Возвращение лорда Рэмси

ГЛАВА 12

Осторожно ведя брата по глинистому скользкому берегу к воде, Чарльз Рэмси не переставал думать о Пруденс Стэнхоуп. Вцепившись в плечо брата, Руперт сделал очередной скачок. Дыхание со свистом вырывалось у него из груди. Многим людям подобная прогулка отравила бы всякое удовольствие от купания, но Чарльз с Рупертом взяли за правило ежедневно совершать этот мучительный ритуал. Сегодня ожидавшее их в конце пути вознаграждение представлялось им особенно желанным. Воздух с каждым мгновением становился все плотнее и удушливее, и от этого солнечные лучи казались еще более жаркими. Медленно братья продвигались к воде. На них были сейчас лишь свободные турецкие шаровары, и легкий бриз слегка развевал конец левой штанины Руперта, завязанной на колене узлом.

– В воде я снова чувствую себя почти целым, – признался как-то брату Руперт. – Вода словно возвращает мне ногу. И благодаря нашим прогулкам к морю, я с каждым днем все больше набираюсь сил.

Ежедневное мучительное путешествие Ру к морю было для Чарльза источником вдохновения, символом его собственной решимости справиться с финансовыми трудностями, вновь обрести опору, хотя почва и была буквально выбита у него из-под ног. Лучшего брата, чем мужественный, неунывающий Руперт, трудно было сыскать. Если Ру опирался на него физически, то сам он неизменно находил в своем одноногом брате духовную поддержку. Руперт был первым, с кем Чарльз поделился своими идеями относительно путешествия на Восток. Именно Руперту написал он о своих успехах. И сейчас, благодаря ежедневным совместным прогулкам и купаниям в воде, обладавшей, по слухам, необычайными целебными свойствами, братья могли откровенно поговорить друг с другом о своих опасениях, страхах и надеждах на лучшее будущее. Ни тот, ни другой не сомневались, что надежды эти оправдаются, несмотря на странное стечение обстоятельств, в результате которого Рэмси оказались навечно связанными с Флетчерами, завладевшими их состоянием. Во время одной из этих ежедневных прогулок Руперт сказал Чарльзу:

– Когда мы с Грейс сбежали в Гретна-Грин, я и не подозревал, что твое наследство попало в руки Майлза Флетчера. Знай я об этом, я, вероятно, не женился бы на Грейс.

– Глупости! Конечно, женился бы. Я в жизни не видел более влюбленной пары. Глядя на вас, я постоянно ловлю себя на мысли, что сам мечтаю именно о таком счастливом союзе.

– Рад это слышать. После твоего возвращения из-за границы Грейс боялась, что вы с ней никогда не станете друзьями. Уверен, то же самое чувствует и Аврора сейчас.

– Майлз Флетчер не вызывает у меня особых симпатий, – признал Чарльз. – Однако я решил с ним не ссориться и относиться к нему если и не как к брату, то по крайней мере как к родственнику, которого я вынужден терпеть ради сестры. Тем более что возникновение столь тесной связи между нашими семьями можно объяснить только действием кармических сил.

– Карма? Это что-то наподобие кисмета?

– Да.

– Тогда зачем ты путаешь меня, употребляя еще один дурацкий термин? – Опираясь на плечо брата, Руперт сделал очередной скачок, и в тот же момент камень, на который ступил Чарльз, подался у него под ногами. Оба брата покачнулись.

У Руперта от испуга, что они с Чарльзом сейчас упадут, перехватило дыхание, но уже в следующую секунду Чарльз восстановил равновесие.

– Если ты упадешь и уронишь меня, Чаз, опозорив перед всеми дамами на пляже, среди которых находится и моя очаровательная жена, я дам тебе пинка.

– Пустые угрозы! – Чарльз остановился у самой кромки воды и крепко ухватил брата. – Ты тут же шлепнешься на задницу, если так сделаешь. К тому же ты и так наверняка не раз выставлял себя перед Грейс полным дураком. Ведь ты влюблен.

– Какое отношение имеет моя влюбленность к чему бы то ни было?

– Влюбленные всегда выглядят настоящими идиотами.

Руперт рассмеялся и сделал еще один неуклюжий скачок.

– И когда же выставишь себя дураком ты, братец?

– Я? Разумеется, когда позволю себе влюбиться.

– Позволишь? О каком позволении ты говоришь? Такое просто происходит с тобой, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Разве не так?

– Я не могу влюбляться. У меня нет для этого средств. – Чарльз скорчил гримасу, ступив в холодную воду. У Ру не было иного выбора, как только последовать за братом.

– Да неужели? Это у тебя-то нет средств? Черт, ну и холод!

