Возвращение к истокам (СИ)

Глава 4. Потери

С Дашей общаться не хотелось, но и уйти из ее комнаты сил не было. Поэтому мы так и молчали вдвоем: я — у окна, высматривая в темноте, разбавленной снегопадом, силуэт охотника, и Даша — застывшая печальной статуей на кровати.

Заглянувший в спальню Дэн выглядел бодрым и возбужденным. Глаза блестели отголосками битвы, напряженное лицо выдавало поиск новых врагов. Врагов не было — последний из них с ловкостью циркача спрыгнул вниз.

— Вы как? Порядок? — поинтересовался Дэн, поглядывая поочередно то на меня, то на Дашу.

— Порядок, — кивнула я и, наконец, закрыла окно. Занавески последний раз взмахнули крыльями и успокоились. — Во всяком случае, я. У Даши, похоже, помутнение после поцелуя с охотником, нужно срочно звать Эльвиру — пусть лечит.

— Ого, смело! — присвистнул Дэн, а Даша, наконец, встала.

— Не целовала я его! — возмутилась совершенно искренне. — Он сам.

— Ага, и предупредил он себя тоже сам, — язвительно парировала я. — Он мог быть мертв, как и остальные, Даша.

— Я не знаю, зачем сказала про печать. Вырвалось. Он напал, а потом… говорил много непонятного, шипел так, будто меня ненавидит. А за что? Что я ему сделала?! Хотя они ведь охотники, им можно все. Война научила меня не перечить, потому что у кого власть, тот и прав. — Она нервно улыбнулась, и улыбка эта была обвиняющей. — Но вы сильные, вам не понять!

Трясущиеся руки защитница убрала за спину, но страх не сотрешь, не замаскируешь. Он проявляется во всем: во внезапной бледности, в лихорадочном блеске глаз, в зажатости тела. Страх заразен, как вирус, поэтому первые признаки его чувствуешь сразу, невольно поддаешься, проникаешься, и злость меняется чем-то другим, полужалостью-полусочувствием, усталостью, ленью.

Даша боялась. Не понимала, что произошло и, возможно, действительно ляпнула случайно, не подумав. Эрик рассказывал, что она чуть не умерла во время прошлой войны, и, если бы он не поспел вовремя, то лишился бы сестры. Ей надорвал жилу охотник — наверное, такой же экспериментатор, как и Альрик. Как и Мишель. Как и тот, что приходил сегодня мстить.

И я решила: встречу Богдана — убью на месте. За Андрея, который неизвестно, жив ли. За испуганную Дашу. За всех хищных, погибших на войне, и тех, кто еще погибнет. Уже не осталось времени рассуждать о том, кто из нас прав. Это мое племя, и я должна быть на его стороне.

— Эрику понравится история, — улыбаясь, беззлобно прокомментировал Дэн.

Даша вскинулась, испуг расплескался. Скрывать его у нее больше не было сил.

— Не говорите Эрику, — попросила она жалобно. — Он убьет меня.

И я поняла, что брата Даша боится больше, чем всех охотников вместе взятых.

Я поморщилась.

— Как там внизу? — спросила, осторожно дотрагиваясь до затылка и нащупывая большую шишку.

— Все мертвы. Подчистую, — довольно улыбнулся Дэн. — Майя — не просто девочка. Чудо!

— Дочь Мирослава и Евы, — зачем-то сказала я.

Дэн кивнул.

— Знаю.

В коридорах было шумно и многолюдно. Хищные суетились, хаотично бегали из комнаты в комнату, проверяя, видимо, оставшихся в живых. Я тоже невольно считала. Лара с Ирой, успокаивающие детей. Жмущаяся Рита. Алиса, восторженно объясняющая что-то Дарле и Юлиане. Защитницы альва, щебечущие в сторонке. Все пятеро, если я не ошиблась в подсчетах. Ева и Майя в гостиной, все еще бледный Филипп в объятиях своей женщины.

Лица. Много лиц. Даже слишком много, и я судорожно пыталась вспомнить, сколько человек оставлял мне Эрик. Всех ли я сохранила?

Не всех.

