Возвращенная драгоценность. Китайские повести XVII века

СВАДЕБНЫЕ ПЕРЕДРЯГИ ХАНЬ ЦЗЫВЭНЯ[177]

В стихах говорится:

Жизнь человека полна неожиданных изменений, и нет в ней ничего постоянного. Все равно что зеленое море, которое расстилается сейчас перед вашими глазами, вдруг сменяется лугом с тутовыми деревьями. Многие люди, однако, нисколько не понимая, что сирость может обернуться знатностью, а бедность — внезапным богатством, всем нутром своим устремляются к славе и рвутся к наживе. Вот, к примеру, узнал корыстолюбец, что какой-то человек неожиданно стал цзюйжэнем или цзиньши, а в доме у него растет прелестная дочь, и хитрец уже строит план, как умыкнуть ее и сделать женой своего сына. Если же у того человека имеется сын, мошенник всякими правдами и неправдами норовит заполучить его в зятья. Случается, однако, что тот цзюйжэнь или цзиньши вдруг потерял свою должность, а карьера его неожиданно померкла, наконец еще того хуже — умер он. Понятно, отпрыски несчастного — сын или дочь — снова стали бедняками. Хитрец, узнав об этом, сильно горюет и раскаивается, что поспешил со сговором, всеми силами он старается теперь оттянуть свадьбу.

Но бывает и другое. Скажем, какой-то бедняк-студент задумал жениться на дочери богатея. Пришел он просить ее в жены, а его там подняли на смех! Эх ты, бедолага! Ты словно та жаба, сидящая в темной яме, что надумала полакомиться лебединым мясом! Но вдруг все перевернулось — неудачник прославился на экзаменационной стезе. Эта новость, понятно, повергает корыстолюбца в отчаяние, и он клянет себя за то, что оказался слепцом. Он оглашает воздух тяжелыми вздохами, ругая себя, что из-за него дочь прошла мимо своего счастья. Вот почему еще в древности некоторые мудрые люди хорошо понимали все это и выбирали зятя не из богатых иль знатных семей, а отдавали свою дочь, прекрасную, как цветок или яшма, за простого сюцая, совсем невидного и такого же ничтожного, как рубленые овощи или прогорклый бобовый сыр. Само собой, многие поднимали чудака на смех и называли дурнем.

— Подумать надо! Нежный кусочек баранины оказался в пасти подворотного пса!

И надо же так случиться, что Сын Неба в один прекрасный момент задумал призвать ко двору мудрецов. Позвали и безвестного сюцая. Пришел он и сразу же вознесся к самым облакам. Монарх даровал ему пятицветную грамоту и карету о семи ароматах[178], которой стали пользоваться не только сам счастливец ученый, но и его супруга. Вот и сбылось предвидение того мудрого человека! Отсюда следует, что не должно смотреть лишь на обличье, ибо все равно не раскрыть, что прячется за ним, как нельзя исчерпать ковшом бездонное море. Итак, выбирая зятя, следует думать не о знатности его рода, а о том, умный сей человек или глупец. На этот счет есть убедительные истории о Вэй Гао[179] и Люй Мэнчжэне[180].

А сейчас мы расскажем вам об одном человеке по фамилии Сюй, который жил в царстве Чжэн в период Вёсен и Осеней. Его родители умерли, а из близких людей осталась лишь младшая сестра, которой в ту пору исполнилось шестнадцать лет. У девушки была белоснежная кожа и личико прекрасное, как вишня иль персик. Ее красоту подчеркивали черные, как воронье крыло, пышные волосы и брови, разлетающиеся словно крылья феникса. Она слагала стихи и торжественные оды, умела играть на цине, понимала толк в шахматах, рисовала картины и занималась каллиграфией. А кроме того, она владела мастерством рукоделия. И еще было у нее приметное достоинство — лукавые глазки, как осенняя волна, взор которых влек к себе любого мужчину. Когда к брату приходили гости, именитые чиновники, девушка из-за занавеса нередко наблюдала за ними, стараясь распознать качества человека: достоин он или ничтожен, богат или беден и какова его грядущая судьба. И представьте, она никогда не ошибалась.

За девушку сватался один благородный муж по имени Гунсунь Чу, но дело еще не было решено окончательно. У жениха был родственник, некий Гунсунь Хэй, имеющий высокое звание верхнего дафу[181]. Наслышавшись о красоте девушки, он однажды послал в дом Сюя сватов, но Сюй ответил, что сестра просватана за другого. Нахальный Гунсунь Хэй не обратил на отказ никакого внимания. Полагаясь на свое имущество, он отправил в дом Сюя богатые дары и вино, а также отрядил музыкантов, которые возле ворот принялись играть на флейтах и бить в барабаны. Сюй поначалу растерялся, а потом, немного подумав, устроил на следующий день пиршество, на которое пригласил обоих соперников. Пусть, мол, сестра сама выбирает жениха! Гунсунь Хэй, кичась своим богатством и знатностью, пришел на смотрины в роскошном платье, весь увешанный драгоценностями. В гостиной появились его дары: золото, серебро, многоцветный атлас. Гунсунь Чу явился в обычном платье и без особых даров. Присутствующие в зале, сразу же оценив великолепие первого, подумали: «Красавица, без сомнения, выберет этого богача!»

Пир кончился. Когда гости, выразив свою благодарность хозяину дома, разошлись, сестра сказала брату так:

— Гунсунь Хэй имеет очень высокое звание, да и видом своим он прекрасен. Однако ж годы его жизни сочтены — на лице его — печать смерти. А поэтому лучше я выйду за Гунсунь Чу. Правда, сейчас чин его мелок и он испытывает большие затруднения, но впоследствии он несомненно выбьется в люди, станет богатым и знатным.

Брату понравилось решение сестры. Гунсунь Хэю он сразу же отказал, а Гунсунь Чу дал согласие, определил день, и сыграли свадьбу.

