Возвращенная драгоценность. Китайские повести XVII века

СУДЬЯ СЮЙ ВИДИТ СОН-ЗАГАДКУ[41]

В стихах говорится:

Среди людей существует мнение, что из всех деяний, которые свершаются меж Небом и Землей, самые сложные — дела судебные. Истинная правда! Возьмите хотя бы судебного чиновника. Он, как положено, сидит на возвышении в кресле и вершит приговоры, как ему захочется и по своему произволу, прибегая к пыткам да наказаниям. Но еще в древности говорили, что батогами можно выбить любое признание. В общем, человек под пытками сознается в чем угодно. Вот отчего, по всей видимости, и появились слова: «В серьезных судебных делах надобно трижды все хорошенько обдумать и шесть раз всех расспросить». Если же держаться лишь одного заранее сложившегося мнения, можно натворить много несправедливостей. Особенно легко незаслуженно обидеть человека, когда произошла кража. В этом случае чиновник всегда кого-то подозревает, и кажется ему, что поступки и слова того человека во всем сомнительны. И чем дальше, тем больше. Хорошо, если Небо явит справедливость и правда в конце концов восторжествует. Но, увы, часто бывает как раз наоборот. Чиновник-судья изо всей мочи старается палками выбить признание. Забьет человека до смерти, а истины так и не узнает. В связи с этим вспоминается одна история, которая произошла в первый год эры Торжественной Радости[42] династии Сун. В это время чжэньцзянский полководец У Чао держал оборону в Чучжоу[43], а Вэй Шэн у Восточного Моря[44] сражался с цзиньскими супостатами[45]. Случилось так, что в армии оказалась большая нехватка в деньгах, необходимых для выплаты жалованья, и командующий послал своего подчиненного, тунлина[46] Шэн Яня за серебром, которое должен был привезти из Даньяна другой военный чин, по имени Юань Чжун. Шэн Янь отправился с визитом на судно Юань Чжуна и, как положено, отвесил поклон. И вдруг он заметил на палубе большую кучу драгоценного металла.

— Может быть, лучше эти ценности спрятать, чтобы не привлекать алчные взоры? — проговорил Шэн, улыбнувшись. — Нехорошо, что они лежат так открыто!

— Кто осмелится посягнуть на казенное добро? — удивился Юань.

— А что, если нынче ночью один из моих ловких воинов выкрадет эти богатства? Хотел бы я на вас посмотреть, что вы будете делать? — пошутил Шэн.

— Если найдется такой смельчак, пускай хоть все забирает! — рассмеялся Юань.

Перебросившись несколькими шутками, они раскланялись.

Надо же так случиться, что именно в эту ночь на судно забралась шайка разбойников — свыше двадцати человек. Связав Юань Чжуна и всю его команду, они забрали четыре сотни слитков серебра и исчезли. На следующий день Юань Чжун поехал к месту расположения войск и доложил командующему о том, что произошло накануне.

— Меня ограбил военный начальник Шэн Янь, — сказал он. — Этой ночью он унес четыреста слитков. Ваша светлость, допросите его и возьмите у него деньги! Нижайше прошу вас. — В голосе Юаня слышались слезы.

— Почему вы решили, что украл он? — спросил У Чао.

— Когда я приехал из Даньяна, он сразу же пришел ко мне на судно. Увидев ценности, он, как мне кажется, сильно взволновался и бросил в разговоре фразу, что ночью пошлет ловкого человека, который их украдет. Я решил, что это шутка, и никак не предполагал, что она обернется настоящей кражей. Ночью на борт забрались какие-то люди и унесли четыреста слитков. Кто же, как не он, все это проделал!

— Вот наглец! — воскликнул разгневанный командующий и приказал четырем стражникам немедля схватить Шэн Яня и его солдат. Кто осмелится перечить военачальнику, который отдает строгий приказ?! Стражники мигом скрутили виновных и приволокли в ставку полководца. Шэн Янь в недоумении спросил, в чем его вина, на что командующий ответил:

— И ты еще смеешь спрашивать! Юань Чжун доложил нам, что ты со своими подручными захватил на судне четыреста серебряных слитков!

— Какая чушь! — воскликнул Шэн. — Разве я не знаю военных порядков? Я имею чин и, хотя моя должность незначительна, никогда не позволю себе устроить столь гнусное злодейство!

— Нечего отказываться! — вмешался Юань. Он в это время стоял перед командующим, преклонив колени. — Вы сами при встрече об этом сказали, а ночью совершили грабеж!

— Верно, я так говорил, когда заметил, что ценности лежат без присмотра. Но ведь я пошутил. Неужели вы действительно думаете, что я совершил эту кражу?

— Какие могут быть шутки в столь серьезных делах! — воскликнул У Чао. — Ясно, ты давно замышлял злодейство, только проговорился ненароком!

— Если б я хотел украсть, я бы и рта не раскрыл! — волновался Шэн.

— Твое нутро загорелось от алчности, и ты, как видно, случайно обмолвился... Лучше признавайся по-хорошему! Дело серьезное! — в голосе полководца слышалась угроза. Он приказал подчиненным принести орудия пытки, которые сразу привели в действие. Шэн завизжал как кабан, которого собираются резать, и стал молить о пощаде. Но У Чао не обратил на ужасные крики никакого внимания и велел продолжать пытку. Не выдержав мучений, Шэн признался:

— Действительно, ночью я с моими солдатами выкрал серебро. Да, видно, не следовало бы заглядываться на эти проклятые деньги!

Стали пытать солдат. Одни сразу же сознались, другие вину отрицали, потому им усилили пытку. Но только какой в ней прок? Ведь всем ясно, что под пытками станет упорствовать лишь самый тупой дурень, а обычный человек сразу признается. Дело дошло и до денег. У арестованных обыскали все походные сумы, но серебра так и не нашли. Тогда снова принесли пыточный инструмент. Что было делать Шэн Яню? На этот раз он придумал:

— В этих местах проездом был один мой родственник, который ехал в Хубэй и Хунань торговать мелкой рыбой. Я отдал серебро ему.

Полководец У Чао приказал записать его показания. Следуя законам военного времени, он не стал дожидаться суда или даже возвращения серебра, но сразу объявил, что преступника в течение трех дней следует держать на торжище в назидание другим, а потом казнить путем отсечения головы. Вот так одна-единственная шутка приняла столь печальный оборот. В связи с этим невольно вспоминаются такие слова:

Говорят, что как раз в это время в Чжэньцзяне проживал один ничтожный человек по имени Ван Линь, прощелыга и плут, занимавшийся на Янцзы всякими темными делишками. У него была молодая смазливая жена, которая торговала дома вином. Втайне от мужа она водила знакомство с несколькими местными вертопрахами. Как-то в отсутствие мужа она пригласила к себе одного молодого повесу. Вдосталь наобнимавшись, они решили было приступить к другим, более интересным занятиям, да только им мешал сын женщины, семилетний мальчишка, который играл тут же в комнате. Мальчишка заупрямился и ни за что не хотел уходить.

— Ах ты, паскудник! — стала бранить его мать. — Уйдешь, наконец, или нет?

Но своенравный мальчишка — ни в какую. К тому же он кое-что понимал, хотя и был мал годами.

— Знаю, знаю, чем вы будете здесь заниматься! В постель залезете! — кричал он. — Я вам мешаю, вот вы и гоните меня!

Слова ребенка разозлили женщину, она надавала ему подзатыльников и вытолкала за дверь.

— В постель залезете! В постель залезете! — не унимался мальчишка, плача от боли и обиды. Рассвирепевшая мать, оставив любовника, схватила скалку и бросилась за сыном, а он с громкими воплями выбежал на улицу. Мать его догнала и принялась колотить по голове.

— Сами безобразничаете, а меня бить! — кричал мальчик, стараясь увернуться от ударов. — Вон сколько денег схоронили возле печки. У кого-то украли, а мне приказали молчать!

Мальчишка орал на всю улицу. Боясь, что он наболтает лишнего, мать потащила сына в дом. Но слова мальчика услышал один служивый человек, который как раз в этот момент оказался на улице. Он рассказал об этом знакомому.

— Вряд ли мальчишка сболтнул просто так. Здесь что-то есть! — проговорил служивый. — Ты, наверное, слышал, что на днях у командира Юаня стащили четыреста серебряных слитков, а в краже обвинили тунлина Шэна. Его вот-вот должны казнить, хотя денег так и не нашли... Кажется мне, что пройдоха Ван Линь причастен к этой краже — он мастер в подобных делишках! Словом, надо идти к нему и там разведать!

