СЮЦАЙ В ЦАРСТВЕ ТЕНЕЙ[1]

Тревожна-тревожна жизнь и несладка —

Жаждешь богатства,

но нет и достатка.

Как черепаха, голову спрятать умей,

будь скромен, живи с оглядкой.

Достигнув и малой меры довольства,

остановись поскорей.

Помни, что жизнь перемен полна —

никогда не действуй вслепую,

Как те, кто годы младые свои

тратят напропалую,

Жизнь проживают впустую.

Кто же не хочет

Злата иметь сполна?

Кто не мечтает

О тысяче мер зерна?

Но, по Пяти Стихиям гадая,

Поймешь, что дорога богатства

обманчива и страшна:

Растрату душевных сил

и крах твоим планам сулит она.

Помни к тому же, что детям и внукам

своя судьба суждена.

Так зачем искать волшебное зелье,

мечтать попасть на Пэнлай?

Удовольствуйся малым,

Многого не желай!

Говорят, что эти стихи, поучающие людей с радостью внимать воле небес и слушать судьбу, сочинил некий инок Хуэйань — Темная Обитель[2]. И правда, все живущие в этом мире в тысячах и тысячах деяний своих не могут выйти за пределы судьбы. Если она что-то предначертала, значит, так тому и быть. Но если судьбою не предписано, значит, ничего не добьешься, как ни бейся. Пустые потуги! Не забудь, ведь ты не сюцай Сыма Мао, который когда-то взбаламутил все царство владыки ада Яньло.

— Рассказчик! Как же ничтожный сюцай мог потревожить обитель правителя ада? Кто прав оказался тогда, а кто ошибался?

— А вот, послушайте, почтенные, что я вам расскажу. Но прежде — стихи:

В нашем мире много обид,

и меньше покуда не стало.

А хочешь правду найти — по ступеням

вверх устремись на небо.

Но пусть тебе не покажется странным,

что и там справедливости мало.

Помни, что жизни смертных людей

единая нить связала.

Рассказывают, что во времена государя Линди династии Восточная Хань[3] в округе И области Шу[4] жил один ученый муж — Сыма Мао. Природа наградила этого человека редким умом, как говорят в таких случаях: взором одним он может схватить десять строк кряду. Когда ему исполнилось восемь лет, власти из области направили одаренного отрока в столицу. А надо вам знать, что мальчик был не слишком сдержан в речах. Он нагрубил экзаменаторам, и его вернули домой. Когда Сыма вырос, он, конечно, раскаивался в своем легкомыслии и стал более осторожен в словах и поступках. Он заперся в доме и занялся науками, нисколько не интересуясь тем, что происходит в мире. Когда умерли его родители, он возле их могил соорудил хижину, в которой прожил целых шесть лет, заслужив похвалу за свою сыновнюю почтительность. Земляки много раз советовали ему сдавать экзамены на ученую степень сяоляня — Почтительного и Бескорыстного Мужа[5]. Некоторые говорили, что надобно поехать ему на экзамены Обширной Учености[6] или сдавать испытания Истины-Дао[7]. Но Сыма, нахмурившись, отвечал, что это не для него. Ученая стезя, мол, захвачена людьми, обладающими властью и силой. И, действительно, в годы Сияющей Гармонии[8], когда государь Линди учредил Западные Палаты, при дворе стали продаваться чиновные звания и титулы. На каждую должность, будь то высокая или самая мелкая, была установлена цена. Кто больше внес денег, тот получал и высокий пост. Например, чтобы стать одним из трех гунов[9], надо было заплатить целых десять миллионов. Должность канцлера оценивалась в пять миллионов. Некий Цуй Ле, заручившийся поддержкой государевой кормилицы, выложил пять миллионов и получил должность сыту — министра по делам государственных финансов. Когда он пришел поблагодарить государя, Линди с огорчением заметил придворным:

— Такой видный пост, а так легко отделался! Надо было его поприжать, и он выложил бы все десять миллионов!

Вскоре государь Линди открыл Училище Хундумынь и повелел правителям всех областей и округов, а также и трем гунам отобрать для учения отпрысков богатых семей. Кто больше платил, тот сразу же становился столичным инспектором и даже получал должность начальника ведомства. Правда, мужи из благородных фамилий стыдились считать его себе ровней.

Что до Сыма Мао, то он был беден и не имел поддержки влиятельного лица. Не удивительно, что он прозябал до пятидесяти лет и жил в обидном забвении, несмотря на свои обширные знания и талант. Можно представить себе, сколь тягостна была для него такая несправедливость. Однажды в минуту опьянения он сложил стихи, прочитал их вслух, а потом, придвинув четыре драгоценности кабинета[10], написал их на бумаге. Вот стихи, которые он назвал «Обида»:

Небо талантом меня наградило,

но мой печален удел.

Первым героем мнил я себя,

а в жизни не преуспел.

Мне пятьдесят, а успеха нет,

путь мой зарос травой.

Другие разбогатели давно

и вполне довольны собой.

Нет за душою у них ничего,

но и деньги ведь не пустяк:

Богатый тучу успел оседлать,

в грязи копошится бедняк.

Все смешалось, и не поймешь,

где глупый, а где мудрец.

Хочу, чтобы стал мой жизненный путь

ровен и прям наконец.

Но разве об этом узнает Небо

и исполнит мою мечту?

Я дописал свой последний стих

и печальные слезы лью.

Закончив писать, Сыма прочитал стихи вслух. Ему показалось, что в них чего-то не хватает, и он дописал еще несколько строк:

Известно давно:

потери, богатство, успех

Бывают заранее

предрешены для всех.

Спросить бы у тех,

кто расчислил жизнь наперед,

Почему же судьба

по заслугам не воздает?

Достойный в безвестности

коротает свои года,

Злодей обретает

почет и достаток всегда.

Если б Яньваном

стать, хоть на миг, сумел,

Сколько неправедных

исправил бы в жизни я дел!

Тем временем стемнело, и сюцаю пришлось зажечь лампу, при свете которой он прочитал свои стихи еще несколько раз. И вдруг, охваченный необъяснимой яростью, он схватил листы и поднес их к огню.

— О Небо! — воскликнул он. — Всю жизнь я старался быть прямым и честным, мне неведомы были коварство и подлость. Уверен, что, если бы я попал в царство Яньло, я и там бы сохранил твердость духа и никого бы не испугался! Небо! Если ты способно что-то понять, ответь мне!

И тут он почувствовал в теле странную усталость, прислонился к столу и задремал... Вдруг видит, откуда-то снизу выскакивают семь или восемь демонов в одеянии воинов. Морды темные, изо рта торчат клыки, ростом чуть побольше трех чи.

— Сюцай! — заверещали они. — Как ты смеешь хулить Небо и Землю! Как смеешь клеветать на преисподнюю! Какими талантами и знаниями ты обладаешь, что осмелился на подобный грех? Мы пришли за тобой, — сказали с усмешкой, — сейчас отведем тебя к самому владыке Яньло. Пред ним наверняка рот свой раскрыть убоишься!