Обиженный соперник, затаив в душе злобу, решил отомстить. Как-то раз, облачившись в доспехи, поверх которых надел обычное платье, он отправился в дом соперника, намереваясь убить его и завладеть его женой. Но хозяина успели вовремя предупредить. Вооруженный длинной пикой, он вышел навстречу гостю. Замысел Гунсунь Хэя не удался. Раненный, он покинул дом врага и тотчас обратился с жалобой к первому министру двора Гунсунь Цао. Министр вызвал к себе всех знатных вельмож, чтобы решить ссору. Пришел и Гунсунь Чу. Его приход накалил страсти.

— Гунсунь Хэй, по всей видимости, хотел убить своего родственника, но доподлинные причины ссоры нам неизвестны, — проговорил министр. — И все ж его можно простить, если принять во внимание его высокое чиновное звание и старшинство в возрасте. Что ж до Гунсунь Чу, то он осмелился поднять меч на старшего, а посему за свой недостойный проступок его следует из столицы изгнать в дальние края.

Сей же час министр определил вину несчастного Чу и повелел выслать его в удел У. Расстроенный Гунсунь Чу вернулся домой. Муж и жена всплакнули и стали готовиться в дальний путь. Ну, а злодей Гунсунь Хэй, конечно же, возликовал и стал вести себя еще более кичливо и дерзко. Люди, глядя на это, дивились, почему девица Сюй не выбрала себе в мужья знатного вельможу. Чудно! И даже сам Сюй невольно поддался таким рассуждениям. Только сестра не обращала на слухи внимания и, казалось, была всем довольна.

Рассказывают, что в Чжэн жил некий Юцзи, имевший звание верхнего дафу. Его даже прочили в первые министры, когда уйдет с этого поста Гунсунь Цао. И вот злодей Гунсунь Хэй возмечтал захватить место Юцзи и строил коварные планы, намереваясь в удобный момент их осуществить. Первый министр, узнав о замыслах Гунсунь Хэя, решил его опередить. Он отправил к нему посланца, который, перечислив все его преступления, передал приказ удавиться. Словом, получилось так, как сказала когда-то девица Сюй: Гунсунь Хэй принял дурную смерть.

Гунсунь Чу прожил в ссылке три года. После государственной амнистии он вернулся ко двору и занял пост верхнего дафу. Он прожил вместе с госпожой Сюй до старости, наслаждаясь почетом и богатством.

Теперь представим себе, что девица Сюй, прельстившись высоким положением Гунсунь Хэя, вышла за него замуж. Если бы так случилось, она оказалась бы женой смутьяна, а потом в течение десятков лет имела бы тяжкую вдовью долю.

Из нашей истории следует, что знатность человека в настоящее время или, наоборот, его сирость ровным счетом ничего не значат.

Рассказчик! И все же ты ошибаешься! В Поднебесной живет немало хороших мужей, которым приходится влачить нищенское существование. Неужели все они непременно выбьются в люди? К тому же не следует забывать известной поговорки: «Лучше владеть вещью сейчас, чем потом ее выкупать». Так не лучше ли отдать девицу за богача, чтобы сразу, и не откладывая, можно было попользоваться благами жизни?

Нет, почтенные, вы, я вижу, не все понимаете! Судьба предрешена даже для тех, кто сам выбирает себе зятя. Ибо, как верно говорится, каждый клевок, каждый глоток предопределен изначально. Вот почему я советую вам отдавать дочь не за всякого смертного, а за ученого человека, с ним будет меньше хлопот и беспокойств. Ну, а сейчас я расскажу об одном богаче и его дочери. Этот человек, пользуясь своим могуществом, однажды решил обмануть бедняка и нарушить прежнюю договоренность. Но, по счастью, благодаря прозорливости и бескорыстию начальника области брачный союз молодых людей все же уладился, и чета вкусила почет и славу. Об этом и говорит наш рассказ. Но сначала послушайте стихи:

В годы Истинной Добродетели[183] нашей династии в Тяньтайском уезде Тайчжоуской области, что в провинции Чжэцзян, жил некий сюцай Хань Шиюй со вторым именем Цзывэнь. Его родители рано умерли, братьев и сестер у него не было, так что остался он один-одинешенек. Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, ему удалось, как говорится, пройтись по школьному двору — словом, получил он степень сюцая, а вместе с тем обширные знания. Можно сказать так:

Хотя талантливый юноша обладал обширными знаниями, однако жил до крайности бедно и едва сводил концы с концами, занимаясь учительством в богатых домах. Наверное, поэтому ему никак не удавалось жениться, хотя ему уже исполнилось восемнадцать лет.

Приближался Праздник Начала Лета[189]. Хань Цзывэнь, простившись с хозяевами, собрался домой отдохнуть несколько дней в родных местах. И тут ему в голову пришла мысль: «Почему бы мне не потолковать с опытным человеком о женитьбе? Я образован, а потому вполне достоин и наследницы богача. Вопрос только в том, кто согласится?» После некоторого раздумья он решил: «И вправду! Неужели я не подхожу для дочери какого-нибудь ученого мужа, такого же, скажем, как я?» Он достал визитную карточку и пять цяней серебра, тщательно завернул деньги в бумагу да еще запечатал, а потом положил все это в шкатулку для посещений[190]. Позвав мальчика-слугу, помогавшего ему в кабинете, он передал ему шкатулку с дарами и вместе с ним отправился к сводне по фамилии Ван. Сводня от подарков не отказалась, но особой радости не проявила, потому как просителем был бедолага-ученый. Потчуя гостя чаем, она, будто ненароком, спросила:

— Когда изволили вернуться домой, господин сюцай? Каким ветром вас ко мне занесло?

— Я уже пять дней как дома, а к вам я пришел по одному делу... — С этими словами он взял у мальчика шкатулку, вынул запечатанный сверток удлиненной формы и протянул обеими руками сводне.

— Не побрезгуйте моим скромным подарком!.. Если дело, о котором я попрошу, исполнится, я отблагодарю вас более щедро!

Ван для приличия поломалась, но деньги все же взяла.

— Господин сюцай собирается жениться?

