Возвращение волшебника, или Мечты сбываются

- Тебя что-то беспокоит? - спросил Семен.

Сережа пожал плечами.

- Говори.

Сережа дипломатично объяснил, что совершил неблаговидный поступок, за который его ждет суровое наказание.

- И ты хочешь этого наказания избежать?

Сережа кивнул, несколько удивившись, что репетитор даже не поинтересовался, что за поступок. "Может знает уже?" - подумал он.

- Скажи мне, чего ты больше всего на свете хочешь? - неожиданно спросил Семен.

- Чтобы меня не наказывали, - ответил Сережа.

- Ты не совсем меня понял, - Семен поднял указательный палец вверх. - Если бы ты оказался в волшебной сказке, и у тебя была бы волшебная палочка, чего бы ты пожелал?

- Чтобы меня не наказывали, - повторил Сережа.

- И все? - удивился Семен.

Сережа снова пожал плечами.

- Ну, чтобы Федьку тоже не наказывали.

- Больше ничего?

- Не знаю...

- А ты подумай, прислушайся к себе, - попросил Семен. - Чего тебе на самом деле хочется, какой ты хочешь видеть свою жизнь, каково твое самое сокровенное желание?

- Чтобы мама с папой не ругались, - ответил Сережа.

Внутри у Семена что-то ёкнуло. Когда он был маленьким мальчиком, ему тоже хотелось, чтобы родители его не ругались, а позже он бы отдал весь свой скромный арсенал игрушек, чтобы папа вернулся, но он не вернулся, а уехал, как объяснила мама, в другой город и даже ни разу не позвонил.

- Хорошо...

- Ты можешь это устроить? - с надеждой спросил Сережа.

- Я - нет, а ты кое-что можешь сделать, - ответил Семен.

- Я? - удивился Сережа. Он был разочарован.

- Только ты и никто другой, - заверил его Семен.

- Да, ладно, - махнул рукой Сережа. - Я тебя как человека попросил. Не хочешь делать, так и скажи, а не морочь людям голову.

- Постой, - удержал его Семен и рассказал, что для того, чтобы желание исполнилось нужно представить себе, что то, чего ты хочешь, у тебя уже есть.

- Как бы ты себя чувствовал, если бы твои родители жили в мире и согласии? - спросил Семен.

Мальчик снова пожал плечами.

- Представь на минуту, что там, - Семен показал рукой на дверь. - За этой дверью тебя ждут любящие мама с папой, и вы все вместе идете куда-нибудь, ну, например, в кино.

Сережа, несмотря на свой юный возраст, был скептиком.

- Никогда этого не будет, - вздохнул он.

- Не будет, если ты этого не хочешь или если ты уверен в том, что этого никогда не случится, - согласился Семен.

- Хочу, не хочу, какая разница? Будет не так, как я хочу, а как будет...

- Ты прав, будет так, как будет, если ты этого хочешь, - снова согласился Семен.

- Слушай, я пришел к тебе с конкретной проблемой. Можешь помочь, помоги, а если ты только по собакам да по корытам, тогда иди вон в Кузьмички, там отбоя от твоих услуг не будет! - посоветовал раздосадованный Сережа.

- А ты не задумывался над тем, что именно в тот момент, когда ты так отчаянно мечтал о чуде или волшебстве, появился я? - спросил Семен.

Сережа, как уже упоминалось, был неглупым мальчиком, и аргумент подействовал.

- Так сделай что-нибудь!

- Я пришел научить тебя, как делать. Сам я могу решать только свои проблемы, - ответил Семен.

- Ладно, давай, учи, - согласился Сережа.

- Тогда представь на минуту, как бы ты себя чувствовал, если бы за дверью...

- Меня ждали любящие меня и друг друга родители, - закончил Сережа. - Не пройдет номер, этого не будет никогда!

- Но тогда ты уже все решил сам, и я тебе не нужен, - заключил Семен и сделал попытку встать. - Разговор окончен.

- Подожди, - Сережа схватил Семена за руку. - Я попробую.

- Закрой глаза, так будет легче. И представь все как можно более живо, в деталях. Смотри, ведь комната твоя останется прежней?

Сережа кивнул.

- На двери будет та же царапина, что и сейчас, - Семен показал на глубокий шрам в двери, оставленный Сережиным коньком, после небольшого скандальчика в конце зимы.

- Футбольный мяч, наверное, будет в том же углу, плакат на стене. Все это останется на своих местах. А что изменится? - спросил Семен и продолжил.

- Только то, что внутри тебя. Пройдут горечь и беспокойство по поводу бесконечных разборок твоих родителей, ты будешь доволен и счастлив, настолько счастлив, что ничего никогда не сможет омрачить твоего счастья, никакие неприятности просто не смогут войти в твою жизнь и испортить твое счастье. Ощущаешь, как тебе хорошо и радостно? - спросил Семен.

Сережа сначала сидел молча, глаза его были закрыты, а лицо сосредоточенным, но, постепенно, сосредоточенность исчезла, лицо расслабилось и разулыбалось. Улыбка была счастливой и безмятежной, а счастье, охватившее Сережу, полным и безграничным.

- Запомнил это состояние? - спросил Сережу Семен.

Тот кивнул, не открывая глаз и прошептал: "Это так здорово!".

Я не знаю, услышал ли Семен слова мальчика, но он тихонько встал, бесшумно открыл дверь и вышел в коридор. Спустившись по лестнице, он прошел к железным воротам, открыл калитку и ушел, никем не замеченный и безо всякого желания еще раз переступить порог этого дома. Стражник Егор был занят тем, что пристраивал белоснежную плоскодонку с забавным вензелем на корме под навес за гаражом до дальнейших распоряжений Хозяина.

Забегая вперед, скажу, что пару дней спустя владелец оплеванного БМВ привез, наконец, свой многострадальный автомобиль в авто мастерскую для того, чтобы оценить ущерб. Его машину помыли, немного натерли специальным воском и сказали, что никакого ущерба нет.

- Машины рассчитаны на то, чтобы по ним град лупил, знаете ли, - объяснил молоденький парнишка-мастер.

На радостях Владелец помирился с отцом Федора, содрав с него, правда, расходы на поездку в мастерскую. Отец с удовольствием эти расходы возместил и пригласил владельца БМВ выпить мировую, что они и сделали в ближайшее воскресенье.

Пока Семен занимался с Сережей, в районном отделении милиции интенсивно вели розыск украденной у тещи Генерала крыши. Вторая исчезнувшая крыша их не занимала совсем, поскольку та крыша была просто крышей, и владельцы, то есть, потерпевшие, не возбухали и милицию зря не беспокоили - ограничились подачей заявления. Изъездив вдоль и поперек район, допросив и прошмонав все легальные и пару нелегальных пунктов приема цветных металлов, сыщики приуныли. Реальных перспектив раскрыть преступление не было, а сроки поджимали, начальство бесновалось, стулья зашатались. В три часа дня Начальник отделения вызвал к себе майора, от всей души на него наорал, потребовал, не медля, найти крышу и пригрозил суровым наказанием вплоть до увольнения. Майор, фамилия которого, если не ошибаюсь, была Дятлов, еще сильнее расстроился, поскольку нравы здешние знал не по наслышке, и угрозу увольнения расценил как вполне реальную. Еще раз все продумав и оценив ситуацию, он пришел к выводу, что выход есть только один. Хлопнув еще одну стопку жидкости из сейфа, он снял милицейский китель и рубашку, достал из шкафа кожаную куртку и надел ее поверх нижней футболки с надписью "Price Quality Service". Футболку ему привезла соседка из командировки в Англию за то, что майор присматривал за ее котом, то есть кормил его и время от времени спускал воду в унитазе - кот был ученым. Переодевшись таким образом в гражданское, майор Дятлов, никому ничего не сказав, вышел из отделения сел не в служебную машину, а в свою старенькую иномарку, и поехал на другой конец города, где располагалась территория соседнего районного отделения. Сделав несколько поворотов, майор выехал на проселочную дорогу, немного проехал по ней, еще раз свернул и поставил машину в тень. Затем он вынул из бардачка небольшой бинокль и, не торопясь, стал подниматься по склону холма, на котором вперемежку росли сосны и березки и под ногами хрустела прошлогодняя хвоя. Забравшись на холм, майор постарался спрятаться в тени какого-то кустарника и начал изучать крыши расположившихся внизу нескольких дачных кооперативов.

Въедливых читателей, возможно, интересует вопрос, а почему территории дачных кооперативов оказались в черте города. На этот вопрос есть очень простой ответ - из-за денег. Б-ск - не очень большой, но быстро растущий и развивающийся город со здоровыми амбициями и, по мнению руководства и жителей, с огромными перспективами. Не так давно стало ясно, что, если дотянуть население до полумиллионной отметки, то размеры федерального финансирования значительно возрастут, а перспективы увеличатся. Сказано - сделано. Небольшая подготовительная работа, пара заседаний Областной Думы, кое-какая бумажная волокита, несколько приятных поездок в столицу с достойными подарками, и территории вместе с населением близлежащих деревень и поселков оказались в городской черте. Там же оказались и дачные кооперативы, крыши которых так внимательно изучал майор Дятлов. Посвятив этому занятию минут двадцать, майор сбежал с холма, завел свою тойоту и проехал на ней по улицам кооператива. День был хоть и теплый, но рабочий, поэтому дачников на участках было немного, а те, что были, копались, не поднимая головы и не разгибаясь, в своих огородах. Проехав один раз по интересовавшей его улице, майор Дятлов разворачиваться не стал, а вернулся в город по другой дороге. Через полчаса он вошел в родное отделение и призвал в кабинет двух сотрудников своего отдела. Объяснив им ситуацию с крышей Генерала, он сказал, что спасение утопающих - дело рук самих утопающих, что у обоих ребят подходят сроки представления к следующему званию, которое они могут и не получить по причине гнева руководства.

- Меня он снимет, - пояснил майор. - Но не во мне дело, придет другой, начнет под себя грести, а то и ребят каких с собой приведет. Что с вами будет?

Менты молчали и соображали.

- Что предлагаешь, майор? - спросил тот, что постарше, и которому звание было очень нужно - возраст уже поджимал.

- Вот это уже разговор, - ответил майор, запер дверь, достал из сейфа жидкость и посвятил коллег в детали своего плана.

В это время в другом отделении полным ходом шло следствие по делу об ограблении водителя такси. То есть, расследовать там было особо нечего, и так все было предельно ясно, но одно маленькое обстоятельство сильно тормозило следствие, которое, после того как выяснилось, что один из нападавших - сын начальника соседнего отделения, принял под свое непосредственное руководство недавно назначенный глава, полковник Петров. И решал этот Петров очень непростой вопрос - что делать? Дать делу законный ход, предъявить сынишке обвинение, закрыть его и показать всем, что он, Петров, честен, принципиален и неподкупен? Заманчивая перспектива начать новую жизнь с чистого листа после не очень чистого в районе, откуда Петрова перевели сначала в город, потом дали звание, а потом и назначили руководить отделением, которое, по сводкам внутренней безопасности, было самым коррумпированным в городе. С этой-то разъедающей систему коррупцией и назначили бороться полковника Петрова в пределах отдельно взятого отделения. Про другие отделения ни слова не было сказано, и это сильно беспокоило Петрова. Он понимал, что работает в системе, где, безусловно, существует и кодекс чести и свои понятия о морали. То, что он собирался закрыть сына коллеги, пускай и грабителя, было аморальным, и он это прекрасно понимал. Но, с другой стороны, человеком он был новым, лично с коллегами не очень хорошо, даже можно сказать, весьма поверхностно знакомым, а, потому и не совсем уверенным в том, как такие дела решаются, какие действия предпринимаются и какие расценки на этот счет существуют. Промаявшись до обеда и не приняв никакого решения, полковник Петров вздохнул, обошел кабинет сначала по часовой стрелке, потом - против, попросил у секретарши чаю, плеснул туда немного коньяку - подарок от сотрудников отделения в честь принятия должности, и набрал номер коллеги, сын которого так неудачно ограбил этого недотепу-водителя. Разговор между начальниками состоялся короткий, после чего бывший майор, а теперь полковник Петров, затребовал машину и поехал в гости к потерпевшей, так сказать, стороне. Встреча коллег оказалась весьма теплой и продуктивной, они обсудили возможности сотрудничества и быстрого реагирования при раскрытии и профилактике правонарушений (я могу что-то напутать в терминологии, простите). Потом полковники немного поговорили за жизнь, и разговор этот получился у них весьма доверительным и приятным. В конце концов, решено было дела об ограблении не возбуждать, поскольку таксист не совсем уверенно опознал грабителей, то есть, они были очень похожи на нападавших - коротко подстриженные и в кожаных куртках, но кто из молодых сейчас носит длинные волосы и не носит кожаную куртку? Кроме того, в отделении Петрова не очень быстро росла вверх кривая по раскрытию преступлений, связанных с хранением и распространением наркотиков ("Прямо хоть цыган насильно сели," - шутил он про себя), а потому велики были шансы, что у таксиста, да еще работающего и живущего в студенческом районе, найдут что-нибудь совсем противозаконное при очередном рейде. В общем, дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки к удовольствию обоих полковников.

- И все-таки, таксисту надо бы вернуть..., - Петров замялся, но тут же нашелся:

- Изъятое. Ну, чтобы не бежал жаловаться по инстанциям.

- Конечно, конечно, - согласился Начальник. - Сколько у него было, хм-м, изъято?

- Тысяча долларов, - не моргнув глазом, соврал Петров.

Белый конверт, в котором Елена Николаевна принесла деньги за мнимую перевозку пса из Германии, перекочевал в карман полковника Петрова.

- Может коньячку? - предложил Начальник.

