— Это что, шутка?
Задала вопрос и сама поняла, как же жалко это прозвучало.
Мужчина, сидевший в кресле напротив, прочел эту мысль с такой легкостью, будто у меня был дисплей вместо лица. А такие способности просто так не даются. Его острый проницательный взгляд резал равнодушием. Он не сомневался в результате и даже скучал, ни капли не наслаждаясь, несомненно, достигнутой целью. И это давало мне надежду — глупую и хрупкую, что удастся до него достучаться.
— Нет. Я никогда не шучу, госпожа Куваева.
В это нетрудно поверить. Не шутит, не улыбается, не носит цветного — в вечном трауре по похороненному счастью. И я даже теперь знала кем — моим отцом. Рамилем Куваевым. Пятнадцать лет назад он предал своего делового партнера, как я поняла из его короткого объяснения, — отца этого мужчины.
Я подняла взгляд от бумаг, в который раз отчаянно вглядываясь в лицо собеседника. Мстислав Багратов… И имя то какое подходящее! Я бы дала ему лет тридцать пять. Выглядит сногсшибательно — образец успешного мужчины, за такими женщины охотятся сами. Но ничего его не трогает — ни эмоции, ни привязанности. Все это он вытравил из своей души, чтобы выжить и отомстить.
— Тяжело вам пришлось, да?
Едва заметно дрогнула его бровь, во взгляде мелькнул интерес, но быстро потух:
— Кристина, мы не обо мне здесь говорим.
— Да, мы говорим обо мне и моем отце. — Вот уже два часа. Я невозможно вымоталась и устала. — Выбираем, кого положить на алтарь вашей мести…
— Я слышал, что вы хорошая актриса, — с убийственным равнодушием заметил он.
— Плохой бы не предложили роль мечты. Знаете, как долго я шла к своей мечте? — Я смотрела ему в глаза и видела в них песочные часы. И песок неумолимо разлетался пеплом — еще раз не перевернуть. Второго шанса мне не дадут.
— Решать вам — роль мечты или та роль, которую предлагаю вам я.
Роль, которую предлагал он, пугала так, что у меня ладони не просыхали с того момента, как стало понятно, куда он клонит.
— Давайте еще раз: вы предлагаете мне сыграть в каком-то вашем фильме… для взрослой аудитории.
— Да. Хочу увидеть вас в этой роли и показать вашему отцу.
— Хотите уничтожить отца морально, да?
Он впервые усмехнулся за час нашего общения, убеждая меня в том, что улыбаться разучился напрочь. Почему-то все, что подмечала в собеседнике, казалось важным. Будто я могла это использовать. От него зависела жизнь. Нет, он не собирался убивать. Физически — точно нет. Его намерения были гораздо хуже.
— Кристина, я нес ответственность за подлость вашего отца пятнадцать лет, хотя не был ни в чем виноват так же, как и вы. Мне никто не предоставил выбора. Я вам его даю. Либо я уничтожаю дело вашего отца, либо…
— Убиваете его морально. Через меня. Ну и меня заодно.
Любой нормальный человек хотя бы поморщился в этом месте, но только не Багратов.
— Да, — кивнул.
И даже не добавил ничего оправдывающего, типа «зуб за зуб, как вы мне, так и я вам». Даже не знаю, на что я рассчитывала, за что цеплялась, но от этого его «да» меня затрясло. Мысли метались, хватаясь за надежду найти выход, только, глядя в глаза Мстислава, глубоко в душе понимала — такие люди не оставляют возможностей своим жертвам, кроме тех, что предлагают сами. И все же я попробую.
— Хорошо, — бесцветно согласилась. — Мне нужно пообщаться со своим юристом…
— Вы не понимаете, Кристина, — а вот теперь в его голосе послышалось раздражение, — я не собираюсь делать так, чтобы вам было удобно, а пункты контракта подходили идеально — не подойдут. В этом их особая прелесть. Поэтому вы либо играете на моих условиях, либо уходите отсюда и забываете, что были здесь. А я даю команду разбирать бизнес вашего отца на кирпичи…
— Мстислав, неужели человек, который прошел через то, что пережили вы, не понимает, как тяжело…
— А теперь молчи и слушай, — перебил он, поднимаясь и рывком обхватывая подлокотники моего кресла: — Ты либо говоришь «Да, я спасаю папочкин зад» и уезжаешь со мной, либо молча встаешь и убираешься с моих глаз. Раз, два…
— Да.
— Неужели? — оскалился он и наклонился ниже. — Уверена, что потянешь новое амплуа?
Я медленно поднялась с кресла и выпрямилась под его взглядом:
— Ты думаешь, что тебе станет легче? — Этот Мстислав понятия не имел, что бесы, которые в нас временами вселяются, сделаны из одного теста. Да, я до чертиков боялась, даже не представляла себе, куда лезу. Но знала одно — отец не просто родной мне человек. Он тот, кто когда-то вытащил меня из дерьма, поверил в меня, и я не дам этому незнакомцу уничтожить дело, которым он помогает десяткам таких же, как я, почти безнадежных. Губы растянулись в усмешке, от которой, наконец, его взгляд дрогнул. — Я буду рядом в тот момент, когда ты поймешь, что жестоко ошибался…
Тошнило. От этого города, этого кабинета, стола, чертова горького кофе… Все здесь казалось неудобным. Я рванул пуговицу на воротнике рубашки и сделал спокойный вдох. Давно меня так не вышибало из себя. И кто? Какая-то… актриса?
С одной стороны, хорошо, что девчонка согласилась. Меньше времени тут находиться. А я уже физически не мог. Каждая минута здесь была испытанием, въедалась в кожу несмываемым пятном, от которого я потом буду долго отмываться…
Но с другой, я был уверен, что она подожмет хвост. Идея пришла в голову спонтанно — сделать из нее такую же шлюху, как ее отец когда-то сделал с моей матерью. Чтобы Куваев насмотрелся со стороны на эту яркую картинку, которая буравила мои собственные мозги всю юность.
Но Кристина согласилась.
Я откинулся в кресле с чашкой и сделал глоток, отвлекаясь на горечь, потому что хотелось на что-то отвлечься, но куда там! Воспоминание о ее злых глазах и словах так и ковыряли голову — как не схватил ее за горло там же и не задушил? А пальцы так и сводило судорогой… Будет рядом она, как же! Я лично прослежу, чтобы выполнила каждую строчку нашего с ней контракта.
При мысли о том, как именно она будет выполнять эти строчки, я медленно облизал горькие губы. Не стоило ей со мной так разговаривать — она ведь в моих руках. Что мне какой-то контракт? Согласна оголиться перед камерой? Это меня так шокировало? Сам же указал ей место в корыте с грязью, так что теперь заливать тошноту кофе? Может, ей просто не впервой… Как там теперь получают «роли мечты»? Может, я продешевил с этим унизительным условием?
Почему так покоробили ее слова? Мало ли, что у загнанного в угол человека может заклинить в голове. Сколько я загнал таких лично? Но она говорила так, будто знала наверняка.
«Настоящая».
Пожалуй. Она притягивала искренностью. Любит этого ублюдка, готова ради него на все, как верная собака. Я и до встречи с ней знал, что она Куваеву не родная дочь, что удочерил он ее только три года назад. Только сейчас понимал, насколько это плохо. То, что она к нему привязана — факт. Но привязан ли так же он? Важно не потратить время зря.
Я прищурился на безрадостную картину за окном. Москву посыпало крупой, только усугубляя грязно-серое месиво, что она из себя представляла с высоты тридцатого этажа. Ненавидел этот город каждой клеткой. Спуститься отсюда все время казалось каким-то погружением в жижу. Но «поковыряться» в ней придется снова.
— Саша, — набрал помощника.
— Да, Мстислав Владимирович?
— Кинь мне номер этой Кристины.
Через десять секунд я уже слушал гудки в мобильнике. Пять или шесть их прошло, прежде чем она ответила.
— Алло… — голос хриплый, слабый.
Все же я ее надломил.
— Кристина, это Мстислав.
Замолчала она надолго. Дольше, чем если бы была на самом деле той, кто смело смотрел мне в глаза последние минуты нашей встречи.
— Что вам нужно еще? — слабо огрызнулась — не успела прийти в себя.
— Слушай внимательно…
Я отняла трубку от уха и уставилась невидящим взглядом поверх руля. Хорошо, сразу съехала к обочине, когда он представился, потому что дорога и происходящее на ней после встречи и так мелькало, будто на заднем плане, а сейчас вообще перестало иметь значение. Силы будто высосали, даже руку не могла поднять.
То, что предлагал этот мужчина, казалось розыгрышем, бредом… Вся эта встреча, весь разговор — какой-то идиотизм. Хотя… Как давно я вылезла из собственного бреда? Вся моя жизнь от рождения до встречи с Рамилем Куваевым была сущим адом, даже не бредом. Я росла дикарем до пятнадцати в детдоме, когда судьба послала мне тот судьбоносный день встречи с ним. Десять лет прошло, а кажется — все это было в другой жизни.
Я пялилась на лобовое стекло, по которому скакали мелкие упругие шарики снежной крупы, и стискивала руль со злостью. Как я могла дать заднюю? В моей жизни, как и здесь на МКАДе, не сдашь задом. Только вперед, напролом. Я задолжала Рамилю жизнь. И если это счет, который предъявили к оплате, делать нечего — буду платить.
Я шмыгнула носом в тишине и решительно выкрутила руль, вливаясь в поток.
Этот ублюдок не остановился на достигнутом. Теперь он требовал, чтобы познакомила его с отцом. Как бойфренда. С которым завтра уеду в Европу вместо съемок в фильме…
Столько еще нужно сделать! Вернее — «разделать». Написать агенту, что отказываюсь от роли… При этой мысли руль захрустел под ладонями, и я надавила на педаль газа, превышая скорость. Правильно было бы поговорить с отцом, но тогда все это рухнет на него. Он не позволит мне выполнить условия Багратова, чтобы спасти его дело. Понятно, что будь у меня больше информации, может, и не бросилась очертя голову в эту аферу. Но доказательства серьезности намерений у меня были только со стороны Багратова. Тот не поскупился на красочное описание своих действий в случае моего отказа. Ему оставалось только дать команду, и компания Багратова начнет захват компании отца. Он, сам не ведая, слишком доверился теневому подставному партнеру.
В груди поднималась бессильная злость. Я обязательно отомщу.
С детства была мстительной. А как еще? Не всегда удавалось мелкой девчонке дать сдачи, а вот подготовить коварный план и привести его в исполнение так, чтобы никто и не догадался — моя специализация. Гадкая черта характера, но ничего не поделаешь — жизнь такая. Багратов собирался меня обидеть так, как никто другой. Был, правда, еще один, который до сегодняшнего утра лидировал в чартах — Роман Светлов, мой бывший мужчина.
Я моргнула, тяжело сглатывая — в груди послушно отозвался тупой болью архив воспоминаний, не подлежащий уничтожению. К сожалению.
Пожалуй, нет, тут Багратов со Светловым еще могут побороться за первенство… Хотя Мстислав только начал.
