Вражда и любовь

Глава 2

Джеймс Мак-Киннион пустил коня шагом. Густой туман все еще цеплялся за покрытую росой землю, а сам верховинец насквозь промок, перейдя вброд две реки Эск. Он устал: сказывалась бессонная ночь и утомительная скачка по дороге, которая вела на юг, прыгая с холма на холм. К тому же пришлось делать крюк почти на две мили, чтобы найти брод на реке. Так что к утру молодой лэрд был зол как черт. А еще Джеймс не мог отмахнуться от раздиравшего душу смятения. Было что-то неправильное во всем происходящем, но он не мог понять, что именно.

Он был один: воины остались в укрытии у берега реки, под покровом утреннего тумана. Джеймс, его брат и Черный Гавейн разделились, чтобы обследовать окрестности и найти лучшее место для засады. Джеймс всегда так поступал, когда готовил вылазку, и всегда занимался этим лично – не для того, чтобы показать свою храбрость, хотя, действуя в одиночку, он рисковал быть схваченным, а потому, что лично отвечал за свой клан. Он не стал бы просить другого сделать то, что не мог бы сделать сам.

Подул легкий ветерок, туман перед всадником рассеялся, на мгновение открыв впереди узкую горную долину, заросшую лесом, и тут же вновь сгустился. Видение исчезло. Джеймс поскакал туда – после бесплодных болот и поросших вереском холмов деревья радовали глаз.

Он еще никогда не ездил так далеко на восток, в земли Фергюссона. Джеймс раньше никогда не нападал на равнинников весной. Осень – вот пора совершать налеты, когда реки пусть и широкие, но мелкие, а скот после летних пастбищ нагулял вес – самое время вывозить на рынок. Раньше он всегда переходил речку прямо напротив замка Эск – дома Дугалда Фергюссона. Но сейчас было весеннее половодье, и пересечь реку стало невозможно. Но даже такая проволочка не слишком задержала мстителей, Джеймс был уверен, что напавшие на деревню всего на час их опередили, хотя ни он, ни его воины пока не обнаружили их следов. Он не даст им времени отпраздновать свою победу.

Гнев Джеймса вступил в противоречие со здравым смыслом. Он сомневался: мудро ли он поступил, поскакав без раздумий на юг. Он отреагировал на то, что увидел, – просто не мог поступить иначе. Погибшие требовали, чтобы за них отомстили. Клочок килта подстегивал его скакать на юг. Однако всадника грызли сомнения… Он все бы отдал за то, чтобы получить больше доказательств. Этот поступок граничил с безумством. Уверен ли он в том, что делает?

Из-за недостатка доказательств его тревожил предстоящий набег. Дугалд Фергюссон не мог не знать, что в силах Джеймса стереть весь его клан с лица земли. Мак-Киннионы могли бы разбить Фергюссонов и сами, но у них благодаря удачному замужеству двух сестер Джеймса были вдобавок заключены союзы с двумя могущественными северными кланами.

В случае необходимости он мог собрать для набега полтысячи человек. Старик Дугалд не может этого не знать. Ему еще три года назад стало известно о первом союзе. О втором – заключенном сразу после смерти отца, когда Джеймс совершил свой первый (и последний) набег на земли Фергюссона в статусе нового лэрда Мак-Кинниона – он тоже знал. Дугалд никак не отомстил за это Джеймсу, хотя разбой соседей обошелся ему в двадцать голов крупного рогатого скота, семь лошадей и почти сотню овец. Дугалд понимал, что ему с Мак-Киннионами не тягаться. И Джеймс это тоже понимал.

Не было смысла продолжать эту затяжную вражду, поэтому Джеймс позволил своей тетушке Лидии думать, что она в конечном итоге убедила его положить конец этой междоусобице. Ей нравилось так думать, а Джеймс позволял ей это удовольствие. Тетушка настаивала и на том, чтобы ее племянник женился на одной из четырех дочерей Дугалда, что позволило бы навсегда покончить с враждой. Но так далеко идти он был не готов. Первый его брак закончился слишком трагически. С него хватит!

Джеймс нахмурился, представив, как отреагирует его тетушка, когда узнает, куда он отправился и зачем – его душу сжигали черные мысли о полном уничтожении клана дерзкого врага. Подобный поступок может совсем разбить ее сердце.

