Время Перемен

Глава 7. Ошибки

Люк смотрел на разбросанные вдалеке домики имения Прияр. Внешнюю стену замка давно сломали, понастроив вместо неё кучу самых разных зданий. Знатные господа часто ломали старые стены ради удобства, повинуясь новой моде. Теперь все полагались на гарнизоны, во множестве разбросанные по стране, когда речь заходила о защите земли. И верно — зачем тратиться на оборону, если рядом полно солдат? Но капитану де Куберте всякий раз становилось не по себе, когда очередной молодой граф ломал стены и открывал свой дом всем ветрам — так наивно, доверчиво.

Пять дней дороги пошли на пользу — в голове прояснилось, мысли из беспорядочной кучи образовали ровный строй. Он уже и забыл, каково это — не бегать целыми днями по городу от шпионов к дуэлянтам, а спокойно идти к цели. Одной цели, а не нескольким, среди которых всё время надо выбирать.

«Вот разберусь с дуэлянтами и осяду в каком-нибудь спокойном гарнизоне на тихой службе. Уговорю де Крюа дать мне должность, а королю вряд ли есть до меня дело» — думал капитан, осматривая окрестности.

Его отряд приближался к Прияру по громадному полю дикой травы. То, что Люк принял издалека за обычные проплешины, оказалось огромными рытвинами, как будто великан ростом с королевский дворец искал червей для рыбалки гигантской лопатой, тут и там поднимая пласты земли. Лошадь вдруг занервничала, пришлось успокоить.

До имения оставалось метров триста, когда капитан увидел спешащего навстречу человека в фартуке, напоминающем кузнечный, и в странном подшлемнике на голове из такой тонкой материи, что, случись напялить сверху шлем, протрётся вмиг.

— Господин, — окликнул их странный кузнец, — Вы, вероятно, капитан Люк де Куберте? Граф Симон наказал мне встретить вас лично. Он занят важным экспериментом.

— Как тебя звать?

— Гийон. Я его первый ассистент. Прошу за мной, его светлость сейчас в химической лаборатории.

Люк направил коня за странным слугой. Отряд потянулся следом, гремя оружием и повозкой.

— Что за громадные следы вокруг?

— Это от пороховых взрывов. Господин испытывал бомбы. Оно сначала шипит и горит, а потом как… бабах!

— Каких ещё взрывов? Навроде осадного масла? Почему тогда такие ямы? Оно просто обжигает то место, куда прилетает. Я видел не раз.

— О, нет, господин капитан, то совсем другое. Вам нужно видеть самому, господин граф покажет.

Они подошли к кирпичному домику с несколькими трубами, странными окнами с прозрачной тканью вместо стёкол или ставен, и такой смесью запахов вокруг, что невозможно было сказать, чем же пахнет.

Внутри оказалось множество столов и шкафов с разными сосудами. Двое в таком же фартуке и подшлемнике, как у слуги, но в странных очках и с закрытыми тканью лицами, рассматривали кипящую кастрюлю и перешептывались.

— Ваша светлость, прибыл капитан Люк де Куберте.

Один человек в маске что-то шепнул другому, развернулся к ним, на ходу стянул маску вниз, и Люк увидел худое лицо со впалыми щеками и торчащим острым подбородком. А глаза его… глубокие, будто знающие о тебе что-то, чего ты сам не знаешь. И это выражение лица — как у министра де Крюа или строителя де Сарвуазье — когда человек одержим своей целью каждую минуту жизни, без тени обыкновенной дворянской праздности.

— Симон де Прияр, — он пожал руку капитану, слегка поклонившись при этом, — Большая честь видеть вас. Очень рад, что граф прислал именно вас.

Люк не очень-то жаловал подхалимов и ответил грубовато:

— Вы впервые меня видите. С чего так радоваться? Я могу оказаться тем ещё говнюком.

— О, вы приняли мои слова за обычную лесть… Как неловко, — он указал рукой на дверь, — Выйдем на воздух, я поясню.

Они медленно зашагали от дома, а слуги и солдаты тактично остались стоять возле двери.

— Видите ли, дорогой капитан, я знаю вас заочно. Де Крюа, пожалуй, единственный, кто понимает важность моей работы. Может, ещё и король, когда вспоминает обо мне. Так вот, наш министр печётся за благо страны. На деле, а не на словах. А вы ему помогаете, и делаете это хорошо, — он обвёл рукой вокруг, показывая свои владения, — Всё это возможно благодаря таким, как вы, иначе бы мне пришлось выстроить стены и сидеть за ними. Где тогда была бы моя наука? Начальник гарнизона тоже кое-чего о вас рассказывал. Вы не из тех твердолобых олухов, что руководствуются чем угодно, но не здравым смыслом. Вот поэтому — извольте быть желанным гостем. Мы оба служим Родине, просто делаем это по разному.

— Польщён, — равнодушно ответил капитан, — Где нам расквартироваться и раздобыть еды?

— Солдаты могут спать в людской, а вам слуги приготовили комнату рядом с моими покоями, — он повернулся к своим людям, — Гийон, покажи солдатам господина, где людская. А вы, Люк, следуйте за мной.

Де Куберте охотнее спал бы в палатке, или на улице, в такую-то жару, но ничего не поделаешь: пренебречь гостеприимством значило настолько сильно оскорбить хозяина, что это было слишком даже для такого солдафона.

— Сильвио! — крикнул он одному из пестуйцев, — Идём со мной, побудешь сегодня денщиком.

Симон де Прияр положил руку капитану на плечо:

— Нет нужды. Пусть ваши люди отдохнут с дороги, я дам вам одного из слуг.

Люк думал было отказаться, но всё-таки кивнул и отправил Сильвио обратно.

Покои были хороши. Удобная кровать, шкаф, стол, стулья, ковры. Всё в меру роскошное и ничего лишнего, а главное — прохладно. Слуга тоже был не из балбесов, правда, ничего не смыслил в доспехах, поэтому провозился с завязками и застёжками довольно долго.

Пока Люк мылся в бадье, велел слуге принести свежее исподнее и мундир.

Холоп аккуратно сложил их на стуле:

— Господин капитан, его светлость просит вас к обеду.

Он вытерся и уже натягивал мундир, то и дело осаживая слугу, который рвался помочь. Подсобить застегнуть доспехи — одно дело, возиться вдвоём с обычной одеждой — совсем другое. Он не дама и не старец, сам справится. Его ещё с детства бесили эти слуги, назойливые, как мухи.

Де Куберте глянул на доспехи: хотелось надеть их для уверенности, но обед — не место для пропылённых и пропахших конским потом стёганки, кольчуги и кирасы.

— Почистишь их, — бросил он слуге, и, подумав, добавил, — Да сначала спросишь, как.

— У кого ж спросить, господин?

— У любого солдата моего. Там каждый знает.

По коридорам они двинулись в залу. Свечи на стенах, картины, вазы: кто-то очень хотел оживить это жилище, как если бы пытался сделать из военного форта приёмную короля. Простое и без затей, оно не предполагало излишеств, но кто-то этих излишеств явно желал.

Всё стало понятно, когда слуга постучал в створчатые двери залы, которые распахнул камергер в одежде, выглядящей помпезнее, чем мундир капитана.

Дама сидела за длинным обеденным столом, украшенным скатертью с вензелями и рюшами. Она держала спину прямо, как офицер на параде, и холодно смотрела на Люка. Платье скроено по последней моде и подходит скорее для бала, нежели для простого обеда дома.

Сам Симон сидел на значительном расстоянии от женщины. При виде капитана он поднялся:

— Капитан, позвольте представить вам мою жену, Виолетту де Прияр.

Люк поклонился ей. Женщина ответила сдержанным кивком.

— Дорогая, я говорил тебе, капитана прислали нам в помощь. Министр дорожит моей работой.

— В таком случае, мог бы прислать хотя бы полковника, — пожала она плечами.

«Одной фразой задеть и мужа, и меня — это надо суметь».

Де Прияр указал на место напротив жены, и Люк уселся за стол.

Виолетта изучала его:

— Ваш мундир, кажется, не новый. Сейчас в столице носят другие.

— Предпочитаю старую броню новым мундирам.

— В чём же вы ходите на балы?

— Для этого у меня есть колет и шоссы, — ответил Люк, припоминая, когда в последний раз был на балу.

— Виолетта, вам следовало бы больше внимания уделять делам человека, а не его одежде. Перед вами знаменитый…

— А вам следовало бы больше времени уделять жене, — грубо оборвала она, — Дорогой муж!

Графиня встала и быстро вышла. Камергер беззвучно закрыл за ней дверь.

— Это успеется, — спокойно проговорил Симон ей вслед.

Видно, для него подобное поведение было не в диковинку.

— Поговорим о деле, — Люк опасался, что это несколько бестактно, но не вечно же ходить вокруг да около.

— Время не ждёт, да, капитан? Впрочем, как и у меня. О деле, так о деле, извольте. Местные не жалуют меня и мои исследования, стараются всячески навредить, отчего я теряю время, да и казну трачу попусту.

— Вы знаете, кто именно вредит?

— Все. Тут все меня ненавидят — и знать, и холопы. Один легат древних интересуется наукой и помогает по мере сил, но он же уедет! А остальные гадят постоянно! Портят скот, недавно сожгли сарай и побили вино в погребе. К тому же, оставили записку с угрозами.

— Мне нужно взглянуть на неё.

— Я так и знал, — учёный протянул ему клочок серой бумаги.

Разборчивый, ровный почерк:

«Вы здесь не нужны. Даже ваших слуг тошнит от вас и ваших фокусов. Убирайтесь».

— Кто мог такое написать?

— Руку я не узнаю, бумагу тоже. Кто угодно. Я же говорю, меня ненавидит вся округа.

— Почему?

Перед Люком стояла аппетитная отбивная с пюре. Он стал есть и одновременно слушать.

— Из-за моих опытов, естественно. Взрывы и химические реакции пугают их, пугают их животных…

— Взрывы? Слуга говорил, это от них ямы на поле. Что это?

— Я покажу вам после обеда.

— Хорошо. Во враги можно записать всю округу, так?

— К сожалению. Если и был кто-то, симпатизирующий, их всех давно настроили против меня остальные. Люди не понимают важность моих исследований. Привыкли жить стариной, без прогресса.

— А в чём их важность?

— Хотя бы в том, что можно существенно облегчить жизнь таким, как вы.

— Чем же это? — ответил Люк с набитым ртом.

— Вот это как раз я и собираюсь продемонстрировать… Ну и аппетит у вас!

