Временные трудности (СИ)

Глава 17, в которой герой познаёт недостатки своего великолепия, но показывает, у какого зверя самые мощные лапы

— Пошел вон, оборванец! — раздался сердитый голос.

Ворота поместья, где проживал кузнец Гонг, даже не открылись. Ксинг окинул взглядом свою одежду — ничего не прохудилось и не порвалось, одет он был всё так же добротно. Видать, даже тут, в глуши, понятия о приличной одежде сильно отличались от сельских.

Ксинг пожал плечами и снова постучал в ворота. У него была масса времени, ведь больше не требовалось с утра до вечера работать в поле или стоять в кузне. Тем более что он прекрасно знал, чем заняться в свободное время и никогда не скучал. После третьего раза ворота все же открылись и Ксинг отпрыгнул, не успев даже сообщить, как его зовут и что прибыл он проситься в ученики. В то место, где он стоял мгновением ранее, ударило остриё копья. И если бы не проворство Ксинга, оно могло ранить или убить. Сверкнув напоследок наконечником, копьё скрылось, ворота захлопнулись, а с той стороны лязгнул засов.

Ксинг решил постучать еще разок, но зрение ци подсказало, что стражник поднимается на стену, собираясь то ли метнуть копье, то ли выстрелить из лука.

«Разумный муж всегда знает, когда следует отступить», — подумал он и удрал в сторону Леса Дюжины Шагов. Гнаться за ним никто не стал, и Ксинг легко добыл себе еды, нарвав трав и собрав личинок, а затем сумел устроить пиршество, сбив метко брошенным камнем самоуверенную ворону.

☯☯☯

На следующий день он пришел снова, и вновь объявил о своем желании стать учеником знаменитого кузнеца Гонга Бунтао. Вновь последовала атака, на этот раз не только копьём, но и несколькими стрелами, две из которых Ксинг поймал в воздухе. Он-то, конечно, разумный муж, но проделать такой длинный путь и просто уйти было бы глупо. К тому же он ничем не рисковал, а то, что кто-то, живущий в лесу, станет считать его невыносимым и невоспитанным, Ксинг как-нибудь переживёт.

Регулярно, как когда-то выходил в поле, он подходил к воротам, усиливал голос с помощью ци и объявлял о желании стать учеником. Когда следовала неизбежная атака, он её отражал, после чего удалялся в сторону леса, на окраине которого тренировался, добывал еду и мылся в глубоком ручье.

Если кузнец или его подручные куда-то выезжали, он кидался под ноги лошадям, снова уходил от атак разъярённых охранников и вновь возвращался на окраину леса. Кузнец Бунтао мог позволить себе очень хорошую стражу, чьи удары не шли ни в какое сравнение с жалким беспомощными атаками разбойничьего отребья. Эта стража владела, пусть и совсем чуть-чуть, даже ци! Так что Ксинг воспользовался их любезными услугами для тренировки. Что их безмерно злило, и если поначалу они сдерживались, стараясь запугать и отогнать, то со временем стали бить насмерть.

Особо троицу охранников разозлило, когда он пробрался внутрь, пристроившись к пышной процессии какого-то важного гостя, приехавшего к кузнецу заказывать оружие — тогда все трое гнались за Ксингом, оставив кузнеца беззащитным, до самой опушки леса.

Со временем Ксинг начал вносить разнообразие в свои просьбы. Крики и стук в ворота стали для всех привычными, поэтому он принялся кидать камни, завёрнутые в широкие листья лопухов, на которых он каллиграфическим почерком писал с помощью сока ягод прошения взять в ученики. Чтобы не слишком повторяться и не дать кузнецу с охранниками заскучать, он начал закидывать через стену брёвна сваленных им же деревьев, а послания выжигал с помощью ци.

«Только тот карп, что упорно пробует раз за разом, сможет подняться по водопаду».

☯☯☯

Время растянулось в привычную рутину. Ксинг докучал кузнецу и охране, убегал, тренировался, осторожно заглядывал в глубины Леса, неглубоко, не дальше этой самой Дюжины Шагов. Добывал пропитание и спал, развалившись на земле или подстилке из веток и лапника, как когда-то делал в походах с учителем. И на следующий день всё начиналось по новой. Дни он не считал, ведь время, проведённое здесь, не пропадало даром — ци природы в округе была очень густой, так что тренироваться получалось превосходно, при этом от занятий никто не отвлекал. Время летело быстро, жаркое лето сменилось осенью, ночи сильно похолодали, а листва на деревьях окрасилась желтизной и багрянцем. Ксинг уже думал готовиться к зиме и планировал вылазку в глубины Леса, но внезапно ворота поместья открылись и на дорогу вышел сам кузнец Гонг Бунтао.

— Ксинг Дуо! — крикнул он. — Ты упорен и настойчив. Это одно из качеств истинного кузнеца, поэтому я готов выслушать твою просьбу!

Ксинг обрадовался, перестал скрывать ци и выскочил из своего укрытия в нескольких шагах от Бунтао. Кузнец вздрогнул.

— Как ты умудрился… Кгхм!

Ксингу, за время ожидания соскучившемуся по общению, захотелось рассказать о мерзавце-учителе, чей взгляд ци видел всё в округе, и о том, как он пытался спрятаться от такого взгляда, сбежать и что-то поесть. О попытках избежать той бесконечности мучений, в которую превратилась его прошлая жизнь. О том, как, став Фенгом, он каждый день тренировал, совершенствуя, свои способы сокрытия от чужих взглядов. Но выливать этот поток мыслей на своего будущего наставника было бы глупо, ведь тогда сильно возрастал шанс этого самого наставника никогда не получить.

— Этот недостойный Ксинг Дуо просит вас, уважаемый мастер Гонг Бунтао, взять его в ученики, — сказал он, кланяясь в пояс. — Испытайте моё мастерство!

Взгляд кузнеца смягчился, и он сделал жест рукой, приглашая зайти внутрь. Там мастер Бунтао провёл его в кузню — просторное помещение, заставленное не только привычными мехами, горном и наковальней, но и множеством устройств и приспособлений, о предназначении которых Ксинг не имел ни малейшего понятия.

— Ты сказал «мастерство», — прогудел кузнец. — Это очень серьёзное слово, таким просто так не разбрасываются. Покажи, что умеешь. Можешь пользоваться всем, что видишь.

Ксинг кивнул, собрал с полок и столов нужные инструменты, подошёл к горну и начал качать меха. Он решил продемонстрировать всё, чему научился у Йи, придержав при себе лишь стихийные умения. Работа спорилась, меха гудели, мерно стучал молот, и вскоре Ксинг протянул кузнецу лезвие длинного ножа, для завершения которого требовалось лишь приладить рукоять и сделать ножны.

— Неплохо. Ты упорен и старателен, знаешь основы, — признал Бунтао. — Но этого недостаточно. Немало уважаемых семей присылали своих наследников, но я отказывал им всем. И если теперь я возьму тебя, люди начнут спрашивать, что же такого кузнец Гонг нашел в этом ребенке? И ответа на этот вопрос у меня нет.

Ксинг скривился. Похоже, уцепившись в свои жалкие секреты, он сам отрезал себе путь к ученичеству. Следовало сразу показать всё что умеет, и, может быть, тогда…

— Мне бы очень хотелось помочь вам найти этот ответ, — сказал он. — Я могу попробовать ещё раз…

— Не нужно! — оборвал кузнец. — Главное я уже увидел, ты меня не переубедишь. И интересуют меня не твои навыки — ведь умей ты хоть что-то, способное меня впечатлить, тебе бы не понадобился наставник. Меня интересуют твои способности!

Ксинг навострил уши. Это нисколечки не напоминало отказ, скорее новое испытание. Из тех заданий, которые давал почти каждому герою таинственный наставник, подвергая того целой куче смертельных угроз.

— Принеси мне из Леса Дюжины Шагов ветку Багрового Дуба и руду Радужного Железа, — не разочаровал кузнец, — сделай из них молот, и тогда я возьму тебя в ученики, даю в том слово!

— Я принесу, мастер Бунтао, — поклонился Ксинг.

☯☯☯

Лес Дюжины Шагов оказался не так страшен, как о том вещал стражник, но и безобидным его не назвал бы даже полнейший глупец. Изобилие ци в лесу вызывало изменения в кустах и деревьях, делало зверьё и птиц крепче, выносливее и, следовательно опаснее. Дюжина Шагов оказалась преувеличением — впервые сожрать его попытались лишь на четвёртой или пятой дюжине. Где-то с месяц проводил Ксинг каждый день в Лесу, изучая тропки и повадки зверья, разыскивая среди зарослей деревьев хоть что-то, напоминающее этот самый «багровый дуб», но так ничего и не нашёл. Багровых по случаю осени деревьев было полно, да и дубов он нашёл немало, но ни один из них ничем, кроме чуть более сильной ци, от обычного не отличался. Только почти отчаявшись и добравшись практически до центра Леса, Ксинг обнаружил огромного могучего исполина, выделяющегося своим насыщенным красным цветом коры и тёмно-багровым оттенком скругленных листьев. Только такое дерево и могло быть тем самым «багровым дубом». От радости Ксинг вскрикнул и, похоже, сделал это громче, чем следовало.