— Совершенно верно!.. Не скрою, я беден, поэтому не рискую даже мечтать о богатой невесте. Единственное мое желание — это подыскать жену из семьи скромного ученого, примерно такого же, как и я, чтобы она заботилась о домашнем очаге и подарила бы мне наследников. За несколько лет я скопил немного денег — сорок или пятьдесят золотых, которые готов потратить на свадебные дары. Словом, прошу вас, почтенная, подыщите мне невесту из подходящей семьи!

Сводня сразу смекнула, что угодить бедняку-ученому будет нелегко. На богатую семью он не потянет, а спуститься вниз — не захочет. Но и отказать ему тоже было неудобно. Сводня ответила так:

— Господин сюцай, спасибо за щедрый дар! Возвращайтесь домой и ждите, пока я не выведаю все что нужно. Как узнаю, тотчас дам вам знать!

Хань Цзывэнь отправился домой.

Сводня появилась через несколько дней.

— Господин сюцай, вы дома?

Хозяин вышел навстречу.

— Ну, как дела с моей женитьбой? — стал расспрашивать он.

— Уж и не говорите, почтенный! Из-за вас все туфли свои истоптала... Но невесту вам все же нашла. Это — семнадцатилетняя дочка сюцая Сюя, что живет перед уездной управой. Сам он в позапрошлом году скончался, и осталась одна вдова с дочерью. Живут они не слишком богато, но вполне прилично. Когда я заговорила о вас, они как будто согласились, но вдова при этом сказала: «Я не против выдать за него свою дочь, но только пускай он хорошо сдаст годовые испытания[191]. Я тут слышала, что в Тайчжоу на днях приезжает экзаменатор... Мы простые люди, неученые, так пусть хоть зять будет образованным. Словом, как выдержит, пусть присылает свадебную карточку!» — вот так и сказала.

Цзывэнь, уверенный в своих талантах, прикинул, что экзамены он непременно сдаст и опасаться ему нечего.

— Ну, что ж, пусть будет по-ихнему! — сказал молодой человек. — Продолжим разговор после испытаний.

Он угостил сводню несколькими чарами белого вина, и та ушла.

Хань Цзывэнь вернулся в дом, где он учительствовал, и прожил там более месяца, пока не услышал, что вывесили щит, возвещающий о скором приезде главного экзаменатора — некоего Лян Юйфаня, уроженца провинции Цзянси. В день приезда вельможи Цзывэнь вместе с другими сюцаями вышел ему навстречу. На юноше была ветхая лиловая шляпа, напоминавшая источенный червем лист овоща, халат дырявый, как ноздреватая корка бобового сыра, подвязанный чем-то вроде картофельной ботвы, а на ногах — стоптанные туфли, формой похожие на гриб муэр[192]. Совершив в храме церемонию воскурения, экзаменатор возвестил о начале испытаний. Первыми экзаменовались юноши из уездов Тяньтай и Линьхай. В назначенное время Хань Цзывэнь написал сочинение, коим остался очень доволен. Покинув экзаменационную палату, он переписал сочинение заново, чтобы показать друзьям, которые уже проэкзаменовались, и те высказали свое восхищение. Потом он снова перечитал свое творение и в радостном возбуждении воскликнул:

— Прекрасное сочинение! Весьма и весьма превосходное! Ему можно определить не просто высокую оценку, оно заслуживает первого места!

Он повертел сочинение в руках и поднес к своему носу.

— Ах, как пахнет! Ну, прямо свадебный аромат!

Надо вам сказать, что экзаменатор Лян был человеком алчным и к тому же не слишком-то грамотным. Всячески заискивая перед местными властями и пытаясь угодить начальству, он после экзаменов в Цзясине и Хучжоу снискал себе еще более дурную славу. Сюцай ругали его последними словами и даже договорились при случае устроить ему хорошую взбучку. О нем сложили стишки и шутливое парное изречение. Стихи были таковы:

А парное изречение гласило:

А кроме того, на одно речение из «Четверокнижия» было кем-то придумано несколько частей восьмичленного сочинения[196]: «Когда благородный муж постигает Дао, он радуется от понимания всеобщей его полезности. Когда вещает о Дао человек ничтожный, он лишь слепо пересказывает книги. Некоторые не читают стихов, не изучают обряды, а лишь полагаются на родителей или братьев. Но есть ли от этого польза? Нет! Потому следует этот обычай отвергнуть! Другие, наоборот, читают стихи, читают книги, и при этом ведут себя в высшей степени достойно. Однако никто их не уважает. Есть ли прок от таких людей? Конечно, есть. Поэтому сие жизненное правило следует принять!»

Как известно, Хань Цзывэнь был беден и не имел денег, чтобы задобрить какое-нибудь влиятельное лицо и попросить замолвить за него словечко. Когда по прошествии десяти дней объявили о результатах экзаменов, то на первых местах в списке оказались имена отпрысков богачей. Вы спросите: где стояла фамилия Ханя? На третьем месте — как в поговорке: «В иероглифе — „князь“ нет вертикальной черты, а иероглиф „поток“ улегся на покой»[197]. По этому случаю уместно напомнить стихотворение цы[198] под названием «Желтая иволга». В нем рассказывается о терзаниях тех, кто занял лишь третье место.

Узнав, что его сочинение удостоилось лишь третьего места, Хань пришел в ярость. Поначалу он будто бы онемел, а потом, вытаращив глаза, разразился бранью.

— Поганая черепаха! Ублюдок!

Несчастный юноша не отважился напомнить сводне о свадьбе, а она сама не приходила. Словом, Хань смирился со своим поражением, и ему оставалось лишь горестно вздыхать. В связи с этим вспомним такое стихотворение:

Итак, экзамены прошли и сюцай-неудачник вновь занялся учительством. К своему неудовольствию, он заметил, что хозяин, где он жил, и ученики при виде его заливались краской, а уши их начинали пылать.