— Ваш владыка Яньло сам несправедлив! — воскликнул Сыма. — А еще обвиняет других в клевете! Разве это дело?

Услышав такие слова, обитатели преисподней подбежали к сюцаю, схватили его за руки и за ноги, стащили с сиденья, накинули на шею черную веревку и потащили. Сюцай закричал дурным криком и проснулся весь в холодном поту. Смотрит, лампа едва мерцает, вот-вот погаснет. Жуткий сон! Сюцая даже мороз продрал. Охваченный недобрым предчувствием, он позвал жену, урожденную Ван, и велел принести чашку горячего чая. Выпив, он вдруг почувствовал, что сознание его будто помутилось, тело обмякло, голова отяжелела, а в ногах появилась странная слабость. С помощью супруги он едва доплелся до ложа и лег.

На следующий день, когда жена окликнула его, муж не отозвался. Сюцай лежал в беспамятстве, охваченный непонятным недугом. К вечеру у него и вовсе прервалось дыхание, и он будто бы умер. Госпожа Ван, заливаясь слезами, прикоснулась к нему. Ей показалось, что руки и ноги еще мягкие, а тело возле сердца вроде бы теплое. Сев у изголовья, она зарыдала.

В этом месте, уважаемые, мы прервем наш рассказ и вспомним тот момент, когда Сыма Мао, написав стихи под названием «Обида», сжег их в пламени лампы. Оказалось, об этом поступке проведал дух по имени Ночной Скиталец. Он-то и доложил о сюцае Яшмовому Владыке[11].

— Этот сюцай смеет заявлять, что Небо поступает предвзято! Ничтожный невежественный книжник! Как будто неизвестно, что смертные люди с их взлетами и падениями находятся во власти своей судьбы. Он утверждает, что умный должен быть наверху, а негодник где-то внизу, талантливый должен прославиться, тупицу нужно отправить вниз. И тогда в Поднебесной воцарится мир на все времена, а воды и реки не выйдут из своих берегов. Он смеет говорить, что Небо пристрастно! Какая чушь! Надо немедля его наказать в назидание другим, кто лживые речи глаголет!

Но Тайбо — дух Золотой Звезды[12] заметил:

— Сыма Мао неосторожен в речах, это верно. Но ведь у него, правда, злая судьба, между тем как он обладает блистательным талантом. Понятно, что сюцай в душе глубоко обижен. Верно, слова его действительно опрометчивы, но они далеко не ошибочны, если к тому же помнить старую истину: добро приносит богатство, а зло влечет беды. А посему можно простить этого человека.

— Но ведь он заявил, что хочет стать самим Владыкой ада Яньло и навести порядок в делах людей! Бредни безумца! Может ли простой смертный стать господином преисподней? У Яньло целые горы судебных дел и разных бумаг, так что судьи всех Десяти Дворцов ада[13] не успевают даже вовремя поесть! И этот книжник думает, что ему под силу разобрать и решить весь этот ворох бумаг! Так уж он умен!

— Если он это серьезно говорит, значит, его таланты на самом деле велики, — сказал Тайбо. — К тому же в царстве Яньвана, действительно, немало странного и несправедливого. Сколько таких дел скопилось за много столетий! Понятно, что дух обиды постоянно устремляется вверх, достигая Небесного Чертога[14]. По моему неразумному мнению, надо отправить сюцая в преисподнюю и назначить Владыкой ада хотя бы на полдня. Пусть разрешит все жалобы да обиды. Если судить он будет честно, можно будет простить его прегрешения. Если же суд его окажется несправедливым или глупым, следует его наказать. Вот тогда, может быть, он и сам все поймет!

Яшмовый Владыка согласился с мнением духа Золотой Звезды и послал его с приказом в царство теней. Владыке Дворца Сэньло[15] повелевалось вызвать Сыма и временно передать ему трон — ровно на половину суток, чтобы он решил все дела, которые скопились в преисподней. Коль будет судить справедливо, в будущей жизни получит богатство и станет знатным, что будет наградой за невзгоды в его нынешней жизни. Но если суд будет плохим, сюцая бросят в ад Фэнду[16], откуда он уже больше никогда не вернется в мир людей. Получив наказ Яшмового Владыки, Яньло послал к сюцаю демона из породы Непостоянных[17] и приказал ему привести его в Темное Царство.

Сюцай нимало не испугался адского посланца и отправился за ним в путь. Возле Дворца Сэньло бес приказал ему встать на колени.

— Кто там сидит на возвышении? — спросил его Сыма. — С какой стати мне ползать перед ним на коленях?

— Это сам государь Яньло, Владыка ада! — закричал бес.

— Государь Яньло! — обрадовался сюцай. — Меня зовут Сыма! Я давно хотел встретиться с тобой, чтобы выложить тебе все свои обиды. Наконец-то я тебя увидел! Государь, ты сидишь высоко на своем троне Владыки Темного Царства. По бокам от тебя судьи, вокруг — тысячи демонов-стражей с бычьими и лошадиными мордами. В общем, есть кому тебя поддержать, есть кому помочь! А я, Сыма Мао, всего лишь бедный сюцай. Вот стою я сейчас пред тобой — один, как перст, и вся моя жизнь, как и смерть находятся в твоих руках. Решай же их по справедливости и не прибегай к грубой силе. Недаром говорят, что силен лишь тот, у кого истина!

— Я, одинокий, удостоился чести стать Владыкой Темного Приказа и все дела вершил по законам Небесного Пути, — сказал Яньло. — Ну, а ты? Какими добродетелями и талантами ты обладаешь, чтобы заменить меня на этом посту? Какие дела собираешься ты исправлять?

— Владыка! Ты сказал о Небесном Пути. Но ведь сутью его должна быть любовь к людям и справедливость, дабы поощрять добро и наказывать зло. А что делается в нынешнем мире? Алчные скряги имеют горы богатства, а у тех, кто способен на добрые дела, нет ничего. Иные, жестоко терзая других, занимают высокое место, что позволяет им больше творить злодеяний. Между тем тот, кто честен и готов помочь другому, вынужден терпеть унижения, беды и жить не так, как хотел бы. Злые постоянно обманывают бедняков, а тупицы измываются над одаренными. Вот и получается, что человеку негде высказать обиды, негде пожаловаться на злоключения. А все оттого, что твои решения, владыка, несправедливы. Возьмем, к примеру, меня, Сыма Мао. Всю свою жизнь я усердно учился и вел себя достойно, как подобает почтительному сыну. И никогда не таил я в душе ничего, что перечило бы воле небес. А какой результат? Бедствовал всю свою жизнь и корчился где-то внизу, ниже всяких посредственностей. Если так меняются местами ум и глупость, то для чего ты нужен, владыка Яньло? Коли в адском дворце правил я, Сыма Мао, я не допустил бы несправедливости!