Люк умял пол куска мяса и почти всё пюре за какую-то минуту и ощутил себя невеждой:

— Ваш повар волшебник, а я привык обедать быстро, как всякий солдат.

— Спасибо. Доедайте и пойдём.

Люк расправился с остатками пищи, и хозяин повёл его на улицу.

— Гийон! — позвал де Прияр, как только они вышли из залы.

Слуги передавали призыв по цепочке, и ассистент прибежал быстро.

— Готовь бомбы, хочу показать капитану.

— Да, господин.

Они быстро прошли коридоры, и на дворе Люка окликнул человек среднего роста в сером плаще:

— Капитан, это не вашу кольчугу там стирают? — на лице незнакомца играла улыбка, — Вон, в корыте, — он даже прикрыл рукой рот, улыбаясь.

Люк побагровел и забыл про всё:

— Чтооо?! Где этот идиот?!

В мгновение ока он оказался у корыта, где давешний слуга старательно полоскал кольчужную броню, вновь и вновь окуная в воду. Де Куберте без лишних церемоний отвесил подзатыльник слуге, отчего тот вскочил.

— Тебя кто надоумил доброе железо в корыте полоскать? Не я ли тебе говорил — у солдат спроси, как ухаживать?

— Господин, но от неё… пахло…

— Пахло? От тебя сейчас смертью запахнет, дурень! — он отвесил ещё подзатыльник, — Промаслить надо было заново, и всё!

Руку, занесённую для третьего удара, перехватил де Прияр:

— Дорогой гость, простите идиота. Если древний заметил оказию поздно, я куплю вам новую. Выберем в гарнизоне, как только вы изъявите желание.

Люк вырвал руку и зло проговорил слуге:

— Каждое колечко чтоб вытер, высушил и заново промаслил. К вечеру проверю. Де Прияр, идёмте, хочу быстрее посмотреть на ваши чудеса. Он зашагал прочь от дурня — слуги, пока не начался ещё один приступ ярости.

«Видно, придётся покупать новую. Железо не горское, дрянь, ржавеет быстро, а капитану не пристало ходить в рыжей кольчуге, словно мародёру».

На поле вовсю суетился Гийон. Он доставал из тачки непонятные круглые снаряды с верёвкой, торчащей из них. Странно было то, что снаряды железные. Неужели не нашлось каменных?

Симон указал на холм вдалеке от того места, где орудовал Гийон.

— Разве мы увидим оттуда что-нибудь?

— Люк, уверяю, вы увидите всё, что нужно.

Когда они вскарабкались, Симон ткнул пальцем на кочку размером с корову, в которой возился его слуга, раскапывая что-то:

— Смотрите на этот клочок земли.

Слуга закончил возню и вопросительно посмотрел на господина. Граф кивнул. Гийон три раза чиркнул кресалом внутри проделанной норы со снарядом, повернулся и стремительно побежал прочь. Шагов через тридцать слуга бросился на землю и зажал уши.

Раздался оглушительный грохот. Люк присел и закрылся руками — так силён был звук, не похожий ни на что другое. Дым и ошмётки земли взлетели вверх, и, когда рассеялись, на месте кочки осталась такая же громадная яма, какие он видел по всему полю. Люк молчал.

— Только представьте, капитан, что будет, если бросить такой в наступающую армию? Или зажечь под стеной замка, который нужно взять…

О, он уже представил, насколько ужаснее может быть война, если у каждого появятся такие штуки, но время вспять не повернуть — уж лучше эти снаряды первыми появятся у них, чем у кого-то ещё.

…

Александр пил амброзию, когда за окном раздался взрыв. Вдова, у которой он остановился, молча убирала посуду и чуть не выпустила тарелки из рук, потом с ненавистью бросила взгляд на окно и унесла посуду.

Он двумя глотками допил остатки и убрал флягу в хранилище: ближайшие три дня старения можно было не опасаться.

Вернулась вдова. Мрачная и тихая, как и всегда.

— Вы тоже ненавидите де Прияра, да?

— За что ж его любить? — ответила она неохотно, явно не желая заводить разговор.

— Он пытается сделать мир лучше, а страну — сильнее, хоть это и не все понимают. Добр к своим людям, даёт работу многим.

— Как он дал её моему сыну?

— Ваш сын работает у Прияра?

— Работал. Схоронила с железкой в башке, теперь ни мужа, ни сыновей. Последний был, остальных Печальный гарнизон забрал… Не придётся мне теперь внуков нянчить. А ваш де Прияр — будь он проклят со своей наукой!

«Ты попала в яблочко, вдова. В этом мире всякий, кто обладает знаниями, проклят. Взять хотя бы государство древних. И де Прияру недолго осталось».

Легат древних прошёл в маленькую комнатушку и закрыл дверь. Покопался в дорожном мешке и достал оттуда бутылочку, открыл, капнул на стол, промокнул краешком рукава. Ни цвета, ни запаха. Но, судя по консистенции, готово. Достать ингредиенты оказалось непросто. Всего одна попытка — на вторую зелья уже не хватит.

Александр убрал пузырёк в карман и вышел из комнаты. Кивнул вдове на прощание. Лаборатория химических опытов была в нескольких сотнях шагов. Он не спеша дошёл и принялся ждать Симона на деревянной лавке возле входа.

За несколько дней, проведённых с Симоном, древний понял, что только самые приближённые слуги любили графа. И то, что его поддерживает Первый министр, легат узнал недавно, когда прибыл специальный отряд. Раструби граф по всей округе об этой поддержке, и от подхалимов всех мастей было бы не спрятаться. Но де Прияр не любил кичиться. Впрочем, это как раз было на руку Александру. Чем больше вокруг подозреваемых — тем лучше.

Учёный явился через несколько минут. Энергичным шагом он подошёл к древнему и протянул руку:

— Коллега, вы, как всегда, точны. Давайте приступим. Возможно, сегодня у нас всё получится. Гийон, принеси холодного чаю. Всё горло пересохло от жары.

Они вошли внутрь, а слуга убежал за чаем.

Как всегда перед подобным делом, Александр почувствовал холодную пустоту в сердце и подумал:

«Лучше бы ты потерпел. Впрочем, к чему оттягивать неизбежное? Пусть бедолага хоть порадуется перед смертью. Дам ему подсказку».

— Симон, возможно, дело не в материале, а в длине столба. Нам лучше взять столб побольше.

— Почему бы и не попробовать, коллега? Я чувствую, мы на верном пути. Вошёл Гийон и поставил две кружки на пустой столик. Александр тут же взял одну из них и предусмотрительно осушил залпом: теперь не перепутать, в какую выливать пузырёк.

Они возились несколько часов. Глаза Симона блестели всё сильнее. Когда ртуть опустилась в чашку и сверху стеклянной трубки появилось прозрачное место — казалось, он взорвётся от восторга. Когда же вода со страшным напором заполнила это пространство, Симон заорал:

— Пустота! Я говорил вам, коллега! Они мне не верили. Вот оно. Видите, как ведёт себя вода? Там пустота!

Он метался по дому, ходил туда-сюда, на радостях то и дело пожимал руку Александру.

Древний давно уже отравил чай и всё ждал, когда де Прияр сделает глоток, но учёный не находил себе места. На очередном повороте он задел бедром столик, чашка сплясала и повалилась на бок.

Александр с сожалением смотрел на льющуюся со стола струйку.

Де Прияр перехватил его взгляд:

— Дорогой гость, не переживайте по поводу чая, в стране его полно, — он указал на стеклянную трубку, — Лишь истинная пустота только здесь!

…

— Ты говоришь, сарай сжёг Людвиг, а он говорит, что это ты. Занятно получается. Вздёрнуть обоих!

— За что? — истошно провопил холоп.

— За враньё! — злобно ответил капитан.

— Я, я скажу правду, только не убивайте!

— Кто поджёг сарай?

— Это я, но Людвиг помогал…

— Зачем?

— Поквитаться с де Прияром за его мерзкие занятия. Мы живём ближе всех. Наш скот стал пугливым, постоянно гадит, куры не несутся. Трое прокляли бы его за это.

Люк отвесил холопу подзатыльник:

— Трое тебя спросить забыли, кого им проклинать! Симон де Прияр проводит эксперименты по приказу самого короля. И они нужны королевству больше, чем твои несушки и коровы.

— У меня козы…

— Плевать. Ты, считай, королевский сарай поджёг.

— Пощадите, капитан де Куберте!

— Привести второго! — рявкнул Люк солдатам.

Через пол минуты в комнату вошёл ещё один холоп с оторванным рукавом, весь в синяках и кровоподтёках.

— К стене обоих.

Люди капитана грубо поволокли их.

— Господин… — попытался подать голос один из них.

— Молчать и слушать. Вы сожгли имущество вашего господина. За такой проступок он сам назначает наказание. Однако, де Прияр действовал по указанию короля. Значит, вы мешали исполнению королевской воли. За такое — смерть!

Оба холопа вздрогнули.

— Я бы вас точно повесил, но Его Величество милостив и заменяет наказание десятком плетей каждому, — смерды с надеждой переглянулись, — Но не за просто так! Теперь вам предстоит быть его тайными агентами и обо всём, что может угрожать де Прияру и его опытам, докладывать мне лично! Если меня нет — начальнику Печального гарнизона. Тайным агентам назначается жалование — медяк в неделю с выплатой дважды в месяц, получать у начальника гарнизона, — глаза холопов алчно заблестели, — Да смотрите, не проболтайтесь никому, что вы агенты. А то шиш вам, а не жалование.

— Капитан, позвольте выдать им по десять плетей? — Тиль взвесил в руках лошадиный кнут.

— Десять плетей им выданы условно.

— Это как? — округлил глаза солдат.

— А так. Если год справно служить будут и вести себя как следует — отменим наказание. Так что старайтесь, сукины дети! — пригрозил им кулаком капитан, — Не посрамите доблестного имени агентов Его Величества. А теперь оба ко мне подошли.

Люк присел на лавку, а крестьяне молча встали около него.

— Погреб с вином тоже ваших рук дело?

— Так…погреб…дык…енто…стоит же он…ваше бла…целёхонький! — запинаясь, выдали оба смерда.

— Кто бутылки в нём перебил, дурни?

— Эт не мы.

— Допустим, не вы. А кто?

— То нам неведомо.

— Вы теперь агенты, головой думать надобно. Кто знать может?

— Жрец троих. Худой такой. Остряком, кажись, зовут.

— Уже что-то. Почему он?

— Так завсегда он у погребов ошивается. Дольше любого слуги. Если и не он, так он точно знает, кто.

