Возвращение из отпуска

Глава девятая

Стивен Сатклифф выбрался в депо кукол и огляделся. В тускло освещенной комнате манекены стояли тесным строем, строго глядя в стену. В воздухе ощутимо пахло порохом.

Он вышел в Тронный зал и нос к носу столкнулся с Легином. Закопченный, с пистолетом в опущенной руке, Легин глухо спросил его:

— Ну как, мистер Сатклифф?

— Следующий шаг должен был привести к войне, — ответил Сатклифф. — Я уничтожил компьютер Хозяина.

Легин хмуро кивнул.

Сатклифф обошел неподвижно стоящего гренадера и шагнул в середину Зала.

Зал был разгромлен. Повисли на нитках простреленные, истерзанные гардины. Все было засыпано белой мраморной крошкой. Под ногами хрустела стеклянная пыль разбитых телекамер.

Вдоль дальней стены, у сорванных с петель ворот, лежали в ряд, оскалив заросшие щетиной грязные лица, шесть трупов в полосатых заношенных пижамах. Еще четыре трупа угадывались в черных грудах пепла за и перед воротами: это поработал скрэчер Реостата.

В центре Зала два высоких чернокожих гренадера, оба окровавленные и наскоро перевязанные, хмуро скручивали вяло сопротивляющегося, вяло богохульствующего мужчину в полосатой пижаме, последнего из одиннадцати.

Возле опрокинутого трона сидел на ступеньке, свесив усталые руки, шкипер Роби Кригер по прозвищу Реостат. Вместо черного пиратского платка его голова была замотана свежим бинтом, сквозь который проступала кровь.

А рядом с ним, накрытое содранным со стены бархатным бело-синим знаменем Империи, лежало грузное, рослое тело.

На подгибающихся ногах Генеральный Программист подошел к телу. Сердце его заполнила невыразимая тоска.

— Держись, брат, — сказал ему Реостат.

Сатклифф медленно наклонился и отвел край знамени с лица лежащего.

Глаза Ричарда Лестера были покойно закрыты, на губах застыло подобие улыбки. Спутанные волосы были аккуратно убраны со лба. Стивен отвел было бархат дальше, но увидел кровь, клочья скафандра и вновь накрыл лицо старого Рыцаря Света. Сев возле Реостата, он внезапно охнул и затрясся.

Рыжий шкипер обнял его за плечи. Подошел Легин и сел рядом с Реостатом. Бросив завязанного буквально в морской узел каторжника, подошли и сели по другую сторону тела Сейеры.

— Я же сам сказал ему: иди, помоги нашим… — только и выговорил Сатклифф.

— Ну, ну, браток… — похлопал его по плечу Реостат. — Он бы и сам пошел, и никто его бы не удержал, ты же знаешь… А без него мы бы не справились. Он вышел, как башня, страшный, огромный, прямо под огонь, поднял ружье и тремя выстрелами свалил троих, и пал он, как герой, лицом к врагу. Знаешь, как в стихах: дай Бог таких нам похорон…

— Гренадеры! — вдруг застонал Стивен. — Что ж вы его не прикрыли?!

— Сейеров они зажали в вестибюле, — тихо сказал Легин. — А я был с пистолетом, один против шестерых автоматчиков, и Реостат был только что ранен.

— Сынок, не обижайся, — судорожно вздыхая, произнес Генеральный Программист. — Я просто…

— Я понимаю, — ответил Легин.

Сатклифф замотал головой и встал. Легин поднялся за ним следом.

Сатклифф подошел к корчащемуся на ковре каторжнику.

— А, так это старый знакомый, — проговорил он брезгливо. — Бит Турзал.

— Это — Бит Турзал? — несколько оживился Легин. — Вот и ладно.

Он схватил бритоголового за воротник, рывком поднял на ноги и потащил за собой. Тот заорал от боли. Вставая, Реостат прикрикнул:

— Но-но, падаль, я те поору, шакалий помет! — он обернулся к Сейерам: — Ребята, Зал и вестибюль за вами. Где Миша?

Откуда- то из угла послышалось:

— Здесь я…

Сатклифф вгляделся и охнул. Реостат покачал головой:

— Что ж ты уполз, Петрович?

— Больно, — отозвался тот.

Сатклифф вместе с Реостатом подбежал к распростертому на ковре длинноногому Петровичу. Сжимая руками голову, тот, тихонько шипя, перекатывался с боку на бок.