Чарльз был не совсем уверен, относится ли последнее замечание Руперта к его взглядам на любовь или температуре воды.

– Да так недолго и член отморозить!

– А, так ты говорил о воде. Я было подумал, ты осуждаешь мой подход к любви.

Руперт расхохотался.

– Ну, в том, что касается этого, то я поражаюсь, как ты можешь стоять здесь, поддерживая одноногого калеку без единого пенни за душой – по крайней мере до тех пор, пока его книгу не начнут раскупать, – и иметь наглость говорить, будто не можешь влюбиться, поскольку у тебя нет средств!

– Но это правда. Ты тверже стоишь на одной ноге, чем я на двух, в том, что касается моего теперешнего финансового положения.

– Уверен, ты преувеличиваешь. Разве принц не приобрел у тебя несколько весьма ценных предметов из тех, что ты ему показывал?

– Принц приобрел их целую кучу, но пока я не видел от него и шестипенсовика.

– Не может быть!

– Еще как может! Знаешь, за все те годы, что я собирал предметы искусства, мне ни разу даже в голову не пришло, насколько трудно купцу получить по счетам свои деньги, пока я сам не занялся торговлей.

Ру слабо улыбнулся, явно испытывая неловкость.

– Но ведь принц не единственный твой покупатель?

– Верно. Благодаря благосклонному отношению ко мне его высочества, мне обещают золотые горы, но при этом ни один из представителей бомонда, похоже, не считает нужным вовремя платить по счетам.

– Вероятно, этого следовало ожидать. Так ты, выходит, в безвыходном положении?

– Ну, пока все не так уж плохо. Не тревожься обо мне, Ру. Я взял в привычку тоже не спешить с оплатой собственных счетов. Ничего другого мне и не остается, если только ты случайно не заметил, что за мной увивается какая-нибудь прекрасная и богатая наследница, вроде твоей Грейс.

– Наследницы мне на глаза не попадались, но мне известна некая гувернантка.

Чарльз вздохнул.

– Надеюсь, ты не станешь советовать мне поддаться чарам молодой женщины, которая так же бедна, как я сам?

– Я советую тебе влюбиться в женщину, к которой тебя влечет, и не думать о том, каково ее материальное положение. Состояния создаются и теряются в мгновения ока. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Но редкий и хрупкий цветок любви следует срывать, где бы и когда бы он ни расцветал.

Чарльз стиснул плечо младшего брата.

– Твои слова, малыш, все чаще напоминают мне слова поэта. Ты сильно изменился за то время, что мы с тобой не виделись.

– Как и ты, – заметил Руперт. – Но, полагаю, я изменился не настолько, чтобы ты не мог мне поведать, что именно произошло между тобой и мисс Стэнхоуп в тот день, когда вы встретились в банях. – Он сделал многозначительную паузу. – Ты отсутствовал тогда довольно долго. Неужели ты и в самом деле решился сделать девушке массаж?

Они вошли в воду уже почти по пояс. Волны мягко били их по ногам, толкая то в одну, то в другую сторону. Почти такое же противоречивое действие оказывали на Чарльза и вопросы Ру. Он колебался, не зная, что ответить брату.

– Думаю, ты вполне заслуживаешь того, чтобы тебя окунули с головой.

– Должен ли я понимать твои слова как положительный ответ на мой вопрос?

Со смехом Ру оттолкнулся от брата и, погрузившись в воду, поплыл. В воде он был достаточно проворен, чтобы уйти от погони.

– Ты не можешь состязаться с калекой! – крикнул он, когда Чарльз вслед за ним плюхнулся в воду.

– Ты так считаешь?

Полный решимости доказать брату, что тот ошибается, Чарльз откинул со лба мокрые волосы и устремился вдогонку за Рупертом.

На ступенях бани Пруденс мгновение помедлила. Снаружи воздух был почти таким же влажным, как и внутри. Кингз-роуд была сегодня необычно тихой и совершенно пустынной, если не считать одинокого экипажа, поджидавшего возле бани своего владельца. Черная четырехместная карета была знакома Пруденс. Именно в ней приезжала сюда Роза Торгуд за телом своей внезапно скончавшейся во время процедур сестры. Сегодня, к счастью, экипажу предстояло увезти отсюда только Розу.

Пруденс была рада, что на улице никого нет и что никакая закутанная в простыню фигура не провожает ее на этот раз до дверей. Однако, поймала она себя на мысли, ей было бы приятно встретиться снова с лордом Рэмси. Как ни странно, но сегодня она ощущала его отсутствие так же остро, как прежде его присутствие.

Позади нее послышался голос миссис Мур:

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете.