Они быстро приложились к коньячку, после чего Петров, сославшись на дела, покинул отделение Начальника и поспешил завершать следствие по делу об ограблении и заводить новое, на таксиста, при обыске машины которого (обыск проводился с целью найти неопровержимые улики участия задержанной троицы в преступлении) обнаружили-таки под сидением пассажира маленький пакетик с белым порошком. Вполне возможно, что пакетик выпал из кармана нападавшего, когда тот приставлял нож к горлу водителя, но прямых доказательств тому не было, а пакетик-то находился в машине водителя, которая была его собственностью, то есть, водитель за каких-нибудь полчаса превратился из потерпевшего в обвиняемого, да еще в хранении наркотиков. Разумеется, он струсил, осознал свою ошибку, заявление об ограблении тут же забрал, разорвал, сказал, а потом и написал, что никакого ограбления и не было, просто ему показалось, что парень достал из кармана нож, но было темно, пассажиров он не рассмотрел, особых примет у них не было, а заявление написал потому, что черт попутал. Сжалившись над раскаявшимся водителем, милиционеры его отпустили, прикрыв только что заведенное дело за недостаточностью улик - отпечатков пальцев водителя на пакетике с сахаром обнаружено не было. Так прошел день в отделении полковника Петрова. Кривая раскрываемости, правда, вверх не пошла, зато подчиненные приняли так долго ожидаемый ими сигнал. Полковник оказался человеком с понятиями, своим в доску и толковым руководителем. Вечером, когда полковник Петров в домашних тапочках сидел перед телевизором и гладил кошку, в нескольких кабинетах отделения офицеры пили тост за правильного мужика.

Тем же вечером, пока офицеры отделения полковника Петрова праздновали окончание трудового дня, на подведомственной им территории, а именно, в дачном кооперативе "Тихий" орудовала шайка воров. Под покровом ночи они огородами пробрались к расположенному немного на отшибе дачному участку, легко и профессионально взломали замок, затем двое поднялись на второй этаж, не обращая внимания на всякую утварь и огородное снаряжение хозяев, взломали покатый потолок, чтобы добраться до крыши. Следующие минут сорок они аккуратно снимали дюралевые листы, в то время как третий воришка, принимал эти листы, тихонько спускался по приставной лесенке, чтобы складировать их около калитки. Иногда подельники не очень красиво, даже нецензурно, выражались, если что-то им мешало или лист не хотел отдираться, но в целом, крыша была разобрана быстро и практически без шума. Очень помогла низкая облачность, за которой скрывалась луна, стремящаяся к полнолунию. После того, как последний лист был снят, один из подельников теми же огородами выбрался с участка и скрылся из виду, чтобы минут через десять подъехать к калитке на небольшом фургончике. Номера фургончика были заляпаны грязью, а бока почему-то залеплены то ли плотным полиэтиленом, то ли картоном. Создавалось впечатление, что воры хотели закрыть логотип фирмы или организации, которой принадлежал фургончик. Погрузка металла в фургон заняла около получаса, причем, последние несколько минут были весьма напряженными - два или три листа совершенно не хотели грузиться, а дверь закрываться, поэтому пришлось применить грубую силу и опять несколько крепких выражений. Наконец, воровство закончилось. Два вора сели в фургончик и уехали, а третий, достав откуда-то из темноты, кажется, обыкновенную метлу, стал, в прямом смысле слова, заметать следы. Покончив с этим важным делом, он еще раз осмотрел место преступления с помощью портативного фонарика, наверное, импортного производства, все проверил и растворился в начавшем опускаться на кооператив тумане.

Примерно через час после того, как была украдена дюралевая крыша с дачного домика кооператива "Тихий", небольшой фургончик заехал в лесок, что отделял бывшие колхозные поля от дачного кооператива "Кедровый орешек" на другом конце города. Неизвестные лица выгрузили что-то побрякивающее в небольшую ложбинку в самой середине леса, тщательно прикрыли все старыми мешками, сухими ветками и прутьями. Потом они сняли с боков фургончика плотный полиэтилен, но рассмотреть логотип фирмы, которой принадлежала машина было трудно из-за опустившегося тумана. Из-за того же тумана никто не разобрал, что же случилось дальше с людьми и фургончиком - то ли они тут же улеглись спать, то ли отбыли в неизвестном направлении. Известно только, что около шести утра майор Дятлов получил "анонимный звонок от одного из своих информаторов, который сообщил о местонахождении складированных в укромном месте в лесу листов металла, предположительно, дюраля" (цитата из рапорта майора). Оперативная группа немедленно выехала к указанному анонимом месту, где и обнаружила эти самые листы металла. Эксперты работали все утро, не покладая рук, все тщательно фотографируя и документируя. Правда, от услуг собаки пришлось отказаться, поскольку выпавшая обильная роса поглотила все запахи мошенников.

В девять ноль-ноль несколько осунувшийся от проделанной работы майор Дятлов доложил Начальнику отделения о раскрытии преступления, то есть, воров, к сожалению, еще не нашли, но нашли крышу.

- Почему не задержали злоумышленников? - сурово спросил Начальник. - Не устроили засаду?

- Видите ли, товарищ полковник, - ответствовал майор Дятлов. - Анонимный источник сообщил, что преступники ночуют, то есть, проводят ночь вместе с похищенным, и мы, пользуясь этой информацией, ударили, так сказать, по всем флангам, чем привлекли к себе всеобщее внимание. А, когда выяснилось, что преступников в тайнике не обнаружено, то операцию "засада" уже не имело смысла проводить - и так вся деревня была в курсе.

- Ладно, - голос полковника смягчился. - Возвращайте похищенное имущество законным владельцам и кончайте с этим делом.

- Так, товарищ полковник, - продолжал докладывать Дятлов. - В тайнике обнаружена только одна крыша.

- Чья? - насторожился Начальник.

- Не могу знать, товарищ полковник, но предварительное заключение экспертов говорит, что, вероятнее всего, крыша принадлежит дому гражданки..., - тут майор заглянул в папку и назвал фамилию тещи Генерала.

- Ну что ж, - с облегчением вздохнул полковник. - Тогда продолжайте поиски второй крыши.

На этом доклад был окончен, майор Дятлов поехал домой отсыпаться, а Начальник докладывать об оперативных действиях оперативников под его непосредственным руководством, которое позволило раскрыть преступление в рекордно короткие сроки. После просмотра утренней сводки, сообщающей о краже дюралевой крыши с дачного домика в кооперативе "Тихий", Начальник хотел было позвонить полковнику Петрову, на территории которого произошло это некрасивое преступление, и предложить ему объединить усилия по раскрытию и профилактике, но потом передумал и полностью сосредоточился на решении своих финансовых проблем, вызванных строительством дома. Крышу полковник решил крыть черепицей.

Накануне вечером, до или после всей этой историей с "Тихой" крышей, два закадычных друга, Илюха и Андрюха, жители деревни, недавно присоединенной к городу, а, следовательно, уже горожане, выпивали и закусывали в сарае, что был пристроен позади пустующего коровника. Говорили они за жизнь и строили планы на эту самую жизнь.

- Слышь, Андрюха, - говорил Илюха. - Там этого металлу тыщ на двести легко будет.

- Это если не торговаться, - заметил Андрюха.

- И по теперешним ценам, - поднял охмелевший палец к потолку Илюха.

- А мы подождем с годик, там и цены в кризис повысятся, - рассуждал Андрюха. - На то он и кризис, мать его...

- Можно и корову обратно купить будет, - подхватил, разливая белую по стаканам, Илюха.

Так они и просидели всю ночь, строя планы и обсуждая перспективу динамики изменения цен на цветные металлы на внутреннем и мировом рынках. Никто их не слышал, никто их не хватился. Жена Илюхи уехала на неделю гостить к родителям в Кузьмички, а Андрюха жил пока один, так как предыдущая жена бросила его из-за постоянного пьянства, а новую он еще не подыскал.

- Пожалеет Светка, что от меня ушла, - мычал себе под нос Андрюха, мечтая о богатстве, часть которого была тщательно спрятана под полом пустого коровника.

А что же Семен? Он, не торопясь, вернулся домой, принял ванну, и сел было медитировать, но, почему-то, не смог сосредоточиться. Мысли, которыми, как ему казалось, он научился управлять, лезли в голову самые разные. Однако, на то и провел Семен двадцать лет в монастыре, чтобы справляться со всяким мусором, что лезет в голову. Уже через полчаса он с удовольствием погрузился в медитацию и ровно в шесть вечера открыл глаза и стал накрывать на стол. Расставив тарелки, он задумался над тем, что приготовить, то есть, что бы такое придумать на ужин. Помогла кулинарная книжка с картинками, которую Семен обнаружил на подоконнике. Книжка была современная, большого формата с хорошими фотографиями и называлась "Энциклопедия азиатской кухни". Семен полистал энциклопедию и выбрал блюдо из мьянмской кухни, которое, как ему показалось, было сытным, вкусным и полезным. Называлось оно мохинга, и для приготовления требовались треска, креветки, рисовая лапша и всякие пряности - стебель бамбука, куркума, имбирь, кокосовое молоко и что-то там еще. Внимательно прочитав рецепт и рассмотрев картинку, Семен закрыл глаза и начал визуализацию. Через несколько минут на столе появилась замысловатая керамическая супница с горячим мохинга, а еще через минуту Семен услышал, как открывается дверь. Счастливая и веселая Зоя Вячеславовна появилась в зале.

- Как вкусно пахнет! - закричала она с порога. - Сем, ты знаешь, меня и вправду сегодня из банка отпустили! Прямо точь-в-точь, как ты наколдовал!

- Мама, на этот раз не я, а ты наколдовала, - попытался переубедить ее Семен.

- Да ну тебя, - отмахнулась Зоя Вячеславовна. - Скажешь тоже! Давай лучше ужинать! Что там у тебя в горшке? Так пахнет...

И она, быстренько переодевшись в свой новый махровый халат, села за стол. Семен устроился напротив и попросил ее рассказать поподробнее о том, как же так вышло, что утреннее мимолетное желание вдруг осуществилось, стало реальностью и весьма приятной.

- Да, как, как? - рассмеялась в ответ Зоя Вячеславовна. - Сам знаешь!

И она весело подмигнула сыну.

- Так что же там все-таки произошло, в банке? - спросил тот.

