, но хорошего, толкового работника. Как все ликовали, радовались нашей общей радостью. Целовались со слезами на глазах. Некоторых из администрации временно уплотнили, а некоторых на тачке вывезли, а фабриканту «доброму» за две недели дали и всего хорошего в дорогу пожелали. Кричали они, возмущались «насилием», как они называли, а нам наплевать было на их крики.

П. Ногановин.

Завоевание Октября

Печатниками. Ради ли шутки?

Как ратник ополчения 2-го разряда я был отправлен зимой 16 года на военную службу в г. Елец.

На второй день по прибытии в казармы, первое занятие было «словесность». Занимались на нарах второго яруса. Тут я встретил своих земляков. Они спросили меня: «Когда кончится война?» Я им отвечал: «Война кончится в марте». Этот ответ их не удовлетворил: «Почему в марте?» - «Потому, что будет революция», - ответил я. Ответ привел их в замешательство и ошеломил унтеров, обучавших нас «словесности». Воцарилось молчание. Молчание прервал один крестьянин, предложивший мне поспорить. Я держал с ним пари. Этот эпизод говорит о том, что к 17 году слово «революция» могло привести солдатские массы во временное замешательство, но они уже инстинктивно чувствовали неизбежность революционного действия против войны и правительства.