Из кустов выметнулось длинное юркое тело какой-то чешуйчатой твари размером с лошадь, с двумя хвостами и мощной, сильно выдвинутой вперёд зубастой челюстью. Как в случае с речным монстром и с вожаком волков, Ксинг ничего не ощутил, сумев увернуться только благодаря настороженности и готовности отразить атаку. Тут в лесу зрение ци и так частенько давало сбой — ведь обилие природной энергии прекрасно скрывало любую живность. И именно эта особенность делала Лес таким прекрасным местом для тренировок.

Ксинг не стал вступать в бой, положившись на скорость ног и силу своей ци. Он бежал, сверкая пятками, на ходу преобразовывая ци в Огонь, чтобы поставить огненный заслон, либо в Древо, чтобы перекрыть и затруднить путь преследователя. Если бы не одежда из волчьей шкуры, то, пробиваясь сквозь кусты, кроны деревьев и густой подлесок, Ксинг остался бы голым. Но и так ему пришлось вытерпеть немало хлещущих по лицу ветвей с острыми, словно лучшие ножи, листьями.

Тварь оказалась очень упорной, гналась почти до самой опушки и только натолкнувшись на границу, обозначенною вереницей столбов, наполненных сильной ци, окончательно отстала.

Следующую попытку Ксинг предпринял на следующий день. Осторожно скрывая энергию и до предела напрягая чувства, он добрался до самого дуба, умудрившись не столкнуться ни с одним лесным обитателем. Проблема отыскалась там, где он не ждал никакого подвоха: дерево вовсе не собиралось поддаваться его усилиям. Как он ни напрягал силы и не усиливал руки ци, не сумел отломить даже маленькую веточку, которой не хватило бы даже для мухобойки, не то что для рукояти целого молота! Его возня привлекла ещё одну тварь, на этот раз что-то большое, мохнатое, но с такой же огромной пастью. Так что Ксингу пришлось вновь бежать, петляя и затрудняя путь сначала одному преследователю, а затем и собравшейся стае разномастных зверей. И вновь, стоило добежать до границы леса, как погоню словно отсекло ножом.

Идти к мастеру Бунтао — расписаться в своей несостоятельности. Да и денег у Ксинга хватало, поэтому он пробежался до Жумэня, где хорошенько экипировался. И к следующему походу к Дубу взял топор из лучшего железа, которое только смог купить в этом не самом маленьком городе. Результат превзошёл все ожидания.

Топор, выкованный лучшим городским кузнецом Жумэня, «почти такой же как у Бунтао, только дешевле», обрушился на ветвь со всей силой рук Ксинга, усиленных с помощью ци. Звуки ударов разлетелись на весь лес. И когда, наконец, не выдержала и треснула рукоять, лезвие настолько затупилось, что теперь его следовало не точить, а перековывать в новое. Добрая дюжина зверей, чьи мохнатые мускулистые тела чуть ли не светились от переполняющей их энергии, восприняли стук, как приглашение на вкусный обед. К счастью, зверьё не умело лазить по деревьям. К несчастью, Дуб стоял в центре большой поляны, словно не подпуская к себе другие деревья и кусты, а значит, удрать, перепрыгивая с ветки на ветку у Ксинга никак бы не получилось. Пришлось отсиживаться прямо на Дубе, вступив в серьезный бой с двумя обитающими в кроне птицами, похожими на воронов, только гораздо больше и свирепее. Ксинг лишь каким-то чудом взял верх, а остался цел только потому, что острые, словно бритва, клювы не могли пробить шкуру волчьего вожака. И, будучи потрёпанным, с ног до головы измазанным едким птичьим помётом, победителем себя он не ощущал. К счастью, схватка с птицами заинтересовала зверьё настолько, что оно собралось с одной стороны дерева, так что Ксинг смог прорваться и сбежать.

На следующий день он вернулся более подготовленным. Чтобы больше не пришлось всю ночь отстирывать верные волчьи доспехи, он натянул сверху ещё один слой одежды из шкур убитых лесных зверьков. На дубу ждали новые птицы, но на этот раз, помимо нового топора, Ксинг прихватил и копьё. Схватка выдалась скоротечной, длина оружия сильно помогла, так что вскоре он сумел предпринять новую попытку добыть ветвь. Снова стук топора привлёк новое зверьё, но Ксинг лишь выпятил в их сторону задницу и несколько раз хлопнул себя по ягодицам. То ли звери в Лесу Дюжины Шагов были умнее своих обычных сородичей, то ли просто реагировали на движение недосягаемой жертвы, но увидав издёвку, они громко зарычали.

Ожидаемо, второй топор древесину тоже не брал. Ксинг попробовал укрепить его с помощью ци, увеличить прочность и остроту. Но инструмент прослужил недолго — после нескольких ударов лезвие, не в силах сдержать его энергию, при очередном ударе раскололось на части, оставив на ветке неглубокую царапину, которая к тому же затянулась прямо на глазах. Выяснилось, что возникший было план «принести тысячу топоров, наполнять их ци, пока не перерубит проклятую богами ветку» оказался полностью несостоятельным. Да и все остальные способы, что только мог придумать Ксинг, принести результат не могли.

Чувство гнева, безнадёжности и отчаяния так переполнили душу, что Ксинг, не думая ни о чём, треснул лбом о ствол, чтобы хоть так, с помощью боли, прояснить голову. Ци он подал совершенно бессознательно, как делал это уже каждый день несколько лет подряд. И действительно, своего он добился, боль отрезвила. Вот только на стволе, способном выдержать удары самого острого металла, осталась неглубокая вмятина, которая к тому же распрямилась совсем не сразу. Ксинг обрадовался. Он подал в руки как можно больше ци и начал молотить по злополучной ветке. Хоть результат и появился, но Ксинг быстро понял, что добиться так ничего не выйдет. Кулаки оставляли вмятины, а ему требовалось нечто острое, способное резать сверхпрочную древесину, а не пытаться вдавить.

— У меня есть ци, этого достаточно, — сказал он вслух рыскающему внизу зверью.

Вспомнились тренировки с учителем, его слова про подходящее оружие и про то, что можно создать клинок просто из ци, но это будет гораздо тяжелее. Ксинг усмехнулся: именно такое «тяжелее» ему и требовалось. После схватки с разбойниками он, мелкий малёк, почувствовал себя премудрым карпом, решившим, что ему всё по зубам. Теперь реальность показала настоящие границы сил. И если он хочет догнать учителя не через дюжину дюжин циклов, то придётся тренироваться ещё сильнее. Ксинг выпустил из пальца ци, попытавшись сформировать лезвие. Получилось нечто настолько жалкое, что даже рычащее внизу зверьё залаяло и засмеялось. Ксинг ничуточки не расстроился. Он увидел ещё одну область, в которой его навыки недостаточны, и, самое главное, — направление, в котором можно совершенствоваться.

Несколько дней понадобилось на то, чтобы жалкий заострённый сгусток ци, выходящий из его руки, превратился в нечто, отдалённо напоминающее острый клинок. Ксинг приставлял его к ветке и словно молотом колотил второй рукой. Надрез на ветке дуба уже обрёл достаточную глубину, чтобы оттуда выступила багровая смола, густая и, похоже, очень желанная для кружащегося внизу зверья. Звери завыли и зарычали, а к дереву стали стекаться другие особи, которых он раньше не видел. И для которых, похоже, высота дерева препятствием не являлась.

— Не так быстро! — выкрикнул он, встречая первого гостя.

Рука-молот ударила прямо в нос запрыгнувшему на дуб гибкому телу, рука-лезвие вонзилась в пушистый бок. Существо, отдалённо напоминающее тигра, такого не ожидало, так что, пронзительно мяукая, полетело вниз. Ксинг с сожалением проводил взглядом его полную мяса тушу и снова принялся рубить ветвь, поглядывая вниз и по сторонам.

Чтобы не тратить зря время, он поселился на ветвях этого дуба, собирая дождевую воду и утреннюю росу с листьев. Делал короткие вылазки, чтобы поймать и съесть, с помощью ци зажарив без соли, одного из собравшихся зверей. Но даже так ветвь не поддавалась. На создание и удержание клинка из внутренней энергии требовалась уйма ци, так что когда тот распадался, ему лишь оставалось беспомощно смотреть, как почти что на глазах затягивается столь тяжело сделанный разрез. Ксинг попробовал стихийные преобразования — дуб неохотно поддавался Огню, на него почти не влияло Дерево, а остальные стихии не действовали вообще.

Всё, что оставалось Ксингу — тренироваться, повышая силу и запасы ци, гадить вниз прямо с веток, показывая кружащим зверям, чья это территория, да чистить рот и зубы багровой смолой, которая не только убирала неприятный налёт и освежала дыхание, но и придавала сил.

Ксинг не считал, сколько раз зверьё взбиралось на дерево в надежде его сожрать. Он научился не спать, заменив сон глубокой медитацией, восстанавливающей силы, придающей бодрости и, самое главное, позволяющей тренировать и улучшать циркуляцию внутренней энергии. Ксинг даже испытал надежду, что вскоре совершит прорыв, перейдя на стадию Конденсации Ци, а потом и дальше — на Заложение Основы и Формирование Ядра. Но увы, как бы сильно он ни запихивал в себя ци, сколько бы не съел чудодейственной дубовой смолы, бутылочного горлышка, воспетого в куче книг и кристаллов, так и не ощутил.