Лидия Мак-Киннион была не в себе с тех пор, как сорок семь лет назад началась война между Мак-Киннионами и Фергюссонами. Тетушка еще совсем юной была свидетельницей событий, ставших причиной распри, хотя так никому и не рассказала, что именно она видела и почему Найалл Фергюссон, отец Дугалда, убил деда и бабку Джеймса. Эта трагедия развязала ужасную войну, длившуюся десять лет и унесшую половину воинов из обоих кланов. Затем вражда переросла в периодические набеги, которые обычно заканчивались только угоном чужого скота. Для верховинцев это было привычным делом – промышлять кражами.

Тогда, много лет назад, Найалл Фергюссон, вероятно, обезумел. Может, безумие у них в роду, и Дугалд тоже лишился разума? Все возможно. А сумасшедших нужно прощать и даже порой терпеть их нападки. В конце концов, ведь его тетушка тоже немного не в себе?

Покой начал возвращаться в душу Джеймса, когда он пришел к этому выводу. Он не может наказывать целый клан за поступки безумца. Если дело обстояло именно так, то справиться с негодованием проще. Он, конечно, отомстит, но не станет уничтожать всех.

Когда Джеймс въехал в поросшую деревьями лощину, туман начал медленно рассеиваться. Верховинец увидел, что сможет пересечь ее за несколько минут – заросли деревьев простирались всего на несколько сотен метров. Он отдалился от своих воинов всего на милю, но уже начал задаваться вопросом: а земля ли это Фергюссонов? Вокруг не было видно ни одной хижины. Не ошиблись ли они в расчетах, не спустились ли слишком далеко по реке, когда искали брод?

Внезапно Джеймс услышал какие-то звуки. Это заставило его быстро спешиться в поисках укрытия. Но прислушавшись, он понял, что это был просто смех, женский смех.

Привязав лошадь, Джеймс стал очень осторожно пробираться через заросли папоротника и кусты к источнику шума. В такой ранний час небо было все еще розово-серым, а по земле стелилились остатки тумана.

Наконец, он увидев хохотушку, но с трудом поверил своим глазам: юная дева стояла по пояс в водах небольшого озерца, а над ее головой клубился туман. Она казалась водяной нимфой, русалкой, чудесным видением, и тем не менее была вполне реальной земной девушкой.

Купальщица вновь засмеялась, плеснув водой на обнаженную грудь. От ее смеха верховинец словно врос в землю – как загипнотизированный, он не мог отвести глаз от беззаботно резвящейся и играющей с водой красавицы.

Вода в озерце, вероятно, была просто ледяной – утро стояло холодное. Однако девушка, казалось, не замечала холода. Как и сам Джеймс, застывший, словно соляной столп.

Раньше он никогда таких девушек не встречал – перед ним была настоящая красавица. Через мгновение она повернулась к нему лицом, и Джеймс увидел все ее прелести. Жемчужно-белая кожа резко контрастировала с удивительными медно-рыжими, почти красными волосами, темными, блестящими и длинными. Две пряди струились в воде вокруг груди. И эта грудь манила: такая округлая, высокая, гордая, во всем девичьем великолепии – острые соски торчали, обласканные ледяной водой. Стройная талия лишь подчеркивала узкие плечи и упругий живот, который притягивал взгляд и манил, когда купальщица то приседала, погружаясь глубже в воду, то выныривала из нее, обнажая нежные округлости бедер. Черты ее лица, несомненно, можно было назвать утонченными. Единственное, что не мог разглядеть Джеймс, – цвет ее глаз. Он стоял недостаточно близко, чтобы определить его наверняка, но отсюда, когда в них будто отражалась вода озерца, они казались такими голубыми и чистыми, что просто ослепляли. Неужели у него настолько разыгралось воображение? Надо подойти ближе и рассмотреть.

Джеймсу неудержимо захотелось присоединиться к девушке в воде. Эта безумная мысль, вероятно, возникла от того удивительного впечатления, которое она на него произвела. Но если он приблизится, она либо исчезнет – доказав тем самым, что ее на самом деле не существует, либо закричит и убежит. А если она не сделает ни того, ни другого? А если она просто продолжит купаться, позволив ему подойти и коснуться себя? У него прямо руки дрожали от желания!

