Возвращение из ночи

Елена Свиридова

Возвращение из ночи

Larisa_F

Свиридова Е.В.С 24 Возвращение из ночи: Роман. — М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1997. — 416 с. (Серия «Баттерфляй»).

ISBN 5-04-000114-2

Аннотация

Елена Свиридова

Возвращение из ночи

Часть первая

Белов ехал не спеша, вглядываясь в скользкую мокрую дорогу. Еще вчера весело светило апрельское солнце, а сегодня опять повалил мокрый снег и, превратившись в грязную слякоть, брызгал из-под колес. На шоссе было пусто. Свет фар рассекал туман, выхватывая из темноты деревья с оголенными ветками. Белов устало глядел на унылый пейзаж, на душе была тоска. В сущности, в его жизни не происходило ничего особенно плохого, а точнее, не происходило вообще ничего. И это было самое отвратительное, потому что его решительный характер требовал перемен, неуемный темперамент рвался наружу и жаждал деятельности. Раньше он хватался за все, поначалу что-то получалось, но вскоре все дела начинали буксовать, как автомобиль на вязкой проселочной дороге. Наконец, он вынужден был признаться самому себе, что ничего в этом мире от него не зависит, что обстоятельства не хотят ему подчиняться, а, следовательно, нужно как-то изменить свое отношение к этим обстоятельствам. И касается это всего — работы, личной жизни, дурацкого бездарного быта.

Еще студентом, поддавшись внезапному порыву, он женился, и семейная жизнь, как это случается чаще всего, очень скоро превратилась в совместную борьбу за существование и постоянное сражение друг с другом. Он и в этом оказался не оригинален, какое-то время продолжал тратить силы на изнурительную битву с обстоятельствами и с женой, потом, не изобретя ничего нового, завел себе в качестве отдушины любовницу, которая терпеливо ждала и надеялась, что он оставит семью и уйдет к ней. Так продолжалось до недавнего времени. Навязчиво всплыли в памяти бессмысленные метания между любовницей и женой, которые он прервал волевым усилием всего месяц назад...

За окном уныло шел дождь. Ирина варила в кухне кофе, слышно было, как она наливает воду из крана, стучит ложкой... Вот она вошла с маленьким подносом, поставила на стол. Белов молча выпил кофе, машинально взял со стола пустую чашку, заглянул внутрь. Там осела кофейная гуща, образовав странный загадочный узор, манящий своей нераскрытой тайной.

— Ну и что? — спросила Ирина из-за спины.

Белов пожал плечами, поставил чашку на место.

— Ни черта я в этом не понимаю.

— Рассказать? — спросила Ирина интригующим шепотом.

— Ты тоже не понимаешь, не надо притворяться прорицательницей! — неожиданно резко заявил Белов.

— Леня, зачем ты так... — Ирина всхлипнула.

Белов промолчал, поглядел в окно. Дождь, вроде бы, кончился, сквозь облака проступило закатное солнце.

— Ладно, прости, — он встал, пошел к двери. Потом резко обернулся, рывком схватил Ирину за руки, притянул к себе и прошептал, дыша ей в лицо. — Ну почему, почему ты терпишь все это? Почему не скажешь — хватит! Оставайся со мной, или уходи... к чертовой матери!

Ирина отшатнулась, упала в кресло, взяла сигарету дрожащей рукой, закурила.

— Господи... — простонала она. — Ты и это хочешь свалить на меня. Нет, Ленечка, не дождешься!

Белов, уже раскаявшись в своей внезапной вспышке гнева, тихо спросил.

— Почему?

— Да потому что я такая же тряпка, такое же беспомощное барахло, как и ты! — Ирина зарыдала, уронив на руки голову.

Домой он вернулся ночью. Наталья встретила его в прихожей, бледная, осунувшаяся, в халате поверх ночной рубашки.

— Где ты был? — спросила она, пронизывая его полным слез взглядом.

Он понял вдруг, что врать дальше бессмысленно, и ответил с подкупающей прямотой.

— У другой женщины.

Она вздрогнула, но быстро овладела собой, взяла сигарету совсем таким же движением, как Ирина... Спросила упавшим голосом.

— И что ты собираешься делать?

— Я... ничего еще не решил, — ответил Белов.

— Ты считаешь, что решать тебе одному? Как же все у тебя легко! Ладно, я уже все решила, пусть тебе будет еще легче! И больше нам не о чем говорить!

— Что ж, воля твоя, но я бы не горячился так... Не забывай, у нас, все-таки, дочь.

Белов говорил все это почти автоматически, удивляясь сам, до какой степени он не испытывает сейчас никаких чувств, кроме легкого угрызения совести. Уж лучше не задумываться, не вникать, потому что на самом деле все это гадко, отвратительно своей банальностью.

— Нет, ты... ты просто чудовище! Господи! — Наталья закрыла руками лицо. — Ну иди! Иди к ней! Прямо сейчас!

Белов с тоской отметил, что в его отношениях с женой не осталось и тени прежнего чувства, да и было ли оно вообще, это чувство? Одна фальшь! И еще он понял вдруг, что обе женщины, между которыми он никак не мог сделать выбор, очень похожи, они как бы дополняют друг друга, и между ними гораздо больше общего, чем у него с каждой из них... Он помолчал, глядя на тусклую луну в ночном небе, потом сказал.

— Прости, Наташа... Я ведь... и ее не люблю.

Несколько дней они не разговаривали. Наконец, он не выдержал, влез в долги, снял квартиру и съехал... В моральном смысле стало немного легче, но только не в материальном! А чего он, собственно, хочет? Сам себе такую жизнь устроил! Свободы захотел — плати! Двести баксов в месяц за убогую однокомнатную квартирку! Деньги — вперед!

На повороте Белов включил дальний свет. Справа показались силуэты каких-то построек. Внезапно из темноты на шоссе метнулась белая фигура. Белов резко вывернул руль, затормозил рывком. Машина заметалась, беспорядочно расплескивая фарами свет. Наконец, ее вынесло на обочину. Он выскочил из машины и в ужасе взглянул на дорогу.

На мокром асфальте неподвижно лежала девушка, босая, в одной рубашке. Он наклонился, взял ее руку. Реакции никакой, пульс не прощупывался. Белов оцепенел, обливаясь холодным потом. "Неужели насмерть? Вот влип!..". Он огляделся. В домах у дороги ни одно окно не светилось, только помаячило какое-то белое пятно и исчезло. А может, показалось? Глюки начались? Господи, он только что ругал судьбу, он был всем недоволен, но как прекрасна была его жизнь всего несколько минут назад! Ладно, будь что будет... Он наклонился, подхватил девушку на руки и понес к машине.

Уложив ее на заднее сиденье, он сел за руль, закурил, дрожащей рукой включил зажигание и медленно выполз с обочины.

На шоссе по-прежнему было пусто и темно. Но вдруг сзади полоснул свет фар. Белов видел в зеркальце, как он приближается. Кто-то догонял его. Белов ощутил сильную дрожь, снова покрылся испариной, затормозил и встал на краю дороги. Он не мог ехать, вообще не мог шелохнуться. Жизнь кончилась, и ничто уже не имело значения.

Мимо, не сбавляя скорость, промчался черный "мерседес" и скрылся за поворотом. Белов уронил голову на руки, судорожно сжимавшие руль. Послышался какой-то странный звук, или это кровь стучала в висках? Он медленно обернулся и поглядел на заднее сиденье.

Девушка, забившись в угол и ежась от холода, во все глаза смотрела на него.

— Ну, дела! — Белов вздохнул, вытер пот со лба и неожиданно расхохотался. Он уже мысленно отвез ее в морг, простился со своей драгоценной свободой, а она жива, она еще и разглядывает его, как какой-нибудь диковинный экспонат! С трудом справившись с нервным смехом, Белов снова взглянул на свою непрошеную гостью. Ее бил озноб.

— На, накройся, — он снял куртку, протянул ей.

Она молча схватила куртку, с трудом натянула на себя. Ее продолжало трясти.

— Садись вперед, здесь печка. — Белов помог ей перелезть на переднее сиденье.

Она послушно уселась рядом с ним, поджав босые ноги и кутаясь в его куртку. Немного успокоившись, Белов с любопытством оглядел ее. Ну и видок! На щеке — ссадина, мокрые волосы растрепанны, мокрая ночная сорочка, дрожит, как осиновый лист.

— И откуда ты взялась мне на голову!

Она испуганно поглядела на него и промолчала.

— Ты что молчишь? Раз живая — говори! — Рассердился Белов. — Из подпольного борделя сбежала?

И тут она зарыдала, прямо-таки закатилась в истерике.

— Ладно тебе, — сказал Белов. — Ну, прости старого дурака, понимаю, пошутил тупо... — Он обнял девчонку за плечи, чувствуя дурацкую неловкость и жалость. Как большинство мужчин, он не выносил слез и, стараясь сгладить нелепость ситуации, осторожно привлек ее к себе.

Вдруг она резко вырвалась, оттолкнула его, распахнула дверцу и чуть не вывалилась из машины.

— Не валяй дурака! — Белов поймал ее за руку и усадил обратно. — Что взбрело в твою дурную голову? Что я тебя изнасилую, прямо здесь, в машине?

Она съежилась, закрыла руками лицо.

— Я не псих и не маньяк, с малолетками не связываюсь. У меня дочка, как ты, между прочим. Так что сиди и не выкалывайся!

Она убрала руки от лица, поглядела на него с изумлением и опять не произнесла ни слова.

— Не веришь? — Белов усмехнулся. — Видишь, я седой уже. Да от таких, как ты, не только поседеешь. Думал, теперь еще и заикой стану, как ты на дорогу выскочила. А ты, случаем, не немая?

Она молча помотала головой.

— Тогда говори, куда везти тебя.

— Не знаю... — еле слышно прошептала она.

— М-да... — Белов снова закурил и попытался осмыслить нелепую ситуацию, в которой он оказался. Вроде бы, все закончилось хорошо... Но что теперь делать с этой девицей? Кто она? Потаскушка? Нет, не похоже... Глаза такие печальные. У всех у них глаза печальные! — А что ты знаешь?

Она с испугом глядела на него, он почувствовал, что в ее душе идет какая-то мучительная борьба, что-то мешает ей говорить.

— Ты чего-то боишься? Я понимаю, просто так в таком виде не бросаются под колеса... Может, расскажешь, что с тобой стряслось?

— Не помню... — пробормотала она.

— С тобой все в порядке?

— Кажется...

— Ладно, поехали! — Белов тронулся с места, и машина быстро покатилась в сторону города.

Дежурный врач травмапункта внимательно осматривал девушку. Это был уже немолодой человек, в очках с толстыми стеклами, видно, сильно близорукий, но руки у него были крепкие, уверенные. Он проверял пульс, давление, ощупывал кости, суставы.

— Редко теперь такого человека встретишь, который от собственного греха не удирает, — бурчал он себе под нос. — Тебе, девочка, повезло. А мог бы бросить на дороге, кто его найдет? — Он обратился к сестре. — Запишите данные пострадавшей.

— Фамилия, имя, адрес... — сказала сестра.

— Я... я не помню...

Белов нервно курил в коридоре, то и дело поглядывая на дверь. Услышав последнюю фразу, он не выдержал и вбежал в кабинет.

— Доктор, с ней все в порядке?

— Серьезных повреждений нет...

Врач молча внимательно посмотрел в глаза девушке, направив лампу прямо в лицо. Снова обратился к сестре.

— Экспресс-анализ, на содержание в крови наркотических препаратов...

— Она наркоманка? Только этого не хватало! — Ужаснулся Белов.

— Не думаю, — спокойно ответил врач. — Я провожу тестирование. Она говорит, что ничего не помнит. Я должен понять, правда ли это.

— А если она просто не хочет называть себя?

— Такое тоже возможно. Первую помощь мы оказали. Вы ее заберете?

Девушка умоляюще посмотрела на Белова.

— Да, конечно, — неуверенно ответил он. — Не бросать же снова на улицу.

— Да уж, — сказал врач. — Другой раз ей так не повезет... Возьмите направление. Надо показать ее психиатру.

— Зачем? — удивился Белов.

— Я не специалист, но возможна амнезия в результате шока. А вы, молодой человек, просто святой, редко таких в наше время встретишь! — врач протянул ему руку.

— Да что вы! Я ужасный грешник! — улыбнулся Белов. — Ладно, пошли! — он взял девушку за руку и повел на улицу.

Они снова ехали в машине. Рассветало, в тумане проглядывали силуэты домов, город просыпался, но людей на улице было еще почти не видно.

— Так куда тебя везти? — устало спросил Белов.

— Я... я не знаю!

— Что ж, тогда поедем ко мне, и ты мне все расскажешь.

— Что расскажу? — испугалась она.

— Все. Как ты дошла до жизни такой. В общем, собирайся с мыслями, вспоминай.

— Но я ничего не помню!

— Ну, это врядли. Что-то ты должна помнить. Как тебя зовут, где живешь. Где одежду свою оставила, почему в рубашке оказалась. Почему под мою машину кинулась...

— Я... я попробую... А почему ты меня на дороге не бросил? Доктор-старикашка, и тот удивился, говорит, удрать должен был. А ты не удрал. Почему? Тебя разве видел кто?

— Ну, это проще простого. Здравый смысл и голый расчет.

— И все?

— А что еще?

— Может, меня пожалел?

— Ну уж нет! Представь себе, если бы меня нашли... Наезд, с отягчающими обстоятельствами. Сама подумай, хочется мне срок отбывать? Так что мотивы у меня были чисто эгоистические. Какая уж тут жалость! Спал бы я сейчас спокойно в своей постели, а тут — вожусь с тобой, и не знаю даже, как тебя зовут и когда от тебя, наконец избавлюсь! Ну, вот и приехали...

— Ты извини, тут у меня малость не прибрано, — сказал Белов, зажигая свет, — дома бываю мало.

На столе валялись бумаги, зеркало, электробритва, на неприбранной постели грудой лежала одежда. Белов вытащил из нее длинный махровый халат, протянул девчонке.

— Там ванна, туалет... Иди.

Белов включил магнитофон, открыл бар, плеснул в стакан джин с тоником, устало опустился на диван, выпил, закурил и закрыл глаза. Квартира наполнилась мягкими звуками скрипки. Он слушал музыку, стараясь отвлечься от своих недавних переживаний, от надоевшей суеты, и в какой-то момент забыл обо всем, словно перейдя в другое измерение, где нет ничего земного, а есть только музыка, свобода и покой.

К действительности его вернул голос девушки.

— Вы любите Вивальди? — спросила она, стоя перед ним чистенькая, аккуратненькая, с гладко зачесанными волосами, обернувшись почки вдвое его халатом и туго перевязав его поясом.

— Ты разбираешься в музыке? — удивился Белов.

— Не знаю. Просто я слышу, что это Вивальди, вот и все...

