Возвращение лорда Рэмси

ГЛАВА 20

Пруденс чувствовала себя так, будто за спиной у нее выросли крылья, когда с шляпкой в руке и песком в ботинках она влетела в пансион миссис Харрис. Хлопковая ткань ее платья все еще хранила жар солнца, губы горели от поцелуев Чарльза Рэмси, а в ушах звучал его голос. Впереди ее ждало неизбежное столкновение с кузеном, но она была готова к этому и совершенно спокойна. В счастье, которое переполняло ее в этот момент, было нечто нереальное, и на мгновение у нее мелькнула мысль, что все слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

Так оно и оказалось.

Вид ее саквояжей, бесцеремонно сваленных у стены в холле, сразу же вернул Пруденс с небес на землю. Ей стало ясно, что Тимоти уехал. Но хотя сердцем она это понимала, ее разум отказывался этому поверить. Она ринулась вверх по лестнице, но тут же слетела опять вниз, увидев, что двери в ее комнату и комнату миссис Мур распахнуты настежь и там уже разбирают свой багаж какие-то незнакомые люди, которые то и дело перекликались друг с другом, жалуясь на недостаток удобств. Стараясь подавить растущую панику, которая грозила уничтожить ее только что обретенное чувство счастья, Пруденс отправилась на поиски миссис Харрис.

– Мои саквояжи… – начала она, обнаружив наконец почтенную даму в одной из комнат.

Миссис Харрис оглядела ее с головы до ног, словно она вдруг превратилась в какое-то диковинное животное.

– Да, мисс Стэнхоуп. Вы их заметили, когда вошли?

– Да, но…

– Ваш кузен сообщил мне, что вы уезжаете и ваша комната вам больше не понадобится. Признаться, меня несколько удивило, что он с миссис Мур уехал без вас. Я и не подозревала, что вы уезжаете но отдельности. – Судя по выражению лица миссис Харрис, она прямо-таки сгорала от любопытства.

Поскольку Пруденс никак не отреагировала на ее слова, почтенная дама тут же быстро добавила:

– Я взяла на себя смелость упаковать ваши вещи. Надеюсь, вы не против. Из-за скачек у нас неожиданно большой наплыв гостей, и всем нужно жилье. Дамы, которым отвели вашу комнату, прибыли после полудня и обратились ко мне с просьбой устроить из здесь на ночь.

Во рту у Пруденс пересохло, голова кружилась.

– Мой кузен… – с трудом выдавила она из себя. – Когда он уехал?

Миссис Харрис похлопала себя по карману.

– Сразу же после полудня, мисс. Как необдуманно с его стороны не поставить вас в известность относительно своих намерений. Возможно, все выяснится к вашему полному удовлетворению, когда вы прочтете его письмо. Ваш кузен оставил для вас, когда оплачивал счет.

– Письмо?

Миссис Харрис вытащила из кармана кучу бумаг и нашла среди них послание Тимоти.

И в этот момент зазвонил колокольчик у входной двери.

– Ну вот, опять начинается. – Миссис Харрис поспешно сунула письмо Пруденс в руки. – Люди не верят доске с объявлением, что у нас все занято, хотя я выставила ее на самом видном месте на ступенях. Я отказала уже почти дюжине приезжих, и все они были уверены, что я могу найти им свободную комнату, как по волшебству, если только пожелаю. Извините меня. Я сейчас вернусь, вот только спроважу их отсюда.

Пруденс едва ее слышала. Стиснув в руке конверт, она на мгновение словно окаменела. Мозг ее сверлила одна мысль: пока она развлекалась на пляже, из-под ног у нее вырвали весь ее мир.

В послании Тимоти говорилось, что они с миссис Мур отправились в Джиллингем. Все счета, как за комнаты в пансионе, так и за процедуры в банях Махомеда были полностью оплачены. В конверт вместе с письмом были также вложены несколько банкнот.