А произошло вот что. Не так давно, главное правительство страны бросило клич развивать "на-на" технологии. То есть, технологии назывались нанотехнологиями, но Зоя Вячеславовна про слово "нано" ничего не знала, поэтому искренне считала, что технологии назывались "на-на". Так вот, на развитие этих самых технологий были выделены немалые в масштабах всей страны деньги, которые должны были распределяться по системе грантов. Все научные коллективы и коллективчики, имеющие что предложить в сфере манипулирования атомами и молекулами, могли и должны были в срок представить свои проекты-заявки с указанием области исследования, списка коллектива исполнителей, практического задела и ожидаемого результата. Ажиотаж, понятно, поднялся немаленький, поскольку денег сулили много, а сроки исполнения могли растянуться до пяти и более лет. Так сложилось, что Технологический институт, в бухгалтерии которого трудилась Зоя Вячеславовна, за последние годы как-то подрастерял былую репутацию ВУЗа с традициями и ведущей, пусть и не столичной, научной школой. Ректор, державшийся у власти уже лет шестнадцать, развалил, все, что можно было развалить, и развратил всех, кого можно было развратить шальными деньгами и полной безответственностью. За годы своего правления он сформировал неподъемный на всякие инновации административный аппарат, который, в свою очередь, создал кучу ненужных и нефункциональных отделов, центров и даже институтов внутри института. Вся эта махина благополучно сама на себя работала и себя саму обслуживала, изобретала показатели, потом по этим самым показателям отчитывалась, получала премии и снова гналась за показателями. Поскольку в сфере управленческой денег платили намного больше, чем в сфере преподавательской, то многие преподаватели, особенно те, что поумнее да пошустрее, вскоре перековались в администраторов, престиж преподавателя в отдельном учебном заведении резко снизился, редкие попытки особо здравомыслящих прекратить вакханалию и обратить внимание на учебный процесс и научно-исследовательскую работу пресекались жестоко, а самих здравомыслящих наказывали вплоть до увольнения. Так прошли почти полтора десятилетия, и все было бы замечательно, если бы не одно маленькое препятствие - каждый год институт, находясь на государственном финансировании, должен был предоставлять длиннющий отчет о проделанной, так сказать, работе за минувший год, куда вносились не только показатели, мало поддающиеся проверке, но такие, отсутствие которых объективно указывало на то, что в ВУЗе не велась ни серьезная научная работа, ни педагогическая. Что же это были за такие хитрые показатели, которые не могли нарисовать многочисленные отделы и центры? А очень простые - количество авторских свидетельств и патентов на изобретения, полученных сотрудниками, и количество учебников и всяких там научных книг, опубликованных преподавателями в центральных изданиях. Несмотря на титанические усилия отделов, кривая этих показателей стремительно шла вниз, а параллельно с ней и рейтинг ВУЗа. За несколько лет он умудрился спуститься с первой позиции сначала на третью, потом на пятую, потом на седьмую, потом вообще выпасть из десятки первых и, наконец, даже из двадцатки лучших ВУЗов страны. Ректора такое положение вещей, разумеется, не устраивало, после каждого понижения рейтинга он проводил серьезные разборки, перетряхивал аппарат, делал кадровые перестановки, но меры, как оказывалось через очередной календарный год, были малоэффективными и недостаточными, а решения половинчатыми. В конце концов, когда ВУЗ вылетел из первой двадцатки, ректор вызвал к себе двух проректоров, один из которых отвечал за науку, а другой - за учебу, и в довольно ясных и крепких выражениях потребовал принять меры, пригрозив, в случае невыполнения, отправить обоих обратно в педпроцесс, что означало (кошмар чиновника) жить на одну зарплату, причем, доцента. Проректоры засуетились, вызвали к себе деканов по очереди, тоже пригрозили им кое-чем, деканы сорвали праведный гнев на заведующих кафедрами, а заведующим, по-хорошему, надо было бы накрутить хвоста преподавателям и сотрудникам, но крутить-то особо было нельзя, поскольку за последние годы контингент значительно поредел - талантливые и умные перетекли либо в бизнес, либо в соседний ВУЗ, которому как-то удалось сосредоточиться на разработке и внедрении всяких там научных придумок, за которые ВУЗ получал деньги, которые ректор почему-то и зачем-то тратил на развитие, то есть на закупку всякого современного оборудования и повышения заработной платы сотрудникам. В Технологическом же, средний возраст преподавателей был предпенсионный. Работали там преимущественно пенсионеры и далеко не самые талантливые молодые, которые остались, в основном, чтобы перекантоваться пока не подвернется что-нибудь повыгоднее; при таком кадровом составе заведующие кафедрами особо гайки закручивать не могли, поскольку можно было лишиться и последних преподавателей, которые давно уже бурчали по поводу слишком уж заметного расслоения доходов в институте, и тогда, хоть самому вставай за кафедру, в прямом смысле, то есть читай лекции, проводи занятия и занимайся прочей дребеденью, не приносящей реального дохода. Ситуация в ВУЗе складывалась патовая, вернее, по известному определению революционная ситуация, когда низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут и не умеют управлять по-новому. Казалось, построенная конструкция должна была вот-вот рухнуть, развалиться, разбиться вдребезги, а на ее месте вырасти новое здание, в фигуральном смысле слова, храма науки и образования. Но, как говорится - "Накось, выкуси!". Конструкции нельзя позволить развалиться, и конструкция нашла-таки выход, который подсказал недавно оперившийся, то есть защитивший довольно посредственную диссертацию ассистент кафедры каких-то там разработок, а, по совместительству, заместитель отдела развития центра по связи с зарубежными институтами Колов. Ассистент Колов, внося предложение, имел свой кровный интерес, даже два. Во-первых, ему не хотелось больше оставаться в малоперспективном центре по связи с зарубежными институтами, поскольку связей особых не было, да и в заграничные командировки за этими несуществующими связями ездил только руководитель центра вместе с профильными проректорами или с самим ректором, а, во-вторых, пора было Колову уже проявить себя самостоятельно и масштабно мыслящим управленцем, чтобы начать выстраивать карьеру. Поначалу предложение его было воспринято прохладно и без энтузиазма, мол, какие там у нас технологии, тем более, нано. Проректор, к которому пришел Колов со своей докладной запиской объяснил по-свойски, что исследования в этом направлении уже давно не ведутся, да и вести их особо не на чем, но Колов, разумеется, не возражая и не переча, подсунул проректору текст на пяти страницах под названием "Обоснование (проект)", в котором он приводил список трудов, авторами или соавторами которых являлись сотрудники института, большая часть из которых, правда, за последнее время уволилась, но на момент публикации они числились в штате института. После списка трудов шел список тем, на разработку которых были в разные годы подписаны протоколы о намерениях с разными зарубежными университетами. Правда, дальше подписания протоколов дело не сдвинулось, но на бумаге все выглядело так, будто совместными с зарубежными партнерами усилиями интенсивно ведутся научные исследования. И, наконец, в заключительной части обоснования был список сотрудников института, часто тоже бывших, работающих в разных зарубежных лабораториях и университетах, причем, часть их публикаций удачно была упомянута в первом списке. Действительно, обоснование заставляло задуматься, а, возможно, и начать действовать. Проректор уже хотел было сложить его в папку, чтобы денька через два, все тщательно обдумав и взвесив, пойти с докладом к ректору, но опытный Колов аккуратненько вынул из рук проректора странички, сославшись на то, что хочет обратить особое внимание Проректора на работы сотрудника, бывшего, кстати, одноклассника Колова, который уже года четыре благополучно работал в лаборатории в Японии. Выслушав про Японию, Проректор попробовал вновь завладеть листами, но Колов, зная, что ни в коем случае нельзя позволять кому бы то ни было перехватывать инициативу, снова взял странички в свои руки и нашел там труд, тоже бывшего профессора института, две книги которого перевели и опубликовали аж в самом Кэмбридже.

- Ну и что? - сказал Проректор, которому по личным причинам было неприятно упоминание имени профессора. - Знаете, они ведь иногда специально публикуют лженаучные труды, чтобы, так сказать, дезориентировать противника.

Какого-такого противника думал сбить с панталыку Кэмбридж, переводя и публикуя за свой счет труды профессора, Проректор не уточнил, но ассистент Колов почувствовал напряжение и с готовностью предложил книги профессора из списка вычеркнуть как вредные.

- Не надо пока, - распорядился Проректор и, видя, что Колов расставаться со своим обоснованием не намерен, добавил, что он подумает и ждет от Колова подробной записки с окончательным обоснованием.

- Вы попробуйте хорошенько обобщить все то, о чем мы с Вами сегодня тут говорили, изложите страницах на трех текста, - сказал Проректор. - Срок - до завтра.

Колов понял, что инициатива все-таки ускользает, набрался наглости и спросил, на чье имя писать бумагу - Проректора или ректора.

- На мое пишите, - посоветовал Проректор.

Колов еще немного обнаглел и, между прочим так, сказал, что на следующий день он записан на прием к ректору по жилищному вопросу.

- Как Вы считаете, стоит мне упомянуть об этой возможности?

Проректор понял, что Колов - орешком оказался крепким, тут же переоценил ситуацию и предложил вместе сходить к ректору.

- Нужно будет создать инициативную группу, - пояснил Проректор. - Я, сам понимаешь, занят, а вот ты вполне можешь потянуть, тем более, и инициатива твоя...

- Наша, - тихо перебил Проректора Колов.

- Ну, да, наша, - согласился Проректор и спросил:

- А что будем изобретать?

- Мозг, - ответил Колов.

- Чей? - не понял Проректор.

- Наночеловека!

Через два дня о совместной инициативе было доложено ректору, создана группа и началась кропотливая работа по созданию заявки. Для того, чтобы придать заявке больший вес и значимость, и Проректор и ректор раза по два слетали в столицу с целью перетянуть на свою сторону нескольких влиятельных и видных ученых, которые должны были решать судьбу проектов и распределять гранты. Дело был деликатным, поскольку ученым этим самоличное участие в жирных проектах разрешено не было, но, как известно, не существует проблем неразрешимых. В конце концов, компромиссы были найдены, углы сглажены, спорные вопросы утрясены, а грант на семизначную цифру получен. Кроме всего прочего, сама идея создания мозга для наночеловека или, постойте, кажется наоборот - наномозга для человека, оказалась настолько привлекательной, что под ее развитие, не без некоторых усилий со стороны уже областного, то есть, губернского начальства, правительством было принято судьбоносное решение о строительстве специального центра, где предполагалось проводить серьезные научные исследования на мировом, так сказать, уровне со стратегической целью догнать и перегнать сами знаете кого. Под строительство выделили еще несколько миллиардов, а сроку дали пять лет, причем за эти пять лет планировалось проложить немного дорог, ведущих к будущему центру, построить несколько лабораторных зданий и большой административный корпус. Вы спросите, а причем здесь банк? А при том, что деньги-то на все эти развлечения с изобретением мозгов должны были куда-то переводиться и где-то храниться. Так случилось, что управляющим директором К-кого банка, где подрабатывала Зоя Вячеславовна, был зятем одного из высокопоставленных губернских чиновников, он же активный и добровольный член правящей партии. Когда решались организационные вопросы, так как-то само-собой вышло, что администрация предложила осуществлять все денежные операции через банк зятя, никто по существу возражать не стал, и банк оказался в доле, то есть, в деле. И так получилось, что празднование этой большой победы пришлось как раз на тот самый день, когда Зоя Вячеславовна размечталась с утра, чтобы ее отпустили вечером с работы. Банковское начальство собиралось праздновать событие в каком-то уютном местечке, а всякому там персоналу решено было дать выходной и наградить небольшой премией.

Эту историю, только без некоторых, неизвестных ей, подробностей, Зоя Вячеславовна рассказала Семену за ужином, называя наномозг "на-на мозгом", но Семен все равно в терминологии этой мудреной ничегошеньки не понимал, и ошибки не заметил.

- Смотри, мама, ты с утра высказала желание, представила себе, что оно осуществилось, обрадовалась тому, что произошло, и, пожалуйста, вечером все вышло так, как ты заказывала, - тщательно подбирая слова, описал произошедшее Семен.

- Да не говори ерунды, - попросила Зоя Вячеславовна, накладывая себе еще одну порцию мохинги. - Вкусно-то как.

- Почему это ерунда? - спросил Семен.

- А потому, что это либо ты наколдовал, либо просто так вышло, - ответила Зоя Вячеславовна и включила телевизор.

От раздавшегося за спиной шума Семен чуть не вздрогнул. Обернувшись, он увидел пульсирующее под тревожную музыку красное сердце, потом на экране появились цифры, а серьезный голос диктора за кадром произнес такие слова: "В настоящее время согласно статистике частота сердечно-сосудистых заболеваний в России выросла почти в 3 раза. Специалисты связывают это с загрязнением окружающей среды, с увеличением частоты стрессовых ситуаций, употреблением спиртных напитков, курением. В Европе от сердечно-сосудистых заболеваний ежегодно умирают приблизительно 3 млн. человек, в США - 1 млн., причем четверть умерших составляют люди в трудоспособного возраста. Ежегодные экономические потери в результате смерти от сердечно-сосудистых заболеваний в США составляют 50000 млн. долларов. В России эти заболевания являются основной причиной смертности и заболеваемости населения. Не тяните, если Вы находитесь в группе риска или просто заботитесь о своем здоровье или здоровье близких Вам людей, пройдите обследование в областном кардиологическом центре, где к Вашим услугам квалифицированный персонал, импортное новейшее оборудование и современные методы лечения и профилактики сердечно-сосудистых заболеваний. Не ждите, когда беда, уже прокравшаяся в Ваш дом, заявит о себе!" Дальше шли контактные телефоны для частных лиц и организаций, а в заключение пульсирующее сердце остановилось, увеличилось в размерах и на нем появился логотип центра, услуги которого рекламировались. Сразу же после рекламы центра появилась еще одна реклама. Из небольшого особнячка вышел мужчина в сопровождении жены и нескольких ребятишек. Поцеловав всех по очереди, мужчина сел в автомобиль и покатил, надо полагать, на работу. По дороге он сначала сумел не попасть под падающее дерево, потом молния ударила рядом с его машиной, потом на нее чуть не сошел сель и, в конце концов, автомобиль, на котором ехал мужчина, столкнулся с другим автомобилем на мосту, а сам мост рухнул под напором внезапно поднявшейся воды в реке, причем, обломки автомобилей упали на баржу, проплывавшую под мостом; звали баржу ПантонСтрах. "Вы никогда не задумывались над тем, что Вы оставите своим близким?" - вопрошал голос за кадром. "ПантонСтрах поможет Вам построить Ваше будущее, даже если...". И на экране появилась женщина, похожая на древнегреческую богиню Афродиту, которая в любящих руках держала табличку с телефонами ПантонСтраха.

Семен не верил своим глазам. То, что он только что видел и слышал было прямым нарушением Закона. Обе рекламы прямо-таки навязывали зрителям мысль о неминуемых несчастьях и болезнях. "Ведь так можно внушить все, что угодно!" - с возмущением подумал Семен.

- Надо мне сходить кардиограмму снять, - напомнила себе Зоя Вячеславовна.

- Зачем? - спросил Семен. - Разве ты больна?

- Откуда ж я знаю? - развела руками Зоя Вячеславовна. - У нас медосмотр каждый год, ну я и хожу.

- И что?

- Ты знаешь, очень удобно и бесплатно! - похвасталась мать.

- Что удобного-то? - продолжал допытываться Семен.

- Как что? Ты за час сможешь обойти всех врачей, -объяснила Зоя Вячеславовна.

- А кардиограмму зачем снимать? - не унимался Семен.

- Так ты знаешь, сколько мне лет-то, сынок? - спросила мать.

- Причем здесь твои годы? Ты как себя чувствуешь?

- Не знаю. Ноги пока ходят, грех жаловаться...

- Ну и замечательно! - обрадовался Семен. - Смотри, ты хорошо себя чувствуешь, настроение у тебя хорошее, ты постепенно учишься управлять своей реальностью. Зачем тебе ходить к кому-то и справляться о твоем собственном здоровье?

- Знаешь, Сем, ты иногда такие странные вещи говоришь. Как не справляться-то? Я ведь одна живу, то есть, жила, пока ты вот, слава Богу, не вернулся. Знаешь, как одной-то? И страшно бывает, и горько. Так живешь один, заболеешь, а кто воды подаст? Вот и приходится за здоровьем следить. Я каждый год в профилакторий хожу - то там маленько подшаманят, то здесь, - вздохнула Зоя Вячеславовна.

Семен не стал пока спорить с матерью, он знал, что человеку нужно время для того, чтобы понять и принять то Знание, которое он, сам того не подозревая, хранит в себе, не умея часто им воспользоваться.

Дальше счет дням несколько потерялся...

Много, что произошло в городе Ж-ске с тех пор, как Семен вернулся из своего долгого путешествия, причем, многие события и не были вовсе связаны с его возвращением. В каждом городе любой страны мира за день столько всего случается; иногда эти события и происшествия очевидно связаны друг с другом, а, порою, мы уверены, что все происходит как-то само собой, без видимых причин и без явных следствий.