Белов поглядел на нее с еще большим удивлением, и обнаружил вдруг, что она не просто хорошенькая, а необычайно хороша. Открытое лицо, высокий красивый лоб, светлые ясные глаза. Правда, худовата, но это только придавало ей особое изящество. Пожалуй, на проститутку не похожа. Хотя внешность еще ни о чем не говорит. С такой внешностью можно быть студенткой, фотомоделью, артисткой, скрипачкой, певицей, путаной — кем угодно! На вид лет двадцать, не больше, хотя у женщин наружность зачастую бывает обманчива. Господи, да кто же она? И что с ней делать, если она и дальше ничего о себе не расскажет? Задал сам себе головоломку, психолог хренов!

— А где ваша дочка? — вдруг спросила девушка, обращаясь теперь к нему только на «вы».

— Нету. То есть здесь нет. Осталась с матерью. Мы разошлись.

— А почему?

— Сложный вопрос... Долго рассказывать, да и не очень интересно...

— А мне интересно. Мне интересно, почему люди живут вместе, а потом вдруг расстаются...

— Для этого существует миллион причин.

— А какая причина у вас?

— Да что ты пристала, ей богу! — рассердился Белов. — Разошлись и разошлись! Тебе-то что с этого? И вообще, не я тебе должен рассказывать о своей жизни, а ты мне!

В это время зазвонил телефон, Белов взял трубку.

— Привет, Леньчик! — радостно пробасил приятель. — Хорошо, что ты дома. Мы сейчас к тебе завалимся!

Белов поглядел на часы. Было без четверти четыре утра.

— Нет, Саша, сейчас невозможно... — пробормотал Белов.

— Да ты что, дрыхнуть собираешься, что ли? Давай просыпайся!

— Не в этом дело... Во-первых, я смертельно устал. А во-вторых, я не один, понимаешь...

— Рад за тебя! А я ее знаю?

— Нет...

— Прекрасно! Познакомишь с новой дамой! — захохотал приятель в трубке.

— Да нет, совсем не то! Встретимся завтра. Я все объясню. Идет?

— Ну, ты темнила! Ладно, нагрянем завтра вечером, пока!

Белов положил трубку, посмотрел на девушку.

— Мы с тобой вместе уже несколько часов, а я даже не знаю, как тебя зовут.

— А вы дайте мне имя, какое вам нравится, — впервые за все время она слабо улыбнулась.

— Ты правда не помнишь? — спросил Белов серьезно.

Она помотала головой.

— Ладно. Назовем тебя Юлей. Устраивает?

— Конечно, если вам нравится...

— Нравится. Так звали одну девочку, которую я очень любил, когда в школе учился...

— Я на нее похожа?

— Не очень...

— Вы расстались?

— Да.

— Почему?

— Тебе обязательно надо знать? — устало спросил Белов. — Понимаешь ли, это было очень давно, и расстались мы из-за какой-то глупости. Каждый из нас встал в позу и не захотел сделать встречный шаг. А потом прошло время, она вышла замуж, я женился. Банальная история, каких много. Ты удовлетворена ответом?

— Нет... — прошептала Юля. — Почему люди расстаются, если хотят быть вместе? Я не понимаю...

— А что ты вообще понимаешь? — спросил Белов, с трудом сдерживая раздражение. — Ты вот все притворяешься, что ничего не помнишь, а сколько это может продолжаться? Ты ведь где-то живешь, наверное, кто-то тебя уже ищет. Не можешь же ты всегда здесь оставаться!

Она нахмурила лоб, прищурила глаза, на ее лице появилось мучительно страдальческое выражение. Белов подумал, что она может быть и старше, чем ему показалось сначала. Сейчас она выглядела вполне взрослой женщиной, успевшей многое пережить в этой жизни. Вдруг взгляд ее прояснился, выражение лица снова стало доверчиво детским, она поглядела в глаза Белову и заявила с неожиданной прямотой.

— А я бы осталась...

— Что?

— Я бы осталась здесь навсегда... — тихо повторила она.

— Интересно получается, — усмехнулся Белов, — и в каком же качестве?

— В любом...

— И как ты себе это представляешь?

— Не знаю...

— А что ты знаешь?! — не сдержавшись, заорал Белов.

Она вздрогнула, помолчала, потом сказала.

— Знаю, что мне здесь нравится... Нравится слушать музыку, нравится разговаривать с вами, нравитесь вы... Даже когда кричите...

— Ничего себе! — произнес Белов, растерявшись от такого неожиданного признания. — Ладно, Юля, ложись спать, как пишут в народных сказках, утро вечера мудренее. Хотя какой тут вечер! В общем, давай выспимся хорошенько, а потом будем разбираться, что к чему. Не возражаешь, если я уложу тебя на кухне?

— Как скажете. — Тихо ответила она.

Какая покорность, однако! Белов раздвинул маленький кухонный диван, быстро постелил белье.

— Все. Ложись. Пока.

Он вернулся в комнату, буквально рухнул в постель и мгновенно провалился в глубокий сон. Он не знал, сколько проспал, но вдруг что-то внезапно разбудило его, какой-то странный звук, странное ощущение. С трудом открыв глаза, он с удивлением увидел Юлю в своей постели. Она лежала рядом, в его халате, робко прижавшись к нему, положив голову на его плечо, напряженная, съежившаяся, и тихо плакала, вздрагивая всем телом.

— Господи, да что с тобой? — пробормотал он спросонок.

— Мне страшно... Я боюсь одна... — прошептала она сквозь слезы. — Вы... вы простите меня?

— Перестань реветь, тогда прощу, — сказал Белов. И вдруг, сам тому удивляясь, почувствовал прилив отчаянной жалости, и нежности к этому странному существу, о котором он не знал ровном счетом ничего, и даже не мог строить догадки из-за полного отсутствия информации. Но он понял одно, и в этом интуиция и профессиональный опыт не могли его обмануть — эта девушка была сильно чем-то напугана и нуждалась в его защите. Он крепко обнял ее, прижал к себе... Она перестала плакать, успокоилась, прильнула к нему... Он осторожно распахнул на ней халат, ласково провел рукой по ее худенькому телу. Она совсем не сопротивлялась, напротив, ее скованность исчезла. И тогда, отбросив все доводы рассудка, он дал волю нахлынувшему чувству. Все было так просто и естественно, и близость, возникшая между ними как бы сама собой, доставила Белову необычайную радость. Он вдруг, впервые за много лет, почувствовал себя по-настоящему счастливым. От него ничего не требовали, ни в чем не упрекали, он был самим собой и именно таким он нравился своей загадочной юной возлюбленной. Но в ощущение радости подсознательно вкрадывалось чувство тревоги, а вместе с ним нарастало раздражение на нелепую ситуацию и на самого себя. В чем дело? Что может быть плохого в близости между мужчиной и женщиной, которых потянуло друг к другу? Подумав так, он тот час усмехнулся своей уловке. Конечно, дело не в близости, а в ответственности, которая внезапно обрушилась на него и которой он, как и большинство мужчин, подсознательно старался избегать. Возможно, это странное человеческое существо, которое вдруг подарило ему себя и вверило ему свою судьбу, внесет в его жизнь какие-то перемены, которых он так ждал, но к которым, по правде, не очень-то был готов...

Проснулся Белов в середине дня. Сквозь шторы беззастенчиво проникали солнечные лучи, освещая хорошенькое личико безмятежно спящей девушки. На миг он залюбовался ею, но вскоре ощущение нарастающей тревоги вновь завладело им. Что будет, когда она проснется? Опять шарады и ребусы? Его жизнь изменилась вдруг странным образом, и девчонка, которая бросилась ему под колеса, а теперь спала в его постели, была тому виной. Белов еще не понимал, что с ней делать дальше. Наверное, прав был врач, дежуривший в травмапункте — без психиатра не обойтись. Да и вообще, надо бы обследовать ее в клинике! С другой стороны, зачем ему вся эта головная боль?

Белов осторожно высвободил свое плечо, переложил голову Юли на подушку, выбрался из-под одеяла и, взяв радиотелефон, закрылся на кухне.

— Ирка, привет! — сказал он бодрым голосом.

В трубке возникла непродолжительная пауза, после чего Ирина настороженно произнесла.

— Привет.

— Знаешь, я, конечно осел, козел, но я хочу, чтобы мы с тобой остались друзьями. Ты согласна?

— У тебя что-то случилось? — тихо спросила Ирина.

— Ничего особенного... Впрочем, я вру.

— Тебе что-нибудь нужно, Леня?

— В общем, да.

— Что? — спросила Ирина сдержанно.

— Можно, я приеду к тебе и все объясню?

Она молчала, затаив дыхание и, видимо, решая, как отреагировать на его неожиданную просьбу. Наверное, хотела сказать, что не одна, чтобы удовлетворить свою уязвленную гордость, но Белов чувствовал, что она одна, и не только сейчас — вообще. И виноват в этом был он. Она все еще ждала, на что-то надеялась, хотя и делала вид, что ей наплевать, и когда они случайно где-то встречались, держалась независимо, разговаривала с ним подчеркнуто вежливо, даже дружелюбно. Она ведь прекрасно знала, что он ушел из дома, знала от общих друзей. Сам он не заводил разговор на эту тему, но рано или поздно объяснение должно было состояться. Нельзя было бесконечно тянуть и врать. Почему он до сих не сделал этого? Что его держало — привязанность, жалость, секс? Теперь он сам не понимал.

— Что ж, приезжай, — произнесла Ирина в трубке.

За время разговора по телефону Белов выкурил две сигареты, выпил чашку черного кофе, но вместо бодрости ощущал тупую тяжесть в голове. Быстро приняв душ, он оделся и, поглядев на спящую девушку, взял ключи от машины и вышел из дома. Наверное, надо было оставить ей записку, подумал он, но возвращаться было лень.

Как только он сел за руль и выехал со двора, настроение стало лучше. На улице был легкий мороз, но уже во всю светило солнце, близилась весна с набухшими почками на деревьях, школьными каникулами. Хорошо бы на каникулы поехать куда-нибудь с Машкой, побродить по весеннему лесу.

Запарковавшись во дворе ирининого дома, он ощутил легкую ностальгию по своему прошлому. Сколько раз он тайно вырывался сюда, выкраивая свободные минуты! Здесь все было так знакомо, привычно, и маленький тихий дворик казался приветливым и уютным.

Когда Ирина открыла дверь, он странно усмехнулся и сказал, стараясь придать голосу бодрость.

— Привет!

— Привет. Заходи, — спокойно ответила она.

Выглядела она хорошо, даже слишком хорошо, и он, чтобы не расслабляться, начал прямо с порога.

— Знаешь, я по делу. А дело вот какое... Видишь ли, у тебя есть какое-нибудь ненужное платье? Ну, которое ты не носишь...

— Платье? — переспросила Ирина странным голосом. — Платье... Да, конечно... — Она ловким движением расстегнула молнию, быстро стянула с себя платье и протянула ему. — Это подойдет?

Белов ошалело уставился на нее. Она стояла перед ним обнаженная, ее фигура сохранила стройность и изящество.

— Ты сказал, что тебе нужно платье? Так бери! Что на меня уставился! — Ирина вдруг расхохоталась, глядя на его растерянное лицо.

Белов осторожно взял платье, шелковистый черный трикотаж скользил по его рукам.

— А ты? — пробормотал он.

Она снова рассмеялась.

— Да бери, если нужно! Понимаешь, оно у меня единственные. Ты забыл, я ношу брюки...

— Да, прости... — Он растерянно смотрел на платье. — Это мы вместе покупали.

— Ты помнишь?

— Я-то все помню... Ирка, ты удивительная женщина! Даже не спрашиваешь, зачем это я к тебе за платьем притащился... Господи, да что же это... — его руки, словно помимо воли, протянулись к ней. Он рывком схватил ее за обнаженные плечи, прижал к себе.

— Я знала, что ты вернешься... — прошептала она.

...Мне снилась ночь, теплая и тихая. Пустынная улица, на одной стороне новые, недавно заселенные дома, на другой — недостроенные, с темными проемами окон... Черные пустые прямоугольники... Вдоль улицы — включенные фонари, но свет их почти не виден. Его перекрывает луна, словно гигантский прожектор, заливающий улицу холодным голубоватым светом. В тишине то возникает, то замирает звук шагов. По асфальту движутся длинные призрачные тени.

Мы идем по тротуару не спеша, взявшись за руки... Мы одни на улице. Неожиданно о землю ударяются крупные водяные капли, разлетаются в мелкие брызги. В каплях отражается луна...

Тот, кто идет рядом со мной, снимает куртку, надевает мне на плечи. Я сбрасываю туфли, бегу босяком по лужам... Он бежит рядом со мной, мы смеемся. Во всю льет дождь...

Раннее утро. Тишина. Только негромкий стук дождя.

Капли воды растекаются по стеклу.

Пустая улица. Мокрый асфальт.

Пустая витрина недостроенного магазина. По ней стекают струйки воды. Мы стоим, прижавшись друг к другу, внутри витрины, среди обломков кирпича, какого-то мусора, и смотрим сквозь мокрое, словно размытое стекло на улицу. Там появляются какие-то люди, и мы принимаем нелепые позы манекенов. Люди торопливо проходят мимо и совсем не обращают на нас внимания. А мы вдруг начинаем хохотать. Какой знакомый смех! Я смотрю в лицо тому, кто стоит рядом со мной, я хорошо знаю его лицо, голос, движения.

— Кажется, дождь кончился, — говорит он. — Пойдем?

Я бегу сквозь длинную витрину, он обгоняет меня, спрыгивает вниз, протягивает мне руку, и вдруг застывает, восторженно глядя на меня.

— Какая ты красивая!

— Мы договорились, мы с тобой только друзья! — возмущаюсь я. — Дай руку!

— Сейчас... Я только запомню... Тебе на лицо попадает луч только что взошедшего солнца, яркие блики грают на мокрых волосах! Ты даже не представляешь, какая ты красивая! Я говорю это, как художник. Я напишу твой портрет, именно такой...

— Ты снимешь меня отсюда?! — кричу я.

Он протягивает руки, снимет меня с витрины и какое-то время не отпускает. Руки у него худые, горячие и сильные.

— Да пусти ты! — я с трудом освобождаюсь из его рук.

— Не сердись, — шепчет он. — Пойдем, посидим где-нибудь...

Детская площадка во дворе полукруглого щестнадцатиэтажного дома. Вокруг посажены деревья, листья на них еще не распустились. Земля вытоптана вокруг, только кое-где торчат клочки травы.

В тишине — равномерный скрип и постукивание ... Медленно качаются пустые качели... Вращается неторопливо одинокая покосившаяся карусель... Темнеет на фоне неба шатер из металлических трубок... И в этой пустоте раздаются детские голоса, смех... В пустоте... Внезапно мой друг подбегает к металлической конструкции, взбирается на самый верх, повисает на руках, раскачивается, наполняя мир вокруг радостью движения, прыгает вниз, не удержав равновесия, падает на бок, хохочет.