— Значит так, сейчас оба по домам. Кто спросит, почему биты — скажите, солдат моих задирали по глупости. Мы до погреба, жреца вашего искать, а вы чтоб всё вокруг примечали, всё запоминали. И чуть что важное — сразу ко мне.

При железе, кучей, без походного строя, двинули к погребу. А капитан не стал своих бойцов осаживать. Кому он тут нужен, этот походный строй? Чай, не в городе и не на марше.

Возле погреба его поприветствовал древний в том же сером костюме и с бутылкой вина в руках:

— Капитан, как ваша кольчуга?

— Благодаря вам успею купить новую, пока эта не развалится от ржавчины, — Люк не стал спешиваться, просто помахал рукой.

— Вино здесь неплохое, хоть и не чета тому, что в погребах де Луза, а?

— Согласен. Не видели здесь жреца троих?

— Ловит сны от кружильных ягод вон в той роще.

— Интересно. Спасибо, легат.

Люк поглядел на уходящего древнего: сначала думал проверить и его, но он прибыл за два дня до самого капитана. Несчастья же начались давно. Пришлось оставить — всех не проверить.

— Жак, Тиль, рощу с двух сторон оцепить тройками.

Его люди убежали выполнять сказанное.

Капитан въехал под сень деревьев, трое пестуйцев шли рядом. Жрец в грязной, дырявой рясе, валялся под деревом. Он и не думал бежать — лишь приоткрыл глаза и поглядел на копыта лошади.

— Встань, — грозно приказал Люк.

— Жрец не подчиняется военным. Свод законов короля, — пробормотал оборванец заплетающимся голосом.

— Вы, жрецы, нужны лишь как отдушина для холопов, чтоб немного облегчить им жизнь. И существуете на наши подати, до тех пор, пока мы этого хотим. Прояви-ка уважение к тому, от кого ты зависишь.

— Жрецы зависят от всех сразу, не от тебя лично.

Люк спешился, схватил наглеца левой рукой за волосы и поднял на ноги. Всадил правый кожаный клёпаный кулак неряхе в живот и тут же отстранился от фонтана рвоты.

— За что? — согнувшись на земле, прохрипел монах.

— Ты перебил вино в погребе?

— Нет.

— Врёшь! Вот пятна от вина, они повсюду.

— Я там был, но бил не я. Это Сбышек.

— Если даже я поверю в существование этого Сбышека, ты всё равно виновен. Где твой приход? Пусть они выносят приговор.

Монах качался от ягодного дурмана и удара в живот:

— На полпути до Печального гарнизона.

— Понятно. Как тебя звать?

— Остер, жрец Нири…

— Вот что, нужно поставить в известность местного настоятеля, что мы будем допрашивать этого оболтуса. Приход недалеко. Держите его тут, я быстро обернусь на лошади. Марио, сбегай пока к де Прияру за едой.

Люк проскакал несколько вёрст и осадил взмыленную лошадь возле ворот храма. Навстречу вышел жрец в чистой, опрятной рясе:

— Здравствуйте.

— И тебе не хворать. У меня дело к настоятелю.

Видно, жрец понял, что перед ним не простой гость:

— Идёмте за мной.

Люк привязал коня к воротам и двинулся следом. Окинул взглядом двор. Круглый трёхэтажный храм, много домиков вокруг, животина, стена хорошая, монахи все опрятные. Богатый приход.

Напротив больших ворот храма стояла маленькая площадь с тремя статуями древних:

Нири, в фартуке, с козой рядом и кривой иглой для врачевания, чуть склонив голову набок, внимательно слушала. Кром — солдат в латах и с копьём стоял, чуть отставив левую ногу в сторону и тоже внимательно слушал. А третий, Илларион, в колете и шоссах, держал в одной руке перо, а в другой доску с бумагами, широко разведя руки и чуть наклонившись, будто объяснял что-то. Люку понравилось. Статуи были, как живые. Он хотел рассмотреть их получше, но отвлёк послушник:

— Как вас представить?

— Капитан Люк де Куберте, по приказу Первого министра.

Они подошли к одному из домов. Небольшому, но красивому, с резными ставнями, стёклами и самой ровной кладкой. Монах скрылся внутри и почти сразу вышел:

— Проходите, первая дверь направо, настоятель ждёт.

Люк прошёл внутрь и, не дожидаясь приглашения, сел за резной дубовый стол напротив настоятеля. Был настоятель сановит, ни худ, ни толст. В опрятной не затасканной сутане. Держался прямо.

— Мир вам, капитан. Какими судьбами ко мне от самого министра?

— Прошу вас вершить суд над вашим человеком, Остером, жрецом Нири, но прежде дать мне его допросить.

— Уже вершил. С месяц, как выгнал его из прихода. Что ещё натворил этот пьяница? — усмехнулся настоятель.

— Побил вино в погребе Прияра. Будь это холоп, я бы сам его наказал. Но он в рясе.

— Снимите и накажите, как вам того хочется. Я лишил его сана.

— За что же, позвольте узнать?

— Пьёт и распутничает, — всплеснул он руками.

— Монахи нередко на это горазды. Поставили бы на горох.

— Кого другого может и поставлю, но этот непомерен в своих желаниях. Пусть гибнет от них вне прихода.

— Значит, могу судить его сам?

— Вино из Прияра, пусть Симон и судит.

— Ваша правда. Но пару плетей он у меня получит за то, что коня гонял напрасно.

— Поделом пьянице.

— Красивые у вас статуи во дворе. Мне редко попадалось что-нибудь столь же искусно сделанное.

Настоятель удивлённо посмотрел на Люка:

— Странно слышать такое от вояки. Думал, вы способны оценить хорошую гарнизонную стену, или добрый доспех, но не композицию из трёх статуй. И тем приятнее для меня.

— Так это ваших рук дело? Я встречал лишь одного подобного кудесника. Де Сарвуазье, когда не был занят строительством, любил что-нибудь слепить.

— Вы знавали де Сарвуазье? Я учился у него и скульптуре, и зодчеству…

— Он был братом моей жены.

— Отрадно слышать, что вы родственник моего учителя. Жаль, что порою люди так неожиданно гибнут в злополучных дуэлях. Передайте поклон своей жене от брата Паллиния, коли уж нельзя передать его самому Сарвуазье.

Люк думал было ответить, что жена тоже давно уже мертва, но ему вдруг аж до чесотки не захотелось выслушивать все эти скорбные слова, извинения и прочее. Да и расстраивать настоятеля не хотелось. В конце концов, всё это уже давно в прошлом. Он ещё сильнее разозлился на пьяницу-аббата, что заставил его вспомнить о мертвецах, но ответил настоятелю спокойно:

— Брат Паллиний, отрадно, что у воина и монаха есть общие темы для беседы, и с удовольствием бы ещё посидел, но дела ждут.

— Не смею задерживать. Удачи в государственных делах, господин капитан.

Люк прошёлся мимо статуй, которые по-прежнему не обращали на него внимания, занятые своей вечной беседой. Теперь, глядя на них, он чувствовал пустоту и грусть. Наверное, оттого, что они напоминали ему о времени, когда де Сарвуазье ещё был жив — времени, полном надежд, светлых ожиданий и моментов, когда чувствуешь, что всё в жизни получается правильно, а сомнения не одолевают на каждом шагу, как сейчас.

Он зло нахлёстывал лошадь на обратном пути, из головы не шёл грязный монах:

«Это как надо пить и распутничать, чтобы лишиться сана? Уж скольких беспутных жрецов повидал я на своём веку, но чтобы выгнали за это — впервые вижу».

В роще его ждал сюрприз: вместе с отлучённым монахом, привязанный к дереву, сидел худой сгорбленный холоп и иногда дёргался, как от испуга.

— Кто таков?

— Сбышек, господин, — выпрямился Жак, — Поймали тут же, в кустах. Признался он уже, это он погреб раздолбал.

Люк посмотрел на пленника: ни синяков, ни крови.

— Как же вы его разговорили?

— Ягод кружильных он хотел дюже. Вот, за ягодку-другую всё и рассказал.

— Ещё дайте! — подал скрипучий голос Сбышек, — Мочи нету!

— Как же дело было?

— Они двое забрались в погреб через окно и вот этот, — он кивнул на Сбышека, — Все бутылки и побил.

— На кой ляд?

— Прознал он, что, окромя винограда, ягоды его добавляют в вино, вот и побил со злости.

— Идиот, ты с чего взял, что это твои ягоды? — Люк даже улыбался, глядя на смерда.

— Мои они! Я жить без них не могу! — прокричал пленник и уставился на капитана безумными глазами.

— Ты чей холоп?

— Приярский.

— Пусть Симон тогда и решает. Хлопцы, повели их к графу. Монах отлучённый, настоятель судить его не будет.

Солдаты отвязали их от дерева и двинули к замку.

«Жах!» — Люк приложился плетью по спине жреца.

— Напрасно лошадь гонял из-за тебя, пьянь!

Обратно шли по-другому. Солдаты без команды образовали строй, оно и не мудрено — двух арестантов ведут. Крестьяне пропускали их отряд и тихо шептались. Люк ехал молча и не обращал на них внимания. Девчонка лет пяти показала пальцем на монаха и едва слышно пропищала:

— Мама, это он меня трогал.

Монах тоже её заметил. Лицо его будто обвисло от противной улыбки, глаза стали блестящими и маслянистыми, как у людоедов в Печальном гарнизоне.

Люк сразу понял, за какое распутство его выгнали и лишили сана. Капитана волновал лишь один вопрос: меч или чекан?

В следующую секунду кровь разлетелась в разные стороны от молота капитана. Монах завалился на землю, поливая ботинки солдат из дыры в голове. Нескольких крестьян рвало.

«Жреца убил, святого!» — раздались причитания.

— Опять броню чистить, — разочарованно сказал Тиль, убирая кровь и куски черепа с плеча.

— Ничего, тебе не привыкать, — ответил Люк, всё ещё кипя от ярости.

…

«Первый блин всегда комом» — вспоминал Александр старую пословицу.

«Капсула готова. Незаметно подбросить её в кислоту, стенки разъест, и она взорвётся. Когда де Прияру забрызгает лицо, помочь ему умереть». Древний хлопнул по карману. Платок, смоченный усилителем кислоты, был на месте. «Как же приходится изгаляться, когда ограничен в средствах».

Он вышел из комнаты. Молчаливая вдова смотрела в окно на замок Прияр. Он кивнул ей и собрался уходить, но она окликнула его:

— Почему вы остановились именно у меня?

