Вперед, на Запад!

Глава тринадцатая КАК ЭМИАС ОТПРАВИЛСЯ ИСКАТЬ НОВЫЕ РЫНКИ ДЛЯ АНГЛИЙСКИХ ИЗДЕЛИЙ

Недель через шесть после дуэли мельник из Стоу явился в господский дом в большом смятении и попросил взаймы собак-ищеек: Рози Солтэрн исчезла ночью, никто не знал куда.

Сэр Ричард был в Байдфорде, но старый слуга на свою ответственность послал за собаками, и ловчие отправились на мельницу в сопровождении всех досужих мальчишек прихода, решивших, что охота за девушкой — превеселая игра, и, разумеется, смотревших на случившееся с самой благоприятной для Рози точки зрения. Они откровенно ругали мельника и его жену за их жестокосердие и не сомневались, что они заставили бедную девушку броситься со скалы или утопиться в море. В то же время все женщины в Стоу единогласно утверждали, что плутовка с кем-нибудь сбежала. Достоверно было одно: все драгоценные безделушки Рози остались целы, все было на месте, за исключением небольшого количества белья.

Единственным следом был маленький отпечаток ноги под окном ее спальни. К нему подвели ищеек. Они завыли, потом громко залаяли и пустились через ворота сада, вдоль переулка, таща за собой задыхающихся ловчих, пока очутились над дюнами. Они подбежали прямо к «Марачандскому устью» и, задыхаясь, ткнулись в дверь Люси Пассимор.

Люси была теперь вдовой и находила, что вдовство не очень противоречит ее интересам. Ее предсказание насчет ее старого мужа исполнилось. Он больше не вернулся с той ночи, как ушел в море с Евстафием и иезуитами.

Что общего имела Люси с исчезновением Рози и где была сама Люси? Ее дверь была на запоре, и вокруг стояло стадо коз, тщетно призывающих хозяйку выйти и подоить их. А с верхушки дюны ее ослы, бредущие на свободе, отвечали на лай ищеек гармоничным ревом.

— Они смеются над нами, ловчие, наверное, мы даром теряем здесь время.

Но ищейки, повозившись немного около двери, повернули вниз по долине и, нигде не останавливаясь, добежали до самой воды.

— Они уехали морем. Идем обратно и разнесем дом старой колдуньи.

На обратном пути ловчие напали на коттедж и с общего согласия разграбили маленький домик, частью из негодования, а частью (по правде сказать) в надежде на добычу. Но никакой добычи не оказалось. Люси удрала со всем своим движимым имуществом за исключением огромного черного кота.

Коз и ослов пригнали в Стоу. И вся ватага, когда прошел ее быстрый гнев, вернулась туда же. Ричард Гренвайль продал ослов и коз, обещая возместить Люси все потери, если она явится и отдаст себя в руки правосудия.

Но Люси не вернулась. Несколько дней спустя Ричард по дороге из Байдфорда в Стоу заглянул в Кловелли и упомянул между прочим о новостях, которые заставили Билля Карри подпрыгнуть до потолка.

— И нет никаких указаний? — спросил старый Карри, так как сын его безмолвствовал.

— Только одно: я слышал, что какой-то парень, бродивший в ту ночь по скалам, видел лодку, плывшую по направлению к Лэнди.

Билль встал и поспешно вышел из комнаты. Через полчаса он и несколько вооруженных слуг сидели в рыбачьей лодке, плывшей в Лэнди. Он не возвращался в течение трех дней. По приезде рассказал, что какой-то старый человек, по-видимому, иностранец, поселился несколько месяцев тому назад в одной половине разрушенного замка Мореско, арендуемого неким Джоном Брауном. Через несколько недель к нему приехал на корабле молодой человек, тоже иностранец — корабль был из Флешингера или Истерлинга, или откуда-то в этом роде.

Корабль приходил и уходил не один раз, и молодой человек приезжал и уезжал на нем. Через несколько дней вместе с ним приехала в замок дама с толстой служанкой, и они долго разговаривали о чем-то со стариком так, чтобы никто не слышал. Они пробыли там всю ночь, а затем утром все трое уехали на корабле. Рыбак на берегу слыхал, как молодой человек называл старого отцом. Последний был очень тихий человек. Больше никто ничего не знал.

Билль Карри в течение некоторого времени был похож на помешанного. Он осыпал себя всевозможными напрасными упреками. Леджер, который был очень рассудительным человеком, тщетно старался убедить Билля, что здесь вовсе не было его вины, что те двое привязались друг к другу задолго до ссоры, что это должно было так кончиться рано или поздно, что строгость старого Солтэрна ускорила катастрофу больше, чем ярость Карри, и, наконец, что Рози и ее судьба теперь, когда она убежала с испанцем, больше не стоят того, чтобы ломать из-за них голову.

Бедный Билль никак не мог успокоиться.

После того дело на несколько дней заглохло, пока не выступил на сцену некто, кто совсем не собирался дать ему заглохнуть — Джек Браймблекомб, ныне викарий города Хартланда.

— Я надеюсь, вы не обидитесь на меня, мистер Вильям, но когда собираетесь вы и другие отправиться за… за ней? — Имя застряло у него в горле.

Карри смутился.

— Тебе какое дело, Катилина, пьющий кровь? — спросил он, пытаясь смеяться.

Но Джек пристально смотрел ему в лицо и после некоторого молчания спросил:

— Как далеко до Каракаса, сэр?

— Что тебе до того, дружище?

— Я слышал, он назначен туда правителем, значит — это место, где ее можно найти.

— Не собираешься же ты отправиться туда отыскивать ее? — воскликнул Карри с насильственным смехом.