— Содеянное людьми Небо оценивает точно, — усмехнулся Яньло. — Расплата может произойти раньше или позднее, она бывает открытой и скрытой, но она непременно происходит, если не в предшествующей жизни, то в настоящей, если не в нынешней, то в будущей. Вот, например, живет какой-нибудь скряга-богач. Его состояние построено на бедах других людей в прошлой жизни. Если сейчас этот скупец не делится богатствами, не сеет их подобно тому, как бросают в поле зерно, значит, в грядущей жизни к нему непременно придут голодные демоны. Точно так же какой-нибудь теперешний бедолага стал тем, что он есть, из-за прошлых проступков своих. Видно, когда-то он недобрыми путями собирал богатства или имел слишком много удовольствий, вот сейчас и приходится мыкаться в бедности. Однако же надобно помнить: коли ты, сообразуясь с волей небес, творишь добро, в следующей жизни у тебя хватит одежды и пищи. Отсюда следует, что жестокосердный человек, который нынче радуется богатствам своим и почету, не избежит будущего краха. Наоборот, человек бескорыстный и добропорядочный непременно прославится, хотя сейчас ему и приходится испытывать унижения. Все, что я сказал тебе, — истина, в коей не следует сомневаться. Не забывай, что простой смертный видит лишь то, что перед глазами, а взор Неба устремлен в глубинную даль. Человеку не дано знать того, о чем ведает Небо. Твои нынешние речи сумбурные и путаные потому, что мысли твои мелкие, а знания слабые.

— Владыка, ты говоришь, что воздаяние за поступки, которое свершается в Темном Приказе, всегда безупречно. Но разве в преисподней нет обиженных душ? — возразил Сыма. — Дай мне проверить какие-нибудь дела, если, конечно, не боишься их показать. Коли они решены справедливо, а люди, которых они касались, согласны с приговором, значит, я, Сыма Мао, добровольно приму наказание за лживые речи свои.

— Верховный владыка как раз повелел на половину суток отдать тебе мой трон, дабы ты расследовал кое-какие дела. Но помни, если покажешь свою бесталанность, тебя бросят навечно в ад Фэнду, и ты больше никогда не вернешься к людям, если же суд твой окажется справедливым, в будущей жизни ты станешь богатым и знатным.

— Приказ Яшмового Владыки точь-в-точь совпадает с моим желанием, — сказал сюцай.

Яньло поднялся с трона и повел Сыма в дальнюю часть дворца переодеться. Сыма надел шляпу, о которой говорят, что она вровень с небом[18], облачился в халат, расшитый драконами, и надел нефритовый пояс. В парадной одежде стал он вылитый владыка Яньло. Демоны-стражи тут же забили в барабаны, возвещая об открытии присутствия:

— Новый владыка Яньло шествует в присутственную залу! — завопили они.

По обеим сторонам залы рядами выстроились сановники приказов, ведающих добрыми и злыми делами, судебные чины шести отделов, разные судьи и мелкие демоны-исполнители. Сыма Мао с нефритовой табличкой[19] в руках вошел торжественно в залу и поднялся на возвышение, где стоял трон. После поклонов, которые свершили перед ним чины всех приказов и стражи, новый государь Яньло потребовал принести табель с приговорами.

«Много чудес и удивительных деяний рождается в пределах Четырех морей и Пяти хребтов, — подумал он, — а Верховный Владыка отвел мне всего половину суток. Если я не кончу всех дел, он посчитает меня за полное ничтожество и накажет, то-то будет позор!» — Тут в голове сюцая родилась одна мысль, и он, обратившись к подчиненным, сказал:

— Владыка для расследования дел отвел мне всего половину суток. За такой срок, конечно, не проверить приговоров. Принесите-ка какие-нибудь особо старые, наиболее трудные и запутанные дела, пролежавшие не одну сотню лет без решения. Я расследую несколько, и мои приговоры станут образцом для вас, судей Темного Царства.

— Есть у нас четыре дела, которые валяются уже больше трехсот лет. Государь, разреши их!

— Несите сюда!

Принесли старые судебные дела. Сюцай развернул свиток и прочитал:

Дело первое. «О несправедливой казни верноподданных».

Истцы: Хань Синь, Пэн Юэ, Ин Бу.

Ответчики: Лю Бан, государыня Люй.

Дело второе. «О злой каре, которую повлек добрый поступок».

Истец: Дингун.

Ответчик: Лю Бан.

Дело третье. «О захвате власти».

Истица: госпожа Ци.

Ответчица: госпожа Люй.

Дело четвертое. «О принятии вынужденной смерти в минуту опасности».

Истец: Сян Юй.

Ответчики: Ван И, Ян Си, Ся Гуан, Люй Матун, Люй Шэн, Ян У.

Перелистав свитки, сюцай громко расхохотался.

— Отчего же они до сих пор не решены? — спросил он. — Чиновники шести отделов должны были расследовать злодеяния, указанные в бумагах, однако до сего дня это не сделано. Сразу видно, что прежний владыка Яньло, следуя заведенному порядку, привык откладывать дела в долгий ящик[20].

И он приказал демонам-исполнителям привести для показаний истцов и ответчиков, которые упоминались в четырех делах. Приказ нового владыки вызвал переполох во всей преисподней и внес большую сумятицу. На этот счет есть такие стихи:

Тайный суд всегда совершался,

как исстари заведено.

И в темном приказе, и в светлом мире

равновесье царило давно.

Но вот сегодня сюцай Сыма Мао,

нарушив весь ритуал,

Жалобы сразу за тысячу лет

представить ему приказал.

— Подсудимые доставлены, владыка! — доложили демоны-исполнители. — Можно вершить суд!

— Подайте первое дело! — распорядился Сыма.

Один из судей громко прокричал:

— Слушайте имена по делу первому! — И он назвал имена пятерых, упомянутых в первом свитке.

— Истцы: Хань Синь[21], Пэн Юэ, Ин Бу — все здесь. Ответчики: Лю Бан[22], государыня Люй — оба здесь.

Сыма подозвал Хань Синя.

— Ты сначала служил Сян Юю[23], имея лишь чин ланчжуна[24]. Занимая сей пост, ты не внимал его речам и не следовал его планам. Впоследствии ты встретил Лю Бана — основателя династии Хань и удостоился чести стать его полководцем. Ты, как говорится, толкал его колесницу вперед, за что получил титул князя. Ответствуй, почему ты поднял мятеж, за который в конце концов и был казнен? И отчего нынче ты выступаешь с жалобой на своего господина?

— Ваше величество, владыка Яньло, я подробно все объясню. Действительно, я удостоился милости ханьского государя, став его полководцем. Верой и правдой служил я ему: проложил дорогу в горах, чтобы незаметно переправиться в Чэньцан[25]; ради ханьского князя я трижды усмирял государство Цинь. Я даже спас князю жизнь у Жунъяна, пленил вэйского Ванбао, разгромил войска Дая, полонил Се — удельного князя Чжао. На севере я усмирил княжество Янь, а на востоке — Ци, захватив свыше семидесяти городов. На юге я нанес поражение двухсоттысячной армии Чу, умертвил знаменитого полководца Лун Це. В горах Цзюлишань я в десяти местах устроил засады и разгромил чускую армию, после чего послал шесть генералов против Сян Юя и принудил его принять смерть у переправы на Черной реке — Уцзян. Мне казалось, что все эти великие подвиги обессмертят в веках не только меня, но сынов моих и внуков, принесут им богатство и славу. Кто мог подумать, что основатель Хань, завоевав Поднебесную, забудет мои заслуги и даже понизит в чине! Дальше — больше. Государыня Люй вместе с Сяо Хэ, придумав коварнейший план, оклеветала меня во Дворце Вечной Радости. Государь, не разобравшись, приказал схватить меня, связать и казнить, как мятежника, а род мой в трех поколениях весь истребить. Я знаю, что на мне нет вины, так за что же такая жестокая кара? Свыше трехсот пятидесяти лет душит меня эта неотплаченная обида. Низко склоняюсь пред тобой, о владыка, и прошу свершить суд справедливый!

— Если ты действительно был смелым воякой и не мыслил о бунте, неужели никто не постоял за тебя, никто не дал доброго совета? Ведь тебя оклеветали, обманули, спеленали, будто младенца. На кого же ты намерен теперь жаловаться?

— На полководца по имени Куай Тун. Он предал меня, как говорится, на полпути.

Сыма приказал демонам немедленно привести на допрос Куай Туна.

— Хань Синь сказал, что в начале пути ты был с ним, а потом убежал с полдороги, не выполнив долг полководца. Почему ты так поступил?

— Дело не в том, что я будто бы бросил Хань Синя на полпути, а в том, что он вовремя меня не послушал. В свое время, когда Хань Синь разгромил и прогнал Тянь Гуана — князя Ци, я послал в Лоян[26] прошение, в котором требовал даровать ему титул князя, чтобы задобрить и успокоить людей Ци. Ханьский государь, узнав об этом, очень разгневался.

— Ублюдок! — закричал он, охваченный яростью. — Страна Чу еще не повержена в прах, а он уже мечтает о титуле князя!

В это время Чжан Цзыфан, который шел позади ханьского владыки, шепнул ему на ухо:

— Государь! Когда берешь в услужение людей, помни о крупном и не разменивайся на мелочи.

Государь, сразу переменив тон, сказал:

— Большой человек должен иметь титул настоящий, а не поддельный! — И он приказал составить бумагу с печатью о присвоении Хань Синю титула князя Трех Ци[27]. Я понял, что государь относится к Хань Синю с подозрением, и когда-нибудь пойдет против него. И тогда я посоветовал Хань Синю выступить против Лю Бана и, соединившись с Чу, расчленить Поднебесную на три части. Мне хотелось узнать о замыслах Хань Синя, и он мне сказал:

— Когда я принял пост полководца от Лю Бана, мы дали клятву друг другу, что ни он не предаст меня, ни я его. Я не могу нарушить свое слово.

Много раз я пытался убедить его и приводил разные доводы, но всякий раз он отвергал их, а как-то даже сказал, что я подбиваю его на предательство и бунт. Испугавшись расправы, я сделал вид, что лишился рассудка, и бежал в родные места. Потом Хань Синь помог ханьскому государю разгромить Чу, а вскоре стряслась беда во Дворце Вечной Радости. Раскаиваться было уже поздно!

Сыма обратился к Хань Синю.

— Почему же ты не послушался Куай Туна? У тебя было что-то на уме?

— Один ворожей по имени Сюй Фу нагадал мне, что я проживу семьдесят два года и до самой смерти мне будут сопутствовать почет и слава. Вот почему я и не захотел тогда выступать против ханьского владыки. Мог ли я предполагать, что смерть меня настигнет раньше?

Сыма приказал немедля привести на допрос ворожея Сюй Фу.

— Ты предрек, что Хань Синь проживет семьдесят два года, а на самом деле он погиб, когда ему исполнилось тридцать два. Ты всуе творишь свою волшбу и лживо вещаешь о злой и доброй судьбе. В погоне за деньгами ты морочишь голову людям. Мерзко, очень мерзко!

— Выслушай меня, о владыка Яньло! — вскричал гадатель. — Есть поговорка: «Жизнь человека может продлиться, а может прерваться». Поэтому нам, ворожеям-звездочетам, трудно судьбу предсказать. Как показало гадание, Хань Синь должен был дожить до семидесяти двух лет. Я говорю истинную правду. Но сей муж так много убивал в своей жизни, что это повредило его скрытым достоинствам. Вот почему пресеклись его годы. О владыка, в моем гадании не было никакой ошибки.

— Каким же образом он себе навредил? Объясни подробней!

— В самом начале случилось, что Хань Синь, отвергнув чусцев, подался к жителям Хань. Однажды он заблудился, но, к счастью, два дровосека вывели его на дорогу в Наньчжан. Опасаясь, что чуский князь послал за ним погоню, а дровосеки смогут проболтаться, он мечом зарубил их обоих. Быть может, говорить об этих простолюдинах и не стоит, но все ж они ему сделали доброе дело, а он отплатил им черной неблагодарностью. Это — самое крупное его преступление. Недаром есть стихи:

Кончилась жизнь, и душа улетела,

как стрела умчалась она.

Раз сбился с пути и брод потерял,

непременно дорогу найди.

Коль на добро не ответил добром,

несчастия ждут впереди.

Стала короче на десять лет

жизнь, что тебе суждена.

— Но ему оставалось еще тридцать лет жизни! — воскликнул Сыма, на что ворожей ответил:

— Помните, как в свое время канцлер Сяо Хэ трижды выдвигал Хань Синя? Ханьский государь, дабы восславить Хань Синя, велел построить помост в три чжана высотой. Там он вручил воину золотую печать и нарек полководцем. Хань Синь принял с охотой свой титул. Между тем стихи говорят:

Полководец взошел на высокий помост

и основы власти потряс.

Заглушая совсем императора голос,

гремел военный приказ.

Был мелким вассалом, а ныне ему

государь отбивает поклон.

Потому-то еще на десяток лет

прожил меньше на свете он.

— Если государь кланяется своему вассалу, это может, действительно, кончиться бедой, — заметил Сыма. — Но у него было еще двадцать лет жизни!

— А вспомните краснобая Лишэна, который уговорил циского князя Тянь Гуана сдаться княжеству Хань. Тянь Гуан много дней кряду пил вино и веселился вместе с Лишэном, а Хань Синь, воспользовавшись тем, что князь Ци не ожидал подвоха, внезапно напал на него и разгромил. Тянь Гуан решил, что был предан Лишэном, и казнил его, изжарив живьем. А что сделал Хань Синь? Будто забыв, что князь Ци по совету Лишэна решил сам перейти на сторону Хань, он присвоил всю славу себе. Вот почему есть такие стихи:

Один уговаривал циского князя

добровольно пойти на мир.

Другой нанес внезапный удар,

пока продолжался пир.

Славу Лишэна присвоил себе

и душу его загубил.

И тем еще на десяток лет

жизнь свою сократил.

— Объяснение понятно! Но ведь осталось еще десять лет.

— И они сократились, на что также есть причина. Вспомните случай, когда ханьские воины преследовали в Гулине чуского князя Сян Юя. У ханьцев тогда войск было мало, а у чусцев — большая армия. К тому же какой силой отличался Сян Юй: как говорится, он мог сдвинуть гору или поднять треножник[28]. Но известно, что малой армией трудно одолеть многочисленную рать врага, слабый не одолеет сильного. Однако Хань Синю все же удалось в горах Цзюлишань устроить засаду сразу в десяти местах. В сражении его воины убили тысячи тысяч чуских солдат и захватили в плен многих военачальников. Сян Юй остался совсем один, и был у него лишь конь да копье. Тогда он бежал к Черной реке и там у переправы перерезал себе горло.

На это есть стихотворение:

В высоких горах Цзюлишань собрались

духи прежних обид.

Тысячи воинов смело сражались,

и вскоре был каждый убит.

Коварный план предрешил победу —

нарушен небесный указ.

Сорок лет жизни Хань Синь потерял

и раньше срока угас.

— Хань Синь! — обратился Сыма к полководцу. — Будешь ли оправдываться?

Хань Синь не смог ответить гадателю и лишь сказал:

— Правильно, что в свое время Сяо Хэ выдвинул меня в полководцы, но верно и другое — то, что он с помощью коварного плана обманом провел меня во Дворец Вечной Радости, где меня погубили. Таким образом, мои успехи, как и моя жестокая кончина, связаны с этим человеком. Вот почему до сих пор у меня на душе так неспокойно.

— С тобой достаточно! Теперь вызовем Сяо Хэ и допросим его, чтобы все встало на свои места.

В мгновение стражи ввели Сяо Хэ.

— Сяо Хэ! — крикнул ему владыка. — Почему явил ты двуличие: сначала выдвинул Хань Синя, а потом его погубил?

— Для этих колебаний есть причина, государь! — ответил Сяо Хэ. — Известно, что вначале судьба Хань Синя сложилась весьма неудачно, хотя и был он сильно талантлив. Об этом узнал ханьский владыка, у которого было мало способных полководцев, так что оба они оказались довольны. Никто, однако, не мог предполагать, что планы ханьского владыки изменятся и он начнет завидовать успехам военачальника! Потом, как известно, вспыхнул мятеж Чэнь Си и ханьский государь отправился в поход. Перед отъездом он приказал супруге быть начеку и пристально за всем следить. Когда владыка уехал, государыня Люй в беседе со мной сказала, что Хань Синь замышляет измену, поэтому следует, мол, его поскорее казнить. Но я ответствовал так:

— Хань Синь — первый вельможа в стране, а бунт его не доказан. Сей приказ я исполнить не решаюсь!

— Ты, как видно, заодно со злодеем? — закричала государыня Люй в ярости. — Если ты его не казнишь, мой супруг, как вернется, предаст тебя суду вместе с изменником.

Испугавшись ее мести, я смирился и придумал план, как вызвать полководца во дворец. Ему сказали, что Чэнь Си разгромлен и ему-де надлежит пожаловать к трону с поздравлениями. Когда он явился, его тотчас схватили и казнили... Сам же я никогда не помышлял об убийстве Хань Синя.

— Да, как видно, смерть Хань Синя объясняется прежде всего просчетом самого ханьского владыки Лю Бана, — проговорил Сыма Мао и приказал судьям на основе всех показаний вынести такой приговор: «В ходе следствия выяснено, что Поднебесная для дома Хань завоевана усилиями Хань Синя, однако его заслуги не были никак отмечены и не получили вознаграждения. За тысячу лет древности не случалось подобной обиды, а посему в круговращении времени следует восстановить попранную справедливость!»

Далее слушалась жалоба Пэн Юэ — князя местности Лян.

— Каков твой проступок? За что государыня Люй казнила тебя?

— Нет за мной никаких преступлений, — сказал Пэн. — В своей жизни я имел лишь одни заслуги. А дело было так. Когда государь ушел в поход на границу, государыня Люй, как известно, большая распутница, спросила однажды евнуха: скажи, мол, кто самый красивый из вассалов ханьского дома.

— Есть один красавец — Чэнь Пин, — доложил евнух.

— А где он сейчас? — спросила она.

— Пошел с государем в поход!

— А кто еще?

— Пожалуй, Пэн Юэ — лянский князь. Облик его прекрасен, и выглядит он как настоящий герой.

Государыня Люй тайно поручила евнуху привести меня во дворец. Я вошел в Зал Золотых Колокольцев, но государыни там не заметил.

— Государыня поручила провести вас во Дворец Великого Доверия, дабы обсудить с вами одно тайное дело, — сказали мне.

Когда я подошел к дворцу, то заметил, что двери его открыты. У лестницы стояла сама государыня Люй, которая провела меня прямо к пиршественному столу...

После двух-трех чарок вина ее обуяла страсть. Чувствовалось, что женщина горела пламенем. В беседе она намекнула о радостях, которые ждут меня на ее ложе, однако, помня, что я всего лишь вассал государя и подчинен этикету, я решительно воспротивился, чем вызвал ее безумную ярость. Она приказала заколоть меня медным шилом, разрезать на мелкие куски и это крошево сварить, а голову выставить на дороге. Она запретила даже схоронить мои бренные останки. Когда вернулся ханьский государь, Люй сказала ему, что я замышлял измену. Разве это не обида?

Услышав речь Пэн Юэ, государыня Люй, которая находилась тут же в зале, заплакала.

— Владыка Яньло! — сказала она обиженно. — Не слушай его! Он представил все по-своему. Всем известно, что в нашем мире мужчины заигрывают с женщинами, а не наоборот. В тот раз я действительно позвала его во дворец, чтобы обсудить одно важное дело. Попав в мои хоромы и увидев богатства, он, как видно, решил, что ему все дозволено, и стал ко мне приставать. А вассал, позволивший себе вольность с женой государя, достоин смерти.

Пэн Юэ перебил женщину:

— Еще в армии чусцев она спуталась с Шэнь Шици... Что до меня, то я даже в мыслях не помышлял о любострастии, ибо был всегда честен и прям!

— Ясно! Этот вопрос обсуждать нечего! — воскликнул Сыма. — Пэн Юэ говорит правду, а женщина лжет. Слушайте мой приговор: «Пэн Юэ — заслуженный и верный подданный, не допускал никакого распутства. Его честность и прямота несравненны. Эти качества он будет являть и в будущей жизни. Как и Хань Синь, он достоин справедливого воздаяния!»

Затем был вызван на допрос Ин Бу, цзюцзянский князь. Едва появившись в зале, он сразу же выступил с жалобой.

— Вместе с Хань Синем и Пэн Юэ мы добились великих заслуг, помогая ханьскому дому завоевывать реки и горы страны. Мы не помышляли ни о каком мятеже, между тем однажды, когда я веселился на берегу реки, предо мной предстал гонец от государыни Люй. Она передала мне в подарок жбан с мясным отваром. Разумеется, я поблагодарил государыню и отведал кушанье, которое оказалось отменным на вкус. Вдруг в бульоне я заметил палец. В сердце моем родилось подозрение. Я спросил у гонца, но тот, замявшись, сказал, что ничего не знает. Рассвирепев, я приказал его пытать, после чего он признался, что угощение, которое прислала государыня, сделано из мяса лянского князя Пэн Юэ. Страшная правда меня потрясла. Не выдержав, я поспешно вскочил и, сунув палец в глотку, извергнул содержимое в реку. И что же? Кусочки мяса тут же превратились в маленьких крабов. До сих пор эти порождения обиды водятся в реке, и зовут их крабы пэнъюэ. В тот момент, не совладав с собой, я повелел казнить гонца. Как только об этом узнала государыня Люй, она тут же послала ко мне своих людей с мечом драгоценным, зельем-вином и куском шелка длиною в три чи. Она дала им наказ — доставить ей мою голову. Вот так я и погиб, не успев никому ничего рассказать. О владыка! Я преклоняю пред тобой колена и прошу по справедливости решить мое дело!

— Да, три мудрых мужа погибли совсем напрасно! — воскликнул новоявленный Яньван. — Повелеваю за верность, с коей вы служили, как кони, ханьскому дому, даровать вам три его удела. Дело прекратить!

Подсудимые, вызванные по первому делу, удалились, а в зал ввели новую группу. Истцом был Дингун, а ответчиком ханьский владыка Лю Бан. Дингун выступил с жалобой.

— Однажды на поле боя мои войска окружили ханьского государя. Он пообещал мне половину своих владений, если я его отпущу, и я согласился. Но, став государем, он велел казнить меня. Я до сих пор хожу с обидой в душе. Владыка Яньван, сверши справедливый суд!

— Что скажешь, Лю Бан?

— Этот Дингун был любимым военачальником Сян Юя. Он таил измену, за что я его и казнил в назидание другим неверным вассалам. Какая же здесь несправедливость?

— Ты говоришь, что я проявил неверность? — вскричал Дин. — А Цзи Синь, который в Синъяне отдал за тебя свою жизнь? Он ведь тоже был твоим верным вассалом, а ты не пожаловал ему даже ничтожного титула. Вот и выходит, что нет в твоей душе ни благодарности, ни справедливости!.. Или известная история с Сян Бо — родственником Сян Юя... Как ты помнишь, сговорившись с Фань Гуаем, он на пиру в Хунмыне бросился с мечом в руке к тебе на помощь. Проявив свою неверность, он предал тогда Сян Юя, а ты, вместо того, чтобы его казнить, почему-то даровал ему титул хоу[29]! Или случай с воякой Юн Чи, любимцем Сян Юя. В свое время ты разгневался на него, а потом вдруг дал титул шифанского хоу... Наконец, почему ты обидел меня, назвав своим кровным врагом?

Ханьский государь молчал.

— Кажется, и это дело тоже решенное, — сказал сюцай. — Дингун, а также Сян Бо, Юн Чи могут пока удалиться и ждать приговора.

Ввели третью группу, вызванную по делу о захвате власти. Истицей выступала Ци, а ответчицей все та же государыня Люй.

— Женщина по фамилии Ци! Ты считалась наложницей государя, — сказал Сыма. — А государыня Люй величалась первой госпожой и жила в главном дворце. Тебе, хорошо известно, что по всем существующим правилам Поднебесная принадлежит ее сыну, а не твоему! Почему же ты обвиняешь ее в захвате власти? Безрассудно и глупо!

— Послушай, владыка! Однажды во время большого сражения у реки Суйшуй Дингун и Юн Чи погнались за ханьским государем, у которого оставался лишь один путь спасения — бежать к селению рода Ци — Цицзячжуан, где жила моя семья. Мой батюшка в своем доме спрятал беглеца от врагов. Как раз в этот день я играла на сэ[30]. Ханьский князь услышал игру и приказал отцу показать меня ему. По всей видимости, я приглянулась ему и он стал склонять меня к греху, но я воспротивилась. Тогда он сказал: «Если ты мне подчинишься, я сделаю твоего сына наследником престола, когда захвачу власть в Поднебесной!» В знак верности своих слов он отдал мне свой боевой халат. И я ему уступила. Потом у меня родился сын, которого я нарекла Жуи, что значит Желанный. Ему-то ханьский князь и обещал отдать трон, когда станет властителем Поднебесной. В то время сановники двора трепетали перед государыней Люй, поэтому наследование так и не свершилось. Когда государь почил, Люй возвела на престол своего сына, а моего Жуи нарекла чжаоским ваном. Мы не решались перечить. Но кто мог знать, что Люй на этом не успокоится. Как-то раз она завлекла меня с сыном на пир и дала ему отравленного вина, отчего у него из горла хлынула кровь и он мигом скончался. Люй, прикинувшись пьяной, сделала вид, что ей ничего не понятно. Я вся кипела от обиды и терзалась от горя, но плакать боялась, лишь с гневом смотрела на злодейку. Заметив это, та сказала, что мои фениксовы очи когда-то приворожили государя Хань, и тут же приказала служанкам ослепить меня золотой иглой. Потом мне влили в рот расплавленную медь, отрубили руки и ноги и бросили меня в отхожее место. Скажи, о владыка, за какие грехи и проступки обрекла она меня на столь страшную кару? До сего дня моя обида не отмщена! Я жду твоего справедливого суда! — Женщина горько заплакала.

— Не отчаивайся! — успокоил ее Сыма. — Я восстановлю справедливость. Повелеваю, что в будущей жизни ты станешь матерью-императрицей, а твой сын — государем. Оба вы обретете радость и доживете до старости!

И сюцай вызвал подсудимых, которые числились в деле четвертом.

После того как объявили их имена, Сыма приступил к допросу Сян Юя.

— Скажи! Почему ты жалуешься на шесть генералов, а не на Хань Синя, который, уничтожив тебя, возвеличил Лю Бана?

— Хотя в глазах у меня по два зрачка[31], я плохо разбираюсь в людях, я проглядел настоящего героя, и он ушел от меня. Но хотя он меня и покинул, я винить его не могу... Сейчас мне вспоминается такой случай. Под Гайся моя армия потерпела поражение, но мне удалось, прорвав окружение, бежать. В одном месте дорога расходилась, но на счастье мне встретился какой-то крестьянин, и я спросил у него, какая дорога главная. Он ответил, что главный путь идет налево. Поверив ему, я поскакал по левой дороге, и она привела меня к смерти. Оказалось, что человек, указавший мне путь, был совсем не крестьянин, а ханьский военачальник Ся Гуан, который придумал этот план с переодеванием. Ханьские воины гнались за мной по пятам. Но я все же сумел прорваться сквозь вражеское кольцо и доскакал до Черной реки. Возле переправы я неожиданно встретил знакомого Люй Матуна. Я думал, что в знак старой дружбы он отпустит меня. Но получилось иначе. Вместе с другими четырьмя военачальниками он заставил меня покончить с собой. Затем они расчленили мое тело, взяли каждый по части, чтобы доложить о подвиге, который они якобы совершили... Эта обида по сей день лежит на моей душе!

— Мы уже выяснили, что шесть генералов не имели никаких заслуг! — кивнул головой владыка Темного Царства. — Воспользовавшись тем, что Сян Юй потерпел поражение, а силы его иссякли, они заставили его покончить с собой, за что получили титул хоу. Чистая случайность! Повелеваю, что в будущей жизни Сян Юй обезглавит всех шестерых и тем самым смоет свою обиду.

С этими словами Сыма приказал помощникам отложить в сторону дело Сян Юя.

Затем последовали другие дела, которые принесли адские судьи. Сыма решил их так же разумно и без единой ошибки: доброе дело кончалось хорошим воздаянием, а дурное — влекло суровое возмездие. Судьи, выстроившись по бокам, подробно записывали в книги каждое решение владыки, отмечая название округа, уезда или деревни, фамилию и имя, время рождения и смерти. Они выкликали имя того или иного человека, а владыка Сыма указывал, когда и где тот должен возникнуть в жизни.

— Хань Синь! Ты был верным служакой и добыл для ханьского дома половину Поднебесной, однако умер ты с обидой в душе. Повелеваем! В новой жизни ты родишься в семье Цао Суна из Деревни Дровосеков. Тебя будут звать Цао Цао[32], или Цао Мэндэ. Сначала ты будешь министром у ханьцев, а потом станешь ваном Вэйского царства. Ты сядешь в столице Сюйду, владея половиной всех рек и гор ханьского дома. Ты будешь иметь великую власть, что позволит тебе отмстить за прошлые обиды. Хотя ты и не имел мятежных замыслов против ханьского дома, однако стать государем тебе не положено, хотя твои потомки и унаследуют ханьский трон. В свое время тебе даруют высокий титул Воинственного Государя и запишут десять великих заслуг.

После этого зачитали приговор по делу Лю Бана — ханьского государя.

— Тебе суждено родиться в доме Хань, но только в образе императора Сяньди, которого всю жизнь будет мучить и истязать Цао Цао. Муж робкий и слабый, ты будешь жить в постоянной тревоге и страхе не только дни, но и долгие годы. Поскольку в прошлой жизни ты много дурного сделал своему вассалу, в будущем тот отплатит тебе сторицей!

Затем последовал приговор по делу государыни Люй.

— А ты возродишься в семье Фу и станешь супругой Сяньди. Тебе достанется много горя и страданий от Цао Цао, а в конце концов ты примешь смерть от удушения во дворце. Таково возмездие, которое определяется тебе за гибель Хань Синя во Дворце Вечной Радости.

Приговор Сяо Хэ звучал так:

— Ты возродишься в семье Ян, получив имя Ян Сю и второе имя Дэцзу, что значит Добродетельный Предок. В свое время, когда Пэйгун, он же — ханьский владыка — вошел в пределы Равнины, все его полководцы бросились поскорее за наградами. Лишь ты один попросил себе карту земель. А посему в будущей жизни ты достоин быть мужем, обладающим острым умом и большой прозорливостью. Ты станешь главным архивариусом у Цао Цао и будешь пользоваться большим почетом. Таково воздаяние за то, что ты в свое время трижды явил свою доброту, выдвигая Хань Синя. Однако, поскольку тебе не удастся разгадать военную хитрость Цао Цао, ты будешь казнен. Такова кара за то, что ты помог завлечь Хань Синя во Дворец Вечной Радости.

Судьи, записав сей приговор, вызвали Ин Бу — цзюцзянского вана.

— Тебе предстоит возродиться в семье Сунь Цзяня из Цзяндуна. Тебя будут звать Сунь Цюань, а второе имя будет Чжунмоу. Сначала ты будешь владетельным князем У, а потом государем Уди в царстве У. Столицу поставишь в Цзяндуне и будешь пользоваться богатством и почетом.

Потом вызвали Пэн Юэ.

— Ты прямой и честный муж, а посему ты возродишься в семье Лю Хуна из деревни Лоусанцунь — Туты у Дома, что в округе Чжоцзюнь. А звать тебя станут Лю Бэй[33] или Лю Сюаньдэ. Тысячи людей будут славить твою человечность и справедливость. В свое время ты станешь владетелем Шу и вместе с Цао Цао и Сунь Цюанем создашь в Поднебесной опору великого Треножника страны. Когда Цао разгромит Хань, ты продолжишь величие этого дома и все восславят твое верное сердце.

— Поднебесную охватит великая смута, если она будет разъята на три части. Как же маленький удел Шу выстоит против двух других: У и Вэй! — воскликнул Пэн Юэ.

— Все предусмотрено... Тебя поддержат несколько мужей, — сказал Сыма и позвал Куай Туна.

— Ты — человек прозорливый и мудрый. Повелеваю возродиться тебе в Наньяне и стать Чжугэ Ляном по имени Кунмин[34], а прозванием Волун, что значит Лежащий Дракон. Ты будешь служить у Лю Бэя полководцем и поможешь ему основать новое царство или, как говорится, создать новые реки и горы.

Сказав это, Сыма позвал ворожея Сюй Фу.

— Ты нагадал Хань Синю семьдесят два года жизни, а он прожил всего тридцать два. Очевидно, судьба так предопределила, что его внутренние силы надломятся и он быстро умрет... Что до тебя, то ты возродишься в Сянъяне в образе Пан Туна или Пан Шиюаня по прозванию Детеныш Феникса. Ты поможешь Лю Бэю захватить Западные Потоки. Тебе суждено прожить ровно тридцать два года, а умрешь ты у Склона Падающего Феникса в том же возрасте, что и Хань Синь — таково воздаяние за ошибку в твоей ворожбе... С нынешнего дня все, кто гадает, должны хорошенько задуматься и твердо знать, что обманные предсказания и лживые речи могут укоротить их жизнь.

— Полководца ты мне дал, но нет добрых военачальников в помощь, — заметил Пэн Юэ.

— Будут и военачальники, — сказал Сыма и велел привести Фань Куая.

— Ты возродишься в Фаньяне округи Чжочжоу и получишь имя Чжан Фей[35] или Чжан Идэ, что значит Чжан Окрыленная Добродетель.

Владыка ада снова вызвал Сян Юя.

— Ты родишься в семье Гуань из Цзеляна округи Пучжоу. Фамилия будет у тебя другая — Гуань, а вот имя останется прежним — Юй[36]. Второе твое имя будет Юньчан Длинное Облако. В свое время ты вместе с Лю Бэем, таким же храбрецом, как и ты, дашь клятву в Персиковом Саду, которая заложит основы общего великого дела. Однако хочу заметить, что Фань Куаю все же не следовало позволять своей жене помогать государыне Люй в ее злодеяниях, так как проступки жены рано иль поздно коснутся и мужа. А тебе, Сян Юй, не должно было убивать циньского вана Цзыина[37] и сжигать Сяньян. Вот почему вы оба заранее обречены на недобрую смерть. И все же известно, что Фань был верным и отважным мужем, не любил лебезить. Да и ты, Сян Юй, среди разных прочих подвигов совершил три добрых дела: ты не стал губить родителя Лю Бана — тайгуна, не осквернил государыню Люй и на пьяном пиру тайно не расправился с соперником[38]. За это в будущей жизни ты приобретешь такие качества, как справедливость и отвага, стойкость и честность. А после смерти тебе воздадут почести, как святому.