Сухие, безжизненные ветки деревьев... Темные, корявые контуры, тонкие ветки, сучки превращаются вдруг в скрюченные пальцы, словно это не ветка, а засохшая рука.

— Они мертвые... — слышу я собственный голос.

— Кто? — испуганно спрашивает он.

— Деревья...

— Нет, посмотри, — он берет в руки ветку, внимательно разглядывает, кладет мне на колени.

Я вижу маленькие набухшие почки, они медленно начинают раскрываться, появляются крошечные зеленые листочки.

Я протягиваю ветку ему, и она словно сплетается с его пальцами... Ветка — рука, юное деревце с человеческим лицом, живое и трепетное.

— Ты как Осирис! — я восхищена сделанным открытием.

— Разве я похож на мумию? — обиженно произносит он.

— Да причем здесь мумия! Ты — часть природы! Ты и я, мы — лучшая часть природы!..

Пустая, мокрая от дождя улица... Вдоль тротуара застыли темные силуэты поливальных машин. Они — словно большие добродушные звери, погрузившиеся в сон. Мой друг бежит через улицу, распевая на ходу что-то веселое. Вот он забирается в одну из машин, я слышу грохот заведенного мотора.

— Иди сюда! — кричит он, и эхо гулко повторяет его слова.

Я забираюсь в кабину рядом с ним, большое тяжелое железное существо медленно трогается с места, разбрызгивая прозрачные струи воды, в которых отражаются лучи восходящего солнца... Он сжимает мою руку, улыбается, бормочет что-то ласковое и веселое, и я улыбаюсь ему... Красиво, как в сказке. Мы хохочем, любуясь удивительным радужным сиянием водяных струй, мы словно внутри разноцветного фонтана, мы едем навстречу неизвестности, мы словно отрываемся от земли, отталкиваясь от нее водяными потоками и устремляемся в бесконечность...

Юля проснулась с каким-то странным чувством. Этот парень, он только что держал ее за руку, говорил ей какие-то смешные и трогательные слова... Она была еще во власти сна, но сон таял стремительно, неудержимо.

Вокруг был чужой, неведомый мир. При ярком свете дня здесь все было по-другому, не так, как ночью.

Где я? Почему я здесь? Как я сюда попала?.. Что было со мной?..

Она встала, надела махровый халат, висевший рядом на стуле, преодолевая нахлынувший страх, обошла незнакомую квартиру. На кухне — груда грязной посуды, пепельница, полная окурков, полки, покрытые толстым слоем пыли. Может быть, никто не живет в этой квартире? А если никого здесь и не было, тогда откуда окурки? И почему чайник был еще теплый, когда она взяла его в руки?

Да вот почему! Если есть дом, значит, есть и хозяин! Где он? Ушел? Но почему ничего ей не сказал, почему оставил ее одну? Может быть, ей все это тоже приснилось, его машина, дождь, белые больничные стены, старый доктор, медсестра со шприцем, музыка Вивальди, ласковые мужские руки? Нет, нет, не приснилось! Он был! Этот человек, умный и ласковый, был единственной реальностью в ее нынешней жизни. Седые виски, усталые морщинки у рта, понимающий взгляд... Они провели вместе прекрасную ночь, она принадлежала ему безраздельно, всем своим существом, он стал необходим ей, как воздух, деревья, солнце, трава... Но почему его нет рядом?

Ей не хотелось ни минуты больше оставаться одной. Чтобы как-то занять себя, Юля бросилась к книжной полке и стала перебирать книги. В основном, это были какие-то справочники, словари, учебники философии, медицины, Фрейд, Ницше, Юнг, растрепанные записки какого-то психиатра. Она растерянно стояла перед стеллажом, потом стала вытаскивать книги одну за другой, подержав в руках, рассеянно положила на стол. Открыла первую попавшуюся, наугад, пролистнула несколько страниц... Но там были только черные буквы на белом фоне, которые почему-то вызвали неприятное ощущение. Они сливались перед глазами в спутанные извилистые линии, от взгляда на которые кружилась голова. Юля раскрыла другую книгу, но, не найдя ни одной картинки, захлопнула и ее и пошла на кухню. Страшно захотелось есть. В пустом холодильнике завалялся огрызок сыра, больше ничего. Хлеба тоже не было. Она сварила кофе, выпила две чашки подряд.

Неожиданно позвонили в дверь. Девушка обрадовалась, запахнула халат, побежала на этот звук, молча повернула защелку, дверь легко открылась.

На площадке стояли трое незнакомых мужчин и две женщины. Они были веселые, красиво одетые.

— Здравствуйте, прекрасная незнакомка! — высокий мужчина с бородой в кожаной куртке шагнул ей навстречу. — Да, я понимаю, почему Леонид не впустил нас вчера! Да где ж он, спит?

— Его нет... — растерянно ответила девушка.

— Так вы одна? И этот негодяй бросил вас?

— Он негодяй? Почему? — удивилась Юля.

— Да потому что я на его месте не оставил бы вас ни на минуту! Вы открываете дверь, даже не спросив, кому!

— Нам можно войти? — ласково спросила светловолосая женщина.

— Входите. — Юля смущенно потрогала свой халат. — Вы извините, я так...

— Прекрасно. Все прекрасно! — сказал бритый мужчина в длинном кожаном пальто. — Вы не стесняйтесь, будьте как дома!

Все дружно ввалились в квартиру, побросали в прихожей одежду, на журнальном столике тут же появилась батарея бутылок, женщины энергично принялись резать закуску. Заиграла музыка.

— Митька, ты не пей! Тебе за руль! — закричал бородатый, открывая шампанское.

— Может, Леонида подождем? — предложил бритый.

— Да зачем он нам! — произнес третий, молчавший до сих пор, поднимая свой бокал. — За прекрасных дам!

Все дружно выпили, и прекрасные дамы тоже.

Юля сделала маленький глоток и замерла с бокалом в руке. В голове все поплыло куда-то.

— Слушай, Александр, мы смущаем девушку! — обратился бритый к бородатому. — Ввалились, уселись, выпиваем, как чмо какое-то, и даже не представились.

— Додумался наконец! — высокая блондинка подошла к Юле, протянула ей руку. — Римма, личный секретарь и внутренний голос этого бритого типа.

Бритый захохотал.

К Юле подошла вторая женщина — яркая, темноволосая, пышногрудая, обняла ее, прижала к себе.

— Расслабься, все о'кей! Я Даша, свободный художник. А тебя как зовут?

— Меня? — переспросила Юля с трудом слушавшемся языком.

— Тебя, конечно.

— Она — секретный агент марсианской разведки и не хочет называть свое имя, — многозначительно произнес бородатый Александр.

— Ну, и как там у вас, на Марсе? — серьезно спросил бритый.

— Что? — удивилась Юля.

— Ну, например, секс...

— Джек, не хами! — блондинка взяла его за руку, а другой рукой подставила бокал бородатому, разливающему очередную бутылку.

— Давайте, сыграем в фанты! — вдруг предложила Даша.

— На что будем играть? — Деловито спросил Александр.

— Только не на деньги! — воскликнула Римма. — Надоело!

— На раздевание, — мрачно произнес непьющий Митя.

— О! Прекрасно! — Римма похлопала его по бокам. — Ты начнешь раздеваться с пушки!

— Ты забыла, что я никогда не проигрываю. — Дмитрий поймал ее руки и крепко сжал.

— Больно! Дурак! — выкрикнула Римма.

— Не ври. Тебе приятно. — сказал Дмитрий.

— Я не мазохистка.

— Кончай базар! — бритый Джек взял бутылку шампанского, допил прямо из горлышка и пропел чуть заплетающимся голосом. — Кто будет водить?!

— Козел ты, Джек, — сказала Даша. — Зачем так нажираться?

— Ах, мой козлик ненаглядный! Забодал меня в парадном! — Римма взяла бокал, приложила к носу Джека, выпила и захохотала.

— Не забодал, а трахнул. — деловито уточнила Даша.

— Нескладно! Не в рифму! У тебя, Дашка, совсем нет поэтического чувства! — Римма картинно упала на диван, вскинув вверх стройные ноги в лосинах.

— Снимаю порчу, сглаз, а если надо — даю в глаз! — Джек плюхнулся на диван рядом с Риммой. — А у меня... есть пате-тическое... то есть поэтическое чувство?

— Ребята, мы все сошли с ума! — Александр снова открыл шампанское. — Нам необходима консультация Леонида! Где его черти носят?

— Он психолог, а не психиатр. Боюсь, он вам не поможет, — заметила Даша, покосившись на Джека.

— Почему — вам? — возмутился Джек. — А ты? Тебе не... нужна... кон... ну как это произносится — кон-суль-та-ция психолога? Или — пара-пси-холога?.. Я готов!

— Ты уж точно готов! — скривилась Даша и отчеканила. — А со мной все в полном порядке!

— Оно и видно! — расхохоталась Римма. — Не встретила козлика в парадном, вот и злишься!

— Молчать, бабы! — приказал Дмитрий.

— Зачем кайф ломаешь? — Римма обняла его и повисла у него на шее. — Будешь водить?

Юля, ничего не понимая, с некоторым испугом, но и не без любопытства слушала всю эту галиматью. Она затаилась в кресле в углу комнаты и рада была, что о ней забыли. Но вдруг бородатый Александр пристально поглядел на нее и сказал громко.

— Среди нас есть единственное чистое, прекрасное, непорочное существо! Я имени ее... не знаю... но хочу узнать. Пусть она и водит!

— Я не умею... — прошептала Юля.

— Научим. Это просто. Господин бандит, ознакомьте с правилами игры! — Александр хлопнул по плечу Дмитрия.

— Я не бандит, а сыщик. Причем — главный, — важно произнес Дмитрий.

— Не вешай лапшу, Митька! Это одно и то же! — сказала Даша.

— Ладно. Готовьте фанты. Я в чиновниках родился, не на шутку рассердился...

— В садовниках, Митенька! — хохотала Римма.

— В садовниках, в сановниках, в полковниках... Какая разница? — Дмитрий снял с вешалки кожаную кепку. — Фанты валите!

Все дружно зашуршали бумажками, надписывая на них что-то, свертывая в трубочки и складывая в опрокинутую кепку.

За окном давно стемнело. Белов поглядел на часы.

— Что я наделал... — пробормотал он растерянно. — Прости, Ирка, мне надо бежать. — он торопливо стал одеваться, нервно застегивал рубашку, с трудом вдевая пуговицы в петли.

— Беги, — сочувственно сказала Ирина, провожая его в прихожей. На ней был короткий халатик поверх голого тела.

— Пока! — Белов наскоро обнял ее и шагнул к двери.

— Будь осторожней. Сейчас пробки.

— Ничего... — он вышел на площадку к лифту.

— А платье? Забыл? — Ирина выбежала в след за ним, протягивая ему полиэтиленовый пакет.

— Спасибо... И правда забыл, совсем дурак... — Он окинул ее прощальным взглядом, взял пакет и подумал, что, наверное, не приедет к ней больше никогда...

По дороге домой, медленно продвигаясь в потоке машин, он подумал, что и Ирина, и его жена Наталья в сущности, прекрасные женщины — умные, понимающие, решительные, находчивые. Дело не в них, а в нем, это он привередлив, капризен, ленив, безответственен, в общем — гнусный мужик, бабник, развратник! Когда-то, начитавшись Канта, Ницше, Фрейда и Юнга, одержимый жаждой исследования скрытых глубин человеческого подсознания, он выбрал модную и увлекательную профессию психолога. После Университета с блеском защитил диссертацию и возомнил себя гением. Им восхищалась жена, его боготворила любовница. Он преподавал, консультировал, писал статьи, вещал с телеэкрана, общался с парапсихологами, астрологами, колдунами... Когда он вел семинар по Фрейду, на него с вожделением смотрели студентки, готовые отдаться ему прямо в аудитории. Все это льстило мужскому самолюбию, но в конце концов осточертело. Он неожиданно бросил все и замкнулся в себе, внутренне готовясь к какой-то другой, совсем новой жизни.. Самое главное для него было сейчас — разобраться с самим собой, но судьба словно смеялась над ним!

Он стал вспоминать вчерашнее приключение. Оно вполне могло оказаться всего лишь сном, и вот сейчас он снова вернется в пустую квартиру, и будет все, как три дня назад, месяц назад... И, наверное, так оно и лучше... Он вдруг понял, что на самом деле ему вовсе не хочется никаких катаклизмов и перемен, что он самый обычный эгоист, и то состояние одиночества, которого он сумел, наконец, добиться, вполне его устраивает. В сущности, у него все есть: славные, надежные друзья — этакое мужское братство, небольшая частная практика, на которую вполне можно прожить. Квартира хоть и чужая, но никто из нее не гонит, машина... правда, частенько ломается, но пока ездит... И пусть так оно все и будет, и не надо ему ничего другого, черт подери! Устал, надоело! А если все, что произошло с ним вчера, все же не сон — что же тогда?..

— Маша, — сказала Наталья Игоревна Белова. — Нам надо серьезно поговорить.

— О чем? — спросила дочь с напускным равнодушием, внутренне приготовившись отразить атаку.

— Дело в том... — Наталья немного помедлила. — Дело в том. что я должна уехать в командировку...

— И надолго? — спросила дочь, стараясь скрыть радость.

— На месяц, возможно и больше...

— Не беспокойся, все будет в порядке.

— Конечно. Ты переедешь на это время к моей сестре.

— Ну мама! Зачем?!

— Затем, что я не могу оставить тебя одну.

— Да что ты всего боишься! Я не маленькая!

— Это не обсуждается, моя дорогая. — Наталья взяла сигарету, и Маша с жадной завистью поглядела на нее. — У тебя выпускной класс, экзамены на аттестат на носу. Ты хочешь их завалить?

— Ничего я не завалю! Я что, сумасшедшая? Еще год в этой поганой школе торчать! Ты все равно каждый день будешь мне звонить, и сама убедишься, что все в порядке! А у тетки, думаешь, мне дадут заниматься? С утра — Маша, погуляй с собакой, потом — сходи в магазин! Потом — забери братика из школы! Мы все это уже проходили!

— Я сказала — это не обсуждается! — рассердилась Наталья. — А если с собакой погуляешь и в магазин сходишь — не развалишься!

— Я лучше к отцу перееду... — сказала Маша.

— Что? — Наталья вспыхнула.

— Что слышала... — пробурчала Маша.

— Но это невозможно!

— Почему?

— Да потому, что он вечно занят, дома не бывает. И вообще... мы разошлись.

— Но он все равно — мой отец!

— У него... своя личная жизнь! — привела мать новый аргумент.

— А почему бы тебе личную жизнь не завести? — наивно спросила Маша.

— Не хами! — закричала мать.

— Я не хамлю, а высказываю свое мнение. Если я тебе мешаю, то мне, тем более, надо к отцу переехать!