«Тебе, несомненно, понадобятся деньги, – писал Тимоти, – поскольку Рэмси ничего тебе не смогут дать, как бы ты ни ценила их общество. Пожалуйста, сообщи мне свой новый адрес, чтобы мы могли переслать тебе твои вещи. Я буду счастлив выслать их по любому адресу, кроме, разумеется, адреса Рэмси. Ты придерживаешься своих убеждений. Я должен придерживаться своих. Возможно, тебя приютит у себя кузен Тобиас. Я советую тебе обратиться к нему с этой просьбой».

В конце шел целый список адресов родственников Пру, которым она уже всем написала. Внизу страницы Тимоти поставил свою подпись, но там не было ни нежных прощальных слов, ни извинений или оправданий, ни единого слова сожаления или печали по поводу их расставания.

Пруденс была ошеломлена. Вся ее радость улетучилась в мгновение ока. Чувство вины захлестнуло ее, как приливная волна, угрожая свалить с ног. Как последняя идиотка, она в погоне за развлечениями профукала собственное благополучие, лишив сама себя тихой безопасной гавани. Куда ей теперь идти? Что делать?

Перед ее мысленным взором возникло лицо Чарльза Рэмси, и она услышала его слова: «…состояние покоя, мисс Стэнхоуп. Я обрел его посреди хаоса…» Пруденс расправила плечи. Затем, закрыв глаза, сосредоточилась на том, чтобы расслабить мышцы шеи. И опять Рэмси словно прошептал ей в самое ухо: «Стремитесь к состоянию покоя. Это всегда поможет вам в трудную минуту».

Она пойдет к нему, решила Пруденс. Он сам просил ее обратиться к нему, если у нее возникнут какие-либо проблемы, и сейчас был именно такой случай. Вне всякого сомнения, если какому мужчине и можно было доверять, так это Чарльзу Рэмси. Постаравшись скрыть свое смятение под маской безмятежности, Пруденс сказала миссис Харрис, что вернется за своими вещами чуть позже, и храбро зашагала к дому, где проживали Рэмси.

Они остановились в доме на Жермен-плас, не далее чем в нескольких кварталах от пансиона миссис Харрис. Пруденс решила пойти туда пешком по улице Сент-Джеймс, хотя это и значительно удлиняло путь. Но на Сент-Джеймс-стрит располагалось множество магазинов, и для одинокой молодой женщины здесь было меньше риска, что к ней пристанут какие-нибудь гуляки, чем на Марин-Парад. Она порадовалась про себя, что догадалась надеть капор. Его поля надежно защищали ее от любопытных взглядов, которые бросали на нее прохожие.

Она чувствовала себя очень странно – как бы уменьшившейся в размерах и ставшей почти невесомой – без привычной твердой опоры, какой была для нее рука миссис Мур или кузена. Еще более странным ей казалось то, что она идет в частный дом к джентльмену, которому, как она чувствовала, она еще не вполне могла доверять. Стук ее каблуков по тротуару звучал неестественно громко, отзываясь в душе тревогой. У нее нет дома! У нее нет дома! Она совершенно одна в этом мире. Необычность ситуации, в которой она столь неожиданно для себя очутилась, вызвала слезы у нее на глазах, и она яростно заморгала, пытаясь смахнуть их ресницами.

Ей отказали от места. Мысль эта вновь вызвала у нее слезы, и, достав носовой платок, она промокнула глаза. Она была чужой в Брайтоне. И она была чужой в Джиллингеме. Где же ее место? У нее возникло странное чувство, будто она плывет над тротуаром, ни с кем и ни с чем не связанная. Она была столь расстроена, столь погружена в свои мысли, что ее ухо не зарегистрировало шум приближавшейся дорожной кареты, когда она подошла к углу Жермен-плас. К тому же поля ее шляпки мешали ей что-либо видеть сбоку. Не заметив кареты, она шагнула на мостовую.

И тут же отпрыгнула назад, услышав крик:

– Эй, берегись! Смотри, куда идешь!

В следующую секунду мимо нее промчалась громадная дорожная карета, оглушив ее звоном упряжи и цокотом лошадиных копыт. В окошке мелькнуло лицо мужчины – темные волосы, беспокойное выражение.

Какой ужас! Пруденс застыла, пораженная собственной глупостью. Она едва не погибла, и все потому, что совершенно не обращала внимания на то, что происходит вокруг. Она была теперь одна, и некому было заботиться о ней, кроме нее самой. Она не могла позволить себе подобную невнимательность. Этому следовало положить конец.

Ее затуманенный слезами взор последовал за каретой. По обе стороны Жермен-плас располагались красивые четырехэтажные дома с эркерами, и в большинстве своем они были сданы приезжим. Самое обычное место, самый обычный способ напомнить тебе, что ты смертна! Необычность заключалась в том, что карета, которая ее едва не сбила, остановилась перед домом, куда она сама направлялась. Из кареты вышел джентльмен, чей крик только что предупредил ее об угрожающей ей опасности. У него были темные волосы, и он был модно одет. Обойдя карету, он помог выйти из нее поразительно красивой женщине, которая тут же раскрыла объятия и вскрикнула от удовольствия при виде спускавшихся по ступеням Грейс, Руперта и Чарльза.

Радостные восклицания и веселые улыбки составляли столь резкий контраст с ее собственным настроением, что Пруденс застыла на месте, чувствуя себя не в состоянии предстать перед друзьями такой расстроенной. Веселье и безмятежность утра, проведенного ею в их обществе, казались ей сейчас, после всего того, что обрушилось на нее днем, чем-то невероятно далеким, почти нереальным. Она понимала, что ее появление сейчас здесь, несомненно, омрачит их радость.

В следующую минуту чувство, что она явилась сюда в самое неподходящее время, еще более усилилось. Поразительно красивая молодая женщина обняла Грейс, поцеловала Руперта в щеку и бросилась почти что с бурным восторгом в объятия Чарльза. Его восторг был не меньшим. Он не только крепко прижал ее к груди, но и несколько раз пылко поцеловал в губы.

Кто была эта женщина, которую он так страстно обнимал? Кто была эта женщина, которой он позволял себя целовать? На Пру вновь нахлынули сомнения, терзавшие ее в прошлом. Не была ли эта женщина одним из тех обязательств, о которых он говорил ей сегодня утром на пляже? Не была ли она той причиной, по какой он не мог предложить ей ничего, кроме поцелуев?

Трудности и несчастья преподают нам уроки, сказал ей Рэмси только сегодня утром. Вот именно – уроки! Она забыла самый важный урок, который преподал ей Тимоти: мужчинам нельзя доверять. Она и не представляла, что Рэмси может сыграть с ней такую шутку. Она не могла и подумать, что он отверг ее поцелуи, поскольку желал щедро оделить своими поцелуями губы другой женщины. Она поверила его искусной и такой соблазнительной лжи, приняв ее за правду. В сущности, он всегда относился к ней как к дурочке, хотя, надо признать, никогда еще так зло не шутил над ней, как сегодня.

Из всей веселой компании, собравшейся у дома Рэмси, лишь один человек заметил, как она нерешительно переступает с ноги на ногу на углу улицы. Приехавший в карете темноволосый джентльмен повернулся и посмотрел на нее. Мгновение они стояли, пристально глядя друг на друга.

Мужчинам нельзя доверять, напомнила себе Пруденс. Даже таким, как этот незнакомец, который – возможно, совсем не думая об этом, – спас ее от неминуемой гибели под колесами экипажа. И конечно же, нельзя было доверять Легкомысленному Рэмси. Он доказал это в первую же их встречу. Ее ошибкой было то, что она об этом забыла.

Пруденс отвернулась. Ее глаза вновь наполнились слезами. Радостная сцена, приковавшая к себе ее взор, слишком живо напомнила ей, как она была теперь одинока, как ранима. Она повернулась спиной к веселой компании. Никто не ждет ее здесь с распростертыми объятиями. Никто не скажет ей: «Добро пожаловать домой». У нее вообще больше не было дома, который она могла бы хоть в какой-то мере считать своим.

В Брайтоне оставался только один человек, к которому, как ей казалось, она могла обратиться за помощью. Остановив проезжавший мимо кеб, она велела извозчику отвезти ее к дому Розы Торгуд.

Конец, конец, конец, отзывался у нее в мозгу цокот копыт лошади, везшей ее к коттеджу на Норфолк-стрит, где поселилась Роза на то время, пока строился ее дом. Дверь ей открыла служанка.

– Мадам Роза, – сказала она, поздоровавшись, – сейчас на стройке. – Взмахом руки она показала Пруденс направление. Стройка была недалеко.

Новый дом Розы был одним из многих, строящихся сейчас на Бедфорд-сквер. Бедфорд стала первой площадью, разбитой в Брайтоне, хотя недавно был расчищен под новую площадь еще один участок на Белль-Вюфилд, сразу за приморским бульваром. Бедфорд-сквер образовывали около сорока четырехэтажных домов, расположенных в ряд на трех улицах и обращенных фасадами к тому, что со временем обещало стать садом в пол-акра. У многих домов, помимо эркеров, были ионические колонны, кованые решетчатые балконы и веранды. Из окон, выходивших на площадь, можно было видеть океан, как бы замыкающий ее с четвертой стороны.

Пруденс мгновенно стало ясно, почему Роза и ее сестра собирались уехать за границу на то время, пока будет строиться их дом. Стройка шла по всей улице. В сущности, вся площадь представляла собой одну громадную строительную площадку. Ходили слухи, что поблизости будут разбиты восточные сады с оранжереей и культурным центром, но на данной стадии поверить в такое было довольно трудно.

Отовсюду доносился стук топоров и визг пил, что явно не располагало к размышлениям. И везде были рабочие – они стояли и сидели на лесах, вывешивались из оконных проемов, определяли будущие размеры домов, у которых был заложен пока лишь фундамент. Похоже, всем им работа доставляла огромное наслаждение. Они смеялись, острили, напевали и отпускали сальные шуточки при виде Пруденс. Молодая леди, без всякого сопровождения пробиравшаяся по грязи между грудами кирпича и бадьями с известковым раствором, представлялась им весьма подходящим объектом для непристойных замечаний.

Несмотря на зубоскальство рабочих, Пруденс с восторгом взирала на вырастающий прямо на глазах жилой комплекс. Здесь был не конец, здесь было начало! Оно витало в воздухе, насыщенном специфическими для стройки запахами свежесрубленного дерева, известкового раствора, штукатурки и только что нанесенной краски. Было что-то пьянящее, даже смелое в создании нового там, где до того ничего не существовало. Прыжок в неизвестность – неважно, была ли эта неизвестность связана с воплощением в жизнь мечты архитектора или утверждением собственной независимости, – требовал как немалого мужества и воображения, так и умения точно определить свои способности и, разумеется, веры.

В представлении некоторых стройка олицетворяла собой хаос, но Пру понимала, что создание нового всегда связно с шумом и беспорядком. И эта мысль успокаивала.

У номера 39, дома Розы, рабочий в фартуке проносил складную лестницу через только что установленную дверь.

– Могу я чем-нибудь вам помочь, милочка? – спросил он, увидев, что Пруденс в нерешительности остановилась у засыпанных штукатуркой ступеней.

– Миссис Торгуд здесь?

– Наверху. – Рабочий поднял большой палец.

В одном из некрашеных окон над ними показалась Роза. Лицо ее порозовело от удовольствия при виде Пруденс.

– Мисс Стэнхоуп, – крикнула она, – это вы?