Сатклифф присел на корточки и дотронулся до Петровича. Как электрический ток, обожгло его отчаянное, физически невыносимое ощущение чужой чудовищной боли.

— Что с ним? — спросил Стивен.

Подошел Легин, наложил руки на затылок Петровича, запустив пальцы в его густые длинные волосы, проговорил:

— Прости, Петрович, сразу не сообразил…

Петрович протяжно застонал и перестал дергаться. Лицо Легина заострилось, обозначились желваки на скулах, морщины под напряженно прищуренными глазами.

— Это же не просто каторжники, — объяснил Реостат. — Ты же должен знать. Это крупнейшие, знатнейшие слуги Врага, мощные бойцы, своего рода гренадеры Хозяина.

— Да, я помню, — отозвался Сатклифф. — Среди них были мощные черные психократы, так называемые рефаимы. Мы же их тогда допрашивали. Браутон, Лири, Бэррос, три крупнейших черных психоподавителя. Но меня уверял доктор Порто, что им заблокировали психоизлучение.

— Вот так, значит, качественно заблокировали… Они хотели, видимо, сразу подавить нас всех и взять голыми руками, но их удар принял Петрович.

— Он психократ?

— Мощнейший из известных мне, — откликнулся Легин, массируя голову Петровича. — Семьсот вуалей.

Сатклифф присвистнул.

— Он был один, а их было несколько, и они его перегрузили, — продолжил Реостат. — Выдержать Миша выдержал, но что- то у него там надорвалось, что ли…

— Это синдром Шнеерсона, — объяснил Легин. — Что- то вроде короткого замыкания в мозгу. Я его сейчас анестезирую, но ему придется лечиться.

— Дядьку Дика жалко, — пробормотал Петрович и замолк.

— Спит, — констатировал Легин и встал, смертельно бледный, встряхивая занемевшими кистями рук. — Идем, — он снова, как куль, подхватил с ковра взвывшего Турзала и поволок к двери. Мистер Стаклифф, идемте, покажете нам, что получилось, и допросим этого мерзавца. А потом будем решать, что делать.

Заметно было, что вид разгромленного компьютера произвел на Турзала впечатление: он на несколько секунд перестал ныть и в ужасе обвел глазами своих врагов. Потом в его глазках что- то сверкнуло, и он выругался, да так многословно и отвратительно, что Стаклифф содрогнулся. От каторжника по комнате распространялся тошнотворный смрад давно не мытого тела, смешанный с запахом пороха, гашиша и спиртного перегара. Ерзая в мощных руках Реостата, Турзал вдруг подогнул ноги и заблажил, подражая блатным наглецам. Тогда Реостат неожиданно страшно ударил его в щетинистую скалящуюся рожу.

— Роби! — невольно охнул Сатклифф.

— Реостат, — укоризненно сказал Легин.

— Сучий ты потрох! — оглушительно заорал Реостат, вцепившись в воротник Турзала и глядя пронзительными льдистыми глазами в слезящиеся, моргающие белесые глазки каторжника. — Не хочешь говорить, блядь? Я не я и лошадь не моя, значит? Щас я вам устрою очную ставку!

Реостат выбил разводной ключ, удерживавший дверцу спальни лысого Шустрато.

Турзал взглянул туда, издал неясный звук и густо сглотнул. Реостат глянул одним глазом и тут же захлопнул дверцу, но Легин, полуобернувшись, успел заметить скрюченные красные пальцы, лужу густой, отвратительно яркой крови, из которой торчали темные бутылочные осколки, и неживой оскал.

Шурти Шустрато все- таки «самоубился».

Ни Легин, ни Реостат, ни Стивен не успели ничего сказать, как вдруг Турзал рванулся. Треснула прелая ткань, и Реостат, отшвырнув оставшуюся у него в руках полосатую тряпку, кинулся к двери. Легина будто подбросило — тело сработало само, и он исчез там, где только что мелькнул блестящий от пота, густо волосатый торс Турзала; Сатклифф успел только растерянно проводить его глазами.

Вихрем промчавшись сквозь Тронный зал, Легин только свистнул Сейерам «до-до-фа» — «оставаться на месте» — и тут ему пришлось выдать всю скорость, на которую он был способен, потому что сильный, плотный Турзал бежал быстрейшим «обезьяньим» бегом, как бегают анги в Цитадели, мелькая коваными подошвами, почти на четвереньках. Реостат даже чуть отстал.

