II. Эмоциональный контроль

— У вас благородная профессия.

По ироничному выражению лица Ксана я понял, что ска­зал глупость. Он отхлебнул ореховой настойки (в ее приго­товлении мне нет равных) и водрузил свои ноги на кухонную табуретку. Я ничего не имел против — в конце концов, мы от­дыхали, и соблюдение условностей было ни к чему.

Ксан явился час назад, захватив с собой объемистую сум­ку с деликатесами: красной икрой, лососиной, грибами, за­морскими салатами и прочими диковинами, которые пенси­онеру не по карману. Подкрепившись и выпив, мы развали­лись в продавленных креслах и принялись глазеть на падаю­щие снежинки. Был конец октября: снег скоро стает, но пока что он падал, настраивая поговорить на всякие важные темы.Вот тогда я и прокололся. С другой стороны, чего стеснять­ся? Ксан прекрасно понимал, что я простой обыватель. Мо­жет, именно поэтому он общался со мной, ценя возможность побыть самим собой и хорошенько расслабиться.

Ксан заложил руки за голову, изучая мутно-серое небо.

— Благородная. Да только.

— Да только?.. — с надеждой повторил я.

— Разведка занимается получением информации, как жур­налистика или дипломатия. Но, в отличие от последних, она априори предполагает нарушение законов страны пребыва­ния, пренебрежение интересами личности. Обман, хитрость,насилие — нормальные рабочие инструменты. При вербовке нельзя думать о том, что ты ставишь под угрозу жизнь свое­го подопечного, благополучие его семьи. Выжать из него все,что требуется, а дальше — трава не расти. Необходим эмоци­ональный контроль. Стоит разок отпустить вожжи.

Ксан нацепил на вилку сочащийся жиром кусок семги,проглотил, после секундного раздумья отхлебнул водки.

— Трудно вам, — заметил я с почтением.

Ксан покрутил головой, помассировал себе шею.

—Остеохондроз. Возраст — ничего не поделаешь. — По­молчал с минуту, и согласился: — Трудно, конечно.

Глаза его подернулись дымкой воспоминаний, и я замер в предвкушении очередного рассказа. Может и негоже при­знаваться в этом старому хрычу, да врать не стану, считайте, я снова стал мальчишкой, мечтающим о дальних странах. Су­ществование в привычном для меня городе, вдоль и поперек исхоженных Печатниках, казалось чем-то нереальным — бо­лее ярким и правдивым был мир Ксана.

Политика в Центральной и Южной Азии всегда опреде­лялась нефтяными и газовыми интересами. Европа, Амери­ка, Россия, Япония, а с недавних пор Аргентина и Австра­лия схлестнулись в борьбе за право эксплуатировать место­рождения углеводородов, тянуть трубы к терминалам пор­тов на Аравийском море. Российской компании «Нефтегаз»удалось выиграть тендер на поставки газа из Южного Ира­на: предполагалось, что газопровод пройдет через провин­цию Белуджистан.

Все бы ничего, если бы не безобразие, которое учинил Га-фур Осман Хайдери, вождь племени, обитавшего в межгор­ной котловине Ванну (округ Лоралай). С одной стороны ее обрамляли горы Макран, с другой — Драганское плато, здесь пролегал идеальный маршрут для трубопровода.

Нужно сказать, что в Белуджистане племена до сих пор пользуются практически полной автономией, и властям сними непросто сладить. Так вот, с Османом был подписан договор, разрешавший строительство на его территории за крупную сумму, которая переводилась на его счет в венском банке, а также за весьма соблазнительные роялти. Одна­ко вождь посчитал, что следовать понятиям чести попросту глупо. И когда австралийская «Брокенхилл-пропрайетори»,вознамерившаяся монополизировать всю нефтегазовую раз­ведку и добычу на территории Пакистана, предложила ему в полтора раза больше, он долго не раздумывал.