Дома я была через полтора часа — специально наворачивала круги, чтобы успокоиться. Придурок Багратов, наверное, понятия не имеет, что не все девочки могут вот так внезапно представить родителям своего бойфренда. Когда у меня только появился Светлов, я засветилась изнутри, и отец это заметил. Хорошо, что тот же Светлов меня и потушил, и теперь это знакомство хоть уныло, но можно натянуть на реальность.
Выйдя из машины, задержалась на несколько вдохов, подставляя пылающие щеки холодному ветру. Сегодня вечером мне предстоит сыграть самую отвратительную роль — обманщицы. И сыграть надо будет так, чтобы отец ничего не заподозрил. Не представляю, что будет, когда он узнает. Но, стоило признать, так будет лучше. Просто исчезнуть не вариант — он же с ума сойдет. Все равно узнал бы, что я отказалась сниматься у режиссера, которым восторгалась со времен учебы. На какой-то миг показалось, что все это не сработает, и проще сразу пойти к нему с повинной. Но стоило вспомнить угрозу Багратова, стиснула зубы и направилась в дом. Никто у меня этот дом не отберет.
Щелкнул выключатель, и я вздохнула глубже. Мне всегда становилось тут спокойно… Запах дерева, из которого сделано все — пол, стены, лестница и мебель — пускал теплую волну по телу. Отец не раз предлагал мне квартиру в городе, чтобы не тратила часы на дорогу туда и обратно, но я не могла представить, что дом, в котором провела лучшие дни жизни, придется покинуть. Я была не готова. Не нажилась тут еще, не надышалась новой жизнью. Казалось, никогда не смогу.
Оставался час до приезда Багратова, а я стояла посреди кухни и не знала, куда податься и с чего начать. Собирать чемодан? Звонить агенту? Или… кажется, когда знакомила отца со Светловым, я порхала по кухне и готовила ужин. Определившись с тем, куда стоит позвонить первым делом — в службу доставки готовой еды, я зажгла свет в коридоре и поднялась к себе в комнату.
«Это ненадолго. Контракт на два месяца с досрочным выполнением».
Интересно будет выглядеть наш акт приемки-передачи. «Убитый морально отец — одна штука. Подпись кровью вот здесь». А что будет, когда он узнает, кто такой этот Багратов? И что сделала я…
Взглянув в зеркало у входа в комнату, я в который раз решительно стиснула кулаки — все равно. Главное, Багратов не тронет дело отца, и дети, лечение которых спонсируется сейчас, его закончат.
Вспоминать, что там я надевала по такому поводу однажды, было едва ли легче, чем готовиться к этой встрече. Я собрала длинные темные волосы в высокий хвост, освежила стрелки и сделала губы ярче. Подумав, коснулась кончиком помады щек и растерла — лучше поярче румянец, чем нездоровая бледность.
Когда за окном раздался звук открывающихся ворот, сердце забилось с непривычной скоростью.
«Свет, камера, мотор…», — прошептала себе под нос.
Отец, как обычно, зашел с мобильным у уха, но при виде меня улыбнулся, не прекращая разговаривать. Как всегда одет с иголочки — костюм, пальто, снежная крошка в волосах сливается с частой сединой. Ему в следующем году пятьдесят, но это не мешает ходить вокруг нас разным слухам. В первые годы пришлось натерпеться. И правда — мало ли ушлых молодых девчонок, готовых прыгнуть в постель своим покровителям, пусть и в возрасте? Тем более за ним до сих пор бегали женщины и младше меня…
Невозможно хотелось курить. Уйти покурить и не вернуться.
Зря я затеял этот ужин. Да, сомнений не было — Куваев следил за мной коршуном, допрашивал с пристрастием и бросал тревожные взгляды на дочь. Кристина тряслась рядом — я чувствовал, как дрожат ее пальцы в моих. Куваев заметно оттаял, когда увидел ее ладонь в моей руке, и я не спешил выпускать ее. От нечего делать рассматривал ее пальцы, слегка сжимая. Чувствовал, что она уже незаметно тянет руку к себе, но игнорировал это ее пожелание. Плохо играла. Весь вечер грозил обернуться катастрофой, и, честно сказать, я уже думал прекратить этот фарс и обозначить ему, кто я такой на самом деле и чего хочу. Может, меня бы удовлетворили его душевные метания, когда бы он понял, что пришло время расплаты?
Но осознание, что вся моя железная дисциплина и четкое планирование, которые были залогом успеха всегда, летят теперь к чертовой матери, заставило сцепить зубы:
— Не возражаете, если я покурю? — выпустил ее руку из своей и, дождавшись одобрения, поднялся со стула. Но, подумав, перевел взгляд на Кристину: — Составишь компанию?
Она загнанно зыркнула на меня, вновь приближая мою затею к полному фиаско, и поднялась следом. Пока мы шли, я вновь присвоил ее руку себе и поднес к губам, делая вид, что целую. Девчонка опешила и даже не дернулась, и только на улице отскочила.
— Даже не знаю, что и думать, — усмехнулся злорадно, когда двери за нами захлопнулись. Кристина закуталась в пуховик и нахохлилась в двух шагах. — За что там тебе дали роль мечты… Не можешь сыграть влюбленную дуру? Может, тогда прекратим это бездарное шоу?
Она побледнела так, что глаза показались мне черными. Сцепила зубы, вероятно, сдерживая порыв послать меня подальше и тяжело задышала.
— Ты не справишься, — мягче заметил я и затянулся сигаретой, прикрывая глаза.
— Больше некому, — вдруг глухо заметила она. — Ты ничего обо мне не знаешь, но можешь поверить на слово, все идет очень естественно. Он верит.
— Естественно? — усмехнулся зло. — Ты разве что не крестишься, когда смотришь на меня.
— Я всегда так смотрю, — буравила она меня жутким взглядом. Настолько злым и обреченным, что я сдался и отвел взгляд в сторону.
— Всегда?
Что-то было не так определенно, но интерес к этому подозрению я в себе быстро подавил. Не мое дело. Мое дело довести задуманное до конца — увидеть муки страдания на лице врага. И я их увижу любыми средствами.
Она не ответила.
— Иди сюда, — позвал я. — Он может смотреть через окно.
— Я…
— Сюда иди, — повторил с нажимом.
— Не переношу запаха сигарет, — не двинулась с места она. — Поэтому и тут мы снова очень естественны.
Я выбросил сигарету — хотелось додавить ее. Не знаю, почему. Злился и хотел отыграться, наверное.
— Так лучше?
— Закуривай вторую.
Тут уж я наплевал на все. Схватил ее за руку и впечатал в стену, прижимая собой. Дурочка задергалась, пытаясь выдраться:
— Тш, — обхватил ее за шею, чувствуя, как под пальцами бешено бьется пульс. Всмотрелся в ее лицо — куда же ты прешь? Прижался своим лбом к ее: — Вот так надо играть. А теперь целуй меня. Только так, чтобы поверил…
— Пошел ты, — мотнула она головой.
— Через два месяца, когда закончишь контракт со мной и моей студией, — наслаждался ее сопротивлением.
Сопротивление… мой личный спусковой крючок. Натянутые между пальцами ее нервы, шумное дыхание, мечущаяся туда-сюда грудь… Я знал, что больной, для меня это не сюрприз, только возбуждаться на пигалицу в пуховике почти под горло? Злая, загнанная в угол, в моей власти…
Рывком дернул ее к себе и прижал свои губы к ее. Прикусил нижнюю, дождался возмущенного выдоха и ворвался в ее рот языком. Знал — не собирается мне отвечать, но внезапно добиться от нее ответа стало едва ли не важнее, чем вся эта идиотская затея. Кристина вцепилась в мой пиджак на груди, округлив возмущенно глаза, а я жестко стиснул ее затылок и занялся с ней сексом… языком. Трахал ее рот все жарче, пока глаза девушки не закрылись и она не подалась вперед, неожиданно жадно отвечая. В ход уже шло все — зубы, ногти, языки… Она вцепилась пальцами в мои волосы, зло хмурясь, но отдаваясь полностью… Когда мы оба с досадой разорвали объятья, я пожалел, что приехал в костюме. Плотные джинсы бы подошли сейчас как нельзя кстати, потому что член в брюках стоял колом.
Ругнулся, застегивая пиджак.
— Что? — усмехнулась она, вытирая губы ладонью. — Доигрался?
— Похоже, — и невозмутимо вытащил еще одну сигарету.
Хорошо, что она сразу же ушла в дом, потому что мыслеобразы стали совсем уж порочными, вбиваясь в мозги четкими хорошо знакомыми, но давно заброшенными штампами — я хотел продолжения. И не просто продолжения, а как любил — сделать ее беспомощной и жестко отыметь, чтобы отметины еще неделю с ее задницы не сходили. Но только при условии, что ей будет хотеться этого также. А здесь вставала проблема.
Губы дрогнули в усмешке. Хороший вызов, Багратов. На бумаге-то ты ее поимеешь — она согласилась на съемку. А вот в реальности, без бумаг и подписей? Слабо?
Воздух вырывался сквозь стиснутые зубы. Зацепила. Давно так не цепляло. Нет, она не была такой уж уникальной, просто я не подпускал таких к себе, которые могут войти в тебя глубже, чем ты в нее. Расслабился, подошел ближе, и защита тут же с готовностью треснула. Но отступать я не собирался — слишком скучно жить стал последнее время, предсказуемо. Здесь же все грозит обернуться реальной забавой. Нельзя упускать этот шанс.
Когда докурил вторую сигарету, почти пришел в норму. Открыв двери в дом, готов был натолкнуться даже на дуло пистолета, направленного в грудь, но ничего подобного не было — Кристина с Куваевым сидели за столом. Она — уткнувшись носом в чашку, он — заглядывая ей в глаза. И так смотрел на нее понимающе, куда ты, мол, дура, лезешь.
А она у тебя и не дура… совсем.
Меня он удостоил одного из тех взглядов, которые убивают надежду на одобрение. Я сделал вид, что идиот и ничего не понял. Знаю, что хреновые из нас актеры, но мне было все равно.
— Я предлагаю вам подумать хорошенько, стоит ли вам куда-то вместе ехать. — Не сдавался. Голос звучал мягко, как затишье перед бурей.
Что-то подсказывало, что штамповать фразы типа «Мы взрослые люди, сами разберемся» — не его формат. С другой стороны, он же не подозревал, что происходит на самом деле. А мне вдруг до зуда в ладонях захотелось увидеть его реакцию.
— Мы подумаем, вся ночь впереди, — встретил его взгляд.
— Вы не стараетесь мне понравиться, Мстислав, — констатировал он. — Я так понимаю, Кристина настояла на встрече…
— Пап, я просто хочу, чтобы ты знал, где я и с кем, — встрепенулась девчонка.
— Я думаю, что ты просто сильно расстроена, поэтому бросаешься за обезболивающим в необдуманную поездку в более чем ненадежной компании, которой на тебя плевать.
Вот как. Значит, плохим актером оказался я. Ну что ж, на Оскар и не претендовал.
— Пап, — поднялась Кристина, — я не хочу об этом больше говорить. Я большая девочка, ладно?
— Кристин… — проследил за ней Куваев, но, надо отдать должное, не бежал следом, не орал с пеной у рта. Просто констатировал факты.
— Слав, подожди, я соберу чемодан, — и она стремительно покинула столовую.
Повисло напряженное молчание. Куваев щурился на бокал недопитого вина, играя желваками. Я поднялся:
— Подожду в машине.