Затем владыка Сыма вызвал к себе полководца Цзи Синя[39].

— Верой и правдой ты служил семье Лю, но и на один день не имел ни богатства, ни славы. Повелеваю тебе родиться в семье Чжао из Чаншаня. Ты станешь известным полководцем Западной Шу, и тебя назовут Чжао Юнь, или Чжао Цзылун... Особенно прославишься ты в сражении у Чанбаня — Длинного Склона, что в Данъяне, когда в битве многотысячных армий спасешь своего повелителя[40]. Ты проживешь ровно восемьдесят два года и опочиешь без недуга.

Потом Сыма вызвал женщину из рода Ци.

— А тебе предрекаю родиться в семье Гань, и ты станешь законной супругой Лю Бэя. В свое время императрица Люй польстилась на красоту князя Пэна, но он отверг ее распутные приставания. Она завидовала и тебе за то, что тебя полюбил ханьский владыка. Поэтому я определил стать тебе женою Пэн Юэ — Лю Бэя. Пусть государыня Люй теперь завидует тебе на здоровье. Твой сын Желанный — князь Чжао будет зваться Лю Чанем с детским именем Адоу. Он унаследует трон и будет целых сорок два года пользоваться славой и почетом. Таково справедливое воздаяние за те горести, которые он пережил в прошлом.

Сыма приказал вызвать Дингуна.

— Дингун, ты появишься в семье Чжоу и нарекут тебя Юй Гунцзинем. Ты станешь военачальником у Сунь Цюаня, но умрешь ты в возрасте тридцати двух лет по воле Кунмина, то бишь Чжугэ Ляна. Как известно, в прошлом ты плохо служил Сян Юю, потому в будущем у тебя будут неприятности с Сунь Цюанем.

Сыма приказал привести Сян Бо и Юн Чи.

— Сян Бо, позарившись на богатства, ты изменил своему родственнику, а ты, Юн Чи, получил высокий титул из рук врага. Вы оба совершили преступление перед Сян Юем. Поэтому я повелеваю наречь вас Янь Ляном и Вэнь Чоу, вы оба примете смерть от руки Гуань Юя. Так смоются ваши прежние прегрешения!

— А как быть с шестью генералами? — спросил Сян Юй.

Владыка Темного Царства приказал отдать их под начало Цао Цао, который пошлет их служить на далеких заставах. При этом Ян Си получит имя Бянь Си; Ван И станет Ван Чжи; Ся Гуана назовут Кун Сю; Люй Шэн сменит имя на Хань Фу; Ян будет наречен Цинь Ци, а Люй Матун — Цай Яном. Полководец Гуань Юй, захватив пять далеких застав, казнит всех шестерых генералов и тем смоет обиду, нанесенную возле Черной реки.

Все остались очень довольны справедливым судом Сыма Мао, так как он позволил всем, кто жил в мятежное время, когда велась борьба за Поднебесную между Чу и Хань, выложить все свои обиды. Высказали жалобы и те воины, кто умер несправедливой смертью, и те из мужей, чьи таланты в свое время не нашли применения, и те, кто требовал воздаяния за добрый поступок или отмщения за горькие обиды. Все они вновь появились во времена Трех Царств. Ну а те, кто измывался над людьми, творил жестокости и строил черные планы, а за добро платил злом, — те превратились в коней. Да, да — в боевых коней, на коих скакали заслуженные полководцы. Пожалуй, о них не стоит много распространяться.

Когда судьи подробно переписали все приговоры, наступила уже пятая стража. Запели петухи. Сыма Мао, покинув зал судилища, снял парадное платье и вновь стал простым сюцаем. Книгу с приговорами он отдал на проверку владыке Яньло, который, вздохнув, смирился со всеми решениями и передал их в высшие сферы.

— Редкого ума человек этот сюцай! Нет ему равных во всей Поднебесной! — воскликнул Яшмовый Владыка. — За какие-нибудь двенадцать часов он решил все дела, которые пылились вот уже триста с лишним лет. И заметьте, что все дела о прошлых обидах решены справедливо. Он добился, чтобы восторжествовало бескорыстие и чтобы в решениях о воздаянии не было никакой ошибки. Способности сюцая поистине объемлют Небо и Землю. Жаль, конечно, что в нынешней жизни он терпит лишения, зато в будущей сюцай непременно получит высокий титул хоу или вана. Он родится в том же роду Сыма, только сменит имя на Сыма И или Сыма Чжунда. В новой жизни он займет пост военачальника и канцлера и передаст это место своим отпрыскам. Потом он завоюет все Три Царства и объявит начало династии Цзинь. Известно, Цао Цао — воплощение обид Хань Синя — не может служить до конца хорошим примером. Ведь он, как-никак, унизил самого государя и казнил его супругу. У меня есть опасение, что потомки, не понимая первопричины, заставят Сыма И издеваться над отпрысками семьи Цао, как некогда сам Цао Цао измывался над государем Сяньди. Вот почему, верша суд, я хочу заранее предостеречь этих потомков, а ему самому повелеваю быть добрым и зла никому не чинить.

После того как Яньло зачитал указ Яшмового Владыки, он приказал накрыть пиршественный стол, чтобы достойно проводить Сыма Мао в обратный путь. Сюцай перед расставанием сказал:

— Моя жена из фамилии Ван с юных лет и всю свою жизнь делила со мной тяготы и лишения. Бедный книжник, я хочу просить о великой милости и разрешить ей в будущем остаться моей женой, чтобы она разделила со мною почет и славу.

Яньло ответил согласием.

Сыма Мао простился с Яньло и, покинув Темный Приказ, вновь очутился дома на своем ложе. По его телу пробежала судорога, и он открыл глаза. Посмотрел вокруг и увидел у изголовья плачущую жену.

— Странная история! — воскликнул сюцай и рассказал жене о том, что случилось с ним в царстве теней.

— Верховный Владыка дал мне наказ возвращаться, поэтому медлить нельзя, — сказал он. — К счастью, в будущей жизни мы будем снова жить как муж и жена... — Веки его смежились, и он отошел в иной мир. Сейчас, когда госпоже Ван было уже известно, куда отправился ее муж, она не стала убиваться, как прежде, но быстро устроила погребение и поминальные дела. Вскоре после похорон умерла и она, однако во времена Трех Царств обрела новую жизнь, став супругой вельможи Сыма И.

Вот такую удивительную историю рассказывают до сего времени в нашем мире. А посему сложили такие стихи:

Властью Яньвана полдня обладал,

а быть справедливым сумел.

Утешил тех, кто прежде роптал

на свой печальный удел.

Всем людям ныне даем совет:

положите неправде предел!

От дурных поступков родится зло,

а счастье — от добрых дел.

Загрузка...