В руководстве «Нефтегаза» решили, что соревноваться с богатыми австралийцами бессмысленно. Вместо этого биз­несмены обратились к спецслужбам, что представлялось па­триотичным и менее расточительным. Газовики не прогадали— буквально за месяц была собрана информация, проливав­шая свет на некоторые стороны деятельности вождя племени.

В ходе последней избирательной кампании, невзирая на публичные заверения в верности военному режиму, Осман тайком ездил в Саудовскую Аравию, где вел переговоры о политическом союзе с опальным премьер-министром Па­кистана. Осман также контролировал контрабандную тор­говлю на одном из участков иранской границы и не раз пре­доставлял убежище отрядам одной из радикальных группи­ровок, которая враждовала с федеральным центром и бо­ролась за независимость своей провинции всеми средства­ми — включая обстрелы городов из тяжелых гранатометов и ракетных установок.

В Пакистане всем памятен скандал с Зафаруллой Бугти, главой другого племени, которого застукали в уютном гест-хаусе с двумя девицами сразу. Благодаря этому menage a trois он удостоился ласкового прозвища «Зафи-сандвич» и поте­рял место в парламенте. Предание огласке информации (за­документированной, подкрепленной свидетельскими пока­заниями, фото — и видеосъемкой) о политических и коммер­ческих контактах Османа могло иметь еще более суровые по­следствия, и правоверный мусульманин попал бы в зиндан быстрее, чем длится утренний намаз. Сам вождь разделял по­добную точку зрения. После просмотра малой части «кинох­роники», он охотно согласился со сделанным ему предложе­нием: ему передается весь компромат, а взамен подтвержда­ется договор с «Нефтегазом».

Непосредственно по Осману работал Володя Зайченко—мо­лодой сотрудник Ксана, с приятной наружностью и большими амбициями. Он был самоуверен и нагловат. В Исламабаде ему по статусу полагались отдельная вилла, дорогая машина, и он с ужасом думал, что рано или поздно придется лишиться этой ро­скоши. Возможно, именно это побудило Зайченко отправиться в Объединенные арабские эмираты, где он обосновался в Шар­дже, в гостинице «Карлтон». Связавшись с Ксаном, сообщил,что материалы на Османа у него, и вернет он их только после перевода на номерной счет в «Эмирейтс бэнк» внушительной суммы в долларах. В Москве разразился скандал, и начальство пришло к выводу, что главный виновник — Ксан.

Прежде уже случалось, что его карьера висела на волоске.Однажды один из его подчиненных исчез в Дубае. Не явился на рейс, покинул здание аэропорта. Ксана, отдыхавшего тогда в Сочи, выдернули с солнечного пляжа, срочно вызвали в Мо­скву и недвусмысленно уведомили о стоявшем перед ним вы­боре: отыскать пропавшего сотрудника либо покинуть службу.В течение пяти дней он обходил дубайские отели — от высше­го класса до тех, что не подходят ни под одну «звездную» ка­тегорию — и, наконец, обнаружил строго засекреченного ра­ботника. Тот не перебежал к врагу и не раскрыл тайны кодов.Лежал, абсолютно пьяный, на толстом ковре в номере-люкс,распространяя острый запах рвоты и экскрементов.

В нынешней ситуации на кон были поставлены государствен­ные интересы, и Ксану дали две недели для «решения вопроса».

Зайченко был холостяком, любовницы не имел, детьми не обзавелся. Из близких родственников у него оставалась мать, Зоя Никитична, проживавшая в Москве и пламенно любившая единственного отпрыска. Что удивительно, сын отвечал не менее сильным чувством. Проблема отцов и де­тей представлялась ему явно не актуальной: он следовал со­ветам мудреца Конфуция, призывавшего чтить родителей, и всегда консультировался с мамой. Это служило поводом для шуток среди коллег, которые не могли понять, почему, решая вопросы о смене жилья, покупке костюма или отпуске, Зайченко обязательно звонил в Москву.

Нетрудно было предположить, что, пускаясь в авантюру,обещавшую изменить всю его жизнь, послушный сын про­сто обязан был известить маму. Та могла знать, где спрята­ны видео и аудиокассеты или, по крайней мере, подсказать,в каком направлении вести поиски. Зайченко звонил матери по несколько раз в неделю, однако разговоры (которые тща­тельно прослушивались) шли об обыденных вещах: погода,здоровье, приветы знакомым.