Со временем зверьё признало, что у дерева появился новый хозяин, могучий зверь, съесть которого не выйдет, а получится, скорее, быть съеденным самому. Зверьё отстало и разошлось. Время от времени Ксинг стал делать вылазки на поиски Радужного Железа, но всё осложняло то, что он не имел понятия, как оно выглядит и где его искать. На всякий случай он подолбил кулаками несколько скал и сразился с обитателями пещер, нашёл с помощью ци несколько многообещающих камней и минералов, но ничего, что могло бы оказаться этим самым железом, не обнаружил.

Ксинг рубил злополучную ветку, так сосредоточившись на цели, что почти забыл, кто он и зачем это делает. Тренировал ци, удерживая лезвие с каждым днём дольше, а разрез — глубже. Пробовал разные варианты, типа вращающихся зубастых дисков ци или огненных клинков. Настойчиво пользовался оставшимися топорами, наполняя их ци и удерживая от распада стихией Металла. Делал новые и новые вылазки в поисках злополучного Радужного Железа, в которых находил всё что угодно, только не его. Он прекрасно теперь понимал, что задание мастера Бунтао выполнить не удастся. Но теперь ему было всё равно.

Для любого из героев свитка или кристалла, не говоря уже об учителе, добыча ветки заняла бы не больше дня, да и то большая часть времени ушла бы на дорогу и поиски. Да чего уж там, они бы принесли кузнецу не какую-то ветку, а весь дуб! Ксинг знал, что когда-нибудь в будущем тоже так сможет, но пока что весь его мир сосредоточился на единственной цели — глубине разреза в неподатливой древесине, зарастающего каждый раз, стоит отвлечься или отдохнуть.

☯☯☯

Землю припорошило первым снегом, придорожные лужи подёрнулись льдом. По этому снегу брел, пошатываясь, Ксинг к поместью кузнеца Бунтао. Он выглядел, словно дикий лесной человек: в шкурах из зверья, окровавленный, всклокоченный, с бесконечной усталостью во взгляде. Огромную корзину за его спиной, сплетённую из лозы редчайших и ценнейших деревьев Леса, выбранных за крепость и гибкость, доверху наполняли различные камни. Он тащил за собой здоровенную ветку Багрового Дуба, листья которой оставляли в снегу широкую прореху.

Стоило ему дойти до ворот, как послышались возгласы и крики. Ксинг тяжело качнул головой — чтобы перерезать эту ветку, ему понадобилось трое суток непрерывного воздействия, он очень устал и был зол. Поэтому если кто-то из охранников решил бы попрактиковаться в стрельбе из лука или ударить копьём, Ксинг засунул бы ему и лук, и копьё, и вот эту дубовую ветку прямиком в задницу.

Ворота поспешно распахнулись, лица охранников, выглядывающих из-за створок, выражали лишь изумление, да и их ци не показывала желания напасть.

Из ворот вышел сам хозяин. Он подошёл к Ксингу и окинул того внимательным взглядом.

Ксинг скинул с плеч корзину и с гулким стуком бухнул перед ногами Гонга Бунтао. За корзиной последовала ветвь.

— Я не добыл Радужное Железо, — признался Ксинг. — Но это лишь временные трудности.

Он собрался развернуться и снова направиться в лес, пусть и делать так было бы невежливо. Но именно сейчас на любой этикет Ксингу было полностью наплевать. Его остановило только то, что мастер Бунтао склонился над его корзиной и перебирал собранные камни. Может, Ксинг всё-таки нашёл это Железо, просто сам того не знал?

— Удивительно, — наконец сказал кузнец. — Не ожидал.

— Я всё-таки добыл и Радужное Железо? — с надеждой спросил Ксинг.

— Что? Нет, конечно нет! — рассмеялся мастер Бунтао. — Ты и не мог бы его добыть. Как и не мог принести древесину Дуба, прочнейшую во всей Империи, нет, во всём мире! Обычно её получают, когда Пурпурный Дуб умирает, но и тогда требуется целый отряд могучих воинов, чтобы защититься от зверей, пока лучшие лесорубы тупят топоры, полные ци, о древесину. Свежую ветвь я вижу впервые. Признаться честно, я послал тебя на невыполнимое задание только для того, чтобы ты перестал орать каждое утро, мешая работать и отвлекая стражу.

— А Радужное Железо? — спросил с обидой Ксинг. — Его что, вообще не существует?

— Почему же? Существует! — ответил кузнец. — Только не в этом лесу. Добывают его за дюжины тысяч ли отсюда, и каждый слиток у купцов стоит столько, что я иногда раздумываю, не придётся ли для этого продать собственную дочь! Ты принёс очень много интересного, но не Радужное Железо.

Вдобавок к обиде на кузнеца, Ксинг почувствовал злость на самого себя. Ведь чего стоило сходить в библиотеку Жумэня, поспрашивать на рынках, выяснить сначала нужные сведения, вместо того чтобы как дурак мотаться по лесу, собирая пусть и «интересные», но неподходящие камни?

— Тогда я пойду! — сказал Ксинг, разворачиваясь прочь.

— Куда? — удивился кузнец.

— Если Радужное Железо существует, значит, его можно добыть, а значит, я могу выполнить ваше задание!

— А, ты об этом? Не беспокойся, у меня пока есть пара слитков. Оно немного коварное в обработке и требует особых методов, так что тебе придётся хорошо попотеть, пока не научишься работать как с ним, так и с остальными металлами. Так что я очень надеюсь, что в учёбе ты проявишь такую же настойчивость, как с этой дубовой веткой.

— В учёбе? — удивился Ксинг. — Это значит…

— Что? Ах, да! Конечно же, ты принят!

☯☯☯

Кузнец Гонг озадаченно поглаживал свою аккуратно ухоженную бородку. Предмет пусть и не специальной гордости, но все же демонстрация того, как он умел и ловок — ведь в бороде отсутствовали подпалины и прочие следы занятий кузнечным делом.

— Что-то не так, мастер Гонг? — спросил Ксинг, заметив озадаченный вид наставника.

— Всё так, твое творение безупречно, — ответил тот, — как и следовало ожидать от лучшего из моих учеников. Редко встретишь такое упорство и мощь в столь молодом возрасте. Но ты доказал, что достоин учиться у меня!

Лицо Ксинга осталось спокойным, но внутри взметнулась буря воспоминаний. Два года тяжёлой изнуряющей работы, попыток заставить ци воздействовать на металл, кость, кожу и древесину строго определённым образом. Постоянные вылазки в Лес не только для поиска материалов: шкур и костей животных, камней, минералов, руд и целого десятка сортов различной древесины, но и для тренировок ци в самом сердце чащобы. Представление Ксинга, что быть кузнецом — значит ковать металл, оказалось полностью ложным, пришлось освоить профессии и скорняка, и плотника, ведь броня из шкур местного зверья зачастую посрамила бы любой металл, а с деревянными частями доспехов и оружия не справился бы даже столичный мастер. Ксинг редко когда спал, предпочитая убегать в лес и медитировать, прилагал все усилия, чтобы развить в себе ци до максимально возможного предела.

Увы, таланта ему не хватало, поэтому следующих ступеней культивации он так и не достиг. Не было никаких Бутылочных Горлышек, Прорывов, Небесных Воздаяний, а значит, всё, что оставалось Ксингу — это оттачивать основы, усиливая свою ци и совершенствуя контроль.

— Ты стал нам всем дорог, Ксинг, словно ещё один член семьи. И этим творением показал, что готов стать истинным наследником моего мастерства! Но ради всех богов, почему цеп?

— Полезная в жизни штука, мастер, — ответил Ксинг спокойно, хотя в его душу словно вцепились когти морозного феникса, — хороший цеп всегда пригодится в странствиях.

Кузнец Гонг полностью выполнил свои обязанности наставника, взяв в ученики не только на словах. Ксингу не пришлось годами потеть на подсобных работах, пытаясь подсмотреть и понять процесс ковки, вырывая крохи знаний. Гонг Бунтао показывал тонкости работы с металлом и частями зверей, которых добывал Ксинг и ради которых, помимо густой ци, кузнец тут и поселился. Это были два хороших года взаимовыгодного сотрудничества, ведь если собрать всё зверьё и минералы, что собрал Ксинг, то кузнецу действительно пришлось бы продать свою дочку Цзе. И не только её, ему пришлось бы для этого завести ещё троих дочерей!

Теперь, по истечению этих лет, Ксинг узнал, как ковать дюжину основных видов оружия и две дюжины вспомогательных, даже научился ими сражаться — ведь плох тот кузнец, что неспособен понять, смещён ли в сабле или гуань дао баланс и удобно ли будет воину рубить и колоть. Ксинг помирился, а затем и наладил отношения с троицей охранников, которые пусть и не достигли больших успехов в культивации ци, зато имели огромный опыт и прекрасно знали, за какой конец брать меч или копьё.