От всего сердца Пруденс понадеялась, что миссис Мур ошибается.

– Да?

– Разумеется. Я тоже не могла не вспомнить о нашем с вами последнем приходе сюда. – Она кивком показала на дверь бани. – Я имею в виду ту бедную женщину, что умерла здесь в тот день, так что шестерым мужчинам пришлось выносить ее отсюда. Как странно, что сегодня вы встретились здесь с ее сестрой. Как же ее зовут? Роза? Бедняжка. Весьма приятная особа, как мне кажется.

– Очень приятная, – согласилась Пруденс. Ей вдруг стало грустно. Она действительно надеялась увидеть сегодня здесь Рэмси, хотя бы только мельком. При их последней встрече в читальне Доналдсона он так ничего ей толком и не сказал по поводу двадцати четырех часов, которые она ему проиграла, хотя, казалось бы, это должно было интересовать его в первую очередь. Ведь, если сердце ее не обманывало и Рэмси действительно ею увлекся, он должен был стремиться как можно скорее потребовать от нее возвращения этого долга.

Неожиданная встреча с Розой Торгуд в тот момент, когда она ожидала увидеть Рэмси, заставила ее с особой остротой почувствовать его отсутствие. К тому же встреча с Розой напомнила ей о краткости бытия и несомненной тщетности ее надежд, которые она по своей глупости все еще лелеяла, совершить когда-нибудь путешествие в далекие загадочные страны. Но хуже всего было то, что эта встреча невольно обратила ее мысли к погибшим родителям, вновь пробудив в ней боль утраты. Когда бы она о них ни думала, ее неизменно охватывало чувство беспредельного одиночества. А сейчас оно усугублялось еще и пониманием того, как сильно она будет страдать, расставшись с Эдит, Джейн, Джулией и Тимом.

Тим ждал ее сейчас, мечтая заключить в свои объятия. Он не понимал, что тем самым отказывает ей в счастье, которое желал дать.

– Может, прогуляемся по Марин-Парад? – предложила она, стремясь хоть немного оттянуть тот момент, когда ей придется встретиться с Тимоти.

Посмотрев на небо, миссис Мур поднесла к глазам висевшие у нее на груди часики.

– Полагаю, это было бы весьма неразумно, Пру. Нас ждет мистер Маргрейв. И потом, в такую погоду мы изжаримся, пока дойдем, если выберем более длинный путь.

Пруденс вдохнула полной грудью нагретый солнцем солоноватый воздух. Было нечто успокаивающее, нечто говорившее о беспредельности и вечности в сыром теплом бризе, дующем ей в лицо, в солнце, ласкающем кожу, в глухом рокоте волн, доносившемся с побережья. Это место, подумала она, словно создано для отдыха. В Брайтоне не нужно было никуда спешить. И здесь она несла ответственность только за саму себя. Она приехала сюда, чтобы восстановить силы, подумать, как ей строить дальше свою жизнь, и вновь обрести душевный покой. И поспешное возвращение в пансион, где ее ждал Тимоти, не могло способствовать решению ни одной из этих задач.

– Может быть, вам стоит отправиться прямо в пансион? – мягко предложила она. – Хотя бы только для того, чтобы сообщить моему кузену, что я решила немного пройтись по берегу. Собираются облака. Завтра погода вполне может испортиться.

Предложение Пруденс не вызвало у миссис Мур никакого энтузиазма.

– Я не могу оставить вас одну, когда вокруг крутится так много военных, – проворчала она.

Пруденс рассмеялась. Мужчин в военной форме в Брайтоне действительно было хоть отбавляй.

– Тогда идемте со мной. – Она взяла миссис Мур под руку. – С Тимоти ничего не случится, если он подождет нас чуть дольше.

Несмотря на жару, миссис Мур, стремясь поскорее возвратиться, быстро зашагала вперед.

Пруденс, в равной степени полная решимости замедлить их продвижение, отпустила руку миссис Мур и, открыв свой ридикюль, достала красиво разукрашенный веер, который всегда носила с собой.

– Ла-Манш кажется сегодня особенно красивым, – заметила она, обмахиваясь.

Красоты ландшафта явно не интересовали миссис Мур.

– Вы намерены сказать мистеру Маргрейву? – резко спросила она.

– Что? – В последнее время произошло довольно много такого, о чем Пруденс совсем не собиралась говорить Тимоти.

– Как обошелся с вами в банях этот ужасный Рэмси.

– Разумеется, нет. Что это даст? Тимоти и так уже настроен против лорда Рэмси. Я совсем не желаю, чтобы он вызвал его на дуэль или совершил еще какую-нибудь подобную же глупость, тем более что в сущности не произошло ничего ужасного.