— Наверное, это судьба. Я и сам не понимал, пока вы не рассказали о сыне. Проводить совместные эксперименты — моя задача, как посла. Но я на вашей стороне и понимаю ваше горе. Де Прияр должен был лучше позаботиться о безопасности слуг. Смерть вашего сына — его вина. Я убедился, когда увидел, как он работает.

«Посадим зёрнышко, как знать, может, пригодится» — Он оставил вдову одну — пусть переварит сказанное. Пора в лабораторию де Прияра, благо, до неё всего-то шагов триста.

— О, присоединяйтесь! — радостно приветствовал его Симон, — Напоминаю, сегодня экспериментируем с кислотой. Хочу попробовать максимальную пропорцию, чтобы понять, на что она вообще способна. Гийон тоже будет помогать.

Слуга поклонился из угла комнаты.

Древний подошёл к столу:

— Уже подготовили смесь? Позвольте взглянуть.

— Сколько угодно, дорогой гость, сколько угодно. Мне нужно в уборную, после приступим.

Александр склонился над чашей с кислотой.

«То, что нужно».

Глянул на Гийона — раззява уставился в окно.

Древний дождался шагов Симона за дверью и незаметно сунул капсулу в чашу, за секунду перед тем, как граф вошёл в лабораторию.

«У меня две минуты» — он начал отсчёт в голове.

— С чего начнём? Железо, кожа, или сталь? — учёный стоял около чаши и раздумывал.

— Давайте с кожи, — древний подал Симону лоскут, заготовленный для эксперимента.

«Семьдесят секунд. Только никуда не дёргайся, смотри в чашу».

Лоскут стал еле слышно шипеть.

— Как я и ожидал, — проговорил Симон.

«Тридцать три секунды».

Граф вытащил лоскут и посмотрел на разъеденную часть:

— Ничего интересного. Ясно, что разложится до конца. Гийон, заверши, — он передал полоску слуге и подошёл к столу с записями.

«Семь секунд».

Слуга смотрел на полоску кожи в кислоте.

«Сейчас его обдаст, три секунды».

В последний момент Александр встал, шагнул к слуге, сделал вид, что споткнулся и увлёк его за собой. Оба повалились на пол.

— Извини, Гийон, мои ноги уже не те, что прежде…

«Пум» — раздался глухой взрыв. Капли кислоты разлетелись на шаг от чаши. Пара попала древнему на фартук — он поспешил стряхнуть их.

— Что это было? — подскочил Симон.

— Чаша стерильна? В коже нет посторонних предметов? — изо всех сил изображая удивление, вопрошал Александр, — Это реакция…

— Что за реакция? Я лично проверял чашу перед экспериментом. Она стерильна, это несомненно!

— Несомненно одно, мой друг, — Александр положил руку ему на плечо, — То, что нам троим сказочно повезло сегодня.

…

— Симон, погреб ваш и холоп ваш. Секите его плетьми, отрубите руки, или повесьте — мне решительно всё равно.

— Почему тогда монаха вы убили?

— Не сдержался. Вы считаете, нужно было оставить ему жизнь?

— О нет, вы сделали всё правильно. И избавили меня от этой неприятной обязанности, могу только поблагодарить.

Люк пригубил вино и проглотил яйцо с паштетом:

— Кто из местной знати ненавидит вас сильнее всех?

— Как будто все одинаково.

— Почему? Наделы здесь большие, вы ничем не мешаете соседям. К тому же, вы ставленник самого короля. Обычно перед такими лебезят.

— Им ненавистны мои эксперименты, так они говорят, — де Прияр понуро пожал плечами, — Что касается королевского покровительства, я стараюсь его не афишировать.

«Придётся самому растрезвонить по округе, что ты под защитой. Наверняка есть заводилы и все остальные, нужно докопаться до сути и начать с них».

Лакей распахнул дверь залы и впустил Марио.

— Капитан, новости для вас, — солдат бежал к нему и орал на ходу.

«Того и гляди, докладывать тут начнёт перед всеми» — Люк поспешил встать и отвёл Марио в сторонку.

— Не кричи, нечего хозяина будоражить, тише. Ну, что там?

— Крестьянин вчерашний, Людвиг, слышал кой-чего, — зашептал салага, — Говорит, сегодня к ночи в соседнее имение, Клузо, записку понесут. Тайную.

Мало ли кто может писать записки? Но предчувствие говорило, что это важно. Оно не раз выручало капитана.

— Уже вечер. Вы узнали, по какой дороге это имение?

— Да. Тиль сказал, к вам бежать, а сам с ребятами туда уже отправился.

— Молодец Тиль. Подожди, сейчас откланяюсь и пойдём, — он повернулся к Симону, — Дорогой граф, извините, дела государственной важности требуют моего присутствия.

— Вы отдыхаете меньше, чем я, капитан. Завидное упорство, но не загоните себя в гроб. Дела бесконечны, а вы один. Вам нужен режим.

— Я подумаю над этим, — ответил Люк, цепляя меч к поясу.

Они поспешно спустились во двор и Люк оседлал лошадь:

— Куда ехать? Ты знаешь место?

— Да, капитан. Северо-западная дорога, роща за холмом милях в двух.

— Садись сзади, так быстрее, — протянул он руку солдату.

— Но… — Марио оглядывался по сторонам. Он стушевался: благородные не ездят с солдатами на одной лошади.

— Дело превыше всего, — строгим тоном ответил Люк.

— Как скажете, капитан, — Марио взял его руку и с трудом уселся сзади.

Не зря Люк взял солдата с собой: сам чуть не прозевал нужный поворот, нахлёстывая коня. Не укажи Марио дорогу, точно мимо бы проехал.

У рощи их встретил Жак и повёл за собой. Отряд расположился среди деревьев. Люди занимались кто чем. Лишь один из пестуйцев внимательно следил за дорогой. Крестьянин Людвиг сидел тут же, облакотясь спиной о дерево. Все поднялись, едва завидев капитана.

— Кому записка, знаешь? — сходу спросил он смерда.

— Как не знать, господин? Фабьену де Клузо это.

— Точно? Откуда узнал?

— Служанка графини завсегда Клузо записки таскает. Я года три тому случайно увидел, потом примечать стал: если графиня со служанкой шушукается и передаёт что-то, значит, девка к вечеру бумажку Клузо потащит, это уж будьте покойны.

— И часто она туда бегает?

— В неделю раз, а то и чаще.

«Это может быть важно» — размышлял Люк, слезая с коня.

— Ладно, сидим, ждём. Посмотрим на эту записку. Петруччо, не зевай там, — крикнул он пестуйцу.

Люди опять расселись на земле. Тиль и некоторые из солдат не спеша доводили лезвия алебард. Кто-то тёр нагрудник промасленной тряпкой, кто-то жевал.

Прошёл час, когда Петруччо вернулся с поста и тихо сказал:

— Идёт.

— Прячьтесь. Как мимо нас проходить будет, мы с Тилем спереди на дорогу выходим, тройка Жака сзади. Остальным сидеть в лесу.

— Как разбойники прям, — весело прошептал Марио.

— Да, как разбойники. Не хочу ловить её по лесу, если вдруг ей взбредёт в голову бежать.

Люк видел эту служанку в замке. Красивая, спину ровно держит, платье справное. Прямо леди.

Когда они перегородили ей дорогу с двух сторон, служанка и не думала бежать. Она остановилась и молча ждала, не сводя глаз с капитана. Капитан сидел на лошади — если вдруг решит бежать в поле, можно догнать без труда да перетянуть пару раз плетью, далеко не убежит.

Он направил лошадь к девушке. Копыта неторопливо процокали, а Люк сказал:

— У тебя письмо для Фабьена де Клузо, дай его мне.

— Господин капитан, никакого письма у меня нет. Но, если бы и было, подчиняюсь я только графине.

«Врёт».

— Я здесь по приказу первого министра. Все обязаны содействовать мне, даже твоя госпожа. А ты сейчас мешаешь. Знаешь, что за это бывает?

— Я под защитой графини, на её земле, только троньте — всё расскажу её светлости.

— Ты нарушаешь приказ министра.

— Так пусть министр и разбирается, а ещё лучше — король, — служанка посмотрела на него с вызовом.

— Думаешь, у короля и министра есть время разбираться с такой мелочью, как ты? Глупая девка. Да ты и моего времени уже порядком потратила. Видно, тебя не били никогда. Что-ж, придётся мне.

Он схватил хлыст, притороченный к седлу и легко перетянул по красивому лицу. Она согнулась. Больше чтобы показать боль, нежели от самой боли. Люк прекрасно разбирался в таких вещах. И ненавидел, когда так делают. Он жахнул ещё и по спине, потом произнёс железным голосом:

— Бумагу!

Женщина стонала и плакала, но письмо достала.

«Видно, не так тебе больно, раз шевелиться можешь. А ведь всё могло выйти по-другому, не будь ты такой наглой».

Де Куберте спешился и развернул письмо. К нему подбежал один из солдат с зажжённым фонарём.

«Молодцы. Сами догадались».

От письма пахло духами. Капитан стал вчитываться в строки:

«Любовь моя, проклятый муж мой никак не идёт на близость. Ещё неделя, и будет очевидно, что я понесла не от него. Тогда наше дитя объявят бастардом, лишат и титула, и наследства. Я не знаю, что делать. Помнишь, ты предлагал избавиться от него? Похоже, у нас остался лишь этот путь. Не приезжай, пожалуйста. У нас человек от министра. Тупой неотёсанный солдафон, но опасный, я чувствую».

— Жак, ищи сук покрепче. Будем вешать, — приказал де Куберте.

Лицо служанки сделалось белым. Час назад она наверняка была уверена, что графиня защитит её от любой напасти. Теперь же чувство собственной уязвимости сделало её совсем другой — неуверенной, ведомой, мягкой, как тесто. Такая резкая перемена часто приключалась с людьми, которых насилие и побои раньше обходили стороной. Капитан не раз видел подобное. Но нужно было доломать до конца, поэтому Люк терпеливо ждал.

Уже и верёвку привязали, а служанка всё молчала.

— Капитан, разрешите на вашу лошадь её посадить? — спросил Тиль, — Так дело быстрее пойдёт.

— Да.

Солдаты потянули служанку к лошади.

И тут её прорвало. Она жалобно запричитала: «Нет, прошу, не убивайте. Всё, что угодно, только оставьте жизнь, молю… Возьмите меня, я ещё молода… Я буду страстной, обещаю, только оставьте жить».

«Как банально. Она что, думает, я первый раз бабу арестовываю?»

— Что мне мешало сначала взять тебя, а потом повесить? — ответил Люк спокойно, хоть и не собирался брать её. Своих не насиловали, только чужих, на войне, как трофеи.

