Время для Шерлока Холмса

Глава вторая СЕКРЕТ СУССЕКСКОГО ВИНА

Это был огромный, старый, разросшийся за счёт пристроек дом, возведённый больше пятидесяти лет назад одним джентльменом из Южной Африки, который, как сообщил мне Холмс, встретил свою ужасную и необычную смерть в этом самом доме. Отсюда открывался захватывающий и прекрасный вид на Ла-Манш, но из-за соседства с водными просторами здесь часто наблюдались туманы и холодные моросящие дожди. Должно быть, в момент смерти первого хозяина это было действительно мрачное место, но Холмс купил собственный электрогенератор и провёл электричество по всему зданию, поэтому оно казалось довольно жизнерадостным в тот вечер, когда мы после ужина сидели и пили чай в ярко освещённой библиотеке, а приятный морской бриз врывался в окно вместе с монотонным жужжанием насекомых и ароматом цветов.

— Должен признать, Холмс, тут довольно мило.

Он бросил на меня острый взгляд:

— Неплохая замена шуму и смраду летнего вечера в Лондоне, Уотсон?

— Именно! — Я рассмеялся. — Мне почти захотелось провести оставшиеся годы или, вероятно, месяцы здесь, с вами, в деревне.

— Я был бы счастлив, разумеется… Но вы сказали «месяцы»?

Его лицо, обычно непроницаемое, выдало огорчение.

Я пожал плечами:

— Боюсь, что так, но давайте не будем обсуждать столь безотрадную тему, как смерть. Как успехи с пчёлами?

Мой друг нажал кнопку, вмонтированную в небольшую коробочку на столе рядом с его креслом.

— Я хочу, чтобы вы кое-что попробовали, Уотсон, а потом я отвечу на любые вопросы, которые у вас могли возникнуть касательно моих пчёл.

Когда миссис Хадсон отозвалась на электрический звонок, Холмс попросил:

— Не могли бы вы принести новую бутылочку того вина из подвала для нашего гостя, миссис Хадсон.

Я поднял брови, удивившись странному ударению на этих двух словах, но Холмс с неуловимейшей улыбкой приложил палец к губам, пресекая любые вопросы. Мы так и просидели в тишине около пяти минут, пока экономка не вернулась с бутылкой «того вина». Должен признаться, пока мы ждали, я погрузился в приятную полудрёму, вызванную обильным ужином в сочетании с тёплым чаем, мягким бризом и жужжанием насекомых. Разбудил меня стук подноса, который поставили на стол рядом с креслом моего друга. Холмс взирал на меня с сочувствием и тревогой, но печальное выражение его лица быстро сменилось лучезарной весёлостью, стоило ему понять, что я проснулся.

— Что ж, Уотсон, — воскликнул он, — а вот и вино! Мне будет интересно выслушать ваше мнение.

Я подавил зевоту и сказал:

— Возможно, будет благоразумнее мне откланяться, а не наслаждаться вином.

— Чепуха, Уотсон. Я не приму отказа. Я настаиваю.

— Ох, ну хорошо, — безропотно согласился я.

— Отлично, отлично. — Холмс вытащил пробку и щедрой рукой налил два полных бокала.

Поскольку бутылка была из тёмно-зелёного стекла, я только теперь увидел, что вино имеет тёмно-золотистый оттенок, по цвету что-то среднее между мёдом и светлой патокой. Я заметил также, что Холмс взирает на вино с выражением, которое я бы мог охарактеризовать как нездоровую заинтересованность. Так и подмывало спросить, не содержится ли в ценном вине какой-нибудь дополнительный ингредиент — возможно, кокаин, — но я удержался, зная, что после стольких лет лёгкого давления вкупе с дружескими и профессиональными увещеваниями с моей стороны Холмс отказался-таки от использования этого наркотического вещества.

Когда он протянул мне бокал, я понюхал напиток, и сладкий, почти приторный запах подсказал мне, что же это за загадочное вино.

— Да ведь это медовуха! — воскликнул я.

— Она самая, разлитая в бутылки на этой ферме, из мёда с моей собственной пасеки. Пейте же, Уотсон!

— Сначала вы велели мне прыгать юным козликом, теперь хотите превратить меня в викинга, — проворчал я. Однако, едва попробовав медовуху, я залпом допил содержимое бокала и воскликнул: — Ей-богу, Холмс, напиток чудо как хорош! Правда, чуть сладковат, на мой вкус, и мне не стоит им злоупотреблять.

Холмс со странным выражением лица, которое, как я понадеялся, означало восторг, но в равной степени могло указывать и на расстроенные чувства, пробормотал:

— А по поводу этого, Уотсон, поживём — увидим.

В ту ночь я спал крепко, как никогда за последние годы, и проснулся изрядно посвежевшим.