Взвесив все «за» и «против», Ксан понял, что нужно ле­теть в Москву.

Приехав, не мешкая, отправился на встречу с Зоей Ники­тичной. Предварительно позвонив, представился сослужив­цем ее сына, приехавшим в командировку. Чтобы мама не смогла поделиться приятной новостью с Володей, все звон­ки в ее квартиру из Шарджи блокировались. Сама она сыну почти никогда не звонила (по соображениям экономии), но приди ей в голову такая мысль, ничего бы не вышло. Конеч­но, она могла пойти на Центральный телеграф, Главпочтамт,даже в районное отделение связи, не говоря уже о том, что­бы воспользоваться телефонными аппаратами знакомых. Од­нако Ксан рассчитывал, что молчание Зайченко в течение трех-четырех дней не должно ее встревожить. О том, что в та­кой срок можно не уложиться, ему не хотелось даже думать.

Ксан оставил машину рядом со станцией метро «Крас­ные ворота», ему захотелось пройти пешком. Медленно ша­гая по старым московским переулкам, он приблизился к пя­тиэтажному серому дому постройки конца девятнадцатого века. Завидное здание, странно, что у риэлторов до него не дошли руки. По виду, ремонт не делался давно, стекла в подъ­езде разбиты. Квартиры наверняка — огромные коммуналки.Рано или поздно их расселят, перепланируют, обновят на ев­ропейский манер и продадут местным богачам. Ксан вошел в подъезд, шмыгнул носом — отчаянно воняло мочой и куре­вом; придирчиво оглядел двери старенького лифта (еще толь­ко застрять не хватало) и стал подниматься по ступенькам.

Зоя Никитична оказалась далеко не старой, на удивле­ние стройной, одетой аккуратно, почти элегантно. Фигура не раздавшаяся, грудь бесформенной назвать нельзя. Да и ноги хороши, таким даже мини-юбка впору (она носила раз­умное «миди»).

Радушно приняв скромного, немного застенчивого кол­легу Володи, который привез ей в подарок от сына шелко­вый коврик ручной работы, Зоя Никитична пригласила Ксана выпить чаю. Тут же засуетилась, достала новую скатерть, вы­ставила коробку конфет, пирожные. За хлопотами не забыва­ла украдкой бросить взгляд-другой на гостя, который чинно сидел на диване, разглядывая семейные фотографии. Что ни говори — приятный мужчина. Чувствовалась в нем мужицкая закваска, лицо грубовато, но что-то в нем так располагает.

Потчуя Ксана, женщина без устали рассказывала о Во­лоде: как он поступил в институт (без всякого блата), лучше всех успевал, добился хорошего распределения.

— Тоскуете, конечно? — невинно поинтересовался Ксан.— Скоро вернется к вам Володя.

Зоя Никитична неожиданно смешалась.

— Ой, да, он говорил, что на следующий год продлевать­ся не будет.

— Ага, — кивнул Ксан, а про себя отметил: маме Зайченко что-то известно. Затем ловко перевел разговор на другие темы:театр, кино, культурная жизнь, прочно завладев вниманием Зои Никитичны. Ему быстро стало ясно, что эта моложавая жен­щина откровенно скучает. Работа в Тургеневской библиотеке,посиделки с немногими подругами, да редкие звонки сына,как еще разнообразить свое существование? Хотелось свет­ских мероприятий, презентаций, концертов, кино, наконец.

Ксан не тратил времени попусту.

— Я в Москве ненадолго, а столько всего посмотреть хо­чется. Вот, два билета дали на концерт. Составите компанию?Мне больше не с кем — семьи нет, родственники в Старом Осколе. Не продавать же.

Щеки Зои Никитичны порозовели. Для приличия помяв­шись («не знаю, это так неожиданно»), она согласилась с эн­тузиазмом, который произвел на Ксана приятное впечатле­ние. Он неожиданно поймал себя на мысли, что ему нравит­ся эта женщина.