Из-за спинки дивана бледнела простыня. И если подумать, что ей делать на диване — это ведь гостиная, а не спальня. Но простыня все равно торчала смятыми углами, и отчего-то мне стало жутко от этого зрелища. Во рту пересохло, и колени дрогнули, в висках стучало, а затылок нестерпимо ныл. Но все это мелочи, по сравнению с тем, что пряталось там, под простыней.

— Она хорошо дралась, — тихо сказал Дэн и зачем-то обнял меня за плечи. Я помотала головой, вывернулась, шагнула к дивану. Внезапно все замолчали. Отступили к стенам со скорбными лицами, к окнам, подальше от места, занятого покойницей. А из-под простыни нелепо торчал ботинок. Черный, высокий, с толстой резиновой подошвой. Алла всегда одевалась по-пацански…

Чтобы убедиться, мне нужно было приподнять простыню. Рука на мгновение дрогнула, касаясь ткани. Несколько секунд я собиралась с духом, а мои подопечные смотрели. Все же где-то внутри меня жила слабачка, и ощущение, что из-за меня погибла Алла, было гадким.

Я позволила себе быть слабой — там, перед всеми этими людьми. Я не правительница, и проверку Эрика не прошла. Сожалений по этому поводу не было ни капли. Была обида. Если бы он остался, Алла не умерла бы.

— Прости, — шепнула я, приподнимая простыню. — Прости, что не уберегла.

Слева охнула Юлиана, появившаяся так внезапно, что я вздрогнула. Она присела на пол у дивана и сжала руку Аллы, соскользнувшую вниз. Дэн снова обнял меня за плечи.

Эти люди ждали, что я уберегу их. Но что я могу противопоставить смерти? Кен? Волю? Желание жить? Алла тоже хотела жить, и вот лежит в объятиях белой тряпки. Застывшее лицо, веер ресниц, что никогда больше не дрогнут. Свисающая с дивана рука. И дурацкий ботинок, торчащий из-под простыни.

Со смертью нет смысла сражаться. Но я могу убить охотника.

Ночь оказалась длинной. Наши воины все не возвращались, и рассвет не торопился разбавить тьму. Только снег все сыпал, укрывая белым покрывалом тела охотников, которые мы сложили у порога. Я смотрела на них долго, пока не замерзли ладони до такой степени, что я не могла их согнуть. Назад в дом не хотелось. Дом пропитался смертью, как бисквит сиропом. Сладкий, вишневый запах уходящего в никуда кена…

Вернуться все же пришлось — Дэн увел назад, в тепло и мнимую безопасность стен. Аллу уже унесли наверх — готовить к похоронам.

— Такое случается, — спокойно сказал Дэн. Он сидел на диване — на том, куда я не решилась сесть. Мне казалось это кощунством — сидеть там, где только что лежало тело воительницы, которую я не уберегла. Мирослав стоял поодаль, скрестив руки на груди, и хмурился. — Это война. На войне не бывает без жертв.

— Эрик оставил меня за главную, а я потеряла воительницу. Черт, что я говорю?! Алла мертва, понимаешь? Мертва. Навсегда…

— Ты выиграла битву. Охотников нет, они все там, на улице. — Он указал на входную дверь, которая чудом держалась на петлях. Когда мы входили, она жалобно скрипнула, будто сокрушаясь о своей несчастной судьбе. — Ты же сохранила почти всех скади.

— Почти, Дэн. Но не всех.

И заплакать бы, а не получается. Только глаза жжет и в горле першит — не продохнуть. Озноб еще после долгого стояния на холоде. Горячий успокоительный отвар Эльвиры не согрел и не успокоил, и я тряслась на старинном пуфике с изогнутыми ножками, обитом серой парчой. Пялилась в затоптанный грязными ботинками охотников пол.

— Ты не полководец, Полина, — подал голос Мирослав. — Зря Эрик оставил тебя за главную. Первое, чему учится полководец — принимать смерть, потому что это неизбежно. На любой войне. А теперь вставай. Провожу тебя наверх — отдохнешь, согреешься и придешь в себя.

Я помотала головой.