— Она не нужна вам, Мстислав, — поднял он на меня тяжелый взгляд. — Вы пресыщены жизнью, любым ее проявлением…
— Допустим, — лениво процедил. Его ясновидение неожиданно вызвало прилив гнева.
— Кристина — самое дорогое, что у меня есть, — продолжал Куваев с раздражающим спокойствием. — Не бизнес, не власть — она. А вам плевать. Не знаю, что вам нужно, но вы же знаете, что с ней так нельзя, что она — особенная, что не просто ей подпустить к себе кого-то… Она очень сильно обожглась, не делайте ей больно снова.
— Я не намерен делать больно ей, — заявил, глядя ему в глаза. Я намерен сделать невыносимо больно тебе. Семью он себе завел на старости лет! Дела мне нет, а ему — есть. Отлично прошел вечер! Теперь я точно знал, что ублюдку будет больно… — Всего доброго, — развернулся и зашагал к выходу.
На улице уже стемнело, но морозный воздух ни черта не остужал голову. Как я сдержался, чтобы не схватить Куваева за горло и не вытряхнуть из него душу там же, на кухне, сам не понимал. Как долго я ждал этого дня, когда смогу смотреть ему в глаза и, неторопливо рассказывая историю своей жизни, медленно сдирать с него кожу. Полоска за полоской, пока в его воспаленном мозгу не сложится полная картинка того, что произошло после того, как он отымел мою мать. Как та покончила с собой через два месяца… как умер от горя отец… и как мы с братом жрали картофельные очистки из мусорки, пытаясь не сдохнуть от голода. Ненависть, с которой рос, стала частью меня. Она взрослела вместе со мной, принимая уродливые формы и толкая на безумства ради краткого мига облегчения. Иногда казалось, что я вылечился. В Риме, просыпаясь в звенящем одиночестве в своей квартире, залитой солнцем, я думал, что никогда больше оттуда не уеду. Весь ужас прошлого будто оставался где-то в другой вселенной, а в моей был лишь страшный сон, очертаний которого я даже не помнил. Но стоило уехать по делам — и все возвращалось. Изматывающие кошмары, жажда мести и болезненная неудовлетворенность, которая гнала в ночь во все тяжкие. Жизнь разделилась на периоды запоя собственными слабостями и ремиссии. Очередной запой грозил быть фатальным… но Куваев прав — мне плевать.
— Поехали.
За своими мыслями не услышал, как она вышла на крыльцо. В руках — небольшой чемодан кислотно-зеленого цвета.
— Это на два месяца? — холодно уточнил.
— Некогда мне собираться на два месяца! — рыкнула она. — Поехали!
Я молча выхватил у нее из рук чемодан — по весу показалось, что она успела упаковать туда только пару трусов — и направился к воротам. Мы молча хлопнули каждый своей дверью, и я завел двигатель. Кристина отвернулась к окну, но держалась достойно — ни слез, ни дрожи.
— Завтра будет готова твоя виза, — выкрутил руль, и снег заметался перед фарами, будто свет застал его за чем-то неприличным. Прямо как мои мысли.
Кристина промолчала.
— Во сколько вылет? — спросила, когда мы выехали на трассу.
— Не помню, — никогда не держу такие мелочи в голове. — Мой помощник тебе сообщит.
Кристина уткнулась в мобильный:
— Ты как поедешь?
— Я рядом с офисом живу.
— Понятно… Выйду там, не возражаешь?
— Тебе не кажется, что на правах твоего мужчины я могу поинтересоваться, куда ты собралась?
— Не твое дело, господин Багратов. Ты — не мой мужчина, — не отрывалась она от экрана, а синий блик на ее бледном лице давал основание предположить, что открыла стартовую страницу приложения Букинг. Ну не фейсбук же?
— Я забрал тебя у отца, и теперь предлагаешь тебя бросить? Извини, Куваева, но это чересчур даже для меня. — Почему-то было интересно ее задирать. Соскучился по злому взгляду, а он у нее особенный. Такой просто так не сыграешь — такой тренируется годами. А ей было где его шлифовать. Она зло рассмеялась, продолжая искать гостиницу. — Не бронируй номер, — решил заняться дрессировкой. Или приручением.
Девчонка высокомерно промолчала.
Я прямиком повез ее в свой отель. Когда не отдал ей чемодан и кивнул следовать за мной, до нее дошло:
— Господин Багратов, вы давно в России не были? — шла за мной быстрым шагом. На ступеньке, правда, чуть не поскользнулась, и тогда я перехватил ее под руку. — Русский подзабыли?
— Госпожа Куваева, закройте ротик. Вы теперь — моя забота. У нас контракт. — Я проволок ее в разъехавшиеся двери гостиницы. — Мало ли, куда вы там сейчас встрянете с вашим лайтовым чемоданом, а нам завтра лететь. Какая тебе разница, в какой гостинице ночевать?
— Есть разница, — на ковре она уперлась эффективнее, чем на скользком обледенелом крыльце. — Не хочу жить с тобой под одной крышей.
— А как же репетировать? — усмехнулся, наслаждаясь ее злостью.
— Не помню такого в контракте, — вырвала, наконец, свою руку.
— Хватит, Кристина, ладонь ледяная, нос красный — слечь собралась и отмазаться от поездки? Я тебе еще и ножки попарить приду в номер, — и я понадежней ухватил ее под руку и потащил на ресепшн.
— Наслаждаетесь, да? — презрительно скривилась, но сопротивляться перестала.
Пока оформлял ей номер, Кристина молчала, и только желваки на скулах выдавали ее состояние. Не было у нас в меню банальностей, типа возмущения тем, как я посмел заплатить за ее номер, и я получал удовольствие уже от этого. Нет, эта будет делать только крупные ставки и закладывать взрывчатку так, что рванет знатно. Я уже предвкушал взрыв…
«Ты больной, Багратов. Ни совести, ни жалости». Главное — не забыть об этом.
Проводил ее до дверей, чиркнул ключом по замку, проверяя ее на прочность…
— Горчицу где будешь брать? — прошла она в номер, на ходу распахивая куртку. А я понял, что в номер попаду не сразу.
— Зачем горчица, Кристина? Прошлый век, — усмехнулся я. Поиграем? Отлично. — Ты какое масло любишь? Розовое или нероли?
— С каких пор они от простуды? — Удивилась. И испугалась. Один ноль.
— От простуды я другое возьму.
Смутилась окончательно и сдалась, растерянно сглотнув.
Когда он прикрыл за собой двери, я стекла по стене на пол и притянула к груди коленки. Никогда не перечила отцу, не ругалась так, чтобы хлопнуть дверью. В груди пекло от злости на самодовольного ублюдка Багратова, но было не время. Я ведь умею ждать… Вся жизнь состоит из ожидания. Сначала еды, потом праздников, потом лучших моментов для возмездия. Надо только вспомнить, как это было в прошлой жизни в приюте.
И роль я тоже дождалась. Только поздно. Теперь у меня роль другая — развлекать зажравшегося мудака. Когда он зашел в номер, я так и сидела у стены. Смысла показывать ему, что сильная, и гордо тискать занавеску у окна с прямой спиной не было. Он тоже, казалось, не придал значения моей дислокации. Включил свет в гостиной, давая мне возможность оценить его щедрость — номер оказался люксовым, с отдельной спальней. Посередине — столик, большой диван у окна… К нему он и направился:
— У тебя аллергии нет?
— Нет.
— Хорошо, хочу креветок.
Я растерянно следила за ним. Багратов откровенно сбивал с толку. Я не встречала таких. Знала его всего сутки, но за это время он, будто узор в калейдоскопе, складывался перед глазами неожиданными картинками. Только детали ведь не меняются. Я подписала с ним договор, он — хозяин ситуации, я — заложница.
— Что пьешь? — не отставал он. — Моего ты даже не лизнула. Белое, что доставал для тебя Рамиль — тоже...
— Слезы врагов, — огрызнулась.
Он усмехнулся, оборачиваясь:
— Не самый изысканный напиток. — Медленно приблизился и опустился на корточки рядом: — Давай начнем с вина.
— Давайте закончим?
— Я понимаю, тяжелый день…
— Да, благодаря одному мудаку…
— Совершенно верно, — кивнул он. — Твоему приемному отцу.
— Что он сделал? — сощурилась я.
— Не будем портить ужин, — поднялся Багратов.
— Ты собираешься разрушить всю мою жизнь подчистую, думаешь, мне важно не испортить тебе ужин?
— Не разрушит съемка твою жизнь, я же не собираюсь вешать лучшие кадры на билборды по всему миру. Иди сюда.
— А в зеркало мне потом как смотреть? — я поднялась, но тут же закатила глаза. — Но это вас не беспокоит. А может, дадите мне потом пару мастер-классов по этому искусству? Вы ведь как-то смотрите…
— Это тебе дорого обойдется, — опасно пообещал он, стянул пиджак и бросил на спинку дивана, потом принялся закатывать рукава на рубашке.
— Такой знаменитый коуч? — злость искала выхода, а он, вроде бы, позволял мне злиться. Но только красная лампочка здравого смысла начала сигнализировать — опасно.
— Нет, — посмотрел на меня недовольно исподлобья. — Закрой рот.
— Это почему?
— Люблю тишину…
— Я громко чавкаю, — стянула куртку и бросила ее рядом с его пиджаком. — Тем более креветками.
— Ну хоть молчать будешь, — усмехнулся. — Раздевайся.
Он направился в ванную.
— Что, прости? — повысила голос, снова переходя на «ты».
— Прощаю, — ответил он тем же, — раздевайся — ноги парить будем. Забыла уже?
— Для этого не раздеваются, — подняла я взгляд на вернувшегося мужчину.
— Передо мной раздеваются, не переспрашивая… — он склонил голову набок, усмехаясь.
— Забираешь у людей последнее?
— Да, — присел на корточки, заглядывая с интересом мне в лицо, — честь и трусы.
— Не думаю, что у них есть честь, раз они не переспрашивая снимают перед тобой трусы.
— Тебе виднее.
— Оставь меня хотя бы сегодня в покое, Багратов, — начала выдыхаться от нашего диалога. Сирена уже орала в голове, что надо затыкаться, как он советовал несколько минут назад.
— Так легко сдаешься? — улыбнулся опасно.
— По-твоему, это легко? — моргнула я.
— Сначала попаришь ноги и почавкаешь для меня креветками.
— Что ты хочешь — чтобы я отказалась?
— От креветок?
— От съемок.
— Да, Кристина, — его глаза блеснули опасно в полумраке. На меня будто навалилась и размазала его тяжелая энергия, которую он до сих скрывал за странным диалогом и пикировками, но долго так продолжаться не могло. — Отойди с моей дороги, а я забуду о нашем договоре. Я передумал. Ты бездарная актриса, совершенно не подходишь на роль, которую я тебе дал. Разнесу завтра по кирпичикам к чертям все, что дорого твоему опекуну. И ты обо мне больше не услышишь…
— Нет, — мотнула упрямо головой.
— Тогда раздевайся.
Игры кончились. Багратов злился — желваки рисовали жесткие линии на его лице, взгляд потемнел. Он загнал меня в ловушку. Его правила, его игра.