Они подговорили еще человек пять или шесть и все вместе направились в дом Вана будто бы выпить. Во время застолья кто-то из гостей вдруг закричал:

— Эй, хозяйка! Принеси-ка нам мяса и рыбы на закуску.

— Нет у нас никаких закусок, мы торгуем только вином! — ответила женщина.

— Почему отказываешь? — спросил второй. — Мы же не задаром просим!

— Я и не говорю, что задаром, — ответила женщина, — В доме, правда, нет ничего — не из чего делать закуски!

Один из компании, прикинувшись пьяным, поднялся из-за стола.

— Не верю! Пойду сам поищу! — И он направился к двери, которая вела внутрь дома.

Кто-то из приятелей попытался его остановить, но выпивоха увлек его за собой в кухню. Они подошли к очагу и будто нечаянно толкнули кирпичную кладку. Один кирпич упал и рассыпался на мелкие кусочки!

— Нечестивцы! — закричала женщина. — Напились и еще безобразите! Ворвались на кухню, сломали очаг!..

— Не гневайся, хозяйка! — ласково сказал первый. Починить очаг — плёвое дело!

Мужчина запустил руку в дыру, откуда выпал кирпич. Встревоженная хозяйка бросилась к печи, пытаясь его остановить.

— Будет тебе! Мы и сами починим!

Служивый, конечно, смекнул, что дело нечисто. Не долго думая, он нажал посильнее на кладку, и угол плиты отвалился. В образовавшемся отверстии все увидели кучу серебряных слитков.

— Нашли!

На крик сбежалась вся компания. Хозяйку тут же связали и стали дожидаться мужа. Он не замедлил явиться.

— Кто шумит в моем доме? — заорал Ван Линь, остановившись в дверях.

— Держи его! Хватай! — раздалось со всех сторон.

Ван Линь бросился было наутек, но служивые ямыня кинулись на него, словно коршуны на воробья, и мигом связали. Разворотив печку, они вытащили из тайника серебро и подсчитали — ровно четыреста слитков. Мошенник не успел израсходовать деньги. Служивые потащили Ван Линя с женой в ставку полководца, не забыв, конечно, прихватить с собой украденные ценности. Командующий учинил мошеннику строгий допрос, и Ван Линь признался в совершенном преступлении.

— Серебро украдено с лодки военного Юаня, — сказал он.

Командующий спросил о сообщниках, и Ван назвал имена: свыше двадцати человек соседей, тех молодых бездельников, с которыми его жена водила знакомство. Всех их схватили и учинили им допрос. Грабители сознались в содеянном преступлении, и их без промедления казнили согласно строгому военному закону. Ни один не ушел от возмездия. Что до жены Ван Линя, то ее продали в казенные певички.

Только сейчас полководец понял, что он напрасно обидел Шэн Яня и его солдат, и он повелел немедленно отпустить заключенных на свободу. Да, если бы злодейство Ван Линя случайно не всплыло наружу, Шэн Яню и солдатам не сносить бы головы.

Из этой истории следует, что никак нельзя полагаться на случайное подозрение и не должно чинить над людьми несправедливый суд.

А сейчас я расскажу другую историю, тоже о краже, но подозрение здесь пало сразу на двух человек. К счастью, проницательный судья в конце концов разгадал дело, на редкость запутанное и темное. Послушайте, что я, ничтожный, собираюсь вам нынче поведать. Только вначале будет стихотворение:

Говорят, что в годы Истинной Добродетели[47] нашей династии в провинции Шэньси жили два брата: Ван Цзюэ и Ван Лу, отец которых промышлял соляной торговлей. Их дед, обладатель ученой степени, дослужился до начальника уезда, а потом ушел на покой и жил вместе с ними. Надо еще сказать, что у Ван Лу был сын Икуй, а у Ван Цзюэ — сын Игао. Наши герои Ван Цзюэ и Ван Лу сызмала учились грамоте, Ван Цзюэ даже получил степень сюцая, а вот Ван Лу, так и не проучившись сколько надо, забросил учение. Но зато он весьма преуспел в торговом деле. Поскольку он умел хорошо считать, отец часто брал его с собой в Шаньдун, где часто вел свои торговые дела. Видя, что сын понимает толк в этих делах, отец решил в конце концов остаться дома, а в Шаньдун отправил Ван Лу, выдав ему тысячу лянов серебра для ведения торговли. Лу взял с собою слуг Ван Эня и Ван Хуэя, немало повидавших на своем веку и привыкших к разным передрягам.

Прибыв в Шаньдун, они открыли торговлю. Глаза у всех были быстрые, руки — хваткие, и в счете торговом они кого угодно могли заткнуть за пояс. За одной удачей пришла другая, в результате — крупный барыш. Но еще в древности говорили: в сытости и праздности рождаются мысли беспутные. Так получилось и с Ван Лу, который, к слову сказать, был порядочным транжирой и мотом. Заработав без труда крупные деньги, он решил покутить, словом, пожить в свое удовольствие, для чего познакомился с двумя певичками-потаскушками по имени Яояо и Циньцинь. Понятно, за них пришлось выложить круглую сумму, но зато они находились теперь с ним рядом и одаряли его своей пылкой любовью. Не остались без внимания и домочадцы — Ван Энь и Ван Хуэй, которым хозяин подыскал молоденьких смазливых наложниц. Правда, наложницами они были только по названию. На самом деле обе прислуживали певичкам и по очереди делили ложе с Ван Лу. Надо заметить, что подобные праздники у челядинцев случались гораздо реже. Зато на ложе Вана нередко оказывались четыре женщины сразу, и тогда все они резвились особенно весело, нимало не завидуя одна другой. Дни и ночи проходили в застольях с вином и музыкой, да с любовными утехами без числа и без меры.

Не прошло и двух лет подобной жизни, как Ван почувствовал, что силы его иссякли, а дух стал будто тонкая нить — вот-вот порвется. Видя, что он на краю могилы и вряд ли кто сможет его спасти, он послал домой Ван Эня с письмом, в котором наказывал своему юному сыну Икую немедля ехать со слугами в Шаньдун, чтобы принять от него торговые счета.

Получив письмо, где говорилось о крупной сумме денег, Ван Цзюэ забеспокоился. «Мой племянник мал годами и, глядишь, что-то напутает, — подумал он. — К тому же брат серьезно болен. Если с ним случится беда, деньги пропадут». Прикинув все это в уме, он решил ехать немедленно, а племяннику Икую вместе с Игао наказал двигаться следом. Слуге Ван Эню он повелел:

— Собирай молодых господ в дорогу и потихоньку выезжайте за мной, а я еду сегодня же — нынешней ночью. Мне как можно быстрей надо встретиться с братом.

Здесь можно вспомнить такую поговорку:

Есть и такие слова:

Прошло несколько дней, прежде чем Ван Цзюэ добрался до Шаньдуна. Брата своего он нашел в крайне плачевном состоянии, правда еще живым. Судя по виду Ван Лу, спасти его от недуга, рожденного распутством, было уже невозможно. Братья очень обрадовались, увидев друг друга после долгой разлуки. В глазах больного Лу стояли слезы.

— Что с тобой случилось? — воскликнул Ван Цзюэ и вытер навернувшиеся слезы.

— Видно, судьба у меня несчастливая! — проговорил Ван Лу. — Мой недуг неизлечим, и смерть уже не за горами. Вот почему поскорее хотелось увидеть кого-то из близких. Сейчас, когда ты со мной, уже не страшно умереть.

— Брат! Тебе было трудно жить все эти годы на чужбине, но зато ты хорошо заработал, — успокоил его Ван Цзюэ. — Жаль, конечно, что на тебя свалилась эта хворь... Если случится беда, что передать батюшке с матушкой?

— Поскольку я был вдалеке от вас, я не смог проявить достаточной почтительности по отношению к родителям и к тебе, моему старшему брату. К счастью, у меня есть какие-то деньги — барыши, что я заработал. Ты сам сказал, что я неплохо потрудился, хотя и пережил немало тягот. Впрочем, это несколько преувеличено... Так вот! Я возвращаю родителям первоначальную сумму в тысячу лянов. Они могут тратить эти деньги до конца своих дней по их усмотрению. Но кроме этих денег есть еще прибыль — больше трех тысяч лянов. Я хочу разделить ее поровну между моим сыном и племянником Игао. К счастью, ты сейчас здесь и у меня уже не будет забот об этих деньгах. Теперь я могу умереть спокойно.

Ван Лу велел слуге Ван Хуэю принести серебро, и брат тут же его пересчитал. Больной сказал еще несколько фраз, но потом голос его затих, дыхание оборвалось, и он отошел к Желтым Источникам. Как говорится в подобных случаях: дух покинул бренное тело, и новый дух уже не вселится. Увы! Лежит пластом, лишь жертву остается принести!