Посещение концерта прошло «на ура»: Зоя Никитична в вечернем платье, Ксан в темно-синем костюме, который вер­но служил ему с десяток лет, разговоры о литературе и искус­стве. В завершение вечера он пригласил ее в дорогой ресто­ран. На следующий день Зоя Никитична ответила домаш­ним ужином — при свечах, с салатом «оливье» и молдавским вином. Ксан расслабился, даже позволил себе фривольные мысли. Тело у нее, видать, все еще довольно крепкое.

— О чем вы думаете? — раскрасневшись, Зоя Никитична пригубила из бокала.

— О любви. — Ксан поигрывал вилочкой. — Никакие иные чувства не сравнятся с этим. Перед ним все отступает. — В его улыбке засквозило коварство. — Судя по всему, вы много любили, и вас любили тоже.

Зое Никитичне сказанное понравилось. Она еще больше покраснела и опустила глаза.

— Ну, признайтесь, — настаивал неугомонный гость.

—Наверное, — прошелестела смущенная хозяйка. — Но,бывает, любовь помрачает сознание, и человек действует себе во вред. — На ее лбу собрались морщины.

Не теряя доброго расположения духа, Ксан осушил стоп­ку (водка на столе тоже имелась), закусил маслинкой: — Вас что-то тревожит?

— Не стоит об этом. — Зоя Никитична потерла глаза и все-таки не сдержалась: — Я вспомнила о Володе. Мы заговори­ли о любви, и я вспомнила.

— Вы просто боитесь за него. Первая командировка. Но уверяю, все будет хорошо. Ждать осталось недолго.

— Вы так думаете?

Внезапно Зоя Никитична залилась слезами. Ксан под­сел к ней, обнял за плечи, принялся утешать: все образует­ся, волноваться ни к чему. Он и сам не заметил, как крепче привлек к себе женщину, она спрятала голову у него на гру­ди. Ксан почувствовал нарастающее желание.

.Преодолеть сопротивление Зои Никитичны оказалось не трудно. Когда он обнаружил на ней шелковое кружевное белье, то догадался: женщина не исключала, что вечер полу­чит сексуальное завершение. Страсть, с которой она приль­нула к нему, с которой отдавала свое тело, почти растрогала Ксана. В конце концов, он заслужил свои маленькие награды в этой несуразной истории. У него мелькнула мысль, что не вполне благовидно заниматься любовью с женщиной, кото­рая важна для него только как источник информации, одна­ко тут же успокоил себя — было бы еще хуже ничего не дать ей взамен. Хоть несколько недель будет думать, что жизнь пе­ременится к лучшему.

...Зоя спала, положив голову на его руку, и он старал­ся не шевелиться, чтобы не разбудить ее. Удивительно, на­сколько молодо она выглядела. Никаких подтяжек, а вид— очень даже..

Он осторожно взял сигарету с журнального столика, с на­слаждением затянулся. Было около девяти вечера, но спать не хотелось. Зоя — другое дело, притомилась от любовных утех. А он — каков молодец! Его тело ведет так, словно вспомнило моло­дость. А вдруг, ему просто нравится эта женщина? Может быть.

Зоя Никитична приоткрыла глаза, сладко потянулась.

— Я и не заметила, как заснула. Так хорошо.

Ксан промычал что-то невнятное.

— Ты не скоро уедешь?

— Я вернусь, и мы снова будем вместе.

Глаза женщины подернулись влагой, она благодарно по­смотрела на любовника. Какое-то время они лежали молча,тесно прижавшись друг к другу.

— Милый, — доверительно прошептала Зоя Никитич­на, — я чувствовала, что так будет. С того момента как увиде­ла тебя. — Затем, поколебавшись, все-таки решила открыть­ся. — Только не сердись. Но я с самого начала знала, зачем ты пришел.

Ксан хотел возразить, но она закрыла ему губы жаркой ладонью.