Здравый смысл оставил его. Джеймс был уже готов сорвать одежду и скользнуть в воду, когда девушка что-то пробормотала. А он не расслышал. Неожиданно раздался всплеск, и дева потянулась за чем-то, что появилось… откуда? Джеймс округлил глаза. Неужели она действительно русалка? Неужели если она о чем-то подумает – это тут же появляется?

Предмет оказался куском мыла, которым красавица стала намыливаться. Теперь видение утратило свое волшебство, и все вернулось к реальности: девушка просто мылась в чистом водоеме. К Джеймсу вернулся здравый смысл, а мыло в руках купальщицы будто вернуло его мысли к воинам у реки. Его уже давно все ждут.

Верховинцу внезапно стало не по себе. Наблюдая за девой и перенесшись будто в иную реальность, сейчас он был потрясен контрастом между прекрасной сценой, свидетелем которой он только что стал, и тем кровавым ужасом, свидетелем которого он вскоре станет. И тем не менее он не мог остановить то, что вскоре должно было случиться, как не мог забыть о том, что только что видел. И то, и другое казалось неотвратимым.

Джеймс в последний раз с тоской взглянул на девушку. Вдруг солнечные лучи пронзили гладь озерца, один коснулся купальщицы, и ее волосы вспыхнули огнем. Джеймс вздохнул и отвернулся. Он знал – этот образ таинственной рыжеволосой незнакомки еще долго будет возникать у него в памяти.

Когда он возвращался к своим воинам, все его мысли были только о незнакомке. Кто она? Возможно, одна из клана Фергюссон, дочь какого-то фермера? Однако Джеймс в этом сильно сомневался. Какой отец, имея такую красавицу дочь, позволил бы ей ни свет ни заря в одиночестве купаться обнаженной вдали от дома, в открытом водоеме? Ему претила сама мысль о том, что она может быть из клана Фергюссонов. Уж лучше пусть это будет какая-то бродяжка, которая случайно забрела на их земли.

Возможно, она и есть бродяжка, рассудил Джеймс. Решила искупаться, прежде чем зайти в замок Эск просить подаяние. Вся страна кишела нищими, особенно много их было в долинах, где церквей было больше, а люди казались набожнее и милосерднее. Но… такая красивая бродяжка? Вероятно, но сомнительно. Тогда кто она? Узнает ли он это когда-нибудь?

Очень хотелось вернуться назад в лощину и выяснить все немедленно, но до его воинов оставалось рукой подать, и теперь, когда туман рассеялся, стал виден замок Эск, возвышавшийся вдали на укрепленном холме. На поросшей вереском равнине были разбросаны многочисленные хижины. Пора!

Но теперь Джеймс уже не так стремился разорить селения врага, как раньше. Красавица в лощине усмирила его гнев, как и мысли о тетушке. О том, что с ней будет, если начнется вражда. Зуб за зуб, но Джеймс будет милосерден. Когда он доскачет до своих воинов, он объяснит, что планы поменялись. Слово его – закон, поэтому тем, кто посчитает, что он слишком мягок, не поздоровится.

Тем утром было уничтожено три хижины, урожай растоптан, и весь скот угнан. Ни женщин, ни детей не тронули. Их заставили стоять рядом и смотреть, как горят их дома. Те фермеры, которые решили оказать сопротивление, погибли. Тем, кто не вступал в бой, сохранили жизнь.

Джеймс замешкался на месте мщения, ожидая появления Дугалда Фергюссона, если тот осмелится приехать. Для этого были сожжены именно те хижины, которые хорошо просматривались сквозь бойницы замка. Он приехал с большим отрядом, поэтому отлично знал, что Дугалд не может себе позволить атаковать их. На самом деле они нарывались на месть, стремясь унизить врага. Как только его люди пресытились бы победой, Джеймс бы отступил.

Так вновь была развязана старая вражда, но Джеймса это ничуть не радовало. У него и дома забот хватало, а тут еще живущие бог знает где наглые Фергюссоны. Но они сами на это напросились! Теперь пусть получают.

Возвращаясь в тот день домой, Джеймс не думал о дальнейших набегах. Мыслями он то и дело возвращался к незнакомке, плескавшейся в озере среди поросшей лесом лощины, – таинственной фее с жемчужной кожей и волосами цвета пламени.