– Но вам следует во всяком случае поставить его об этом в известность. Как он сможет защитить вас от этого распутника, если ничего не будет знать?

Пруденс вздохнула. Как может один распутник защитить ее от другого?

– Я не нуждаюсь в том, чтобы меня защищали. Тем более от лорда Рэмси. В последнее время он ведет себя, как истинный джентльмен.

– Правда? – Миссис Мур пожала плечами. – Мне трудно судить об этом, поскольку вы пока и словом не обмолвились о вашем визите в Павильон. Вы также ничего не сказали об этом и вашему кузену, как я заметила.

Вот оно что!

– Извините меня, ради Бога! Всему виной неожиданный приезд моего кузена. У меня как-то совершенно вылетело из головы, что я вам так ничего и не рассказала. Павильон внутри выглядит просто потрясающе! Жаль, что вы не можете увидеть всего этого великолепия собственными глазами. Рассказать вам сейчас?

– Если не возражаете. – В голосе миссис Мур прозвучал откровенный интерес.

Пруденс начала рассказывать о своем вчерашнем визите в Павильон, стараясь не упустить ничего, что могло бы представить интерес для миссис Мур. Описывая в мельчайших подробностях внутреннее убранство дворца, она не забывала упоминать при этом и имена приглашенных на званый обед гостей.

Миссис Мур хотела знать, как были одеты гости и какие подавались за столом блюда. Пруденс постаралась удовлетворить любопытство почтенной дамы. Лишь о замечаниях Рэмси относительно драконов и цветов лотоса, как и о его выигрыше в игре в триктрак и о спасении им ее ноги от Понсонби она не сказала ни слова.

– Мисс Стэнхоуп? – вторгся вдруг в ее повествование женский голос.

Пруденс оглянулась. В тени здания Уокеровской читальни стояла Грейс Рэмси и махала ей рукой. Читальню Уокера предпочитали многие отдыхающие, поскольку, в отличие от своего главного конкурента, читальни Доналдсона, она находилась рядом с Марин-Парад, откуда открывался самый изумительный вид на океан. Похоже, именно это и привело сюда сегодня Грейс. Перед молодой женщиной стоял мольберт, и в руке она сжимала длинную медную подзорную трубу.

– Кто это? – спросила миссис Мур.

– Грейс Рэмси, – ответила Пруденс и повернула в сторону читальни.

Миссис Мур раздраженно заметила:

– Ваш кузен относится с неодобрением к семейству Рэмси. Я слышала, как он говорил об этом.

– Знаю, – ответила спокойно Пруденс. – Однако я не во всем разделяю мнение моего кузена. У меня свой путь, у него – свой, – добавила она твердо, мимолетно подумав, поняла ли миссис Мур, что она хотела сказать своими последними словами.

Все так же раздраженно миссис Мур проговорила:

– Если вы собираетесь беседовать с этой женщиной, тогда, думаю, мне и вправду лучше отправиться прямо в пансион, чтобы сказать мистеру Маргрейву, где вы. Он, должно быть, уже волнуется.

Миссис Мур была явно недовольна тем, что их прервали. Тревожила ее, несомненно, и мысль, что Пруденс может не признавать в чем-то власти кузена. Поскольку у Пруденс не было ни малейшего намерения ставить почтенную даму в известность, насколько опасной была его хотя и ограниченная власть, она не стала удерживать миссис Мур.

– Полагаю, вы правы, – согласилась она. – Каждый из нас должен делать то, что считает наилучшим.

На том они и расстались.

Грейс помахала снова. Медленно Пру стала подниматься по аллее, ведущей к зданию читальни. Сегодня было невероятно жарко, и, не сделав и нескольких шагов, она вспотела, хотя и не переставала обмахиваться веером.

Грейс была откровенно рада их встрече.

– Вы чудесно выглядите сегодня, мисс Стэнхоуп, хотя и немного раскраснелись. Вы, как я понимаю, совершали свои омовения?

Пруденс кивнула.

Грейс поднесла подзорную трубу к глазам и посмотрела на океан позади Пру.

– А я пришла взглянуть, как мой муж и его брат совершают здесь свои в столь неприлично поздний час. В такую жару я чувствую соблазн к ним присоединиться, тем более что краски мои из-за влажности воздуха совершенно не сохнут. Хотите взглянуть на Чарльза с Ру? С гордостью должна заметить, что на море Ру ни в чем не уступает брату, поскольку соленая вода лучше держит.

Она прогнула подзорную трубу Пруденс, которая тут же сложила свой веер и поднесла трубу к глазам.

– Ну как, вы их видите? – спросила Грейс.