— Холмс, — объявил я за завтраком, — деревенский воздух и впрямь творит чудеса. Я определённо чувствую себя на десять лет моложе.

— Неужели? — поразился он, а потом бросил на меня пронизывающий взгляд. — Как насчёт более оптимистичных прогнозов, доктор?

— Ещё рано, — коротко бросил я, загрустив при мыслях о будущем.

Остаток завтрака прошёл в молчании.

Однако в последующие дни здоровье моё продолжало неуклонно улучшаться. Мне чудилось, что я ярче чувствую вкус еды, острее различаю запахи деревни (не всегда приятные!) и чётче слышу звуки насекомых и животных, чем в течение последних нескольких лет. Однажды вечером, когда мы с Холмсом сидели за чашкой чая в сопровождении неизменного бокала медового вина, я поделился своими ощущениями.

— Вынужден заключить, — закончил я между неспешными глотками сладкого янтарного напитка, — что лондонские воздух, вода и еда содержат какие-то вредные примеси, которые способствуют преждевременному старению, и вы не зря советуете мне перебраться в сельскую местность, чтобы увеличить число оставшихся мне лет.

Я быстро допил остатки медовухи и плеснул себе ещё бокальчик, проигнорировав довольный взгляд Холмса. С первых же дней он настоял, чтобы каждый вечер я выпивал по полному бокалу. Сначала я согласился, исключительно чтобы порадовать друга и искупить ту обиду, которую я мог ненамеренно нанести в первый вечер, когда слишком резко выразил своё мнение по поводу его медовухи, но через некоторое время пристрастился вечером выпивать по бокальчику, а порой и по два-три.

— Замечу, Уотсон, что теперь вы говорите уже об оставшихся годах, а не месяцах.

Я снова устроился в кресле с бокалом медовухи и чашкой чая, а Холмс продолжил спокойным задумчивым тоном:

— Вы совершенно верно подметили, что лондонский воздух и лондонская вода куда грязнее, чем в сельской местности, как верно и то, что пребывание в деревне может продлить жизнь по сравнению с пребыванием в городе. Тем не менее факт остаётся фактом: людям отпущен определённый промежуток времени. В итоге здоровый образ жизни позволяет прожить максимально длинный срок, но за рамки этого промежутка всё равно не выйти. Это по силам только при вмешательстве человека!

Странная речь меня озадачила, но, прежде чем я успел вставить хоть какой-то комментарий, Холмс снова заговорил, и его голос звенел в вечерней тишине:

— Вино, которое вы пьёте с такой охотой, Уотсон, — вино, как вы выразились, слишком сладкое, на ваш городской вкус, — омолаживает каждую клетку вашего тела! Точно так же, как поддерживает молодость не только мою, но и моей экономки миссис Хадсон.

После этого необычного заявления на несколько минут воцарилась тишина. Господи, подумал я, он сошёл с ума! Блестящий аналитический разум в итоге уступил дряхлости. Зная из медицинской практики, насколько осторожно надо вести себя с человеком, которого мучают приступы бреда, я заострил внимание на последних словах и осторожно уточнил, хотя и не без дрожи в голосе:

— Разумеется, ваша экономка, та женщина средних лет, — это не наша миссис Хадсон с Бейкер-стрит, а её дочь?

Сверкая глазами, Холмс объявил:

— Это именно та миссис Хадсон, которую вы знали много лет назад на Бейкер-стрит, и вовсе она не средних лет. Как и я, она молода физически, но маскируется, чтобы выглядеть старой, дабы не вызвать подозрений и суеверной враждебности среди местных жителей и не шокировать вас, пока вы ещё слабы.

Я открыл рот, намереваясь произнести какие-нибудь умиротворяющие слова, но, прежде чем я успел заговорить, Холмс продолжил в более спокойной манере:

— Я понимаю, нельзя ожидать, что вы поверите мне на слово, Уотсон. Поэтому, чтобы доказать, что я не безумен и не впал в старческий маразм, я хочу, чтобы вы провели самый тщательный и полный врачебный осмотр. Я позволил себе доставить сюда из Лондона все ваши инструменты. Вкупе с оборудованием, которое я использую в собственных биологических изысканиях, они помогут вам удостовериться, что я говорю чистую правду.

Как обычно, Шерлок Холмс оказался прав. После тщательного осмотра я вынужден был признать, что физическое его состояние соответствует возрасту между двадцатью пятью и тридцатью годами. Затем я подверг анализу самого себя, насколько это представлялось возможным, и к моему изумлению и радости обнаружил, что всего через неделю приёма загадочного молодильного вина процесс старения повернулся вспять и я стал ощутимо моложе и здоровее, чем неделю назад. Как мог я теперь сомневаться в необычных заверениях моего друга?! После долгих лет разгадывания самых запутанных преступных деяний людей этот великий аналитический ум в конце концов одолел одну из величайших загадок природы! Шерлок Холмс открыл настоящий эликсир молодости. Он предложил и мне прибегнуть к этому чудодейственному средству, получив от меня обещание, что, во-первых, я переберусь из Лондона в Суссекс на постоянное жительство, а во-вторых, сохраню наш секрет в строжайшей тайне.