Я схватилась подрагивающими пальцами за края футболки, но нервы резануло от его издевательского смешка:
— Еще пару часов назад я был уверен, что тебя будет трудно трахнуть. — Он резко встал и толкнул меня на спину, нависая сверху. — Примитивная болтовня, и ты мало того, что впускаешь меня к себе, уже задираешь майку… Ты правда готова ради него стать шлюхой?
Его голос сочился едким разочарованием, отрезвляя. Что меня заставило думать, что я могу устанавливать правила? Он бы меня разложил сейчас по согласию, сама же начала раздеваться.
— Не за все роли надо хвататься, Кристина. Последний шанс. — Мстислав наклонялся все ниже, гипнотизируя взглядом, а у меня привычно закололо в груди, будто плеснули кипящей водой. Острое чувство страха потянулось к рубильнику, чтобы отключить сознание, выбросив его безучастно биться рыбой об лед. — Беги… от меня…
Но стоило пальцам мужчины коснуться подбородка — все стихло. Разом. Исчезли картинки ожидаемого ступора, шелест панической атаки — все прелести моей болезни. Я сглотнула остатки вязкой слюны и мотнула головой, стряхивая его пальцы:
— Нет. Надеюсь, ты сдержишь обещание и не тронешь его.
Он долго смотрел на меня злым взглядом, потом выпрямился и досадливо процедил:
— Дура.
Когда за ним закрылись двери, я вздрогнула и съежилась. Стало так холодно, что меня снова затрясло, сердце едва не схватило приступом, но я быстро выпрямилась и задышала. Медленно и глубоко, растирая стопы, чтобы отвлечься. Сработало — паника отступила. Осталось только пестрое послевкусие от присутствия Багратова. Человек — ядерный взрыв. Такие люди меняют все там, куда приходят. Они даже не делают ничего особенного для этого. Багратов применил минимум усилий. Самое большое — надавил на ручку и поставить подпись. Все. И жизни полетели в топку его разрушительного эпицентра — я готова раздеться перед ним и даже больше, будто меня не разносит в пыль от чужого несанкционированного прикосновения, а отец… Интересно, о чем он сейчас думал?
Когда мне попытались доставить ужин, я переадресовала его заказчику. Как назло, в носу свербело все сильнее. Послонявшись бесцельно по номеру, я набрала кипятка в ванную и на самом деле залезла парить ноги, как и предлагал Багратов. Горячая вода, казалось, растопила меня до внутренностей, и по щекам полилась влага. Пока Мстислав был рядом, хорошо отвлекал противостоянием — надо было думать, что ему ответить, чтобы не переломало окончательно. Но меня все же сломало именно в тот момент, когда прогнулась. А говорят, кто гнется — тот не ломается. С ним оказалось все наоборот.
Закутавшись в халат, я забилась под одеяло и долго смотрела в темное окно, сжимая мобильник. Он еще связывал меня с прошлой жизнью, куски которой висели на волосках-нервах и причиняли боль при каждом движении.
Агент даже не ответил на мое сообщение. С такими не разговаривают. Отказаться от роли в разгар пилотных съемок — это конец карьере. Никто не возьмет больше актрису с гонором, разбрасывающуюся такими возможностями. Оправдываться бесполезно… Багратов тоже затих. Хотя откуда мне знать? Потерял интерес — да. Я запомню, как лишать его интереса… Может пригодиться.
Я не сразу поняла, что у меня что-то где-то шуршит. Это слабо на последнем издыхании жужжал мобильник, зарядку к которому я тоже не взяла. Звонил отец.
***
Мстислав
— Слав, ты уверен?
— Я устал, — откинулся спиной в кресле, чувствуя, что давно нужно было это сделать.
Ноздри дразнил запах креветок в соусе, но аппетита не было — не такой ужин я себе сегодня хотел. И самое смешное — я не собирался ее соблазнять и укладывать в постель. Мне в кои-то веки доставляло удовольствие просто находиться рядом, пусть не разговаривать, а грызться, но тоже нравилось. Пока она не убила во мне этот интерес. И теперь во рту привычно горчил кофе.
— Один вопрос у — зачем?
Саша, как всегда, сидел в бардаке по самые уши, как только нашел место планшет водрузить? Мятая рубашка, нездоровый блеск в глазах и бутылка энергетика наготове — «мелкий» предсказуем до зубовного скрежета.
— Затем, — вяло огрызнулся. Вот зачем я принял видео-звонок? — Ты какого черта так выглядишь?
— Не надо «включать старшего братца», мне не перед кем тут щеголять!
Cашка не упускал возможности уколоть за то, что я не пускал его в свои дела. Ему было велено учиться на архитектора и становиться человеком. Потому что «зверем» в нашей семье уже стал я. Чтобы дать брату возможность выжить. И себе тоже. Я не умел создавать, только отбирать — в этом я спец высшей квалификации. Но этот засранец разочаровывал все больше.
— Так зачем ты ее тащишь к нам?
— Отымею и вышвырну, как ее папаша когда-то сделал с матерью! — рявкнул раздраженно.
Прозвучало жестко, терпение кончилось — эта идиотка взбесила.
— Ну так для этого и не надо уезжать далеко. — Зря я думал, что Сашку заденет — как с гуся вода. Жестко было для меня. Даже не так — это было жестоко. — Сегодня отымеешь, завтра запускай адвокатов. Можешь иметь ее весь процесс, если понравится…
— Тебя не спросил… — Внутри все снова покрывалось коркой. Губы неприятно потянуло в усмешке. Чего я жду? Старею? Звоню этому балбесу, чтобы что… выслушал? Пожалел, как я вымотался? Сам же играл перед ним железного, он теперь так и воспринимает меня. Без чувств, без потребностей. — Все.
И я отрубил звонок, несмотря на протесты с той стороны.
Нет бы принять душ и лечь спать — продолжал сидеть и прислушиваться. В коридоре вдруг стукнула дверь, раздался топот ног. Когда в номер забарабанили, я моргнул — какого? Передумала? Вряд ли…
— Слава! — послышался ее приглушенный взволнованный голос, и я уже не стал тупить.
Стоило открыть двери, Кристина чуть не сбила с ног:
— Багратов, мой отец, звонил — надо убираться! — и она живо хлопнула дверью. — Пожалуйста, быстрее!
Как же я устал! Нарочито равнодушно отвернулся и не спеша вернулся в свое кресло.
— Ты оглох? — охрип ее голос. Она подскочила ко мне и растерянно застыла в паре шагов. — Думаешь, я шучу?
— Я не боюсь твоего отца, — поднял на нее глаза.
— Ты тут один, а…
— Он приедет вызволять тебя с целой сворой? — перебил раздраженно. — А ты чего так пугаешься?
— Потому что ты не дашь мне тогда шанса не подпустить тебя к нему. Некому будет.
— Что он тебе сказал? — повернул я голову чуть вбок, «оживая» внутри. Она снова здесь, будто магнитом ее притянуло, и мы опять грыземся — красота!
— Что знает, кто ты такой.
А Куваев времени даром не терял… Значит, знает, кто я и что ничего хорошего его дочери не сделаю. По себе, ублюдок, меряет?
— Наверное, хочет нам Оскар вручить за сценку в его кухне, — усмехнулся я. А сам предвкушал, как буду разбивать лицо урода о стол, благо, он тут крепкий. Аж руки зачесались.
Кристина, наверное, прочитала недоброе на моем лице, потому что снова заскулила:
— Багратов, пожалуйста, побежали! Тебе не понравится, если он успеет сюда раньше, чем я тебя спрячу!
— Ты меня спрячешь?! — веселился уже откровенно. — Знаешь, хорошо, что меня в России никто не знает. Оборжалась бы вся братва…
— Скоро будет плакать! — не теряла она надежды меня уговорить.
Хороший повод оставить ее в покое — разнесу сейчас к чертям весь энтузиазм Куваева, выплесну всю гниль разом и забуду, как страшный сон.
— Что ты хочешь? — Стройный ряд картинок перед взглядом мигнул и погас. Я моргнул и с трудом сфокусировался на лице девчонки. Та, оказывается, опустилась у меня в ногах, готовая … что, умолять?
— В смысле? — сдвинул я брови к переносице.
— Пойдем со мной, я боюсь крови…
Я прыснул:
— Вспомню кровавые времена, — понизил голос, нагоняя страху, и девчонка шумно сглотнула. — Как отрывал уши руками…
— Прекрати, у тебя же пивоварня в Италии, — вздернула она бровь.
— Трупами удобряю виноградники, Кристина…
— Ты что, воюешь с крестными отцами?
— Уже нет.
— Ты невозможный!
— Что ты там предлагала мне за то, что я сбегу? — скалился довольно.
— Что ты хочешь?! — взвыла она.
— Даже и не знаю… Ты уже сегодня готова была передо мной раздеться… что с тебя еще взять?
— Хрен тебе! — зарычала она. — Подыхай, мне то что! Я пну еще твой холодный труп! Пять раз!
— Привлекут за соучастие, тут везде камеры.
— Думаешь, тебя прибьют тут? — устало вздохнула она. — Массаж ног хочешь?
— Ого… от него иногда кончают, если удачно сделать…
— Я отвернусь, — рычала она.
— Может быть… с нероли?
— Где я тебе возьму нероли?!
— Я же взял.
— Тогда у тебя займу!
Вечер становился все интереснее.
— Так он что, совсем близко? — уточнил деловым тоном.
Я все не мог понять, чего хочу. Еще утром я точно знал — мне надо сделать больнее ему. Теперь хотелось привычно сжать пальцы на холодном стволе и навести на дверь, чтобы все проблемы, которые решат помешать мне лечь спать, упокоились на пороге.
Кристина выхватила телефон и уже через несколько секунд начала стремительно бледнеть:
— Он тут уже, — затравленно выдохнула она.
— Иди сюда! — дернул ее к себе так, что мобильник выпал из ее рук. Теперь за края ее футболки ухватился сам. Борьба была недолгой — Кристина забыла, что собиралась снять ее сама еще час назад, и принялась громко возмущаться: — Если твой старик ворвется и увидит эту сценку, пристрелит меня на месте!
Шутки кончились. Для того чтобы отыграть так, как задумал, надо поторопиться. Кристина замерла в моих руках, и я уже беспрепятственно сорвал с нее футболку. Девчонка вздрогнула, обнимая себя руками, а я принялся за ее джинсы. Сам разделся за пятнадцать секунд до боксеров и подхватил ее на руки.
— Ч-что ты делаешь? — выдавила она сдавленно.
Я не стал отвечать, отнес в спальню, швырнул ее в кровать и оглянулся — как раз отсюда все хорошо просматривается от входа. В гостиной горел торшер, запах еды надежно пропитал все атмосферой романтического ужина, который логично плавно перетек в секс. Думаю, купится.
В дверь загрохотали как раз в тот момент, когда я усадил Кристину на себя и отбросил в сторону лифчик.
— Н-не трогай меня р-руками, — выдохнула она, крупно дрожа и закрываясь. Захотелось надавать горе-актрисе по щекам, но я рывком запустил пальцы в ее волосы на затылке и дернул к себе как раз в тот момент, когда дверь отлетела к стене.