— Ты не выносима! — Наталья взяла новую сигарету.

— Кури поменьше, цвет лица испортится, сама говорила... — проворчала Маша.

— Знаешь, это уже слишком! — Наталья хотела сказать еще что-то, но сдержалась и замолчала. После недолгой паузы она спросила изменившимся голосом.

— Ты так уверена... Он что, приглашал тебя?

— Пока нет, но куда он денется. Ему без меня тоже плохо, я знаю... А ты когда уезжаешь, мама?

— Во вторник... — Наталья посмотрела на часы. — Все, немедленно выметайся к репетитору!

— Выметаюсь! — Маша быстро покидала в рюкзачок тетради и учебники. — Поговорим вечером, да?

— О господи... — простонала Наталья.

— Пока! — Маша чмокнула мать в щеку и, на ходу надевая куртку, выбежала из квартиры.

— Шарф возьми! — побежала за ней мать.

Но Маша, в куртке нараспашку поверх тонкого свитера, уже вылетела из подъезда, закуривая на ветру сигарету, помахав рукой, остановила первую попавшуюся машину и мгновенно запрыгнула в нее.

Наталья Игоревна, сжав до бела губы, наблюдала за ней из окна, потом взяла телефон и набрала номер.

— Алло! — ответил мужской голос. — Вам кого?

— Леонида... Я, кажется, не туда попала...

— Наташенька! Натали! — пробасил Александр. — Ты именно туда попала, но почему, почему только по телефону? Нам тебя не хватает, дорогая! При-ез-жай немедленно, шампанское еще не кончилось!

— Я позвоню позже, — Наталья повесила трубку.

Белов открыл дверь ключом и молча оглядел комнату. На диване и креслах, вперемешку с джинсами и женским бельем, валялись кольца, часы, браслеты... По полу катались бутылки из-под шампанского... Орал магнитофон, хохочущие подвипившие друзья неуклюже отплясывали с полуголыми дамами. В густом табачном дыму все они казались призраками, явившимися из очередного триллера или с картины Иеронима Босха.

— Леньчик! Наконец-то! — пошатываясь, к нему подошел Александр с телефонной трубкой в руках. На нем были только трусы, носки и галстук. — Тебе только что жена звонила! Я ее пригласил!

— Жена?.. Ах да, жена... — задумчиво произнес Белов, и вдруг увидел, как их угла комнаты, сквозь задымленное пространство, к нему приближается светлое, неземное существо, словно пришедшее из другого мира.

— Юля! — он протянул к ней руки.

Она подбежала, обняла его и спрятала лицо на его груди.

— Юля! — повторил Белов, гладя ее шелковистые волосы. — Как хорошо, что ты и вправду есть.

К ним подошел Дмитрий, одетый и совершенно трезвый, посмотрел другу в глаза и тихо сказал.

— Ленька, мы сейчас свалим, ты извини за бардак.

— Ерунда... — ответил Белов.

— Бабы! — заорал Дмитрий, перекрикивая музыку. — Стриптиз окончен!

— Да что это с ним? — удивилась Римма.

— Жду в машине. На все — десять минут! — Рявкнул Дмитрий и позвякивая ключами направился к двери.

— Я тебе позвоню, — сказал Белов.

Джек пропел в след Дмитрию раскатистым басом.

Ре-вет и сто-нет джиип Чероки!

Суровый сыщик приказал...

Покинуть борт в крутые сро-о-ки,

Кто не успел, тот опоздал...

Римма захохотала, Александр строго поглядел на нее, выключил магнитофон, быстро оделся и сказал протрезвевшим голосом.

— Леньчик, мы это... мы девушку не обижали, ты не думай...

— Я и не думаю, — ответил Белов, все так же стоя в прихожей и прижимая к себе молчаливую Юлю.

— Мы так, оттянулись, дурака поваляли, сам понимаешь...

— Понимаю... — прошептал Белов. — Я вас не гоню.

— Знаешь, пора, — сказал Джек, тоже успевший одеться. — Дома ждут. Девчонки сейчас приберут...

— Не надо, — вдруг сказала Юля, — я сама.

Дамы удивленно поглядели на нее.

— Ты на нас не сердишься? — спросила Римма серьезным голосом, заглядывая девушке в глаза.

— Нет. Зачем? С вами весело. Но я, правда, все сама уберу, это не трудно. И вы тоже не сердитесь, что я все время молчу. Просто надо привыкнуть. В следующий раз я... буду играть, как все... — Она посмотрела на Белова. — Ты мне позволишь?

— Юля, ты можешь делать все, что захочешь! — ответил он.

Она улыбнулась и, затянув потуже пояс халата, стала собирать с полу пустые бутылки.

— Ты щедр, однако, — усмехнулся Александр, подавая Даше шубу.

Все уже толпились в прихожей, Даша, приводя в порядок прическу перед зеркалом, повернулась к Белову и произнесла выразительным шепотом.

— Она очень странная... Мы все, конечно, с приветом, но она — как с другой планеты. — Ее вдруг осенила догадка. — Она твоя пациентка, Леня? Почему не предупредил?

— Поговорим в другой раз, — резко ответил Белов.

— Идем, внутренний голос! — Александр обнял Римму за плечи. — До встречи в эфире!

Римма чмокнула Белова в щеку накрашенными губами, Александр похлопал по плечу.

— Пока, — Джек пожал руку Белову, натянул кепку на бритую голову, распахнул дверь, пропуская дам, и все ушли...

— Юля, — сказал Белов, — пожалуйста, сядь. Мы потом все уберем, вместе...

Она послушно села рядом с ним.

— Хочешь, включу музыку?

— Не знаю... Не сейчас...

— Хорошо. Ну, и что ты тут делала без меня, рассказывай! Что-нибудь вспомнила? А?

Она повернулась к нему и заговорила торопливо, словно боясь упустить что-то важное.

— Знаешь, когда я проснулась одна, я так испугалась. Тебя нигде не было, и вдруг я подумала, что ты вообще не придешь, что ты — только в моей фантазии, в моих снах! Это было так ужасно! У меня, правда, все перепуталось. Мне было страшно, и совсем невозможно оставаться одной. Потом пришли твои друзья, и стало немного легче.

— Они тебе понравились? Только честно? — спросил Белов.

— Да. — ответила Юля.

— Это хорошо, что они тебе понравились. Они могут повалять дурака, но они на самом деле — замечательные ребята. У нас — настоящее мужское братство, уже много лет, — Белов поглядел на Юлю, — ты можешь это понять?

— Конечно, могу. У меня тоже было много друзей, одного своего друга я видела во сне. Мы с ним ходили гулять по ночам и тоже всякие штуки выделывали. На поливальной машине катались...

Она вдруг отчетливо, уже наяву, представила того парня, с которым гуляла по ночному городу, пряталась от дождя в недостроенной витрине, сидела на детской площадке... Она хорошо его знала, они и правда были друзьями. И сон, который приснился ей — сон ли это был, или это кусочек ее прошлого? Но что я забыла и почему? Отчего вообще случаются провалы в памяти?

— Ты это помнишь? — заинтересовался Белов. — Ну-ка, расскажи!

Юля вдруг насупилась и замолчала.

— А где он сейчас? — тихо спросил Белов.

— Не знаю...

— А как звали его — помнишь?

Юля наморщила лоб, потом огорченно покачала головой.

— Не помню... Нет! Я назвала его Осирисом. Знаешь, у меня перед глазами картинки, лица, дома, квартира, где жила в детстве. Я все это вижу, маму вижу, как она мне косу заплетает, как в школу иду... Но где это было? Где? — Юля снова сморщила лоб от напряжения, потом виновато улыбнулась. — Я постараюсь вспомнить... Ужасно это глупо выглядит, да? У меня столько всего в жизни было, ты даже не представляешь! Оно все мелькает где-то, я словно хватаю ниточку, а она обрывается... Я странно себя веду, да? Твои друзья, наверное, подумали, что я совсем сумасшедшая, да я, наверное, и правда сумасшедшая...

Белов насторожился, слушая ее. Ее слова, поведение снова встревожили его, и опять промелькнула мысль, — а что, если она, все-таки, притворяется? Но зачем?

— Ты не сумасшедшая, — сказал Белов. — Если у тебя случился провал в памяти, это не значит, что не в порядке твой ум. Это совсем разные вещи, поверь мне. Ты ведь знаешь, как меня зовут?

— Да! Ты Леонид, ты подобрал меня на улице и привез к себе домой.

— Ты сказала, что я подобрал тебя на дороге. Это правда. Но сначала ты бросилась мне прямо под колеса. Ты помнишь, почему это сделала? Что случилось такое, из-за чего ты ночью выбежала на шоссе?

— Я совсем не помню... Я очнулась в твоей машине, мне было холодно, очень холодно, и страшно...

— Страшно потому, что ты не знала, как оказалась в моей машине?

— Наверное... Знаешь, я все могу рассказать, что дальше было.

— Не надо. Ясно, что ты это помнишь. Вчерашняя ночь стала для тебя новой точкой отсчета. Скоро сутки, как мы с тобой вместе...

— Сутки? Всего сутки? Разве не всю жизнь? — Она обняла его, прижалась всем своим худеньким телом. — Мне с тобой так хорошо! Мы не можем расстаться, не должны расставаться, как все! Я ведь тоже тебе нужна, правда? Скажи!

Белов пристально поглядел на нее, стараясь уловить лукавство. Но она смотрела на него с таким доверчивым простодушием, с каким может смотреть или хорошая актриса, или человек, вообще не способный лгать.

— Ты мне очень нужна, — ответил Белов, осторожно отстраняя ее, — но давай не будем больше делать глупости. Ложись спать.

Юля почувствовала вдруг отчуждение в его голосе, поведении. Значит, все, что было между ними — всего лишь глупость? А сейчас он хочет поскорее избавиться от нее, уложить спать и, наверное, опять куда-нибудь уехать. Ей стало невыносимо больно и обидно, и в отчаянии она сказала.

— Я все поняла. Ты не любишь меня. Я тебе мешаю. Я лучше уйду!

— Куда? — удивился Белов.

— Не важно куда.

— На улице ночь, холодно. — Белов представил вдруг, как совсем недавно она лежала неподвижно на мокром шоссе... Что он успел пережить за эти минуты! А вдруг она и правда уйдет, и с ней что-нибудь снова случится! От этой мысли ему стало стыдно и страшно. Он обнял ее и сказал ласково. — Никуда я тебя не пущу, и хватит болтать всякую чушь. Я и сам, наверное, без тебя не могу...

— Это правда? — улыбнулась Юля.

— Конечно, правда, — ответил Белов, сам не понимая, что происходит в его душе.

— А ты мне веришь, ты веришь, что я не вру, что я тебя не обманываю?

— Разве это имеет значение? — Он заглянул ей в глаза и тут же оказался в плену необычайного магнетизма, который излучал ее взгляд. — Просто ты не такая, как все, — Белов вдруг рассмеялся. — Возможно, ты инопланетянка, у вас там совсем другая жизнь, другой язык. Тебя привезли на летающей тарелке, выбросили на Землю. Ты впервые попала в этот безумный мир, испугалась, растерялась и все забыла.

— Они тоже так говорили...

— Кто?

— Твои друзья. Назвали меня марсианкой...

— Ну все! Жди теперь летающую тарелку, которая прилетит за тобой.

— Я никуда не полечу. Я останусь здесь, с тобой!

Юля протянула к Белову свои тонкие руки, и он, сам не понимая, что делает, быстро скинул с нее халат и стал целовать ее хрупкое тело. "Старый развратник, безответственный козел! Мне уже тридцать восемь лет, а веду себя, как мальчишка, впервые оказавшийся с женщиной! — мысленно ругал он себя. — А может быть, она и правда инопланетянка, только не с Марса, а с планеты Эрос! Они там все такие, что ли? Вроде бы ничего особенного, но устоять невозможно! Нет, это какое-то наваждение, это безумие... Я не в состоянии с этим бороться..."

Последнее, что пришло в голову Белову перед тем, как он ее окончательно потерял, было удивление странным сочетанием в Юле эротики с целомудрием, страсти с отсутствием похоти. Она напоминала дикий лесной цветок, яркий, неповторимый, чистый и непорочный в своей естественности...

— Я устала... — пробормотала девушка, и вдруг заснула спокойно и тихо, положив голову ему на плечо.

...Я не знаю, сон ли это или явь, но я вижу себя со стороны... Я сижу за пианино и с интересом ударяю по клавишам. Мне хочется, чтобы получалась музыка, а вместо этого однообразный набор звуков. Я с отвращением играю одни и те же упражнения. Я люблю музыку, люблю ее слушать, но ненавижу играть сама. Знаю, ничего из этого не получится! Зачем меня заставляют? Что за глупость? Мне хочется плакать от отвращения к мерзким звукам, исходящим из-под моих пальцев, к самой себе. Что я играю? Разве это имеет значение?

Важно, что клавиши реагируют на прикосновение моих пальцев. Они движутся... Я обожаю клавиатуру, в ней есть тайная магия, которая влечет меня... В чем она? В графическом совершенстве, в сочетании черного и белого? Не знаю... Но что это?.. Там, где черные клавиши, я вижу вдруг темные провалы, за ними — пустота. Они — словно двери, распахнутые в неизведанную бесконечность. Холодный ужас сжимает сердце, но как тянет меня туда!..

Юля проснулась от собственного крика, открыла глаза, испуганно огляделась. Недавний кошмар улетучился. С улицы доносились громкие голоса, гудки машин.

Белов подбежал к ней с чашкой горячего кофе.

Юля молча смотрела на него, словно ничего не понимая.

— Ну, что опять случилось? — он сел рядом с ней, взял за руку.

— Я видела сон... Страшный. Хочешь, расскажу?

— Очень хочу, — Белов наклонился и поцеловал ее. — Но сейчас, к сожалению, я должен уйти. Вот тебе кофе, — он поставил рядом с ней свою недопитую чашку.

— Я боюсь, что забуду, если сразу не расскажу, — огорчилась девушка.

— Знаешь, мы будем делать так, — сказал Белов, поглядев на часы. — Каждый свой сон старайся записывать во всех подробностях, сразу, как проснулась, пока помнишь. Вот ручка и бумага. И диктофон. Выбирай, что больше нравится. И также поступай со всеми своими воспоминаниями. Записывай их, когда меня нет дома, а потом мы вместе будем разбираться во всем этом. Идет?

— Идет... А какая у тебя работа? — попросила Юля, стараясь оттянуть время.

— Я занимаюсь частной практикой на одной фирме. Ко мне приходят разные люди, у которых всякие психологические проблемы...

— И что ты с ними делаешь?

— Разговариваю, задаю вопросы, помогаю в этих проблемах разобраться...

— Как со мной?

— Нет, не совсем...

— Потому что они все помнят? Но почему тогда у них проблемы, если они все помнят?