Пруденс настроила трубу и посмотрела на океан. Сверкающие на солнце волны на мгновение ослепили ее. Она не увидела ни Ру, ни Чарльза, но Ла-Манш выглядел необычайно прохладным и так и манил окунуться в его воды.

– Смотрите вон туда. – Грейс протянула руку в сторону океана. – Вы не можете проглядеть Чарльза. Он загорел до черноты, как настоящий морской волк, каким он себя считает.

Пруденс взглянула на пролив поверх грубы и, отыскав плещущиеся вдали среди волн фигуры, вновь припала к окуляру. И тут же увидела прямо перед собой Рэмси, который находился от нее, казалось, на расстоянии вытянутой руки.

От неожиданности она едва не выронила подзорную трубу. Мужчина, который нырял, кувыркался и плескался в воде, как выдра, потрясал воображение даже на расстоянии. Пруденс, конечно, не раз доводилось видеть в книгах изображения обнаженных мужчин и женщин. Да и здесь, в Брайтоне – разумеется, только на пляже, – обнаженные торсы, ноги и руки были вполне обычным явлением. Но сейчас, глядя на Легкомысленного Рэмси, Пруденс была вынуждена признать, что никогда еще не встречала мужчины, который выглядел бы без одежды столь же великолепно, как он. У него были широкие плечи, мощная грудная клетка, плоский живот, узкие бедра и стройные мускулистые ноги. Облаченный в одни лишь турецкие шаровары, Рэмси выглядел лучше, чем большинство мужчин в безукоризненно сшитых костюмах. Господь одарил его великолепным костяком, хорошо развитой мускулатурой и гладкой кожей, которая, как шелк, плотно облегала то, что лежало под нею.

Рядом с ним плескался его брат Руперт, чье увечье и незагорелая кожа еще больше подчеркивали совершенство фигуры Чарльза. Припав к окуляру, Пруденс затаила дыхание, боясь, что малейший ее вздох потревожит удивительное видение у нее перед глазами, и оно тут же исчезнет.

Внезапно ее бросило в жар, и ее лицо и шея, и так уже порозовевшие от солнца, стали ярко-пунцовыми. Именно этот мужчина, с которого она не сводила сейчас глаз, гладил ее совсем недавно по обнаженной коже. Именно ему она была должна двадцать четыре часа. С трудом она заставила себя оторвать от него взгляд.

– Что… – Слово прозвучало неожиданно хрипло. Она откашлялась я уже более нормальным голосом начала снова: – Что вы имели в виду, говоря, будто он считает себя настоящим морским волком?

Грейс, вновь уже державшая в руке кисть, сделала очередной мазок.

– Чтобы сэкономить на проезде от Индии до Англии, Чарльз нанялся матросом на грузовое судно. По его словам, он так вошел в свою роль, что носил на борту только национальную индийскую одежду. Он также научился плавать, как дельфин, ругаться на четырех языках и овладел в совершенстве игрой в триктрак.

Пруденс, почувствовав мгновенную досаду, прикусила губу. Неудивительно, что она ему проиграла и будет вынуждена теперь провести в его обществе двадцать четыре часа. Нет, мужчинам нельзя ни в чем доверять. Она поднесла к глазам трубу и вновь посмотрела на Рэмси. Почему же, опять подумала она, он до сих пор не потребовал у нее этих проигранных ею двадцати четырех часов?

Грейс тем временем, не замечая, что Пруденс занята своими мыслями, продолжала:

– Он утверждает, что для него это было настоящим приключением. Однако я уверена, он не все мне рассказал. Если внимательно приглядеться, на спине у него можно увидеть еле заметные шрамы… как от ударов кнутом. Пруденс продолжала задумчиво смотреть на океан. Она не могла отрицать своего интереса к Легкомысленному Рэмси. Он представлялся ей неизведанной землей, которую ей страстно хотелось исследовать, хотя мысль об этом и страшила ее.

Неожиданно Рэмси словно почувствовал, что на него смотрят. Он повернулся, окинул взглядом побережье и, заметив Пруденс с Грейс, застыл. Конечно, смешно было предполагать, будто он может видеть их на таком расстоянии так же ясно, как они его с помощью трубы. Однако он смотрел в их сторону столь пристально, что на какую-то долю секунды Пруденс в это поверила вопреки всем законам физики. Он поднял руку и помахал ей, в водяные брызги с кончиков его пальцев полетели в разные стороны, мгновенно засверкав, словно бриллианты, на солнце, как и капли воды на его бронзовом теле.