— Не хочу отдыхать! Хочу дождаться Эрика. Да и не смогу сейчас одна — с ума сойду.

— Ты не будешь одна, — пообещал Мирослав, шагнул ко мне и помог подняться. Уже у лестницы я обернулась к Дэну:

— Останешься?

На его усталом, задумчивом лице отразилась нерешительность. Но лишь на миг, потом он, видимо, вспомнил о своем статусе.

— Не могу, — слабо улыбнулся он и тоже встал. — Меня ждут. А ты отдыхай, набирайся сил. — Дэн тяжело вздохнул и взглянул на Мирослава. Не думаю, что они когда-нибудь помирятся. Ну хоть не устроили междуусобиц, пока охотники были в доме — и на том спасибо. — Это еще не конец.

Не знаю, кого имел в виду Дэн — охотников или Первых. С охотниками я хотя бы знала, как себя вести. Будут смерти, да. Возможно, немало. Но мы справимся, если объединимся. А Первые…

Где сейчас? И почему не пришли, ведь портал открылся в Липецке?

Лив из видения не казалась мне страшной. Маленькая, испуганная девочка с блестящими глазами и дрожащей рукой. В том видении было две вещи, внушающих ужас — Хаук и нож. Не знаю, какая из них пугала больше.

Мирослав помог мне подняться и уложил в кровать прямо в одежде. Подоткнул одеяло, как меленькой, и присел рядом.

— Ты — пророчица, и не должна решать за всех. У каждого из нас своя роль, ни к чему хорошему не приведет, если мы начнем примерять шкуры друг друга.

— Ты говоришь это как мой друг или как брат Дэна?

— Признаюсь, встретить сегодня Даниила, узнать, что вы знакомы — даже более, чем просто знакомы — было шоком. — Мирослав вздохнул и отвел взгляд. Посмотрел в окно — на разбушевавшуюся внезапно зиму, снежинками стучащую в стекло. Светало, и серый рассветный воздух смешался со снегом. Сумрак расползался по комнате отравляющим туманом, и лишь у изголовья кровати, где горели приглушенные бра, его не было — видно, боялся сунуться к свету. — Мне пришлось изгнать его, но забыть прошлое нельзя. Он мой брат. Гораздо позже, когда пришел охотник, Ева умоляла найти Даниила, ведь однажды он уже убил древнего. Да, Полина, Даниил убил древнего в двенадцать лет! Но я не смог переступить через гордость.

— Из-за поединка?

Голос мой был шелестящим и тихим, словно я боялась потревожить, спугнуть болезненную память, в которой копался вождь альва. У каждого из нас в прошлом живут демоны — страшные и не очень, причиняющие боль и припорошенные пеплом воспоминаний. Скелеты в шкафах.

— Он одолел меня, а убить не смог.

— Считаешь, это была слабость?

— Поединки почти всегда заканчиваются смертью или признанием поражения. У нас не было ни того, ни другого. Этот поединок сверг меня буквально. Альва перестали меня уважать, хотя я ни на секунду не прекратил заботиться о них. В итоге это погубило их, ведь они не послушали, когда я предлагал бежать из Твери. Посчитали, что стены дома спасут…

— И Мишель их убил, — подытожила я.

Мирослав кивнул. Тишина, воцарившаяся после этого, давила. От окна веяло сумрачным, волглым холодом. Давно погасший камин скалился темной пастью. Одеяло внезапно стало нестерпимо тяжелым, и я из-под него выбралась.

Тяжело говорить, придумать нужные слова, ведь слова не изменят прошлого. Не затрут образ дикого, злого мальчика, фактически убившего свое племя.

— Поединок принес смерть альва, — подтвердил мои мысли Мир. — Как думаешь, смогу я простить Даниила за это?

— Придется, — помимо воли вырвалось у меня. И образы в сознании заплясали цветными картинками. Испуганная Лив. Полутьма и сокрытый в ней человек. Светящиеся плети-щупальца Хаука. — Придется, потому что Первые близко — сегодня в гостиной у меня было видение. И если они правда придут нас убивать, сольвейги будут рядом. А значит, и Дэн. — Мирослав недоверчиво нахмурился, будто пытаясь различить на моем лице признаки лжи или лукавства. — Всем нам придется чем-то жертвовать, чтобы спастись. Гордость — не такая уж большая плата.