Она уже сидела на лошади со связанными за спиной руками. Лицо её скуксилось, у неё потекло из глаз, из носа. Она больше не просила, лишь рыдала. Капитан понял, что дело сделано. А люди его не собирались останавливаться. Уже подвели лошадь к петле.

— Обожди, Жак, — он взял коня за узду, — Говоришь, что угодно? — старый вояка заглянул в глаза служанке.

Она прекратила рыдать и уставилась на него перекошенным лицом.

«Ждёт спасительную соломинку».

— Вот что, девка. Пойдёшь к графине и попросишь написать ещё одно такое же письмо. Скажи, это размокло, дети крестьянские водой обливались и тебя задели. После отвезёшь письмо Клузо. А старое у меня будет, как доказательство. Графиню и её любовника будут судить. И ты на суде потом расскажешь, как всё было. Да смотри, напортачишь — казню на месте. Петлёй, или молотом, как монаха давеча. И старалась чтоб — мы важное дело делаем, королю угодное. Поняла?

Служанка закивала. Так неистово, что потеряла равновесие. Жак снял её с лошади и развязал руки. Она кинулась капитану в ноги и запричитала:

— Спасибо, господин капитан, что пощадили! Сделаю всё, как вы сказали.

«Совсем она головой что ли тронулась от испытания такого? Ведь минуту назад меня чуть не врагом считала. Но и такое бывает, не в первый раз я вижу подобное, и мне то на руку».

— Иди, да в порядок себя приведи, прежде чем к графине соваться.

Она быстрым шагом пошла обратно в замок, а Люк подозвал к себе солдат: нужно было решить, как охранять де Прияра и не спугнуть нападение. Ему нужна была нить, ведущая к Клузо. Да такая, что ни на каком суде не оборвётся.

…

В кабак набилась целая рота солдат. Разве только друг у друга на головах не сидели. Как девки разносят пиво и почти не проливают его в такой толпе, древнему было решительно непонятно.

Солдаты разговаривали, спорили, играли, или просто упорно и неотвратимо напивались. И ни одного офицера. Как раз то, что нужно Александру.

Он прислушался к одному разговору:

— Да я тебе говорю, нашего ротного законченной мразью не назовёшь, а вот ваш — полное дерьмо! Переходи к нам, у нас как раз сержантов недостаёт.

«Нет, это не то» — древний приблизился к другой группе.

— … ох и мастак с эспадой! Да и клевец его слушается, как третья рука. Слышали, как он прошлого ротного отделал?

«Опять мимо» — он протолкнулся дальше.

— … сиськи у неё, как две дыни. За медяк всё как надо сделает, а уж дай два медяка, так тут она…

«Так, этих обходим» — перед ним сидели трое солдат, играющих в кости прямо на полу:

— Ну что, Пьер? Лычки сержантские лейтенант с тебя уже содрал, осталось только алебарду с доспехом проиграть, и всё — по миру пойдёшь. Это-ж надо такое удумать, ботинки на кон поставить, а потом сказать командиру, что их спёрли. Эт тебе ещё повезло, что за драку с Лупым под трибунал не угодил. Видал я его давеча в лазарете — сильно ты ему бок пропорол. Дня три, и кончится Лупой.

— А чё нам, служивым? Ща и поставлю алебарду с доспехом. Выиграешь — тебе отдам.

— Тебя-ж выгонят тогда, как дружков твоих. Они, вон, скитаются уже, и ты скитаться будешь.

— Ничё, найдём дальний гарнизон какой, имена новые выдумаем, авось, возьмут. Добрый солдат завсегда нужен. А здешние командиры надоели мне уже. Может, так купишь-то у меня всё? На дорожку денег бы…

— За прошлый кон гони их, за так! Ты мне должен семь монет! И с позапрошлой недели пять!

— Маловато получается двенадцать монет за доспех с алебардой.

— И что? Тебе чего? Не твой же он. Да и я себе беру на случай всякий. Чтоб, когда такие как ты, да друзья твои, у моих солдат что своруют, у меня запасное было. Всё одно в гарнизоне останется. Купцу не снесёшь, за то мигом виселица.

— Всё равно маловато за двенадцать.

— Проваливай тогда. Я с тобой играть больше не буду, ты долгов не платишь, — толкнул солдат сослуживца.

Неудачник встал, пропихнулся на середину зала, спросил что-то у одного солдата, опять растолкал толпу ближе к выходу, спросил другого, разочарованно покачал головой.

«Видно, денег в долг ищет».

Горе-игрок подошёл к третьему, но тот сразу понял, в чём дело и грубо толкнул, даже не взглянув на него и не дав толком сказать.

Солдат, вяло пихая толпу локтями, пошёл к выходу. Древний двинулся следом.

Стояла тёплая ночь, вокруг кабака тоже толпились люди.

«Пусть отойдёт подальше, чтоб не на виду…»

Шагов двести он шёл за горе игроком. Деревья мелкие кругом, кусточки, народу не видно.

Древний окликнул солдата:

— Слышал я, ты алебарду продаёшь?

Неудачник дёрнулся, нервно, боязно, будто за воровством поймали, но обернулся, встал прямо и ответил:

— Своим, гарнизонным. Ты, дядя, явно не из наших.

— Мне и алебарда без надобности, а вот пара крепких рук сгодится. Работа есть для тебя.

— Рыло, Пентюх, выходите! — крикнул солдат.

Из кустов вылезли послуживцы в грязной, но ещё не рваной одежде.

— Чё, Пьер, опрокинуть его хочешь? Труп сам закапывай тогда. Я, вон, с прошлого раза грязный уже, а помыться и негде, — говорил один из них, с рыхлым от оспы лицом и противным свинячьим носом.

— В этот раз поровну делим всё, понял? — добавил другой и сразу стал заходить справа.

— Эй, лиходеи, вы так говорите, что можно подумать, меня уже и нет. Но я ещё не мертвец.

— Эт мы поправим сейчас.

Александр ухватился за малую помпу и медленно попятился от них спиной:

— Учтите, золотишка с собой я не взял почти. Разве что задаток, — он бросил мешочек на землю, — Сделаете дело, в пять раз больше получите.

Неудачник кинулся к мешочку. Остальные двое встали на месте, но глаз с древнего не сводили.

— Братва, да тут пять золотых! Ты кто такой, дядя? — Пьер уже пересыпал монеты себе в руку. Глаза его жадно блестели в свете луны.

— Я тот, с кого можно куш сорвать, если правильно играть. А убьёте меня — останетесь с этими жалкими пятью золотыми.

— Жалкие пять золотых, да? Ты, мужик, с головой не в ладах? — ошарашенно смотрел на него оспенный.

«Сейчас всё решится. Либо они согласятся, либо сбегут. Или попытаются меня убить…»

Оспенный дёрнулся в сторону древнего.

— Стой! — крикнул Пьер, — Значит, дядя, говоришь, ещё двадцать пять золотых. А если ты нам свистишь тут про золото?

— Вы ж найдёте меня тогда.

— Эт верно. Что сделать-то надо?

— Опрокинуть слюнтяя одного из дворян. Так вы говорите, да? Он не военный, вы быстро управитесь.

— Больно складно, — скривился оспенный.

Но алчный блеск прожжённого игрока в глазах Пьера говорил, что он уже сделал ставку и будет играть до конца. Древний понял — очередные переговоры закончились успешно.

…

— Я чувствую, будет нападение, — говорил Люк солдатам, — Нужно взять их при попытке, чтоб не отпирались, чтобы уж всё было ясно, и допросить как следует.

Всё сложилось после того, как он прочитал письмо для Клузо. Остальные причины — ерунда, из-за которой только дурни крестьянские могли пакостить господину. Но беременность, тайная любовь и ужасные отношения графа с супругой — всего вместе вполне достаточно, чтобы избавиться от де Прияра, Люк по опыту знал. Вызов на дуэль? Нет, он был уверен, что этого не случится — и причин веских не найдут, и кривотолков испугаются. Да и Симон — ещё попробуй вызови его. Скажет, что есть дела поважнее и не придёт. А бесчестье, если не принять вызов? Он, может, в глаза рассмеётся, когда услышит. Значит, наймут лихих людей. Может, уже наняли… Начеку надо быть.

Вот и находились солдаты день и ночь подле графа. Но не прям рядом, а так — поодаль. А капитан нервничал — вдруг не успеют вовремя? Тогда убьют графа. Что де Крюа говорить? Или солдаты спугнут убийц — тогда тоже дело сделать не получится. Не вечно же ему сидеть и ждать?

— Как там граф? — в очередной раз спросил капитан у Тиля.

Сержант аккуратно выглянул из-за кочки:

— Жив-здоров, рядом никого, только слуга евойный. Опять, небось, бестолку тут просидим весь день?

— Помалкивай. Сколько надо, столько и просидим, хоть месяц, — отрезал капитан, — Считай, что мы в осаде.

— Храни меня Трое, только не осада. В прошлый раз натерпелся, — благоговейно ответил сержант.

Сначала они услышали сиплое дыхание, а потом через кочку перевалился Марио, сел рядом с капитаном и тяжело задышал. Пот катился с него градом.

Несколько секунд Люк ждал, пока солдат отдышится, но терпение быстро иссякло:

— Говори уже давай.

— … Идут… трое… у рощи их заметил… и дальше … как вы сказали … кусточками, кусточками я, — прерывисто отвечал пестуец.

— При оружии?

— … Да… наши, из солдат… только ни сержанта с ними… ни офицера.

— Точно сюда идут?

— Куда ещё? … Дорога одна… Минут десять, и здесь будут.

— Вижу их, — вмешался Тиль, — На дороге показались.

— Марио, ты без доспехов. Иди, скажи графу, чтоб ближе к нам встал. Да после ступай в замок, не выдай нас, понял?

— Есть, господин капитан!

Когда де Прияр со слугой передвинулись ближе, Люк немного успокоился. Он надеялся, что всё решится сейчас.

— Подходят, — прошептал Тиль, — Топор, алебарда и арбалет.

— Первым стрелка.

Вот оно, смертоубийство. Всегда так буднично начинается, а потом — раз, и всё. Тиль поднял заряженный арбалет. Люк выглянул из-за укрытия и увидел, как трое обступили Симона и его слугу.

— С вами больше никого? — спросил тот, что с арбалетом.

— А это имеет значение? — ответил де Прияр.