Запаниковав, Пруденс опустила трубу. Она не доверяла Рэмси. У нее не было даже твердой уверенности, что он ей нравится. Однако он слишком ее интриговал, чтобы она могла его игнорировать. Сказать по правде, когда бы она ни смотрела на него, в ней тут же вспыхивало желание. Ей вдруг страстно захотелось броситься прямо в одежде в воду и прижаться к его груди мокрым телом, как однажды к ней прижался Тим. Вероятно, подумала Пруденс, она была настоящей развратницей, если ее влекло сразу к двум мужчинам. Не стала ли она вдруг жертвой безумной страсти? Почему ее терзали сейчас откровенно чувственные желания, тогда как раньше подобные мысли даже не приходили в голову? По жилам у нее словно текла раскаленная лава. Ей казалось: еще мгновение – и она окончательно утратит контроль над собой. Эта мысль испугала ее.

Опустив подзорную трубу, Пруденс тут же принялась обмахиваться веером в попытке хоть немного остудить пылавшие жаром шею и лицо. Ее стесняла одежда, которая была на ней, как и ситуация, в которой она оказалась.

Рэмси вместе с опиравшимся на его руку братом направился к берегу. Они явно намеревались присоединиться к ним с Грейс. На мгновение у Пру возникло искушение сунуть подзорную трубу в руки Грейс и сбежать. Если его вид потряс ее до глубины души, когда она смотрела на него в подзорную трубу, не в силах оторвать глаз, то что с ней будет, когда он окажется рядом, мокрый и практически голый? Куда ей смотреть тогда?

Пруденс совершенно не желала этого выяснять. Она должна была Легкомысленному Рэмси двадцать четыре часа своего времени, и ей никак нельзя было терять сейчас голову. Она обязана была справиться со своей безумной страстью.

– Красавец, не правда ли? – заметила с озорной улыбкой Грейс.

– Руперт? – Пруденс сделала вид, что не поняла ее. Ей хотелось закончить разговор с Грейс как можно скорее и уйти до того, как к ним присоединятся братья Рэмси. Грейс рассмеялась.

– Разумеется, я считаю, что Руперт великолепен, но вы же не собираетесь отвоевывать у меня моего мужа, не так ли? Нет, я имела в виду Чарльза.

– О, я…

Грейс снова рассмеялась и махнула в сторону Пруденс рукой с зажатой в ней кистью, так что краска брызнула на камни у нее под ногами.

– Должна признаться, вы ему нравитесь.

Пруденс покраснела, не совсем поняв, кого имела в виду Грейс. Веер так и заходил у нее в руке.

– Моего мужа мало кто привлекает…

А… выходит, она нравится Руперту. Грейс продолжала:

– Но Чарльз… Чарльз обладает совершенно удивительной способностью завязывать дружеские отношения с любым человеком, даже когда ни о какой дружбе, казалось бы, не может идти и речи. Вы знаете, я ужасно боялась, что мы с ним никогда не подружимся, настолько неприятной была ситуация, когда мы с ним впервые встретились.

– Под неприятной ситуацией вы имеете в виду то, что наследство Рэмси досталось вашему брату?

Грейс закашлялась, явно почувствовав неловкость.

– Да. Я была уверена, что от меня отвернутся все братья Рэмси, и в первую очередь Чарльз. Но он оказался самым снисходительным из них всех. Как-то я спросила его об этом и услышала в ответ нечто весьма странное.

– Что же он сказал? – спросила Пруденс, не в силах сдержать любопытство.

– Он сказал: «Все, с чем мы сталкиваемся в жизни, помогает нам лучше узнать самих себя. Флетчеры многому меня научили». И добавил, увидев, что я его не понимаю: «Все, что ни делается, делается к лучшему. Я не раздумывая с радостью отдал бы снова свое состояние, если бы мог, ради счастья Руперта, на долю которого выпало так много страданий».

Расчувствовавшись, Грейс поднесла к глазам носовой платок.

– Мне так хочется, чтобы и Чарльз обрел такое же счастье с той, которую любит.

– Он кого-то любит? – Пруденс вдруг почувствовала, что ей стало холодно.

– Скорее всего, – ответила Грейс уже более спокойным тоном и убрала платок. – Все признаки этого налицо.

– А-а… – протянула Пруденс, с удивлением вдруг осознав, что от слов Грейс в душе ее образовалась какая-то странная пустота. Пытаясь скрыть от Грейс охватившее ее чувство глубокого разочарования, она повернула голову и устремила взгляд на братьев, которые медленно, но неуклонно приближались. Как же в сущности относился к ней Легкомысленный Рэмси? Ему, несомненно, доставляло удовольствие блеснуть перед ней своим умом в беседе или мастерством в игре в триктрак. Но нравилась ли ему она сама? Интересовала ли его? Кого же любил в действительности этот мужчина, который прикасался к ее телу так, как никто до него, который говорил ей о садах и покое? Чувствовал ли он к кому-нибудь такое же сильное влечение, какое испытывала к нему она?