— Это зависит от того, смогу ли я отправиться; но если я смогу наскрести денег или получить место на каком-нибудь корабле, это будет исполнено.

Билль посмотрел на Браймблекомба, чтобы убедиться, не пьян ли тот, не сошел ли с ума. Но маленькие свиные глазки были трезвы. Билль не знал, что ответить. Смеяться над бедным малым было очень легко, отрицать, что он прав, было труднее.

— Вы увидите, — сказал Джек со свойственным ему глупым упорством. — Это трудно лишь с первого взгляда, и, кроме того, никому не причинит вреда, если я никогда не вернусь.

Карри изумленно молчал.

— Одолжите мне пять фунтов и возьмите в залог мои книги, чтобы помочь мне уехать.

— Ты сошел с ума или грезишь. Ты никогда не найдешь ее.

— Это не основание не искать ее.

— Но, мой добрый друг, если ты даже доберешься до Индии, то попадешь в руки инквизиции, и тебя сожгут живьем, — это так же верно, как то, что твое имя Джек.

— Я думал об этом, — ответил Джек страдальческим тоном. — И я перенес тяжкую борьбу со своей плотью, так как я — большой трус, подлый трус и всегда им был, вы знаете. Но пусть лучше меня сожгут, и все будет кончено, чем жить дальше таким образом! — и Джек горько заплакал.

— Я хотел бы знать, что сказал бы на все это Эмиас Лэй, будь он дома?

— Сказал бы? Он сделал бы. Он не из тех, кто разговаривает. Он пойдет за нее в огонь и воду, поверьте мне, Билль Карри, и назовите меня ослом, если он этого не сделает.

— Будь рассудителен, Джек. Если ты подождешь, как разумный и терпеливый человек, вместо того чтобы очертя голову бросаться навстречу гибели, что-нибудь может выйти.

— Вы так думаете?

— Я не могу обещать, но… ты не должен ехать, пока не вернется Эмиас. Жизнью клянусь, я все расскажу твоему отцу, если ты не обещаешь мне сделать так, как я говорю, а отца ты не посмеешь ослушаться.

— Я не уверен даже в этом, по совести говоря, — с выражением сомнения промолвил Джек.

— Во всяком случае, ты останешься пообедать со мной, старина, и мы обсудим, нарушил ты пятую заповедь[113] или нет.

Джек любил (как мы знаем) хорошо покушать, и любовь его слишком часто оставалась неудовлетворенной, поэтому он подчинился, и Карри думал, когда Джек уходил, что почти уговорил его. По крайней мере Джек отправился домой, и в течение недели его не было видно.

Но к концу этого срока он вернулся и радостно сообщил:

— Я все устроил, мистер Билль, я отправляюсь в Лондон переговорить с Франком.

— В Лондон? Как ты туда попадешь?

— На своих на двоих, — ответил Джек, указывая на свои кривые ноги. — Но я надеюсь получить место на каком-нибудь каботажном судне до Бристоля, а оттуда, я слышал, остается уже совсем незначительное расстояние.

Напрасно старался Карри разубедить его. Получив насильно врученную ему маленькую ссуду, Джек ушел.

Через некоторое время он опять появился в поместье Кловелли, как раз перед ужином, похудевший и усталый, и уселся среди слуг, пока не появился Билль.

Билль позвал его наверх и после ужина отвел в сторону и спросил, что он успел.

— Я узнал, что есть на земле человек, который любит ее еще больше, чем я. Он говорит то, что я говорю: «поезжай!», и он говорит то, что вы говорите: «жди!»

— Что ж ты решил?

— Я послушаюсь того, кто лучше меня, и подожду.

И в тот же вечер Джек отправился домой в свой приход, несмотря на усталость и на все уговоры провести ночь в Кловелли.

Но его пребывание оставило ряд мыслей в голове Карри, которые не давали бедняге покоя ни днем ни ночью, пока незначительный случай не облек их внезапно в определенную форму.

В один пасмурный день Билль шатался (как он рассказывал потом Эмиасу) по набережной Байдфорда, когда подошел Солтэрн. Карри избегал его раньше отчасти из деликатности, отчасти из неприязненного отношения к его предполагаемому жестокосердию. Но на этот раз они встретились лицом к лицу, и Карри не мог пройти мимо, не заговорив с ним.

— Ну, мистер Солтэрн, как подвигается морская торговля?

— Подвигалась бы достаточно хорошо, сэр, если бы кто-нибудь из вас, молодых, последовал примеру мистера Лэя и отправился искать за нас, остающихся дома, новых рынков для наших изделий.

— Что? Вы хотите избавиться от нас, а?

— Не знаю, зачем мне этого хотеть, сэр. Нам не придется теперь столкнуться, как некогда могло случиться. Но если бы я был на вашем месте, я уже сейчас был бы в Индии, если б не сражался где-нибудь ближе к дому.

— В Индии? Вряд ли бы мне удалось ремесло Дрэйка.

На этом беседа прервалась, но Карри не забыл намека.

— Одним словом, брат, — сказал он Эмиасу, — если ты собираешься принять предложение старика, я тоже последую с тобой за бедой иль победой. Если она с ним, мы найдем их в Ла-Гвайре.

— А если их там нет, Билль, найдутся корабли с драгоценными грузами, и стыдно нам будет, если мы вернемся домой с пустыми руками.

— Только помни, если мы поедем, мы должны взять с собой Джека Браймблекомба, не то он пронзит себя оленьим рогом.

— Джек непременно поедет. Никто не заслуживает этого больше, чем он.

Затем последовало длинное совещание по практическим вопросам, и было решено, что Эмиас поедет в Лондон навестить Франка и свою мать, прежде чем предпринять какой-либо дальнейший шаг.

И на следующее утро Эмиас отбыл в Лондон.