— Понимаешь ли, дорогая моя, большинство людей не могут быть сами себе психоаналитиками, вот и обращаются за помощью. А я благодарен им за это, потому что иначе остался бы без работы.

— Расскажи мне об этих людях.

— Расскажу, когда вернусь. Все, я опаздываю. Поешь. Там гора всякой еды — ребята оставили. Прими душ. Оденься.

Юля удивленно поглядела на него.

— Вот. Я специально привез тебе платье. — Он небрежным жестом бросил его на диван. — Думаю, подойдет. Если зазвонит телефон — можешь снять трубку. Спросят меня. Скажи, что я буду часа через два — три. — Он наклонился, поцеловал ее в щеку по братски, — не забудь записать сон. Это очень важно.

— Возвращайся скорей... — прошептала Юля ему в след, взяла диктофон, попыталась наговорить на него свой сон, но вдруг испугалась собственного голоса, одиноко звучавшего в тишине. Сон мгновенно рассыпался на мелкие цветные осколки, как кусочки прозрачного стекла в детском калейдоскопе. Она старалась собрать эти цветные осколки в целый рисунок, но они совершенно не слушались и складывались во что-то совсем другое. Один за другим мелькали перед ее глазами фантастические витражи, ярко светящиеся в темноте, словно разноцветные звезды в ночном небе... Она замерла, выронила диктофон и полностью погрузилась в таинственный мир красочных видений...

В квартире раздался настойчивый звонок в дверь. Юля вздрогнула, загадочные картинки исчезли, растворившись в пространстве. Она встряхнула головой, встала и пошла открывать.

Перед ней стояла молоденькая стриженая девушка в джинсах и спортивной куртке, с рюкзачком за плечами. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом девушка сказала.

— Привет.

— Привет, — ответила Юля, обрадовавшись, что она теперь не одна.

— А где отец?

— Он ушел на работу. А ты входи, подожди, — торопливо проговорила Юля, испугавшись, что девушка может уйти, — я чайник поставлю!.

Маша вошла в прихожую, бросила рюкзак на пол, скинула ботинки, в носках прошлепала в комнату.

— Он скоро придет? — спросила она.

— Я точно не знаю...

— Ладно, я все равно его дождусь. Меня, между прочим, зовут Маша. А тебя?

— Меня?.. — растерялась девушка. — Меня,.. твой отец называет меня Юлей...

— Интересно! — Маша поглядела на книги, разложенные на журнальном столе. — А ты его студентка?

— Я?.. — растерянно переспросила Юля.

— Я смотрю — книжки разложены. Подумала, ты к экзаменам готовишься... А ты — его новая girl-friend?

— Кто? — переспросила Юля.

— Господи — подружка! И давно? — продолжала Маша допрос, усевшись в кресле.

— Он сказал, мы вместе целые сутки! — c гордостью заявила Юля.

Маша вытаращила глаза, тихонько присвистнула. Что это она выпендривается? Он называет меня Юлей! Он сказал!.. А сама она ничего не знает, что ли, или дурочкой прикидывается? Ей захотелось сказать этой новой отцовской подружке какую-нибудь гадость. И она спросила с ехидством в голосе.

— Ты можешь разговаривать по человечески? Терпеть не могу, когда выкалываются!

— Я не выкалываюсь, — ответила Юля без всякой обиды, снова испугавшись, что Маша вдруг встанет и уйдет, — понимаешь, у меня... провал в памяти!

— У тебя амнезия? Так бы сразу и сказала. Он с тобой психоанализом занимается? Со мной тоже занимался! Небось, замучил тебя своими тестами? — спросила Маша с сочувствием.

— Какими тестами?

— Ну, всякими там, вопросы и ответы, или картинки надо выбрать, или нарисовать. Например, нарисуй такое животное, которое в природе не существует. Я нарисовала такого монстра! Он спрашивает — где твой зверь живет? А я говорю — везде! А чем он питается? А я отвечаю — директрисами! Папа ахнул, ушел с мамой совещаться, а потом меня быстренько в другую школу перевели! Теперь, наконец, скоро отмучаюсь! Скину эти поганые экзамены, поеду к ребятам на тусовку. Знаешь, есть одно казино, правда далеко, зато там цены не такие крутые. Хочешь, с нами поедем?

Вдруг Маша увидела, как лицо Юли исказилось, из глаз беззвучно хлынули слезы.

— Да чего ты! — Маша подсела к ней, дружелюбно положила руку ей на плечо, совсем, как ее отец.

— Когда же я отмучаюсь... — пробормотала Юля сквозь слезы.

— Мне бы твою амнезию! Меня бы тогда от экзаменов в школе освободили, а тут таскайся к этим дебильным репетиторам! Слушай, а может мне прикинуться, что у меня тоже амнезия? От чего она бывает, ну-ка, почитаем... — Маша взяла со стола книгу и с любопытством стала читать... — Наиболее устойчивой оказывается память на события детских и юношеских лет... Так, дальше. Преходящие расстройства памяти разделяются на ретроградную и антероградную амнезию. При первой из памяти выпадают события, предшествующие потере сознания, а при второй — возникающие после нее. Ну и болезнь, однако! Что он еще там пишет? В основе преходящих расстройств памяти находится временный шок ведающих памятью мозговых структур... Бред какой-то! У меня от этого чтения уже крыша едет! — воскликнула Маша.

Юля рассеянно смотрела, как Маша продолжает читать, до ее сознания доносились отдельные звуки, сливаясь в общий монотонный шум. Вот перед глазами появились яркие пятна цвета, словно растекшиеся капли краски, они плавали в воздухе, преображались, меняли форму....

— «При расстройстве памяти нередко возникают "заместительные", ложные воспоминания, — читала Маша, наморщив лоб. — Это могут быть события, действительно имевшие место в жизни больного, но переставленные по времени, или полностью вымышленные события, не имевшие места в действительности, иногда даже фантастического характера...» Тьфу ты, черт! Ни фига не понимаю! — воскликнула Маша. — А ты? — обратилась она к Юле.

— Прости, я не слушала, — Юля улыбнулась сквозь слезы и вдруг предложила. — Хочешь, я тебя нарисую?

— Терпеть не могу позировать! — скривилась Маша.

— Позировать не надо! — Юля схватила цветные фломастеры, лежавшие на столе, — я все и так вижу! — Она быстро и увлеченно стала рисовать. — Хорошо, что ты пришла! Вчера вот тоже, друзья его пришли...

— А Дмитрий Сергеевич был? — оживилась Маша.

— Это который? — спросила Юля.

— Ну, его ни с кем не спутаешь, он на Сильвестра Сталоне похож. Знаешь такого актера?

Юля замотала головой.

— Господи, ничего ты не знаешь! Ну как тебе объяснить?

— Он с бородой? — спросила Юля.

— Да нет же! Он всегда выбрит, в белой рубашке, смотрит проницательно, ну, такой супермен...

— Был, — вдруг сказала Юля.

— А что он делал, расскажи?

— Не помню... — прошептала Юля.

— Ну, беда с тобой! — вздохнула Маша.

А в это время, ни о чем не подозревая, Леонид Белов беседовал с Митей в маленьком офисе частного сыскного агентства.

— Ну вот, я все тебе рассказал, — Белов загасил окурок и тут же взял новую сигарету.

Митя некоторое молчал, обдумывая полученную информацию, потом поглядел на Белова и спросил.

— Зачем ты ее к себе привез?

— А куда мне было ее деть, как ты считаешь?

— Это — другой вопрос, — сказал Дмитрий спокойно, — но я бы на твоем месте, все-таки, домой ее не привозил.

— Что сделано, то сделано, — вздохнул Белов. — Не могу же я теперь просто выгнать ее на улицу!

— Естественно. Теперь, хочешь — не хочешь, надо копаться в этой истории, а мне она почему-то не нравится...

— Почему? — удивился Белов.

— Так, профессиональная интуиция. А ты уверен, что она не врет?

— Уверен. У нее, действительно, амнезия. Только я не знаю, отчего случился шок — от удара моей машиной или от того, что было до этого.

— Это — существенная деталь, с юридической точки зрения, — констатировал Митя.

— Послушай, я подумал, может быть, попросить Сашку показать ее по телевидению? Помнишь, как-то показывали парня, у которого полная амнезия? Сразу позвонила его сестра, которая увидела его на экране, приехала и забрала.

— Ты хочешь от нее избавиться? — Митя пристально поглядел на друга.

— Сам уже не знаю... Она хорошенькая, умненькая, да что врать — она мне нравится!

— Это ясно, — буркнул Митя, и вдруг спросил. — Вопрос в том, какие планы у тебя в отношении этой девушки?

— Какие могут быть планы! — Белов встал, прошел по комнате. — Знаешь, я хочу как-нибудь свозить ее на то место, где подобрал. Может быть, это послужит толчком, поможет оживить ее память.

— Психологические эксперименты — не по моей части, — сказал Митя.

— Я, пожалуй, заеду к Джеку, посоветуюсь, — вздохнул Белов.

— Ясно, — усмехнулся Митя. — А кстати, где ты ее подобрал?

— Давай карту.

Дмитрий положил на стол атлас, Белов перелистнул несколько страниц, и, наконец, нашел нужно место.

— Вот здесь.

— Интересно... — протянул Дмитрий.

— Что именно?

— Так, есть кое-какие соображения... Знаешь, ты подожди пока, занимайся с ней своим психоанализом, сколько хочешь, но не предпринимай больше ничего, пока я не наведу справки. Не надо никакого телевидения, понял?

— Понял, — ответил Белов. — Ладно, поеду, а то она там одна...

— Подожди. У меня к тебе вопрос... уже на другую тему.

— Валяй.

— Если не хочешь — можешь не отвечать, это твое право.

— Да что там у тебя, говори! — Белов с любопытством посмотрел на друга.

— Это касается твоей жены. Ты окончательно с ней расстался? — спросил Дмитрий.

Белов хотел было пошутить, но увидев странное выражение лица своего друга, принял серьезный вид и сказал.

— Думаю, да, хотя, как ты знаешь, браки совершаются на небесах и только там известен их окончательный исход. У тебя серьезно? — спросил Белов напрямик.

— К сожалению, я вообще слишком серьезен, — мрачно ответил Дмитрий.

— Ты совершенно свободен в своих намерениях и действиях, поступай, как знаешь, в любом случае мужская дружба превыше всего! — произнес Белов с пафосом.

— Но я ведь должен был тебя спросить...

— Мне ты ничего не должен, Митя! Все, я пошел, дама ждет!

— Машка по тебе скучает, — сказал Дмитрий.

— Я тоже скучаю, не то слово! — Белов протянул руку, Дмитрий молча пожал ее.

...На мрачной городской улице, среди каменных домов, возвышался изящный цветок на тонком стебле, одетый в металлический панцирь. Сквозь лепестки проглядывало человеческое лицо, листья-руки тянулись к чему-то неведомому, невидимому.

— Разве я такая? — с удивлением спросила Маша.

— Конечно, — улыбнулась Юля. — Просто не все это видят.

— Ничего себе! — Чем больше Маша вглядывалась в этот цветок, тем больше он казался ей похожим на собственное отражение. — Ага, поняла! — усмехнулась она и произнесла с нарочитым пафосом. — Под грубой оболочкой скрывалось нежное сердце и хрупкая душа! Так?

— А зачем тебе грубая оболочка? — удивилась Юля.

— Это необходимо! У меня цель, понимаешь? Я должна уметь все! Драться, стрелять, машину водить. Я хочу стать настоящим суперагентом. Конечно, никто об этом не знает. Ты представляешь, какой цирк, родители в детстве заставляли меня балетом заниматься...

— А меня — музыкой, — прошептала Юля.

— Музыкой — куда ни шло, а балет такая гадость! В общем, я под видом этих танцев стала ходить на каратэ. Три года уже хожу.

— Тайком от родителей?

— А что остается делать? Разве им объяснишь, что не нужны мне их тупые танцы, их дурацкий инъяз! Я знаю, чего хочу, и добьюсь! А будут мешать — нарисую зверя, который родителей жрет!

— Это кто родителей жрет? — весело спросил Белов, обнимая дочь. — Привет, Мария!

— Ой, папа, я не заметила, как ты вошел! Послушай, а можно, я поживу у тебя? А, пап? — Маша умоляюще поглядела на него.

— Можно, если мама не против, — не задумываясь ответил он. Неожиданное появление дочери его очень обрадовало. Ему не хотелось оставаться с таинственной Юлей один на один, присутствие Маши как нельзя лучше решало эту проблему.

— Мама против, — ответила Маша честно, — она уезжает в командировку и хочет упечь меня к тетке. Но к тетке я ни за что не поеду! Вот я и пришла к тебе, ты ведь меня не выгонишь?

— Думаю, мы это уладим. Правда, тесновато будет...

— Ничего, разместимся! Я не буду мешать!

— Позвони матери и скажи, что ты у меня.

— Пап, ты сам позвони, у тебя лучше получится! — взмолилась Маша.

— Позвоню, позвоню... — проворчал Белов и вдруг заметил листок, исчерченный карандашом. Он взял его в руки, поглядел на Юлю.

— Твоя работа?

— Моя...

— А ты здорово рисуешь! — сказал Белов с удивлением и восхищением.

— Тебе правда нравится? — смутилась Юля.

— Да, правда, — ответил он, обрадовавшись, что нашелся хоть какой-то ключ к ее подсознанию, и решил действовать сразу. — А теперь закрой глаза и представь что-нибудь такое, что было у тебя в прежней жизни, до встречи со мной. Потом нарисуй так, как ты это представила.

— Ну вот, началось тестирование! — воскликнула Маша. — Я пошла, мне к репетитору надо! А ты не забудь маме позвонить, ладно, пап?

— Не забуду, — сказал Белов, с интересом наблюдая за Юлей.

Девушка сидела молча, словно в забытьи. Потом вдруг быстро начала водить фломастером по листу.

Несколько коротких движений, вот появились черные прямоугольники на белом фоне.

Белов глядел через плечо девушки, странная картина рождалась у него на глазах. Стена, белая стена, в ней — двери, за которыми черная пустота. Много дверей, пустота за ними кажется объемной, глубокой, бесконечной. Маленькая белая фигурка появляется в одном из проемов, она словно движется, метущаяся, прозрачная, невесомая, словно переходит из одной двери в другую. В черном прямоугольнике возникает белая точка, в другом — чуть ярче, снова — едва заметная...

...Я смотрю сквозь черные дыры в клавиатуре. Мои руки бессильно упали на клавиши, издав отвратительный звук.

Сзади подходит мама и говорит сердито.

— Что ты играешь?!