Чарльз Рэмси, Господь свидетель, был прекрасен. И прекрасен не как ангел, подобно Тимоти. Нет, красота Чарльза была более земной, более чувственной. Засмеявшись в ответ на что-то сказанное ему Рупертом, он откинул голову, и на его загорелом до черноты лице блеснула ярко-белая полоска зубов. Солнце зажгло огонь в его медных волосах, и капли воды, скатывающиеся с них на стройную шею и мускулистую, как у моряка, грудь, сверкали, словно бриллианты.

Грейс, склонив голову набок, быстро клала на холст мазок за мазком.

– Чарльз говорит, вы собираетесь пойти с нами завтра на экскурсию к лагунам.

– Боюсь, погода нарушит наши планы. – Пруденс посмотрела вверх на затянутое облаками небо, затем перевела взгляд на море, дабы удостовериться, что братья еще далеко. Судя по скорости их продвижения, сюда они должны были добраться еще не скоро.

Замечание Пруденс ничуть не расстроило Грейс.

– Ну, если погода испортится, мы просто отложим нашу экскурсию до первого же ясного дня. Согласны?

– Конечно.

– Чарльз также говорит, к вам приехали родственники. Кузены, кажется?

– Кузен… муж кузины. Тимоти Маргрейв, мой благодетель. Я учу его детей.

– С его стороны весьма любезно навестить вас здесь. Ему ведь пришлось проделать немалый путь, я права?

Грейс не сводила с нее глаз, и говорить о Тимоти, да еще когда на тебя так пристально смотрят, было весьма нелегко. Пруденс смутилась.

Грейс моментально почувствовала ее неловкость.

– Постарайтесь постоять несколько минут спокойно. И, ради Бога, простите, что я на вас так уставилась. Мне хочется вас нарисовать.

Слова Грейс застигли Пруденс врасплох, и она совсем растерялась. Машинально она подняла руку, чтобы убрать с щеки выбившийся из прически локон.

– Не трогайте! – резко бросила Грейс. – Забудьте про свою внешность. Вы хороши, как есть. Просто расслабьтесь и расскажите мне что-нибудь еще о своем кузене. Его дом далеко?

Пруденс застыла, и мысли ее тут же невольно обратились к тому дню в банях Махомеда, когда она вот так же старалась сидеть неподвижно в ожидании массажиста. Она посмотрела в сторону Рэмси.

– Тимоти живет в Джиллингеме. В Дорсете.

– Да ваш кузен, похоже, вас просто обожает, если решил совершить такое дальнее путешествие.

– У Тима были дела в Лондоне. Я лишь небольшое отклонение в его деловой поездке.

– Не более того? А ваша кузина… Как между прочим, ее зовут?

– Эдит.

– Она ведь, кажется, перенесла недавно какую-то тяжелую болезнь?

– У нее случился выкидыш.

Грейс сочувственно поцокала языком и нахмурилась.

– Какая жалость!

– Да. Бедняжка Эдит до сих пор не может утешиться.

– Ее мужу, должно быть, не терпится возвратиться к ней как можно скорее?

Пруденс неловко переступила с ноги на ногу. День определенно был слишком жарким для подобных вопросов.

– Они оба ужасно страдают. Это был их первый мальчик.

– Гм. Вот уж действительно горе. Нам с вами, как женщинам, слишком хорошо известно, какое значение придается в семье тому, чтобы по крайней мере у одного ребенка был пенис.

– Грейс! – воскликнула шокированная Пруденс.

Грейс пожала плечами.

– Очередность наследования рассчитана на приумножение фамильных драгоценностей. Вам, как и мне, это хорошо известно.

Пруденс рассмеялась.

– Да, вы правы. – Она надеялась, что Грейс не заметит прозвучавшей в ее словах горечи. – Состояние моих собственных родителей перешло, ввиду отсутствия сыновей, к моему дяде, трое отпрысков которого, несомненно, обеспечат продолжение рода Стэнхоупов.

– Ваш дядя не взял вас к себе?! – Теперь была шокирована Грейс.

– Да. – Пруденс прикусила губу. – После похорон я еще с неделю жила в доме, который уже не могла называть своим. Но мое присутствие причиняло боль дяде Теодору. Он не мог взглянуть на меня без того, чтобы тут же не вспомнить, что состояние, благодаря которому для всех его сыновей открывались теперь новые перспективы, досталось ему в результате смерти горячо любимого брата.

– Понятно.