Арбалетчик с усилием потянул ворот. Скрип, щелчок…

Тиль выстрелил, не дожидаясь, пока негодяй прицелится. Стрела вонзилась в грудь. Люди выскочили и кинулись на тех, кто был с топором и алебардой. Мгновение мерзавцы стояли, а потом один, с изъеденным лицом, кинулся навстречу с яростным криком. Второй за ним. Двое против шестерых — их в миг истыкали со всех сторон, никто и крикнуть не успел. Оспенному прокололи ботинок и шею, прямо под подбородком. Он уже умирал, захлёбываясь кровью.

Третий убегал. Люк увидел, как он выпустил арбалет слабеющими пальцами, и понял, что этот тоже долго не протянет. Капитан бросился догонять стрелка, оставалось пару шагов, когда беглец упал сам. Он уже не пытался встать. Люк склонился над ним:

— Кто тебя нанял?

Человек отчаянно сжимал стрелу руками, хоть и непонятно было, как это поможет ему не умереть.

— Скажи, кто нанимал, облегчи душу-то перед смертью! — вскричал Люк.

Убийца заглянул ему в глаза:

— Неудачная ставка, — прохрипел он и обмяк.

— Вот дерьмо! — разозлился де Куберте.

Его люди спокойно и основательно обшаривали трупы. Они живы, враг мёртв. Для них всё было хорошо. А капитан хотел взять живым хоть кого-то.

— Записки, амулеты, отметины на теле, про всё мне доложите, если найдёте. Деньги ваши. Как закончите — на телегу их. Поедем в Печальный гарнизон, может, там кто их узнает. Железо не продавайте. Наверняка оно из местного гарнизона.

Рассёдланная лошадь стояла в конюшне графа. Люк, всё ещё на взводе, излишне грубо пихнул спящего конюха:

— Седлай моего коня, живо!

Холоп не промолвил ни слова, сразу кинулся к лошади, хоть и болтало его туда-сюда ото сна.

«Их нанял Клузо, это понятно. Но своими руками, или чужими? Как теперь потянуть за эту нить? Нужно перетряхнуть весь гарнизон — мало ли, что-то, да найдётся? Если они из гарнизона, конечно…

Вдруг я не там ищу? Но искать больше пока негде… Нужно вытянуть эту нить до конца, потом искать следующие, если эта окажется ложной».

— Господин капитан, мы готовы, — прибежал доложить Марио, — Нам выступать?

— Да, я догоню, — он обернулся к конюху, — Ну что ты там копаешься, рохля сонная? Быстрее!

Гарнизон встречал громадными стенами и высокими круглыми башнями. Казалось, этот громадный форт смотрит свысока на все семь дорог, расползающихся от него в разные стороны, подобно гигантским изгибающимся змеям. Массивный, крепкий, стоящий на возвышенности. Из него можно одинаково быстро добраться до всех ключевых точек в долине, чтобы отбить вторжение. А, коли враг пробрался вглубь страны, кусать его отсюда, пока не решит взять эту крепость. Тут-то обычно все и ломали зубы. Начнут осаду — их треплют полки Лемэса. Погонятся за полками — гарнизон бьёт в тыл. И таких по всей стране натыкано столько, чтоб уж наверняка враг в них увяз.

— Да это-ж Рыло, там, в телеге! — сказал часовой у входа напарнику, — Доигрался, пройдоха… Что доложить начальнику гарнизона, кто их привёз?

— Капитан де Куберте, — Люк спешился.

Часовой удивлённо вскинул голову и бегом кинулся через плац. Люк зашёл в ворота, махнул рукой своим людям. Второй часовой стоял по стойке «смирно» и не пытался остановить их.

Солдаты вокруг отвлекались от своих дел, показывали на телегу и шептались. Кто-то небрежно махнул рукой на трупы, мол, висельники, что с них взять?

Крепкий седой сержант, завидев его, выпрямился, два раза ударил древком о брусчатку и поднял алебарду одной рукой:

— Де Куберте!

Капитан узнал его и кивнул.

Ещё один закалённый боец скомандовал кучке солдат:

— Группа, смирно! Равнение налево! Воинское приветствие!

Каждый сжал правый кулак и ударил себя в грудь. Отряд капитана сделал то же на ходу.

И этого сержанта Люк узнал, хоть и имени не вспомнил. Он заглянул в глаза старому солдату:

— Вы помогаете их семьям?

— Да, — ответил солдат хриплым голосом.

Прибежал часовой:

— Полковник де Бюсси велел проводить вас к нему. Людей и телегу оставьте возле пятой казармы, я сейчас покажу…

— Не нужно, — перебил капитан, — Я помню.

— Ах, точно…

— Жак, Тиль, вы знаете, куда идти. А ты возвращайся на пост. Я сам доберусь до кабинета.

Людей вокруг уже не очень интересовали трупы — все смотрели на капитана. Марио и Сильвио, самые молодые из его отряда, глядели по сторонам и удивлялись такому вниманию. Люку некогда было купаться в лучах былой славы — он поспешил к начальнику гарнизона.

В коридоре ему встретился ещё один ветеран:

— Мы ничего не забыли, делаем всё, как был уговор, — выпалил он, как только увидел де Куберте.

— Дождись меня возле пятой, я внесу свою часть.

Каменный коридор с факелами на стенах, ещё пара поворотов, и вот она, та самая дверь.

Часовые отсалютовали ему, один сказал:

— Проходите, полковник ждёт.

Люк отворил дверь и на миг ему померещилось…

Трое старших офицеров пируют за столом, в камине кипит котелок, а рядом двое из личной охраны начальника гарнизона режут солдата. Его солдата… Что тогда сказал ему начальник? «Вы тоже едите своих людей». Люк всадил ему арбалетный болт в горло и только после ответил: «Мы кидаем жребий, а не устраиваем пир».

Это была слишком долгая осада. Когда перебили всех крыс, принялись за птиц, потом за людей. Тянули жребий, тянули время. И выстояли, даже без начальства. Отбили ещё четыре штурма. Люк тогда командовал, с тех пор его и помнили. С тех пор собирали денег семьям тех, кого пришлось съесть. Война — ожидание боя большую часть времени, не сам бой. И иногда это ожидание стократ ужаснее битвы.

— Знаменитый капитан де Куберте, выдержавший самую долгую осаду за всю историю Кантании, — вернул его в реальность начальник гарнизона, — Как получилось, что вы до сих пор капитан?

— Язык мой — враг мой.

— О! Старый маршал всё ещё зол? Ничего, и он не вечен.

— Иногда мне кажется, что маршал ни при чём, это де Крюа удобнее держать меня в капитанах. Целый полк и поручения министра — не думаю, что смог бы делать и то и то.

— Так вы слуга двух господ? Не завидую.

— Я слуга государства и короля. Если того требует долг, послушаюсь и министра.

— Вы здесь по его поручению?

— Да. Охраняю де Прияра.

— Ему что-то угрожает?

— Угрожали. Ваши бойцы. Я привёз трёх мертвецов в телеге. Днём они пытались убить графа. Знаете что-нибудь об этом?

— Я здесь ни при чём, — полковник примирительно поднял ладони, — Зачем мне Прияр? Мы не ссорились.

— Вас никто и не подозревает. Речь идёт о местном дворянине. Весьма влиятельном. Мне нужна ваша поддержка при аресте.

— Поддержка? — с сомнением в голосе ответил полковник, — Но…

— Вас никто не подозревает, господин полковник… Пока, — сразу обрубил Люк.

— Что-ж, — разочарованно вздохнул начальник гарнизона, — Приказ министра, да? Что от меня нужно?

— Дайте мне допросить ваших людей. Тех, кто знал убийц. И после, вероятно, мне потребуется один из ваших взводов. Помощь при аресте.

— У вас совсем нет людей?

— Есть, но я не хочу рисковать. Кто знает, сколько там будет человек?

— О ком идёт речь?

— Вы очень скоро узнаете, господин полковник.

Во взгляде начальника промелькнуло раздражение, но он промолчал.

…

— Так Пьер хотел денег у меня взять, но шиш ему. Он всем кругом должен.

— Посторонний кто был в кабаке?

— Ага. Не из наших. Ходил, высматривал чего-то.

— Благородный?

— Не, пройдоха какой-то…

«Вот пропасть… Прошлый говорил, что чужак из благородных».

— Одежду приметил?

— Дык одежда как одежда… обнаковенная.

— Лохмотья, или новая? Цвета какие?

— Да и не новая и не старая. Цвета? … Да обычные цвета. Я его мельком только видел. Мы в кости резались с ребятами, не до того было.

«И этот не знает ни хрена».

Люк открыл дверь комнаты:

— Жак, следующего давай! А ты, солдат, свободен.

Здоровенный детина шагнул в дверь, когда капитан уже сел за стол:

— Рядовой Габбс, господин капитан, прикажете войти?

— Сюда садись, дверь закрой только.

Доспехи слегка звякнули, когда солдат садился на стул. Люк специально сажал их напротив. По опыту знал — так они меньше врали.

— Пьера видел вчера в кабаке?

— Да.

— А после?

— Нет. Как он вышел, так больше не видел. Сегодня только…

— Что в кабаке он делал?

— Да как всегда — в кости резался, да денег просил. Послал я его подальше.

— Посторонний кто был?

— С ним? Не.

— А просто, сам по себе? В ваш кабак кроме солдат редко кто заходит, ты бы приметил.

— Был один вроде…

— Выглядел как? Чего хотел?

Бугай задумался и пожал плечами:

— Из наших вроде, из солдат. Может, на службу пришёл наниматься.

— Особенное что было у него? Вспоминай.

Солдат долго смотрел на стол, потом мотнул головой:

— Не, особо ничего не припомню.

— С чего взял, что он вояка?

— А рукой он так делал, будто топор на поясе поправлял, да и одежда дорожная.

— Какая?

— То не припомню.

«Кто говорит, что благородный, кто вояку помнит, а некоторые вообще толком ничего не сказали. Больше вреда от них, чем пользы, путаница одна. Что-ж делать?»

— Жак, всё, этот не нужен больше…

Солдат вышел из комнаты.

«Какой это был? Десятый?» — капитан глянул в записи: «Нет, уже двенадцатый».

Враньё капитан отмёл сразу — не могли все двенадцать человек договориться врать по-разному, пока Люк был у полковника. Толку от их слов не было. Понятно, что кто-то нанял опустившихся вконец солдат, но кто? Примет нет, значит, и не найдёшь его, и на де Клузо не выйти никак…

«Но у меня есть письмо. Приду, скажу, что и свидетель имеется, да арестую мерзавца. А там что-нибудь придумаю. Жена де Прияра начнёт биться в истерике, и это её выдаст. Или сам Клузо сотворит какую-нибудь глупость».