Наверное, Мирослав нашел бы, что мне ответить, но в комнату заглянула Даша и бросила:

— Они вернулись.

Мирослав дернулся, а я подскочила, как ошпаренная. Страх вернулся вместе с чувством вины, со стены на меня осуждающе смотрел картинный Эрик. В полумраке скулы его выделялись особенно отчетливо, а светлые, полупрозрачные глаза горели праведным гневом.

Портретный Эрик злился.

— Ты не виновата, ясно, — твердо сказал Мирослав, будто прочтя опасения на моем лице.

Ясно. Куда уж яснее? Только ясность не вернет Аллу…

И я почему-то задумалась, а чувствует ли Эрик что-нибудь, когда умирает кто-то из скади? Ведь ему достается кен умершего.

В коридоре суетились люди. Стекались мелкими ручейками к лестнице, спешили в гостиную, где уставшие и вымотанные тяжело дышали возвратившиеся воины.

Они были целы. Глеб, увлеченно хвастающийся защитницам удачной вылазкой, молчаливый Роб, уткнувшийся лицом в волосы жены, Альфред — как всегда спокойный и собранный. Блуждающая улыбка на отрешенном лице, мудрость во взгляде, желание уединиться где-нибудь с книгой. Игорь, успокаивающий лепечущую Риту. Кирилл, прислонившийся плечом к мраморной колонне и держащийся рукой за бок. Ранен? Устал? Отсюда и не поймешь, а ступать по лестнице было страшно — сразу привлеку внимание. Вот я и стояла, замерев в нерешительности, пытаясь оценить масштабы катастрофы.

Эрик, конечно же, вернулся. Как и Влад. Тот обнимал за плечи сына, заметно выросшего и окрепшего за эти годы. Влад гордился им. Хвалил. И Ира кроткой тенью улыбалась рядом. Дима пыжился от важности, рассказывая, как им пришлось противостоять охотникам.

Майя посмеивалась — уж она-то знала, что опаснее всего было внизу, в гостиной, среди десятков врагов, вошедших через дверь. И именно она, ее сила, в итоге нас спасла.

Хегни держались отстраненно, собравшись у камина. Аделаида изучала пол, когда Филипп о чем-то тихо говорил с соплеменниками. Меня не покидало ощущение, что хегни скоро покинут дом — слишком опасным Филиппу виделось совместное проживание со скади и атли. К тому же, с Владом они по-прежнему не ладили. Если можно так назвать презрительные попытки Влада не замечать своего бывшего жреца.

Дарла и Алиса терлись возле Эрика, что, собственно, меня ни капли не удивило. Скорее всего, рассказывали о произошедшем. О том, как охотники прорвались, о том, как Алла…

Слезы тут же навернулись на глаза, и я постаралась их сморгнуть. Не хватало еще раз разреветься — мало, что ли, позора?

Мирослав похлопал меня по плечу.

— Идем?

— Да…

Нас заметили на середине лестницы. Влад поднял глаза, потом Эрик. Под его взглядом я растерялась окончательно. Замерла, не в силах сделать и шага, и Мирослав поддержал меня за локоть.

Тяжело. Ступать со ступеньки на ступеньку, держать спину прямой, а подбородок вздернутым, сдерживать слезы.

Эрик шагнул в нашу сторону, и говорящая что-то по инерции Алиса замолчала. Мазнула по мне колючим взглядом и отвернулась к Дарле.

У самого основания лестницы меня схватили за руку. Я обернулась, и Даша отчаянно прошипела мне на ухо:

— Не говори Эрику. Об охотнике. — И добавила почти жалобно: — Пожалуйста…

Я кивнула чисто машинально. Ведь и так не собиралась рассказывать, да и не до того совсем… А через секунду он меня обнял.

От него пахло гарью. Мокрым снегом. Карамелью. И я не могла понять, какой запах чувствовался острее. Поэтому просто уткнулась носом в его куртку и из последних сил сдерживала слезы.