Итак, жизнь в городе текла своим чередом. Почти наступившее лето радовало теплыми деньками, распускающимися деревьями, появившимися летними кафе-шашлычными и передвижными бочками с квасом. Горожане наслаждались теплом, сажали картошку на своих огородах-участках. Те, что побогаче - играли в теннис и готовились к дальним путешествиям в отпуск, а дети, отучившиеся очередной год, целыми днями пропадали на улице, гоняли на великах, играли в звездные и простые войны или просто ничего не делали, наслаждаясь отсутствием режима.

В это самое время в столице вдруг и, как всегда, неожиданно произошла очередная смена министров - старые были отправлены в отставку, а новые, более энергичные и способные осуществлять эффективное руководство во время разгулявшегося кризиса, заняли кабинеты и кресла старых. Министр, отвечающий теперь за нанотехнологии и не по наслышке знающий о недостойных проявлениях коррупции в своем ведомстве, решил положить ей, коррупции, конец, а, заодно и интенсифицировать работу по разработке и внедрению этих самых нанотехнологий в производство и жизнь. Затребовав к себе заместителей, тоже, разумеется, людей новых и с незапятнанной репутацией, он обрисовал им проблему, демократично выслушал их мнения и приказал в самые короткие провести тщательную проверку распределенных многомиллионных и даже миллиардных грантов государственных денег. Заместители тоже помозговали и решили провести проверку в форме промежуточных отчетов. Немедленно в разные концы страны полетели электронные послания и бумажные депеши с требованием представить промежуточные научные и финансовые отчеты по грантам. Депеши эти, разумеется, вызвали сильнейший переполох в некоторых изобретательских центрах и заведениях, но особенно сильное впечатление известие произвело на творческий коллектив Технологического института.

- Что это они там удумали?! - справедливо возмущались изобретатели. - Только-только деньги пришли, а они уже отчет какой-то непредусмотренный требуют!

Но, понятно, возмущались только между собой, ни у кого из ответственных товарищей рука не поднялась отписать в министерство справедливый протест против эдакого самодурства, да еще накануне отпуска. На ковер был призван Проректор, спрошен, как обстоят дела с изобретением, и отправлен организовывать работу по подготовке отчета. Проректор, отдышавшись, призвал к себе главного координатора, которым оказался вовсе не ассистент Колов, а его бывший шеф по зарубежным связям профессор Сваев. Так уж вышло, что на заграничный фронт, не очень перспективный в кризисное время, были брошены другие, менее важные сотрудники. Профессор Сваев после разговора с Проректором, сам отправился к Колову, который обзавелся уже собственным кабинетом, правда пока без приемной, и всыпал этому Колову по первое число за то, что тот во время не подготовился к промежуточному отчету.

- Ты что, думаешь, это игрушки? - бушевал Сваев. - Тебе доверили очень ответственный участок, тебе даже мозгами шевелить не нужно, чтобы что-то там изобретать! Тебя поставили выполнять определенные функции! Нужно было внимательно прочитать документацию по гранту, узнать, что грядет промежуточный отчет и к нему подготовиться! Причем не самому мозгами скрипеть, а организовать работу!

Колов от неожиданности растерялся и не знал, что ответить. Он и вправду ни о каком промежуточном отчете даже не подозревал.

- Тебе за что деньги платят бюджетные и внебюджетные? - продолжал бушевать профессор Сваев. - За то, чтобы ты на компьютере шары гонял?

Профессора хватило минут на двадцать, после отповеди он потребовал от Колова немедленных действий, а именно, сбора промежуточных отчетов из подразделений, занятых в освоении перечисленных по гранту денег.

В губернской управе тоже царила временная сумятица - утром из столицы пришло требование предоставить промежуточный отчет. Весть эта вызвала волну местного негодования, поскольку и деньги-то еще толком осваиваться не начали - только-только была сформирована комиссия, которой было поручено, ну и так далее. Разумеется, в голову никому не пришло позвонить или отписать в министерство, что просьба их с отчетом несколько преждевременная и что отчитываться, в целом, пока еще и не о чем. А напрасно, поскольку в самом министерстве произошла небольшая путаница, и новые сотрудники, еще не совсем освоившиеся, по недопониманию, разослали письма абсолютно всем грантодержателям, в то время как первоначально планировалось спросить только с тех, кто непосредственно занимается изобретательством, а не с тех, кто создает инфраструктуру. С последних решено было спросить в конце года.

После короткого заседания, губернские управленцы разошлись по кабинетам, чтобы обдумать ситуацию и выработать подходы к ее решению. Впрочем, в аппарате губернатора работали смышленые ребята, и выход из положения был найден уже через час после получения депеши. Один из чиновников во-время вспомнил, что где-то около трех или четырех лет до описываемых событий некая молодая строительная фирма получила подряд на освоение одной из окраин города. Однако, после проведения изыскательских работ выяснилось, что из-за каких-то там геологических или гидрогеологических условий строительство многоэтажных домов на отведенной территории невозможно. Фирма тогда попробовала получить подряды на строительство индивидуальных коттеджей, но само место не было особо привлекательным для состоятельных застройщиков, и дело с освоением участка постепенно заглохло. Вот об этой площадке и вспомнил чиновник Константин Иванович Буев, и не только вспомнил, но и связался с руководителем той небольшой строительной фирмы - Сергеем Александровичем. Как уж они там между собой договаривались, мне не известно, но к концу дня полным ходом шла работа над отчетом. Составлялись таблицы, где указывалось, сколько скважин и какой глубины было пробурено, какие анализы и где были проведены, какие специалисты привлекались в качестве консультантов. Специальная бригада работала над тем, чтобы пересчитывать расходы на проведенные несколько лет назад работы и измерить их, так сказать, в современных ценах на услуги и материалы.

- А не перестараемся? - поинтересовался заместитель губернатора у бывшего строителя Буева.

- Кашу маслом не испортишь, - мудро заметил Буев. - Мы же в примечании пишем, что работы начались по нашей инициативе еще до выделения денег правительством.

- Ну, если так, - ответил заместитель и отправился по своим делам.

В отличие от губернии, где довольно быстро и остроумно вышли из положения, сотрудникам института пришлось туго. Перелистав многостраничную копию заявки, ассистент Колов разослал по подразделениям-участникам уведомления, обязав их представить отчеты о проделанной работе по гранту к ближайшему понедельнику. До обеда было тихо, а вот после обеда начались звонки из этих самых подразделений. Дело в том, что они хоть и участвовали в проекте, но денег ни на на изобретательство, ни на оборудование еще не получили - только-только были выплачены компенсации членам коллектива, непосредственно занимавшегося оформлением документов на грант и улаживанием деталей, а также куплены ноутбуки для членов этого коллектива и приобретен автомобиль заграничного производства для обеспечения мобильности разработчиков. Все эти необходимые траты, разумеется, имели обоснование и были внесены в смету расходов, но в проекте были еще кое-какие пункты, выполнение которых подразумевало некоторую исследовательскую и даже изобретательскую деятельность, чтобы обогнать, наконец, сами знаете кого раз и навсегда! С этой-то частью и возникла заминка. Несмотря на грозные формулировки рассылаемых уведомлений, коллективы непосредственных исполнителей отчеты предоставлять не торопились, время шло, приближался конечный срок представления промежуточного отчета в министерство, а дело с мертвой точки не сдвинулось. Ассистент Колов потерял сначала аппетит, потом сон, но это не помогало. Профессор Сваев, оценив ситуацию, готовился лечь в кардиоцентр, где у него работал свояк заместителем директора по научной работе, а Проректор пребывал в некоторой иллюзии, что работа по подготовке отчета идет полным ходом, о чем регулярно докладывал ректору. Спасти институт и Колова могло только чудо, но, как известно, вера в чудеса навсегда уходит из нашей жизни вместе с волшебными сказками лет, эдак так в восемь-десять, а то и раньше. Вот и ассистент Колов на чудо не надеялся, но старался себя взять в руки и убедить, что безвыходных ситуаций не бывает. Однажды вечером он пришел домой немного пьяным и в весьма мрачном расположении духа. Надо сказать, что жил ассистент Колов вместе с матерью, которая начинала раскручивать свой собственный бизнес - страховое агентство "ПантонСтрах", а родным дядей Колову приходился никто иной, как несостоявшийся работодатель Семена, владелец не самой крупной в городе строительной фирмы Сергей Александрович. Почему сын и племянник вдруг оказался в институте вместо того, чтобы вместе с родственниками строить капиталистическое будущее страны? Ответ прост - мать Колова всю жизнь мечтала, чтобы сын стал профессором, читал лекции студентам, жил в большой квартире с библиотекой и дома ходил в стеганной коричневой курточке. Когда-то Алла Александровна дружила с девочкой из параллельного класса, папа которой работал профессором, и семья жила в просторной квартире в старом доме с высокими потолками, длинными коридорами и большой комнатой с камином, именуемой библиотекой. Эта квартира произвела настолько глубокое впечатление на маленькую Аллу, что она даже замуж поначалу выскочила за аспиранта. Но аспирант оказался неудачником, и тогда Алла сосредоточила усилия на сыне, которого готовила к карьере профессора, то есть покупала ему разные книжки, настояла на том, чтобы после окончания института он остался работать на кафедре за нищенскую зарплату, всячески поддерживала его деньгами, пока писалась диссертация, а писалась она долго и не очень охотно. Не так давно Алла вдруг осознала, что для получения профессорского звания сыну нужно написать и защитить еще одну диссертацию, что повергло ее в некоторое уныние, но воодушевленный защитой Колов заверил ее, что при определенных усилиях, некоторой организаторской работе и правильных знакомствах ничего невозможного нет. Алла поверила, но узнав через некоторое время о том, что сын перешел работать в администрацию института, оставшись на кафедре только на полставки, расстроилась, поскольку с ее точки зрения, эта работа не приближала его к ее мечте. Однако Колов объяснил матери, что шаг этот был вынужденным, чтобы обрасти нужными связями, лично познакомиться с влиятельными людьми в институте и зарекомендовать себя с хорошей стороны. Когда же возник проект наномозга, Колов заверил мать, что по результатам освоенных денег можно будет не одну докторскую защитить. Некоторое время все были довольны, счастливы и полны надежд, каждый своих. И вдруг - промежуточный отчет.

Придя домой, как уже упоминалось, в состоянии алкогольного опьянения Колов в выражениях, которые глубоко потрясли его мать, поделился с дядей своей проблемой. Он рассказал, какие все эти ученые трусы, неучи и лентяи, поведал о том, что все хотят только денег, а работать никто не хочет, что все его, Колова, бросили и вот-вот отдадут на съедение волкам.

- И это благодарность за то, что я их буквально втащил в этот проект, - вещал он за кухонным столом, икая и размазывая по лицу капающие из носа сопли. - Да если бы не я, они бы так и катились со своим рейтингом вниз, а я пришел, все обосновал, организовал. Знаешь, они ведь меня даже хотели начальником отдела поставить, но потом этот проходимец Сваев вылез, а теперь, когда надо отчитываться - все в кусты.

- Что-то я тебя не пойму, племянничек, - сказал Сергей Александрович. - Что там за дела? Вы, значит, получили денежки, ни фига не сделали, а теперь ты крайний, поскольку вылез с инициативой?

Надо отдать Сергею Александровичу должное, он умел быстро вникать в проблему и схватывать суть, тем более, что в суть аналогичной ситуации он уже вник, когда ему позвонили из губернской администрации и попросили предоставить результаты изысканий, проведенных и оплаченных его фирмой несколько лет назад на территории, о которой Сергей Александрович и вспоминать-то не хотел, так ему тогда с ней не подфартило.

- Лучше бы помог, чем издеваться, - бросила Алла брату. Она не совсем понимала суть происходящего, но, даже поверхностного впечатления было достаточно, чтобы сообразить - карьера сына рушится, толком не начавшись.

Сергей Александрович упрек принял и по старой привычке быть в семье за старшего начал думать. Решение пришло неожиданно и сразу.

- И как же я про него забыл? - хлопнул себя по лбу Сергей Александрович, вспомнив про тысячу долларов уплаченной взятки за паспорт Семена. Как-то так все закрутилось и завертелось в последнее время, что Сергей Александрович даже не вспомнил про забавного тьютора, на которого у него были виды и планы. Дело в том, что помимо спасения лица губернии, Сергей Александрович стал больше времени проводить с семьей - у него как-то заладились отношения с сыном, и даже с женой они стали меньше ругаться. В минувшие выходные, впервые за многие годы, вся семья выбралась в кино, причем вез их не Егор, а сам Сергей Александрович сел за руль. После кино они сходили в кафе, где ели мороженное, а вечером отец с сыном съездили на рыбалку, где Сергей Александрович учил Сережу вязать узлы и цеплять крючки на леску. Сережа поймал большую щуку, которую еле вытянул из воды, и, если бы не подоспел Сергей Александрович, то еще неизвестно, кто кого бы перетянул.

- Егор? - строго спросил Сергей Александрович, набрав номер охранника. - Ты паспорт этого тьютора забрал?

- Не-а, - ответил Егор.

- Почему?

- Так он сам сказал, что Вам позвонит, как будет готово, - объяснил Егор, имея в виду Начальника отделения.

- Не звонил?

- Не знаю, - был ответ.

- Елки-моталки, - сказал Сергей Александрович и стал искать в записной книжке номер телефона Начальника.

Тот, разумеется, тоже напрочь забыл про паспорт и про взятку, с которой ему пришлось расстаться, даже не пересчитав.

- Помню, помню, а как же, - отвечал Начальник. - Я же говорил тебе, что буду по обходным каналам делать, а там свои сроки. Вчера только звонил, справлялся.

- И что?