Люк де Куберте вышел из комнатушки и направился к пятой казарме, думая на ходу. Отряд охранял телегу с тремя телами.

— Парни, сложите трупы здесь, пока доски ими не пропахли. Пусть полковник решает, что с ними делать, это были его люди.

Люку навстречу шагнул ветеран, до этого говоривший с Тилем:

— Капитан, вы велели дождаться вас.

— Да, солдат, вот, возьми, — Люк протянул ему пригоршню монет.

— Скоро наша помощь им не понадобится.

— Почему же?

— В трёх семьях дети уже подросли, две вдовы вышли опять замуж и уехали кто куда, родители, о которых мы заботились, почти все поумирали, у остальных год-два и дети вырастут, вот и вся недолга.

— Значит, мы сдержали слово, — Люк отдал воинское приветствие, ветеран ответил тем же.

Знакомыми зловещими коридорами капитан добирался до кабинета начальника гарнизона. Он ещё помнил, как люди стонали здесь от голода и как блестели их глаза после поедания очередного трупа — своего, или кого-то из штурмующих. Они выполнили задачу, чуть не заплатив за это собственным рассудком. Как странно: главные офицеры — те, кто обязан быть крепче всех, сломались первые…

— У себя? — спросил де Куберте часового.

Солдат кивнул и три раза стукнул в дверь.

— Кто там? — послышался голос полковника.

— К вам капитан де Куберте.

— Пропустить.

Часовой распахнул дверь.

За столом напротив полковника сидел офицер, возрастом как его лейтенанты, видно, уже не зелёный дворянчик, а кое-чего повидавший. Люк быстро такое примечал. Седые виски, обветренное лицо, строгость во взгляде.

— Это лейтенант де Фудр, — представил его полковник, — Командир третьего взвода шестой роты, она у нас гвардейская, его взвод и пойдёт.

— Гвардейские роты в каждой дырке затычка, да, лейтенант?

— Не без этого, — улыбнулся молодой офицер, как бы смиряясь со своей участью. А полковник добавил:

— Можете забрать их хоть завтра утром, а переночуете здесь, место я найду.

— Нет, нужно выйти сейчас.

— Капитан, не устраивайте балаган на ночь глядя, — ответил полковник, — Они всей казарме спать не дадут. Завтра поутру спокойно двинете.

— Господин полковник, дозвольте сказать, — вмешался лейтенант, — Мы можем и сейчас выйти, если не снимать четырёх солдат с наряда. За пол часа соберёмся.

— А ночной марш вас не смущает?

— То дело солдатское. Дорога знакомая, луна сегодня яркая, не заблудимся.

— Разрешаю, — полковник повернулся к Люку, — Берегите моих людей и постарайтесь без лишнего кровопролития. Можете быть свободны, господа.

Уже в коридоре капитан пожал лейтенанту руку:

— Благодарю за помощь, господин де Фудр.

— Благодарите здешних ветеранов, они очень бережливо хранят память о той осаде, а вас почитают выше любого полковника. Куда мы, кстати, пойдём?

— В имение Клузо.

— Будем там к утру.

Они спустились и дошли до шестой казармы.

— Дневальный, поднимай третий взвод, — распорядился лейтенант, — Боевое облачение, построение возле казармы.

Солдат зашёл в помещение с рядами двухъярусных коек и проорал лужёной глоткой:

— Третий взвод, подъём! Боевое облачение! Строимся возле казармы!

Те, кто спал, проснулись. Большая часть просто перевернулась на другой бок, узнав, что команда не им, но пятьдесят человек справа от входа повскакивали и принялись суетиться.

— Быстрее одеваемся! — крикнул дневальный скорее по привычке. Люди и так спешили.

Люк оставил их и ушёл к своему отряду.

Сильвио сидел на телеге и глядел в небо, остальные спали — кто привалившись к колесу, кто на досках.

— Подъём! — звонко скомандовал капитан.

Сильвио встал и выпрямился, остальные просыпались и трясли головами со сна. Он подождал несколько секунд, пока придут в себя.

— Идём в имение Клузо, всем проверить снаряжение, может, драка будет.

Ещё сонные солдаты принялись проверять броню. Они плохо соображали со сна, но за годы ратной службы обвыклись, и руки делали всё сами.

Люк взобрался в седло и развернул коня в ту сторону, где уже суетился взвод.

— Шагом марш к шестой, — позвал он своих людей.

Долго ждать не пришлось. Через несколько минут самые медленные вышли из казармы и заняли место в строю. Лейтенант и капитан наблюдали за ними, напустив строгость в лица, как и положено офицерам.

Ещё пять минут спустя взвод стал строем у гарнизонных ворот. Отряд Люка со своей телегой пристроился следом. В ночной тишине заскрипели громадные ворота, в проёме показалась луна.

— Шагом марш! — негромко сказал лейтенант, и колонна двинулась наружу.

Тусклый лунный свет слабо освещал дорогу, но этого было достаточно, чтобы идти, особенно если точно знаешь, куда.

Дорожной пыли совсем не видно, но Люк её чувствовал под копытами лошади. За долгие годы она порядком осточертела ему, но сейчас, после столичной брусчатки, показалась совсем родной.

…

Их никто не ждал. Люди поместья Клузо рассеянно смотрели спросонья, как меж домов движется пропылённая колонна солдат. Только один человек задал робкий вопрос:

— Может, сказать господину?

Но Люк пригрозил ему кулаком, и крестьянин остался стоять на месте. Пять десятков добрых людей при оружии отбивают всякое желание спорить.

Ближе к господскому дому капитан поманил к себе одного из слуг:

— Граф де Клузо в доме?

— Д-да, г-господин…

— Кто ещё с ним? Сколько слуг, сколько благородных?

— Из благородных брат его, оба соседа, ещё госпожа де Клузо, госпожа де…

— Женщины не в счёт, они за оружие не возьмутся. Слуг сколько?

— Человек двадцать, так сразу и не скажешь.

— Держит господин при себе добрых людей?

— Добрых? Ну, я вроде не злой, повариха наша…

— Идиот. Наёмников, солдат, охрану какую держит господин?

— Так на что? Гарнизон вон рядом.

— Понятно. Лейтенант, оцепите дом и чтоб муха не проскочила ни внутрь, ни наружу. И десяток людей мне дайте, да сержанта посмышлённее. Хватит вам сорока человек, чтобы всё перекрыть? Окна тоже надо.

— Хватит, если взвод солдат на нас не попрёт, — ответил лейтенант, — Щётка, ты со своей десяткой идёшь с господином капитаном.

— Есть! Ребята, а ну стройся справа, колонна по два! — тут же откликнулся старый сержант с торчащими в разные стороны усами, будто кто-то специально их растрепал. Он узнал сержанта.

Отряды Люка и Щётки двинулись внутрь. Капитан, завидев слуг, прикладывал палец к губам, мол, тихо тут, не шуметь. Взял одного раззяву за шкирку, притянул к себе и шёпотом спросил:

— Где граф де Клузо?

— В зале они, в покер играть изволят с соседями. А вы, господин, с гарнизона? Что деется-то?

— С гарнизона. Помалкивай, скоро узнаешь. Из залы один выход?

— Два, господин. Тут и наверху, там в зале лестница есть.

— Хорошо, покажешь сержанту первый и второй, — он отпустил слугу, — Щётка?

— Да, господин капитан?

— Ты был со мной в осаде, да? — вспоминал Люк.

— Точно так. Кажный штурм отбил, всё в мою смену приходилось.

— Пятерых оставишь здесь, залу стеречь, ещё пятеро наверх. Как выходы закроете, доложишь. Всех, кто выйдет, вяжите.

— Есть, господин капитан.

Щётка ушёл со слугой, а капитан подозвал своих сержантов. Он хотел лично арестовать графа и боялся, что кто-то выйдет из залы и поднимет шум, пока они готовятся, но всё было тихо.

— Жак, Тиль, Гомес, работаем, как обычно. Зажимаем их клещами, дальше я говорю. Если угроза какая — сразу бейте. Но на сей раз так, чтобы живыми их оставить, это не дуэль. Все всё поняли? Ждём Щётку и вперёд.

Сержант будто и старался идти потише, но солдатская походка всё равно была громче, чем у слуг. Он доложил:

— Все на месте, господин капитан.

— Начинаем. Тиль, твоя тройка вперёд.

Люк наблюдал, как солдаты распахнули двери в залу и стали входить по одному. Господа, увлечённые игрой, не сразу заметили солдат. Продолжали своё «повышаю», «принимается», «каре» и прочее. Они стали оглядываться, когда их уже обступили с двух сторон.

— Я, конечно, слышал, что солдаты азартны, но, чтобы ради покера врываться в господский дом среди ночи, такое вижу впервые, — пошутил самый старший из них. Друзья поддержали его смехом, но смех был нервным и фальшивым: солдаты не врываются в дом просто так.

— Кто из вас граф де Клузо? — спокойно спросил капитан.

— Это я, — ответил шутник, — А кто вы?

Люк успел разглядеть его. Граф был чуть младше на вид, имел безупречную осанку, костюм по самой последней моде, при эспаде с великолепной гардой и изящными ножнами. Несмотря на солдат, он упорно изображал из себя главное сокровище в зале.

«Молодится, словно ему двадцать. Идеальная пара для Виолетты» — тут же пришла мысль Люку.

— Капитан Люк де Куберте.

— Так это из-за вас девять лет назад разорили всю долину? Что-ж вы сидели в своём проклятом гарнизоне? Вышли бы с войском и разбили врагов. Вместо этого позволяли им грабить нас месяцами! Да чтоб вас трое на сковороде жарили.

Если у Люка и оставалось какое-то уважение к этому графу, сейчас оно улетучилось без следа. Он мог ответить, что врагов было в пятнадцать раз больше, и их бы разбили, мог сказать, что приказы запрещают подвергать опасности гарнизоны, или упомянуть о распоряжении маршала держать оборону до их прихода. Только знал, что все слова бесполезны — такие, как граф, убеждены, что гарнизон должен заботиться исключительно об их безопасности и не в силах объять всю ситуацию в целом. Война для них — это лишь пафосные рассказы о лихих кавалерийских наскоках и славных героях, ничего больше. Поэтому капитан просто сказал:

— Граф де Клузо, вы арестованы.

— Вы слышите, господа, я ещё и арестован? Что ж я натворил, по-вашему?

— Покушение на Симона де Прияра — ваша работа.

— Какое ещё покушение?

— Не прикидывайтесь. Есть свидетели. Мы поймали их сегодня прям во время дела. Все трое указывают на вас. К тому же, есть письмо.