Никого еще не целовал с такой злостью. Она вскинула руки, падая мне на грудь, и теперь ее твердые соски будоражили, потираясь о кожу. Видимо, в башке дурочки щелкнуло что-то здравое, потому что ответила она неожиданно жарко и профессионально, будто шагающий к спальне Куваев рассмотрит все в подробностях. И также профессионально вскрикнула, когда в гостиной вспыхнул свет, являя нам злого взъерошенного посетителя.
— Папа! — подскочила Кристина, что удивительно, натягивая одеяло на нас, а не стараясь соскочить с кровати.
Я сощурился на яркий свет, прижимая к себе девчонку сильнее:
— Какого хрена?! — рыкнул так, что Кристина вздрогнула.
— Оделись и на выход, — рявкнул Куваев, неприязненно морщась. От приветливого хозяина дома и следа не осталось, но так даже лучше. Он закрыл с хлопком двери, и Кристина тут же попыталась выбраться, но я не позволил. Уложил девушку на лопатки и придавил собой:
Кристина запорхала по спальне, собирая и натягивая одежду, я же не собирался выполнять приказы этой шавки — открыл рывком двери и вышел в гостиную в трусах. Надо отдать должное — Куваев был один. Сидел в кресле в пальто и только взгляд поднял, когда я вошел. Кристина вылетела следом, но рта раскрыть не успела.
— Я не буду спрашивать дважды, — процедила эта гнида. — Что тебе нужно?
Язык чесался сказать правду — раздавить тебя, тварь бешеная. Но Кристина схватила меня за руку, прижимаясь всем телом, и я тяжело сглотнул:
— Она.
— Хочешь, чтобы я поверил в это?
— А ты пораскинь мозгами, — надоел мне его наглый тон. — Хотел бы достать тебя — давно бы достал!
— Нехилое совпадение, — поднялся Куваев. — Может, не можешь?
— А это не совпадение, — даже не моргнул я. Что мне этот тюнингованый авторитет девяностых? И не таких ставил на колени к стенке. — И ты не представляешь, как я сдерживаюсь, чтобы ты буквы забыл, из которых сложил этот вопрос. Думаешь, я пришел на тебя посмотреть просто так? Или ты еще недостаточно разнюхал?
Рамиль сжал зубы. У таких, как он, чуйка на реальные проблемы — идиотом он не был.
— Зато ты разнюхал достаточно. — Это был не вопрос.
— Хватит тебе на пару жизней, чтобы разгрести. ОАО «Белый мост», «Северный путь»… И держит тебя сейчас только она, — я кивнул на Кристину, не солгав ни капли.
Это все были предприятия, через которые Куваев проводил свои махинации с госзаказами на поставку оборудования. Там даже не миллионы крали…
— Ты же понимаешь, что я всего лишь верхушка айсберга — потянешь опасных врагов.
Все это было понятно — делился «по-честному». Даже предположить, какой там откат, страшно.
— Тебя сбросят, как эту самую верхушку, Рамиль. С норвежцами вы допустили массу грубых нарушений, а скандалы такого масштаба никому не нужны.
Он задумчиво подвигал челюстью:
— Берешь ее, как гарантию моей сговорчивости? — процедил недобро.
— Мне не нужна никакая гарантия, — огрызнулся я. — Одно мое слово — и тебя не станет. Я не приезжаю в Россию просто так, Рамиль, ненавижу эту страну и этот город… Ты удостоился чести.
— Отпусти ее и поговорим. Что ты хочешь?
Боже, дай мне сил не рассмеяться! Купить он меня хочет?
— Я хочу ее. — Уже можно было наслаждаться. Даже не думал, что так быстро у нас все с Кристиной получится. — Пока что. А там посмотрим.
— Папа, о чем вы? — сориентировалась Кристина в своей партии. Отлепилась от меня и попятилась, не спуская с меня взгляда: — Ты правда хотел ему навредить? Кто ты такой?
Умница. Иначе бы снова пришли в тупик — слишком очевидно, какого рода убеждениями Кристина могла заниматься в моей постели.
— Я давний знакомый твоего отца, — перевел на нее взгляд. Только бы не заржать. В театральный пойти, что ли? — Приехал посмотреть, как поживает, с тобой познакомился…
— Чтобы ближе подобраться?
— Мне не нужно для этого знакомиться с тобой, — разозлился не на шутку. — Просто было любопытно. И все. Дальше ты знаешь сама. Я тебе не врал.
И я правда не врал. С нашей первой встречи сказал ей, как ненавижу ее отца и как мечтаю огорчить. Дело продвигалось отлично — Рамиль стоял бледный, как мел.
— Крис, поехали домой, — глухо позвал он.
— Нет, пап, нам со Славой надо поговорить.
— Я не оставлю тебя с ним…
— У нас все далеко зашло, пап! Ты же видишь! — вскричала она. — Ты видел! — она обняла себя руками так уязвимо, что я не выдержал — дернул ее в свои руки и прижал к груди.
Видимо, сделал что-то настолько впечатляющее, что ублюдок раскрыл глаза изумленно. Ну как если бы увидел на спине Кристины крылья. Привычная дрожь прошла по ее телу, на спину легли ее взмокшие ладони…
— Пап, уезжай, — выдохнула прерывисто в мою грудь. — Я… люблю его. И не могу уехать.
Стоило снова отдать Рамилю должное — не орал, не хватал Кристину за руки и не утаскивал из номера. Просто прикрыл глаза на мгновение, стойко принимая удар, будто выстрел, и молча вышел. Кристина собралась последовать его примеру, но я не позволил:
— Не выходи. — Она обернулась с вопросом во взгляде. — Он поставит в коридоре кого-то своего, чтобы присматривать. Я бы так сделал… Он тебя не оставит. — Кристина замерла растерянно, дыша все тяжелее. — Успокойся, я пойду в бар, сможешь побыть тут одна — это будет логично. Будто мы поговорили быстро и на повышенных тонах, и я психанул и пошел накидываться.
Я натянул брюки, потом, морщась, взялся за рубашку. Когда, мать его, этот день уже кончится?
— У меня там вещи.
— Я решу этот вопрос. Но показывать, что у нас два разных номера, нельзя.
Я вышел. Мне не нужно за ней смотреть, я даже был бы «за», вытащи ее Куваев за волосы из номера и перекинь через плечо. Как же все это было непривычно — драмы, эмоции, чувства... Нахрена оно мне? Сидел бы в Европе, оттуда отослал кино с его дочерью в главной роли, и плевать, как он поведет себя. Я знал — ему будет хреново. Но мне не был нужен билет в первом ряду. А теперь я имел сомнительное удовольствие лично участвовать в драме.
Ругнулся с чувством и зашагал по пружинившему коврику к лифтам.
***
Не знаю, когда он пришел. Я приняла ванную и вроде только донесла голову до подушки, а когда подскочила, за окном уже разливалась грязно-голубая утренняя пастель. Слава спал на диване в гостиной — добыл где-то комплект постельного и выглядел так, будто спит тут не вынужденно, а вполне себе комфортно — руки за головой, голова запрокинута… только одеяло на полу. Пришлось отвлекаться на гадости в духе детдома, потому что взгляд залипал на его теле. Хорошо, хоть спал он в трусах.
— Что ты так пялишься? — хриплый голос прозвучал так неожиданно, что я вытянулась по струнке, как перед дежурным в детстве. Чертовы рефлексы не вытравить. — Не знаешь, что со спящим мужиком по утрам делать?
— Я как раз выбираю между кремом для депиляции и тазиком холодной воды…
— Бездарность… Аспирина принести и минералки.
— Вот еще!
Я уже собиралась пройти мимо, когда он хрипло застонал:
— Кристина, будь человеком…
Внутри все вспыхнуло от гнева:
— Это ты меня просишь?! Ты, которому плевать на чужую жизнь?!
— Рот закрой! — рявкнул он со злостью, рывком усаживаясь на диване. — Я тебя не держу — вали на все четыре. Да что там… — он поднялся, в два шага оказался рядом и схватил за руку, — пошла отсюда!
— Пусти! — взвизгнула я.
— Сейчас, — потащил меня к двери, — выпущу!
— Слава, прекрати!
— Для тебя я никакой не Слава, спектакль кончился! Мстислав Сергеевич!
— Хорошо-хорошо! — растопырилась я перед входом, не давая ему дотянуться до ручки. — Мстислав Сергеевич, прекратите!
Он вдруг обхватил меня за шею и потянул к себе так, что я встала на носочки. Но расслышала его не сразу:
— Еще раз откроешь рот с какой-нибудь проповедью… — рычал в ухо.
А я чувствовала, как все внутри снова холодеет. И это было плохо.
— Не открою… — прохрипела я и задергалась. — Отпусти! — Но он будто не слышал, наслаждаясь тем, как по моему телу волнами прошла сначала волна озноба, а потом крупной дрожи: — Пожалуйста… пусти…
Он рывком развернул меня к себе и обхватил лицо ладонями:
— Кристина…
У меня двоилось перед глазами. Голос мужчины доносился откуда-то издалека, тело будто растворялось в воздухе, и привычно казалось, что я умираю:
— Слава… — ноги подкосились. Я скользнула мокрыми ладонями по его плечам, не в силах удержаться.
Но вместо того чтобы последовать моей просьбе, он подхватил меня на руки и куда-то потащил, а вскоре на голову обрушился целый шквал режущих кожу ледяных гвоздей, и я заорала.
— Кристина!
Лицо обожгла пощечина, потом еще одна. Ледяные гвозди сменились теплыми каплями, и я моргнула, хватая ртом воздух. Мы стояли с Багратовым в душе, он все еще держал меня в руках, задрав лицо за волосы к душевой лейке, и я хватала ртом воздух, чтобы не захлебнуться. Джинсы и футболка быстро набухли и неприятно облепили тело. То ли это отвлекло, то ли один страх вытеснил другой, но сознание действительно прояснилось.
— Пусти меня, — дернула головой. — Я в норме.
— Что за припадки? — зарычал он мне в лицо, ударяя по кнопке крана. — У тебя эпилепсия, что ли?!
— У меня нервное перенапряжение, которое организовал ты! — крикнула в ответ.
— Блять! — он толкнул меня к стенке кабины, а сам вышел, схватив на ходу полотенце.
Ну все. Сейчас позвонит отцу и прикажет забирать ему свою припадочную дочь. Я с трудом выпрямилась и принялась сдирать с себя мокрые вещи. Хорошо, в чемодане было что надеть. Мысли лихорадочно метались, но лимит истерик на сегодня я уже превысила. Если господин, мать его, Багратов еще не разорвал наш договор, надо быть паинькой.
С ума сойти — собираюсь уговорить его угробить мою жизнь!
Когда вышла из душа в халате, готовилась к худшему — пустому номеру и открытой настежь двери. Но истеричкой Багратов не был. В гостиной был накрыт завтрак, витал умиротворяющий запах кофе и выпечки. Мстислав сидел на диване в одних джинсах с ноутбуком на коленях и чашкой в руке. Значит, уходить не собирался. На меня даже не обратил внимания, как показалось. Поэтому суровое «Пришла в себя?» стало неожиданностью.
— Да, спасибо, ты не оставил мне шанса, — сорвалось с языка быстрее, чем успела подумать.
Он поднял на меня суровый взгляд:
— И что это за нервный припадок такой?
— Ты думаешь, у одного тебя было тяжелое детство?
— Расскажи, — вдруг попросил он.
