Возвращение к истокам (СИ)

Глава 5. Предвестники беды

На другой комнате для Андрея я настояла. И взгляд Эрика — недовольный, с вкраплениями рождающейся злости — выдержала. Скади удивились, конечно, но спорить не стали. Лишь молча качали головами и понимающе кивали шепоткам Лары — защитница с удовольствием делилась с соплеменниками воспоминаниями о моих похождениях.

Впрочем, мне было плевать. Лишь добравшись до спальни, я упала на кровать — как была, не раздеваясь, и провалилась в сон. Снился мне Хаук. В этот раз он не пугал, и вообще никому не угрожал. Стоял на горе молитв и всматривался вдаль — туда, где в закате предусмотрительно быстро скрылся Херсир, оставив ар и прошлую жизнь. Лицо охотника еще не хранило отпечатков страшных битв — гладкое, не испорченное шрамом, солнцем и ветрами, лицо молодого палача. И лишь глаза, зоркие и прищуренные глаза сокола, выдавали в нем убийцу.

А под утро мне приснилась Алла. Сильная амазонка в костюме из кожи, на поясе — короткий меч, на голове — повязка из темного хлопка. Она улыбалась пустыне в хельзе, а за ее спиной готовая драться выжидала армия хельинов. Был ли этот сон вещим? Я не знала и вряд ли когда-нибудь найду Аллу в хельзе.

Призрак Аллы мучил меня долго. Просыпаясь ночью, я утыкалась в пропитанную липким потом подушку и душила рыдания, рвущиеся из груди. В такие моменты кровать все чаще оказывалась пустой и холодной, Эрик возвращался под утро — усталый и задумчивый. Целовал меня в лоб и долго лежал, обнимая, а я замирала пойманной птицей с израненным крылом.

Мне не хватало его и почему-то казалось, подсознательно он все же винит меня в смерти Аллы. После похорон он долго стоял над ее могилой, забросанной белыми цветами. А когда мы уезжали, задержался — ненадолго, на несколько минут — у двух сглаженным временем холмиков, припорошенных снегом. «Божена» и «Эдмунд» гласили таблички.

Родителей Эрик так и не отпустил.

На следующий день в дом скади вернулись альва. Будто и не уезжали — заняли опустевшие после отъезда комнаты, и все встало на свои места. С альва в доме стало спокойнее. Возможно, ощущение надежности проснулось из-за прошлой войны, а может, из-за последней битвы с охотниками, когда Мирослав здорово меня поддержал.

Вопреки ожиданиям, хегни не съехали. Понемногу страх улегся, обстановка перестала быть нервной, и Филипп улыбался по утрам, встречая меня в столовой.

Андрей поправлялся быстро — кен охотника и ускоренная регенерация творят чудеса. Правда, комнату он покидал редко, все чаще сидел за книгами в старинном кресле у окна. Плед, томик Брэдбери и рассеянный, затравленный взгляд. И я приходила к нему трижды в день, приносила поесть и книги из библиотеки, а по вечерам садилась на подоконник и смотрела на улицу. Охотник все чаще молчал, много читал, мало и ужимисто улыбался и наверняка хотел сбежать из дома, наполненного хищными.

Бежать было некуда. Богдан не объявлялся, но ищейки скади уверенно утверждали: охотники в городе, их много и они затаились, выжидая удобного для нападения момента. Впрочем, у нас были защитные амулеты Альрика, летописи охотников, методично расшифровываемые жрецами, десять боевых заклинаний и личные записи Альрика с отчетами его безумных экспериментов.

Уныние овладевало мной основательно и прочно и, наверное, овладело бы полностью, если бы не Влад. Он нашел меня на пыльном чердаке, среди заброшенных, забытых картин, обломков старой мебели, в запутанном паутиной углу. Сначала я хотела здесь прибраться, но постепенно мне понравилась статика этого места, куда никто, кроме меня и Даши не ходил. Я видела ее иногда, спускающейся с лестницы, что вела к массивному деревянному люку. Защитница стирала остатки слез и несколько раз глубоко вдыхала, прикрывая глаза. Старалась успокоиться и вернуть привычную маску уверенности сестры вождя.

На чердаке Даша общалась с собственными демонами.

В такие моменты я старалась стать незаметной, юркнуть в одну из гостевых комнат, чтобы она меня не заметила. Одиночество — иногда необходимое лекарство.

Жаль только, Влад был со мной не согласен. Скрипнули старые петли люка, над полом показалась светловолосая голова, а потом и весь Влад — ворвался в мое убежище и заполнил собой почти все пространство, нарушая столь необходимое уединение.

— Все себя изводишь?

Мы почти не общались после яростного разговора о Барте, и я не стремилась пойти на контакт. Поэтому отвернулась к стене, обнимая колени, и уткнулась в них подбородком.

— Прекрати, пророчица. Ты ни в чем не виновата. Мы потеряли пятерых в нашей вылазке, а достали пару безделушек. Ты же защитила дом.