— Письма какие-то. Причём тут я?

— Вот, — Люк достал записку, — Служанка графини де Прияр подтвердила, что письмо вам. Читайте, но не смейте рвать. Этим вы только подтвердите свою виновность.

Граф взял бумагу из рук капитана, пробежал глазами:

— Вы ещё и крадёте чужие письма. Как низко вы пали, Люк де Куберте. И поделом, что вы всё ещё капитан.

«У этих любовников талант издеваться над людьми. Чего они приелись к моему званию?» — на краткий миг в нём вспыхнула злоба, но он подавил её. А граф тем временем продолжал:

— Да, мы с Виолеттой любим друг друга — нет, мы созданы друг для друга. Если бы родители этого сумасшедшего не пришли сватать его к родителям Виолетты, мы были бы вместе. Их проклятая дружба всё испортила! Посмотрите, до чего он довёл бедную Виолетту. Она пишет мне письма, чтобы я расправился с ним. Юродивый даже не может подарить ей ребёнка… Ну что за олух? У него нужно отобрать титул.

— Вы сказали достаточно. Сдайте оружие и идите за мной.

— С какой стати? Я лишь получил письмо и предпринять ещё ничего не успел. Но ни капли не удивлён, что меня кто-то опередил.

— Это всё болтовня для отвода глаз. Хватит.

— Что-же, вы не верите слову дворянина?

— Я уже наслушался подобных речей и знаю, что дворянское слово редко стоит больше холопского.

Похоже, капитан попал в самую точку. Граф побагровел, вытащил эспаду и крикнул:

— Дуэль! Здесь и сейчас!

— Тиль, — позвал капитан.

Его лучший арбалетчик целился в ногу, но граф ушёл в сторону в последний момент. И ушёл так, чтобы ближайшие солдаты оказались у Люка за спиной.

«Этот модник не так прост» — подумал Люк и в следующий миг отбил щитом эспаду.

Капитан не стал лезть на рожон, лишь пару раз отмахнулся мечом, но не наступал, давая солдатам зайти с флангов. Вот и арбалет щёлкнул. Сейчас Тиль возьмёт его на прицел.

Граф старался выйти из окружения, но солдаты всякий раз загоняли его обратно взмахами алебард. И тут он решился на отчаянную атаку — бросился на капитана, нанося множество ударов. Один из солдат плашмя треснул алебардой ему по ляжке, граф упал на правое колено и тут же ему в брюхо угодила стрела.

«Проклятье! Не получи он удар алебардой, стрела пришлась бы в ногу!»

По ране Люк понял, что Граф уже не успеет ничего сказать. Стрела вошла точно посреди и вылетела из поясницы, ударилась об наголенник Жака и свалилась. Кровь текла рекой, заливала пол, пачкала сапоги капитана.

Жак поднял стрелу двумя пальцами и, обходя кровавое озеро, передал её Тилю:

— Кажись, наконечник слегка погнулся.

Вот и всё, больше никто ничего не сказал. А друзья графа так и сидели за столом молча и с ошарашенными лицами. Никто не вступился за друга даже на словах, никто не попытался остановить бой, никто не захотел вразумить графа пойти на суд, даже видя, что дело обернулось таким неравным боем. Глупость, трусость и безучастие.

«Может, костюм у тебя и хорош, но вместо друзей — коровьи лепёшки».

…

— Всякий раз я напоминаю ему о безопасности, но тщетно. Боюсь, будут ещё смерти…

Вдова посмотрела на Александра размытым взглядом. Появилось ощущение, что она смотрит сквозь него, куда-то вдаль. Хотя за его спиной была деревянная стена. Женщина совсем высохла за последние дни. Видно, потеря её изводила. Древний совсем не завидовал ей. С такой короткой жизнью она будет мучиться до самой смерти. Он ещё помнил это ощущение — тысячи бестелесных паразитов грызут твою душу изнутри. Ты не можешь понять, почему так — твой ребёнок умирает, а ты продолжаешь и продолжаешь жить — зачем, почему? Ему понадобилось тридцать лет, чтобы выкарабкаться, избавиться от этой вечной хандры, глубоко зарыть свою потерю. А сейчас он смотрел на эту женщину и вспоминал. И приходил к выводу, что для неё есть лишь одно избавление… Неприятный вывод.

Но иногда ради страны приходится делать неприятные вещи.

— Чем вы занимаетесь в графском доме?

— Я швея.

— Граф стал относиться к вам по-другому после… этого?

— Ах, — тяжело вздохнула женщина, — Он даже не понял, что это был мой сын, понимаете? — она внезапно повысила голос, — Не понял, что я его мать!

«И это злит тебя ещё сильнее».

— Кто же его остановит… — вслух размышлял древний, — За него министр, а, значит, и король. Я ничего не могу сделать, хоть и легат. Разве что ценою собственной жизни. Но я не могу! Не потому, что боюсь, просто ещё рано мне умирать. И как его остановить? Сколько ещё должно погибнуть сыновей, чтобы это прекратилось?

По щеке вдовы покатилась слезинка.

«Гнусная, до чего гнусная у меня работа. Амброзии всего на месяц. Совет будет недоволен, если придётся ехать по этому делу ещё раз, тратить драгоценные запасы».

— Что же делать, Александр? — в её взгляде пробился тусклый лучик надежды на избавление. Она надеялась на его мудрость.

«Каких ответов ты от меня ждёшь? Как избавиться от графа? Как тебе вернуть сына? Что тебе делать с твоей собственной жизнью? Видимо, тебе нужны все ответы сразу».

— Найти человека, который сможет сделать то, что нужно, пусть даже ценой собственной жизни. И сжечь все эти проклятые бумаги, чтобы их не прочитал новый умник и не начал всё заново.

Она смотрела с пониманием и с решимостью.

«Остальное ты додумаешь сама. Сама себя уговоришь, что граф заслуживает смерти. Подгонишь свою совесть под нужное решение, лишь бы облегчить боль… И лишь потом узнаешь, что чужая смерть не приносит облегчения».

— Недавно кто-то пытался. Я слышала, их всех убили. Этот седой капитан…

— Их ждали. Нужно просто выбрать правильный момент.

…

Люк опять злился. Три дня назад, вроде бы, успокоился, но сейчас снова накрутил себя. Этот де Прияр, великий умник, будь он проклят. Ему вовсе не понравилось то, что Люк расправился с де Клузо.

«Сначала вы должны были спросить меня! — кричал учёный, — Теперь все знают, что ребёнок от Клузо! Я не смогу его признать!»

Де Куберте и думать не думал, что граф готов признать ублюдка, а граф орал в ответ:

«Да поймите вы, чугунная голова! Это был ключ к примирению с женой! Ну не может у меня быть детей, не может! Да, такое бывает, представьте себе! Я мог открыто сказать жене, что признаю ребёнка, и всё, не надо никого убивать! Занимайтесь своими детьми, а мне оставьте мою науку! А теперь что? Так и будет она мешать мне тут и там».

Он выловил всех недоброжелателей, как следует прополол огород, но уезжал из Прияра с горьким осадком. Не так много дворян хорошо относятся к Люку де Куберте, особенно после того, как он стал бороться с дуэлями. Теперь же Люк потерял ещё одного союзника. Хорошо хоть, солдаты довольны — выспались по дороге.

Слегка повеяло запахами города — как всегда, смесь дурного и приятного. Люк заметил всадника, спешащего навстречу. Это навевало тревогу. Предчувствие не обмануло, всадник искал именно его:

— Капитан Люк де Куберте?

— Он самый.

— Господин первый министр срочно требует вас.

Люк пришпорил коня, вокруг замелькал пригород, потом Лемэс с его зеваками, в спешке освобождающими дорогу посыльному министра и его спутнику, потом позади остались ворота дворца, караулка, и вот гвардеец уже стучит в двери кабинета де Крюа:

— Капитан де Куберте прибыл.

— Впустить, — слышит Люк голос министра, — Вильгельм, с этими податями разберёмся завтра, — кивнул де Крюа главному казначею.

Как только они остались вдвоём в просторном кабинете, чиновник поднял на Люка взгляд, полный разочарования. Люку стало не по себе, горечь последних дней сменилась сильной тревогой. Он смотрел на министра и думал, что уж лучше бы тот гневался.

— Что же вы не сделали дела? — наконец спросил де Крюа.

— Де Прияр в безопасности, его главный враг мёртв, остальные выловлены и примерно наказаны. Двое завербованы, чуть что-доложат в гарнизон. А его отношения с женой не в моей власти.

— Читайте, — министр бросил письмо на стол.

С каждым новым предложением уныние овладевало капитаном всё больше:

«Господину Первому министру Его Величества, графу Винсену де Крюа.

Сегодня я получил известие из имения Прияр. Убит граф Симон де Прияр. Заколот служанкой, которая нанесла ему несколько ударов кухонным ножом прямо в его комнате. Слуга попытался остановить её, но она исполосовала ему лицо. После этого она подожгла бумаги графа и, не дожидаясь суда, убила себя. Пожар удалось потушить, но все документы сгорели.

Начальник Печального гарнизона, полковник Арсен де Бюсси».

Злости в Люке уже не осталось — он бессильно бросил бумажку на стол, уселся и уткнулся лбом в ладони.

Министр молчал недолго:

— Ну-ка, возьмите себя в руки, капитан. Де Прияр говорил вам что-нибудь об этой служанке?

— Нет.

— Вот дерьмо! Может, Прияр вам что-нибудь оставлял?

— Да. Несколько своих изделий и записку, как ими пользоваться.

— Я подумаю, что с ними делать, а пока возвращайтесь к своим обязанностям. И хватит нытья, слышите? Я и так зол! Мне не нужны кисейные барышни подле себя. А вы на неё сейчас похожи. Мы нашли ещё людей на борьбу с дуэлями. Два отряда, подобных вашему. Офицеры и солдаты — все набраны из людей, кто дуэли ненавидит по тем или иным причинам, и будет с ними бороться так же, как вы. И ещё, прибыл де Сарвуазье. Вы ведь помните, что его отца убили на дуэли? Посмотрите парня, потаскайте с собой. Вам нужно готовить себе замену, а их фамилия очень способна.

Люк встал, подобрался и спокойно ответил:

— Слушаюсь, господин министр. Где мне искать молодого графа?

— В «Бойком месте». Знаете эту таверну?

— Я знаю их все. Разрешите идти?

— Да, только уберите эту отвратительную маску уныния с вашего лица. Человеку, пережившему самую страшную осаду в истории, не пристало так убиваться из-за одной смерти.