Возвращение из отпуска

Глава четвертая

Они сидели в тесной комнатенке, напоминающей каюту старинного пассажирского корабля. Стол был завален книгами и листами рукописей; терминал-блокнот простыми проводами, замотанными изолентой, подсоединен к телефонной линии. Реостат покрутил дешевенькую комнатную антенну, и на мониторе возникло дрожащее телеизображение.

— Ага, — удовлетворенно сказал Реостат. — Давай смотреть.

Мрачный диктор официального Третьего канала суровым голосом зачитывал бесконечные сообщения о всенародной поддержке Манифеста от Первого октября, о сотнях митингов по всей Империи, на которых благодарные подданные Его Величества изъявляли свой восторг и благоговение перед мудростью Пантократора… Реостат покрутил настройку. По всем программам шли фильмы. Каналы Конфедерации, обычно хорошо принимаемые в Космопорте, не работали. Точнее, их глушили: по экрану метались помехи, сквозь которые временами что-то мелькало, но что именно — разобрать было невозможно. Реостат опять нащупал Третий канал, и они услышали:

— В то же время отдельные кучки провокаторов, несомненно, подкупленных правящей верхушкой Конфедерации, пытались спровоцировать беспорядки в различных областях Империи. Имеются жертвы. Это все новости на этот час.

Диктор исчез, и пошло «Лебединое озеро» в исполнении Балета Его Величества.

— Так- то, сынок, — задумчиво сказал Реостат, извлекая из-под койки банки с пивом. — Уже где- то кровь полилась. А Конфедерацию глушат. По радио, кстати, тоже. Я слушал.

— Чем они глушат? — механически спросил Легин, откупоривая банку.

— Хороший вопрос, — сказал Реостат, крутя настройку — везде шли фильмы, новостей не было, круглосуточные новостные каналы передавали видовые ленты о планетах Империи. — Ты знаешь, они, видимо, используют технику Хозяина.

Легин кивнул.

— Да, я с этим сталкивался. У Врага была огромная техническая база. Не могу только понять, где все это изготовлялось в таких количествах.

— Я тоже об этом думал, — проворчал Реостат. — Разве что в параллельных мирах.

— Кстати, очень может быть. Где-нибудь в соседних потоках могут быть целые планеты, населенные его рабами. Такая гипотеза была у Каганского. Почему бы Врагу не организовать там производство? Рабы ведь должны работать.

— Верно, — кивнул Реостат, закинул голову и с бульканьем допил пиво. — Ну, давай собирать народ.

— Какой народ? — удивился Легин.

— Ты что, думаешь, я здесь один такой? — удивился Реостат, снимая трубку терминала. — Нет, брат. Тут много таких — разноцветных. Сектора-то, брат, для вражьей своры недоступны. Они ведь освящены. Неважно, по какому обряду. Важно, что для людей они святы. Серой своре сюда хода нет.

— Серой?

— А ты хоть раз видел священников культа Единого Сущего? Они серые все. Сами серые, одежда серая… Я их еще до введения культа насмотрелся. На Станции Толиман, например — у них там гнездо…

Легин задумался, Реостат же принялся набирать номера и весело кричать в трубку на старых языках — немецком, роял-датч, тоскалузском, которых Легин, к стыду своему, почти не понимал. Отговорив с одним собеседником, Реостат что-то помечал в терминале, набирал следующий номер и опять принимался весело орать. Пару раз он переходил на линк, но Легин разбирал его речь с трудом — Реостат говорил на телемском, даже, точнее, на тоскалузском сленге, который можно изучать бесконечно и все равно не понимать.

Мое дело — предотвратить войну, думал Легин. В теории пусть потом разберутся теоретики. Я — практик.

— Двое есть, — довольно сказал Реостат, — пока хватит. — Он встал и с хрустом потянулся. Легин невольно улыбнулся, глядя на длинного, жилистого шкипера.

— Что за люди? — спросил Легин, дохлебывая пиво.

— Такие пройдохи, сынок, почище меня… х-х-х, — хрипло хохотнул шкипер. — Сейчас сам их увидишь.

Легин смотрел на телефон.

— Аналоговая линия, наверное. Значит, звонок невозможно засечь. Представляете, мистер Кригер, две тысячи лет назад умели определять аналоговый звонок. И пятьсот лет назад умели. А как сняли аналоговые линии — разучились. А вот на Шилемауре до сих пор аналоговые линии, и прекрасно определяют даже междугородный звонок.