Ван Цзюэ и слуга огласили воздух плачем. К ним присоединились четыре красотки, хотя их печаль, по правде сказать, была показная. Ван Цзюэ велел домочадцу купить лучший гроб и подготовить его для положения тела. Когда наступил этот срок, Ван Цзюэ, сославшись на то, что день выдался неблагоприятный, приказал слуге запереть женщин в комнатах, не допускать до гроба и выпустить их лишь после обряда. Затем он позвал хозяйку заведения, где жили Яояо и Циньцинь. Она написала расписку и увела девиц с собой. Двух других девиц он через сваху, которая в свое время привела девиц сюда, отправил в дом их родителей. «Без них легче возвращаться!» — объяснил он слуге, нисколько не заботясь, что Ван Хуэю жалко расставаться с красоткой, ведь он, кстати сказать, не успел с ней даже толком проститься. Когда стали укладывать вещи, Ван Хуэй заметил, что хозяин положил в большую шкатулку лишь пятьсот лянов. Еще сто с лишним лянов серебряной мелочи, а также два золотых украшения он запрятал в походную суму, разъяснив, что это деньги на расходы в пути.

— У второго господина было очень много серебра. Почему же осталось так мало? — удивился Ван Хуэй.

— С большими деньгами идти опасно, поэтому я придумал один ловкий план — схоронил их в падежном месте. Когда приедем домой, я их достану. А для вида у нас в дороге будут вот эти остатки.

— Хозяин! А может, спрятать и эти пятьсот лянов? Нам в пути хватит и мелочи.

— Нет! На родину как-никак возвращается крупный торговец. Несколько сотен лянов он должен иметь при себе непременно. Иначе у людей возникнут подозрения, они постараются разнюхать, где деньги. Докопаются до правды, и тогда не оберешься хлопот. Чтобы рассеять все их сомнения, я оставлю среди вещей эту шкатулку. Взгляни-ка, она выглядит весьма внушительно!

— Хитро задумано! — восхитился слуга.

Покончив со всеми делами и расчетами, Ван Цзюэ договорился с возницей по имени Ли Ван о повозке, на которую следует положить гроб и пожитки. Сам Ван Цзюэ со слугой поехали верхом. Процессия двинулась на запад и в один из дней достигла Цаочжоу. Возле Восточной Заставы остановились на постой в придорожной гостинице. Телегу с гробом определили во дворе, найдя для нее свободное место. Надо вам знать, что возница Ли Ван за многие дни пути хорошо присмотрелся к тяжелой шкатулке купца и, решив, что в ней большие деньги, надумал ее стащить. Этой же ночью, пока все сладко спали, он выкрал шкатулку и убежал, бросив даже лошадей с телегой.

Занялся рассвет. Ван Цзюэ, поднявшись с постели, крикнул Ли Вану запрягать, но возница исчез. Ван бросился к вещам, стал проверять, что пропало. На месте не оказалось шкатулки с деньгами. Ван Цзюэ побежал к хозяину гостиного двора.

— В шкатулке было пятьсот лянов, к краже коих ты тоже причастен, — сказал ему Ван. — Ты за это ответишь!

— Если деньги украдены в моем доме, я, конечно, отвечаю и должен вернуть. Но только их стащили не мои люди, а ваш возничий, которого вы сами нанимали, а потому мы к краже никак не причастны!

Ван понимал, что хозяин прав, но все же не сдавался.

— Причастны иль нет, а деньги пропали в твоем заведении, и ты обязан знать, где искать проходимца.

— А где вы наняли повозку?

— В вашей же провинции, только на севере, — вмешался Ван Хуэй.

— Коли так, он сейчас туда не пойдет, скорее всего, он ушел по западной дороге. По-моему, если сразу пойти следом, мы его нагоним, потому как со здоровенной шкатулкой идти ему несподручно. Но на всякий случай следует взять стражников, чтобы не получилось накладки, когда его схватим.

— За стражниками дело не станет! — ответил Ван. — Вот только переоденусь, и мы с тобою сходим в окружной ямынь. Я подам прошение, а они мне определят быстроруких[48].

— У вас должно все получиться как надо, ведь вы являетесь сянгуном[49].

Ван расспросил об окружном начальнике и обрадовался, узнав что тот уроженец провинции Шэньси.

— Оказывается, земляк. Очень кстати!

Ван быстро написал прошение с жалобой о пропаже денег. Начальник округа охотно откликнулся на просьбу земляка и дал ему стражника по имени Ли Бяо, которому было поручено изловить преступника и доставить в управу. Через хозяина гостиного двора Ван нанял нового возничего с повозкой, и они, простившись, двинулись в путь.

Показалось селение Кайхэ.

— С нашей поклажей вести розыски несподручно, — сказал Ван Цзюэ. — Надо найти какую-нибудь приличную гостиницу и там остановиться, а потом, всем разбившись, начать поиски.

— Очень верно сказали, господин сянгун, — заметил стражник, — Ведь нам придется искать не один день. Пока мы не разыщем мошенника, вы тоже будете с нами, вряд ли уедете... А самая большая гостиница здесь — заведение Чжан Шаня. Там можно поставить телегу с колодой и скарбом. Поживите там несколько дней, а мы тем временем займемся поисками. Глядишь, что-нибудь и узнаем.

— И я так считаю! — сказал Ван Цзюэ и приказал слуге и возничему гнать повозку в гостиный двор, который назвал стражник. Хозяин «Заведения Чжан Шаня» вышел навстречу.

— Господин сянгун — земляк нашего начальника округа, — сказал ему Ли Бяо. — Он едет с гробом младшего брата домой, но задержался здесь на пару дней по делам. Найди две комнаты почище да посветлее, а в услугах прояви внимательность и расторопность.

Само собой, Чжан Шань не посмел ослушаться служивого.

— В нашем селении моя гостиница самая просторная, — сказал он. — Занимайте, господа, комнаты и живите, сколько вам надо!

Он мигом накрыл для гостей стол, поставил вина и закуски, но Ван Цзюэ, пожелав обедать отдельно наверху, удалился. Внизу остался слуга Ван Хуэй и стражник.

После трапезы стражник пошел к Ван Цзюэ.

— Пока не стемнело, я хочу отыскать своих приятелей из ямыня, — сказал он сюцаю. — Они помогут нам в розысках.

— Действуй! Если найдете мошенника, щедро всех награжу!

— Мы постараемся! — И стражник удалился.

Сюцай остался один. Ему было скучно и тоскливо.

— Эй, хозяин! — обратился он к Чжану. — Мне хочется пройтись, вот только не с кем. Ты не составишь мне компанию?

— С превеликой охотой! — согласился Чжан Шань.

Домочадец Ван Хуэй остался смотреть за вещами, а мужчины вышли из дома и направились в сторону торжища, где всегда царило большое оживление.

— Сведи меня куда-нибудь еще, где поспокойнее, — попросил Ван, которому надоело толкаться в толпе.

— Есть одно укромное местечко. Следуйте за мной, сударь!

Они пересекли пустырь и оказались перед монашеским скитом.

— Уединенный и тихий уголок, — проговорил Чжан. — Здесь живут монашки. Можно к ним зайти и выпить чашку чая.

Чжан Шань направился к воротам. Сюцай последовал за ним. Им навстречу вышла молодая монахиня, прекрасный облик которой привел сюцая в изумление.

— Какая поразительная красота! — не удержавшись, воскликнул он.

И на самом деле, монахиня была дивно хороша, внешность ее лучше всего описать стихами:

При виде монахини сердце сюцая запылало жарким огнем. Три души его затрепетали, семь душ вмиг отлетели прочь. Монахиня предложила гостям пройти в скит и угостила чаем. В обществе красавицы-монахини сюцай напоминал сейчас снежного льва, которого придвинули к огню, он весь обмяк и наполовину расплавился. Впрочем, это не помешало ему во время беседы допустить несколько вольностей, которые красотка приняла как должное, нимало не смутившись. Ее свободное поведение еще более распалило сюцая, его охватило страстное желание. После чая мужчины поднялись и, простившись, ушли. Вернувшись в гостиницу, Ван незаметно от всех сунул в рукав слиток серебра.

— Какая здесь невероятная скука! — проговорил он и бросил слуге: — Я, пожалуй, пройдусь, развеюсь в каком-нибудь веселом местечке! Возможно, к ночи и не вернусь. Если хозяин спросит, скажи, что ты ничего не знаешь. А вы со стражником Ли хорошенько смотрите за вещами!

— Дело ваше, хозяин, поступайте как знаете. Я все исполню!

Ван Цзюэ, незаметно выйдя из гостиницы, направился прямехонько в скит. Ему навстречу вышла та же монахиня.