Я покачала головой и невольно хмыкнула. Для Влада люди всегда были лишь солдатами, и он измерял их численностью. Люди, которые не близки.

Для близких существовали свои, отдельные правила.

— Для меня все не так. И я не хочу жить с мыслью, что завтра погибнет кто-нибудь из скади, атли или альва. Зачем жить, постоянно ожидая смерти?

— Если ждать, то смысла нет, — согласился Влад, хлопнул входным люком и шагнул к стопке прислоненных к стене картин. Провел пальцем по пыльной раме и сделал вид, что изучает молекулярный состав грязи. — Но ты не жди. Живи. Отпусти, наконец, тех, кто погиб. Мы потеряли пятерых, Эрик лишился двоих воинов. Что, ты думаешь, будет, если он станет жалеть себя? Это война, Полина. Ты не сможешь спрятать всех под крылом, как наседка — цыплят. И должна понимать, что каждый из нас может погибнуть. Будь готова хоронить людей.

— Я — не ты, — огрызнулась я. — Не нужно внушать мне свою философию наплевателя.

— В том-то и дело, что мне не наплевать. Но жалеть себя — последнее дело. Это слабость, и враг использует ее, не сомневайся.

— Не только враг, — язвительно поправила я. — Ты тоже пользовался.

— Верно, — кивнул он. — Твои слабые места видны отлично.

— Иногда я тебя ненавижу…

Мало места, и воздух в надежном до этого момента убежище спертый. Злость просыпается: в конце концов, это мой дом, а я даже спрятаться в нем не могу! Запретить, что ли, посторонним подниматься сюда? Интересно, на это у меня хватит полномочий?

Впрочем, умом я понимала: ненавидеть Влада глупо. Он прав, слабостей у меня предостаточно, и если не охотники используют их, то Первые точно. А Барт не для того меня готовил…

Для чего?

Ответа на этот вопрос не было. Был кен в жиле — чистая ярость сольвейга. Был опыт — злой, колючий и познавательный. Была неизвестная мне миссия. А еще видение.

Когда я рассказала о нем Эрику, он нахмурился. Молчал, постукивая пальцами по столешнице, и на меня не смотрел. А потом начались отлучки по ночам. Спрашивать, куда он уходит от меня, было боязно. Иррациональный, нелогичный и совершенно обезоруживающий страх мешал спросить. Смыкал губы, и рвущиеся на волю слова застревали в горле.

— Мне не привыкать, — горько усмехнулся Влад и повернулся к выходу. И уже спускаясь, возвращая мне уединение, повернулся на шаткой лестнице и сказал: — Не смей расклеиваться! Охотники придут снова, и ты нужна скади.

Наверное, с высоты поста вождя, жизни соплеменников кажутся мельче. С моей колокольни каждая капля крови, каждый стекленеющий взгляд ощущался острее. И для ненависти действительно нет причин — мы просто разные.

— Влад, — окликнула я его, когда он почти захлопнул люк. Он обернулся, как всегда, с невозмутимым лицом, на котором я, наверное, никогда не научусь читать. — Спасибо, что вытащил Андрея.

Он улыбнулся уголками губ и ответил:

— Не за что, пророчица.

А через несколько дней я поняла, где все это время пропадал Эрик. Ревность шевельнулась, поскреблась в груди злой кошкой и снова свернулась клубком. Изображать радушную хозяйку, когда в дом приходит неприятный тебе человек, всегда сложно. Наверное, именно поэтому улыбка вышла натянутой и совершенно неискренней. Язвительные слова рвались на волю, но я душила их в зародыше — в одной из комнат наверху жил Андрей, и я знала, насколько нелегко далось Эрику это решение. Значит, и я постараюсь принять его гостя, как полагается.

Гектор был серьезен. Не напуган, нет — таких, как он, не испугаешь грядущей бедой. Озабочен. Малословен, задумчив и готов идти на компромиссы.

Он смешно оттопыривал мизинец, отпивая из чашки давно остывший чай. Спина его была ровной, а серый костюм идеально выглаженным. В до блеска начищенных ботинках отражались блики настенных бра. Ясновидец смотрел на меня изучающе, но не зло. Ненависть сошла на нет с излечением Лидии, ссориться больше не имело смысла, но я все еще помнила и его серый, вязкий кен, и боль в жиле, когда я с усилием выталкивала его наружу. А еще одинокие ночи и мокрую от слез подушку. Жар амулета Эрика. Барта, который…

Последние воспоминания ранили особенно, невольно усиливая неприязнь к Гектору.

— Зачем он здесь? — вырвалось у меня против воли. Щеки полыхнули, жар перекинулся на уши и затылок, но взгляда я не отвела.