Прошел год с небольшим. В это время умер старый государь, и по оставленному им завещанию трон унаследовал князь Радостный — Сиван, который провозгласил эру Счастливого Успокоения[202]. Когда пятнадцатилетний владыка вступил на престол, двор объявил об отборе для государева гарема молодых и прекрасных дев из хороших семей. В провинции Чжэцзян повсюду поползли лживые слухи, что дворцовые посланцы будут-де принудительно забирать самых красивых девушек. Невежественные люди поверили этим сказкам. Среди тех, у кого была дочь на выданье или кто сам собирался жениться, поднялось большое волнение. Люди просто потеряли голову, зато счастливые дни наступили для разного рода торговцев и музыкантов, «веселых теток», прислуживающих на застольях распорядителей церемоний и даже носильщиков паланкинов. Самое смешное то, что разнесся слух, будто на каждые девять дев должна приходиться одна сопровождающая вдова. Словом, дело дошло до того, что все вдовы (даже восьмидесятилетние старухи — смех да и только!) принялись искать себе мужа. Вот и получилось:

Именно в это время какой-то безымянный поэт сложил такое забавное стихотворение:

В это самое время Хань Цзывэнь наведался в родные места и, конечно, сразу же заметил волнение, которое охватило его земляков. Как-то он решил прогуляться по городу. Едва вышел за ворота, как его сзади кто-то схватил за рукав. Хань обернулся и увидел перед собой некоего Цзиня из Хуэйчжоу — владельца закладной лавки. Богач церемонно поклонился.

— Господин сюцай, у меня растет шестнадцатилетняя дочь, которая могла бы стать вашей женой, понятно, если вы не против.

Богач тут же достал сговорную карточку, которую он мгновенно сунул молодому ученому в рукав халата, даже не спросив его согласия.

— Будет вам насмешничать! — воскликнул Хань. — Я нищий книжник, гол как сокол. Не чета я вашей дочери!

— Не отказывайтесь, господин Хань! — богач нахмурился. — Это дело не терпит! Невесту могут забрать ко двору... А она у нас, стариков, одна. Коли увезут ее в далекую Северную столицу, неизвестно, когда мы еще ее увидим. Не переживем мы разлуки с ней! Соглашайтесь, господин сюцай! Спасите нас, явите свою милость!

Богач собрался было пасть на колени, но юноша остановил его.

Как мы знаем, Хань Цзывэнь и сам искал себе жену, однако об этом ничего не сказал. Он отлично понимал замысел богача.

— В моей тощей суме сорок-пятьдесят лянов, — проговорил он неуверенно. — Этой жалкой суммы не хватит даже на свадьбу. Если вы не гнушаетесь мной, мы можем договориться, но ограничимся пока что сватовством!

— О, пусть деньги вас не тревожат! — воскликнул Цзинь. — Хорошо! Давайте пока поговорим лишь о сговорных подарках, а когда все успокоится, тогда потихоньку да полегоньку решим остальные дела со свадьбой. Главное, чтобы вы просватали мою дочку, тогда двор ее уже не заберет!

— Ну, что ж, я не против! Только потом не отказывайтесь!

У богача Цзиня сейчас на уме было лишь одно — как побыстрее просватать дочь.

— Клянусь Небом! — воскликнул он. — Если я отступлюсь от своих слов, пускай я приму пытку в Тайчжоуской управе!

— Клятву давать совсем не обязательно, — заметил сюцай, — но одних слов недостаточно. Возвращайтесь домой, а потом я приду к вам в ломбард с двумя моими приятелями. Сначала вы покажете дочь, а потом составите договорную бумагу, на которой мои друзья поставят подписи. Бумага будет служить доказательством. После сговора я попрошу вас дать мне какую-нибудь вещь вашей дочери, скажем, что-то из одежды, а еще лучше — прядь волос, или, на худой конец, — ее ноготок. Я спрячу их у себя, а когда надо, предъявлю, если вы вздумаете переменить свое решение.

Богач, желая поскорее кончить дело, на все согласился.

— Хорошо, хорошо! Я принимаю все ваши условия! Только, прошу вас, давайте поскорей!.. Не понимаю, к чему такие подозрения?.. Так я надеюсь! — воскликнул меняла и пошел в свою лавку.

Хань Цзывэнь направился в уездное училище, чтобы найти двух помощников в свадьбе. Ими стали Чжан Сывэй и Ли Цзюньцин, давние его друзья. Хань объяснил им, в чем дело, и, написав визитную карточку, отправился в ломбард Цзиня. Хозяин встретил гостей, как положено, чаем, а после церемонных разговоров кликнул в залу свою дочь Чжаося, что значит Утренняя Зорька. Вы, конечно, спросите, как выглядела девушка. А вот как:

Красота девушки привела молодого человека в восхищение. Они поклонились друг другу, после чего девушка удалилась во внутренние покои. Хань Цзывэнь тут же пригласил гадателя, чтобы тот дал совет, и ворожей изрек:

— Грядет вам большое счастье. Однако ж до свадьбы будут у вас суетные беспокойства!

— Главное — счастливый брак! — воскликнул Цзинь, которому не терпелось покончить с делом. — Что до суетных волнений — все это пустяки!

Он достал красную свадебную карточку полного размера и в ней записал: «Свадебный договор, составленный Цзинь Шэном из Хуэйчжоу и его дочерью Чжаося шестнадцати лет. С младенческого возраста моя дочь не была ни с кем обручена. Ныне ученый человек Хань Цзывэнь из Тяньтайского уезда Тайчжоуской области прислал свадебные дары, согласившись взять мою дочь в жены. Сговор состоялся по обоюдному согласию, и его дары были приняты, при этом никаких оговорок не сделано. Господа Чжан и Ли свидетельствуют сей документ. Первый год эры Счастливого Успокоения. Вторая луна, такой-то день».

Все трое поставили свои подписи, и бумага была вручена Хань Цзывэню, который опасался, что из-за крайней бедности в его свадебном деле может произойти любая непредвиденная случайность. И все же он не мог предполагать, что богач в один прекрасный день откажется от подписанного им договора. Однако речь об этом пойдет дальше.