Теперь Ксинг, если вдруг в том возникла бы нужда, легко обеспечил бы себя на всю жизнь. Хорошее оружие ценилось всегда, а уж оружие, способное пропускать через себя ци и не разрушаться, ценилось в дюжину раз сильнее, а иногда и в дюжину дюжин раз! Возможно, у мастера Бунтао и остались секреты, но узнать их можно было, лишь потратив ещё полный цикл лет, заодно нарабатывая тысячами и дюжинами тысяч повторений собственный опыт. Он повзрослеет, обзаведётся такими же мощными мускулами и такой же сильной ци, как мастер, станет кузнецом, возможно, лучшим в провинции, Империи или даже во всём мире. Вот только тот ли это результат, к которому Ксинг стремился? Тот ли водопад, о котором мечтал этот малёк? То ли препятствие, на которое следовало взбираться будущему карпу?

Да он перековал Звездное Железо, создал из него Звёздную Сталь. Добыв новую ветвь Пурпурного Дуба, сделал себе этот цеп. Вот только он так и не научился создавать пространственные кольца, ведь мастер, так сосредоточенный на своём кузнечном деле, о них даже не слышал. Не умел он делать и талисманы, а собственные опыты Ксинга, несмотря на обилие самых лучших материалов, окончились ничем — он добивался лишь кратковременного эффекта, а потом ци просто улетучивалась в никуда. Ксингу не хватало знаний, а знания — не то, что найдёшь в окрестностях Жумэня и уж тем более в лесу, будь то Дюжины или Десяти Тысяч Дюжин шагов. Оставаясь здесь и совершенствуя кузнечное мастерство, Ксинг, возможно, и смог бы превзойти учителя. Вот только лишь в одной узкой области, безнадёжно проиграв во всех остальных. То, что в «Боевых стратегиях неукротимого дракона» имело своё название — «выиграть малое сражение, проиграв большую войну».

Пауза затягивалась. Ксинг потихоньку начал нервничать. Мастер молчал, лишь уставившись на него взглядом пристальных чёрных глаз. И его спокойная, лишённая эмоций ци при этом не давала ни малейшего повода для спокойствия.

— Странствиях? — наконец, переспросил кузнец, снова касаясь рукой бороды.

— Так я сдал экзамен, мастер? — спросил Ксинг.

— Оружие ты изготовил, да, — уклончиво ответил Гонг, и Ксинг насторожился ещё сильнее.

Кузнец всегда говорил прямо, без жалости, словно бил молотом по заготовке, и такая уклончивость могла быть связана только с одним. Ксинг потянулся чувствами ко второму мощному источнику ци чуть подальше, в одной из жилых комнат — Цзе Бунтао, дочке Гонга. К счастью, та ещё не умела контролировать себя так же хорошо, как отец. Словно почувствовав его внимание, источник сдвинулся с места.

— Но это, ученик, ещё не…

— Значит, я сдал экзамен, мастер, — перебил его Ксинг, хватая цеп одним быстрым движением.

— Да, но…

— Тогда до свидания, желаю вам самого-самого лучшего! Обнимите за меня Цзе!

Ксинг не стал нестись к двери, где уже поджидала дочка кузнеца, а, подав в ноги ци, вознёсся на второй ярус кузни, где распахнутые окна не только выводили не вылетевший в трубу дым, но и пускали внутрь свежий воздух. Свежий, сладкий и манящий воздух свободы!

Ксинг давно знал, что совершил ошибку. Цзе была, несмотря на разницу в дюжину лет и сильные рельефные мускулы, очень привлекательной, а Ксинг чувствовал себя таким потерянным и таким одиноким. Он так сильно тосковал о своей Мэй, которая бросила его, поддавшись на демонические посулы мерзавца-учителя, что дал слабину, сблизился с ней теснее, чем подмастерью подобает общаться с дочкой своего наставника. Цзе, смотревшая на не по годам развитого красавчика и ученика отца хищными голодными глазами, решила, что Ксинг — её избранник. И что только меха Ксинга достойны раздуть её горн, и только его молот — опускаться на её наковальню.

Ксинг не мог сказать, что ему в Цзе что-то не нравилось. Наоборот, он считал её умной, интересной и обладающей теми качествами, которые он очень ценил. Вот только… Только Цзе не была Мэй. Он был даже благодарен Цзе, ведь с её помощью Ксинг осознал силу своих внутренних демонов, понял, как сильно его дух всё ещё тоскует о Мэй, а значит, равновесие в Великой Триаде сильно нарушено. Вот только попытка восстановить баланс, компенсируя терзания духа удовольствиями тела, имела бы слишком уж много необратимых последствий. Но Цзе решила, что между ними возникло нечто большее, чем просто дружеское общение, а наставник Гонг был готов абсолютно на всё, когда дело касалось его дочери.

— А ну стой, паршивец!

Ксинг вынырнул наружу, ввинтившись в узкое окно, пролетев со второго яруса, скользнул по каменным плитам двора и перекатился. Он уклонился от хватки такой могучей и такой нежной руки, не забыв восхититься грацией и силой мало уступающей отцу дочки, и послал ей воздушный поцелуй.

— Цзе! Я буду помнить тебя всегда! — весело прокричал он и прибег к самому отточенному из своих умений, то есть дал деру.

Ускользнув по пути от атаки всё неправильно понявших стражников, Ксинг молниеносно добежал до закрытых на два засова ворот и прыгнул, оттолкнувшись ногой и взлетая выше немалой ограды, после чего рванул по дороге, поднимая столб пыли.

— Вернись! — заголосила Цзе.

— Держи вора! Разбойника! — прогремел голос Гонга.

— Украл самое ценное! — подхватила Цзе слова отца. — Моё сердце!

Ксинг мчался, с досадой уставившись на зажатое в руке оружие. Возвращаться назад, чтобы собрать накопившиеся за два года пожитки, было бы глупо. Всё, что у него осталось — собственноручно созданный цеп да одежда, скроенная из шкур обитателей Леса. У него имелись, конечно, и приличные одеяния, но они остались там, в поместье кузнеца. У этого наряда было множество достоинств — к примеру, его не мог прожечь ни огонь в кузне, ни брызги расплавленного металла, но клочковатый мех не блистал красотой, и Ксинг выглядел в нём, как дикарь и оборванец.

Можно было всё-таки вернуться, чтобы забрать свои вещи, но… Ну не драться же с тем, кто учил его два года, и с той, с кем он так здорово проводил время! Из двух вариантов, «дерись или женись», Ксинг выбрал третий. И на этот раз не степенный, полный достоинства уход, как это было с родной деревней, а позорное отчаянное бегство. Впрочем, «Боевым стратегиям неукротимого дракона» имелось что сказать и на этот случай: «Бесчестье — не в своевременном отступлении, но лишь в бессмысленной гибели». А позволять погибнуть своим амбициям Ксинг не собирался.

Пусть он стал учеником Гонга Бунтао и даже закончил обучение, но объявить об этом во всеуслышание теперь не получится. Ведь наставник так и не вручил ему нефритовую табличку с отпечатком своей ци, ну а на слово четырнадцатилетнему сопляку, пусть он выглядел на все семнадцать, не поверил бы никто в мире. Вряд ли кузнец кому расскажет, что ученик сбежал, не дав себя женить на его дочке, скорее всего огульно обвинит в краже какой-то ценности, которых в его поместье хватало. Вышло очень некрасиво, Ксинг искал славы, но вовсе не такой. Может, выждать, пока наставник не отбросит глупую идею женитьбы и не придёт в себя, и послать какое-нибудь письмо с извинениями?

Ксинг раздумывал прямо на бегу, тщательно скрывая ци, чтобы его не отследили ни кузнец, ни стражники, ни дочка. Он, конечно, совершенствовал свои умения, но кто знает, может, и они не сидели без дела. Ему хотелось то ли похвалить себя за предусмотрительность — после покупки топоров в Жумэне и перед походом к Дубу свои деньги он закопал на хорошей укромной поляне неподалёку от дороги, да так и не удосужился потом выкопать. То ли обругать последними словами — ведь желания Цзе он знал и намерения Гонга мог прекрасно предугадать, но к побегу так и не подготовился.

Сделав несколько петель, чтобы сбить возможных следопытов, пробежавшись по ветвям деревьев и пройдя вверх по течению глубокого ручья, Ксинг сделал крюк через Лес, где выпустил облако специально преобразованной ци, такой привлекательной для лесных обитателей. За два года походов в лес он придумал немало трюков, но сейчас использовал это нелепое подобие техники не для быстрой добычи еды и не чтобы отвлечь сильных тварей в сторону, не доводя до схватки с ними, а для сбития погони со следа.

Ксинг раздумывал о дальнейшем маршруте, взвешивая имеющиеся варианты. Одно он знал точно: в Жумэнь идти нельзя! Ведь там придётся бросить вызов не Небесам, а городской страже, а затем и гарнизону воинов Императора.

Подбегая к заветной поляне, Ксинг нахмурился. Он не ожидал тут встретить даже одинокого заезжего путника, а уж тем более множественные огни сильной ци. Не то чтобы до поляны неудобно было добираться с дороги, но никто тут, на окраине Леса, в здравом уме останавливаться бы не стал — ведь стоило проехать ещё несколько часов, и путник заночевал бы под защитой стен Жумэня. Проделки наставника Бунтао и его дочки? Вряд ли, будь у того столько воинов, у Ксинга ни за что не получилось бы сбежать. Новый заказчик, ещё не добравшийся до кузнеца? Опять-таки, не было ни малейшего смысла останавливаться здесь, в двух шагах от цели, ну а если, к примеру, поломалось тележное колесо, то не починить его прямо на дороге. У кузнеца Гонга была масса связей, он мог устроить Ксингу очень невесёлую жизнь, но никто бы не успел прибыть так быстро, да и засаду устроил бы уж точно не здесь.