- Обещали на этой неделе сделать, - отвечал Начальник.

- Ладно, держи в курсе, - поблагодарил Сергей Александрович и снова позвонил Егору.

- Слышь, Егор, у нас адрес того чудика записан?

- Не знаю.

- А кто знает? Ты же у меня за безопасность отвечаешь! - набросился на него Сергей Александрович.

- Так, хозяин, я же его документов-то и не видел, считай, - оправдывался Егор.

- А паспорт кто его возил?

Крыть было нечем.

- Может, секретарша Ваша знает. Это же она ему встречу с Вами назначала, - предположил Егор.

Действительно, через полчаса отыскался, наконец, адрес Семена, еще минут через двадцать удалось по адресу выяснить номер телефона.

- И кого ты с таким упорством разыскиваешь? - поинтересовалась Алла.

- Сейчас расскажу, но ты не поверишь, - пообещал Сергей Александрович и рассказал о том, как он чуть не нанял для Сережи репетитора с такими странными способностями.

- Ты рехнулся? - спросила Алла.

- Да нет же, говорю тебе, так и было. Можешь лодку посмотреть и "Москвич", его Егор куда-то перегнал, чтоб не мешался.

- Ладно, - махнула рукой Алла и стала накрывать на стол. - Есть будешь?

Сергей Александрович не ответил, а ассистент Колов, схватив его за руку, спросил:

- Дядя Сережа, а ты можешь меня с этим репетитором познакомить?

- Не видишь, я его найти пробую, - ответил дядя и стал набирать номер Зои Вячеславовны.

После звонка Сергея Александровича, который застал Начальника отделения уже практически в дверях кабинета, тот вернулся, снова уселся в кресло и набрал номер паспортного стола, ему никто не ответил, тогда он попросил секретаршу срочно найти ему паспортиста. Через три минуты паспортист, которого секретарша вызвонила в кабинете майора Дятлова, входил в кабинет Начальника и был встречен суровым вопросом:

- Почему не месте?

- Стреляться ходил, товарищ полковник! - доложил паспортист, незаметно перекатывая во рту шарик из двух мятных жвачек.

- И как результат? - поинтересовался полковник.

Паспортист назвал результат, который раза в два превосходил его возможности попадать в цель с расстояния десяти шагов, но Начальник пропустил это мимо ушей и напустился за паспорт.

"Куцый хвост, - выругался про себя паспортист. Как же я забыл про этот паспорт?"

- Когда было принято к исполнению? - спрашивал Начальник.

- Разрешите доложить? - отвечал паспортист.

- Докладывай! - разрешил Начальник.

И Паспортист доложил, что, "приняв к исполнению смену паспорта", он, согласно двум действующим инструкциям...

- Ты мне инструкциями не тычь, где паспорт? - перебил Начальник.

- Сегодня Выписан, Товарищ Полковник! - доложил паспортист и отдал зачем-то честь, наверное, жидкость из сейфа майора Дятлова начала действовать.

- Это дело, - похвалил полковник и приказал доставить паспорт к девяти утра к себе в кабинет.

- Так точно! - снова отдал честь паспортист и, получив разрешение идти, по-военному развернулся и, чеканя шаг, пошел искать злополучный паспорт.

- Слышь, Дятел, - сказал паспортист, заглядывая в кабинет майора. - Я сегодня пас, мне работать надо.

- Надо, так надо, - понимающе кивнул майор и пожелал коллеге удачи.

Удача нужна была Паспортисту как воздух, поскольку он понятия не имел, куда задевался этот треклятый паспорт.

- Как сквозь землю провалился, - удивлялся Паспортист, роясь в ящиках и папках своего тесного кабинета. Перевернув все вверх дном и не найдя ни паспорта, ни фотографий, он сел за стол и обхватил голову руками. "Хоть бы фамилию его знать," - подумал он и стал анализировать ситуацию. Что бы там не говорили всякие злопыхатели, а порядок у паспортном столе был, и у главного Паспортиста в делах тоже был порядок, иначе не держали бы его здесь уже десять лет. "Значит, паспорт этот должен быть здесь!" - сказал себе Паспортист и снова принялся за поиски. Через пятнадцать минут документ нашелся - серая, советского образца, книжица оказалась почему-то в шкафу, в отделении, где хранились чашки для чая и сахар. Как он там очутился, Паспортист не знал и не понимал, но хуже всего было то, что паспорт был прислонен к банке с черничным или еще каким-то вареньем, которое Вера Николаевна, одна из сотрудниц, принесла из дома, чтобы не пропало. То ли от тепла (отопление почему-то еще не отключили), то ли от времени, варенье забродило и потекло темно-синей струей прямо на паспорт протеже Начальника отделения. Паспортист листал липкие страницы и не верил своим глазам - документ был безнадежно испорчен, фотографии, казалось, тоже. "Посмотрим, что можно сделать," - решил они и пошел в туалет отмывать паспорт - рукомойник у него в кабинете временно не работал. Аккуратно смыв сладкую, слегка пенящуюся жижицу со страниц, Паспортист обнаружил, что далеко не все потеряно. В принципе, читалось все, только часть отчества и последнюю цифру года рождения невозможно было разобрать, поскольку бумага пропиталась черным соком вареной ягоды. Одна фотография вообще почти не пострадала. Довольный Паспортист вернулся к себе в отдел, достал бланк паспорта из сейфа и начал колдовать. Фамилия и имя впечатались легко и сомнения не вызывали, а вот от отчества осталось только "Влад". Паспортист подумал, поскреб в затылке, махнул рукой и впечатал то, что показалось ему наиболее вероятным, превратив Семена из Владиславовича во Владимировича. С годом рождения пришлось думать дольше. В старом паспорте читались только три цифры - 196. Паспортист взял фотографию Семена и стал внимательно ее рассматривать, стараясь определить возраст. "Наркоман какой-то, - ворчал он про себя. Ишь, как хорошо сохранился, и морщин не видать. А, может, ретушь." Поразмышляв о том, сколько гребет Начальник за оформление паспортов наркоманам, паспортист плюнул и впечатал 1965 год.

- Пусть будет посередине. Если что, переделаем!

Самая сложная часть была закончена. Внеся данные Семена в несколько реестров, Паспортист вклеил фотографию, заламинировал страницу и, довольный, положил новый паспорт в конверт. Рабочий день кончился, можно было идти домой.

Семен нашел звонивший телефон под кроватью, нажал нужную кнопку и сказал:

- Алло.

- Семен?

- Да.

- Это Сергей Александрович. Нехорошо, Семен, нехорошо. Я к тебе со всей, так сказать, душой - паспорт новый справил, а ты своими обязанностями пренебрегаешь, на работу не ходишь. У тебя все в порядке? Может, приболел?

- Нет, все хорошо, - ответил Семен.

- Почему тогда на работу не выходишь?

- Сережа выучил урок, и я ему больше не нужен. Вы разве не заметили? - ответил Семен.

- Ну, знаешь, это мне решать, что моему сыну нужно, а что - нет, - строгим голосом ответил Сергей Александрович, но спорить не стал. Сережа и вправду, сильно изменился, как и отношения в семье.

- Ты знаешь, - продолжил он примирительным тоном. - У меня тут проблемка, то есть не у меня даже, а у моего племяша. Не поможешь?

- Я попробую.

- Вот и отлично, - обрадовался Сергей Александрович. - Я сейчас за тобой Егора пришлю...

- Не надо, - перебил его Семен. - Я сам приду.

Через некоторое время Семен позвонил в квартиру, где жил Колов. Ему открыла Алла.

- Здравствуйте, - поздоровалась она. - Вы, верно, Семен?

- Да, - улыбнулся Семен.

- Проходите.

Сергей Александрович тоже вышел в прихожую, пожал Семену руку, похлопал его по плечу и прекрасно отрекомендовал.

- Ты уходишь? - спросила его сестра.

- Да, дела, - неопределенно бросил Сергей Александрович, сказал Семену, что паспорт будет готов на следующий день и вышел на площадку. Почему-то он чувствовал себя неловко в присутствии Семена - что-то было недосказано или недопонято между ними, но по чьей вине - не понятно, а разбираться в этом у Сергея Александровича не было ни желания, ни привычки.

- Ладно, Вы проходите, - пригласила Алла, а сама пошла проводить брата на лестничную площадку.

Семен прошел в просторную комнату, в центре которой стоял массивный обеденный стол овальной формы. За столом сидел уже протрезвевший Колов.

- Здрасьте, - приветствовал он Семена и показал рукой на стул.

Семен сел напротив и спросил:

- Чего Вы хотите?

Вопрос своей простотой несколько озадачил Колова. И вправду, чего он хочет? Чтобы эпопея с отчетом, наконец, закончилась, а он, Колов, вышел бы из этой передряги целым и невредимым, в смысле сохранения карьеры и, как это не смешно, репутации.

В комнату вошла Алла и тоже села за стол. Образовался треугольник.

- Так чего Вам хочется? - немного перефразировал свой вопрос Семен.

- У меня, понимаете, ситуация на работе возникла, - начал объяснять Колов. - Мы выиграли очень важный и крупный грант. Министерский. Никто вообще не думал на этот грант подавать, это была полностью моя идея. Я подготовил обоснование, провел всю подготовительную работу, ходил к этому козлу, убеждал его, унижался, чтобы они же потом деньги хапнули. Меня ведь даже не поставили центр по инновациям возглавлять, так... Сваев - подонок - быстренько перестроился. Чем он лучше меня? Профессор только и прохиндей!

- Так ты тоже профессором становись быстрее, - вставила Алла. Чего тебе не хватает? Зачем полез? Пиши, что там надо писать, исследуй. Пока я жива, голодным не останешься.

- Вы не поняли моего вопроса, - осторожно перебил обоих Семен. - Я спросил, чего Вам хочется?

- Чародей, что ли? - с усмешкой спросила Алла. - Что там про тебя братец брехал?

Она достала из пачки сигарету и прикурила, выпустив струю дыма в сторону Семена, я думаю, не нарочно. Семен не стал ей отвечать. Да и откуда он мог знать, что про него говорил Сергей Александрович?

- Я же говорю Вам про отчет, - чуть повысил голос Колов. - Эти козлы только деньги хотят грести лопатой и ни фига не делать. Вы бы знали, по скольку они себе выписывают!

- Так Вы тоже хотите получать много денег? - спросил Семен.

- А кто ж не хочет? - снова усмехнулась Алла.

- Так кто же даст. Туда надо, знаешь как, карабкаться?

Внезапно у Колова открылось второе дыхание. Он почувствовал такое превосходство над этим парнем, который зарабатывал репетиторством и носил дешевую клетчатую рубашку и допотопные джинсы, что его прорвало. Он стал нести совершенную околесицу о том, что его работа - это сложнейшая шахматная партия, которую он уже несколько лет играет, как заправский гроссмейстер на нескольких досках с этими уродами, которые уже все развалили...

Семен слушал внимательно и вспоминал очень смешную и забавную книжку, которую он когда-то с удовольствием читал и перечитывал. Там тоже был один такой гроссмейстер, который играл на нескольких досках и ходил с е2 на е4, в конце концов, его побили.

- Гроссмейстера звали Остап? - спросил Семен.

Колов замолчал и почему-то покраснел.

- Тебя зачем позвали? - с вызовом спросила Алла, вставая.

Семен понял, что совершил ошибку и ее нужно было срочно исправлять. Но как? Слов его, как он понял, никто не слушал и не слышал, оставалось только их чем-нибудь удивить. Но чем?

- Хотите чаю? - спросил он хозяев.

Алла бросила на него презрительный взгляд и ответила:

- Здесь не чайная.

Семен, несмотря на эту грубость, все же закрыл глаза и мысленно накрыл на стол. Почувствовав аромат вишни, он открыл глаза. На столе появились маленькие чашечки, небольшой поднос с керамическим чайником и кувшинчик, в котором стояла ветка цветущей вишни.

- Мама, смотри, - произнес потрясенный Колов.

Алла, направлявшаяся в туалет, обернулась и только ахнула. Забыв, зачем и куда шла, она вернулась к столу и потрогала чашку. Положение было неловким, а чувства противоречивыми. Алла хорошо училась в школе и институте и точно знала, что вещи ниоткуда не возникают и не появляются. Заподозрить гостя в том, что он принес с собой весь этот чайный гарнитур, было трудновато, поскольку, когда он входил (а это она точно помнила), у него ни сумки, ни пакета с собой не было. "Гипноз", - пронеслось в голове. Что ж, объяснение было простым и проверенным, а, потому, надежным. Незаметно повернув к себе электронные часы, что стояли на тумбочке рядом с искусственной пальмой в кадке, она вернулась и села за стол.

- Простите, а можно сахару попросить?

- А Вы попробуйте без сахара, - улыбнулся Семен. - Это особый чай.

- Ну, может, он и особый, - отвечала Алла. - Но я, знаете ли, привыкла, чтоб немножко сахару было.

- Так у нас же есть, - сказал Колов и уже начал было вставать, чтобы принести из кухни сахарницу, но Алла сильно пнула его под столом ногой. Колов сел.

- У нас только белый, - пояснила она Семену. - А с таким чаем нужно, конечно же, только коричневый. Представляете, он у меня только вчера закончился!