Я замерла посередине номера, пока он не указал на место рядом с собой на диване. Хороший же знак, значит, наши договоренности в силе. Но от противоречий и нервов начинала болеть голова.
— Я жертва насилия, Мстислав… прости, забыла отчество…
— Что? — нахмурился он.
— Отчество за…
— Да к черту отчество, — перебил он меня, откладывая ноут на диван. — Говори.
— Мне было пятнадцать, когда урод-охранник в детдоме положил на меня глаз, правда, едва этот глаз не оставил мне на память… — Я нервно хихикнула и потянулась к кофе. — Но и мне теперь нехорошо, как видишь. — Я перевела на него взгляд и поспешила объяснить: — Ты просто очень похоже меня схватил. Когда такое происходит, мне становится плохо.
Не говорить же ему, что я вообще не переношу прикосновений чужих людей? То, что ему все сходят с рук — удивительно. Даже любопытно. Потому что тому же Роме, который старался изо всех сил, не сошло.
_____________________________
Любимые, в группе ВК для вас каждый день рисует коллажи Ольга Гаранина - заходите, подписывайтесь (ссылка в аннотации).
Обещаю, спама нет:)
Есть утренний пост, под которым примерно раз в месяц вы неожиданно сможете получить подарок от автора на выбор (это для тех, кто расстраивается, что не может приобрести подписки) :) И есть Олин коллаж на одну из моих книг:)
Всех ждем!
Я вдруг обнаружила, что совершенно спокойно вспомнила о Роме, без прежнего отзывчивого нытья за грудиной. А Багратов буравил меня тяжелым взглядом так, что стало страшно, что он там себе надумал. Я потянулась к булочке, когда он заговорил:
— Тебе стоило рассказать раньше. — Голос его охрип. — Я мог натворить непоправимого…
— Нет тут ничего непоправимого, — пожала плечами, — просто неприятно, да и ты… — я осторожно глянула на него, — растерялся…
— А что в таких случаях надо делать?
— Ну, душ, кстати, я раньше не пробовала, — я нервно рассмеялась. Он слабо улыбнулся, продолжая следить за мной своими черными глазами. — Давно не было…
— Довел я тебя, — усмехнулся он невесело.
— Что-то типа того, — кивнула настороженно. Спросить прямо, все ли в силе, боялась. Вдруг он еще колеблется? Не каждый мужчина может выдержать такой перфоманс от женщины, а тем более той, которая ему нахрен не нужна.
Хотя то, что сейчас происходило, я вообще не могла понять. Ему не все равно? Еще вчера он хладнокровно и со вкусом рушил наши с отцом жизни, а теперь так смотрит, будто правда переживает. А он может переживать?
С языка рвались колкости, раненное самолюбие требовало возмездия, но все это от безвыходности.
— Через два часа выезжаем в аэропорт. Тебе есть во что переодеться? — сухо поинтересовался он.
— Я же собрала чемодан, — зыркнула на него поверх булочки.
Он промолчал.
Не сказал ни слова и в следующие два часа, пока я собиралась. Мокрые вещи не имели шанса просохнуть, поэтому я завернула их в пакет, а сама оделась в темные обтягивающие джинсы и горчичный свитер крупной вязки. Он еще пах нижними нотами моих прежних духов, поэтому я его не носила последний месяц, но ничего другого из теплого у меня не было. Порадовавшись, что прихватила косметику, по максимуму использовала ее содержимое. Мне в принципе ничего не шло, кроме черных стрелок и густых ресниц, и я рада была отвлечься хоть на какое-то занятие, лишь бы не думать.
Отец не писал и не звонил. Пока что… Но, думаю, Слава был прав, и за нами кто-то приглядывал. Стоило выйти из номера и спустится в холл, мой мобильный ожил:
— Кристина, ты решила все же улететь с ним?
— Пап, привет, — я прикрыла трубку ладонью от пронизывающего ветра со снегом на улице. Слава как раз укладывал наши чемоданы в багажник такси. — Да, улетаю…
— Кристина, не верь ему, ты же слышала, его цель — ударить меня побольнее.
Это точно.
— Пап, любовь слепа…
А еще зла.
— Кристин, ну в самом деле, когда ты в него успела влюбиться?! — не выдержал он.
— Пап, когда он терпел мои припадки! — повысила голос следом, забыв, что Слава вообще-то рядом и может меня слышать. — Ты вчера видел — у нас все получается! Я ему небезразлична!
Отец помолчал какое-то время.
— Не пропадай. Напиши, как долетите и как устроишься… — услышала, будто глухое эхо.
— Хорошо.
Я отбила звонок и обернулась. Слава стоял у открытой задней двери и терпеливо ждал:
— Сдашь мне мобильник, как прилетим, — приказал холодно, когда шагнула к двери. — Мне ни к чему его слежка.
Вот и все.
Москва за окном равнодушно посыпала улицы крупой, как соль на рану, а я пялилась на нее, пытаясь осознать, что это со мной происходит на самом деле. Будто все это — кино, а я и правда играю главную роль в сложной психологической драме, и конец у нее далеко не счастливый. Багратов играл свою роль безупречно — от вчерашних противоречий не осталось и следа. Он, в отличие от меня, на Москву не смотрел — читал что-то на планшете.
— Что читаешь?
Стояние в пробке осточертело. Я тоже пробовала читать блог по психологии, но сегодня он мне не заходил. После срыва всегда так: когда чувствуешь себя больным насквозь, разбираться с этим нет сил, хочется отвлечься и пережить.
— Прогнозы урожая винограда, — мрачно ответил он, не отрываясь.
— Так интересно?
— Интересно, под какой сорт понадобится больше удобрений в этом году…
— У тебя правда есть винодельня? — проигнорировала намек.
— Есть. Я люблю делать вино.
— Сам?
— Да. Меня это отвлекает. — Значит, отвлечься сейчас хотелось не только мне. — Кристина, что-то не сходится в твоей лжи, — вдруг поднял он глаза и повернулся ко мне, а мне резко захотелось выпрыгнуть из машины прямо на ходу. — Тебя не каждый мужик может так схватить, как я утром — это еще довести надо.
— Не каждый мужик является врагом моего отца, — даже не моргнула я.
— Он трясся за тебя еще до того, как узнал, кто я.
— Он говорил тебе, что со мной нужно по-особенному, только и всего. — Я взвесила аргумент на убедительность и решила добавить: — У нас много времени ушло на реабилитацию, пока я вообще научилась общаться с людьми, находиться просто в толпе, потом на виду перед камерами и в соцсетях. То, что для многих обычное дело, у меня заняло годы.
Он смотрел на меня долго.
— Это насилие, — нахмурился, — этот охранник… он…
Кажется, для нас обоих стало сюрпризом, что Слава не может закончить мысль. Я сжалилась:
— Нет, он не успел.
Не сдержал расслабленного выдоха и прикрыл глаза, а я смотрела на него внимательно, и пыталась убедить себя, что просто чувствую восторг от находки — у него мягкая сердцевина.
Не знала точно, сколько там ее, но она есть. И это, скорее всего, шанс. И меня совсем не трогало, что этот подонок может чувствовать — я должна это использовать.
Превращать слабости в силу учит не только жизнь, но и соцсети. Если бы Багратов копнул глубже, давно узнал бы обо мне подробнее — я использовала этот свой печальный опыт, чтобы выделиться из толпы, а такие истории запоминают лучше. И это не было особенным секретом. Настоящим секретом было то, что меня вообще никто не должен трогать. Об этом знал только очень узкий круг людей, в том числе режиссеры, с которыми я работала. Там, где обычные актеры отыгрывают сами, меня снимали так, что прикосновения на камеру демонстрировали дублеры. На некоторых съемках это сильно сокращало мой гонорар, но кто-то брал эти расходы на себя — в новой картине так и должно было быть. Стоило себе об этом напомнить, и разговаривать перехотелось. Багратов был солидарен.
До аэропорта мы доехали молча. Уже перед контролем он вручил мне паспорт, и только тут я опомнилась, что не отдавала ему свой «загран» — времени не было, да он и не напоминал. В новом паспорте у меня была новая фамилия и шенгенская виза. Я уставилась на новый документ:
— Как ты быстро…
— Пошли. — Но я не сдвинулась с места, и Славе пришлось вернуться: — Куваева, ты передумала?
— Мстислав, вы гоните… в смысле, коней. Дайте вдохнуть.
Подняла взгляд на раздраженного мужчину. В черном пальто, черном костюме и с черными глазами он меньше всего походил на того, кто позволил бы вдохнуть. Скорее, выдохнуть в последний раз.
— Куваева, ты меня бесишь, — вдруг заявил привычным тоном.
— Зато неравнодушен, — ляпнула глупое.
— Для тебя лучше, чтобы я был равнодушен.
— А я уже как раз вдохнула, — закивала часто. — Кристина Фойгель — ничего так звучит… Сам придумал?
— Я снова становлюсь неравнодушен, — прорычал он, хватая меня под руку. — И прекрати скакать с «вы» на «ты».
— Я уже просто запуталась в наших ролях, — бежала за ним к пропускному пункту. — Ты то мой мужчина, то Мстислав Какойтович…
— Я думал, у актрис хорошая память, — и он подтолкнул меня к детекторам металла.
— Она хорошая, потому что я не запоминаю то, что ненужно, — ворчала, забирая свои вещи из пластиковой коробки.
— Я Мстислав Сергеевич, — смотрел он на меня зло в упор.
Я только сейчас заметила, что его не досматривали на контроле. Он клал какой-то пропуск на стол и проходил. А потом буравил меня взглядом, пока я вдевала пояс в петли джинсов и распихивала мелочи по карманам. Уже в зале вылета усадил меня перед терминалом, а сам куда-то ушел, но вскоре вернулся с двумя стаканчиками с кофе и бутылочками воды:
— У меня вечный сушняк в самолете, — уселся рядом. — Держи.
— Спасибо, — протянула я руку к кофе, не спуская с него взгляда. — Ты заботливый, Мстислав Сергеевич. — Дождалась, пока он посмотрит на меня. — И не такой, каким хочешь казаться.
Он снова долго смотрел на меня в своей напрягающей манере, прежде чем наклониться ближе:
— Ты ошибаешься, Кристина, — заговорил, глядя в глаза. — Я — последняя сволочь. И разрушил не одну жизнь, чтобы подняться из того дерьма, в котором мы с братом оказались благодаря Рамилю Куваеву. Поэтому не обольщайся на мой счет. Я забочусь о качестве тех проблем, которые собираюсь доставить твоему отцу, раз у тебя самой мозг не дает заднюю…
— Да, он у меня молодец. — Я упрямо сжала губы.
— Я бы поспорил.
— И это удивительно, ты вряд ли привык спорить, скорее, молча делать по-своему.
— Не надо меня изучать. — А вот искорки во взгляде говорили обратное — надо. Он очень этого хочет.
— Мне скучно.
— Ах, тебе скучно… — Его тон мне не понравился. — Давай повеселимся.
Неуловимым движением Багратов выдернул мобильный из моей руки и, не успела я среагировать, прижал меня к себе. Заработала передняя камера, и вскоре на дисплее появилось мое с ним фото. Когда он успел поцеловать меня в висок — даже не заметила. Наверное, шокированная нервная система уже даже не фиксировала нарушение моих границ, встречая каждое мучительным «Проезжай».