— Господин сюцай? — удивилась она. — Мы же с вами недавно простились. Что привело вас сюда снова?

— О наставница! Ваша несравненная красота настолько потрясла мою душу, что я осмелился еще раз навестить вас.

— Вы, конечно, изволите шутить?

— Нисколько!.. Позвольте спросить, как ваше имя в постриге?

— Ничтожную инокиню кличут Чжэньцзин, что значит Истинное Безмолвие.

— Как говорится: дерево склонно к безмолвию, а ветер никогда не бывает спокойным. Пусть же ветер его всколыхнет!

— Опять шутите, господин сюцай?

— Никоим образом! Встретить на чужбине столь изумительную красоту все равно что обрести три лишние жизни — право, такое же счастье! Но думать о вас вдали, к тому ж в таком суетном месте, как мой постоялый двор, — сущее мучение! Вот почему я и рискнул прийти сюда. Я не прочь снять у вас келью и прожить в тишине несколько вечеров, внимая вашим высокодостойным наставлениям. Я даже захватил с собой слиток серебра. Что вы на это скажете?

— У нас как раз есть свободные кельи. Но беседы по вечерам... нет, как-то неудобно...

— Напротив, очень даже удобно, когда гость и хозяйка беседуют в сумерках. — Ван засмеялся.

— О! Вы, оказывается, и бесстыдник! — Монахиня улыбнулась. Она, видно, хорошо знала толк в подобных делах. Блеск серебряного слитка притягивал ее. Она протянула руку к деньгам.

— Если господин не погнушается нашими жалкими кельями, он может остаться на день-другой.

— Но я уже сказал, хозяйка должна составить мне компанию в вечерние часы.

— Несносный повеса! — монахиня засмеялась. — Впрочем, никто и не заставляет вас коротать ночь одного!

Слова красавицы вселяли радостную надежду. Гость и хозяйка нашли общий язык, и монахиня осталась с ним на ночь. Надо ли говорить, сколь неуемную жадность они показали в любовных утехах и сладострастных игрищах. А потом, склонившись друг к другу, как птицы луань и фэн, они заснули и проснулись, когда уже совсем рассвело. Ван Цзюэ, вернувшись в гостиницу, снова послал стражника Ли на розыски, а Ван Хуэй, как и накануне, остался сторожить вещи. Едва дождавшись вечера, Ван Цзюэ вновь направился к монахине.

Страсть разгорелась с такой силой, что любовники уже не могли жить один без другого. Каждую ночь Ван покидал гостиницу и шел в скит, а Ван Хуэй и Ли Бяо, уверенные, что хозяин почует в домах ив и цветов, не задавали лишних вопросов, как и Чжан Шань, которому было решительно все равно, где проводит ночи его постоялец.

Прошло несколько дней. Стражник Ли с утра уходил на розыски и возвращался поздно вечером, но все без успеха.

— Как видно, в Кайхэ следов его нет. Попробую завтра отправиться в Цзинин.

— Ну, что же, сходи! — согласился Ван и отмерил стражнику серебра на дорожные расходы. Стражник ушел.

«Сколько времени ищет, а все без толку!» — подумал Ван. Невольно вспомнилась ему поговорка: в делах у служивых нередко таится злодейство — они вора ловят, они же его отпускают!

— Эй, Ван Хуэй! — крикнул он. — Нагони стражника и пойди вместе с ним. Что-то не очень он прыткий!

Слуга, получив приказ, удалился, а хозяин остался в гостинице.

«Придется ночевать нынче здесь, ничего не поделаешь — надо сторожить вещи!» — подумал он и направился в скит, чтобы предупредить монахиню.

Чжэньцзин прильнула к нему, не хотела его отпускать, и сюцаю пришлось проявить немалую твердость, чтобы с ней расстаться. Наконец, он вернулся в гостиницу. Вечером хозяин принес ему ужин и приготовил постель, после чего отправился запереть ворота. Все отошли ко сну.

Когда отбили первую стражу, хозяин гостиного двора вдруг услышал скрип черепицы на крыше. Как все деловые люди, человек он был осторожный и спал чутко. Он замер в темноте и прислушался. Через мгновение раздался шум — будто кто-то прыгнул со стропил на пол. Чжан Шань, поспешно накинув одежду, вскочил на ноги и закричал:

— Вставайте! Вставайте! Кто-то забрался в дом!

Не дожидаясь слуг, он выбежал из комнаты. Вдруг послышался скрип открываемых ворот. «Наверное, вор, — подумал хозяин, но преследовать жулика один побоялся... — Пойду взгляну, что делается у сюцая». Дверь в комнату Ван Цзюэ была распахнута настежь.

— Беда! — закричал Чжан Шань. — Господин Ван, живей вставайте! Проверьте свои вещи!

На крики никто не отозвался. В это время у ворот раздался чей-то голос.

— Что здесь творится? — Видимо, человек очень спешил и едва переводил дыхание. — Почему в такой час распахнуты ворота?

Чжан пошел на голос и, приглядевшись, узнал стражника Ли.

— Я услышал подозрительный шум и решил, что здесь вор. Побежал поднять господина Вана, — сказал хозяин и спросил: — Ты же ушел в Цзинин. Почему возвратился?

— Оставил свой нож на постели, вот за ним и вернулся... Слушай, а может быть, что-то украли?

— Вот об этом я и хотел спросить господина Вана.

— Пошли вместе, разбудим!

Они вошли в комнату, где спал сюцай, и окликнули его, но не получили никакого ответа. Зажгли огонь, взглянули на ложе...

— Беда! — крикнули оба в один голос.

Ван Цзюэ лежал на постели мертвый.

— Твоих рук дело! — вымолвил Ли, придя в себя. — Ты порешил сюцая! Знал, что мы оба ушли, а он остался один.

Чжан Шань переменился в лице.

— Что ты! Я же спал, спросонья услышал шум. Встал узнать... Никого не увидел, только тебя... — проговорил он, — А ты почему здесь очутился? Ты же шел в Цзинин... Наверное, это ты его убил, а сейчас хочешь свалить на меня.

— Я позабыл здесь нож, за ним и вернулся. — Ли Бяо даже вытаращил глаза от возмущения. — Вижу, ночь на дворе, ворота не заперты. Кликнул тебя... А ты, как видно, уже успел его прирезать!

— Твой нож, значит, ты его и убил! А на меня еще сваливаешь! — Хозяин гостиницы затрясся от гнева.

— Мой нож остался на постели, я до него даже не дотронулся... — Стражник подошел к изголовью и вытащил оттуда нож. — Вот, взгляни! — Стражник поднес нож к лампе. — Разве им зарезали? На лезвии нет ни капельки крови.

Как все служивые люди, стражник говорил складно, и Чжану трудно было его переспорить.

— Чего ты на меня поклеп возводишь? Я сам гнался за вором и тут столкнулся с тобой... Мы же вместе вошли в комнату Вана. Вот тогда я и увидел, что он убит.

Их крики и споры, взаимные обвинения переполошили соседей, которые сбежались узнать, из-за чего шум. Стражник и хозяин гостиницы принялись объяснять каждый по-своему. Видя, что дело касается убийства, выборные из соседей сказали:

— Хватит шуметь! Завтра утром поведем вас обоих в управу! И не вздумайте бежать!

Их связали и бросили в кладовку, а когда занялся рассвет, потащили в окружной ямынь. Едва начальник округа занял место в присутствии, местные выборные доложили ему об убийстве.

— Ночью в гостиничном дворе зарезали проезжего купца, — сказали они чиновнику. — А эти двое пререкались друг с другом и сваливали вину один на другого. Мы их привели. Допросите их, ваше благородие!

— Господин начальник! — вскричал Ли Бяо. — Я — тот стражник, которого вы определили к сюцаю Вану для поимки вора. Мы остановились в Кайхэ на постоялом дворе Чжан Шаня, но следов злодея нам найти не удалось. Вчера вместе с дворовым сюцая по имени Ван Хуэй мы отправились в Цзинин на розыски, а господин сюцай остался дома один. Хозяин двора, видно позарившись на вещи, его убил...

— Ложь! — закричал Чжан. — Я — хозяин той гостиницы, где господин Ван живет вот уже несколько дней, поскольку никаких следов вора они еще не обнаружили. Вчера господин сюцай отправил стражника вместе со слугой в Цзинин, а сам остался дома. Поздно вечером слышу — скрипят ворота. Я поднялся, чтобы узнать, — ведь я же хозяин и, понятно, беспокоюсь о своем заведении. Смотрю, а там стоит стражник. Говорит, что вернулся обратно за ножом. Потом пошли мы в комнату господина сюцая, а он, видим, валяется мертвый...