— Гектор поможет поставить защиту, — невозмутимо объяснил Эрик и откинулся на спинку высокого кресла. Наблюдать за нами, похоже, было интересно, поэтому разговор он не начинал, и до этого вопроса мы пили чай в абсолютном молчании. Лишь дрова в камине трещали — видимо, принесли сырые, и они не успели просохнуть. А еще бурые ветви бились в окно, будто бы хотели внутрь, в тепло. Атли уехали на место, некогда бывшее их источником, альва — за остатками вещей. Хегни спрятались наверху и притихли, словно мыши в ожидании прихода кота. — Ясновидцы умеют скрываться не только от хищных. От охотников тоже.

— А ему это зачем?

Знаю, говорить о человеке в третьем лице в его присутствии невежливо. Но Гектор, похоже, совершенно не обиделся и даже не смутился. Подался вперед, ставя чашку на поднос, и улыбнулся уголками губ.

— Первые опасны не только для вас, — сказал ясновидец. — Я пришел просить Эрика принять свой клан в вашем доме. Скоро все переменится, и жертвы будут в каждом из видов.

— В доме скади живет четыре племени хищных, — повернулась я к Эрику. — Четыре! Как ты собираешься удерживать их от искушения выпить кого-нибудь из его клана?

— Никто не посмеет, — спокойно ответил Эрик.

— Скади не посмеют, если ты прикажешь, — кивнула я. — Но остальные? Атли. Альва. Хегни. Как сдержишь их?

— Захотят жить в защищенном доме, придется подчиниться. Напомнить, что охотник тоже здесь живет?

Живет. Правда, Эрик готов взглядом прожечь дверь той комнаты, особенно когда я оттуда выхожу. Он хмурится и отвечает односложно. Недовольно, ворчливо. И лишь спустя некоторое время отходит и улыбается. Я терплю. Ради Андрея. Потому что он мой друг, и я его ни за что не брошу.

Гектор другом не был. Но не был и врагом. И Эрик, как никто, понимал: в будущем противостоянии мы должны использовать все, что у нас есть, даже больше. Это «больше» он привел в дом.

— Я видел охотника, — тихо и будто бы по секрету сказал ясновидец. Склонился над журнальным столом, обвел пальцем ободок чашки. Даже Эрик подался вперед, мышцы на его лице напряглись, по скулам заходили желваки, а глаза сузились, напоминая глаза леопарда перед прыжком.

— Хаука, — подтвердил Гектор еще тише, и шелестящие звуки, треща, сгорали в воздухе.

— Где?

В голосе Эрика — напряжение, а я даже слова не могу из себя выдавить. Хаука? У нас? Ну конечно, ведь портал открылся именно в Липецке. Странно было бы предполагать, что он начнет не с нас.

Предполагать хотелось. И я даже поверила, отвлеклась на войну с охотниками, на разборки с остатками их армии, которая после смерти Альрика напоминала неслаженную толпу. Забылась. А ведь видения не врут. Никогда.

— В Подмосковье, — опроверг мои предположения Гектор. — Там живет клан Олега. Хаук ищет Херсира, Эрик. И когда найдет…

— Если найдет, — поправил Эрик.

Неважно, найдет или нет. Рано или поздно Хаук начнет убивать, если уже не начал. Хищным точно не выстоять.

— Если не найдет, он будет искать тебя.

Воздух — склизкий студень, не вдохнуть. Темнеет… Зимой всегда рано темнеет, и с темнотой приходит страх. Эрик спокоен и задумчив, а я не могу пошевелиться — нет, не от страха — от ужаса.

Почему я не задумывалась об этом раньше? Почему даже мысли не возникло, а ведь она должна была… первым делом…

Хауку нужна кровь. Кровь Херсира. И если он не найдет его самого, то отыщет его потомков в этом доме.

И никому уже не спастись, разве что…

— Ясновидцы умеют ставить защиту от охотника?

Гектор качает головой. Улыбка у него грустная, и сам ясновидец бледен, а ведь еще секунду назад на щеках пылал румянец — камин горит ярко и пышет жаром. Я даже свитер сняла. На скулах у старика пляшут тени, и кажется, его серый кен горит под кожей.

— Не ясновидцы. И не хищные. Но мы вместе — да. Для этого нужна смесь, и я готов поделиться.

Он говорит, но на лице его — обреченность. У него получилось бы скрыть, и навыки видны, только я научилась различать за эти годы. Гектор видел что-то, что не так радужно, как он хочет показать. Впрочем, мне он все равно не скажет.

— Я готов поделиться, — повторяет он, не сводя с меня серых, проницательных глаз. — Готова ли ты?

Я чувствую связь между нами. То, что всегда объединяло провидцев. Дар? Проклятие? На этой войне и не скажешь. Да и так ли это важно? Есть события, предотвратить которые нельзя.

Тогда я не знала, что в большой гостиной скади, заполненной полумраком, в тишине, нарушаемой лишь треском дров в камине, решалась судьба наших видов. Впрочем, для меня, как для песчинки в пустыне, части целого, это было вторично.

В гостиной скади Гектор увидел будущее, касающееся лично меня. Предназначение, о котором говорил Барт и о котором частично умолчал. То, о котором писал Гуди в книге Арендрейта.

То, которое не предотвратить.

Мою смерть.