Пруденс почувствовала, что слишком разоткровенничалась. Она не привыкла делиться с кем-либо своими бедами и сейчас испытывала некоторую неловкость. Украдкой она бросила взгляд в сторону Легкомысленного Рэмси. Похоже, ей пора было уходить.

– Будьте добры, передайте лорду Рэмси, что ему может нанести визит миссис Роза Торгуд, весьма милая и почтенная леди. Она собирается отделать свой новый дом в восточном стиле.

Грейс оторвалась от мольберта.

– Почему бы вам самой не сказать ему об этом? Они с Ру уже почти добрались до нас.

У Пруденс не было никакого желания признаваться в том, что ей совсем не хочется встречаться с Легкомысленным Рэмси сейчас, когда он был почти что голым.

– Меня ждет мой кузен, – ответила она, беспокойно оглядываясь по сторонам.

Грейс взяла ее за руку.

– Я передам ему ваши слова. Могу я также сказать ему, что сегодня вечером мы увидим вас на Стайне?

Пруденс было приятно предложение Грейс, свидетельствовавшее о ее симпатии к ней, однако она решила не давать никаких обещаний. Прежде нужно было выяснить, как отнесется к этому Тимоти.

– Я надеюсь.

– Пруденс!

Кричал мужчина, и она рывком обернулась и посмотрела в сторону Рэмси, решив, что кричал он. Однако его взгляд был устремлен куда-то позади нее. Повернувшись, она увидела Тимоти, который стоял на верху лестницы, ведущей к пляжу, и смотрел на нее.

Она помахала ему. Лицо его все сморщилось, но от гнева ли на нее или от слепящих лучей солнца, она сказать не могла. Он помахал ей в ответ, и, попрощавшись с Грейс, она направилась в его сторону.

– Это и есть кузен мисс Стэнхоуп? – спросила Грейс Чарльза, когда они с Ру, запыхавшись, подошли наконец к тому месту, где она стояла перед своим мольбертом.

Чарльз нахмурился, провожая взглядом две удалявшиеся фигуры.

– Да. Думаю, из-за него она и убежала, даже не поздоровавшись с нами.

– Ее последние слова, Чарльз, были обращены к тебе. – Грейс выглядела что-то уж слишком довольной.

– Неужели? – спросил Ру с ухмылкой.

Чарльз помог брату усесться в кресло и бросил ему полотенце.

– Сотри-ка ухмылку с лица, братишка.

Не торопясь Чарльз надел рубашку, застегнул манжеты и только после этого лениво протянул, повернувшись к Грейс:

– Ну и что же это были за слова?

– Она сказала, чтобы ты ждал Розу.

– Ждал розу? – Мысли Рэмси мгновенно обратились к воображаемому саду мисс Стэнхоуп, в котором, насколько ему было известно, не росли розы. – Это что, какая-то шарада?

– Господи, как же ее фамилия? – Кисть застыла в руке Грейс, и она наморщила лоб в усилии вспомнить.

Сбросив мокрые шаровары, Чарльз быстро натянул брюки.

– Фамилия?

– Ну да. Роза – это имя.

– Роза – имя? – Застегивая брюки. Чарльз бросил взгляд через плечо Грейс на мольберт.

На холсте на фоне океана и неба была изображена в профиль прекрасная мисс Стэнхоуп. Повернув голову, она смотрела на двух мужчин, бредущих в обнимку по воде к берегу. На ее щеке соблазнительно кудрявилась выбившаяся из прически прядь волос. Мужчины на картине были слишком далеко, чтобы можно было разглядеть их лица, ио у них обоих были рыжие волосы.

– Это мы с Рупертом?

– Да. Тебе нравится?

– Очень. Я вижу, ты дала Ру вторую ногу?

– Она всегда рисует меня с обеими ногами, – весело заметил Руперт.

– Конечно, – сказала Грейс таким тоном, словно это было само собой разумеющимся. – Я могу, если хочу, изменить историю на своих картинах, и обычно так и делаю.

Чарльз не мог оторвать глаз от профиля мисс Стэнхоуп. Во взгляде ее, обращенном на море, чувствовалась тоска. Неужели она именно так смотрела на них с Рупертом, стоя здесь перед Грейс, или это был просто еще один образчик изменений истории?

– Мисс Стэнхоуп вышла у тебя очень похоже, – заметил он.

– Господи! – внезапно воскликнула Грейс. – Фамилия женщины… – она взмахнула рукой с зажатой в ней кистью, – оканчивается на «гуд».

– Гуд? – Чарльз посмотрел на брата. Руперт пожал плечами.

И тут Грейс широко улыбнулась.

– Торгуд! Я вспомнила! Ее зовут Роза Торгуд!