— Выкладывай в Инстаграмм, — приказал он. — А то народ переполошится, когда появятся статейки о твоем отказе от съемок…
Как я сдержалась, чтобы не запустить в него мобильником — не знаю, но смысл дошел, хоть и с опозданием:
— Статейки?
— Конечно. Поэтому тебе нужна легенда. Проще всего, если она совпадет с враньем твоему отцу, — холодно чеканил он. — Он купится на то, что ты ради мужика отказалась от съемки?
— Ради такого, как ты — конечно! — прорычала и отвернулась, пытаясь взять себя в руки.
Раздражало то, что и сарказм не удался. Отец да, купится, потому что я и правда бы побежала за тем, кто вытерпит мои припадки.
— Отлично, — послышалось равнодушное. — Выкладывай фото.
— Не указывай мне, что делать! — огрызнулась и поднесла стаканчик с кофе к губам. — Я сама разберусь.
— Кристина, мне этот детский сад нахер не дался, но я держу слово и даю тебе возможность спасти бизнес Рамиля. — Злой голос не дал шанса игнорировать его источник. Я медленно повернула голову, чтобы напороться на режущий, под стать словам, взгляд. — Я больше не буду об этом напоминать.
В этот момент на рейс до Лиссабона объявили посадку.
— У тебя максимум двадцать минут, — постановил Мстислав и поднялся, подхватывая свой кейс и пальто.
Пожалуй, убедил, Багратов, ты — полное дерьмо! В момент, когда последний шаг отделял меня от новой жизни, стало по-настоящему страшно. Чтобы не сбежать, я замуровалась на первом от окна сиденье в бизнес-классе и полезла в Инстаграмм.
«Бывает так, что вся жизнь меняется всего лишь за день, и приходится делать сложный выбор… Хочется верить, что этот выбор будет правильным. Ваша К.К.». И приложила наше черно-белое фото. Мои широко распахнутые глаза, его жесткие пальцы на моем подбородке и касание губ к виску — все это вообще не сочеталось и выглядело дико. И по телу запоздалой волной прошла дрожь, будто оно спохватилось, что нужно среагировать.
В салоне стояла предполетная суета — резкий стук сумок о полки, заевшее «Добрый вечер, проходите, ваше место…», плач детей и разномастный говор. Позади уселся англичанин, слева — пара немцев…
— Ты, кстати, говоришь по-английски? — вдруг наклонился ко мне Слава, и я впервые уловила запах нижней ноты его парфюма, густо замешанной на естественном запахе мужчины. Наверное, оставшейся еще со вчерашнего дня.
— Угу, — сглотнула, едва не облизавшись — так загорчило на языке. Приятно, смесью кофе и цедры грейпфрута… черт!
— Хорошо говоришь?
— Свободно, — прокашлялась. — Я практиковалась в Штатах и играла в постановке Шекспира в оригинале перед местными профессорами.
Его брови на секунду удивленно взметнулись, хотя я не ставила цели его поразить. Ну разве что каким-нибудь тупым предметом в сердце — это да.
— Отлично, потому что вся работа будет на английском.
— Мстислав Сергеич, — усмехнулась зло, — хороший вы агент — ничего не знаете обо мне. А если бы я не знала английского?
— В том жанре, — усмехнулся он дьявольски, — не обязательно разговаривать…
Меня просто до краев наполнило отвращением к этому мерзавцу. Зря я сказала ему, что он не такой, каким хочет казаться. Теперь он наизнанку выворачивался, пытаясь это опровергнуть. Да и пытался ли?
Картинку за окном корежило от бившего в иллюминатор мокрого снега. Где-то внизу копошились с техникой люди, а я думала, как, должно быть, жалко это все — мои попытки найти тепло там, где его нет. Черт возьми, я же не ищу уже давно, что это тогда за издевательство? На, Кристина, посмотри внимательно — верить в этом мире никому нельзя? Все — обман? Как эта жалкая картинка на стекле, залитая то красным, то синим цветом от огней обслуживающего транспорта, и ни черта не напоминавшая реальный мир.
— Держи, — хмуро приказал Слава и протянул мне бокал. — Белое полусладкое.
— И как ты его оцениваешь? Ты же винодел…
— Я не делаю белого вина, и не люблю его.
— Почему? Что с ним не так? — Я злилась. Заводила разговоры, чтобы найти зацепку и дернуть его. — Может, тебе просто не по зубам?
Он бросил на меня внимательный взгляд:
— Может быть. С ним сложнее. Я один раз выкинул кучу сырья и больше не пробовал. Это неплохое должно быть. Вернее, это самое лучше, что смогли доставить…
Ну вот зачем он это говорит? Как может человек сочетать в себе равнодушие и такое… внимание? Или это его кредо по жизни — все идеально, иначе не вписывается в картинку мира? А ко мне вообще не имеет отношения?
— Зачем ты это делаешь? — заводилась я.
— Что именно?
— Ты заказал бутылку белого вина, потому что видел, какое доставал для меня из холодильника отец.
— Допустим.
— Ты же не хочешь мне понравиться, зачем такие сложности?
Он наклонился ниже, а когда вдруг обхватил за шею и притянул к себе, я вздрогнула:
— Куваева, замолчи, сфоткай в Инстаграмм и прекрати ковырять мне мозг, — зарычал хрипло на ухо.
— Шею отпусти — тут нет душа, — с трудом сглотнула я.
Парочка немцев уже с интересом бросали на нас взгляды.
— Я что-нибудь еще придумаю, — но руку убрал. — Пей. Молча.
— Не хочу вина, — поставила бокал на столик.
Я не собираюсь вписываться в это его уродское совершенство.
— Кристина, я, наверное, внесу правки в наш договор, в соответствии с которыми ты должна будешь брать еду из моих рук со словами «Да, мой господин». — Начал вкрадчиво Багратов. — Ты снова забываешь, что я тебе нужен, не ты мне.
— Да вы извращенец, «мой господин»… — проигнорировала вторую часть фразы.
— Ты рискуешь увидеть мои извращения в полный рост.
— Я просто не хочу пить.
— Хочешь. День был тяжелым, легче не станет. Давай сделаем перерыв и расслабимся. И я не имею в виду ничего непристойного. Я просто заказал для тебя бутылку отличного белого вина. Есть хочешь?
И устроил мне проверку взглядом.
— А ты как хочешь? Я должна сейчас хотеть есть, мой господин? — процедила.
— Думаю, да, я бы не отказался, чтобы ты заняла свой рот. — И снова дьявольская улыбка вместо точки.
— Как скажешь, мой господин.
— Не переигрывай, — издевался. — Одного раза достаточно.
Я схватила бокал и сделала большой глоток.
***
Я не отпущу ее.
Смотрел на нее, пугал контрактом и угрожал, что она мне не нужна, но все вранье. Меня аж трясло всего от желания то надавать ей по щекам, то по заднице, то вцепиться в ее челюсть пальцами и задушить поцелуем, чтобы заткнулась, наконец. Как же давно меня не выводили из себя так качественно! И мне нравилось, как накапливалась внутри взрывчатка, как смешивались ее компоненты и впрыскивались в кровь. Когда она рванет, страшно представить, что я сделаю с этой девчонкой. Но то, что сделаю — не сомневался. Не буду больше хватать за горло — не самая большая потеря, переживу. Вариантов много, а фантазия у меня хорошая.
К счастью, Кристина перестала продолжать начинять меня тротилом. Вино явно пошло на пользу — откинулась на спинку кресла и замоталась в плед, осоловело поглядывая то в окно, то на стюардесс. Стоило самолету набрать высоту, заказал ей еду. Когда принесли салат с креветками, я демонстративно отставил его на свой столик, сходил вымыл руки и вернулся к ней с довольной физиономией — сама же хотела повоевать? А она, как по сценарию, даже не притронулась к еде, давая мне карт-бланш.
— Сюда иди, — скомандовал сурово и взял особенно сочную теплую креветку, завернул в лист салата, — рот открывай.
— Перегибаешь, Багратов.
Может быть.
— Надо же тебя наказать, а то так и будешь думать, что со мной все можно… Рот открывай, я сказал.
— Креветки, — констатировала она.
— Жаль из-за гула двигателя не услышу, как ты чавкаешь, — и я ткнул креветкой в ее плотно сжатые губы. — Открывай… Она вкусная.
Дрессировка сдвинулась с мертвой точки — Кристина разомкнула губы и позволила пропихнуть ей в рот креветку. Вот что здесь было эротичного? Злая девчонка, сдвинутые брови, гневно раздутые ноздри… но когда она поддалась, дыхание сбилось. Я даже сжал зубы, но отвести взгляд от ее рта не мог. А она еще и облизнулась… нет, не издеваясь, просто слизнула каплю сока с губы, но в этот момент я тяжело сглотнул.
— Давай дальше, — скомандовала она и провела по зубам языком, а я поставил себе мысленную галочку провести своим языком по ее зубам. Когда придет время.
— Дальше сама, — я потянулся за влажной салфеткой, потому что желание облизать не только ее губы, но и свои пальцы, било по нервам.
— А еще вина можно?
Нет, она меня до удара доведет сегодня.
— Ты уверена? — скосил на нее взгляд.
— Да, — и она медленно моргнула, давая понять, что уже захмелела.
Еще бы — завтракали мы в девять, а сейчас уже пятый час. И первый бокал был на голодный желудок. Но отказывать ей не стал, тем более видел — расслабленно смакует креветки, блаженно вздыхая. Пусть выдохнет. Да и мне не мешало бы.
Стоило Кристине затихнуть в кресле, в голову полезли другие мысли…
В Лиссабоне могли возникнуть проблемы. Мне, по-хорошему, нельзя там появляться. А с другой стороны, чувствовал себя, как кот, которого оттащили от обидчика в последнюю минуту — хотелось набить морду хоть кому-то. И такой шанс у меня точно будет.
***
Разница во времени — своеобразная штука. Тебе вроде бы и вернули три часа жизни, а изменить все равно ничего невозможно. Я пришибленно плелась за Славой по территории аэропорта к такси, скорее, на звук дребезжащих колесиков моего чемодана у него в руке. Потому что поднять глаза было стыдно…
Проснулась я в его руках. Вот как меня угораздило оказаться чуть ли не на его коленях, если засыпала лбом в иллюминатор?! И опять — он же касался меня! Перебирал волосы и гладил лицо, чем, собственно, и разбудил, когда уже салон самолета опустел. А системы оповещения промолчали.
Наверное, вымотала я и их — забили на обязанности. Ну и прекрасно, может, попустит.
— Привет… — Я вскинула голову и чуть не врезалась в спину Славы. Он стоял у дороги с мобильником у уха. — Скоро будем… I said we’ll be in fifteen minutes! (1)— усмехнулся. — Why do you always try to speak to me the language you can’t speak? (2) — Он послушал, откровенно улыбаясь, ответ. — Жди!
Декорации сменились. Теперь мне в глаза не заглядывала унылая Москва. Лиссабон даже ночью, наверное, не спутать ни с одним европейским городом. Никакой длинной дороги до города — аэропорт чуть ли не в центре, который сразу же и раскрывает сердце столицы: извилистые мощеные улочки, уходящие то вверх, то вниз, тесно прижатые друг к другу домики, маленькие магазины, до сих пор открытые — тут вечер только-только начинался. Какое-то время нашим спутником на узкой улице стал дребезжащий малюсенький трамвайчик. А после очередного спуска мы выехали на набережную.