— С первым условием я практически готов был согласиться ещё до того, как вы открыли мне волшебные свойства вина, Холмс. Но второе! Почему бы не поделиться этим чудесным достижением с миром?

Но Холмс был непоколебим.

— Мир, мой дорогой Уотсон, катится в тартарары, — решительно возразил он, а потом добавил мрачным тоном: — После ужасной войны, свидетелями которой мы только что стали, обществу придётся достичь куда большей разумности и социальной зрелости, чем оно когда-либо демонстрировало, прежде чем я даже просто задумаюсь о том, стоит ли открыть людям секрет. Если я поделюсь своим знанием сейчас, результатом, я уверен, станет социальный сдвиг катастрофического масштаба, а вторая мировая война, которая определённо грянет максимум через пятнадцать лет, будет иметь куда более пагубные последствия, чем при естественном развитии событий.

Я поделился секретом с миссис Хадсон, — продолжил он, — просто потому, что она великолепная экономка и мне не хватило бы терпения выучить кого-то ей на смену. Кроме того, ей можно доверять: миссис Хадсон ни с кем этими знаниями делиться не станет. Теперь я предлагаю приобщиться и вам, поскольку вы мой давний и преданный друг и я доверяю вашему умению хранить тайны. Конечно, я по понятным причинам включил в круг избранных и Майкрофта, но больше никому рассказывать не собираюсь.

Когда дальнейшие споры оказались неэффективными против решимости Холмса сохранить секрет омоложения в тайне от остального мира, я в конце концов сдался, согласившись и на второе условие тоже. Правда, я периодически возвращался к этой теме в последующие годы, но преуспел не более, чем в ходе выше описанной беседы. Десятилетие за десятилетием Шерлок Холмс настаивал, что человечество не исправляется, а, напротив, вырождается.

То, насколько Шерлок Холмс отдалился от старых знакомств и всех воспоминаний о прежней жизни, можно продемонстрировать на примере одного случая, который я помню очень ярко. Как-то раз мы с Холмсом прогуливались неподалёку от нашего поместья и проходили мимо большого красивого дома, главные ворота которого украшала табличка с именем Уинделшэм. За воротами виднелись прелестные лужайки и деревья, а посреди этого великолепия стоял крепко сбитый высокий мужчина средних лет, осматриваясь вокруг с гордостью хозяина. Он заметил нас и с доброжелательным выражением двинулся в нашу сторону с явным намерением завести беседу, однако Шерлок Холмс поторопил меня, хотя я выразил желание познакомиться поближе с владельцем столь величественного поместья и попросить провести экскурсию. Мне показалось, что манеры Холмса необъяснимо грубы, о чём я не преминул сообщить ему самым честным и решительным образом.

— Этот субъект, — ответил он раздражённо, — пишет детективные рассказы. Вы, должно быть, теперь уже понимаете, что я не горю желанием соприкасаться в какой бы то ни было форме со своей бывшей профессией, будь то настоящие сыщики или те, кто имел глупость попасть в сферу их внимания. Я уж не говорю о людях, которые зарабатывают на жизнь описанием приключений выдуманных сыщиков.

— Но, — робко возразил я, — этот человек наверняка пишет и что-то другое?

— Исторические романчики и трактаты по спиритологии, — насмешливо ответил Холмс. — И это ещё более легкомысленно, чем сказочки о выдуманных детективах! С этими словами он пошёл прочь, яростно попыхивая трубкой и пресекая все мои попытки продолжить разговор.

Так шли десятилетия, а мир бурлил и грохотал вокруг нас, изменяясь в таких направлениях, какие я и представить не мог, пока мы в нашем маленьком анклаве на Ла-Манше жили в прежнем неспешном ритме. Я давно перестал выписывать лондонские газеты, хотя «Таймс» множество лет была важной составляющей распорядка дня. Единственной приметой изменений во внешнем мире, которую я не мог игнорировать, было то, что самолёты, проносящиеся над головой, и корабли, скользящие по каналу вдалеке, год за годом увеличивались в размерах, а парусные суда использовались всё реже и реже, пока совсем не сошли на нет, кроме самых маленьких лодок. Пока мимо пробегали десятилетия, время доктора Джона Уотсона и мистера Шерлока Холмса занимали беседы, чтение, пчёлы и научные исследования, а на внешний мир мы по большей части не обращали внимания. А затем произошло преступление столь ужасное, что оно нарушило даже наше уединение, снова втянув нас в бурную активность, свойственную остальному человечеству. Здесь-то и начинается по-настоящему мой рассказ.