— Наука умеет множество гитик, — на своем телемском жаргоне непонятно ответил Реостат. — Хочешь звонить — звони. — И наклонился, залезая в стенной шкаф.

Легин снял трубку. Низкий гудок древней аналоговой станции непривычно ударил в ухо.

Номер. Привычные переливчатые гудки. Как обычно, можно разобрать тонкий свист — верный признак, что звонишь на Юго-Запад.

— Алло, — низкий женский голос.

— Мама, это я. Молчи. Я не появлюсь. Я избежал ареста. Не волнуйся за меня. Я позвоню — или от меня позвонят послезавтра вечером. Ладно? Не отвечай впрямую.

После долгой паузы женский голос медлительно сказал:

— Да, сэр, я поняла, вы действительно ошиблись номером.

— Счастливо, — полушепотом сказал Легин.

— До свидания, — медленно сказала женщина.

Легин повесил трубку. Реостат ожесточенно рылся в шкафу.

— Легин, сынок, как тебе мой Данька? — вдруг спросил он.

— Отличный парень, — искренне сказал Легин. — Жалко, ему не удалось учиться на психотехника.

— Фигня-а, — отозвался из шкафа Реостат. — Я было тоже ему что- то такое говорил. Но он мне в два счета доказал, что я квадрат, буркало и что он приносит больше пользы той же самой «Походкой идиотов», чем если бы он сейчас сидел на Земле в училище. На самом деле это он себя так успокаивает…

— Песенка, кстати, действительно неплохая.

— Фигня-а, — отозвался Реостат, вставая. — Я в молодости много слушал такого Леона Брисбейна, нашего телемского певца.

— Не слыхал.

— Неудивительно, его в основном на Телеме только и знают. Так вот, Дани на его записях вырос и, честное слово, если не копирует, то… — Реостат разложил на койке несколько скафандровых упаковок. — Он вообще молодец, читает много, а слушает вообще все подряд. Жалко, в последний год я с ним почти не вижусь. — Шкипер бросил на каждую упаковку по ключу-стартеру и вдруг замер, прислушиваясь.

— На лестнице, — сказал Легин.

— Наверное, мои подошли, — пробормотал Реостат. — Хотя кто его знает…

Он вынул скрэчер и вышел в прихожую. Встал возле входной двери. Продребезжал звонок.

— Кого Бог принес, — негромко сказал Реостат в сторону двери.

— Меня, Роби, меня, — спокойно сказали из- за двери.

— И меня, — послышался другой голос.

— Хорошо, — Реостат засунул свое страшное оружие за пояс и отпер дверь.

Оба вошедших уставились на Легина, Легин — на них.

— Спокойно, братки, — сказал рыжий шкипер. — Легче. Еще легче. Все свои. Это Легин. Племянник, между прочим, Фродо Таука.

Вошедшие расслабились.

— Я действительно племянник Фродо, — сказал Легин. — Я Легин Таук, офицер для особых поручений Начальника Управления безопасности Конфедерации Человечеств.

Вошедшие переглянулись.

Высокий бородатый блондин отвел волосы со лба.

— Ты прав, Рыжий, это и впрямь большое дело, — сказал он очень густым голосом. — Я рад знакомству, Легин. Меня зовут Ричард Лестер.

— О! — воскликнул Легин. — И вы здесь!

Бородатый Рыцарь кивнул, разводя руками.

— Ну, а я… — сказал молодой длинноволосый парень в черной клепаной коже, — мое имя вам, наверное, ничего не скажет. Я Михаил Воронов, по прозвищу Петрович.

— Ну почему не скажет, — улыбнулся Легин. — Если вы — Петрович, то вам привет от Слона.

— О-го-го, — сказал Петрович и пожал Легину руку. — Ну вы даете. Какое дело УБ до панков?

— Никакого, — засмеялся Легин. — Когда я летел в отпуск, попал со Слоном в одну каюту. Мы с ним очень мило клюкнули, потом он пересел на Телемскую линию, а я полетел к себе на Новую Голубую.

Петрович тоже засмеялся и перевел взгляд на Реостата.

— Ну чо, дядя Реостат? Так и будем в дверях стоять?

Они расселись в Реостатовой комнатенке, и рыжий шкипер хлопнул себя по коленям.