— Я горжусь тобой, — шепнул он мне в волосы. Тихо, ласково, серьезно.

Годится? Чем? Из-за меня же Алла…

Тело непроизвольно затряслось в сухих еще рыданиях. Горло рвало спазмом, на плечи, казалось, давил целый мир. Ничего, теперь уже легче — Эрик ведь меня держит. Не упаду.

Но обида все же вырвалась колкой фразой:

— Никогда… Больше никогда не заставляй меня быть собой!

Он отстранил меня, внимательно всмотрелся в лицо и кивнул.

— Никогда.

— Что делать с охотником? — спросил со второго этажа Антон. — Мы же не оставим его в доме! Эрик?

Эрик тут же поменялся в лице и, хоть все еще смотрел на меня, взгляд стал колючим и холодным, а на скулах заходили желваки. Гомон в гостиной затих, Эрик отвечать не торопился, и слышалось, как тикают часы на каминной полке — такой гробовой была тишина в комнате.

А потом Влад спокойно сказал:

— Этот охотник под защитой атли. Я за него ручаюсь.

— Андрей! — выдохнула я, и Эрик нахмурился. — Где?..

Он перевел взгляд на Антона, и тот растерянно ответил:

— На третьем, в пустой комнате. Четвертая дверь справа…

Я посмотрела на Эрика и, видимо, выглядела в тот момент жалобно, потому что он вздохнул и недовольно кивнул:

— Иди уже.

Я пошла. Развернулась и буквально взлетела по лестнице, не обращая внимания на ноющее колено — мимо ошарашенного Антона, мимо Эли, спускающейся вниз с подносом, мимо защитниц альва. Наверх — к живому другу, которого несколько раз мысленно похоронила.

Успею еще себя казнить, сейчас не время.

В коридоре на третьем моргала лампочка, словно жаловалась на присутствие врага в доме. Мягкий ковер скрадывал шаги. Тепло окутывало, соблазняло все бросить и спуститься вниз, на второй этаж, ближе к кровати.

Я устала. В спертом воздухе отчетливо чувствовался дух смерти. Проветрить бы…

Поравнявшись с нужной комнатой, я толкнула дверь. Внутри было темно. Пыльно. В углу бесформенной кучей лежал старый хлам — стул с обломанной ножкой, ржавая стремянка, пустые банки из-под краски. Мусор, который и на чердак-то выносить не стоит, не то, чтобы в комнате хранить. Ковер на полу поистерся и скалился дырами, в углах поселилась мохнатая паутина. Тут убирают вообще? Свалка, а не спальня!

А ведь Андрея специально принесли сюда. И не уложили даже — бросили. Сгрузили на кровать и закрыли дверь.

Враг в доме. Только вот какой он враг? Побитый весь, слабый…

Андрей лежал на кровати поверх застиранного шерстяного пледа и, казалось, спал. Лицо пестрило синяками и ссадинами, правый глаз заплыл, щека опухла, а висок был неаккуратно залеплен лейкопластырем. Лейкопластырь потемнел от пыли и топорщился клейкими краями.

Костяшки пальцев на руках Андрея были стесаны, одежда испачкана и кое-где изорвана. Казалось, его тащили по грязному, щербатому полу и били одновременно.

Он глубоко и тягостно вдохнул и сипло выдохнул. Дрогнули ресницы, наморщился лоб, с губ сорвался едва различимый стон, и я невольно коснулась его руки — чтобы утешить, облегчить хоть чем-то незавидную участь отвергнутого своими же охотника.

— Поля… — шепнул он, открыв здоровый глаз.

— Тссс, уже все хорошо.

Голос гортанный, хриплый, и слезы по щекам снова. Сколько их там, внутри? Казалось, за эти дни я все выплакала. Тома, Барт, Алла. Теперь вот еще Андрей…

— Поля, — повторил он, как мантру и склонил голову влево, пытаясь осмотреться. — Где…

— У скади, — поспешно ответила я, присела рядом и поспешно соврала: — Сейчас другую комнату приготовят. Белье, там, полотенца. Полы протрут. Ты уж потерпи…

— Спасибо.