Турзал промчался длинным парадным коридором и пулей нырнул в технический колодец. Легин сунулся туда — и увидел удаляющуюся вниз корзину подъемника. На Легине были скафандровые перчатки, и он, не задумываясь, прыгнул в колодец, в полете схватился за жирно мазаные маслом стальные тросы и, по инерции едва не обвившись вокруг них, стремительно заскользил вниз, слегка подтормаживая ногами.

Сверху посыпался мусор: видимо, Реостат последовал его примеру.

Легин спрыгнул в кузов через три секунды после того, как ста метрами глубже Резиденции, у самого Рубина, на техническом ярусе оттуда выскочил Бит Турзал.

Корзина подъемника еще качалась, когда в нее шумно обрушился Реостат.

Он высунулся в коридор технического яруса, глянул направо, налево — и уже никого не увидел: Легин умчался за каторжником столь стремительно, что шкипер не смог определить, за правый поворот они побежали или за левый.

Реостат плюнул, выругал себя за старческую медлительность и наудачу побежал налево.

Легин же был уже очень далеко, и бежал он направо. Он видел Бита Турзала, он сближался с ним, но преступник чудовищным, отчаянным усилием все еще держал Легина на солидном расстоянии — и неожиданно нырнул в боковой коридор.

Легин ворвался в этот небольшой коридорчик, как буря, и отчаянно заметался между двумя рядами одинаковых коричневых звуконепроницаемых дверей с длинными стальными ручками. Двери были заперты. Легин уже начал искать глазами люк в потолке или полу, через который мог уйти бандит, но рукоять предпоследней двери справа вдруг поддалась, и тут Легин услышал из- за нее четкий шлепок пистолетного выстрела.

Распахнув дверь, он нырнул в нее двойным сальто, чтобы избежать немедленной пули, и на долю секунды замер в «стойке леопарда», чтобы оценить обстановку.

На полу, заливая бурый грязный ковер бурым потоком крови, извивалось, хрипя, простреленное тело Бита Турзала. Глаза его уже стекленели, а волосатые руки с обломанными ногтями все старались дотянуться до огромного красного рубильника.

Рубильник торчал в цоколе длинного стеллажа однотипных устройств с окошечками. «Анабиотические ванны», — отметил про себя Легин.

А в дальнем конце помещения, у столика, аккуратно застеленного газетой, стоял человек. Это был тот самый глухонемой в грязном армейском кепи. На столе лежало несколько крутых яиц, помидорчик, ломтями нарезанный батон, пыхал паром электрический чайник.

Глухонемой медленно опускал руку, в которой был пистолет.

Узнавая Легина, глухонемой покивал. Затем с пистолетом в руке подошел к Турзалу, вгляделся в застывшие, искаженные черты заросшего грязью лица и, видимо, узнал — загукал, замычал, с ненавистью и бессильной радостью замахал руками и вдруг, обратив морщинистое, гладко выбритое, болезненное лицо к потолку, истово перекрестился.

Легин шагнул к анабиотическим капсулам. Глухонемой угрожающе заворчал и поднял пистолет. Легин взглянул на него и успокаивающе покачал головой. Глухонемой, хмурясь, пистолет опустил.

Легин заглянул в ту капсулу, что была ближе всего к основному рубильнику. За стеклом он увидел чуть лысоватую крупную мужскую голову. Макушка с просвечивающей залысинкой, темные волосы, высокий, с одной горизонтальной складкой, лоб, длинный ровный нос… Все остальное тонуло в густой каштановой бороде, наросшей за много лет. Однако и этого хватило Легину, чтобы узнать в этом человеке, погруженном в глубокий анабиоз, Пятьдесят Восьмого Суверена Империи Галактика, Галактического Пантократора Роберта XII Хайнсдорфмюллера.

Легин, внезапно обессилев, сел прямо на пол. Перед его мысленным взором пронеслось все чудовищное нагромождение событий последних дней. Перед ним встали все исполинские проблемы, которые еще только предстояло решать… Конечно, главный шаг был сделан: хотя и дорогой ценой, но Великий План Хозяина был остановлен. Но, Боже, сколько еще было впереди!

Легин встал и подошел к столу. На столе стоял старый, обмотанный изолентой телефон. Легин снял трубку и стал было набирать номер, но в уши ударил прерывистый гудок.