Про коричневый сахар Алла прочитала в одном из журналов, что горкой лежали рядом с часами. Пробовать его, она никогда не пробовала, да и в магазинах не видела. Коричневый сахар, по ее мнению, был очень хорошей проверкой. Семен пожал плечами. Делать ему было нечего, он закрыл глаза, представил кубики коричневого сахара-рафинада в сахарнице, поблагодарил Вселенную за изобилие и щедрость и открыл глаза. На столе действительно появилась сахарница полная коричневого рафинаду. Сахарница была белой, пузатой с чуть отбитым краешком и розово-синим цветком на боку. Точно такая же сахарница стояла на столе в вагончике, где дежурил Семен, работая на автостоянке. Сахар же был подозрительного темно-коричневого цвета. Семен взял кусочек, понюхал и вспомнил, где он видел такой сахар. Как-то напарник его Степан случайно вылил свой крепкий кофе в сахарницу; сахар выбрасывать не стали - не такое время было, чтобы сахаром разбрасываться, а высушили и продолжали пользовать. Пока Семен исследовал сахар, Алла анализировала ситуацию. На фокус с сахаром у Семена ушло меньше минуты - она неотрывно следила за циферблатом. В 18:45 Семен закрыл глаза, и, не успела наступить следующая минута, как странная сахарница появилась на столе. "Для гипноза маловато будет, - решила Алла. - Ему ведь надо было хотя бы до кухни сгонять, да и часы не обманешь." Действительно, никаким гипнозом часы, да еще электронные остановить невозможно, но тогда что же произошло? И как объяснить появление всего этого убранства на столе? Ответов не было. Будь внутреннее устройство Аллы Александровны попроще, она, возможно, упала бы в обморок, но она не упала, а сидела за столом над чашкой остывающего чая и не верила своим глазам. В отличие от матери, Колов быстро поверил в невозможное и чрезвычайно этому обрадовался.

- Слышь, а ты мне отчет можешь сделать? - спросил он Семена, почему-то перейдя на "ты".

- Нет, - ответил Семен.

- Почему?

- Потому, что он мне не нужен.

- Так он мне нужен, - пояснил Колов.

- Вы уверены?

- Конечно.

- Смотрите, - попробовал зайти с другого конца Семен. - У Вас есть возможность и право выбирать все, что Вам нравится. И из всего этого изобилия и разнообразия Вы хотите только пачку бумаги с какими-то мутными идеями?

- Не такие уж они и мутные, - обиделся Колов.

- Тогда почему они не хотят ложиться на бумагу? - поинтересовался Семен.

- Я же говорю, что эти козлы не хотят ничего делать, - Колов немного повысил голос. - Всем все готовое подавай, а они проглотят, себе премии выпишут и даже спасибо не скажут.

- Так зачем Вы тогда с ними работаете и вообще дело имеете? - спросил Семен.

- Ты что с луны свалился? - ответил Колов. - Это, брат, называется карьерой. Если ты хочешь сладко есть и мягко спать, то надо что-то делать и иногда не очень приятное.

- Зачем? - не понял Семен.

- Ну, знаешь, если тебе нравится ходить в джинсах, которые даже лет двадцать назад считались отстоем, то ходи на здоровье, а, по мне, так человек должен к чему-то стремиться, чего-то достигать.

- Так достигайте, если хотите, но к чему такие жертвы приносить?

- Что ты гонишь? Какие жертвы? Это не жертвы, это - борьба! - заключил Колов.

- А зачем и с кем Вы боритесь?

- За место свое борюсь с динозаврами, которые места сладкие отхапали, и теперь жируют на них ни фига не делая, - пояснил Колов.

- А Вы, когда место себе отобьете, что будете делать? - спросил Семен.

- Тоже буду жизнью наслаждаться! - ответил Колов. - Это и называется прогрессом! Человек рождается для того, чтобы бороться и побеждать, а если он не побеждает, то тогда пресмыкается всю жизнь, и это его удел. Так ему и надо, если мозгов нет, и кишка тонка!

Алла слушала с удивлением и удовольствием. "Ну, надо же!" - думала она не без гордости. Честно говоря, Алла всю свою жизнь была не очень довольна сыном. По ее мнению, он был слабоват, безынициативен и мало активен. Иногда она даже радовалась не столько тому, что сын, как и мечталось, пошел в науку, но и тому, что среда, где он обитал, то есть, работал не такая отмороженная как, например, в бизнесе. И вот, вдруг, сын заговорил голосом и словами настоящего бойца и борца.

- То есть Вы хотите, чтобы у Вас был кабинет? - уточнил Семен. Он, разумеется, не мог слышать слов Аллы, которые она говорила про себя, но смог уловить ее довольство.

- У меня уже есть кабинет, - уточнил Колов.

- Тогда что же Вы хотите?

- Послушай, я же тебе в который раз объясняю - мне нужен долбанный отчет по гранту!

- Но если отчет "долбанный", то, значит, он Вам не нужен и он Вам неприятен.

- Ну ты даешь! Это же ступень в моей карьере! И значительная. Если промахнусь, не организую работу, то пнут под зад и забудут навсегда. Буду лекции читать пока не состарюсь.

- Смотрите, Вам не нравятся люди, с которыми Вы работаете, Вам не нравится отчет, который Вы называете долбанным, Вам не нравятся лекции, которые Вы читаете. Зачем же Вы всем этим занимаетесь? - спросил Семен.

- Можно подумать, что все только и делают, что занимаются тем, чем хочется! - вставила пришедшая в себя Алла. - Если бы так было, то...

Она замолчала.

- То что?

- Тогда в чем смысл существования? - спросил Колов и сам себе удивился. Рассуждения вслух по поводу смысла жизни он считал недопустимой слабостью и... глупостью.

- Быть счастливым и свободным, - ответил Семен.

- Щас! - хохотнула Алла. - Это в дурдоме все счастливы и свободны. Или вон в Кузьмичках по праздникам, когда все в стельку пьяны. Ты, парень, коли умеешь эти штуки проделывать, так и сделай ему отчет, а жизни учить нас не надо! Мы сами, кого хочешь, научим.

- Правда, что мы болтаем не о чем? - подхватил Колов. - Сделай мне отчет, мы в долгу не останемся.

Он взглянул на мать. Та кивнула и подхватила:

- Если хочешь, я тебе работу помогу найти. Хорошую. У меня связи есть, знакомства.

- Мне не нужна работа, - ответил Семен. - Я не могу сделать отчет, но я могу научить Вас как сделать так, чтобы Ваши желания исполнились.

- Ну так учи быстрее, - отозвался Колов.

- Закройте глаза и представьте себе этот отчет. Попробуйте представить все мелкие детали - цвет бумаги, размер букв, запах бумаги, на которой он напечатан.

- Чушь какая-то, - пожала плечами Алла и встала.

- Слышь, а ты сам не можешь все это представить? - спросил Колов. - Ну, чтоб он взял тут быстренько и появился?

Дождавшись, когда Алла вышла из комнаты, Семен, глядя Колову прямо в глаза, спросил:

- Кем Вы хотели быть в детстве?

Тот усмехнулся.

- Космонавтом, наверное.

- И почему не стали?

- Знаешь, если бы не эти твои штучки, - Колов показал на чайник и чашки. - Я бы тебя в три шеи прогнал.

- Не надо, я и так уйду, если Вы этого действительно хотите, - сказал Семен, но остался сидеть. - Смотрите, Вы живете в жизни, где Вам все не нравится. Попробуйте придумать то, что Вам понравится. Есть ведь что-то, о чем Вы мечтали, но никогда не позволили себе осуществить.

- Ну, мало ли, о чем мы в детстве грезим. Я, например, хотел артистом стать, в спектаклях играть. Только кто бы меня взял?

- А Вы пробовали?

- Шутите? - Колов снова перешел на "Вы".

- Нет, нисколько. Понимаете, если Вы каждый день занимаетесь чем-то, что Вам откровенно не нравится и не по душе, то, в конце концов, Вы все больше и больше будете обрастать тем, что Вам не доставляет удовольствия.

- Но ведь невозможно жить так, чтобы все устраивало!

- А Вы пробовали?

- Хм, это кто же такой смельчак, что попробует? Хотел бы я на него посмотреть, - усмехнулся Колов.

- Тогда живите так, как живете, - ответил Семен и встал.

- Куда Вы?

- Мне пора.

- А как же я?

- Не знаю.

- Но Вы ведь обещали мне помочь!

- Вы не слушаете и не слышите ни меня, ни себя. Как же Вам можно помочь?

- Ну, хорошо, я постараюсь, - миролюбиво сказал Колов. Он сильно испугался, осознав, что этот странный Семен может вот так встать и уйти. Ничем его невозможно удержать, трудно его понять, но еще труднее согласиться с тем, что этот чудак в вареных джинсах абсолютно прав. Колову не нравилась его работа, его положение, и будущее свое он представлял как нечто расплывчатое - между унылым преподаванием и вечным сидением в чьих-нибудь замах, поскольку, в отличие от Аллы, твердо знал, что докторскую ему никогда не защитить и карьеру нормальную не построить. Но это знание он хранил в самом потайном уголке своей Коловской души со смутной надеждой, что все когда-нибудь волшебным образом переменится, и невозможное станет возможным.

Семен улыбнулся.

- Вот и прекрасно. Все очень просто - закрывайте глаза и представляйте то, чего Вам так хочется. Вырисовывайте детали, постарайтесь физически ощутить присутствие того, что Вам так хочется получить. Обязательно радуйтесь и предвкушайте радость обладания этим предметом или событием, представляйте все приятные эмоции, которые Вы испытаете, когда то, чего Вы так хотите, наконец, придет в Вашу жизнь. Поверьте, нет ничего проще.

- Я что, должен сидеть и представлять себе написанный отчет? - в голосе Колова было сомнение.

- Я не знаю, чего Вам больше всего хочется. Если этот отчет так Вам необходим, представляйте отчет. Есть только одно "но", Вы должны действительно этого хотеть. Если в глубине Вашей души Вам на этот отчет наплевать, если Вы пытаетесь представлять себе то, что Вам неинтересно или неприятно, то у Вас ничего не выйдет. Вам нужно хорошенько прислушаться к себе, понять, что Вам нужно и сильно этого захотеть. Поверьте, у Вас не будет ни в чем недостатка, а жизнь наполнится светом и радостью.

- Вы говорите как пророк.

- Я не пророк, впрочем, пророков, как я понимаю, тоже не слышали. До свидания.

Семен ушел. Колов остался сидеть и думать. Алла в туалете листала глянцевый журнал.

После разговора с Коловым Семен отправился на свидание. То есть, настоящим свиданием это, конечно, назвать было нельзя, поскольку оно таковым не являлось, но, я бы все-таки назвал это свиданием. Семен шел на встречу с Симой. Сима работала продавцом в крошечной книжной лавке на Никольском рынке. Как Вы догадываетесь, полное имя ее было Серафима, она его ненавидела, а, потому, звалась просто Симой. Сколько лет было Симе, никто не знал, известно только, что до того, как стать продавщицей книг, она училась, потом какое-то время работала в институте, защитила диссертацию с очень мудреным названием, причем, сама диссертация была тоже очень мудреной, и защищать ее Симе пришлось аж в столице то ли из-за того, что в П-ске не нашлось Совета, где такие диссертации могли защищаться, то ли потому, что некоторые, наиболее видные, ученые города принципиально были не согласны с защищаемыми Симой положениями. Черт их там разберет в этом научном мире. После того, как Сима диссертацию все-таки защитила, ей, как водится, сначала не нашлось места на кафедре, а потом, когда место появилось, то был объявлен конкурс, по которому Сима не прошла, так как у другого соискателя было больше опубликованных научных статей за отчетный период. Сима, правда, попыталась обратить внимание собрания на то, что другой кандидат только-только представил свою диссертацию к защите и еще ее не защитил, и что труды его опубликованы, в основном, в местных сборниках, тогда как Сима всегда публиковалась, что называется, в центральной печати, и ее даже два раза приглашали на международные конференции. Разумеется, все ее доводы были внимательно выслушаны, и тут же пояснили, что оценивается только количество работ, а где они опубликованы значения не имеет. Что же касается диссертации, то ей напомнили, что сама она диплома еще не получила, поэтому формально оба кандидата на место преподавателя кафедры каких-то там систем абсолютно равны. Диплом Симе и вправду еще не был выписан, так как там, в столице, у них то ли дипломы кончились, то ли слишком много их надо было выписывать. Короче, Ученое собрание института, пользуясь своим правом выбора, почти единогласно проголосовало не за Симу. Она обиделась, пробовала бороться, то есть писать в различные инстанции, в том числе и столичные, но эффект это произвело обратный. Писала Сима остро, выражения использовала образные, цитировала всяких там древних философов и, в конце концов, приобрела репутацию склочницы и стервы. Надо ли говорить, что в скором времени она попала под сокращение. Лаборатория, где ее держали на полставки, была объединена с другой лабораторией, утверждено новое штатное расписание, в котором ставки для Симы предусмотрено не было. Ей было предложено перейти в лаборанты на кафедру общей физики протирать приборы, но она отказалась, забрала трудовую книжку и ушла. Надо ли уточнять, что работала Сима над созданием искусственного мозга вместе с тем профессором, труды которого с целью дезинформировать научную общественность зачем-то переводил и печатал Кэмбридж. Профессор, кстати, скромно отметив шестидесятилетний юбилей, схлопотал инсульт, которого не пережил.

И вот теперь Сима продавала книжки, которые ненавидела. По ее мнению, это были очень вредные книжки, дурно написанные и безвкусно оформленные, но, к ее немалому удивлению, охотно раскупаемые посетителями Никольского рынка. Хозяин Симы был человеком невредным, и когда она предложила ему расширить ассортимент за счет серьезной литературы, легко согласился. Сима назаказывала всяких умных книжек, которые у нее покупали довольно редко, но все же покупали, и хозяин не возражал, полагая, что серьезной литературе тоже нужно давать шанс.