«Надо разобраться», — решил Ксинг и решительно двинулся к поляне.

Он припомнил, что где-то тут должен течь небольшой лесной ручеек с глинистыми берегами. Найти его не составило труда, так что Ксинг испачкал грязью лицо, обмазал глиной одежду и обвалялся в опавших листьях. В подобной маскировке, конечно, показываться на люди нельзя — те примут его за лесное чудовище, но и являть себя возможным противникам в планы Ксинга не входило. Он ещё сильнее приглушил ци и, не хрустнув ни единой веточкой, прокрался к поляне.

Там он упал на траву и, сливаясь с местностью с помощью стихии Земли, прополз почти к самому краю обрамляющих поляну зарослей. Обострив до предела зрение и слух, выглянул из кустов.

— …Бунтао не так прост! Знаете, кто у него заказывает оружие?

— Не волнуйтесь, уважаемый Фу! Кто бы это ни был — не влиятельней нашего рода!

— Вашего! Вот именно, вашего рода! А не моего! Если всё раскроется…

— Не раскроется! Ведь позаботиться об этом обещали лично вы. Или с печатью что-то не так?

— Нет-нет, всё в порядке! Это настоящая печать! Но знали бы вы, чего и сколько мне стоило, чтобы отвлечь Второго Яшмового Судью и ненадолго оказаться у него в кабинете!

— А вот это, уважаемый Фу, похоже на настоящий разговор! И сколько? Мы готовы щедро компенсировать ваши тяжёлые труды. Только учтите, мы и так даём вам очень немало. И лишняя жадность влечёт за собой лишние, пусть и очень недолгие печали.

Послышался шелест ткани и характерное тихое позвякивание монет, которое невозможно было спутать с лязгом металла. Ксинг прополз чуть ближе, полагаясь на свою маскировку, хотя стоило одному из людей на поляне сделать десяток шагов, тот наступит ему прямо на голову. Толстяка в одежде чиновника городской управы Ксинг видел несколько раз в ресторанах Жумэня и преисполнился подозрений уже тогда. Ведь не может же человек, смешивающий во время трапезы горную утку в капустной подливке с бирюзовой форелью с Лиловых гор, не оказаться подонком!

Воины, сопровождавшие карету чиновника, не были похожи ни на городских стражников, ни на воинов Императора, ни даже на наёмную охрану. Хорошие лошади, доспехи, отличное дорогое оружие и знамёна с эмблемами выдавали принадлежность к знатному роду. И эти эмблемы, как и цвета одежды, были знакомы даже не потому, что Хань Нао с детства на память выучил основные рода Империи.

Гао! Подлые презренные Гао, дом, который неоднократно переходил дорогу отцу Ханя, генералу Гуангу Нао. Эти бесчестные негодяи неоднократно пытались воспользоваться славой и победами генерала, плели против него интриги и постоянно пытались облить грязью перед ликом Императора. Хань не знал особых подробностей, ведь отец при их упоминании всегда переходил на брань, но низость и бесчестность этого недостойного рода не вызывали ни малейших сомнений. Хань Нао знал, что они обитают в другой провинции, полагал, что вряд ли пересечётся с ними хоть раз в жизни. И оказался прав, так как судьба свела их вместе только после его смерти.

Чувства бурлили, Ксингу пришлось погрузиться в себя, чтобы не раскрыться вспышкой ци, скрипом зубов или хрустом кулаков. Пусть он до этого дня не встречался ни с одним Гао, это не мешало ему ненавидеть их всей душой.

— Да, печать в порядке, — подтвердил Фу, лаская пальцами увесистый шёлковый мешочек. — Но…

— Никаких «но»! — резко ответил толстяку самый нарядный и богато одетый Гао. — Многоуважаемый Фу, мне напомнить вам, сколько молодых крестьянских девушек доставил вам мой клан? Или о том, кто именно избавлялся от тел после ваших развлечений?

— Да тише вы! — побледнел Фу. — Не здесь! Не вслух! Если кто-то узнает, что я предаю Императора, то меня освежуют и будут посыпать солью пять дюжин дней! Лучшие лекари не дадут мне умереть! И вы все окажетесь рядом!

— Не беспокойтесь, — рассмеялся его собеседник. — Я и мои воины контролируем территорию. На целых два ли вокруг здесь нет никого, даже крупных животных, так что тратить талисманы тишины нет ни малейшей необходимости. Или вы бы предпочли, чтобы я вычел их стоимость из благодарности вам, достопочтенный Фу, от нашего клана?

— Нет-нет, я полностью доверяю клану Гао, — поспешно заверил Фу. — Как можно сомневаться в одном из столпов нашей Империи. Но вы сами понимаете, дело ведь очень деликатное…

— Конечно, но именно поэтому нам и понадобились услуги столь мудрого и учёного человека как вы, господин Фу.

— Я не до конца уверен, что всё сработает.

— А напрасно. Кузнец виноват сам. Кому как не вам знать о важности правильной работы с документами.

— Несомненно! — горячо воскликнул Фу. — Многие называют нас, чиновников, чернильными душами, считают, что мы ничего не делаем, только переводим бумагу и тушь да получаем ни за что наше жалование. А ведь на нас, а не на армии, держится вся Империя!

— Вы совершенно правы, господин Фу. Вместо того, чтобы махать молотом, Гонгу Бунтао следовало бы уделить больше внимания счёту и правильному ведению бумаг. И теперь, когда прошло столько лет, пусть сам пожинает плоды своей глупости!

— Вы уверены, что ему не удастся доказать погашение долга?

— Совершенно уверен. Он расплатился за материалы с нашим стряпчим, но поставил подпись лишь в нашей копии расписки об отложенной выплате. Свидетелей, кроме членов клана Гао, тогда не было. И проценты, набежавшие за эти годы, не выплатить целому купеческому дому!

— Но ведь Гонг Бунтао богат! Он ковал меч самому наместнику! Что если он всё же выплатит свой долг?

— Не забывайте, господин Фу, речь идёт о стоимости девяти чешуек дракона! К тому же, даже если расплатится, чем это плохо? — расхохотался Гао. — Ведь двенадцатая часть всей суммы с процентами будет ваша!

— У него есть множество покровителей, — не сдавался толстяк.

— …которые ничего не смогут сделать, — продолжал улыбаться Гао. — Договор у нас заверен в имперской администрации, штраф за несвоевременную выплату и проценты по просрочке — тоже совершенно настоящие. Расписки о погашении он тогда не потребовал, свидетелей нет. Мы в своём праве! Свиток с печатью нам нужен лишь для того, чтобы он пошёл с нами без сопротивления.

— А если он всё же будет сопротивляться? Гонг Бунтао — человек, знаменитый силой своей ци! К тому же у него есть умелая стража! Что если он накинется на вас, отберёт договор со своей подписью и уничтожит раньше, чем его остановят ваши воины?

— Именно для этого, уважаемый Фу, нам и нужны вы. Ведь тогда вы сможете не просто поклясться именем Императора, что стали свидетельством подобного злодеяния, но и подтвердить истинность уничтоженного договора, который вы, не последнее лицо в Жумэне, очень тщательно изучили. Вы сможете даже сделать это под воздействием талисмана истины, ведь вам не надо лгать, лишь опустить несущественные детали. Разумеется, вознаграждение мы удвоим.

— Но всё равно, а что если…

— Уважаемый господин Фу! — жёстко оборвал чиновника Гао. — Ещё немножко, и у меня появится ощущение, что вы тянете время и не хотите исполнять свою часть нашей с вами сделки.

— Нет, конечно же нет! — патетично воскликнул толстяк. — Моё слово — самое крепкое во всём Жумэне!

— Вот видите, вы не делаете ничего предосудительного и абсолютно чисты. А дальше все останется между домом Гао и кузнецом Бунтао. Не волнуйтесь, стоит ему попасть на территорию нашего дома, больше вы его не увидите. Там он никогда не сможет отработать свой долг. К тому же у него есть незамужняя дочка, а в побочных ветвях нашего дома достаточно мужчин. После того как она станет женой или наложницей Гао, у него не останется выхода.

Когда-то, слушая отца, Хань Нао ловил себя на мысли, что генерал Гуанг, позволивший ненависти и обиде завладеть своим сердцем, злодеяния клана Гао порядком преувеличивает. Теперь-то Ксинг понял, насколько жизнерадостным и наивным тогда он был, ведь даже отец не знал всей глубины низости и подлости этого презренного рода!

Наглость и беспринципность этого злодеяния вызывали кровавую пелену перед глазами. Не какое-то там жульничество или обман, нет, это было попрание воли самого Императора и по сути попытка порабощения — что тоже являлось подрывом вековечных законов Империи.

И несмотря на то, что о подробностях своих мерзких замыслов Гао, уверившиеся в безопасности и уединении, рассказали не хуже главного злодея в любом из кристаллов или свитков, оставался вопрос: «Что делать?» Как бы ни был Ксинг обижен на наставника Бунтао и Цзе, всё, в чём они оказались виноваты — что кузнец распознал в ученике выдающийся, бывающий раз в поколение, нет, дюжину поколений талант, а его дочка — не смогла устоять перед несравненным обаянием Ксинга и по уши в него влюбилось. Ксинг, конечно, жениться не хотел, вот только не желал Гонгу и Цзе Бунтао ничего, кроме счастья и процветания.

Какие бы варианты ни обдумывал Ксинг, каждый из них не был лишён кучи недостатков.

Отползти прочь, вернуться, предупредить мастера? Даже если тот и станет слушать, то проблему это не решит — хорошо скрывать ци ни наставник, ни его дочь не умеют, а у погони достаточно адептов, мастеров ци и сменных лошадей, чтобы обнаружить добычу и загнать куда угодно.

Бежать прямиком в Жумэнь? Ему, жалкому простолюдину, просто выпишут бамбуковых палок по пяткам за клевету на уважаемого в городе человека и высокий благородный род.

Просто уйти, оставив кузнеца самому расхлёбывать последствия своих действий? Да это хуже всего! После такого презренного поступка Ксингу следует сразу бросить мечту стать героем. Стремиться превзойти учителя тоже, ведь тогда Ксинг превзойдёт его только в одном — в негодяйской подлости.

Но что мог он, грязный дикарь в звериной шкуре, да с одним только цепом в руках? Гао имели преимущество не только в числе, в экипировке и в силе, у них наверняка припрятано множество разных хитрых талисманов, а может, и каких-то артефактов! Ксинг, конечно, все эти годы усиленно тренировался и больше не похож на крестьянина из деревни, на которую сморкаются боги, но пока ещё и не мерзавец-учитель, а ещё лучше — Стремительный Клинок Бао. Те бросились бы на врага не раздумывая, Бао Сяо — чтобы нести добро и справедливость, а подлый презренный учитель — чтобы ограбить Фу и Гао, забрав все деньги.

Да и нападение на имперского чиновника в случае, если останутся свидетели, означает, что он, простой крестьянин, пошёл против Империи. Клясться именем Императора, призывать в свидетели богов, требовать честного суда с использованием талисманов и дознавательных техник, он бы смог, лишь будучи Ханем Нао, а не Ксингом Дуо.

— Время идёт, — поторопил чиновника Гао, — а мы и так порядком задержались.

— Хорошо, поехали, — обречённо ответил Фу.

Время действительно уходило. Следовало что-то срочно предпринять, но особых идей не появлялось. Поэтому Ксинг вновь обратился к мудрости «Боевых стратегий неукротимого дракона»: «Чтобы выйти победителем против стаи волков, следуй в логово тигра».

☯☯☯

Шматок жирной липкой глины ударил чиновнику Фу прямо в лицо и стёк вниз, пачкая его официальные одеяния. Второй кусок, который Ксинг снял со своей шкуры с особым тщанием, залепил глаза главному Гао.

— Предатель Империи Фу и никчемные ничтожества Гао, — загудел Ксинг изменённым голосом, — неспособные на честные победы, только на низость и подлость!

Ксинг старательно направлял ци, заставляя созданный Ветер носить его слова по поляне. Один из Гао сложил руки в затейливый знак, и куст, в котором якобы находился говоривший, вспыхнул зелёным огнём.

— Я всё видел и слышал! — заорал Ксинг. — Видел и слышал, как вы предали Империю и осквернили имя Императора своими грязными языками! Ведь только ими вы и способны сражаться! Бездарные вояки, неспособные удержать меч, только отравленный кинжал, дабы вонзить его в спину тем, кому вы еще вчера лизали пятки! Вы сражаетесь не на поле боя, а в дворцовых спальнях, видать, потому, что даже грязная трусливая свинья по сравнению с вами — образец чистоты и мужества.

Ксинг не был силён в оскорблениях, поэтому просто повторял любимые выражения отца. Видать, горячие слова генерала Гуанга, шагавшего от победе к победе, оставались справедливыми даже сейчас, спустя многие года и большие циклы. Впрочем, в том, что удел Гао — не поле боя, Ксинг уже убедился и на собственном опыте.

Он тихо пробрался сквозь кусты, выбрался к прорехе в растительности, выводящей на дорогу, приоткрыл на мгновение маскировку ци и закричал:

— Я направлюсь в Столицу, обращусь к судье первого ранга, поклянусь именем рода и духами предков! Пройду Взвешивание Слова и попаду на Суд Императора! Готовьтесь, подлецы, к визиту Имперских Теневых Дознавателей!

Ксинг прекрасно понимал, что после этих слов всё, что осталось роду Гао — это либо преследовать его до самих Девяти Преисподень, либо на собственной шкуре познать, что такое Казнь Девяти Тысяч Мук. К сожалению, существовало очень простое решение всех затруднений — убийство Ксинга. Так что он сбросил маскировку и направил ци себе в ноги.

За спиной раздался оглушительный взрыв, и в стороны расплылось ядовито-фиолетовое облако.

— Идиоты! Как мы теперь пройдём? — крикнул Гао. — Очистить воздух!

Ксинг улыбнулся, поблагодарив глупцов за подаренные несколько лишних вздохов и припустил по дороге. Он вкладывал в бег всё, что имел: годы и годы беготни по деревне, отчаянные рвущие жилы тренировки и попытки выживания в Лесу Дюжины Шагов.

К сожалению, больше такого подарка, как заградительная техника длительного действия, подлые Гао не сделали. Ксинг ушёл от нескольких новых атак, когда заметил, что конная погоня порядком подотстала. Это значило одно — следует рискнуть и сократить расстояние.

Он сделал вид, что стал потихоньку выдыхаться. Картинно хватался за бок, тяжело дышал и спотыкался. За это Гао вознаградили его доброй дюжиной разрушительных взрывов. К счастью, Ксинг прекрасно чувствовал направление, в котором движется ци, и заранее уходил вбок, умудряясь делать вид, что не погиб по чистой случайности. Шкуры зверей Леса показали себя в бою ничуть не хуже, чем в кузне. Одежда запросто выдержала не только осколки камней, но и языки знакомого зелёного пламени. Ксинг побежал прочь, старательно припадая на одну ногу.

— Он ранен! Скорее! — послышалось сзади.

Снова вылетело несколько огненных техник, не отличающихся, впрочем, особым разнообразием, и Ксинг стал метаться из стороны в сторону, неуклонно двигаясь в заранее выбранном направлении.

— Не уйдешь! — раздался злой крик в спину.

Ксинг коротко оглянулся и увидел, что погоня растянулась. Чиновник Фу, бросивший свою карету, сидел верхом, но, видимо, был к этому совершенно непривычен. Он быстро выдохся и отстал. Увы, надежды Ксинга, что погоня разделится, чтобы защитить важного союзника, оказались тщетными — охранять Фу остались лишь два Гао из тех, чья ци светилась слабее всех, а погоню продолжили оставшиеся полторы дюжины.

Гао на скаку вскинули луки и выпустили в Ксинга град светящихся от ци стрел. Он захохотал, вскинул свой цеп и, не глядя, короткими взмахами за спину, посбивал те, что грозили пронзить его тело.

«То что надо!» — подумал он, увидав, что дорога выходит из леса и огибает склон отвесной скалы, нависающей над лесной чащобой. Несколько техник ударило прямиком в дорогу, но её, к досаде Ксинга, они не разрушили. Столбы с талисманами, призванные не выпускать из Леса зверьё, похоже, защищали и от обвалов.

— Осторожней, остолопы! — закричал главный Гао. — Иначе он уйдёт!

На этот раз Ксинг не стал уклоняться от летящей в спину стрелы, лишь сделал короткий шаг вбок, пропуская остриё возле руки и зажимая древко под мышкой.

— Вы меня ранили, негодяи! — закричал он, медленно и картинно, словно герой, умирающий в схватке с десятью тысячами врагов, падая с обрыва.

— Он мёртв! — закричал кто-то из подчинённых. — После такого падения не выжить.

— Идиоты! — рыкнул главный Гао. — Он будет мёртв, когда вы принесёте его голову!

Ксингу понадобилось немало сил, чтобы не расхохотаться. Ему бы хотелось почувствовать себя хитромудрым злодеем, тянущим за ниточки паутины, с помощью многоходовых комбинаций и интриг заманивающим врага в изощрённую ловушку. Вот только, увы, в его действиях не было ничего хитрого, так как, раскрыв своё присутствие, он не оставил Гао и Фу никакого выбора. Ведь даже если он погибнет где-то в Лесу, но преследователи не найдут тело и не убедятся в его смерти, то покоя им не видать до конца своих жалких жизней!

Точно рассчитанными порциями выпускал Ксинг ци, преобразуя её то в Землю, то в Древо. Взор Цилиня позволял видеть каждое деревцо, каждый куст, каждый скальный выступ, и реагировать с достаточной скоростью. Ветки, трава и скалы подхватывали его тело, смягчая и замедляя падение. Наконец он рухнул у подножия скал, точным выбросом ци накрыв себя лавиной небольших камней.

Сквозь щель между камнями Ксинг удовлетворённо наблюдал, как обрадованные Гао спешились, подбежали ко краю скалы, радостно загалдели и ринулись вниз, оставив наверху коней и припасы вместе под охраной единственного адепта. Они бежали вниз по почти отвесной поверхности, время от времени прыгая с камня на камень. И делали это в открытую, не пытаясь прятаться.