А пока они выбрали благоприятный день и договорились о свершении положенных церемоний. К назначенному сроку юноша собрал свыше пятидесяти лянов, на которые с грехом пополам купил украшения и сшил платье, а также оставил себе немного наличных денег на расходы. Затем он достал особую карточку и в ней написал: «Почтительно передаю свой денежный дар. Вам низко кланяется зять Хань Цзывэнь». Дав своим друзьям по одному ляну серебра, он попросил их быть сватами. Жених и два друга с дарами отправились в закладную лавку Цзиня. Богач и его жена (а она была из фамилии Чэн), люди весьма состоятельные, не сильно обрадовались подаркам жениха, посчитав их нищенскими, но все же их приняли, потому как боялись за свою дочь. Дав согласие на брак, они сделали ответные дары, к слову сказать, весьма пребогатые, и отец передал сюцаю прядь волос, перевязанную синей нитью.

«Если бы не волнение из-за слухов, неизвестно, когда бы я приобрел себе жену! А сейчас есть у меня доказательства!» — с радостью думал сюцай, но об этом мы пока умолчим.

Время летит стрелой, солнце с луной снуют как челнок, жара уходит, и наступает хлад. Словом, прошел почти год, и наступил второй год эры Счастливого Успокоения. Лживые разговоры об отборе государевых дев понемногу утихли, и супруги Цзинь стали раскаиваться, что просватали дочь за бедняка. Что до Ханя, то он, потратившись на сговорные подарки, вконец опустошил свой кошелек, а потому не решался заводить разговор о свадьбе.

Однажды в закладную лавку Цзиня вошел пожилой человек в сопровождении юноши семнадцати-восемнадцати лет. Цзинь в это время занимался проверкой счетов.

— Зять, ты, оказывается, дома? А где же сестра?

То был брат жены — владелец ломбарда Чэн из Хуэйчжоу, который вместе с сыном Ашоу приехал, чтобы предложить родственнику открыть на паях еще одну закладную лавку. Цзинь поспешил навстречу гостям, а потом кликнул жену и дочь. После обычных разговоров о том, о сем, хозяин велел домашним принести подогретого вина.

— Я вижу, Чжаося стала совсем взрослой девушкой! Просватана или нет? — поинтересовался Чэн как бы между прочим. — Может быть, не стоило об этом спрашивать, но мой пащенок до сего времени не обручен, а потому, если ты не против, мы можем наших детей поженить!

— Хорошо бы! — вздохнул Цзинь. — Весьма был бы рад, если бы дочка вышла замуж за твоего сына... Да вот только мы поторопились, уже дали согласие одному сюцаю по фамилии Хань. Побоялись, что дочку отправят в столицу... А этот Хань бедняк бедняком и, по всей видимости, никогда уже не выбьется в люди, потому как на уме у него, одни пустые сочинения, от которых лишь ноги протянешь... В свое время, когда сюда приезжал инспектор Лян, этот Хань занял только третье место, да и то с грехом пополам, думали совсем провалится! Не хочется мне выдавать за него свою дочку, хлебнет она с ним горя! Словом, лучше обо всем этом деле и не вспоминать!

Гость вздохнул и, помолчав, проговорил:

— Сестра! Зять! А вы вправду не хотите отдавать дочку за этого сюцая?

— Неужто обманываем? — воскликнул Цзинь.

— Если бы вы отдавали по своей охоте, тогда другое дело, а если желания нет, то надо что-то придумать... В общем, порушить надо ваш договор, а сделать это проще простого!

— Как так? — спросил Цзинь.

— Завтра я подам в Тайчжоуский ямынь прошение, в котором скажу, что меж нами была когда-то договоренность о свадьбе наших детей — еще когда они были в малом возрасте. Потом я остался в Хуэйчжоу и застрял там надолго, а ты тем временем переменил свои планы со свадьбой. Вот это я и скажу местным властям и потребую, чтобы они отдали Чжаося моему сыну... Конечно, мой пащенок не скажи как умен, однако ж он лучше этого голодранца-книжника!

— Отличная мысль! — обрадовался Цзинь. — Да только есть одна трудность. В свое время я сам составил свадебный договор и отдал ему прядь дочкиных волос в доказательство. Вряд ли в ямыне разрешат переменить обручение! Нет, правда на его стороне!

— Эх, зять! Сразу видно, что ты мало сталкивался с казенными порядками... Ведь мы же оба с тобой из Хуэйчжоу, к тому же родственники. Скажем властям, что наши дети обручены с малолетства, и дело с концом. Не могут они нам не поверить!.. Или поговорку забыл? «За деньги сам бес крутит мельничный жернов». А денег у нас хватает. Подкупим одного, второго, попросим местных шэньши[204] замолвить словечко в ямыне правителя области, и от прежнего твоего договора останется пустой звук! Что касается волос, кому известно, чьи они? Нет, сюцаю нас с тобой не перебороть! Даже если сильно ты потратишься, все равно в накладе не останешься!

— Прекрасно придумано! — обрадовался Цзинь и даже захлопал в ладоши. — Завтра же попробуем!

Они кончили винопитие и пошли на покой.

На следующее утро лавочник Чэн, умывшись и должным образом причесавшись, отправился к стряпчему, чтобы потолковать с ним о деле, после чего составил прошение и нашел свидетеля по фамилии Чжао. Закончив дела, он вместе с Цзинем направился в Тайчжоуский ямынь. По этому поводу вспоминаются такие стихи:

Когда они подошли к ямыню, правитель уже занял свое место в зале и открыл присутствие. Через некоторое время вывесили щит о дозволении подавать прошения, и меняла Чэн, когда наступил его черед, вошел в присутственную залу. Правитель велел чиновнику по мирским делам принять прошение, в котором было написано следующее:

«По делу об отказе от брака. Податель сего прошения Чэн Юань сообщает, что злокозненный Цзинь Шэн в свое время согласился отдать свою дочь моему отпрыску Чэн Шоу и по этому поводу было устроено шесть видов обрядов[205]. Однако злодей Цзинь, уехав в дальние края — в округ Тайчжоу, забыл о данном им обещании. В прошлом году он переменил свои планы, просватав дочь за сюцая Хань Цзывэня из уезда Тяньтай. Свидетелем сего прошения является Чжао Сяо — человек просвещенный и добропорядочный. Почтительно прошу со всей мудростью разрешить мое дело, с тем чтобы восстановить брачную нить.