Она, она называет меня по имени! Но как же она меня называет? Почему я не помню свое имя? У меня ведь было имя, всегда было, это теперь его нет... Ну и пусть, для того, чтобы видеть, не нужно имя. А видеть я, кажется, не разучилась! Как в детстве, сквозь клавиши пианино, сквозь маски, называемые человеческими лицами. Но тогда я рисовала, рисовала все это, что вижу, внутри, под оболочкой предметов, растений, людей... Самое главное — не разучилась ли я рисовать? Если не разучилась, значит я — это я. И пусть я буду Юля, раз он так меня назвал, мне нравится это имя, мне нравится моя жизнь в этом доме, мне нравится Леонид Белов... Я люблю, люблю его, я не могу без него жить! Зачем он заставляет меня вспоминать, что было раньше! Неясные образы, блуждающие в темноте... Куда ведут эти двери? Что за ними — потусторонний мир, ад, или мое прошлое?

Я вздрагиваю. Черные двери в пустоту закрываются передо мной. Но где-то должен быть ключ от этих дверей!..

Белов с интересом разглядывал рисунок. Он будоражил душу, вызывал множество ассоциаций, в нем было явно что-то магическое. Белов вдруг понял, что отчетливо видит на рисунке клавиатуру рояля. Темные прямоугольники — это черные клавиши, точки света — это разные ноты, это звуки...

— Я вижу рояль, на котором кто-то невидимый играет прекрасную музыку, — сказал он тихо. — Но часть этой музыки поглощает пустота, и остаются странные звуки, они не складываются в гармонию. Эта музыка — как твоя память, в которой соединились свет и темнота. Но в темноте тоже есть свет, до которого надо добраться.

— Ты правда это увидел? — взволнованно спросила Юля.

— Конечно. А как ты сама это понимаешь? — с интересом спросил Белов.

— Это лабиринт... — прошептала Юля. — Я была там... Но почему я оказалась на улице?

— Ты заблудилась в ночи, — произнес он задумчиво, внимательно вглядываясь в странный рисунок. — Лабиринт — это ночь, в которой ты заблудилась.

Она молча кивнула.

— Всюду темно, ты идешь в темноте, наощупь, натыкаешься на стены, но вот появился проход, ты сворачиваешь туда, снова темно, но где-то далеко впереди виден слабый свет. Он мерцает, указывая тебе путь, это твоя путеводная звезда... Иногда ты теряешь ее из виду, но снова находишь и проходишь еще часть пути. Я правильно понял? — спросил Белов.

— Да... Но ведь из лабиринта нет выхода, там только бродишь, и бродишь до бесконечности, и так может продолжаться всю жизнь... Помоги мне найти дорогу! — Юля положила голову ему на плечо.

— Я держу в руках компас и знаю, в какой стороне света твоя звезда... Ничего не бойся. Мы вместе пойдем по этому лабиринту и в конце концов найдем выход...

Как же глупо, как же нелепо, почему я все забыла? — думала Юля, вглядываясь в чистый лист бумаги и покусывая кончик карандаша. — Как было хорошо, еще тогда, до лабиринта, кажется, это было мое детство, оно было настоящее, у меня были мама и папа, я ходила в школу, у меня были длинные светлые волосы, и мама каждое утро завязывала мне бант... Помню прекрасно всю мою жизнь, до того лабиринта, и родителей, которых я любила, и которые любили меня... Потом они разошлись... Почему все люди расходятся? Наверное, потому что они попадают в лабиринт, как попала я, и не могут выйти оттуда вместе? А сможем ли выйти оттуда вместе — я и человек, которого я люблю? Зачем он будоражит мою память? Но если я вспомню, все может измениться...

...Это лицо, оно внезапно появилось перед Юлей из темноты...

Линии словно сами ложились на белый лист...

Глаза — чуть прикрытые, с опухшими веками, тонкий нос с горбинкой, рот, слегка искривленный в ироничной гримасе. Темные короткие волосы обрамляют лицо мужчины. Из-под густых бровей через затемненные очки серые глаза смотрят тяжелым взглядом.

— Кто это? — спросил Белов, неожиданно войдя в комнату.

Юля вздрогнула, повернулась к нему.

— Я... я не знаю.

— Но ты, наверное, знаешь этого человека, если так точно его нарисовала?

— Может быть... У меня само получилось. Наверное, я где-то его видела. Он... ни на кого не похож, из тех, кого знаешь ты?

— Нет. Я никогда его не встречал. Но это — очень точный портрет. Тебе удалось передать характер. Если ты его нарисовала, значит, у тебя в жизни было с ним связано что-то. Этот человек внезапно всплыл в твоем подсознании. Скажи, что ты чувствовала, когда рисовала портрет?

Юля задумалась.

— Как будто... кто-то водил моей рукой...

— Это понятно, — сказал Белов, садясь рядом с ней. — Может быть, что-то еще? — он положил руку ей на плечо. — Он тебе нравится?

— Не знаю... Нет! — вдруг разволновалась Юля.

— Интересно, почему... — Белов провел пальцем по листку, — давай постараемся описать его. Хочешь сама попробовать?

— Боюсь, у меня ничего не получится, ведь я не психолог! — Юле так хотелось избежать сейчас этого мучительного для нее разговора.

— Я тебе помогу, — Белов снова обнял ее, — как ты думаешь, это — хороший человек?

— Не знаю...

— Погляди внимательно, о чем говорят его глаза, как ты думаешь?

— Наверное, он сердится... — сказала девушка неуверенно.

— Прекрасно. А как ты думаешь, на кого он сердится?

— Я не знаю...

— Может быть, он вообще сердитый человек?

— Не просто сердитый... Какой-то другой...

— Какой?

Юля замолчала.

— Он честный?

— Может быть...

— Умный?

— Да.

— Справедливый?

— Не всегда.

— Искренний? Давай дальше.

— Не могу. Я устала. — Она уронила на руки голову и спрятала лицо в ладонях.

— Знаешь, что мне вдруг пришло в голову? — сказал Белов. — А если тебя кто-то ищет? Вот он, например? — Белов показал на портрет.

— Меня никто не найдет, кроме тебя!

— Ты в этом уверена? Почему?

— Мне... нравишься только ты! — девушка прижалась к нему и уткнулась головой в плечо.

Белов обнял ее.

— Но ты ведь умная девочка, ты сама понимаешь, что так не бывает. Человек вдруг взял и исчез. Ты могла попасть под машину, что ты и сделала. Ты это помнишь?

— Нет! — сказала Юля упрямо. — Я ничего не помню! Моя жизнь началась в твоей машине, и я больше ничего, ничего не хочу знать!

— А мне показалось, ты вспомнила что-то...

— Нет! Я ничего не помню, ничего! Ничего не хочу помнить! — Юля была готова разрыдаться.

— Хорошо. Мы к этому еще вернемся, а сейчас успокойся, пожалуйста. У нас с тобой вся жизнь впереди! — он посмотрел на часы, — ну-ка, пошли спать!

Белов поднял Юлю и на руках, как маленького ребенка, понес в постель. Она обвила его шею руками, прильнула губами к его губам и уже через минуту заснула, расслабленно уронив голову ему на грудь. Он неторопливо раздел ее, укрыл одеялом, она что-то невнятное пробормотала во сне.

Белов взял сигареты, телефон, вышел на кухню, но почему-то никому звонить не хотелось. Он положил телефонную трубку, задумался с сигаретой в руках.

Вот уже третий день таинственная незнакомка продолжала жить у него в квартире под именем Юли. Правда, за это время она умудрилась навести в квартире порядок, перемыла всю грязную посуду, скапливавшуюся неделями, но вела она себя по-прежнему странно. То в приливе энергии хваталась за что-то, то вдруг садилась и задумчиво глядела в пространство, то молча слонялась по квартире, от стенки к стенке, словно дикое животное, запертое в клетку, то болтала всякую чепуху... Белов беседовал с ней, пытаясь испытанными приемами пробудить ее подсознание в надежде, что что-то из ее прошлого всплывет на поверхность и будет за что ухватиться. Она охотно разговаривала с ним, отвечала на его вопросы, но говорила при этом такие нелепости, которые еще больше запутывали и без того непонятную ситуацию. Иногда она подсмеивалась над собой, а порой вдруг замолкала внезапно, погружаясь в свой собственный загадочный мир. К тому же Юля очень быстро уставала от этих бесед и засыпала на половине фразы или слова. Иногда она вскрикивала во сне, Белов обнимал ее, прижимал к себе, она успокаивалась, но не просыпалась. Вот и сейчас, еще и восьми нет, а она опять спит! Вообще она какая-то заторможенная, что вполне может быть последствием пережитого шока. Но эта заторможенность начисто исчезает, когда она оказываются рядом с ним в постели, или когда рисует свои странные картинки...

Белов понял, что все его попытки выяснить ее настоящее имя, узнать ее адрес, телефон совершенно бесплодны. Надо было что-то предпринимать, сколько могло так продолжаться? И хватит ныть и жевать сопли по этому поводу! Он решительно взял трубку и набрал номер.

— Алло! Это пара-изотерический центр "Аум-гербалайф"? — произнес он в нос, специально изменив голос. — Нет, я не ошибся! Попросите к телефону господина Джека Потрошителя, если он, конечно, не занят сейчас выпотрашиванием чьих-то мозгов! Что? Именно этим он сейчас и занят? Я подожду...

— Потрошитель слушает! — прогудел Джек в трубке. — Есть заказ?

— На сто баксов, — прогнусавил Белов.

— По дешевке не мочу, даже для друзей! — гоготнул Джек.

— Ладно. Время есть?

— Для тебя, Ленька, найду.

— Слушай, я подскачу. Идет? Надо посоветоваться. Понимаешь, не знаю, что делать... Она все спит, и спит, и спит!..

В оздоровительном центре шла очередная съемка. Джек с отвращением смотрел на монитор. Там пышная дамочка в черном платье, покрытом блестящей чешуей, вздымала пухлые руки в золотых кольцах и браслетах и говорила томным голосом:

— Если вы внезапно заболели, или любящий муж оставил вас и ушел к другой, возможно, вы подверглись магическому воздействию ваших завистников и врагов. Они обратились к черному колдуну, который наслал на вас порчу. Вы попали в полосу неприятностей, и если срочно не принять меры, эта полоса может привести вас к гибели. Но есть средство избежать беды! Возьмите в руку небольшой металлический предмет, какой-нибудь любимый талисман, украшение, кулон, и не выпускайте его из своей руки до конца нашего сеанса. Сейчас мы зарядим этот предмет положительной энергией, и он будет охранять вас от порчи и сглаза! Итак! Я обращаюсь к металлу! Я заклинаю тебя, металл, от полной луны до полной луны...

Белов вошел в студию и сел рядом с Джеком.

— Видеть ее не могу! — прошипел Джек. — Неужели кто-то всерьез этот бред слушает?

— Еще как слушает! — усмехнулся Белов. — А ты что такой мрачный?.

— Тошнит меня от всего этого, — проворчал Джек. — Знаешь, почему бабы идут в ведьмы?

— Да кто их знает... — неуверенно сказал Белов.

— Оттого, что их никто не трахает! Нормальной бабе надо, чтобы мужик ее трахал, и все у нее в порядке. А эти! Посмотри, какой у них голодный взгляд! Либидо так и прет наружу! Ущербные, закомплексованные! Но гордые. Не хотят меня мужики — пойду в колдуньи! Околдую, приворожу, а потом встану в позу и не дам! Я не женщина, я сверхчеловек. Пытаются сублимировать свою похоть, и такой энергетический мусор вокруг сеют, что жить невозможно!

— Ну, ты суров, Джек!

— Но справедлив. Да ты посмотри, послушай только!

— Если ваш магический предмет недостаточно зарядился через экран, я сделаю это для вас лично, — продолжала брюнетка на экране. — Приходите, мы вам поможем! Только в нашем центре вас примут опытные ворожеи и прорицательницы, магистры белой магии, квалифицированные астрологи и психологи. Мы составим ваш гороскоп, проведем диагностику вашей кармы, очистим и скорректируем ваше биополе... Жанет всегда с вами!

— Наверное, ты прав, — сказал Белов. — Но скажи, если бабы идут в ведьмы от сексуальной неудовлетворенности, но уж мужики-то зачем? Все импотенты, что ли?

— С мужиками все просто. Им бабки нужны. Но стыдно обманывать людей. Ах, мы провидцы, мы выше вас, лучше вас! Мы видим ваше прошлое и будущее, блин, а вы доверьтесь нам и бабки валите! А если что и не сбудется — не наша вина, высшие силы изменили вашу судьбу, вместо космических пар занялись косметическими препаратами! Аум, гербалайф, как ты выражаешься! Все в одной куче... Язычество дремучее... Перед Богом стыдно! Но больше я в этом не участвую. И вообще ухожу из Центра к чертовой матери!

— Не поминай в суе, — тихо сказал Белов.

— Ладно, хуже не будет, — произнес Джек с горечью.

— Чем будешь заниматься? — спросил Белов Джека.

— Не знаю, посмотрим. Во всяком случае, не массовым отуплением с экрана в угоду потребителю!

— Но ты же никогда не проводил сеансы гипноза по телевизору!

— С телевизором — без телевизора, гипноз — это тоже зомбирование, даже без телевизора, а потому — величайший грех!

— Но ведь люди сами к тебе приходили, ты их не заставлял.

— Это и скверно! Человек должен сам решать свои проблемы, мы ему только мешаем, и бабки за это гребем.

— Но кому-то помогает, — сказал Белов.

— Никому это не помогает! К нам парень один ходил, чего с ним только ни делали! А вчера выбросился из окна!

— Вернись в клинику. Ты талантливый психиатр, — сказал Белов.

— Был. Пока не занялся этой чертовщиной. Пять лет обманывал людей, спекулировал на человеческих слабостях! Вместо того, чтобы медицину развивать, опустились в пещерный век! Расплодились, как нечисть! Отстреливать нас надо, причем серебряными пулями! Только вот стрелков хороших не видно! Попробую начать все сначала. Параноики, алкоголики, наркоманы — все лучше! Может, с ними займусь гипнозом, только без всякой корысти...

— Послушай, Джек, а ты можешь мне помочь, как психиатр?

— Тебе? — удивился Джек.

— Ну, с этой девчонкой. Надо бы ее всерьез обследовать.

— А зачем тебе это? — спросил Джек, уставившись на Белова. — Все спит, и спит? Да пусть себе спит!

— Что-то с ней странное, право. Похоже, у нее и вправду амнезия. Она уже третий день живет у меня, но так ведь не может вечно продолжаться.

— Врешь ты все, — сказал Джек напрямик. — Сам себе врешь.

— С чего ты взял? — удивился Белов.

— С того, Ленька, что ты втюрился, а признаваться в этом не хочешь. И она в тебя втюрилась, только она, в отличие от тебя, не пытается бороться с собой и скрывать свои чувства. А ты, ей богу, такой бабник и такой рационалист! Как это в тебе уживается?

— Вообще-то, ты, наверное, прав, — сказал Белов задумчиво. — Здорово ты меня расколол.