С Семеном Сима познакомилась случайно, когда тот остановился около ее прилавка и стал листать некоторые из умных книжек. Они разговорились, причем Сима была потрясена одновременно и невежеством Семена, и его необычайной проницательностью в сочетании с мудростью, которую Сима называла кузьмичевской, по названию района, где она снимала комнату и где некоторые соседи ее, будучи людьми совершенно необразованными, часто жили и поступали, по ее мнению, мудро. Некоторые даже поначалу давали Симе советы, старались ей помочь и поддержать, но Сима в сочувствии не нуждалась, однако доброту и эту самую мудрость заметила и по-своему оценила. Еще работая в институте, Сима стала ходить в церковь, что стояла на холме за рынком. Сначала она посещала только воскресные службы, потом стала приходить чаще, познакомилась с несколькими женщинами, в конце концов, призналась, что некрещенная, за что ее чуть не выгнали, но батюшка урезонил воинствующих прихожанок, устыдил их и крестил Серафиму вместе с другими желающими в ближайшее воскресенье. После крещения Серафима в эту церковь ходить перестала из-за шипящих женщин, а пошла в другую, что вновь открылась после семидесятилетнего почти перерыва недалеко от Дворца Спорта. И опять поначалу она ходила только на воскресные службы, потом стала приходить чаще, познакомилась с женщинами, с батюшкой и, незаметно для самой себя, стала страстной прихожанкой и чуть ли не в каждом случайном посетителе угадывала неверие, богохульство и все то же невежество. Все свободное время Серафима посвящала теперь чтению богоугодных книг и даже испросила благословения батюшки на торговлю богопротивными художественными произведениями. Батюшка только покачал головой, когда она принесла ему несколько книжек с прилавка, но, сделав поправку на время, деятельность Серафимы благословил, напомнив ей, чтобы она не забывала причащаться, исповедоваться и платить десятину.

- И книжек этих сама не читай, - напутствовал он.

Серафима отвечала, что книги эти ей противны и что она по собственной инициативе, но с разрешения хозяина, выкладывает на прилавок еще и произведения Бердяева, Флоренского, Булгакова, Ильина, Лосского... При упоминании этих имен чело батюшки омрачилось, он начал говорить что-то про недопустимость, но не очень внятно и понятно. Серафима сообразила, что перечисленные имена батюшке незнакомы, кроме Булгакова, которого он, видимо принял за автора книг более популярных. Спорить и объяснять что-либо она не стала, а согласилась, рассудив, что и ей следует сосредоточиться на вере, а не на чтении и бесполезном философствовании.

Поговорив с Семеном, Сима почувствовала, что спасение этого парня должно быть ее, Симиных, рук дело. Для начала она предложила ему несколько книг для прочтения, но не с прилавка, а из собственной библиотеки. Свернув торговлю минут на двадцать раньше обычного, Сима повела Семена в гости и для начала дала ему несколько простых, с ее точки зрения, книг.

- Обязательно прочти, - наставляла она. - Потом принесешь, и мы поговорим.

Семен книжки взял и с удовольствием прочел. К великой радости он обнаружил, что Знание, которое он, по его убеждению, принес с собой, тайны не представляет. Более того, судя по всему, оно было известно и ранее, и носителем его является церковь. Вполне понятно, что во времена молодости Семена, Знание это не распространялось из-за того, что сама церковь была в некотором загоне. "Что ж, времена поменялись, - подумал Семен. Теперь все по-другому!" Он улыбнулся при мысли, что Сима, наверное, со своей стороны, хочет открыть и рассказать ему про Знание, иначе, зачем было давать ему книги.

Они встретились через день, когда Семен принес книги обратно.

- Вопросы есть? - спросила Сима.

- Нет, - ответил Семен.

- Плохо, - сказала Сима. - Вопросы должны возникать, много вопросов, но ответов я тебе не дам. Только вера твоя будет ответом. Не наше дело задавать вопросы, наше дело - страдать и верить, пройти земной путь, не замаравшись, не вступив в сделку с дьяволом и обрести вечное блаженство!

Семен опешил от такой формулировки.

- А зачем страдать? - осторожно спросил он.

Сима метнула на него недобрый взгляд и довольно доходчиво объяснила, что только через душевные страдания и мучительные поиски истины обретается настоящая вера, несущая в себе освобождение. Семен понял, что полемизировать он не готов, поскольку в монастыре они не учили мудреных слов, не искали извилистых дорог и не подвергались ни лишениям, ни страданиям, напротив, они шли за Учителем, радуясь каждому его слову, приветствуя каждый новый день, восхваляя друг друга и улыбаясь цветущим вишням, виноградным лозам и всему-всему, что их окружало. Они получали уроки благодарности, и каждый день переживали благодарность ко всему живому и неживому на Земле; поблагодарив, они радовались, а, обрадовавшись, занимались своими делами. Ни про какие страдания и мучения ни разу речи не заходило, напротив, все, что как-то омрачало тихую жизнь монастыря считалось ненужным и никчемным. Монахам всегда разрешалось не делать того, что им неприятно или не нравилось.

Суровые речи Симы расстроили Семена, еще больше он расстроился, когда понял, что Сима живет жизнью, которая ей не нравится, существование свое она считает жалким, но им вслух гордится, поскольку, как она уже объяснила, через страдание лежит ее путь к истинной вере. Семен попытался обратить внимание Симы на то, что своими страданиями она вовсе не приближается к истине, а ходит вокруг нее кругами, не приближаясь и, возможно, и не удаляясь. Объявив своего недавнего друга еретиком и безбожником, Сима перекрестилась и что-то пробормотала себе под нос. Семен не отступал.

- Посмотрите, сколько всего вокруг радостного и прекрасного, а Вы глядите на все, нахмурив брови, и еще обвиняете всех и каждого в безбожии и неверии, нарушая при этом сразу несколько заповедей из тех, что сами дали мне прочесть.

Он намекал на то, что Сима не только и вправду была довольна резка в суждениях и выражениях, но и частенько либо прямо изощренно хамила покупателям, либо довольно зло комментировала чей-то выбор, суля всем и каждому долго гореть в аду за грехи тяжкие.

- Откуда Вам известно про их грехи? - попытался урезонить новую знакомую Семен.

- Так Вы посмотрите, что они читают, как они ходят и разговаривают! - отвечала Сима кивая в сторону рынка. - Здесь самое гнездо греха и разврата!

- А зачем тогда Вы проводите здесь целые дни, если Вам все вокруг не нравится? - задал Семен свой обычный вопрос и тут же получил такую отповедь, что будь он обычным малым, каким был еще двадцать лет назад, плюнул бы и ушел, чтобы больше не возвращаться, и обходил бы этот странный прилавок стороной. Но Семен был уже совсем другим, он улыбнулся Симе и послал ей в подарок сноп света любви и добра, от чего ей вдруг стало легко и радостно, тупая злость отступила, а на прилавок вдруг села птица, которая держала в клюве цветущую ветку вишни.

- Смотри! - Сима схватила Семена за рукав.

Птица забавно расправила крылья, встала на цыпочки, бросила ветку на прилавок и улетела что-то чирикнув на прощанье.

- Неужели это мне? - удивилась Сима и осторожно взяла ветку в руки. - Заметил, какая она смешная?

Семен кивнул. Они еще о чем-то поговорили, и Сима пригласила Семена сходить с ней в церковь.

- Посмотришь, с батюшкой поговоришь, если получится, - сказала она. - Может, потом и покреститься надумаешь.

Семен не возражал. И после разговора с Коловым он спешил на встречу с Симой, которая обещала его ждать на остановке возле рынка.

Несмотря на то, что Семен опаздывал после затянувшихся объяснений с Коловым и Аллой, он сумел придти во время. Как уж ему это удалось, я не знаю, но появился он на остановке как раз в тот момент, когда подошел нужный троллейбус. Сима схватила его за руку, и они успели заскочить на ступеньки до того, как водитель, уже на ходу, закрыл двери.

- Знаешь, как они редко ходят! - объяснила Сима. - Так бы пришлось десятку за маршрутку платить.

Салон был почти пустым, они уселись на расшатанные сидения.

- Проезд оплачиваем, граждане, - раздался голос.

Сима достала из кармана монетки и протянула подошедшей кондукторше, та взяла деньги, оторвала ей билет и пошла дальше. Сима решила, что у Семена проездной, и начала что-то рассказывать. Через одну или две остановки в троллейбус вошел довольно потрепанного вида гражданин. На нем были коротковатые брюки, из-под которых торчали распухшие ноги. На ногах были огромные, размера на три больше, чем нужно, растоптанные бахилы. В руках бомж, от всего существа которого исходил запах больной плоти, держал огромный мешок. Поставив мешок на ступеньки, бомж не стал проходить дальше по салону.

- Чего встал? - спросила его кондукторша. - Проходи.

Бомж ничего не ответил, только успел ухватиться за поручень - троллейбус резко взял с остановки.

- Платить надо, - напомнила кондукторша.

- Знаешь, нету у меня денег, - признался бомж.

Та посмотрела на его опухшие ноги, огромные ботинки и оторвала билет.

- На вот, бери. Садись. Далеко ехать?

- До конца! - обрадовался мужик и схватил билет. - Спасибо тебе, милая! Дай Бог здоровья! Меня уже из двух поперли, а в маршрутки, сама знаешь, и соваться нечего. Я бы так пешком дошел, но тут, видишь, гуманитарную помощь получил. А с ней-то далеко не уйдешь! Да и отберут еще! Спасибо тебе, милая!

- Ладно, проехали, - сказала суровая кондукторша и села на свой трон посередине салона.

До церкви от остановки идти было всего ничего, и уже совсем скоро они подошли к аккуратно выбеленному зданию с золочеными куполами. За невысокой оградкой на скамейке сидели две старушки в платочках и о чем-то оживленно беседовали.

- Служба уже кончилась, - пояснила Сима. - Я после работы на нее никак не поспеваю, но мы так помолимся.

И они вступили в открытые весне, свету и людям двери храма.

Пока Сима переходила от одной иконы к другой, крестилась, что-то истово шептала, кланялась, вставала на колени и снова крестилась, Семен осматривал храм. Он ни разу в жизни не был в церкви. Слышать, конечно, слышал, и даже в школе им что-то такое преподавали и про христианство, и про инквизицию или индульгенцию, и про "опиум для народа", но не более того. Только однажды в каком-то южном городке, куда Зоя Вячеславовна возила его на каникулы, и где несколько дней к ряду они проводили в очередях за обратным билетом, он нашел на скамейке книжку с картинками. На одной картинке был изображен кто-то, окруженный светящимся облаком; лицо у человека было особенным, и от всего его изображения на простой бумаге исходило нечто, что не поддавалось описанию словами, которые Семен знал в то время. Он хотел прочитать, что было написано про этого человека в книжке, но буквы оказались незнакомыми, с какими-то точками, птичками и закорючками. А через некоторое время к скамейке подбежала белокурая девочка с косичками и забрала книжку, не забыв поблагодарить и улыбнувшись ему на прощание. Много позже Семен вспомнил про ту картинку, но это произошло уже после того, как он познакомился с Учителем и отправился в первое свое с ним путешествие. Учитель был таким же внеземным, что-ли, как и тот, на картинке, но слов для описания своих чувств и эмоций, Семен, по-прежнему, не знал. Они существовали в языке, на которым говорили монахи, и который он несколько лет спустя узнал в совершенстве, но подобрать подходящих слов на знакомом нам языке Семен так и не смог.

В ожидании Симы, Семен рассматривал лица святых на иконах, чувствовал присутствие некоторых из них и благодарил каждого за то, что они, наконец, вошли в его жизнь. Чувство благодарности захватило и переполнило его, превратившись в огромный сноп ослепительно-белого света, которому даже он, видевший и прочувствовавший очень многое, удивился. "Интересно, а почему здесь так темно?" - подумал Семен, когда свет рассеялся, а от только что испытанного у него осталось приятное чувство легкости и радостного предвкушения чего-то еще более удивительного и приятного.

Как раз в этот момент откуда-то из боковой двери вышел мужчина в длинном черном платье. У него была редкая, довольно неряшливая борода, немного вьющиеся волосы и строгий взгляд.

- Любопытствуем, сын мой? - спросил мужчина, проходя мимо Семена.

Семен улыбнулся мужчине и чуть склонил голову, приветствуя его. Он догадался, что именно этот человек и есть хозяин храма, и именно с ним Семену так хотелось встретиться и поговорить.

- Здравствуйте, Батюшка, - к ним подошла Сима. На голове у ней Семен заметил черный с унылым узором платок.

- Здравствуй, Серафима, - приветствовал ее Батюшка. - Опять службу пропустила?

- Работаю я, - стала оправдываться Сима.

- Знаю, знаю..., - ответствовал Батюшка.

- Вот, батюшка, привела знакомого в храм. Показать и приобщиться.

- Веруете, сын мой? - повернулся Батюшка к Семену.

Семен не знал точно, что должно отвечать, но он знал, что чувство веры, равно как и надежды, прекрасные чувства, и, поскольку он их часто испытывал, то ответил положительно.

- Хорошо, - похвалил Батюшка. - В храм регулярно ходишь?

Так как под храмом Батюшка, конечно же, подразумевал церковь, то Семен ответил:

- Нет.

- Плохо, плохо, сын мой. Так и до греха недолго скатиться, - предупредил Батюшка.

Семен хотел было возразить, что запугивание грехом или чем бы то ни было, что вызывает чувство страха или недовольства собой, тогда как целью является совсем противоположное, недопустимо и вредно, но решил повременить пока и вместо того спросил Батюшку, отчего в храме так мало солнечного света.

Батюшка на секунду замешкался, но тут же нашелся:

- Наша главная задача - дьявола греха не допустить в храм. Святой огонь освещает нам путь во тьме к светлому миру и в царствие небесное! Не на земле счастье, сын мой! Что свет солнечный? Что трава зеленая? Нету на земле ничего, что пускать следует в храм! Только веру! Сгнило все снаружи и смердит. Вот прихожане приходят, говорят, что веруют, причащаются, молятся, свечки покупают, а, знаешь, сколько грязи они приносят на ботинках своих? А та грязь - тот же грех! Только здесь оплот царствия небесного на земле, сын мой!

Семен не совсем понял, что именно хотел объяснить ему Батюшка и не согласился.

- Как же может вокруг все смердить и гнить, если это все - часть нас? - спросил он Батюшку.

- Сын мой, все, что окружает нас за порогом храма - все пустое. Все это происки дьявола, чтобы соблазнить человека, отлучить его от церкви, заставить грешить, позабыв заповеди, а потом гореть в геенне огненной без надежды на спасение души бессмертной.

Сима заметила нестыковки в речах Батюшки, но перебивать его не смела. Она знала от кого-то из женщин-прихожанок, что Батюшка в университетах не обучался, то есть он закончил когда-то какой-то вуз, потом поступил было в семинарию, но недолго там проучился и поступил на службу в церковь, но не в эту, а в другую и в другом, большем, городе. Там он вскоре зарекомендовал себя как человек необходимый, так как взял в руки всю хозяйственную деятельность целого прихода. Времена были непростые, а Батюшке (тогда он, разумеется, батюшкой еще не был) удавалось раздобыть всякий необходимый церковный товар, в том числе и кагор для обрядов. Он даже открыл с благословения священника небольшую лавку при церкви, где прихожане и частые гости-иностранцы могли купить книги, иконы, золотые и простые крестики, тот же кагор и другие мелочи. Все товары в лавке были освящены, а потому стоили недешево, но прихожане не скупились. Какое-то время, возвращаясь из паломничества, Батюшка привозил с собой кое-какие вещи из самого Иерусалима, но народ заграничный товар не сильно брал из-за дороговизны, да и священнику эта идея не совсем нравилась. Потом Батюшке захотелось самому стать батюшкой, пусть и в небольшом, но своем приходе. Он предпринял кое-какие шаги и, поскольку, священников не хватало на все храмы, что стали так быстро открываться по всей стране, то вскоре он был назначен священиком в церковь, где и повстречался с ним Семен.

- А не кажется Вам, - осмелел-таки Семен. - Что Вы вселяете страх своими речами, возможно, повергаете людей в уныние вместо того, что бы пригласить их радоваться вместе с Вами, надеяться, верить, открыться потоку добра, счастья и изобилия?

- Страх должен быть, сын мой, - прогремел Батюшка. - Без страха нет спасения, а уныние - это грех, большой грех, сын мой. Радоваться мы будем, когда заслужим себе место в царствии небесном, а здесь, на земле, наше место в храме, в молитве склонять голову и отворачивать ее от дьявольского искушения, которое кроется в изобилии, о котором ты, сын мой, упомянул.

Батюшка почему-то сделал ударение на "я" в последнем слове и многозначительно замолчал. Семен был разочарован. Не того ожидал он от храма и его служителя, но Учитель всегда предостерегал от поспешных заключений, поэтому Семен еще раз широко улыбнулся Батюшке и мысленно послал ему подарок - большую пальмовую ветвь. Почему это была именно пальмовая ветвь, он не знал. Вероятно, когда-то давно, он то ли прочитал, то ли услыхал, что пальмовые ветви имели какое-то важное значение в христианстве, правда, подробностей он не ведал, но они были и не к чему. Семен постарался, чтобы ветвь была погуще и позеленее, но ... перестарался. Вместо того, чтобы остаться мысленной, а, потому, невидимой, ветвь неожиданно материализовалась и свежей зеленой веткой шлепнулась к ногам Батюшки. Батюшка, который во время разговора с Семеном несколько раз смотрел вниз, разглядывая странные сандалии на ногах нового прихожанина и собираясь сделать ему замечание за ношение такой фривольной обуви в храме, никакой ветви не видел, поэтому, когда она с тихим шелестом упала к его ногам, удивился и посмотрел наверх. Наверху все было как обычно, тогда Батюшка огляделся по сторонам и тоже ничего подозрительного не заметил.

- Откуда это? - вопросил он, наконец, поднимая ветвь с пола.

Сима тоже заметила, что ветвь появилась из ниоткуда, но мысли ее по этому поводу были куда сложнее, чем у Батюшки.

Семен, сам удивившись силе, которая присутствовала в храме и которая его простую мысль материализовала так легко и непринужденно, ответил, что это - подарок.

- Чей? - не понял Батюшка.

Это странное происшествие с веткой значительно сократило длину его предложений и количество используемых слов.

- Мой, - признался Семен.

Батюшке потребовалось немного времени, чтобы придти в себя и осознать случившееся.

- Не то место нашел, сын мой, чтобы фокусы показывать, - на всякий случай сказал он.

- Это не фокус, - возразил Семен. - Это подарок.

Батюшка уже пришел в себя, и его мысль побежала в правильном направлении.

- Что ж, видно ты не зря к нам пришел, - сказал он, крутя в руках ветвь. - Ты, Серафима, иди помолись, а мы тут поговорим.

Но Сима никуда уходить не собиралась. То, что она увидела, ее очень заинтересовало, и в ней проснулся ученый, которого она так до конца из себя и не вытравила.

- Ты, сын мой, дьявольским овладел искусством, - начал Батюшка, но осекся, чуть додумал и закончил фразу:

- Но всегда способности свои можно обратить во славу Божию!

Потом он произнес короткую речь, смысл которой Семен уяснил только после того, как Батюшка довольно громко и отчетливо провозгласил последние слова:

- ... для блага церкви требуется нам кубок из цельного злата.

Как не хотелось Семену опять что-то там материализовывать, но так уж выходило, что для того, чтобы его начали слушать, не слышать, надо было обратить на себя внимание чем-нибудь чудесным. Закрыв глаза, он представил себе кубок, поблагодарил Вселенную за изобилие и, уловив какое-то движение снаружи, открыл глаза. Взору его предстал массивный зад Батюшки, склонившегося над чем-то.

- Ты, сын мой, что? Богохульствовать вздумал? - прогремел Батюшка, распрямляясь.

В руках он держал кубок из желтого металла с какой-то эмблемой на боку. Точь-в-точь такой кубок не выиграл однажды Сема на соревнованиях по легкой атлетике; ему тогда всего одного очка не хватило, чтобы принести домой маме в подарок новенький и блестящий золотой кубок.

Семен стал объяснять, что в осуществлении желаний, особенно их материализации, есть одна очень важная деталь, а именно, субъективная визуализация.

- Поймите, каждый имеет свое собственное видение того, что ему хочется; это очень индивидуально. Более того, то, что нравится и приносит истинную радость одному, оставляет другого совершенно равнодушным, - и он рассказал Батюшке историю про невыигранный кубок.

Батюшка слушал его, казалось, внимательно, а когда Семен закончил рассказ, произнес:

- Что ж, это понятно, сын мой, и старания твои приятны. Пальмовая ветвь в подарок храму Божьему весьма, весьма меня порадовала. А вот не мог бы ты крест мне, - тут он на секунду замолк, подбирая слово, и подобрал:

- Справить, да такой, чтобы прихожане смотрели на него и радовались сиянию драгоценных каменьев и обилию злата. И чтоб висел он на крученной золотой цепи.

Рукой Батюшка показал, чтобы цепь желательно доходила ему до пупка.

- Такой крест внушит прихожанам восторг, и сияние его осветит им путь к истине и вере беззаветной...

Семен не стал его до конца слушать, он понял, что Батюшку не пронять. Улыбнувшись ему и послав в подарок еще одну пальмовую ветвь, которая, материализовавшись, шлепнулась рядом с той, что Батюшка обронил, когда наклонялся за кубком, и вышел из храма. Сима поспешила за ним.

- Как ты это делаешь? - спросила она его.

Семен начал объяснять, Сима внимательно слушала, не перебивая. "Не может быть, не может быть," - иногда проносилось у нее в голове. Дело в том, что Семен не столько изложил, сколько показал или продемонстрировал Симе то, что она, занимаясь своей наукой, предположила и даже начала теоретически обосновывать в самом начале своей работы над диссертацией. Но, поскольку теория эта была слишком уж смелой и не имела никаких доказательств, то ее, разумеется, не приняли. В диссертацию свою Сима не решилась вставить даже маленькую толику тех положений, которые, по ее мнению и по мнению ее руководителя, профессора, имени которого в институте уже никто и не вспоминал, должны были стать новым направлением исследований в науке прикладной. Я даже не берусь и одного абзаца написать про ту теорию, которую Сима с профессором разрабатывали, поскольку я не знаю и половины слов из тех, что они использовали в своих работах и статьях, но в целом это было что-то про искусственный мозг, который может генерировать мысли и создавать образы, впоследствии их материализуя.

И вот, через столько лет после того, как она забросила свою науку, ушла целиком в веру, стараясь вытащить, выдавить из себя все, что она сочла лишним и ненужным в ее новой жизни, вдруг, ни с того, ни с сего, появляется парень из, как ей показалось, не очень образованных и показывает то, возможность чего она предвидела, рисуя формулы и следуя своей интуиции лет пятнадцать назад. Потом были годы сомнений и поиска, споров с профессором, дискуссий, насмешек, откровенных намеков на то, что у нее "не все дома", разочарований, унижений... Да, что там вспоминать! Но ради того, что она пережила и увидела в храме, когда Семен матерализовал даже не пальмовую ветвь, нет, а тот кубок - предмет его детских мечтаний, можно было прожить жизнь так, как она ее прожила со всеми трудностями и неприятностями. "Черт знает что!" - еще раз удивилась про себя Сима, забыв, что черта она уже давно перестала поминать, потому как грех это.

Семен, между тем, перешел к изложению той части Знания, в которой речь шла о том, что абсолютно каждый, кто обладает способностью мыслить и испытывать эмоции, может научиться создавать вокруг себя то, что ему нравится, где он чувствует себя комфортно и что доставляет ему искреннюю радость.

- Впрочем, дело даже не в создании чего-то материального посредством представлений и отчетливой визуализации, а в том, чтобы сначала настроить себя, а потом и полностью погрузиться в мир, который будет именно Вам приятен и дружелюбен. Обязательным в этом мире есть только ощущение постоянного душевного подъема, радости и любви, и, когда достигается полная гармония между прекрасным миром снаружи и светлым и счастливым миром внутри, и начинают происходить чудеса. Забавно, но в языке, на котором я разговаривал последние двадцать почти лет, нет многих понятий, а, следовательно, и слов.

Семен чувствовал в Симе человека, который способен многое понять.

- Например? - спросила Сима.

- Нет слов, обозначающих добро и зло, плохой, хороший...

- А как же тогда отличают хорошее яблоко от гнилого?

- Яблоки не гниют, если никто не хочет, чтобы они гнили, - ответил Семен.

- Странно, - произнесла Сима. - Но ведь добро и зло объективно существуют. Пусть даже не добро и зло, это все-таки понятия абстрактные, но возьмем убийство, например. Убийство - это уже действие, лишение жизни другого живого существа.

- Там нет слова, обозначающего "убийство", - сказал Семен. - Это понятие отсутствует.

- Но смерть-то существует, - не унималась Сима.

- Нет, - покачал головой Семен. - Достигая полной гармонии с миром, человек не познает смерти, она отсутствует, а, следовательно, нет и слова для нее.

- Этого не может быть, - возразила Сима.

- Вы ведь не очень верите в то, что говорите сейчас, - улыбнулся ей Семен.

- Почему?

- Потому, что когда видишь невозможное, начинаешь верить в невозможное, и оно начинает происходить.

Сима тоже улыбнулась и сняла с головы тусклый платок, посмотрела на него, потом скомкала и выбросила в урну.

- Смотрите, урна оказалась именно в том месте, где Вы решили выбросить свой платок, - заметил Семен. - Это хороший знак.

- Тоже мне, знак, - усмехнулась Сима. - Урна.

- В ряду вещей, которыми мы пользуемся, урна не хуже и не лучше, чем кастрюля или зонтик, впрочем, урна даже полезнее, так как при небольшом усилии Вы можете обойтись без кастрюли, материализуя еду на Вашем столе, да и дождя всегда можно избежать, а вот если Вы материализовали себе на обед рыбу, то для костей Вам непременно понадобится урна. Так что, в каком-то смысле, урна очень даже неплохой знак, - заключил Семен.

Они долго шли по пустым улицам города, тихо беседуя. Семен рассказывал Симе про то, что он понял и узнал за годы, проведенные в монастыре, а она задавала вопросы, много вопросов, не на все из которых у Семена были ответы.

- Ну как же так, - сердилась Сима. - Вы столько умеете, и ни разу не поинтересовались физикой процесса материализации. Как это происходит? Известно, что "из ничего не выйдет ничего"...

- Поймите, у каждого из нас там, в монастыре, свой путь. Нас всего двадцать семь, и так как-то получилось, что нет среди нас ни одного физика, - рассмеялся Семен. - Мы все очень разные, конечно, и каждый выбрал и выбирает для себя что-то свое, но никто не интересовался физикой.

- А Вы можете спросить об этом у Учителя? - загорелась Сима.

- Наверное, могу, - ответил Семен. - Но не буду.

- Почему?

- Потому, что мне это неинтересно.

- Ну как же? Вы творите чудеса и Вам это неинтересно? Не может быть.

- Может. Оглянитесь вокруг. Сколько людей из тех, которые будут ходить завтра по этой улице интересуются физикой?

- Немного, - согласилась Сима.

- Но Вы-то любите физику и хотите ею заниматься, - предположил Семен.

- Что толку? - вздохнула Сима. - Это уже пройденный этап в моей жизни. Я - то, что я есть: злая неудачница без веры, без работы и без жилья.