— Друзья мои, — сказал он неожиданно серьезно. — Дело хреново. Пора действовать, и действовать очень решительно. Мы все понимаем, чьи рога и копыта проглядывают за всем, что происходит в последние дни. Получилось так, что из всех Рыцарей в Космопорте сейчас только мы двое, — глянул он на Лестера. — Но есть Легин. Он гренадер, а значит, специалист именно по тем делам, которые нам предстоят. Да еще ведь он особенный специалист, с особенной специализацией — по некробиотике, без которой тут явно не обошлось. Есть ты, — посмотрел он на Петровича. — Как мы сформулируем задачу в общем виде?

— Предотвратить войну, — сказал Лестер.

— Нейтрализовать силы Зла, — сказал Петрович.

— Проникнуть во Дворец, разобраться в происходящем и попытаться остановить события до того, как они примут необратимый характер, — сказал Легин.

— И все это — в кратчайшие сроки, желательно прямо сейчас, — заключил Реостат. — Разбирайте снаряжение, братки.

Коридоры были здесь совершенно темны, только снаружи, через мутные иллюминаторы вдоль левой стены, пробивался желтый свет. Здесь проходила граница Закрытых секторов. Когда- то здесь была обзорная галерея для туристов. Галерея с видом на Дворец.

Легин приник лицом к иллюминатору. Лицо было закрыто сверхпрочным забралом редкостного «субзвездного» скафандра — Реостат всех одел в такие. Легин помнил, как на Кассиопеи, на Базе-Один, где он служил пять лет назад, списывали «по истечении предельного срока эксплуатации» такой скафандр — он стоил девять двойных золотых имперских гиней, то есть больше семи тысяч долларов. Где только Реостат добыл такие?

За помутневшим за тысячелетие стеклом он ясно различил очертания Дворца.

Дворец был сердцем Космопорта. Гигантский конгломерат конструкций Космопорта плотно окутывает Дворец сотнями километров заводов, энергостанций, жилых секторов, ангаров, силовых и несущих конструкций, причальных терминалов и складов. Попасть из Дворца в открытое пространство можно лишь через два сквозных колодца на полюсах, пронизывающих всю махину Космопорта. Дворец не граничит непосредственно ни с одним сектором Космопорта, и полузамкнутые пустоты вокруг служат как бы дополнительным средством защиты.

Тридцать шесть гигантских балок пронизывали Дворец, удерживая вокруг него основу Космопорта — тридцать шесть мегасекторов, полуколец по полтораста километров в поперечнике и почти по тысяче длиной. Каждая из балок была чудом инженерного гения строителей Космопорта. Сооруженные тысячу сто лет назад, они неколебимо удерживали миллиарды тонн конструкций, подвергаясь одновременно центробежным и центростремительным воздействиям.

Автор идеи этих гигантских стропил Звездного дома, академик Мирослав Вондрачек, одиннадцать веков назад поклялся Пантократору Эрвину II, что балки устоят против любых воздействий в течение двухсот веков, даже если Космопорт разрастется до размеров Земли (сейчас, через пятнадцать веков после своего основания, он достигал размеров Луны).

Балки пронизывали пятидесятикилометровые пустоты меду секторами Старого Ядра и бубликом Дворца. Легин видел озаренное снаружи отсветом освещения Космопорта и сияющее изнутри сотнями огней тороидальное тело, пронизанное, как черными спицами, иглами Балок Вондрачека. Балки сходились в невидимом отсюда центральном кольце, охватывающем во внутренней окружности Дворца шар Рубина — сверхсекретного энергетического и гравитационного сердца Космопорта, созданного в одно время с Балками Вондрачека легендарным институтом академика Исао Томита.

Цель была рядом. До нее было всего пятьдесят километров пустоты.

В коридоре появился Реостат. Рыжие его волосы были аккуратно забраны в хвост и заправлены под горловину прозрачного шлема, чтоб ненароком не закрыли изнутри забрало, а сверху для верности еще прихвачены платком.

— Нашли, идем, — услышал Легин в наушниках.

Легин оторвался от иллюминатора, на котором почти лежал (здесь к обычной искусственной гравитации Космопорта ощутимо примешивалось тяготение Рубина), и быстро пошел вслед за Реостатом.

Лестер сидел на корточках перед небольшим лючком в полу, из пазов которого ножом выскребал столетнюю грязь.

— Легин, давайте диггер.

Легин снял инструмент с пояса и подал старому Рыцарю, который прижал зубец диггера к замку люка и короткими импульсами принялся его расшатывать. Легин хотел было предложить использовать свой кей, но сообразил, что замку не меньше десяти веков и он не отреагирует на сигнал биоуровня.