— Сам же говоришь — я хороший психиатр! А вот ты — хреновый психолог. Зачем тебе ее мучать? Она, кстати, очень опасный тип — роковая магическая женщина. Я сразу это понял, как только ее увидел. Правда, она сама этого не знает, но тем хуже для тебя. Такие начинают с тела, а потом душу крадут. Причем совершенно бессознательно. Никакого расчета.

— И что же мне теперь делать?

— А сам не знаешь? — удивился Джек. — Живи себе с ней и радуйся, что судьба тебе послала эту женщину. А не хочешь, отдай ее мне. Я о такой, может быть, всю жизнь мечтал.

— Ну уж нет! — возмутился Белов.

— Да я пошутил, собственник хренов! — усмехнулся Джек. — Я чужих женщин не отбираю, если только для опытов! Ладно. Вообще-то я уже не принимаю, но до конца недели еще буду в Центре. Привози ее... в пятницу, да, в пятницу, часам к одиннадцати.

— Привезу.

— А ты не держи ее взаперти. Вытащи из дома, отвези в кино, в кабак. Хочешь, в выходные на дачу рванем, пикник устроим. Ты ее обязательно с собой возьми.

— Я подумаю, — сказал Белов.

А Юля и правда спала, но во сне ей казалось, что все это происходит с ней наяву...

...Тишина... Полумрак... В коридоре раздаются чьи-то невидимые шаги, затихают, и снова, как замедленное тиканье часов, звучат в тишине...

Тише — тише, спать ложитесь...

Кто-то ходит, тихо шепчет,

Кто же это?..

Тихо в доме, свет погас,

Тихо в комнате соседней...

Только кто же так, в передней?...

Крепче спите, до рассвета...

Только кто там?

Нет ответа...

Или просто показалось?

Или кто-нибудь из нас?...

...В комнате, освещенной слабым призрачным светом, кто-то лежит на полу в нелепой позе и неподвижным взглядом смотрит в пустоту... Бледное лицо, растрепанные волосы... Боже, ведь это я, или не я? Я смотрю на себя со стороны, я вижу сама себя... В коридоре раздаются негромкие размеренные шаги, они то приближаются, то совсем затихают, замирают у самой двери... Дверь приоткрыта, я хочу встать, запереть ее, но не могу... Непреодолимая тяжесть сковывает тело... Я не могу подняться, не могу шевельнуть рукой, словно что-то придавило меня к полу... Темный коридор, бледный серовато-коричневый свет... Покачиваются пустые серые стены, а между ними продолжают звучать шаги... Или это не шаги, а звук воды, падающей из крана? Кап — кап — кап... Редкие капли равномерно ударяют об умывальник...

...Тише — тише... Тихо в доме.

Потеплей тебя укроет

Одеяло шерстяное...

Подожди! Который час?!

Я не знаю... За стеною

Все равно шаги шуршат

Словно ходики стенные...

А часы остановились...

Сколько лет тому назад?

Объясни мне, что случилось?

Или просто ты спросила

У меня, который час?

Тихо в доме, тихо в доме,

Никого нет за стеною...

Что же так тревожит нас?

Что же... так... тревожит... нас...

На окне покачиваются шторы, словно ветер их колышет... Сквозь шторы постепенно вырисовывается темный силуэт, будто гигантского роста человеческая фигура прячется за занавеской... Я вижу, как встаю с пола, вдруг отделившись от него. и иду к окну. Протягиваю руку, пытаясь отдернуть занавеску, рука путается в скользкой материи. С трудом ухватив ускользающую штору, рву ее на себя, но за ней — другая, третья, и все четче, все ближе силуэт человека, стоящего по ту сторону... Вдруг занавеска падает, за окном — беспросветная темнота, а из темноты смотрит огромное расплывчатое хохочущее лицо... Оскаленные зубы, желтые пустые глаза... Сильные цепкие руки, испачканные кровью, хватают меня и тащат к себе... Я пытаюсь вырваться, и не могу, и вот я уже в темном коридоре, из которого не видно выхода... Страшный человек крепко держит меня и ведет за собой в пустоту...

Белов вошел в квартиру и услышал Юлин крик. Он бросился в комнату и увидел, как она катается по полу, запутавшись в сорванной с окна занавеске. Это было похоже на эпилептический припадок.

— Юля! Юля! — Белов склонился над ней, разжал ее руки, сжимавшие измятую ткань, поднял с пола и, прижимая к себе, понес в постель. Она сразу обмякла, открыла глаза и испуганным взглядом посмотрела на него.

— Юля! — повторил Белов. — Это я, Леонид. Ты меня узнаешь?

Она прижалась к нему и заплакала.

— Ну, хватит сырость разводить, — сказал он, ласково гладя ее по голове. — Все в порядке...

— Что со мной было?

— Ничего особенного, — соврал он. — Ты, видно, испугалась чего-то. Помнишь, что тебя так испугало?

— Он тащил меня в лабиринт... — пробормотала Юля.

— Кто?

— Не знаю. У него... почти не было лица... Он как будто не человек.

— Тебе это просто привиделось, — спокойно сказал Белов. — Никого здесь не было.

— Ты не видел! Они приходят за мной! А ты, ты хочешь, чтобы они меня забрали, ты совсем не любишь меня! — Она зарыдала, уткнувшись в подушку.

— Не бойся, никто больше не придет. И одну я тебя не оставлю.

— Правда? — спросила она, всхлипывая.

— Конечно, правда. Одевайся, — сказал Белов, протягивая Юле джинсы и куртку, — поедем кататься.

— Зачем? — спросила Юля испуганно.

— Я надеюсь, наша поездка поможет тебе что-нибудь вспомнить.

Через несколько минут Юля стояла перед ним в машиных джинсах и куртке. Она снова выглядела совсем девчонкой. Белов на какое-то мгновение залюбовался ей, потом взял за руку и повел к двери.

— Пошли. Только не нервничай, пожалуйста, все будет хорошо, я уверен.

Во дворе Юля растерянно огляделась. Все было непривычно, странно. Она в первый раз вышла за пределы квартиры, которая за последние дни стала ее домом, ее миром.

Белов медленно выехал со двора. Юля прильнула к окну машины, с удивлением разглядывая прохожих на улице, вывески магазинов.

...Ослепительный свет. Залитые закатным солнцем дома, оранжевое пламя отражается в стеклах... Яркие рекламы — белые, желтые, фиолетовые буквы... Синие, зеленые, красные автомобили гудят среди шумных улиц...

Смутные, туманные образы возникали перед ней, все это было и знакомым и незнакомым, странный, чужой и в то же время манящий мир окружал ее.

— Ты училась в музыкальной школе? — спросил Белов.

— Да, кажется... Мать заставляла меня заниматься музыкой... Я обожаю слушать музыку и ненавижу играть. Это не мое, я рано поняла это.

— А что твое?

— Мое — линии, объем, цвет, и человеческая душа... Я бросила музыку. Дома были скандалы. Я сбежала, жила у подруг, потом в какой-то общаге, похожей на барак. Там было холодно, сыро.

— Можешь подробнее описать эту общагу?

— Не знаю. У меня перед глазами картинка этого дома только изнутри. Коридор, тусклая лампочка, грязная общая кухня... Больше ничего не помню.

— Хорошо, мы просто поедем кататься по городу. А ты смотри в окно. Может быть, увидишь что-то знакомое.

— А если не увижу? — заупрямилась Юля.

— Ты, все-таки, постарайся... А послезавтра поедем к Джеку.

— Зачем?

— Он поговорит с тобой, поможет тебе что-нибудь вспомнить.

— А ты? Ты не можешь?

— Конечно, и я могу. Но он, возможно, сделает это лучше. Он не только мой хороший друг, он еще и отличный врач, и умеет такие штуки, какие я не умею. А сейчас мы с тобой поедем кататься по городу. В общем, хватит тебе сидеть взаперти.

— Хорошо, я буду делать так, как ты скажешь, — покорно согласилась Юля, замолчала и впала вдруг в совершенную апатию.

На Арбате, кутаясь в старую поношенную куртку, перед мольбертом стоял молодой длинноволосый художник. Выражение его лица было задумчиво и печально. Перед ним, картинно склонив хорошенькую головку, позировала миловидная девушка. Она улыбалась, радостно ожидая, когда он закончит ее портрет.

Художник водил карандашом по листу, глядя на свою натуру странным, невидящим взглядом. Как не пытался он сосредоточиться, перед ним всплывало совсем другое лицо — красивое, нежное, загадочное, с открытым взглядом больших ясных глаз, зовущих в свой особый неземной мир.

— Можно взглянуть? — с любопытством спросила позирующая натура.

Художник вздрогнул, с трудом пришел в себя и, не успел он ответить, как девушка подбежала к нему и с невероятным удивлением стала разглядывать рисунок.

— Но... это совсем на меня не похоже! — воскликнула она разочарованно. — Я не хочу такой портрет!

— Извините меня, ради бога... Я отвлекся... — пробормотал он, оправдываясь. — Я сейчас все исправлю!

— У меня нет времени ждать, пока вы тут отвлекаетесь! — возмутилась заказчица. — Вы тут — не единственный!

— Умоляю, всего пять минут! — он сорвал лист с мольберта, бросил на землю, наколол чистый и быстро и уверенно стал рисовать заново. — Вот увидите, все будет отлично!

— Ну уж ладно, — неохотно согласилась девица. — Но не больше пяти минут!

— Все. Готово. Если что-то не нравится, я подправлю, — обратился к ней художник.

Она посмотрела и на этот раз явно осталась довольна.

— Ну, как?

— Пожалуй, теперь получилось, — ответила она холодно, стараясь скрыть охвативший ее восторг. — Этот я возьму.

На портрете она была очень хороша, лучше чем в реальности, и в то же время сходство было совершенно очевидным.

Художник снял рисунок, протянул ей, сунул в карман деньги, ощущая противную дрожь в руках. Закурил. С брошенного портрета на него глядела прекрасная женщина, нареченная Юлей.

— Господи, где ты?.. — прошептал художник. — Что с тобой... Куда ты исчезла, почему не приходишь, не подаешь о себе вестей столько времени? Я надеюсь, ты счастлива, все у тебя хорошо... Но если что-то случилось... Где тебя искать? Как тебе помочь? Отзовись, Анна!.. Умоляю, отзовись...

Он наклонился, подобрал брошенный портрет, аккуратно уложил в планшет. Сложил этюдник, перекинул через плечо и медленно побрел по Арбату в сторону метро.

— Ромка, ты завтра будешь? — крикнул ему вдогонку бородатый хипарь в просмоленных джинсах и холщовой куртке.

— Не знаю... — оглянулся художник. — Как фишка ляжет... — и побрел дальше, разглядывая тупые носы своих старых башмаков.

Белов ехал по каким-то переулкам, стоял у светофоров, сворачивал во дворы и снова выезжал на шумные улицы. Юля смотрела в окно, Белов искоса наблюдал за ней и видел, что выражение ее лица то и дело менялось. Наконец они оказались на бульварном кольце, миновали Никитские ворота, через тоннель выехали к ресторану Прага.

— Можешь остановиться? — вдруг сказала Юля.

— Конечно. Ты хочешь пройти пешком?

— Да!

Они медленно шли пешком по Арбату. Вокруг пестрели вывески магазинов, вдоль улицы торговали всем на свете — матрешками, шалями, сувенирами, горячими сосисками, булочками, конфетами. Несколько художников рисовали портреты прохожих. Юля остановилась, как зачарованная глядя на них. Она заглядывала в их лица, но это были совсем незнакомые лица. Художники тоже глядели на нее, один подошел к ней и предложил.

— Давайте, я вас нарисую.

— Нет, не надо... — прошептала Юля.

— Хотите, я нарисую вас бесплатно! Мне так понравилось ваше лицо! — уговаривал художник.

Юля попятилась, схватила Белова за руку, у нее вдруг началась нервная дрожь.

— Не могу, увези меня отсюда!

— Вам придется нарисовать ее в другой раз, — сказал Белов огорченному художнику и повел Юлю к машине.

Она молча села, откинулась на сиденье и закрыла глаза...

...Я стою на Арбате перед мольбертом и рисую портреты случайных прохожих. В общем, я зарабатываю на жизнь не очень успешно. Я беру совсем недорого за свои рисунки, но у меня их почти не покупают. Слишком много конкурентов. Конечно, мои портреты сильно отличаются от других, но не всем это нравится. Дело в том, что меня мало интересует чисто внешнее сходство. Я ищу суть людей, предметов, их внутренний, скрытый смысл. На это спрос не велик. Заказчик хочет видеть себя похожим и немного приукрашенным, как на парадных портретах классицистов. Я понимаю, что должна угождать заказчикам, но не могу переступить через себя. Ромка стоит рядом, кладет в бумажник очередной гонорар и сочувственно смотрит на меня.

— Смотри на вещи проще, — говорит он. — Иначе умрешь с голоду.

— Все великие жили в нищете, — отвечаю я со смехом.

Вдруг ко мне подходит мужчина в кожаном пальто.

— У меня всего десять минут! — заявляет он. — Рисуйте!

Я осматриваю свою натуру. Высокий, худощавый, широкоплечий, глаза скрыты под затемненными стеклами очков.

...Сейчас, когда мое прошлое стремительно проносится в памяти, черты его лица ускользают от меня... Вокруг — странный призрачный мир, реальность, воспоминания, сны путаются друг с другом в стремительном беге... Кажется, сейчас произойдет что-то очень важное, или оно произошло в прошлом? Время одновременно движется в разные стороны... А я не помню, не помню его лица...

— Пожалуйста, снимите очки, — говорю я. — Я должна видеть ваши глаза.

Он молча снимает очки, и меня поражает его взгляд. Сколько всего в этом взгляде! Уверенность в себе, скрытая сила, бесстрашие. Без сомнения, у него сильный характер, он решителен, смел, и в то же время я чувствую какую-то еле уловимую уязвимость. Что это — болезнь, тайные сомнения, страхи? Не похоже... У меня разгорается профессиональный интерес.

Я быстро рисую его портрет, а он даже не смотрит, что я рисую, он почему-то смотрит на меня, и я чувствую себя неловко. Я очень спешу. Наконец, портрет готов.

— Вот это да! — говорит он. — Я потрясен. Неужели это я?

— Да, это вы...

Он пристально смотрит мне в глаза, и словно ток пробегает по моему телу.

— Любопытный почерк... — говорит он, продолжая смотреть на меня.

— Я пишу не просто сходство, я пишу характер, внутренний мир, так, как я это вижу. Я рисую человека без маски, — тихо говорю я.

— Значит, я такой? — он удивлен, словно увидел себя в магическом зеркале.

— Я так вас вижу, вот и все. Если не нравится, можете не брать.

— Я заберу портрет, — он протягивает мне стодолларовую бумажку.

— Это очень много, — говорю я, испуганно оглядываясь на своих соседей.

— Я плачу столько, во сколько оцениваю, — говорит он. — Это не обсуждается.

Я растерянно прячу деньги в карман.