Ксинг ещё раз убедился, что, несмотря на неплохую подготовку, в реальных сражениях они если и бывали, то редко. На такие уловки не поддалась бы даже местная лесная белка, что уж говорить о зверях посмышлённей. Ну за глупость, их, конечно же, следовало наказать и немедленно. Так что Ксинг ухватил пару камней и, усилив руки ци, со скоростью пращи метнул их во врагов.

Как ни старались Гао избежать ударов, но вертикальная скала оставляла им очень мало места для маневра. Вот один Гао полетел вниз, а за ним второй и третий. Четвёртого и пятого Ксинг достал тоже, вот только те слишком хорошо укрепили свои тела, чтобы получить серьёзные ранения, а высота оказалась недостаточной, чтобы они распластались у подножия изломанными марионетками, как менее удачливые члены рода.

Ксинг отбежал в сторону, и туда, где он стоял, одновременно ударили знакомый столб зелёного пламени и ядовито-фиолетовая молния. Ксинг, всё так же прихрамывая, кинулся прочь, прямиком в знакомую чащобу.

— За ним! Он ранен и не может скрываться! — заорал вожак Гао. — Я хорошо чувствую его ци!

«Ещё бы ты не чувствовал, — про себя засмеялся Ксинг, прибавляя шагу, — когда я так сильно стараюсь!»

Он бежал, всё так же выпуская вкусную аппетитную ци, такую привлекательную для Гао, и не только для них. Он старательно удерживал дистанцию, то давая врагам приблизиться, то припуская вперёд «из последних сил». Добегая до своей территории, до Пурпурного Дуба, Ксинг довольно улыбнулся. Погоня, так старательно следовавшая за ним по пятам, растянулась почти что на целый ли. И, судя по остальным пятнам ци, эта погоня оказалась не единственной.

Ксинг коснулся шершавой коры Дуба, развернулся и уставился на четырёх мастеров ци, подступающих к нему со всех сторон во главе с главарём Гао.

— Пожалуйста, — залепетал он. — Не убивайте меня!

— Это же совсем ребёнок! — воскликнул кто-то из мастеров. — Ему нет и двух дюжин!

— Не беспокойся, — примирительно солгал старший Гао. — Не убьём. Но тебе придётся рассказать всё, что ты услышал. И поклясться на Талисмане Истины, что никому ничего не расскажешь.

Ксинг опять едва не расхохотался. Он прекрасно знал, что у Талисмана Истины совсем другое предназначение, что несмотря на громкое название, истину он не выявлял, лишь позволял узнать, верит ли допрашиваемый в свои слова. И что применяли его только для дознания, ведь заставить кого-то сдержать обещание он никак не мог.

— Вы обещаете? — испуганно сказал он, стараясь выглядеть на свой настоящий возраст.

— Слово рода Гао! — подтвердил главарь.

Он тянул время, ожидая, когда его подручные окружат столь юркую цель. В этом их желания совпадали — Ксинг ждал того же самого, только в отношении самих Гао!

— Но скажите, уважаемый Гао, — заныл Ксинг жалобным голосом, — вы уверены, что слово, данное вашим родом…

Он мгновенно закрыл свою ци, оттолкнулся ногами от земли, взлетая на дерево:

— …стоит хотя бы свиного дерьма?

Враги были настороже, несколько сокрушительных техник ударили в то место, где он находился всего вздохом раньше. Раздался треск, вспышки, зазмеились разряды странных молний и полыхнуло облако дыма. Ксинг ещё раз похвалил себя за решение избежать схватки. Он пока что не настоящий герой из кристалла, так что подобной атаки ни за что бы не выдержал.

Как бы ни скрывал Ксинг свою ци, но преследователи оказались не дураками. Почти сразу же они направили техники вверх, в крону Дуба, где скрывался Ксинг. Вот только Ксинг прекрасно помнил, сколько пота и крови, пусть даже чужой, пришлось ему пролить, отпиливая одну-единственную ветку. И сколько — чтобы отстирать пятна омерзительного птичьего дерьма со своей, давно уже ставшему маленькой волчьей одежды.

Ксинг, прикрыл веки, сосредоточившись на окружающей ци. Приготовился отбивать атаку, как только кто-то из Гао решится полезть на дерево, когда его родичи прекратят поливать Дуб бесполезным огнём. И вскоре атаки действительно прекратились. Но на дерево никто не полез, ведь у Гао теперь нашлись новые заботы. Дюжины и дюжины новых забот.

Та ци, такая чистая, ароматная, вкусная и аппетитная ци, которую Ксинг непрестанно испускал во время погони, привела за ним не только Гао. Она собрала очень много очень свирепых, очень голодных, и очень сильных зверей. Зверей из того самого Леса, по которому путнику не стоило делать даже шаг, а уж тем более целую дюжину. И преследователи сделали больше, гораздо больше шагов.

С помощью ци Ксинг наблюдал за развернувшимся сражанием. Он видел, как вспыхивали взрывы, как гасли огни набегающих зверей. Как раздавались выкрики названий техник, некоторые, типа «Небесного Пальца Правосудия», звучали так восхитительно величественно и героически, что Ксингу немедленно захотелось выучить нечто подобное и самому.

Время от времени звери, каким-то непонятным образом чуявшие скрывшего энергию Ксинга, забирались в крону, но тот с помощью верного цепа, зарекомендовавшего себя просто-таки превосходно, напоминал им, кто является хозяином этой территории вот уже более двух лет. Некоторых зверей Ксинг лупил лишь слегка, для острастки, ухватывал за хвосты, раскручивал, и метал эти злобные увесистые комки клыков и когтей прямо на головы Гао.

Новая тактика дала плоды, и вскоре огоньки сгрудившихся и вполне успешно отбивавшихся Гао стали по одному гаснуть. И, несмотря на то, что врагов становилось меньше и меньше, лесное зверьё тоже подошло к концу, оставив одного-единственного победителя в настоящем царстве смерти.

Ксинг легко спрыгнул вниз и подошёл к окровавленному главе отряда Гао, который стоял, тяжело опираясь на меч, посреди целого кладбища зверей и людей. По его лицу стекала кровь, а через плечо и бедро проходили глубокие раны от звериных когтей. Из-под доспехов тоже стекал алый ручеёк.

— Ты… — прохрипел Гао. — Кто ты такой?

— Слышал ли ты о великом герое прошлого генерале Гуанге Нао? — спросил Ксинг.

— Нао… — засмеялся враг, захлёбываясь кровью. — Этот проклятый род…

Ксинг тяжело вздохнул. Как и следовало ожидать, его предсмертное проклятье всё-таки сработало. Что же, пусть род Нао пал, но и этой бесчестной насмешке над благородным родом тоже не поздоровится. От потери пятерых мастеров ци и ещё дюжины полноценных адептов оправиться очень трудно. Вернее, от шестерых мастеров.

Цеп Ксинга без размаха ударил противника прямо в висок, мгновенно загасив и без того еле тлеющий огонёк ци.

Он осмотрел поляну и вздохнул. Столько ценных трофеев, столько зверей с такими чудесными шкурами и восхитительным мясом. Бросить их здесь? Это мог бы себе позволить только привыкший к постоянному изобилию Хань Нао, а не человек, родившиеся и выросший в Дуоцзя, деревне, где боги следят, чтобы еда никогда не пропадала зря!

Ксинг вздохнул и поднял голову, пристально всматриваясь в крону Пурпурного Дуба.

«Нельзя полагаться на других, достойный муж берёт судьбу в свои руки»

Он схватил за хвосты двоих мёртвых зверей и, пустив в ноги ци, взвился в воздух.

☯☯☯

Чиновник Фу тяжело развалился на земле и мелко всхлипывал. Обычно аккуратная коса за его спиной теперь была растрёпана, а лицо осыпали бисеринки пота. Охранники, двое адептов из клана Гао, бдительно несли стражу. Время от времени один из них не выдерживал, подходил к обрыву и заглядывал вниз.

— Никаких известий? — в очередной раз спросил Фу.

— Пока нет, — ответил Гао.

— Нам следует быстрее убираться! — сказал чиновник. — По дороге кто-то может проехать.

— Мы будем ждать остальных, — резко ответил второй охранник.

— Но как долго? — не отставал Фу.

Не услышав ответа, он оглянулся. Оба охранника бездыханно распростёрлись на земле, а над ними стояла не очень высокая, но страшная мохнатая и грязная фигура.

— Кто ты? Что тебе надо? — выкрикнул Фу и попятился. — Забирай всё, деньги, вещи, только оставь меня в живых.

— Документы! — неожиданно молодым голосом сказал монстр. — Остальных я обыскал, никто ничего важного в лес не прихватил.

Фу заколебался. Мохнатая фигура тем временем ловко обобрала трупы охранников, сложив всё оружие и экипировку в аккуратную кучку. Дикарь залез им за пояса и за пазухи, выудив небольшие приятно звякающие мешочки, и ссыпал их содержимое в один кошель, после чего прошёлся по лошадям, обшаривая седельные сумки. Дойдя до лошади главы отряда, он внимательно посмотрел на притороченный к седлу сундучок, приложил к нему руку, и укреплённая и защищённая от воров крышка разошлась в стороны, словно утренний цветок, демонстрируя содержимое. Дикарь засмеялся, на буро-сером покрытом грязью лице блеснули ослепительно-белые зубы. Он схватил один из наплечных мешков покойников, высыпал содержимое и пересыпал из сундука туда все деньги. Под весом металла прочная кожа мешка затрещала, но в итоге успешно выстояла.