— Ли Бяо! Почему ты вернулся обратно? — спросил начальник округа. — И откуда ты узнал, что сюцая убил хозяин Чжан?

— Я и не знал! А дело было так... — Стражник стал рассказывать: — Я, ничтожный, в дороге вдруг вспомнил, что оставил на постоялом дворе свой нож, который обычно держу за поясом. Сказал об этом Ван Хуэю и велел ему ждать, пока сбегаю за оружием. В гостиницу я вернулся, когда прошла уже первая стража. Вижу, ворота настежь, а хозяин Чжан Шань мечется по двору... Ну, а потом я увидел, что господин сюцай лежит мертвый. Ваша светлость, кому, как не Чжану, его убивать!

Начальник уезда не мог разрешить эту загадку и велел учинить им обоим пытку. Ли Бяо, хорошо знавший порядки управы, пыток не боялся и отвечал на вопросы бойко и уверенно. Что до Чжана, то он, как человек торговый, к боли был непривычен и подобных мучений пережить, конечно, не мог. Он взял вину на себя.

— Убил я сюцая, позарившись на богатства! — вымолвил он.

Начальник округа, сняв с него показания, приказал бросить в камеру смертников, после чего отослал начальству бумагу для окончательного приговора. Ли Бяо остался в тюрьме в ожидании поручителя и решения о дальнейшей своей судьбе.

Между тем, рассказывают, что Ван Хуэй в это время ожидал Ли Бяо на постоялом дворе в Цзинине, чтобы продолжать поиски преступника. Прошла ночь и день, а стражник все не появлялся. Встревоженный слуга решил возвратиться в Кайхэ, узнать, что случилось. Пришел в гостиницу, а там шум и паника.

— Сюцая Вана убили! А нашего хозяина пытают! — объяснили Ван Хуэю. Перепуганный слуга бросился в комнату господина и видит: сюцай лежит мертвый, а рядом валяется нож. Горько плача, слуга побежал к вещам и принялся пересчитывать, все ли цело. Оказалось, что исчезло мелкое серебро — целых восемьдесят лянов и два золотых украшения. Не мешкая, Ван Хуэй купил гроб и положил в него тело, убрав его как положено. Слуга торопился из опасения, что власти не позволят ему заколачивать гроб, так как труп, мол, может понадобиться для дознания. Однако все обошлось благополучно. Колоду поместили в одну из комнат гостиницы, слуга поставил на алтаре поминальную таблицу, чтобы утром и вечером подносить дары и оплакивать жертву. Зная, что Чжан Шань находится в тюрьме, а стражник ждет, когда его выпустят на поруки, Ван Хуэй решил действовать на свой страх и риск.

«Местное начальство вряд ли разберется в этом запутанном деле. Истца нет, о пропаже денег не заявлено, обвинили в убийстве Чжан Шаня, а где доказательства? Надо обратиться к высшим властям, может, они помогут», — подумал он.

Ван Хуэй много слышал о выездном следователе Сюе, о нем молва шла, что он мастерски разрешал такие каверзные дела, в которых, как говорится, нет ни начала, ни конца. Как раз в это время знаменитый судья (уроженец Линбао в Хэнани), он же начальник ведомства Сюй, имеющий почетный титул сянъигуна[53], приехал по служебным делам в провинцию Шаньдун. Ван Хуэй составил жалобу и передал ее в ямынь столичного вельможи. Господин Сюй, ознакомившись с делом об убийстве сюцая, потребовал от окружного начальства чинить повторный допрос. Однако в окружном ямыне держались прежнего решения — преступление совершил Чжан Шань, а украденные деньги, которые пока не найдены, следует еще искать. Как мы знаем, хозяин гостиницы признался в преступлении, боясь новых пыток, но при встрече с Ваном он ему шепнул, что ни в чем не повинен, а потом рассказал, что в тот злосчастный вечер, когда услышал скрип ворот, он столкнулся у входа с Ли Бяо. Этот рассказ породил у Ван Хуэя подозрения, которые, однако, слуга не решался высказывать.

Выездной следователь Сюй, ознакомившись с прошением Ван Хуэя, вызвал обоих подсудимых на допрос, но они отвечали то же, что и прежде.

— Чжан Шань! — сказал следователь Сюй. — Если ты подозреваешь Ли Бяо, почему при допросе в окружном ямыне ты взял вину на себя?

— Не выдержал пыток, ваша светлость, потому и признался, — сказал Чжан. — Ничтожный — простой домовладелец. Конечно, у меня есть свои упущения, за которые следует взыскать, но чтоб украсть или тем паче убить человека, — на такое я не способен. Да и куда я после этого денусь, где спрячусь?.. Дело же было так. В тот день кто-то открыл ворота, а я побежал к выходу. Вот там-то я и столкнулся носом к носу со стражником... Почему-то его не винят, а взыскивают с меня!

Тут вмешался Ли Бяо.

— Ваша светлость! Я — государев стражник! Окружной начальник приказал мне ехать с господином сюцаем, чтобы поймать вора. Мог ли я убивать сюцая, коли был с ним связан? Ведь тогда мне никак нельзя было бы вернуться обратно!.. А пришел я в гостиницу потому, что свой нож там оставил. В ворота вошел я пустым. Что ж я голыми руками его зарезал? Нож свой я потом нашел на постели, и все это видели. Не этим ножом убивали сюцая... Человек зарезан в заведении Чжана, значит, с него и спрос.

— Ну, а ты что скажешь? Кто из них виноват? — спросил следователь Ван Хуэя.

— Не могу знать, ваша светлость! Вконец запутался!.. Как будто оба они вызывают подозрение, но и оба имеют оправдания.

— А по-моему, они не виноваты. Здесь какая-то другая причина... — промолвил вельможа Сюй и, взяв кисть, написал заключение: «Стражник Ли Бяо и хозяин гостиницы Чжан Шань, хотя и были связаны с покойным, однако к убийству вряд ли причастны, а посему должна быть другая причина. Подозреваемых людей держать в заключении до поимки настоящих преступников». Ли Бяо и Чжан Шаня снова отправили в окружную тюрьму.

Господин Сюй покинул присутственную залу, весьма удрученный тем, что дело осталось неразрешенным. Вечером, когда он лег спать, ему сквозь дрему почудилось, что перед ложем его появился сюцай с красавицей-девой. Они протягивают ему прошение и говорят о каком-то убийстве.

— Я как раз хотел вас кое о чем расспросить! — сказал Сюй.

И вдруг женщина сказала ему странные слова — будто стихи:

Сюй постарался запомнить слова. Кивнув головой, он хотел было спросить, что они означают, но видение исчезло. Он в испуге вскочил — оказалось, что это был лишь сон. Однако следователь хорошо запомнил странные фразы, правда, смысла их, как ни гадал, так и не смог понять. И вдруг он подумал: «В своей первой фразе женщина говорит о волосах... Безволосая женщина — это, конечно же, монахиня... Быть может, какая-нибудь монашка учинила злодеяние? Завтра надо хорошенько все разузнать. Чудится мне, в этих строках и таится разгадка преступления».

На следующий день следователь Сюй, открыв присутствие, вызвал Чжан Шаня на повторный допрос.

— Скажи, этот сюцай все время ночевал в твоей гостинице?

— Никак нет! Постоянно ночевали только стражник да челядинец господина сюцая — Ван Хуэй, а сам он проводил ночь где-то в другом месте. Правда, в тот самый вечер он остался дома, потому как стражник со слугой ушли в Цзинин. Вот тут-то его, несчастного, и порешили!

— А ходил он в здешние храмы или какие скиты?

Чжан Шань, немного подумав, ответил:

— В тот день, когда они приехали, господин сюцай пожелал посетить какое-нибудь тихое место, чтобы немного успокоиться и развеять уныние. Я проводил его в здешний скит.

— С монахинями?.. А каковы они внешностью? Молоды ли?

— Нас встретила одна — обликом весьма прелестная.

«Вот и разгадка!» — втайне обрадовался Сюй и спросил:

— Как зовут эту монахиню?

— Ее кличут Чжэньцзин — Истинное Безмолвие.

Следователь, на мгновение задумавшись, вдруг стукнул ладонью по столу:

— Вот и ответ на первые две фразы! В них говорилось: «Безволосы, темны-темны, сразиться друг с другом должны». Первые слова намекают на монахиню, а иероглифы «темный» и «сразиться» в соединении означают «безмолвие». Несомненно, преступление связано с этой монахиней.