— Я хочу поужинать с вами. В семь часов пришлю за вами машину. Мой шофер отвезет вас, — вдруг произносит он.

— Но...

— Никаких но. Будьте на месте ровно в семь.

Он уходит...

— Ты пойдешь? — слышу я тревожный голос Ромки.

— Не знаю.

— Не ходи. Не нравится мне этот тип.

— Почему?

— Да он запал на тебя!

— Ну и что? Должен кто-то, в конце концов, на меня запасть! Или мне так всю жизнь побираться?

— Ты что, с ума сошла! — Кричит Ромка. — Ты, гордая и неподкупная, ты продаешься!

— Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать, — цитирую я ехидным тоном. — И что ты разорался? Ревнуешь, что ли?

— А если ревную — тебе что?!

На нас оглядываются прохожие. Другие художники тоже смотрят на нас.

— Ладно, перестань, ведь мы друзья. Хочешь, вместе поедем, пожрем на халяву?

— Ну уж нет. Я за жратву точно не продаюсь! Езжай одна!

Я смотрю на часы — без пяти семь. А вдруг никто не придет? Эта мысль почему-то пугает меня. Значит, я хочу его увидеть? Хочу поглубже заглянуть в его странные глаза? Что это? Профессиональный интерес художника, или что-то еще?

Семь, пять минут восьмого, десять минут... Я начинаю укладывать краски, бумагу, закрываю этюдник. Я уверена, что никто не придет. Ну и ладно, заработала сто баксов, тоже не плохо...

— Подождешь меня? Я тебя провожу, — говорит Ромка повеселевшим голосом. Он явно рад, что мое свидание не состоялось.

Вдруг ко мне подходит мужчина, коротко остриженный, в спортивной куртке.

— Идемте. Машина за углом в переулке.

Я смотрю на уличные часы — ровно семь. Значит, мои врут. Я делаю безразличный вид, стараясь скрыть свою радость. Отступать некуда, я иду за шофером. Он открывает заднюю дверцу серебристого "Вольво" с затемненными стеклами.

— Прошу!

Я молча сажусь в машину. Мы медленно едем по переулку, выезжаем на проспект. В машине очень тихо, сквозь плотно закрытые стекла не слышно шума улиц. Все очень странно, словно это происходит не со мной. Мне интересно, может быть, немного страшно, но я стараюсь подавить это ощущение. В конце концов пересиливает любопытство. Мне предстоит забавное приключение. А человек, который пригласил меня на ужин, не так уж плох. Что сулит мне это путешествие в роскошной чужой машине? Не знаю, посмотрим. И правда, надоело часами, в холод, дождь, снег стоять на улице, чувствуя, как мерзнут и затекают ноги! Надоела беспросветная нищета, унижение, надоела бедняцкая гордость! Может быть, теперь что-нибудь измениться?

Мы долго едем через город, потом выезжаем на какое-то загородное шоссе. Места совсем незнакомые, я никогда здесь не была. Мне вдруг становится страшно. Меня уже целый час куда-то везут, шофер молчит, и я тоже молчу. Понимаю, что ему бессмысленно задавать вопросы, все равно не ответит.

Наконец мы сворачиваем с шоссе и медленно движемся между высоких заборов, через которые ничего не видно. Еще через несколько минут перед машиной раздвигаются металлические ворота, и я вижу вокруг себя сказочный парк, цветущий сад...

Водитель выходит из машины, открывает заднюю дверцу и заученным жестом подает мне руку. Я выпрыгиваю на вымощенную камнем площадку перед красивым подъездом большого особняка из темного кирпича.

— Прошу! — шофер пропускает меня вперед, распахнув дверь...

— Приехали, — откуда-то издалека раздался голос Белова.

Юля открыла глаза. Вокруг было темно, только кое-где желтоватый свет фонарей выхватывал из темноты силуэты деревьев, мокрый черный асфальт... Вот ярко полоснули фары встречной машины... На миг промелькнул в глубине за деревьями высокий забор... Или только показалось? Нет, нет, там, в заборе — ворота, за ними — красный кирпичный особняк... Или это вход в лабиринт?

— Помнишь это место? — Белов осторожно взял Юлю за руку, попытался заглянуть в глаза.

Она ничего не ответила. Воспоминания вдруг обрушились, как горная лавина, хлынули бурным потоком, замелькали, словно кадры фильма при ускоренном показе. С этим было трудно справиться, невозможно остановить... Она только старалась разглядеть эти стремительно мелькающие кадры своего прошлого...

...Я вхожу в огромный зал, украшенный подсвеченными цветными витражами. На полу — мягкий ковер с пушистым ворсом, поглощающий звук. В доме тишина, только негромко потрескивают поленья в камине... Куда я попала — в старинный замок, дворец?..

Он спустился ко мне по мраморной винтовой лестнице, в джинсах, темной рубашке с распахнутым воротничком. Очки с затемненными стеклами снова скрывали его глаза.

— Рад видеть вас в своем доме, — он приветливо улыбнулся и обратился к шоферу. — Ты свободен до утра. Завтра как обычно... — произнес он небрежным тоном.

Значит, я останусь здесь до утра? Что ж, будь что будет, я сама согласилась приехать! Ведь можно было просто сбежать пораньше, потом не показываться на Арбате какое-то время! Но мне хотелось, хотелось увидеть его! Что врать самой себе!

— Идем, я покажу тебе твою комнату, — сказал он, сразу перейдя на "ты" и направился вверх по лестнице.

Я оказалась в просторной спальне, тоже устеленной ковром. Надо сказать, здесь все было подобрано с удивительным вкусом — мебель, картины на стенах, бархатные занавески. Я с удивлением оглядывала окружавшую меня изысканную, ненавязчивую роскошь. Он заметил мой взгляд и спросил.

— Тебе нравится?

— Да, — ответила я.

— Можешь немного отдохнуть, принять душ. Здесь ванна, туалет, — он отдернул штору, и я увидела сквозь стеклянную дверь большую ванную комнату, выложенную черным мрамором и отделанную зеркалами. — Ровно в девять жду тебя к ужину внизу.

Больше ничего не сказав, он вышел из спальни.

Интересно, что будет дальше? Действительно, забавное приключение! Будто это происходит не со мной, а с героиней какого-то фильма, которых я видела множество на видеокассетах, просто по телевизору. Вечный сюжет, очередная история про золушку, увлекательная сказка, в которой я вдруг оказалась главным действующим лицом. Все истории про современных золушек заканчиваются хорошо, правда вместо хрустальных башмачков могут оказаться кожаные сапожки, а вместо кареты из тыквы — "вольво" или "мерседес", но суть сказки не меняется. Будем надеятся, что и моем варианте тоже не будет плохого финала. Как бы там ни было — отступать некуда, я уже начала играть свою роль. Но почему я, все-таки, согласилась поехать? Ведь я могла отказаться... И что тогда? Наверное, я в душе авантюристка, да иначе жить скучно! Чего я только не делала — убегала из дома, путешествовала автостопом, попадала в разные истории, ввязывалась в драки, ночевала в чужих квартирах, палатках, просто на земле, в спальном мешке или без, подложив этюдник под голову... В общем, получала бездну впечатлений. Художнику это необходимо! Опасность, риск, неожиданные ситуации, немотивированные поступки, непредсказуемое развитие событий — источник творчества. А я ведь — творческая личность, и это для меня главное. Я художник, от кончиков пальцев до мозга костей! Куда меня заведет мой дурацкий авантюризм на этот раз? Все ли я поняла про этого человека? Может быть, в его выразительном взгляде скрыт тайный порок? А если он насильник, садист, а я сама так глупо бросилась в его лапы? Нет, так не должно быть. Интуиция подсказывает что-то совсем другое.

Так, уговаривая сама себя, и надеясь, что настоящая опасность минует меня и на этот раз, я ступила на мягкий ковер и двинулась вниз по мраморной лестнице навстречу своей судьбе...

...Он уже ждет меня. На лице — приветливая улыбка. Он галантно подает мне руку и ведет через зал в небольшую комнату, где уже накрыт столик на двоих. Комната уютная, стены обшиты матовым деревом, вдоль стола — деревянные резные лавки. На столе свечи в темных керамических подсвечниках. Я снова поражаюсь тому, с каким вкусом все подобрано в этом доме.

— Думаю, пора познакомиться, — говорит он. — Меня зовут Герман. А тебя?

— Анна.

— Красивое имя. Такое же красивое, как и ты. Вина, шампанского?

— Шампанского... — тихо отвечаю я.

— И что же ты думаешь, Анна, обо всем этом? — он пристально смотрит на меня сквозь темные очки, я чувствую его взгляд, он словно обжигает меня.

Мысли стремительно проносятся в голове, я не знаю, что сказать, не знаю, что думать и что происходит на самом деле. Мне интересно, немного страшно, я в каком-то странном оцепенении, словно кто-то завладел моей волей и все делает за меня.

— Честно говоря, я не был уверен, что ты приедешь. Но ты молодец! Так что же ты, все-таки, думаешь?

— Я думаю, что это очень странное приключение... Но мне оно нравится. — говорю я.

— Смелая женщина! Совершенно незнакомый мужчина приглашает тебя на улице неизвестно куда, неизвестно зачем... И ты едешь к нему! А если бы я оказался насильником, садистом, каким-нибудь извращенцем? Тебе ведь это приходило в голову? — Он опять смотрит на меня, на лице появляется усмешка.

— Откуда ты знаешь, что приходило мне в голову? — спросила я с вызовом. — Вообще-то ты смелый мужчина, если пригласил к себе в дом совершенно незнакомую женщину! Откуда ты знаешь, кто я на самом деле? Ведь я могла оказаться преступницей, наводчицей из банды! Может быть, я приехала с тайной целью ограбить тебя? Ведь ты знаешь обо мне не больше, чем я о тебе!

Он слушал меня с интересом и вдруг расхохотался.

— Один — ноль! Ты выиграла этот раунд! За тебя!

Он налил шампанское, мы чокнулись и выпили под хрустальный звон бокалов.

Удивительная атмосфера дома, выпитое шампанское действовали на меня расслабляюще. Я совсем перестала думать о какой-либо опасности, угрожающей мне. Мне нравилось мое приключение, нравился этот мужчина, такой остроумный, уверенный в себе, нравился его богатый, изысканный дом. Но меня, естественно, разбирало любопытство. Ведь такой дом стоит огромных денег! Кто он? Очередной "новый русский", про которых рассказывают анекдоты? Что-то непохоже. Представление о новых русских ассоциировалось с глупостью, примитивностью, необразованностью, безвкусицей. Герман был явно не такой. Тогда кто же он — наследный принц? Но это уже из сказки... В конце концов я не выдержала и сказала, глядя ему в глаза.

— Отлично! Раз я выиграла, то могу задать вопрос. Кто ты?

Господи, он опять смеялся.

— Любопытство замучило?

— Конечно! Ты ведь не наследный принц и не средневековый рыцарь, каким я тебя нарисовала! Тогда откуда такой дворец? Чем ты занимаешься? Торгуешь наркотиками?

— А ты, случаем, не из прокуратуры? — спросил он ехидно.

— Один — один! — воскликнула я, поднимая бокал с шампанским. — За тебя, Герман.

Мы снова выпили, он намазал бутерброд икрой и положил на мою тарелку. Я, конечно, съела, да и вообще, кажется, я съела все, что было на этом столе. Горели свечи, потрескивал камин в зале, тихо играла музыка, и мы, весело пикируясь и подшучивая друг над другом, просидели за столом, наверное, еще не меньше часа. Я совсем забыла о времени, и вдруг услышала бой часов. Они пробили двенадцать.

— Все. Отбой, — сказал Герман. — Продолжим завтра.

Он проводил меня на второй этаж и, пожелав спокойной ночи, оставил в комнате одну. Все это было очень странно. Он сказал — продолжим завтра... Что он имел ввиду? Я думала, что мы провели вместе один вечер и больше никогда не увидимся. Разойдемся в разные стороны и забудем друг друга! Зачем он позвал меня? Прихоть, каприз богача? Очередная новая игрушка? Но тогда почему он оставил меня одну? Ведь то, что я приехала сюда, само собой предполагало, что я окажусь с ним в постели. Пожалуй, я ждала этого и в глубине души была немного разочарована финалом. Ведь если честно, я поехала сюда, чтобы переспать с ним... Во всяком случае, таково было мое тайное желание. Но он, видимо, позвал меня не за этим. Тогда зачем? Если я не заинтересовала его, как женщина, то что же его во мне заинтересовало? Мои художества? Но для чего они ему? Мое любопытство разгорелось с новой силой, я лежала на большой удобной кровати под теплым невесомым одеялом, но никак не могла заснуть. Вдруг в коридоре послышался какой-то шорох. Я вздрогнула, напряглась в ожидании, но все стихло. Никто не вошел в мою комнату. Провалявшись еще какое-то время, я крепко заснула...

Темно-синий джип Гранд-Чероки свернул на указатель "Шереметьево-2".

— Ты ничего не забыла? — деловито спросил Дмитрий Наталью Белову, сидевшую рядом с ним.

— Кажется, нет... — Наталья открыла сумочку, проверила документы, билет. — Если только собственную голову!

— Ах, Наташа! Голову оставлять нельзя, она тебе понадобится, — улыбнулся Дмитрий. — Если только сердце...

— По-моему, этого органа у меня давно уже нет, — усмехнулась Наталья и закурила.

— Не наговаривай на себя, — вздохнул Дмитрий. — Ладно, поищем место для парковки. У нас еще полчаса.

Они вошли в здание аэровокзала.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил Дмитрий.

— Если только чашку кофе.

— Значит, будет тебе кофе!

— Послушай, Митя... Не знаю, правильно ли это, что Машка будет жить у него! Я не хотела, но она устроила такой скандал! Пойду к отцу — и все! Ну и характер!

— Есть в кого, — улыбнулся Дмитрий. — Да и что плохого, пусть поживет у Леньки!

— Знаешь, Митя, ты, конечно можешь не отвечать, если не хочешь... — Наталья слегка замялась, — у Леонида сейчас кто-нибудь есть? — решилась, наконец, она.

Дмитрий грустно посмотрел на нее.

— Для тебя это очень важно?

— Сама не знаю... Просто спросила. Может быть, ему не до Машки? Не хочу, чтобы я хоть косвенно мешала его личной жизни.

— Ты хотела бы вернуться к нему? — спросил Дмитрий напрямик.

— Нет, что за глупости! Конечно нет! Это абсолютно невозможно!

— А если бы вдруг он сам попросил тебя? — серьезно спросил Дмитрий.

— Он никогда этого не сделает... А даже если бы... нет, все равно — нет. Все прошло, мы оба давно не любим друг друга. Знаешь, я даже была бы рада, чтобы у него кто-то был, какая-нибудь хорошая, добрая женщина, не просто так, а чтобы заботилась о нем, помогала ему...