—Сын прислал письмо, с Зиной Черевичко. Там он на­писал, что, скорее всего, ко мне придет человек, и, навер­ное, им будешь ты.

— Он объяснил, почему? — спокойно осведомился Ксан.

— Нет. Упомянул, что у него проблемы, но они, мол, раз­решимы, и все наладится. Он что-то натворил? Ты. вы не сделаете ему ничего плохого? Ну ответь же! — она принялась тормошить Ксана. — Я места себе не нахожу, как ты не по­нимаешь!!

—Да погоди ты. — Он попытался ее успокоить, но Зоя Никитична вырвалась, уселась на постели, уткнув подборо­док в колени, сдвинув брови и страдальчески скривив рот.

— Ладно. — Ксан махнул рукой. — Я не имею права ничего говорить, но между нами. Да, мне нужна была информация о Володе. Мне и в голову не могло прийти, что.

Зоя Никитична резко приподнялась на постели. Кожа на ее лице покрылась пятнами, пальцы комкали простыню. —А-а. — только и смогла произнести она. Женщина мгновен­но постарела, рельефно прорисовались морщины, ее сотряс­ла мелкая, противная дрожь.

Ксан старался смотреть Зое Никитичне в глаза и как мож­но искреннее.

—Сейчас самое важное — судьба Володи. Ты — его мать,для нас — он верный товарищ, который совершил ошибку, и ее необходимо исправить. Ему были переданы важные мате­риалы, Володя вообразил, что сумеет самостоятельно прове­сти операцию, которую руководство пока даже не одобрило.Парень молодой, увлекающийся.

— Да, да! — возбужденно подтвердила Зоя Никитична. —Он именно такой. — Внезапно она сообразила, что сидит на постели голая: простыня сползла с плеч. Судорожно при­крывшись, всхлипнула и вытерла глаза, размазав косметику.

—Ну вот, — Ксан был доволен тем, что его рассказ нахо­дит должный отклик, — возникло определенное противоре­чие. Володя не понимает, что в одиночку ему не выпутаться.Ну, а мне, его другу, очень не хочется доводить дело до кон­фликта. Вот я и попросил разрешения съездить в Москву,поговорить с единственным человеком, который мог бы на него повлиять. Ему кажется, что победителей не судят, и если дело выгорит, то его примут назад с распростертыми объяти­ями. Увы. У нас часто важен не результат, а дисциплиниро­ванность, послушание.

На лице Зои Никитичны отразилось облегчение. По край­ней мере, ситуация выглядела более определенной и не такой безнадежной. Главное, имелся союзник, которого она видела в Ксане. Соскочив с постели, прошлепала босыми ногами к бельевому шкафу, порылась на одной из полок и извлекла из-под стопки ночных сорочек несколько видео — и аудиокассет.

— Это он прислал через Черевичко, вместе с письмом.

Ксан покачал головой. В действительности все оказыва­лось проще, чем это предполагали изощренные профессио­налы. Куда Зайченко мог спрятать похищенные им матери­алы, какой хитроумный способ придумал? Камеры хране­ния в аэропортах и на вокзалах, банковские сейфы, чемодан с двойным дном. А всего-то речь шла о несанкционирован­ном вложении в диппочту. Володя дружил с шифровальщи­ком Толей Черевичко, который систематически нарушал ин­струкцию и пересылал с дипкурьерами буквально все: от де­нег до сувениров.

Ксан поцеловал любовницу, и она благодарно затихла у него на груди. Разумеется, спустя какое-то время они пого­ворили, и Зоя Никитична окончательно успокоилась. Ксан вернет материалы, с Володей поговорят по душам. Взыска­ния ему, конечно, не избежать, отзыва из командировки тоже,но карьера не будет загублена и потом представится не один шанс восстановить свою репутацию.

Минут пять мой гость молчал, сосредоточенно дымя си­гаретой, глядя, как темнеет за окном. В отблесках городских огней снежинки приобрели лиловый оттенок. Они плани­ровали в сгущавшихся сумерках, чтобы растаять на слякот­ных тротуарах и мостовых. Не сумев сдержать распиравшего меня любопытства, я задал вопрос:

— Чем же все кончилось?