— Это долгая история, — пробормотал Реостат и сел на истертый стальной пол. Было уже семь вечера. Три часа утомительных хождений по Закрытым секторам были позади — искали выход на внешнюю броню.

Легин смотрел на Петровича. Черные его волосы тоже, как и у Реостата, были забраны под воротник, но он еще и в косу их заплел для удобства. Лицо вождя межпланетных панков казалось бесстрастным.

Почему он здесь? Почему Реостат именно его выбрал для проникновения во Дворец?

Петрович искоса глянул на Легина и ухмыльнулся.

Легин понял.

Петрович слышал его мысли.

Легин быстро заблокировался, стерев свои мозговые сигналы; если бы он сейчас запустился, например, на «дрожь дракона», то перестал бы быть видимым вообще.

Петрович улыбнулся — уже не ухмыльнулся, а улыбнулся.

Легин осторожно пощупал его мозговое поле.

Его толкнуло.

Он не поверил себе. Он еще раз коснулся поля Петровича и внезапно ощутил, как проваливается в какую- то яму. Это Петрович раскрылся.

Легин впервые в жизни отчетливо, дословно, а не набором эмоций, понял мысли другого человека:

«Не надо так волноваться, браток. Все нормально!».

— Вот это да, Петрович, — сказал он вслух, едва устояв на ногах. — Сколько вуалей у вас психополе?

— Около семисот, — вслух ответил мгновенно и наглухо закрывшийся Петрович. Он очень вовремя закрылся: Легин едва удержал тело в подчинении себе.

— Бо-ож-же мой, — сказал Легин. — И вы с семьюстами вуалей… панкуете?

— Все так, — кивнул Петрович. — Панкую.

— Не верю, — сказал Легин.

— А я не могу объяснить, — сказал Петрович. — История длинная, да она тут и ни при чем. Сами понимаете… давай на ты, а?

— Давай.

— Сам понимаешь, я мог поменять гражданство, вот как ты… учиться там, то-се… А мне вломак. Было вломак.

— А сейчас?

— А сейчас уже не вломак, — мрачно сказал Петрович. — Можно не напрягаться до определенного предела. А дальше — смерть. А умирать-то, браток, не хочется.

Они помолчали. Реостат с пола проговорил:

— Да, сынок, Миша — это тебе не фунт изюму. Он зага-адочный, едрит его налево…

Петрович хмыкнул.

— Лентяй он, а не загадочный, — проворчал Лестер, продолжавший короткими толчками нащупывать слабые места замка. — С такой психосилой уж я бы нашел дела поинтереснее, чем бесконечно таскаться из Космопорта на Телем, оттуда опять в Космопорт, оттуда в Париж и так по кругу.

— Ну и я уже нашел, — тихо, но ехидно отозвался панк. — Вот же я здесь.

— Это не ты нашел, — обернулся Лестер, сверкнул глазами из-под спутанных светлых волос и опять уткнулся в замок. — Это оно тебя нашло. В лице дядьки Реостата и Легина вот еще…

Семьсот вуалей, думал Легин (на всякий случай все же за камуфлирующим барьерчиком). Боже, семьсот! Да я при трехстах тридцати был самым сильным на курсе. Из более сильных я знал одного только человека — учителя Ямадзуки, и у него было триста девяносто! Нет, вру. Еще был черный пророк Ока на Шилемауре, но я сам вблизи его не видел, только издали. Вблизи его видела Лина Джаспер и утверждала, что по ощущению его психосила достигала пятисот вуалей. Но семьсот?!

Замок лязгнул. Лестер с кряхтением встал, отдавая Легину диггер. Со свистом задул ледяной ветер.

— Влезем мы туда вчетвером-то? — усомнился Реостат, приоткрыв лючок и светя в него фонариком с запястья.

Легин и Петрович заглянули в подпалубное пространство, стукнувшись шлемами. Свистел ветер.

— Фигня-а, — сказал Петрович с чисто Реостатовой интонацией. — Влезем.

— Ну, благословясь… — сказал Реостат и перекрестился слева направо. Легин перекрестился справа налево. Лестер на секунду прикрыл глаза. Петрович посмотрел на них, мрачно пожал плечами — и полез под палубу первым.

Влезли, защелкнули люк. Под палубой было еще холоднее, чем в коридоре, темно, а разреженный, отработанный воздух почти не содержал кислорода. Автоматика скафандров сама отреагировала — запустила обогрев, изолировала дыхательные системы. Четыре луча — один с Легинова подшлемника, три с запястий остальных — обшаривали тесное помещение, даже не помещение, а узкий лаз между толстыми черными трубами. Внутри труб клокотала вода.