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой, рваной. Из разбитой губы сочилась кровь.

— Я скучала, — призналась я тихо. — Очень.

— Это еще не конец. Богдан ждет пополнение с запада. Охотники направляются в Липецк. Лучше уехать, переждать.

— Нет! — резко перебила я. — Я не сбегу. Не в этот раз. Сегодня мы выстояли почти без воинов. И в следующий раз выстоим. А Богдана этого я лично прибью, обещаю!

Андрей вздохнул. Глаза прикрыл, будто я сказала что-то плохое, недостойное. Рука дернулась, мазнула по покрывалу. Тишина. Только стены гудят — ветер в трубах. А из окна рассвет смотрит — серый, заштрихованный снегом.

Война. Верю ли я, что это происходит на самом деле? И Андрей теперь… Как? Что… Кто мы?

— Богдан был отличным парнем, — сказал он тихо. Глаз открывать не стал, так и лежал зажмурившись, и ладонь обмякла в моей руке. — Мы с ним прошлую войну прошли плечом к плечу. Он почти не убивал, жалел хищных. Пару раз давал уйти целому племени. Я его прикрывал, как мог… А потом Мишель… Мишеля он тебе простить не смог.

— Хочешь сказать, я должна простить ему Аллу? Алла погибла сегодня! — взорвалась я.

— Ничего я не хочу сказать, Полина, — устало ответил Андрей. — Я знаю его другим, и мне тяжело смотреть на то, что происходит. Охотниками так просто не становятся…

Верно, не становятся. Нужно потерять. Отчаяться. Разозлиться. Сойти с ума от горя. Только так можно заполучить благодать, пройти испытания богов и доказать, что ты достоин.

Чего? Убивать?

Ведь теперь я знаю, что все они — лишь слабая тень Хаука. Полуразвоплотившиеся духи, туман, ничто. А вот он… Его светящиеся щупальца, живая, первородная ярость, взгляд, сбивающий с ног. Он достоин, его сами боги послали.

Выстоим ли мы? Есть ли шанс?

— Мне все равно, — глухо сказала я и убрала руку. — Если Богдан еще раз нападет, я его убью. Потому что сейчас мне не до жалости. Первые идут.

Немая сцена. Андрей с вытаращенным глазом — второй заплывал с каждой секундой все больше, и щека опухала, сползая вниз. И ведь не поможешь ничем — охотник. Лекари хищных тут бессильны, а то я бы уже прислала Элю.

Нужно и правда унести Андрея из этого свинарника. В конце концов, я здесь хозяйка, и имею право…

— Как… Первые? Куда идут?

Дурацкая ситуация. И рассказать бы: о Креге, о смерти Барта, о портале. О видении. Но почему-то не получается. Только хихиканье истеричное и ком в груди. Тяжелый, давит.

— Хаук, представляешь?! — Я встала и отвернулась, торопливо стирая слезы и глупую улыбку — полустраха, полубезумия. — Чертов Хаук. Лив. Херсир и Гарди. Они…

— Первые… существуют? — совершенно искренне удивился Андрей. Хотела бы я уметь так искренне удивляться. И верить в лучшее.

От будущего веяло бедой. Неотвратимостью. Тяжелыми решениями. Болью. Потерями. От ощущений этих щемило в груди. Наверное, все же усталость, не хочется верить в плохие предчувствия. Нужно выспаться. Но сначала устроить Андрея.

— Я сама не верила. Но лично видела, как открылся портал. А потом видение. Лив и Хаук. Они придут, Андрей. Скоро.

Андрей молчал долго. И я молчала. Снег мягко ложился на подоконник, в коридоре прошаркали чьи-то шаги. И снова стало тихо, словно дом уснул.

— Твой муж, — наконец, тихо сказал охотник, — ненавидит нас всех. Ему нравится убивать, и когда он дерется, в нем живет зверь. Он бы и меня, наверное… если бы не Влад.

Я кивнула.

— Поэтому я и просила Влада. Но Эрик не зверь. Он просто… запутался. Но я помогу ему, и все будет хорошо.

Знать бы тогда, как оно будет. Но я не знала. Потому и верила, что все у нас получится.