— Да ничем, — пожал плечами Ксан. — Материалы отдал,сам уехал.

— А как. Зоя Никитична? — Спрашивать, конечно, было ни к чему, но уж очень хотелось вызвать Ксана на откровен­ность. Он нехотя оторвался от созерцания городского пейза­жа, глаза его отразили какое-то переживание.

— Такие, как я, не должны забивать голову сложными рефлексиями, важно уметь свести любую проблему на эле­ментарный уровень. Отчетливо видеть, к чему ведет тот или иной вариант, каковы затраты, практическая отдача. Эмо­циональный контроль вносит ясность, избавляет от внутрен­них терзаний. Зоя мне нравилась. очень нравилась, — доба­вил он, — но развивать наши отношения было бы глупо и не­честно. Правда, признаюсь, тогда я все-таки выпустил вож­жи из рук, чувства разгулялись. Стал подумывать, что можно оставить службу, устроиться в одну контору на хорошие день­ги... В общем, решил заехать к Зое накануне отъезда. Име­лась мыслишка — не сдать ли билет. Рейс, правда, был отлич­ный — через Франкфурт, стыковки удобные.

В тот раз Ксан не стал останавливаться у метро, а доехал прямо до серого дома на улице Чаплыгина. Быстрый взгляд на ее окно: сквозь занавеску просматривался силуэт строй­ной фигуры.

Встретила его как обычно: поцеловала, помогла снять пиджак, провела в комнату. Они пили чай с лимоном и саха­ром, лакомились шоколадным тортом, время шло, а Ксан все не решался сказать о главном. На него навалились сомнения.Ну, согласится она. Это значит жить не только с ней, но и с ее мыслями, воспоминаниями, которые так или иначе будут связаны с сыном. На что ему подобное самоистязание, кото­рое растянется до самой смерти? Ради домика в Подмосковье,прогулок по утрам, вечеров у камина, когда за окнами рас­ползается сырость? Но этим дело не ограничится. Какое-Какое-то времяон будет получать удовольствие от женщины, которая ему пришлась по вкусу, с которой ему хорошо в постели. Но это пройдет, и скоро. Допустим, она замечательно сохрани­лась, но годы сделают свое, недалек тот день, когда ее кожа станет дряблой, грудь обвиснет, рот западет, и никакие ухищ­рения не смогут приостановить этот процесс старения плоти. В любом случае рано или поздно ему придется с отвраще­нием взирать на собственное тело — обрюзгшее, немощное,разлагающееся. Стоит ли добавлять к нему еще одно, оболь­щаясь призрачными надеждами?

Ксан допил чай, аккуратно промокнул салфеткой рот и попрощался. Зоя Никитична откровенно расстроилась, ноне подала виду, предложив Ксану заходить, когда тот будет в Москве. Он твердо пообещал, хотя знал, что больше они не встретятся.

Я не стал задерживать Ксана, когда он засобирался домой.Было абсолютно очевидно, что правды от него не добиться.Судя по всему, мой гость и так решил, что чересчур разоткро­венничался перед, в общем-то, случайным собеседником.

После его ухода я сел за компьютер (единственная ценная вещь в моей квартире) и принялся отыскивать во всемирной паутине следы этой истории.

Вот, что мне удалось узнать.

Российский гражданин Владимир Зайченко возвращал­ся на родину из Пакистана и решил на несколько дней задер­жаться в Шардже. Кто же упустит возможность отдохнуть —поплавать в море, понежиться на солнце. Спустя неделю по­стоялец отеля «Карлтон» вызвал к себе в номер парикмахе­ра. Подровняв виски, затылок, тщательно выбрив подборо­док, цирюльник аккуратно перерезал своему клиенту горло.Как выяснилось, настоящий парикмахер в то утро опоздал на работу — его автомобиль попал в аварию, и разбиратель­ство с дорожной полицией затянулось на целый час.

Загрузка...