К сему настоящее прошение.

Податель прошения: Чэн Юань, житель Сисяньского уезда области Хуэйчжоу.

В прошении упомянут Хань Цзывэнь, житель Тяньтайского уезда области Тайчжоу.

Свидетель: Чжао Сяо, житель Тяньтайского уезда области Тайчжоу.

Подается на решение господину правителю области».

Правитель, прочитав бумагу, вызвал просителя в залу.

— Кем тебе доводится этот Цзинь Шэн? — спросил он.

— Господин правитель, чистый как Небо! — Чэн склонился в низком поклоне. — Он муж моей старшей сестры! Значит, доводится мне зятем. Поскольку мы с ним родственники, а дети примерно одинакового возраста, мы их обручили...

— Как же он смеет отказываться от своего слова? — воскликнул правитель.

— Все дело в том, что я, ничтожный, остался в Хуэйчжоу, а этот Цзинь переехал в Тайчжоу, в общем, удалились мы друг от друга. Но есть и другая причина. В прошлом году, как известно, прошел слух, что будут отбирать красивых дев для двора. Цзинь, прослышав об этом, сильно перепугался и просватал дочь за книжника Ханя. Узнал же я об этом только на днях, когда приехал сюда проведать родню, а заодно покончить дело со свадьбой. Словом, нарушив наш уговор, он сделал препоганое дело! Однако я не собираюсь просто так ему уступать, не хочу, чтобы он отдал невесту другому. Вот я и решил передать дело в суд, потому как уверен, что сюцай иначе как через ямынь от своего не отступится. Нижайше прошу, ваше сиятельство, господин правитель, выскажите свое мудрое суждение!

Проситель говорил столь убедительно, что правитель области принял его жалобу.

— Дело будет слушаться в течение десяти дней! — приказал он.

Чэн Юань, отвесив низкий поклон, удалился и, найдя Цзиня, рассказал ему о том, что прошение принято.

Богач Цзинь на следующий же день разыскал двух приятелей сюцая Хань Цзывэня — Чжана и Ли. Напустив на себя вид крайне растерянный и тревожный, он им сказал:

— Что мне делать? Ума не приложу!.. В свое время, когда жил я еще в Хуэйчжоу, я просватал дочку за сына одного своего родственника — младшего брата жены. Потом я покинул родные места и переехал в вашу провинцию. Вскоре, как вы знаете, стали отбирать дев для двора. Приказ был строгий, и я всполошился. И тогда я подумал: «Дальней водой не погасить ближнего пожара». Надо, думаю, просватать за кого-то дочку, и я договорился с вашим приятелем сюцаем. Вы были еще свидетелями... Вдруг тот родственник нежданно-негаданно приехал в Тайчжоу и подал на меня жалобу в управу. Что теперь делать?

— Ах ты, негодяй! Старый злодей и осел! — накинулись на него сюцаи. Как говорится в подобных случаях, гнев у них поднялся изнутри сердца, злость вспыхнула в самой печени.

— Уже тогда — во время свадебного сговора ты накрутил невесть чего, хотя и клялся вовсю. Для чего же ты составлял договор, злодей? Для того чтобы сегодня выложить нам свою смердящую ложь?

— Ясно, почему ты все это придумал! Тебе не подходит Хань Цзывэнь, слишком он беден для тебя! Не так ли? Только не соображаешь, старый осел, что господин Хань настоящий талант, он не будет весь свой век мыкаться в бедности!

— Внемли, злодей! Мы поднимем всех ученых друзей из Трех Училищ[206] и пойдем к самому правителю. И тогда тебе несдобровать — переломают твои ослиные ноги! Это уж точно!.. А дочь твоя так и останется в девках!

Цзинь стал было оправдываться, но молодые люди не стали его слушать. Кипя от возмущения, они отправились к Ханю и все ему рассказали. Новость потрясла сюцая. От гнева он не мог вымолвить слова. Возбужденные друзья требовали от него собрать всех ученых мужей и немедленно идти всем вместе в ямынь, но сюцай сумел взять себя в руки.

— Нет, братья, этого делать нельзя! — остановил он их. — Я думаю так: если старый осел решил отказаться от брачного договора, то тут сила не поможет, подольем еще масла в огонь. К тому же если мы и добьемся успеха, то после этого порядочной семье не к лицу будет с ними связываться — как говорится, вить с ними заячью нить[207]... Понятно, что этот богач — птица не велика, однако ж у него есть деньги! Поэтому его всегда поддержат в ямыне. А я всего-навсего нищий книжник, у меня нет денег, чтобы вести с ним судебную тяжбу. Сейчас ему, конечно, повезло, но расплата непременно грянет!.. Хочу потревожить вас, почтенные братья! Сходите к нему и скажите так: в свое время мы истратили пятьдесят лянов на сговорные дары; если он согласен вернуть эти деньги, но только в двойном размере, тогда от договора, мол, мы отказываемся.

С этими словами Хань достал из шкатулки бумагу, сговорную карточку, прядь волос и дал все это приятелям, и вместе они отправились в ломбард Цзиня. Молодые сюцаи объяснили богачу все, как наказал им Хань. Торговец оживился.

— Если господин Хань отказывается от договора, я не поскуплюсь на расходы! — воскликнул он, обрадованный. — Для меня выложить несколько лянов — сущие пустяки!

Он тут же достал безмен и отвесил два брусочка серебра — ровно сто лянов.

Передавая деньги, богач Цзинь потребовал, чтобы Хань написал бумагу об отказе от сговора и вернул прядь дочерних волос.

— Такую бумагу вместе с прежним договором я дам тогда, когда кончится судебная тяжба. Сейчас я не верну ни договора, ни доказательств, — возразил Хань, — поскольку делу уже дали ход. Что до денег, то я их приму!

Чан Юань попросил Чжана и Ли составить от его имени бумагу о том, что он отказывается от своей жалобы и согласен заплатить им два ляна серебра. Ученые мужи потребовали кисть и тушь, а также письменный прибор и тут же сочинили прошение о мировой. Жалобщик и обвиняемый, а также свидетели отправились в ямынь, где как раз началось вечернее присутствие. Они передали правителю челобитную, в которой он прочитал:

«Чжан Сывэй и Ли Цзюньцин, ученые мужи из Тяньтайского уезда, советчики по тяжбе, дабы спор успокоить, докладывают: житель Хуэйчжоу Цзинь по имени Шэн имеет дочь, которая была просватана за некоего Чэна. Переехав в Тяньтай, Цзинь за дальностью расстояния потерял вести от Чэна и порвал с ним связи. Между тем девица была на выданье, поэтому родитель решил отдать ее замуж за ученого Ханя, что привело к нынешней тяжбе с Чэном, написавшим жалобу в суд. Настоящим свидетельствуем, что, поскольку Цзинь желает восстановить прежний договор, ученый Хань согласен отказаться от своего слова и делает это ради того, чтобы сохранить изначальную договоренность Цзиня с Чэном, а также во имя укрепления их родственных уз.

Посему мы просим прекратить настоящую тяжбу. К сему наша бумага».

Надо вам знать, что правитель У (к слову сказать, был он человеком весьма известным в своей родной провинции Фуцзянь) отличался редкостной справедливостью и порядочностью. Как говорится, из двух «цай» он уважал не то, что смыслом имеет «богатство», а то, что означает «талант». Еще тогда, когда он принял первую жалобу, он получил немало писем от местных шэньши и понял, что это неспроста. Видно, в деле Ханя есть своя подоплека.

И вот сейчас он увидел сюцая. Перед ним стоял статный юноша благородного вида, на которого посмотреть было одно удовольствие.

— Подойдите ко мне, господин сюцай! — приказал он.

Хань Цзывэнь опустился перед ним на колени.

— По вашему облику видно, что вы не долго будете томиться в забвении. Мне кажется, что меняла Цзинь несомненно прогадал, отвергнув такого славного зятя!.. Но все же ответьте мне, почему вы с такой легкостью отказались от брака с девицей?

Надо сказать, что Хань шел сюда, не питая особых надежд на благоприятный исход разговора, и еще меньше предполагал, что правитель будет ему симпатизировать. Но, как человек сообразительный и понимающий намек с полуслова, он сразу заметил расположение чиновника, и настроение его изменилось.

— Ах, ваша светлость! Знали бы вы, как мне жалко отказываться от этого брака! — воскликнул он. — В свое время, когда состоялся наш сговор, Цзинь Шэн дал мне клятвенное обещание, однако я, не особенно ему веря, потребовал договора, и свидетелями при его составлении стали два моих друга Чжан и Ли. В договоре указывалось — и это подтверждают слова той бумаги, — что его дочь раньше не была ни с кем обручена. Когда наступил день сговора, я потребовал прядь ее волос, которые до сих пор хранятся у меня. День и ночь я любуюсь ими и будто воочию вижу свою будущую супругу... И вот сейчас от меня, жениха Сяолана[208], отказываются, как от какого-то бродяги! До спокойствия ли мне! Что касается договоренности с Чэном, то о ней никто ничего не знал и слыхом не слыхивал. Настоящая же причина, думаю, в том, что я бедняк, а они богатые люди, вот отчего и вспыхнула вся эта распря!

На глазах юноши появились слезы. Он достал из рукава халата прежний договор вместе со сговорной карточкой и прядью волос.

Правитель области, внимательно ознакомившись с вещественными доказательствами, отдал подчиненным распоряжение:

— Отведите Чэн Юаня и свидетеля Чжао Сяо куда-нибудь в сторону, да подальше! — и обратился с вопросом к Цзиню: — Итак, верно ли, что твоя дочь обручена с Чэном?

— Истинная правда, ваша светлость! Она была с ним обручена!

— Если так, тебе не следовало отдавать свою дочь Ханю!

— Находился я в крайнем замешательстве, так как пришел тогда строгий приказ об отборе государевых дев... Напрочь забыл о прежнем своем обещании и не подумал, что выйдет из нынешнего сговора. Вот отчего так и получилось. По случайности вышло!

— Договор об обручении сам писал?

— Собственноручно!

— Есть ли в нем такие слова: «С младенческого возраста моя дочь не была ни с кем обручена?» Есть или нет?

— Торопился я, хотел поскорее кончить дело, потому и написал все, как он хотел... Но только в действительности не желал я этого.

Правитель ясно видел, что богач юлит. На его лице выразилось неудовольствие.

— Когда же был составлен договор с Чэн Юанем? Ответствуй! Скажи точно: в какой год, месяц и день?

Цзинь растерялся. После долгого раздумья он назвал какую-то дату: тогда-то и тогда-то.

Правитель велел ему удалиться и вызвал Чэна.

— Где доказательства того, что дочь Цзиня обручена с твоим сыном?

— Мы проделали все шесть церемоний... Какие еще доказательства?

— А кто сваты?

— Они остались в Хуэйчжоу!

— Покажи карточку твоей будущей невестки!

— Забыл я про нее, не захватил с собой...

Правитель усмехнулся.

— В каком году, месяце и в какой день вы составили договор о браке?

Чэн, подумав, назвал какой-то срок, который, как оказалось, совсем не совпадал с тем, что упомянул Цзинь. Правитель все понял, но, дабы удостовериться, вызвал свидетеля Чжао.

— Значит, ты свидетель... Откуда родом?

— Я местный житель.

— Если ты из Тайчжоу, откуда тебе известно, что было когда-то в Хуэйчжоу?

— Они же мои родственники!

— Коли так, скажи мне, когда был заключен брачный договор?

Чжао Сяо назвал дату, которая никак не согласовывалась с первыми двумя.

Три хитреца, надеясь, что их дело пройдет в ямыне без сучка и задоринки, даже не удосужились договориться меж собой и сейчас путались в ответах. Они никак не предполагали, что правитель станет так придирчиво их расспрашивать, к тому же порознь. Что до чиновников ямыня, получивших взятки, то они, насмерть перепуганные, жались по углам, не решаясь вымолвить лишнего слова.

Так правда всплыла наружу или, как говорится, «вылезли лошадиные копыта».

— Ну и проходимцы! — вскричал правитель в гневе. — Вы посмели нарушить государевы законы, обманщики... Даже в то время, когда темные люди прятали своих дочерей, ты, Цзинь Шэн, не имел никакого права отдавать свою дочь сюцаю Ханю, если раньше договорился с Чэном. Между тем ты это сделал, и сейчас существуют неопровержимые доказательства: сговорная карточка и сам договор. Что до Чэн Юаня, то его история — сплошная ложь. А понадобилось тебе все это для того, чтобы задним числом устроить новый брак. Никакой прежней договоренности у вас, понятно, не было и в помине!.. Теперь о дате договора. Все вы назвали ее по-разному. Что до свидетеля, то ведь он — житель Тайчжоу. Ясно, что вы спешно нашли его и подкупили, потому что не могли никого отыскать в Хуэйчжоу. Не так ли? Возникает вопрос: зачем вы все это сделали? А потому, что Хань — бедный ученый. Вот почему возникла у тебя, Цзинь, гнусная мыслишка выдать свою дочь за племянника. Потому и сговорились вы вместе и задумали весь этот мерзкий обман!

Правитель вытащил три бирки с указанием наказания — каждому по тридцать ударов батогами. Обманщики взмолились о пощаде.

— Господин правитель! — воскликнул Хань, упав перед начальником на колени. — Явите свою милость! Ведь по нашему прежнему договору Цзинь Шэн как-никак доводится мне тестем. Нехорошо, если меж нами возникнет какая злая обида или того хуже — вражда! Прошу вас, простите его!

— Просьбу сюцая удовлетворяю и сокращаю наказание Цзиню наполовину! — сказал правитель У. — Однако же истца и свидетеля прощать не собираюсь!

Надо вам знать, что мошенники, заранее меж собой не договорившись, забыли сунуть взятку в суде, а потому их избили жестоко: кожа у них была иссечена до живого мяса. Они выли и стонали от боли, а Хань Цзывэнь с приятелями в это время стояли в сторонке и втайне радовались.

Правитель области перечеркнул прошение о прекращении дела и в согласии с прежним договором богача Цзиня написал свое заключение:

«Хань Цзывэнь искал себе жену, однако по причине своей бедности (в его доме лишь голые стены) так ее и не получил. Цзинь Шэн, у коего тысячи ящиков всякого добра, мог бы иметь мудрого мужа для своей дочери, но отверг его. Получилось так, что при выборе зятя он забыл о зерцале, помогающем разобраться в человеке, а потому вместо честного брака возник грязный извет. Прежний сговор с Чэном не подтвержден ни единым фактом, между тем как соглашение с Ханем весьма обоснованно. Посему юная дева должна принадлежать ученому Ханю, а сотня серебряных лянов поможет скрепить их брачный союз. Цзинь Шэну, Чэн Юаню и Чжао Сяо за учиненный обман и мошенничество определить наказание батогами».

Вынеся такой приговор, правитель области передал Хань Цзывэню сговорную карточку вместе с прядью волос и договор. Сюцай и его друзья, откланявшись, удалились. По дороге домой приятели нещадно бранили Чэна, который шел рядом с ними, расстроенный неудачей.

— Старый осел! — ругал его Хань и друзья. — Наделал дел, нечего сказать!.. Ну, как после батогов? Не саднит?

Богач кипел от злости и обиды, но молчал, боясь обронить неосторожное слово. А тут еще одна незадача: пришлось вместе с Цзинем раскошелиться и задобрить Чжао Сяо деньгами, чтобы, как говорится, стыд прикрыть, — ведь пострадал он через них. Словом, Чэн Юань стонал от боли и ворчал от обиды, как в пословице: «Жену потерял и солдат не собрал»[209]. Но хватит о нем! Вернемся лучше к Хань Цзывэню.

Сюцай после всех этих передряг, опасаясь новых обманов, поскорее купил на все те же сто лянов свадебных даров и в благоприятный день отослал их к Цзиню со своими друзьями Чжаном и Ли, которым поручил договориться о дне свадьбы. Богач Цзинь не посмел идти против начальства, которое благоволило к сюцаю, и отправился с будущим зятем в управу, чтобы выполнить нужные в таких случаях обязанности. Он не раскрывал рта и являл полное послушание, хотя и клокотал от злобы.

Закончилась церемония с цветными свечами. Молодая жена Чжаося теперь воочию убедилась в редком уме и талантливости своего мужа, а также в возвышенности его духа и прелести облика. Что до его бедности, то это ли главное? Словом, молодые супруги крепко полюбили друг друга. Они наслаждались радостями, ну прямо как феникс со своею подружкой, и сетовали на родителя, который причинил им столько хлопот и беспокойств.

В общем, можно сказать поговоркой: заранее было известно, где лампа, где огонь, а рис все равно разварился. А посему не стоит об этом и говорить.

На следующий год экзаменатор Тянь Хун устраивал отборочные испытания[210]. Хань Цзывэнь, заручившись поддержкой правителя У, был рекомендован на них как один из первых. На последующих осенних и весенних испытаниях[211] Хань Цзывэнь занял лучшие места, а его супруга тем самым стала знатной дамой. Что до богача Цзиня, то он со стыдом вспоминал о прошлом и горько раскаивался в содеянном. Если бы он заранее знал, что все так получится, он охотно согласился бы отдать свою дочь сюцаю даже в наложницы. Заключает нашу историю стихотворение: