В самом центре Брайтона раскинулся Стайн – ровный травяной треугольник, двумя гранями которого были Гранд и Марин-Парад. Когда-то рыбаки сушили здесь свои сети и держали лодки в плохую погоду, но все изменилось, как только принц и герцог Мальборо выстроили себе особняки почти вплотную к этому месту. Участок осушили и окружили невысокой деревянной изгородью, дабы заставить рыбаков с их сетями держаться отсюда подальше. По периметру участка расположились модные лавки, и теперь, если погода, как сегодня, была хорошей, большинство жителей Брайтона собирались здесь на променад. Каждый, кто тешил себя мыслью, что он что-то представляет собою, считал своим долгом прийти сюда вечером подышать воздухом и обменяться любезностями и последними сплетнями. Именно Стайн, в первую очередь, и объединял жителей Брайтона в некое подобие общества, несмотря на постоянно накатывающие волны обремененных болезнями чужаков.
Когда удлинились тени и свет закатного солнца приобрел оттенок золота, Пруденс, Тимоти и миссис Мур направились к Стайну. Чарльз, Грейс и Руперт вышли к Стайну с другой стороны. Обе группы мгновенно увидели друг друга. Капоры тут же кивнули, руки прикоснулись к шляпам, веера раскрылись.
– Я предпочел бы не разговаривать с Рэмси, – сказал Тимоти сухо. – В такую жару не хочется притворяться любезным.
Не менее сухо Пруденс ответила:
– Я не собираюсь подчеркнуто их избегать.
На противоположной стороне Стайна Руперт шепнул на ухо брату:
– Боюсь, сегодня вечером ты вряд ли добьешься от мисс Стэнхоуп чего-то большего, чем кивок, если только кисмет не распорядится иначе. Кузен буквально прилип к ее руке.
– Как плющ, – согласился с братом Чарльз.
– Этот плющ держит себя с нашей Пруденс так, будто она ему принадлежит, – заметила Грейс.
Чарльз кивнул.
– Похоже, именно это и побуждает мисс Стэнхоуп искать себе новое место.
Грейс усмехнулась.
– Ты необычайно наблюдателен, Чарльз. Мне это нравится в мужчинах. Вы прекрасно бы поладили с моим братом Майлзом.
– Ты в этом уверена? – Чарльз весь напрягся. – Если в мире и найдется человек, с которым мне скорее всего не удастся поладить, так это Майлз.
Грейс стиснула его руку.
– Я понимаю, что обстоятельства против вашей дружбы, но я сведу вас вместе. Остальное будет зависеть от тебя. Но мне кажется, вы понравитесь друг другу.
Чарльз скептически приподнял бровь.
– Да-да, – продолжала настаивать Грейс. – Вы должны с ним установить хоть какие-то отношения, хотя бы только для того, чтобы осчастливить ваших сестер.
– Именно по этой причине, Грейс, я и постараюсь быть вежливым, если когда-нибудь мне все же доведется встретиться с твоим братом.
– Я ожидаю от вас, милорд, большего, чем обычная вежливость, а что до вашей с ним возможной встречи, то я уже ее устроила. Разве Аврора не написала тебе о предстоящих скачках?
– Следует ли мне заключить из твоих слов, что ты пригласила мою сестру с мужем к нам в гости, и теперь я волей-неволей буду вынужден встретиться с твоим братом?
Грейс рассмеялась.
– Конечно!
Чарльз, приподняв брови, пристально посмотрел на Руперта. Руперт расхохотался.
– Перестань сверлить меня глазами. Я тут ни при чем. Все придумала Грейс. Однако мне интересно, можно ли рассматривать этот столь тщательно разработанный план как кисмет.
– С большой натяжкой, – признал Чарльз.
– Кисмет? Что такое кисмет? – удивленно спросила Грейс.
И в эту минуту кисмет, в виде экипажа Розы Торгуд, появился на сцене. Выехав на Гранд-Парад, кучер остановил лошадей, и из окошка высунулась и помахала пухлая рука.
Пруденс мгновенно узнала карету Розы Торгуд.
– Идем, – потянула ока Тимоти за рукав. – Я хочу познакомить тебя кое с кем.
В окошке кареты показался черный капор Розы, закрыв собой все отверстие. Слабая улыбка на лице почтенной дамы говорила, что ей весьма приятно, что они решили подойти.
– Я не стану выходить, Пруденс, – сказала она, энергично обмахиваясь веером. – Об этом даже страшно помыслить в такую жару. Она причиняет мне больше страданий, чем всем остальным, поскольку глубокий траур не позволяет мне одеться по погоде. Я подумала, что вы прогуливаетесь в обществе лорда Рэмси, а так как мне не терпится встретиться с ним, я решила остановиться.
Услышав имя Рэмси, Тим нахмурился. Пруденс поспешила представить Розу и Тимоти друг другу.
– Как я понимаю, вы и есть тот добрый кузен, который приютил мисс Стэнхоуп в самый горький час ее жизни? – Роза протянула в окошко обтянутую черной перчаткой руку.
Черты лица Тимоти мгновенно разгладились, и он склонился над протянутыми ему пальцами.
– Поверьте, сэр, для меня большое удовольствие встретить человека, относящегося с пониманием к горю другого.
Судя по выражению его лица в эту минуту, Тим чувствовал, что явно не заслуживает подобной похвалы.
Роза продолжала:
– Вы, как я слышала, живете в Дорсете? Мы с сестрой когда-то знали в Дорсете одну семью. Их фамилия была Стоу. Милиссент и Эгберт Стоу. Вы случайно не знакомы с ними? У них еще была дочь приблизительно вашего возраста.
– Эдит! – в один голос изумленно воскликнули Тимоти и Пруденс.
– Она моя кузина, – сказала Пруденс.
– И моя жена, – добавил Тим. Глаза Розы наполнились слезами.
– В каком же, в сущности, крошечном мире мы все живем! Когда я видела Эдит последний раз, ей было не более десяти. Я чувствую себя такой старой при мысли, что она сейчас совсем взрослая. Как она поживает?
Тимоти тактично объяснил, что жена только что потеряла ребенка и находится сейчас в депрессии. Роза вновь поднесла к глазам носовой платок.
– Господи, какая жалость! – Столь искренним было ее сочувствие, что Тимоти тут же раскрыл ей душу, словно знал ее всю жизнь, начав рассказывать о постигшем их несчастье во всех подробностях.
Поглощенные разговором, они вскоре забыли о Пруденс, и она, чтобы не мешать им, отошла от кареты. У нее было такое чувство, что сама судьба устроила этим двоим встречу, дабы они могли утешить друг друга в своем горе.
Внезапно Пруденс заметила приближающихся к ней Рэмси, Руперта и Грейс, которые, прогуливаясь, медленно шли вдоль Стайна. Горя желанием тут же представить Розе лорда Рэмси, она шагнула им навстречу.
– Мы не помешаем? – спросила тихо Грейс у Пруденс, хотя они остановились довольно далеко от экипажа, и Тим с Розой вряд ли могли их слышать.
Пруденс бросила взгляд через плечо. Неудивительно, что Грейс задала подобный вопрос. Чувства, владевшие Розой и Тимоти в эту минуту, ясно отражались на их лицах.
– Не хотелось бы прерывать их разговор, но это та самая миссис Торгуд, которая…
Чарльз Рэмси с интересом посмотрел в сторону кареты.
– А! Та самая Роза, которая собиралась нанести мне визит?
– Да. Она хочет обставить свой новый Дом в восточном стиле, и я подумала, что вы могли бы оказать ей в этом помощь.
– Опять дела, – протянул, зевая, Руперт. – Мне кажется, дорогая, нам с тобой следует воспользоваться представившейся возможностью и поискать пока какую-нибудь скамейку, предпочтительно в тени.
Грейс кивнула.
– Мы увидим вас сегодня на ассамблее? – обратилась она к Пруденс.
– Пока не знаю, – ответила Пру, поскольку у нее не было твердой уверенности, как отнесется к такому предложению Тимоти.
– Мы собирались заглянуть туда ненадолго, и я подумала, может, мы вас там встретим. Не забудьте, что завтра мы встаем на рассвете, чтобы идти к лагунам.
– Не забуду, – тепло проговорила Пруденс. Она с радостью предвкушала завтрашнюю экскурсию.
Грейс с Рупертом удалились, но Пруденс не сразу сообразила, что осталась наедине с Легкомысленным Рэмси. Для нее было полной неожиданностью, когда, обернувшись, она увидела перед собой Рэмси, который смотрел на нее, прищурившись, своим спокойным и, казалось, все понимающим взглядом, неизменно раздражавшим ее.
В попытке скрыть мгновенно охватившее ее волнение, она раскрыла веер и принялась энергично обмахиваться. Рэмси, похоже, совершенно не страдал от жары. Очевидно, это объяснялось тем, что его загорелая кожа была менее подвержена действию солнечных лучей. Пруденс достала из кармана маленькие золотые часики, которые некогда принадлежали ее матери, и бросила взгляд на циферблат.
– У вас назначена какая-то встреча?
– Нет. Но я в долгу у вас, сэр. Я должна вам двадцать четыре часа своего времени, если вы не забыли.
– Я, – проговорил он с ударением, – не забыл. Но вам не стоит об этом тревожиться, мисс Стэнхоуп. Нам с вами судьбой предначертано проводить время вместе.
– Но я тревожусь, сэр, поскольку не привыкла уклоняться от уплаты долга. Я хочу, чтобы вы до последней секунды получили все то время, которое я вам проиграла.
– Невзирая на вероятное возражение вашего кузена?
Пруденс опустила глаза.
– Или, может, даже невзирая на то, что вам мое общество представляется малоинтересным?
Она вскинула подбородок.
– Напротив. Я нахожу вас, сэр, весьма интересным человеком.
– И однако вы сбежали от меня сегодня днем.
Пруденс покраснела.
– Мне казалось, вы предпочли бы не встречаться со мной в тот момент, поскольку… поскольку вы были не совсем одеты.
– Наоборот. Я полагал, что вы, возможно, захотите уплатить мне часть долга, искупавшись с нами.
Пруденс, шокированная его предложением, вспыхнула до корней волос.
– Морские ванны не входят в курс моего лечения.
– Неужели для того, чтобы затащить вас в воду, требуется рекомендация врача? Купание особенно освежает, когда погода жаркая и удушливая, как сегодня.
Мысль о прохладной воде на разгоряченной коже была, несомненно, весьма соблазнительной.
– Я слышала, что купаться в море можно только в самое прохладное время суток, чтобы не простыть.
– Чепуха! Вы думаете, я способен подвергнуть опасности здоровье брата? А я сам? Разве я кажусь вам больным?
Она не могла сказать ему, что еще никогда ей не доводилось встречать в своей жизни более здорового мужчину или что при одной только мысли о купании в его обществе температура ее тела взлетела до почти немыслимых высот. Обмахиваясь веером чуть быстрее, Пруденс переменила опасную тему.
– Я боюсь утонуть.
– Не бойтесь. Я не допущу, чтобы вы утонули.
Да, подумала Пруденс, он, конечно же, не допустит ее гибели в океане. Однако, заглянув ему в глаза, она почувствовала, что вполне может погибнуть, если согласится на его нескромное предложение.
– Вам известно, что вас называют Легкомысленным Рэмси?
– Да.
– Вас называют так из-за вашей склонности делать другим неприличные предложения?!
Он посмотрел в конец Стайна, где между домами виднелась линия горизонта, разделявшая пылающее закатными красками небо и мерцающие воды океана. Когда он вновь повернулся к ней, в его взгляде была некоторая неуверенность.
– В какой-то мере вы правы. Я и не подозревал, что меня так называют, пока не возвратился из Индии и не узнал о потере всего своего состояния. То, что я доверил распоряжаться всеми деньгами семьи самому безответственному из своих братьев, было справедливо расценено как легкомыслие.
– Почему вы это сделали?
– Сделал что?
– Доверили распоряжаться деньгами своему брату. Несомненно, вы знали о его слабости к картам.
Чарльз вздохнул, расправил плечи и вновь посмотрел на Пруденс. Выражение неуверенности исчезло с его лица.
– Знал. Возможно, с моей стороны было верхом глупости и наивности доверить все Джеку, но тогда мне казалось, что я оказываю ему неоценимую услугу, возлагая на него подобную ответственность. Я полагал, это заставит его измениться. Я ошибся.
Какое-то время оба молчали. Пруденс просто не знала, что можно сказать в ответ на такое признание. Но, судя по всему, Рэмси и не ждал от нее никакого ответа.
– Однако, – произнес он наконец, – это было не единственным проявлением моего легкомыслия. – Откровенность Рэмси была в высшей степени неожиданной для Пруденс.
– Да?
– Да. – Он прикусил губу. – Видите ли, я пересек невидимую черту, о существовании которой смутно догадывался, когда попытался сам делать деньги, вместо того чтобы предоставить это своим арендаторам. Думаю, вы, в отличие от многих, поймете, когда я скажу, что в моих попытках усмотрели посягательство на существующий порядок. В результате многие из тех, кого я считал своими друзьями, не желают теперь и знаться со мной.
Пруденс кивнула. Она сама переступила через ту невидимую черту, о которой говорил Рэмси, когда решила стать гувернанткой детей, своей кузины.
– Я хотел… – Он смотрел на нее не отрывая глаз, словно для него было необычайно важно, чтобы она поняла его. – Я хотел доказать, что могу быть храбрым… по крайней мере таким же храбрым, как Руперт, отдавший ногу за своего короля и страну. Мне хотелось узнать, на что я способен, хотелось проверить себя на прочность, испытать не только себя, но и свою душу… Я считал… по-прежнему считаю, что в обмене товарами и идеями между Западом и Востоком заключен огромный потенциал. Из своего путешествия я привез несколько совершенно поразительных вещей: фарфор, ткани, специи, жадеит, слоновую кость, лакированные изделия. Подобный обмен открыл бы перед нами колоссальные перспективы.
– Расскажите мне об этом поподробнее.
– Рассказывать так много, что я даже не знаю, с чего начать.
Рэмси умолк, и Пруденс поняла, что он ничего ей больше не скажет о тех диковинах, при перечислении которых у него дрожал голос, если только она не проявит настойчивости.
– Начните с самого начала. Он явно колебался.
– Вы уверены, что я не утомил вас своими разговорами? У большинства людей, которые просят меня рассказать им о моих приключениях, в глазах мгновенно появляется выражение скуки, стоит мне только открыть рот.
– Я не большинство.
Он пристально посмотрел на нее, как будто желал проникнуть взглядом в самую душу.
– Да, вас к большинству не отнесешь. Скорее наоборот. Вы ни с кем не сравнимы. Ни в одном из своих многочисленных путешествий я не встречал никого, кто хоть в чем-то был бы на вас похож.
Высокая и опьяняющая похвала, особенно если учесть, что высказана она была человеком, немало повидавшим в своей жизни. Счастье ее, однако, отравляло легкое сомнение в искренности его комплимента. Правда, говорил он с таким проникновенным чувством, что за его словами об ее уникальности скрывалось, несомненно, нечто большее, чем обычный комплимент. Казалось, он хотел сказать ей, что в ней он наконец нашел то, что искал, Как и она нашла в нем то, чего так давно жаждала ее душа.
Однако, прежде чем он успел сказать ей что-нибудь еще, их прервали. Тимоти наконец отошел от кареты миссис Торгуд.
Он повернулся в их сторону, и Пруденс увидела на его лице смешанное выражение усталости, печали и умиротворенности, как у человека, который, излив свои горести другому, чрезвычайно устал, хотя и испытал облегчение. Он посмотрел на нее, и в глазах его вспыхнул огонь. Затем он перевел взгляд на стоявшего рядом с ней Рэмси, и лицо его мгновенно словно окаменело, а красивые голубые глаза превратились в щелки. Когда Пруденс проходила мимо него, направляясь к карете, чтобы спросить у Розы, не желает ли она прямо сейчас переговорить с лордом Рэмси, холодный, полный неприязни взгляд скользнул но ней, заставив ее внутренне содрогнуться.
Эта неприязнь, столь явно написанная на лице человека, которого она, вопреки разуму, глубоко любила, потрясла Пруденс до глубины души.
– С вами все в порядке, моя дорогая? – с беспокойством спросила Роза Торгуд.
Пруденс попыталась за шуткой скрыть обуревавшие ее чувства:
– Это мне следовало бы задать вам такой вопрос.
– Прекрасный человек. – Роза кивком головы показала на Тимоти. «Прекрасный человек» стоял неподвижно и смотрел на океан, подчеркнуто не обращая внимания на Рэмси, который, в свою очередь, не спускал глаз с Пруденс. – Мне так жаль Эдит.
– Да, очень жаль, – согласилась Пруденс. На душе у нее было тяжело. Сердце ее сжалось от боли, когда она подумала, что только по ее вине муж Эдит находится сейчас здесь, а не рядом с женой. Вздохнув, она тихо произнесла: – Тут есть еще один прекрасный человек, и, если не возражаете, я с удовольствием его вам сейчас представлю.