— Ну что? — нарушил мои созерцания Слава очередным ответом на звонок. — Нет, я не буду разговаривать с тобой на английском. Потому что ты говоришь со мной сначала по-русски, вот и говори дальше… — Я неслышно усмехнулась, как мне казалось, но тут же заметила его внимательный взгляд в зеркале заднего вида. Интересно, кого это он так строил? — Не понимаю, Марика! Я тебя не понимаю, — сурово чеканил он, хотя глаза смеялись. Черт, а я бы поверила, будь на том конце трубки. И кто из нас тут актер? — Все.
_____________________
1. Я сказал, будем через 15 минут (англ.)
2. Зачем ты постоянно говоришь со мной на языке, на котором говорить не можешь? (англ.)
Пока следила за Славой в зеркале, упустила момент, когда мы оказались зажатыми между домами, но снова ненадолго. Обшарпанная бетонка вывела нас к дому за невысоким забором. Где теперь залив — сложно сказать, фонари перед калиткой не оставляли шанса понять, что находится за пределами территории.
Слава больше не делал попытки отобрать у меня чемодан — вероятно, не собирался дальше разыгрывать эту непонятную нам обоим заботу. Стоило такси уехать, дверь в воротах распахнулась, и навстречу вылетела невысокая брюнетка с волнистыми волосами:
— Я тебе сейчас врежу — не понимает он! — затараторила она на английском так, что и я с трудом разобрала. Дальше шли, вероятно, какие-то ругательства на португальском и символическое рукоприкладство — Багратов получил прямой удар в грудь, да и то только потому, что горячая женщина была даже ниже меня. — Да как ты смеешь, Фома! Как смеешь со мной так, мы же не виделись вечность! — яростно жестикулировала она, а я пыталась понять — мне послышалось? Как она его назвала?
Слава стоически пережидал агонию незнакомки, сложив руки на груди и усмехаясь. Потом вдруг сгреб в объятья и подкинул так, что та взвизгнула и разругалась еще яростней. Чувствуя себя не у дел, я полезла в мобильник, только зря. Как тот изчез из моих рук, я даже не поняла.
— Марика, это Кристина, — представил меня Слава на английском, вырубая аппарат. — Я рассказывал тебе о ней.
Интересно, что он рассказывал?
— Привет, белла, — протянула мне руку женщина.
От боевых действий ее щеки раскраснелись, копна волнистых черных волос растрепалась, делая аккуратное личико еще меньше. Лет тридцать навскидку, трудно сказать уверенно. Короткое платье не скрывало стройные ноги, но к нему не хватало каблуков, босиком оно делало ее значительно короче. От ее одеяния стало зябко — хоть в Лиссабоне апрель не такой, как в Москве, но все равно еще не лето. Я только распахнула пуховик, а она босиком бегает!
— Привет.
— Меня можно звать Рика.
— Меня — Крис.
— Супер! Ну проходите! — она напоследок толкнула Славу в бок и зашагала впереди.
За калиткой сразу начинался газон. Плитка утопала в мягкой траве и вела к двухэтажной вилле, светившейся всеми окнами и фонарями. В этот момент в небе раздался гул, и над нами низко пролетел самолет. Я проводила его взглядом.
— За это ненавижу Лиссабон, — как бы невзначай проронил Слава, обходя меня и направляясь за Марикой.
Когда дотащила чемодан до ступенек, из дома уже доносился многоголосый восторг. Я кое-как заперлась наверх и осмотрелась. С террасы открывался вид на подсвеченный бассейн в центре двора.
— Привет!
Я вздрогнула и обернулась. На меня восторженно смотрел парень с длинными светлыми патлами и с пивом в руке.
— Я Дейв, — он протянул мне руку.
Судя по акценту, англичанин.
— Крис, — быстро пожала его ладонь, прежде чем он успел сомкнуть пальцы на моей.
— Пошли к нам, — кивнул в сторону холла.
Я тяжело вздохнула и потащила чемодан следом за Дейвом — помогать мне никто не собирался. Холл плавно перетекал в гостиную, наполненную массой уютных деталей — деревянная мебель, несколько торшеров, светлый диван и кресла в тон. Разномастные пестрые подушки добавляли цвета интерьеру, но сейчас его недостаток с лихвой компенсировала толпа, что собралась у камина. Приятно пахло дымом. Слава стоял у дивана, общаясь с несколькими мужчинами, Марика наглаживала его плечо, что-то тараторя на португальском.
— Крис, проходи, — взялся ухаживать за мной Дейв, — ребята, это Крис, знакомьтесь!
Мужчины вежливо заулыбались, приветствуя на разных языках, пока Дейв буксировал меня в толпу, приобняв за талию. Я бросила растерянный взгляд на Славу, но он будто специально делал вид, что я не с ним.
Мне принялись представляться, но я не запомнила ни одного имени, едва успевая отвечать на вопросы откуда я, как долетела, буду пиво или кофе, не голодна ли... Самому старшему было лет сорок. Среднего роста и крепкого мужественного телосложения, с живописными татуировками от плеча до запястий, он располагал к себе внутренним спокойствием. Еще один молодой черноволосый брюнет с гейскими повадками все норовил схватить меня за руку, мне даже пришлось четко дать ему понять, что этого делать не стоит. У третьего незнакомца внешность была очень колоритная — дикая смесь восточной и африканской крови. Он по большей части молчал, но так загадочно улыбался, что хотелось отгородиться от него… хотя бы Славой. Но того и след простыл, как и Марики.
От неожиданного открытия стало неприятно. Хотя вокруг меня хлопотало трое мужчин, я вдруг почувствовала себя... брошенной.
Марика все тараторила и тараторила, а я старался изо всех сил не закрыть глаза совсем и с наслаждением затягивался сигаретой. Интересным стало открытие, что за вчерашний вечер я так и не выкурил ни одной, и за утро — тоже.
Мы стояли на балконе на втором этаже, Марика, как обычно, залезла на стул, чтобы смотреть мне в глаза… Мы всегда с ней так разговаривали. И ругались так же. До сих пор можно было улучшать настроение одним только воспоминанием — как горячая маленькая испанка бегает за мной по залитой солнцем гостиной со стулом…
— …И он сказал мне выметаться. Нет, ты представляешь?! — она не пыталась больше вспоминать со мной русский.
— Это он зря, — улыбнулся устало.
Силы покинули неожиданно — захотелось завалиться спать. А еще дергало нервы неясным беспокойством — я бросил Кристину там с тремя чужими мужиками. Видел, как испуганно она на них смотрит, и стоило невероятных усилий позволить Марике утащить себя из гостиной. Пришлось напомнить себе, что я ей не папочка, а враг. И надо отвыкать от ее ощущения в своих руках…
Я усмехнулся и облизал горькие губы. Перетащил в самолете ее к себе на колени я сам. А все почему? Потому что я нахожу какую-то больную извращенную прелесть в ее униженном состоянии. Сам ударил — сам пожалел. Вероятно, не справляюсь с той ролью, которую отвел для себя рядом с ней, интуитивно проигрывая один и тот же заезженный сценарий — беззащитное существо в беде, и мне его нужно спасать.
Запустился этот сценарий с младшим братом. Мне так говорил мой психолог Дан... Кажется, нам надо встретиться.
Я сам недоедал, отдавая все лучшее Сашке, потому что в голове засела страшная картина, как он блюет от картофельных очисток под дверью чьей-то квартиры. Это воспоминание определило многое в моей жизни. Тогда я стиснул зубы, забрал брата из коммуналки, где держался за память об отце, и сам сдался в детдом.
В юности собрал всех бездомных котят и собак в округе, стараясь устроить их жизнь. Теперь у меня на попечении десять ветклиник и пять приютов для животных в Риме. Но я никогда не помогал детям. Я закрыл двери в эти страшные картинки прошлого и сделал вид, что в моем мире их не существует. Не готов встретиться с таким взглядом еще хоть раз.
Наверное, поэтому история Кристины пробралась мне в подкорку. То, что она детдомовская, я узнал только на встрече с ней. Тогда мне казалось все просто — встречусь с избалованной бабками пигалицей на дорогой тачке и выжму из этого знакомства все, что мне нужно. Я хотел заставить Куваева пережить хоть что-то похожее на то, что пережил сначала отец, а потом и я. Хоть немного приблизить тварь к точке невозврата… Стало интересно — а он убивал? И ради чего это делал он? Потому что я знал точно…
— Фома, — позвала меня Марика, и я очнулся от мыслей, — что случилось?
— Я — Сла-ва, Рика, — усмехнулся. Сто раз ее уже поправлял, но эта несносная женщина умудрилась перевести мое имя на португальский…
— Слейв-а (1), — издевательски протянула она.
— Не дождешься, — хищно усмехнулся.
Ее глаза тут же отзывчиво заблестели, и даже мелькнула мысль, а не устроить ли себе одну из тех ночей, которыми она меня баловала… Даже не успел подумать, как мой взгляд погас. Марика заметила это и вздернула вопросительно бровь. Врать, что устал, не стоило. Я ее не хотел.
— Нет, прости, — не стал прятать глаза.
Она пожала плечами:
— Мне не за что тебя прощать — я тебе обязана жизнью, Сла-вва. — Любит она это вспоминать! — Не хочешь говорить, да?
— Нет.
— Что мне с Кристиной делать?
Я отвернулся, делая вид, что полез за очередной сигаретой:
— Сними с ней кино… Она известная актриса в России.
— А зачем ей такое кино?
— Не спрашивай — все сложно, — нервно чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся. — Пусть попробует непривычную роль, разовьет мастерство…
— Фома, из обычных актрис не так просто сделать актрису в моем жанре…
— Ты же профессионал, — раздраженно отмахнулся я. — Придумай что-нибудь. Что-то не сильно длинное, но яркое. На твой вкус, может, в планах есть что-то…
— У меня всегда что-то в планах, — хмурилась она. — А она что хочет?
— Хочет побыть в новом амплуа, — пожал плечами. — Она… дочь моего давнего знакомого, давно интересуется красивыми откровенными съемками, но боится. Когда узнала, что знаком с тобой, с ума сошла. Ну ты же знаешь... — Марика прожигала меня пытливым взглядом, чувствуя подвох, но ничего не говорила. А я решил себя добить: — Вроде бы этот Дейв ничего, как думаешь? Она ему понравилась, — в горле запершило от резкой затяжки, и я едва не зашелся кашлем.
— Может, и Дейв, — пожала она плечами. — Слушай, может, тебя спать уложить? Ты сам не свой…
— А Кристина? — слишком очевидно «вернулся к себе».
Она поймала мой взгляд и пытливо прищурилась, а губы дрогнули в хорошо знакомой усмешке:
— Кристину я размещу…
— Отдельно сможешь?
— Хорошо.
— Я заплачу.
— Да пошел ты, — она спрыгнула со стула и направилась к выходу, когда я окликнул ее:
— Рика, и скажи парням — Кристину нельзя хватать сзади за шею…
Все. Больше она не моя забота.
_______________
1. Марика играет словами: Slave - раб (англ.)