Он тут же выдал стражнику Ли Синю бирку на арест монахини, которую следовало немедленно доставить в суд. Ли Синь, исполняя приказ, направился в скит. Перепуганная красавица-монахиня попыталась узнать причину ареста, на что стражник ответил:

— Дело нешуточное! Господин следователь вызывает тебя по подозрению в убийстве.

— Батюшки! — воскликнула монахиня. — К какому еще убийству меня приплели?

— У Чжан Шаня на постоялом дворе зарезали сюцая Вана, и Чжан показал, что убитый будто бы бывал в этой обители. Вот мне и велели доставить тебя на допрос.

Монахиня стояла как громом пораженная.

«Я еще подивилась, почему сюцай эти два дня не появлялся. А его, оказывается, убили! — думала она. — Какое несчастье!»

— Господин стражник! Я же монахиня, никогда не выхожу за ворота скита. Откуда мне знать, что случилось на постоялом дворе, — в голосе женщины слышались просительные нотки. — Пожалейте меня, господин служивый, скажите начальству, чтобы меня не вызывали в суд, а я вас щедро отблагодарю!

— Ничем не могу помочь! Следователь требует тебя в суд, а с ним шутки плохи!

Женщина заплакала, бросая на стражника жалостные взгляды. Потом она подсела к нему поближе, рассчитывая, что стражник ее пожалеет и сделает послабление. Ли Синь понимал эти хитрые ходы, но, боясь ослушаться начальства, не уступил.

— Если ты не причастна к этому делу, тебе нечего бояться, — успокоил он женщину. — Поговори сама с начальником, и все определится.

Монахине пришлось подчиниться и пойти вслед за стражником в ямынь. Когда она предстала перед следователем, тот, хлопнув ладонью по столу, воскликнул:

— Поразительно! Это, конечно, она — та самая женщина, что я видел во сне!

Он велел монахине подойти ближе и встать перед ним на колени.

— Ответствуй! Имела ли ты греховную связь с сюцаем Ваном и как ты убила его? Если расскажешь правду, освобожу тебя от наказания! Если в чем-нибудь солжешь, забью до смерти!

Экзекуторы, стоявшие в зале присутствия, отозвались на эти слова громкими криками. Молодая монахиня — а ей не исполнилось еще и двадцати лет — никогда не бывала в суде и не видела грозное начальство вблизи. Насмерть перепуганная, она тряслась от страха. Скрывать от судьи свою тайну она побоялась.

— Однажды господин сюцай зашел к нам в скит, наверное, отдохнуть и рассеяться. Увидев меня, он снова появился в тот же вечер. Дал мне слиток серебра и сказал, что останется на ночь. Конечно, мне не следовало его принимать, но так уж получилось... После этого он приходил несколько дней кряду, потому как меж нами возникли любовные чувства. Как-то он сказал мне по секрету, что в гостинице у него схоронено несколько десятков лянов и два золотых украшения, которые он собирается мне подарить. А в последний вечер он сообщил, что ночью ко мне не придет и останется в гостинице. Какое-то у него было дело... Ушел и больше не вернулся. Я долго ждала его и, конечно, понятия не имела, что он уже мертвый.

Следователь понял, что молодая монахиня говорит правду. Несомненно, эта прелестница путалась с сюцаем, но убить его она не могла. Как же связать концы с концами? И еще эти деньги, украшения... Ведь их как раз и украли. Следователь находился в замешательстве.

— Скажи, когда сюцай говорил о серебре и вещах, рядом был кто-то еще, кто мог бы подслушать?

— Никого! Мы тогда лежали в постели!

— Ну, а ты сама рассказывала об этом кому-нибудь? Чжэньцзин смешалась и вспыхнула.

— Такое было! — Она опустила голову. — Видно, зря я сказала тому проходимцу. Наверное, он и убил сюцая.

— О чем ты? — Сюй стукнул кулаком по столу.

— Ничтожная достойна смерти! — вскричала монахиня. — Все скажу без утайки! Я привечала у себя Одного монаха. Но только, когда появился господин сюцай, я монаха принимать перестала. Однако в тот вечер, после того как ушел господин сюцай, он снова вдруг появился и стал расспрашивать о наших отношениях. Я ему сказала, что мы любим друг друга, что сюцай обещал дать мне деньги и два золотых украшения и я, мол, его бросать не хочу. Монах спросил, где остановился сюцай, я ответила, что в заведении Чжан Шаня. Тут монах поднялся и быстро ушел. С тех пор я его не видела. Может быть, он и убил?

— Как зовут монаха?

— Учэнь.

Следователь даже подпрыгнул от изумления, услышав имя монаха.

— Ясно! — вскричал он. «Олень бежит по земле» — эта фраза связана с именем монаха: Учэнь означает Без Пыли[54]. В какой обители он живет?

— В храме Осиянной Доброты!

Следователь приказал стражникам тотчас идти в названный храм и арестовать монаха Учэня.

— Монах, совершив гнусное преступление, конечно, скрылся, — сказал он. — Потому надобно допросить его ученика. Постарайся ничего не напутать, ведь у монахов имена часто бывают похожие.

Следователь обратился к монахине:

— Знаешь ли ты, как зовут его ученика?

— Юэлан — Лунный Отрок, а живет он позади храма.

Следователь задумался.

— Вот и еще одна разгадка. Последняя фраза, что я услышал во сне, звучала: «Все видно в ясной ночи». Слова «ясная ночь», несомненно, намекают на имя послушника — Лунный Отрок. Таким образом, сейчас все слова сошлись, но, чтобы окончательно убедиться, надо допросить Юэлана.

Стражник Ли Синь с тайным приказом начальства об аресте монаха Учэня поспешил в храм Осиянной Доброты. Как предполагал следователь, монаха на месте не оказалось.

— Несколько дней назад учитель куда-то исчез, — объяснил послушник, который оказался Юэланом. Стражник, связав ему руки, повел в присутствие. На вопрос следователя, куда исчез монах, ученик с готовностью ответил:

— Похоже, он у своих родственников. Но только если его вспугнуть, он может убежать. Ваша светлость, я помогу стражникам его разыскать.

Следователь дал согласие и повелел стражнику Ли Синю отправиться с послушником на розыски монаха.

— У него очень много родни. Трудно сказать, где он сейчас, — сказал стражнику послушник. — Если он пронюхает, что идет служащий управы, он, конечно, удерет. Лучше всего вам переодеться, например даосом, мы вместе будем ходить по домам и просить подаяние. Узнаем, где он, тогда можно и действовать.

— Согласен! — сказал Ли Синь и одел на себя халат даосского инока.

Несколько дней кряду бродили они с Юэланом, однако следов Учэня обнаружить так и не удалось. Однажды, когда в незнакомой деревне они, прося подаяние, подошли к какому-то дому, послушник заметил монаха, который сидел за столом и распивал вино.

— Вон он, мой учитель Учэнь, — шепнул парень стражнику.

Ли Синь, не привлекая лишнего внимания, сбегал за местными выборными и, предъявив им ордер на арест, вернулся с ними обратно. Они ворвались в дом и мигом скрутили монаха веревкой.

— Господин следователь требует тебя в суд! Узнали про твое злодеяние.

Монах похолодел от ужаса, руки и ноги у него задрожали. Однако, увидев перед собой человека в одежде даоса, он быстро пришел в себя.

— Почтенный инок! У нас с тобой не было ссор и обид. Отчего ж ты хочешь тащить меня в суд?

— Плешивый злодей! Ты что, потерял глаза? Какой я тебе инок! — заорал стражник и отвесил монаху здоровенную оплеуху.

Он откинул полу халата и показал бирку, висящую на поясе.

— Гляди! Распахни свои ослиные глазищи!

Монах рванулся было бежать, да разве удерешь, когда кругом люди. Злодей сник и покорно пошел за стражником в ямынь. Вдруг ему на глаза попался послушник Юэлан.

— Ах ты, паскудник! — монах выругался. — Значит, это ты их навел на меня!

— Я себе не подвластный. Начальник приказал, я и пошел. К тому же вы натворили, вы и отвечайте! Я-то при чем?

Стражник Ли Синь вместе с соседями и выборными доставили Учэня в управу, а когда следователь открыл присутствие, ввели его в судебную залу.

— За что ты убил сюцая Вана? Признавайся!

Монах начал было юлить и отказываться. Следователь приказал принести пыточную снасть и вызвал на очную ставку монахиню Чжэньцзин.

— Об украшениях и деньгах, что он мне обещал, я говорила только тебе и больше никому, — сказала монахиня, которая была очень зла на Учэня. — Когда ты ушел от меня, в ту же ночь ты его, наверное, и порешил! Нечего отпираться!

Стражник Ли Синь добавил, что по пути в управу Учэнь то и дело ругался со своим учеником, и они в чем-то укоряли один другого.