— Вот, — луч Легинова фонаря уперся в красный лючок под ногами.

Снова утомительная возня с диггером, лязг — и еще более сильный ветер, рвущийся вниз. В потоках ледяных газов они спустились в чрезвычайно узкий черный зев. Лучи высветили клепаные стальные стены, скошенный стальной пол, мощные стальные ребра шпангоутов. Лязгнул закрываемый люк. Здесь было уже чрезвычайно низкое давление и страшно холодно. Они оказались в пространстве между коммуникационным подсекторным горизонтом и открытым космосом. Вряд после того, как эти сектора были смонтированы тысячу четыреста лет назад, здесь бывал хоть кто-нибудь.

Перед ними был аварийный тамбур — выход в провал между секторами и Дворцом. Легин сказал:

— Теперь я.

Он осторожно, без помощи диггера, отжал внутренний люк. Ничего не случилось: внешний люк был закрыт.

— Мы должны все вчетвером влезть сюда и закрыть внутренний люк, — сказал Легин.

— Может, проще сразу открыть внешний? — спросил Петрович.

— Дубина, — ласково отозвался Реостат. — Здесь, конечно, низкое давление, но примерно две десятых атмосферы есть. Что будет, если мы начнем открывать люк?

— А что будет? — с детским любопытством спросил Петрович.

— Люк сорвет, и нас потоком газов выкинет к собакиной маме, — проворчал Лестер.

— Ну и отлично, — обрадовался Петрович. — Тогда нас гравитационным полем Рубина притянет ко Дворцу.

— Ага, — злорадно сказал Реостат. — С расстояния в пятьдесят километров ка-ак притянет! И шмяк об Дворец! Чем ты тормозить собрался, Миша? Психосилой? Боюсь, даже твоих вуалей не хватит.

Петрович приуныл и полез в шлюз. Улегшись там, он позвал:

— Ну залезайте!

Легин влез в тесное пространство шлюза, рассчитанное на одного человека в тяжелом монтажном скафандре, и улегся рядом с Петровичем. Секунду они смотрели друг другу в глаза сквозь прозрачные забрала, и Легин вновь, до кожного холода, почувствовал неимоверную мощь мозга Петровича. Но тут на них навалились сначала Реостат, а потом огромный Лестер.

— Не закрывается, — мрачно прогудел старый Рыцарь.

— Еще нажми, — подбодрил его Реостат.

Лестер закряхтел и нажал. Петрович взвыл:

— Ричард, вы меня угробите нафиг!

Но тут Легин извернулся, заняв своей грудной клеткой пока еще незанятый уголок, внутренний люк подался и клацнул, закрывшись.

— Петрович, подними руку, — проговорил Легин в темноте. — Ты клапан загораживаешь.

Петрович, пыхтя, вытащил руку из- под Легиновой спины. Легин завел правую руку себе за спину, нащупал клапан и принялся осторожно его вращать. Буквально на третьем повороте он почувствовал резкий рывок: это через освободившийся клапан в Пространство вышли газы из шлюза.

— Внимание, — сказал Легин. — Снаружи монтажных люков обычно бывает балкон и поручни. Держитесь крепко. Как только выходите, сразу пристегиваете страховку. На уровне груди на броне должен быть трос.

Легин отжал люк, нащупал рукой поручень и осторожно вылез спиной вперед. Скафандр шумел, приспосабливаясь к сверхнизкой температуре и отсутствию давления, затем вошел в рабочий режим и утихомирился. Легин ухватился за поручень над головой, ногами цепляясь за стальную решетку балкона, и пристегнул карабин страховки к блестящему тросу на обшивке. Вылез Петрович, Легин помог ему пристегнуться. Реостат пристегнулся сам и пристегнул Лестера.

— Так, вышли нормально, — прокомментировал шкипер.

Легин обернулся. Справа и слева дугой раскидывались зеленые отвесные стены Закрытых секторов, обшарпанные, в заплатах и проплешинах. Справа шаткий монтажный балкончик упирался в титаническое черное тело — Балку Вондрачека. Легин повернул голову, чтобы проследить ее линию. Черной иглой балка стремительно уходила в пятидесятикилометровую перспективу. Кругом сияли миллионами огней хаотически нагроможденные сооружения — внутренняя поверхность Старого Ядра. А посредине исполинского провала, в скрещении черных спиц, сверкающим кольцом массивно висел Дворец.