Коммутатор, подумал он и обернулся. Глухонемой проворно закатывал тело Бита Турзала в ковер. Легин жестом привлек его внимание и вопросительно ткнул в телефон пальцем. Глухонемой показал восемь пальцев и вновь нагнулся.

Легин набрал номер через восьмерку. Трубку взяли сразу.

— Мама, — сказал Легин, — у меня все в порядке, в общем- то. Жди хороших сообщений и позвони на Новую Землю Син и нашим.

Анна Таук медленно перевела дыхание и сказала:

— Хорошо. Позвоню. Связь, как ни странно, есть. Я сегодня уже с Син говорила.

— Как она там?

— Волнуется.

— Ничего, мам. Конец уже близок и, наверное, хороший, Бог даст.

Мать только вздохнула, собираясь, кажется, заплакать, и Легин торопливо сказал:

— Ну, пока. Я еще позвоню.

Набрал следующий номер.

— Йонас Лорд, — ответили там.

— Это Дик Стингер, — сказал Легин. — Узнаете?

— О- о, — только и сказал пораженный Лорд.

— Йон, кажется, дела идут на лад.

— О-ххо, — отвечал Лорд, видимо, не в силах поднять отвалившуюся челюсть.

— И ваши шансы написать не просто книгу, а СУПЕРкнигу все увеличиваются, — хихикнул Легин и отключился.

Тут к нему подошел глухонемой и загукал, делая знаки.

— Не понимаю, — с сожалением развел руками Легин.

Глухонемой яростно плюнул, решительно сел, достал из ящика стола лист бумаги, карандаш и, плюя на грифель, морща от усилий и без того морщинистый лоб и кряхтя, принялся выводить какие- то каракули.

Тут дверь с лязгом и стуком распахнулась, и в помещение, задыхаясь, лавиной ввалился Реостат.

— Все кончено, — сказал ему Легин. — Сядьте, отдохните.

— Это Турзал? — кивнул Реостат на ковровый рулон, шумно переводя дыхание и размазывая машинное масло по лицу в тщетной попытке стереть пот перчаткой.

Легин кивнул.

— Ты пришил?

— Нет, он, — показал Легин на трудящегося глухонемого. Тот обернулся и вскочил было с пистолетом, увидев, что Реостат подходит к стеллажу, но Легин жестом остановил его, и глухонемой снова вернулся к литературному труду. Реостат же долго глядел на лысоватую макушку Пантократора, потом сказал:

— Да, сынок. Настоящие дела, однако, начнутся именно сейчас.

Легин кивнул, и тут глухонемой положил карандаш и вскочил, показывая свой труд поочередно то ему, то Реостату и что-то яростно мыча.

— «Когда будет смена?» — прочитал вслух Легин. — «Этот диаволопоклонник нанял меня двенадцать лет назад, и я, дурак, польстился на его деньги. Каждые полгода мне по факсу неизвестно кто обещает смену, но смены нет уже двенадцать лет, в туалете протечка, Доставка в получасе ходьбы, в душ приходится таскаться на второй ярус, водопровод я вынужден ремонтировать сам, а телевизор сломался и показывает только один канал. Я, наконец, требую смены, или я увольняюсь сегодня же на все четыре стороны и бросаю этих помороженных несчастных! Техник анабиоза Виргилиус Карлос Паламеда».

— Вот еще проблема, — крякнул Реостат, сел на табуретку и принялся расстегивать перчатки.

Тут Легин вдруг стукнул ладонью по столу. На газете остался масляный отпечаток. Легина прорвало.

— Эй, братец! — рявкнул он так, что у самого в горле засаднило. В.К.Паламеда уставился на его губы, а Легин возмущенно вопил: — Не хочу, не хочу я заниматься твоей сменой, понял? Не хочу! Ждал ты двенадцать лет — и еще недельку подождешь, понял? И береги стеллажи как зеницу ока, понял, нет? Господи Иисусе Христе, почему я должен заниматься всеми проблемами, а?! У меня ведь, между прочим, еще есть три законных дня отпуска, понятно?!!

Несколько ошарашенный, В.К.Паламеда перевел взор с Легина на Реостата.

— Сынок, — необычайно мягко сказал рыжий шкипер. — Этот сеньор ведь совершенно прав. Хоть телевизор ты ему можешь починить? А?

Октябрь 1992 — январь 1993; редакция — 1997.

Москва.