Следователь распорядился привести послушника Юэлана и приказал учинить ему пытку.

— Ваша светлость, господин начальник! Не пытайте меня! — взмолился Юэлан. — Серебро и украшения схоронены в храме, в сундуке спрятаны. Допросите учителя!

Тайна монаха всплыла наружу. Он понял, что упорствовать дальше — значит навлечь на себя новые пытки, и во всем признался.

— Досада меня взяла, что сюцай завладел моей монашкой, и она от меня отвернулась. Ну, конечно, позарился я и на богатства... Словом, в ту самую ночь проник я в гостиницу, зарезал его, а украшения с серебром унес.

Показания монаха записали на бумагу, а его самого отправили в тюрьму. Восемьдесят лянов серебра и два украшения поместили в казну Цаочжоуского округа, с тем чтобы впоследствии передать их хозяевам. Монаха Учэня, как положено, приговорили к смерти, а с красавицы-монахини был взят выкуп за проступок, после чего ее записали в мирянки, изгнали из скита и продали в услужение. Что до Чжан Шаня, сыщика Ли Бяо и послушника Юэлана, то их отпустили на свободу, поскольку вины за ними не было. Итак, все встало на свои места, а произошло это благодаря прозорливости и мудрости следователя Сюя, без которого, возможно, погибли бы невинные люди. Вот почему говорят:

Слуга Ван Хуэй подал прошение на получение украденных денег, однако следователь Сюй ему решительно отказал.

— Краденое серебро тебе получать не положено, поскольку оно принадлежит твоим хозяевам, а они умерли. Живей поезжай на родину и возвращайся обратно с их сыновьями. Тогда получите деньги!

Ван Хуэй, поклонившись, удалился и направился в гостиницу Чжан Шаня. До его слуха донеслись крики радости.

— Его светлость, господин судья, прозорлив, как само Небо! Какое счастье!

— Он раскрыл и выяснил все до конца!

— Благодаря его мудрости не пострадали безвинные люди!

Хозяин Чжан Шань возжигал бумажные полоски с благодарственными надписями. Увидев Вана и Ли, он потащил их к столу и напоил допьяна.

На следующий день Ван Хуэй имел беседу со стражником.

— Со дня на день должен приехать мой названый брат — приятель Ван Энь с молодыми господами из нашего дома. Поедем им навстречу по западной дороге, быть может, по пути что-нибудь узнаем о воре.

Ли Бяо ответил согласием.

Ван Хуэй, накрепко заколотив гроб с телом хозяина, оставил его под присмотром Чжан Шаня, а сам собрал пожитки и вместе со стражником отправился по дороге, ведущей в родные края. Они добрались до уездного городка Чанъюань, который входил в округ Кайчжоу провинции Северная Чжили, и решили зайти в придорожную харчевню закусить. Вдруг в дверях заведения появился человек. Оказалось — Ван Энь. Ван Хуэй окликнул его. Побратимы бросились друг к другу навстречу.

— Господа здесь же в доме, — сообщил Ван Энь.

Ван Хуэй поспешил внутрь здания, где находились оба молодых господина. Поклонившись, слуга проговорил:

— Ваши батюшки оба скончались.

Утирая слезы, выступившие у него на глазах, он рассказал о несчастьях, которые произошли за это время. Молодые господа огласили воздух плачем. Вместе с ними плакали и оба слуги. Они долго бы еще горевали и печалились, если бы не Ли Бяо, который подошел и принялся их утешать.

— Это сыщик Ли, — объяснил Ван Хуэй юношам, с недоумением смотревшим на незнакомца. — Окружной начальник повелел ему изловить вора. Мы давно уже ищем злодея, но, как ни старались, следов обнаружить не смогли. Все же усилия наши, видно, не пропали даром — хоть вас повстречали... Я ведь знал, что вы должны скоро приехать, вот мы с ним и пошли навстречу, а оба гроба сейчас в Кайхэ... В окружном ямыне лежат восемьдесят лянов серебра и два золотых украшения. Начальник сказал, что выдаст их только вам. Это из денег на дорожные расходы, правда, часть пошла на покупку гроба... Ну, а шкатулка, где хранились пятьсот лянов, бесследно исчезла. Придется, как видно, еще потревожить служивого Ли.

— Когда я уходил, у хозяина было много денег. Странно, что остались лишь эти... — вмешался Ван Энь.

— Господин Ван Цзюэ прятал деньги сам, — ответил Ван Хуэй. Мне тогда тоже показалось странным, что денег так мало. Я спросил старшего хозяина, а он мне ответил, что он, мол, их хорошо схоронил и достанет дома. Сейчас, когда он умер, мы уже ничего не узнаем.

— Сколько было денег и вдруг все пропали неизвестно куда! — проговорил Ван Энь, обращаясь к молодым хозяевам. В его голосе слышалось сомнение. — Вот и Ван Хуэю тоже кажется странным. Молодым господам надо взять сие на примету и хорошенько проверить. Однако ж по дороге говорить об этом, пожалуй, не стоит.

Все пятеро вышли из харчевни, с тем чтобы немедля идти в Кайхэ. В пути их неожиданно настиг вихрь чудовищной силы. Тучи пыли с песком, поднятые страшными порывами ветра, слепили глаза. Дорога куда-то пропала. Где север, где юг — неизвестно. Путники, цепляясь друг за друга, медленно продвигались вперед. На счастье, появилась деревня, где они смогли остановиться и перевести дух. Теперь только бы найти харчевню. Выпить по чарке вина, закусить и снова тронуться в путь. Пыльная буря стала стихать, и небо посветлело... Вот и харчевня, а в ней сидит женщина, как видно, хозяйка.

— Чудеса! — вдруг воскликнул Ван Хуэй, указывая на что-то в доме. Он потянул стражника за рукав и шепнул: — Взгляни, вон там... на столе. Это же наша шкатулка... В ней хранилось серебро. Как она здесь оказалась? Дело нечисто!

К ним подбежали Игао, Икуй и Ван Энь.

— Что там такое? — спросили они.

Ван Хуэй объяснил.

— Зайдем, будто бы выпить и закусить, — сказал стражник, — а там все и разведаем.

Они вошли в харчевню и уселись за столы. К ним подошла хозяйка.

— Сколько отмерить вина? — спросила она.

— По твоему разумению. Сколько нальешь, столько и выпьем! — сказал Ли.

— Скажи-ка, — вдруг спросил Ван Хуэй, — а где твой хозяин?

— Муж-то? Он с сыном Вангэ пошел за долгом. Нынче вернутся.

— А кличут вас как?

— Наша фамилия Ли.

Ван Хуэй покачал головой.

— Какая досада, что раньше не встречались... — и тихо добавил в сторону сотрапезников, — того возницу звали Ли Ваном... Будем сидеть здесь, пока он не придет.

Путники выпили и закусили, с нетерпением ожидая хозяина дома. Как говорится в этих случаях: копья они заточили, стрелы они навострили. Солнце уже склонилось к западу, когда на пороге харчевни показались две мужские фигуры. К этому времени гости, покончив с едой, праздно сидели в сторонке.

— Ба! Да у нас никак гости! Кто ж такие? — спросил один из вошедших пьяным голосом. В том, кто был помоложе, Ван Хуэй сразу же узнал возничего Ли Вана.

— Не узнаешь? — он подошел к парню и схватил его за шиворот.

Ли Ван, признав слугу сюцая, растерялся и сразу обмяк.

— Вот ты и попался, злодей! — закричали все в один голос.

Стражник Ли показал ордер на арест возничего Ли Вана, который украл серебро. На шею мошенника набросили цепь и замкнули.

— Искали возничего, а он, оказывается, притаился здесь и промышляет вином! — проговорил стражник и принялся вязать старика отца, чтобы тот никуда не сбежал. Поднаторевший в судебных делах стражник вытащил из кучи дров, что лежала возле очага, здоровенную палку и изо всей мочи хватил парня по хребту. — Куда девал серебро, отвечай!

Ли Ван, стерпев удар, промолчал. Такова уж воровская натура: сколько ни бей вора, все равно рта не раскроет.

— Молчишь? Признавайся! Вон шкатулка — доказательство твоей кражи, — сказал Ван Хуэй.

Они продолжали допрос, как вдруг женщина сделала знак глазами, показывая на пол возле очага, и будто что-то пробормотала. Как оказалось потом, она доводилась парню мачехой, и пасынок (парень злой и дикий) ни во что ее не ставил. Понятно, что сейчас женщина решила его разоблачить, однако открыто сказать побоялась и делала только знаки. Игао с Икуем это заметили.

— Подождите бить! — крикнул один из них. — Поройтесь возле плиты, может быть, что и найдете.