Пруденс задрала голову.

– Да.

– Как же я рада вас видеть! – воскликнула Роза. – Я отчаянно нуждаюсь в чьем-либо совете по поводу плитки для облицовки камина. Я никак не могу ее выбрать. Да не стойте вы там! Поднимайтесь, поднимайтесь!

На душе у Пруденс мгновенно потеплело от такого приема, и она радостно ринулась наверх.

Внутри, как и снаружи, еще шли работы.

– Дом обещает стать просто очаровательным, – сказала Пруденс Розе, встретившей ее на лестнице, где рабочие в этот момент отшлифовывали деревянные перила.

– Вы так считаете? – Роза бросила полный сомнения взгляд по сторонам. – Не могу представить, что когда-нибудь все это будет закончено. А уж о том, что здесь будет уютно, я не смею даже мечтать. Какое счастье, что вы решили меня навестить! На помощь Эстер теперь рассчитывать не приходится, а мне нужно срочно выбрать плитку для облицовки камина, обшивку для панелей, мрамор для полов, не говоря уже о драпировках, обоях и краске. А дверные ручки! Вы представить себе не можете, сколько существует вариантов дверных ручек! Я листаю каталоги с утра до вечера. И постоянно думаю об Эстер. Мне так ее не хватает. Я даже немного сержусь на нее за то, что она покинула меня в такое время. Она не должна была взваливать все это на меня одну. К тому же у нес был верный глаз в том, что касается обстановки. «Я вижу это на стене», – обычно говорила она, или: «Я ясно вижу, как это будет выглядеть по завершении». У меня, к сожалению, нет такого дара.

Я тоже вижу слишком много, подумала Пруденс, даже то, чего не существует. Вот так она увидела возможность будущего с Чарльзом Рэмси там, где ничего подобного не могло быть. Тряхнув головой в попытке избавиться таким образом от горьких мыслей, она взяла Розу за руку.

– Пойдемте. Мы осмотрим все вместе. Я с удовольствием помогу вам, поскольку в ответ хочу попросить вас об одной любезности.

С гордым видом Роза Торгуд повела Пруденс на экскурсию по дому. Они выбрали плитку для камина. И обсудили детально дверные ручки, драпировки и обои. Наконец Роза решила, что им пора возвратиться в коттедж и подкрепиться чаем с пирожными.

За чаем Роза спросила Пруденс, какую любезность она может оказать ей в благодарность за ее прямо-таки неоценимую помощь.

Пруденс ответила не сразу, изучая плавающие у нее в чашке чаинки. Когда она наконец заговорила, голос ее прозвучал необычайно тихо:

– Мне хотелось бы знать, не пересмотрели ли вы своего отношения к идее нанять компаньонку. Если да, то я была бы счастлива получить это место. Ежели нет, тогда… тогда я хотела бы попросить вас приютить меня на ночь. Конечно, если вас это не слишком стеснит.

Роза рассмеялась.

– Стеснит? Ни в коей мере! Оставайтесь на ночь. Даже на неделю, если пожелаете. Мне еще предстоит принять кучу решений, и я была бы весьма рада, если бы вы облегчили мне эту задачу. Завтра мне нужно будет принять окончательное решение по поводу панелей и выбрать обои. Идемте, я скажу, чтобы вам приготовили комнату Эстер. – Роза отдала распоряжение служанке, и та тотчас же вышла из гостиной.

Также были приняты необходимые меры в отношении того, чтобы доставить саквояжи Пру из пансиона миссис Харрис.

И только когда со всеми делами было покончено, Роза наконец отреагировала на другую просьбу Пруденс.

– А как же ваш кузен, дорогая? – спросила она. – Не будет ли он скучать по вам, если вы станете моей компаньонкой?

Пруденс горько усмехнулась.

– Нет, Роза. Он не будет по мне скучать. Видите ли, в отношении меня он, что называется, умыл руки.