— Я сказал, документы! — повторил дикарь.

— Вы знаете, с кем вы разговариваете, юноша? — собрал храбрость Фу. — Нападая на меня, вы предаёте Императора!

Дикарь взвесил в руке свой мешок и слегка его тряхнул. Монеты восхитительно звякнули.

— Как жаль, что пытаясь отдать эти деньги чиновнику управы Жумэня, — протянул он, — я тоже оскорбляю Императора. Ведь это получается презренная взятка.

Фу облизнул губы.

— Я… Я бы… На вашем месте, молодой человек, — мягким вкрадчивым тоном сказал чиновник, — я бы не делал таких громких заявлений. Разумеется, вы не даёте никаких взяток!

— Но тогда как это называется? — удивлённо спросил дикарь. — Ну, если я даю вам денег, чтобы вы мне вручили документы, обличающие преступные намерения презренного рода Гао, их предательство Империи, надругательство над имперским правосудием. Если я вам плачу, чтобы вы, чиновник Жумэня, помогли очистить честное имя мастера Гонга Бунтао и избавить его от подложного долга?

— Это, конечно же, никакая не взятка! — Фу пришёл в себя достаточно, чтобы встать с земли и отряхнуться. Его голос перестал дрожать, и в нём стали проскальзывать привычные официальные интонации. — Это называется взнос! Добровольный взнос в городскую казну. И не смейте, пожалуйста, называть это оплатой за услуги! Мы, чиновники Империи, получаем жалование, а нести справедливость — это и так наша работа.

— Вот как? — удивился дикарь. — Извините, уважаемый Фу. Я, это, живу тут в лесу и таких тонкостей не знал!

— И зря, молодой человек, зря! Детали — это самое важное.

Он полез куда-то за пазуху и достал продолговатый лакированный футляр. Открыв крышку, он извлёк оттуда свиток. Развернув, показал дикарю.

— Вот это — указ Второго Яшмового Судьи о приведении в исполнение взыскания долга с мастера Гонга Бунтао в пользу клана Гао. И если обратиться в Имперский Реестр Актов и Тяжб, то записи об этом документе вы не найдёте. Что, разумеется, является тяжёлым должностным преступлением. Мне горько признать, что Второй Судья воспользовался своими служебными полномочиями в личных целях. Но, увы, совершенен лишь Император, а некоторые его чиновники иногда дают, как Второй Судья, позорную слабину.

— Отлично! — сказал дикарь. Он наклонился, протягивая руку за документом, и маленький мешочек с деньгами двух обобранных Гао совершенно случайно выпал из его руки и сверхъестественным образом попал за полу халата Фу, больно, но одновременно приятно, ударив того монетами по животу.

Фу поразился, насколько он недооценивал нынешнюю молодёжь. Она ему казалась глупой и безнадёжной, но всё же находились перспективные юноши, понимающие истинный порядок вещей.

— Второй Яшмовый Судья, несомненно, будет наказан! — горячо воскликнул дика… то есть достойный юноша. — И я надеюсь, его место займёт кто-то более честный и неподкупный!

Фу благосклонно кивнул.

— Но что же делать со взносом? — спросил юноша. — Мешок такой тяжёлый, в нём столько монет, что я не смогу его держать долго. А ведь мы до сих пор не выяснили, что делать с подложным долгом Гонга Бунтао и происками презренных Гао.

— О, не беспокойтесь! — поспешно заверил чиновник, лёгким и удивительно пружинистым для такого телосложения шагом направившись к лошадям. Он не стал обыскивать седельные сумки, словно прекрасно знал, что и где лежит. Подойдя к лошади главы, он быстро охлопал руками седло и ловким жестом уличного карманника вытащил откуда-то широкую изукрашенную резьбой шкатулку.

— Не изволите ли, молодой человек? — спросил он, протягивая юноше.

Тот послушно провёл пальцем по крышке и та рассыпалась мелкой древесной трухой.

Чиновник быстро развернул документы, кивнул и удовлетворённо крякнул.

— Вот тут, молодой человек, договор, подписанный достопочтенным Гонгом Бунтао, свидетельствующий о том, что он получил на руки девять чешуек дракона, а взамен обязуется в течение трёх дней внести указанную вот, обратите внимание на вот эту цифру, оплату. Тут же в договоре указана пеня за просрочку и положенный процент. Документ зарегистрирован в канцелярии, но это лишь свидетельствует о его подлинности. И если вдруг договор окажется случайно повреждён или уничтожен, то, считайте, его не существует. Если, конечно, достопочтенный Гонг Бунтао не изволит предоставить в канцелярию свою копию.

Юноша почтительно принял из рук документ, совершенно случайно звякнув большим мешком.

— А вот это гораздо интересней, — сказал чиновник, протягивая второй свиток. — Это расписка господина Гонга Бунтао о том, что долг он погасил. Не представляю, каким образом она оказалась у столь ничтожного и презренного рода Гао и для чего они взяли её с собой, вместо того чтобы хранить в самой защищённой комнате поместья. Передайте, пожалуйста, господину Бунтао, что бумаги очень любят порядок. И расписки о погашении займов следует забирать с собой, а не оставлять у заимодавца. Впрочем, эта расписка вызывает, скорее, умеренный интерес. Потому что если не существует самого договора, то и нет смысла в его погашении.

Юноша вновь широко улыбнулся и Фу, передавая ему расписку, ещё раз восхитился, какая же это восхитительная улыбка. Вот если бы его немножко отмыть…

— Знаете, уважаемый господин Фу, у меня появилось очень стойкое, я бы сказал неостановимое желание внести вот эти деньги в казну славного города Жумэня. Но, к сожалению, мне немного неудобно это делать, так как мой путь лежит в другую сторону. Не будет ли считаться с вашей стороны нарушением служебных полномочий, если я попрошу вас принять этот взнос?

— Ну разумеется нет, молодой человек! — широко улыбнулся Фу. — Я, как заместитель Второго Яшмового Судьи, имею право принимать любые суммы на нужды администрации.

— Ну тогда, пожалуйста, примите этот взнос в свою голову!

Тяжёлый мешок обрушился на голову чиновника, проламывая череп и круша шейные позвонки.

☯☯☯

Мастер-кузнец Гонг Бунтао не находил себе места. Паршивец, задуривший голову Цзе и разбивший её сердце, подло сбежал. К сожалению, попытка погони окончилась ничем — за эти годы ученик научился скрывать ци, причём так прекрасно, что даже среди дикого зверья Леса Дюжины Шагов чувствовал себя как дома.

Гонг сожалел о потере ученика, ведь пусть тот был и молод, но одновременно силён и настойчив. Он прекрасно понимал, что у паршивца нет к Цзе особых чувств, кроме, наверное, братских, но это не имело значения. Он сделает для своей дочери абсолютно всё, чтобы та была счастлива. Если даже придётся притянуть гадёныша под алтарь каждого из Двенадцати Богов за уши или гнать молотом на самый край света.

Работа сегодня не спорилась — ведь ци его пребывала в смятении. Причём даже не из-за побега ученика — тот всё-таки сдал экзамен, и Гонг намеревался выполнить свою часть сделки, навестив городскую канцелярию, зарегистрировав там Ксинга Дуо как мастера-кузнеца и отправив нефритовую табличку Имперской Курьерской Службой по имени без адресата. Нет, какое-то тяжёлое предчувствие наливало молот невиданной тяжестью, так что целых три заготовки пришлось выкинуть в переплавку, чего с ним не случалось долгие годы.

Гонг Бунтао оставил работу и провел половину дня, утешая рыдающую дочку. И после окончаниния утешений ему с новой силой захотелось убить паршивца! Убить, потом ещё раз убить, а потом затащить всё-таки под венец с ненаглядной Цзе.

Внезапно тягостное предчувствие, одолевавшее его целый день, разом пропало, словно отсечённое взмахом одного из им самим выкованных мечей. Он немного побродил по поместью, перекинулся парой слов со всё ещё всхлипывающей Цзе, после чего вышел во двор, полюбоваться последними лучами заходящего за горы солнца.

Не было ни шума, ни шороха и ни всплеска ци. Ничто не насторожило и не предупредило. Просто большое толстое бревно с корой, поблёскивающей очень характерным пурпуром, перелетело через стену и с громким стуком выбило осколки из каменных плит двора.

Кузнец резко мотнул головой, от такого знакомого и все еще неизменно раздражающего зрелища!

Он вздохнул и подошёл к бревну. К гладкой древесной коре прилипли, защищённые слоем сильной спокойной ци, три листа бумаги. Рядом с ними, примотанный к бревну поясом с очень характерными цветами, находился окровавленный флажок с эмблемой Гао — клана, с которым Гонг Бунтао пару раз имел дело в далёком прошлом, но прекратил отношения из-за невыносимых докучливых требований ковать оружие только им.

Прямо на бревне Пурпурного Дуба сияла надпись, переполненная ци и выполненная каллиграфическим почерком:

«Мастер! Научитесь, наконец, обращаться с документами!»