Ван Хуэй быстро подбежал к очагу и, схватив большой кухонный нож, принялся разрывать глину. В углублении что-то блеснуло.

— Здесь! — крикнул он.

К нему подошел Ван Энь со шкатулкой. Они принялись считать серебро и складывать его в шкатулку, после чего Игао вместе с двоюродным братом приклеили на нее полоску бумаги с цифрой и надписью. Один из братьев, обернувшись к стражнику, сказал:

— Благодаря твоим стараниям наши многодневные поиски нынче увенчались успехом. Нашли и злодея и деньги! Теперь надо срочно ехать в округ для окончательного решения дела.

Стражник позвал местных выборных и велел им тащить арестованных в окружной ямынь. Начальник округа, пересчитав серебро, положил его в казну с тем, чтобы потом отправить следователю Сюю для проверки. Деньги поручили везти Ли Бяо, который особенно отличился в поимке преступника.

В назначенный день, когда следователь Сюй занял свое место в присутственной зале, туда ввели всех причастных к делу об ограблении. Подчиненные доложили:

— Сын убитого Игао и племянник Икуй в пути обнаружили злодея и украденные деньги. Вместе со стражником они схватили преступника и доставили в ямынь!

После допроса, учиненного мошеннику Ли Вану, ему назначили тридцать батогов и вместе с монахом Учэнем отправили в окружную управу для дальнейшего дознания и определения приговора. Отца Ли Вана по старости лет от наказания освободили. В тот же день Игао и Икуй подали прошение о возвращении им украденных денег. Господин Сюй наложил на бумагу свое заключение.

Надо сказать, что во время беседы с братьями следователь отметил, что оба юноши держатся с редким достоинством и обладают изысканными манерами.

— Чем вы занимаетесь, юноши? — спросил вельможа.

— Мы оба учимся, — ответили они, и такой ответ весьма понравился господину Сюю.

— Ваши отцы, — сказал он назидательным тоном, — вели себя не вполне достойно, за что и поплатились жизнью на чужбине, причем обстоятельства смерти мы распознали с трудом, и то лишь благодаря вещему сну, который дал нам намек на злодея. Можете считать, что вам повезло. С помощью доброго провидения удалось обнаружить в дороге вора и поймать его, а нынче вернулись деньги, с коими можете возвращаться домой. Теперь вам следует усердно учиться и, продвигаясь по дороге славы, не повторять ошибок родителей.

Юноши низко поклонились вельможе и, смахнув слезы, невольно набежавшие на глаза, поблагодарили его за внимание.

— Ваша светлость! У нас есть одна небольшая просьба, — сказал один из братьев. — Мой батюшка перед смертью прислал письмо, из которого мы поняли, что у него было очень много денег. А сейчас оказалось — всего-навсего около шестисот лянов, что лежат в казне на сохранении. По словам нашего челядинца Ван Хуэя, кроме двух гробов, что стоят сейчас в гостинице Чжана, у нас как-будто ничего больше и нет. Нам кажется, здесь кроется еще какое-то злодеяние, и мы просим вас расследовать. Помогите нам разыскать исчезнувшее серебро. Уповаем на вашу милость!

— А кто оставался с вашим отцом?

— Один лишь Ван Хуэй, — ответил юноша.

Следователь вызвал челядинца на допрос.

— Твой молодой хозяин заявил нам, что у его родителя было много серебра перед смертью. Куда же оно делось?

— Деньги прятал тогда сам старший хозяин, господин Ван Цзюэ, а то, что осталось, он спрятал в повозке. Мне тоже в тот раз показалось странным, и я его даже спросил. А он мне ответил, что есть, мол, у него один ловкий план, как надежнее схоронить серебро. И еще он сказал, что достанет деньги, когда мы приедем домой. Сейчас, когда хозяина убили, не у кого больше спросить. Вот все, что я знаю.

— А может быть, ты из коварных побуждений утаил эти деньги?

— Ваша светлость! Я же здесь один, где мне прятать серебро? — воскликнул Ван Хуэй. — К тому же в гостинице Чжана, когда был еще жив хозяин, он сам следил за вещами и гробом. А потом я был всегда на глазах у Чжан Шаня, стражника Ли и нового возничего. Разве здесь что утаишь!

— В день, когда Ван Лу клали в гроб, ты присутствовал при обряде?

— Нет! Старший хозяин сказал мне, что нынче, мол, день несчастливый и смотреть на покойника не положено.

— Вот теперь ясно, что ты невиновен! — рассмеялся Сюй. — Я знаю, где серебро! — С этими словами он взял полоску бумаги и что-то на ней написал, а потом приказал служащим вложить ее в конверт и сверху поставить печать.

— Вот здесь ваше серебро. — Он протянул конверт братьям. — Когда приедете домой, вскройте конверт, тогда и узнаете, где ваши деньги... Здесь больше не задерживайтесь, иначе может опять что-нибудь случиться!

Братья не решились задавать лишних вопросов и, взяв конверт, возвратились в заведение Чжан Шаня. Как положено, они совершили поклоны перед останками родителей, после чего с бумагой начальства отправились в окружную казну за серебром. Начальник округа — как известно, он был их земляком — помог им поскорее уладить дела, а служащие ямыня, не посмев чинить лишних препятствий, выдали из казны положенные деньги. Двадцать лянов братья отдали Чжан Шаню в награду за то, что он согласился держать у себя оба гроба, и за причиненные ему в суде неприятности. Они попросили хозяина подыскать им честного возничего, который довез бы останки родителей до дома. На следующий день они устроили обряд жертвоприношения, после чего все дары, положенные перед гробом, отдали Чжан Шаню и вознице. Затем колоды поставили на повозки, и они тут же тронулись в путь. Через несколько дней братья добрались до родных мест. Домашние со скорбными криками и плачем вышли им навстречу. Эту печальную картину можно изобразить такими словами:

Надо вам сказать, что родители погибших были еще живы. Находился в здравии и их дед — сюцай, занимавший когда-то пост начальника уезда. Стоит ли говорить, как горевали и плакали все они, узнав, что два молодых человека привезли останки своих отцов. Юноши подробно рассказали о злоключениях, приведших родителей к смерти, о прозорливости господина Сюя, который разрешил множество загадок из этой темной истории. Все родственники воздали должное мудрости чиновника, благодаря коей никто из безвинных не пострадал. Само собой, вспомнили и о серебре. Молодые люди объяснили:

— По поводу исчезнувших денег мы подали господину Сюю прошение. Он дал нам какую-то бумажку в конверте, велел вскрыть его лишь по приезде домой.

Они достали небольшой конверт и, распечатав его, обнаружили полоску бумаги с такой надписью: «Серебра было слишком много, чтобы один слуга мог его утаить. Ваш родитель сказал, что спрятал его весьма хитро. Несомненно, оно находится в гробу, который вам разрешается вскрыть. К сему дается это постановление».

— Я помню, что господин Ван Цзюэ не позволил тогда нам присутствовать при положении тела в гроб, — проговорил Ван Хуэй. — А когда гроб закрыли, деньги почему-то сразу исчезли. И вот сейчас благодаря господину следователю все стало ясно.

— Если есть разрешение начальства, я, его родитель, даю позволение вскрыть гроб! — сказал отец. Он велел Ван Хуэю принести инструмент, с помощью которого слуга осторожно снял крышку колоды. Все свободное пространство гроба было заполнено слитками серебра.

— Вот так господин Сюй! — закричал Ван Хуэй. — Если бы на его месте оказался какой-нибудь бестолковый чиновник, много бед он натворил бы, да и мне бы не поздоровилось!

Игао вместе с Икуем принялись пересчитывать деньги. Оказалось три тысячи пятьсот лянов, разделенных на две равные части — доли обоих братьев. Кроме них был еще сверток с тысячью лянов и к нему приложена записка: «Первоначальные деньги возвращаю моим родителям». Серебро напомнило о погибших на чужбине, и все всплакнули. Гроб снова заколотили, а серебро разделили согласно воле покойного. Престарелый сюцай, бывший уездный начальник, возжег благовония в честь столичного следователя Сюя, приславшего разрешение на вскрытие гроба, и совершил несколько поклонов.

— Хвала тебе, господин Сюй! — воскликнул он. — Твоя прозорливость помогла отмстить злодею и вернуть серебро законным владельцам. Да будет счастье твое безмерно, а служебное благополучие безгранично. Пусть дети и внуки твои обретут благоденствие!

И все родственники присоединились к хвалебным воззваниям старого сюцая.

Из нашей истории видно, сколь многотрудны и темны иногда бывают судебные дела и с какой осторожностью следует их разрешать. Есть стихи в доказательство этих слов: