Времяточец: Откровение

ГЛАВА 5 Розы

Но посмотри, товарищ, разве мы с тобой не в равной мере важны? Мы оба имеем значение, разве нет?

«Об использовании зеркал в игре в шахматы»,

Майлоу Темесвар.

У Доктора зачесался лоб. Почесав его, он встал и оглянулся на Трэло и Хатчингсов.

— Доктор, теперь вы можете ответить на несколько вопросов? — спросил Питер.

— Да. Как там ребёнок?

Доктор уже прекратил свои лихорадочные размышления и казался почти спокойным, его лицо было полно угрюмой решительности.

— С ней всё хорошо, — Эмили подставила свой палец малышке, и та держалась за него ручкой и молча смотрела на женщину. — Самая тихая девочка на свете, да?

— Да, — Доктор помахал малышке рукой и улыбнулся, но ответа не получил.

Питер Хатчингс достал блокнот и сел с деловым видом:

— Итак. Что такое Времяточец?

Доктор взглянул на Питера и, похоже, решил, что настало время что-то объяснить. Он уставился вдаль, прикусив сустав пальца.

Если и был какой-то талант, которым маленький профессор не располагал в избытке, так это умение выражать свои мысли и эмоции.

— Изначально Времяточец был женщиной с планеты Ану, её звали Катака.

— Инопланетянка? — поднял взгляд Питер. — Да ладно вам!

Доктор вздохнул:

— Вы находитесь на Луне, внутри разумной церкви, и ждёте, пока станет ясно, сможете ли вы сыграть какую-то роль в спасении души женщины из пасти почти всемогущего существа. Расширьте уже свои горизонты.

— Хорошо, — Питер на мгновение подумал, что он мог заснуть в церкви, и теперь ему снится какой-то постмодернистский кошмар в стиле Диккенса. — И зачем эта Катака нас сюда перенесла?

— Я не знаю. Пока. Она меня постоянно застаёт врасплох, и это очень тревожно. Я чувствую себя рыбаком, который сплёл сеть, а затем обнаружил, что все узлы в ней развязаны.

Питер вздрогнул от того, что прозвучала такая знакомая метафора. Эмили качала головой, пытаясь понять ситуацию.

— Вы и она враги?

— К сожалению, да. Она изъяла у Эйс память — душу, если угодно. И спрятала её в своём главном носителе.

— И где же это? — присоединился к разговору Трэло, почувствовав себя немного более подготовленным к концепциям Доктора. Он не стал бы приравнивать бессмертную душу к просто памяти, но решил не спорить, а списать это на поэтический оборот.

— В компьютере или в разуме. Она скрывается там, замышляет что-то, а в материальном мире появляется лишь изредка, чтобы подготовить игру. Как ты себя чувствуешь, Саул?

— Всё хорошо, Доктор. Вернее… — живая церковь помолчала, сдерживая эмоции. — Было хорошо.

— В чём дело, друг мой? — спросил Трэло, с беспокойством всматриваясь вверх.

По старому зданию носился звук, словно подогреваемый чем-то сверхъестественным. Звук был похож на крик птенца, которого в его первый же полёт схватил сокол. Он медленно затих, его сменила мучительная тишина.

— Саул? — пробормотал Доктор. — Я знаю, что ты увидел. Покажи им.

Все присутствовавшие почувствовали в своих сознаниях свечение аккуратно вводимых данных. Перед их глазами замелькали цвета и призрачные изображения. Питер потянулся рукой к жене и с облегчением нащупал её плечо. Это похоже на внутреннее телевидение, — подумал он, рассматривая изображение безлюдного, опустошённого пейзажа. А затем, когда пейзаж сменило изображение диктора, он понял, что это действительно телевидение. Новости на Би-Би-Си, снятые оператором-любителем. Причина взрыва всё ещё неизвестна. Ядерное устройство было исключено в виду отсутствия в этом районе радиации, хотя другие параметры, такие как радиус поражения и масштабы разрушения, изначально ассоциировались с ядерным взрывом. Эксперты размышляют, не врезался ли в Землю метеорит… На экране появилась карта. «Взрыв уничтожил деревню Челдон Боннифейс в Норфолке, разрушение также частично задело Вроксэм и соседний Стокбридж. И, как мне только что сообщили, территория, примыкающая к зоне поражения, оцеплена войсками ООН. Сейчас в нашей студии в Норвиче присутствует бригадир Алистер Лет…»

Изображение погасло, и Саул снова застонал.

— Я слушал электромагнитный спектр Земли, пытался узнать, что произошло…

Трэло чувствовал себя опустошённым, неспособным осознать случившееся.

— Топпингсы… Мисс Риддлер в кондитерской… маленькие Тони и Пенни. Они все…

Преподобного начало трясти, его разум был готов сломаться под таким грузом.

— Нет! — Доктор вскочил на ноги. — Мне нужна ваша помощь. Вы не должны меня подвести. От этого зависят жизни всех людей на вашей планете, всех во вселенной.

Эмили взяла Трэло за руку и помогла ему сесть.

— Мы поможем вам, Доктор. Я не знаю, кто вы и откуда, — она пристально посмотрела на повелителя времени, — но почему-то я уверена, что вы на нашей стороне.

Питер посмотрел на неё, понимая, что сам он побледнел:

— Боже мой, дорогая. Ты воспринимаешь всё это легче, чем я.

— Мы на Луне, — ответила она. — Доктор — наша единственная надежда. Кроме того, я никогда не ошибалась на счёт того, кому можно доверять.

Лицо Доктора немного дёрнулось, словно его снова ударили, и он грустно улыбнулся:

— Спасибо.

Питер держался за спинку скамьи перед ним с таким видом, словно он был на карусели и боялся выпасть.

— Как получается, что мы не умираем на Луне?

— У Времяточца есть способность получать псионную энергию из своих носителей и жертв. Похоже, он нашёл себе очень мощный источник энергии, и решил сохранять нам жизнь, перенеся сюда воздух с Земли.

— Но это же волшебство!

— Нет… — загадочно улыбнулся Доктор. — Волшебство — это совсем другое.

— И кто же тогда этот носитель? — спросила Эмили.

Доктор поднёс к губам палец, явно довольный её проницательностью. Он подошёл к кафедре с золотым орлом, измерил её своим зонтом, и аккуратно отмерял четыре шага к стене церкви.

— Доктор, что вы делаете? — загудел Саул, всё ещё опустошённым голосом. — Если я могу вам чем-то помочь…

— Нет, — пробормотал Доктор. — Я ищу кое-что, небольшой подарок.

— Для кого? — Питер отложил свой блокнот, отчаявшись узнать от этого загадочного человека хоть что-либо полезное.

— Для меня.

Доктор нашёл место на стене и постучал по нему зонтом. Затем аккуратно вынул небольшой камень. В полости стены лежал сверкающий медальон, который он с мрачным удовлетворением поднял.

— Это невозможно! — вскрикнул Саул. — Я знаю в этой церкви всё, каждый камушек. Я живу в каждом её атоме. Я бы знал…

— Тихо, — Доктор вручил амулет Питеру, который озадаченно его рассматривал.

Главной частью украшения был округлый синий камень, внутри которого пульсировал далёкий огонь. Он был в металлическом обрамлении, покрытом незнакомыми Питеру рунами. Этот камень напомнил Питеру об одном дне, который он провёл на чердаке в доме его отца в Оксфорде. Таинственные ящики, полные знаниями, чудесными старыми книгами. Медальон был одновременно древним и живым. Он передал его Эмили.

— О! — воскликнула она и нахмурилась. — Розы.

— Розы? — спросил Питер, заметив на лице Доктора хитрую улыбку.

— Да, цвет. Он напомнил мне, как я была маленькой и собирала лепестки, чтобы сделать духи. Я почти чувствую запахи сада моей мамы.

— Хорошо, — Доктор взял амулет и спрятал его в карман Питера. — Придумаете, как им воспользоваться.

— Но…

— Нет. Время заканчивается. Оно скоро вернётся.

— Доктор! — крикнул Саул. — К церкви приближается что-то очень сильное!

Доктор кивнул:

— По крайней мере, оно пунктуальное.

Двери церкви шумно распахнулись, и появился Времяточец, всё ещё в теле Бойла. Для тех, кто был в церкви, это было похоже на явление самого Дьявола. Эмили посмотрела на металлическую голову и детское тело, и пожалела о том, что не верит ни в каких богов.

Маленькое существо обвело взглядом здание.

— Не было смысла пытаться запереть двери, Саул. Я гораздо сильнее тебя.

— И тем не менее, — с презрением сказал хоровой голос, — я не мог не попытаться. Твои ноги оскорбляют этот храм.

Времяточец нахмурился, словно эта критика ему немного досаждала.

— Доктор! — он поманил повелителя времени. — Пора тебе идти со мной. С тобой ещё кое-кто хочет встретиться.

Трэло встал и неуверенно направился к кафедре. Затем шагнул вперёд, держа перед собой большую Библию:

— Во имя…

Червь громко щёлкнул пальцами, и преподобного отбросило в сторону.

— Доктор, я настаиваю. В нашей игре пришло время следующего раунда.

— Да. Пришло, — повелитель времени надел шляпу и повернулся, чтобы посмотреть на людей, присутствовавших в церкви. — До скорой встречи. Я надеюсь.

— Шансы на это небольшие, — смеялся Червь, вертя головой по сторонам, словно унюхав что-то.

Доктор вышел на лунную поверхность, и двери за ним закрылись.

Трэло неуверенно встал на ноги.

— Да пребудет с вами господь, Доктор, — пробормотал он и, опустившись на колени, начал молиться.

Хатчингс медленно качал головой. Доктор, похоже, был уверен в себе, но у Питера было нехорошее чувство, что Доктор, несмотря на все свои предосторожности, так же беспомощен, как и они.

Смерть стояла на поверхности Луны, её балахон развевался на ветру частиц, постоянно хлеставшем пыль. Она была классической смертью — череп под капюшоном, плюс её создатель наделил её искрой сознания. В тёмных глазницах сверкало пламя, а позади этого пламени она рассуждала о собственной морали.

По мнению Смерти, жизнь для неё была лишь функцией, прихотью. Она выполнит свою задачу и снова рассыплется в пыль, из которой её сотворили. И это будет не так уж плохо. В своей предыдущей форме она не желала иметь сознание, а получив его, обнаружила, что жизнь приносит лишь боль.

Её создатель и её жертва подходили к ней от стоявшей неподалёку церкви.

— Ты знаком со Смертью, Доктор? — спросил Времяточец, гордо демонстрируя своё создание.

— Да, — широко улыбнулся Доктор, рассматривая похожую на скелет фигуру. — Мы уже встречались. Как это поэтично. В духе Юнга. А коса у неё есть?

— Ей коса не нужна, — засмеялся Времяточец. — Я её хорошо вооружил.

— Могу себе представить, — пробормотал Доктор. — Скажи мне, Смерть, а сколько часов в твоём рабочем дне? Наверное, всегда запарка?

— Она не может ни говорить, ни действовать вопреки моей воле. Эту смерть твои слова не обманут, Доктор.

— А раньше это помогало, — Доктор снял шляпу, строгое выражение его лица Времяточец воспринял как страх. — Тогда не тяни.

Червь жестом велел Смерти стать рядом с Доктором. Та послушалась, и потянулась к нему костлявыми пальцами. А затем её охватило лёгкое сомнение. Смерть замерла, шокированная важностью её задачи. Этот мужчина был полон идей, о которых ей едва хватало ума подумать.

Доктор внезапно схватил её за руку, а другую свою руку положил ей на талию:

— Вы позволите?

Они закружились в вальсе, повелитель смерти и символ, большими плавными шагами. Совершив в слабой гравитации четыре оборота, Смерть отпустила своего партнёра, и он медленно упал, подняв столб лунной пыли. Танцор лежал, его конечности некрасиво дёргались.

Времяточец почувствовал небольшое разочарование. Зачем было изучать свойственные этому измерению символы, если Доктор так легко смог обратить их в шутку? Он двинул пальцем, и тело Доктора встало, словно марионетка на невидимых нитях. Времяточец пошёл обратно в церковь, а труп шёл за ней.

Смерть задумчиво провожала их взглядом.

Эйс смотрела на лицо Чеда Бойла, поражаясь тому страху, который он раньше вызывал у неё. Она быстро утёрла слёзы рукавом. Глупости, он всего лишь ребёнок. И неудивительно, что после того, что он сделал, он оказался тут. В начальной школе её можно было испугать одним лишь только его именем. Он издевался над ней, распространял о ней слухи, называл её «любительницей паков».

И он убил её кирпичом.

Нет! Она умерла не так, она задохнулась на Луне.

Боже, какие чудесные варианты. Но она помнила про кирпич, как тот поднялся над ней, заслонив солнце. Дальше она не помнила. По её памяти расползалась темнота, стирая её старшее «я». Она помнила своих друзей, выпускной класс, но что было до этого? Её начала охватывать паника. Это было похоже на тот раз, когда Доктор стёр её память, только тогда это произошло резко, она сразу проснулась новым человеком. Тогда она даже получила новые воспоминания, одно из воспоминаний Мэл. А это было медленное, неотвратимое, наползающее ничто. Как смерть, только она бывала тут раньше, и знала, что она потеряет. Помогите. Эйс была нужна чья-нибудь помощь. Но никого не было.

Бойл засмеялся, словно понимая, что скоро уже не будет Эйс, останется только Дороти, а затем она станет Дотти. И тогда она будет его.

— Ни за что! — она покачала головой, надвигаясь на мальчика. — Как ты сюда попал, мерзавец?

— Ангел меня сюда впустила, чтобы тебе одной не было скучно. Я тут главный, после того скучного пирса. Я буду развлекаться тобой.

Эйс подошла к нему и щёлкнула его пальцем по носу:

— Я теперь гораздо больше, чем ты. Хочешь поиграть — пойди найди себе игрушки.

Лицо Бойла наполнилось слепой яростью. Его рука вцепилась в воротник Эйс, и он потащил её вперёд с маниакальной силой.

— Чего?! — он кричал и ругался, тащил её с ужасающей силой к внутренней двери.

Эйс сопротивлялась, пыталась пнуть его ногой, но её застали врасплох. Медсестра и другие присутствовавшие в приёмной люди изумлённо наблюдали за тем, как маленький мальчик выволок молодую женщину за дверь.

Трэло и Хатчингсы сидели рядом, когда двери церкви снова распахнулись, и в них вошёл Доктор. Его голова болталась на плече, а руки безвольно висели по бокам.

— Доктор? — обратился к нему Трэло, но ответа не последовало.

С порога за ними наблюдал довольный Времяточец.

Доктор подошёл к алтарю и лёг рядом с неподвижной Эйс. Времяточец артистично взмахнул пальцами. Доктор скрестил руки своей спутницы на её груди, затем улёгся так же, и неподвижно замер. Если их тела и дышали, то едва-едва.

— Что вы с ними сделали? — проревел Саул.

— Теперь и Доктор, и Эйс находятся в моих владениях, — заявила Времяточец и закрыла дверь. — Думаю, мне уже пора присоединиться к ним. А вы пока что развлекайтесь тут одни.

Эмили провела взглядом уходившее существо. Какое же это непотребство, что такое чудовище ходит как маленький мальчик, имеет такие же пухлые пальчики и нескладные движения. Она снова подумала о том, не был ли это какой-то больной кошмар, который всего лишь отражал её желание иметь ребёнка и её страх перед родами.

Гнев Саула сотрясал стропила.

— Мерзость! — беспомощно кричала церковь. — Грязная тварь!

Трэло смотрел на две фигуры, неподвижно лежавшие на алтаре. Они были похожи на древнего рыцаря и его оруженосца, которых похоронили после проигрыша в бою с драконом.

Трэло тихо произнёс над неподвижными телами молитвы.

Доктор шёл по коридору, у него была новая цель. Стены были покрыты изображениями: Академия, древние галлифрейские украшения, празднование Рождества 1973 года в ЮНИТ. В конце коридора повелитель времени на мгновение остановился перед внушительной деревянной дверью. На стене висела табличка.

— «Сим данное бюро утверждается как законный поставщик бесконечных мук», — прочёл Доктор. — Как остроумно. Как гадко.

Он поднял зонт и три раза сильно постучал им по двери.

— Итак, — сказал он сам себе. — Весь мир — театр. Сцена первая…

Дверь открылась. Он зашёл в приёмную и громко позвонил в звонок на столе.

Сестра оторвалась от своей книги.

— Я Доктор, — пришедший улыбнулся своей шутке. — Мне назначено.

Существо Черве-Бойл строило себе убежище. Клубы пламени из ноздрей маленькой драконьей головы прорезали полость в лунной скале. Чудовище размером с ребёнка заползло в эту полость, и слой лунной пыли запечатал его. Внутри Бойл свернулся, как зародыш в яйце, во сне драконьи черты расслабились и стали почти невинными.

Времяточец бегал по коре его головного мозга, деактивируя микросхемы, позволявшие ему пользоваться телом мальчика. На мгновение электронное существо хотело отключить весь мозг, прекратив инстинктивные дыхание и биение сердца, но затем решило, что это мясо может ещё когда-нибудь понадобиться. Не было смысла убивать всё, что под руку попадётся.

Часть уравнения Времяточца, которая контролировала Бойла, деактивировала всё, кроме последнего компонента, транспондера, размещённого в сером веществе мальчика.

Активировав его, математический монстр перенёсся обратно, к своему основному «я» в главном носителе. По завершении передачи транспондер отключился. Череп молчал. Никого — ни Бойла, ни Времяточца — не было дома.

Снаружи какое-то время задумчиво стояла Смерть. А затем, как и было спланировано, она начала рассыпаться в прах. Её последней мыслью было что-то грустное о розах.

Времяточец гладко скользнул обратно, в своё логово, программы сливались, новые данные загружались в память. Различия воспоминаний фрагмента управления Бойлом и основного тела вируса Времяточца были сопоставлены, и план действий был скорректирован.

Здесь, в своей естественной среде, формирующие Времяточца спирали данных обычно не обладали ничем, похожим на личность. Личность проявлялась лишь внешне, обычно тогда, когда Времяточец заражал живой мозг. Здесь же Катака была идеей, строго очерченной памятью, формировавшей лишь часть того, чем было это существо. Иштар была полезной маской для общения с существами из плоти. Однако мозгом, в котором сейчас поселился Червь, командовать было непросто, и для сохранения своей личности необходимо было полное воплощение. В отсутствие какого-то объединяющего принципа матрицы могли бы быстро повредиться, они стали бы мутантной комбинацией целей Времяточца и эго его носителя. Этого нельзя было допустить.

Поэтому, хотя в мозг носителя вернулся Времяточец, в голографическую систему, в ландшафт данных, образовывавший память естественного мозга, загрузилась Катака.

Она всё ещё считала себя художницей и гордилась той иконографией, которую она установила в мозге. Большая часть её творений, к примеру, «пирс побережья Ностальгии», были там, куда она могла подглядывать лишь мельком, поэтому они были созданы естественным путём. То же касалось и Библиотеки, довольно распространённой метафоры для больших хранилищ данных, которые образовывались у природных существ. Правда, ей едва удалось проникать в эту область и контролировать её.

А вот Ад подчинялся только ей.

Он размещался в отделе памяти, специализировавшемся на управлении и обработке подавляемой информацией. Он был связан с Провалом бессознательного. Здесь обрабатывались образы из снов, мощные старые символы, и беспокойные кошмары, они рационализировались либо вышвыривались обратно, откуда пришли. Иштар просто дала этому месту логичность, замысел. До того, как она вошла в эту страну страхов, тоски и снов, этот мозг бунтовал, готовился вышвырнуть её, сжать область заражения в точку и выдворить его. Как только она захватила это место и обосновалась в нём, субъект перестал сопротивляться.

Было такое впечатление, что его разум хотел пытки, нуждался в ней для того, чтобы очиститься от вины. Контроль извне был принят с радостью, как полоумный псих радуется анестезии.

Ступив в мысленный пейзаж памяти носителя, Времяточец бросила взгляд в Провал, в чёрные глубины, где лежали ответы.

Она задержалась лишь на секунду. Быть может, некоторые вещи ей лучше не знать.

Эйс рухнула на маленький стул и закричала.

Тонким, высоким голоском.

Её телу снова было восемь лет.

Итак, началось. Это будет настоящая боль. Ей нравилось её тело, она много сил приложила к тому, чтобы любить его, полагаться на него, находить в нём утешение. Это было такое несчастье, какого она никогда не представляла. Не настоящая боль, а жестокость, из-за которой хотелось спросить «за что?». Ни грудей, ни женственности, ни силы в руках. Лицо Эйс сжалось от муки. Нет. Рано ещё. Это она переживёт. И следующую боль тоже. И следующую.

Превозмогая огромный физический страх, она заставила себя осмотреться. Не важно, как она выглядела, она Эйс. Не Дороти. И уж тем более не Дотти. Эйс.

Она была одета в свои старые розовый свитер и джинсы, сидела за партой. Первая парта, левый ряд. Это, по её опыту, было единственным способом добиться от учителей ответов на вопросы — быть у них перед самым носом. Позади неё сидела Шрила, которую она сейчас… тогда… даже не знала толком. А за Шрилой должен быть… не оглядывайся пока. Вначале привыкни к обстановке.

Солнце светило сквозь старые пыльные окна, увешанные рисунками и коллажами. Ранняя осень, за несколько недель до её смерти. Стены украшены опавшими листьями, державшимися на больших белых каплях клея. За учительским столом сидел мистер Уоткинс, на его старой лысой голове был нечёткий блик солнечного света. Он проверял тетради, а ученики молча решали задачи.

Эйс посмотрела в лежавшую перед ней тетрадь. Всё уже, разумеется, сделано, за две минуты. Если бы ей позволили, она бы весь учебник перерешала. Мисс Маршалл всегда ей так говорила, поощряя. А вот мистер Уоткинс, похоже, считал, что она мешает ему преподавать. Ты либо бунтарь, либо прилежный ученик. Учителя не понимали тех, кто был и тем, и другим, кто плохо справлялся с некоторыми предметами просто потому, что они не нравились, хотя, если бы она захотела, она могла бы справиться с большинством из них. Общение с социальным работником не помогало. На тебя вешали ярлык, просто потому, что ты что-то взорвала и побила кого-то, кто очень сильно на это напрашивался.

Ручка мистера Уоткинса бегала по тетрадям, его очки поблёскивали.

Дверь в класс открылась, и Эйс обернулась, заметив, что Чеда Бойла сзади неё не было. Это было странно.

В дверях стоял мальчик, Санир, один из шестилеток.

И Эйс внезапно поняла, почему она тут оказалась, вспомнила ежедневный ужас этой сцены. Санир молча подошёл к мистеру Уоткинсу и обратился:

— Сэр?

Уоткинс поднял взгляд и вздохнул:

— И что ты сделал в этот раз?

— Мисс Хейнс прислала меня сюда потому, что я шумел в классе.

— Ну почему каждый раз одно и то же, несносный ты ребёнок?

Дети отвлеклись от задач, и Уоткинс, как обычно, играл на публику, превращая это в какую-то ужасную комедию. Санир был едва ли не единственным мальчиком в классе мисс Хейнс, которого наказывали, во всяком случае, единственным, кого она присылала к мистеру Уоткинсу, который был директором. Как минимум раз в две недели он появлялся перед классом, чтобы повиниться в очередных своих прегрешениях. Уоткинс театрально бранил мальчика, а затем нагибал его через своё колено и шлёпал его три или четыре раза.

На переменах говорили о том, что Уоткинс и мисс Хейнс встречаются. Но никто в этом не был уверен.

Уоткинс схватил мальчика-азиата за волосы на затылке и нагнул его через колено.

— Что же нам с тобой делать? — спросил он и замахнулся рукой.

Дороти в этот момент всегда хотелось уйти или остановить это, но она не могла себе даже представить, что сделает такое.

А Эйс не колебалась.

— А ну поставь его, мразь! — крикнула она, вставая. В классе зависла мёртвая тишина.

— Что ты сказала? — прошептал учитель, опуская руку. — Как ты меня назвала?

— Я сказала «мразь». Худших ругательств я в восемь лет ещё не знала.

Эйс опрокинула ногой парту и, на глазах поражённых одноклассников, подошла к столу учителя.

— Я ненавидела это место, и тебя ненавидела, потому что тебе нравилось делать это, — она сложила руки на груди и смотрела на побагровевшего учителя. — То, что ты заставил меня выглядеть, как ребёнок, ещё не значит, что я должна себя вести как маленькая.

Она ожидала, что Уоткинс попытается наказать её так же. И тогда она узнает, будет ли удар между ног менее болезненным, если ударит маленькая девочка. Но дверь снова открылась, и в класс вальяжно зашёл Чед Бойл.

— Простите, я опоздал, — пробормотал он, уставившись в пол, а затем поднял голову, и в его глазах сверкнула радость: — Что, снова проблемы с паком?

Эйс сверкнула на него взглядом, жалея о своём девчачьем виде.

— От человека не зависит то, кем он родился. У тебя самого проблем полно. Это по твоему лицу видно. Но это не значит, что тебе можно причинять боль другим людям. Не произноси больше это слово.

Весь класс взорвался хохотом.

— Какое слово, командирша Дотти? Слово «паки»? Тебе слово «паки» не нравится?

Эйс побежала на него, жалея, что у неё нет рогатки, или меча, или хоть чего-нибудь. Как ей драться по-взрослому? Сама попытка выставляла тебя ребёнком. С оружием она хотя бы себя саму смогла бы обмануть.

Боже, как же ей это было противно.

Бойл стоял и улыбался. Эйс ударила его со всей силы по животу, надеясь, что этим всё и закончится. Она уберётся отсюда. Но Бойл схватил её за руку, с пугающей силой заломал её, и Эйс вдруг оказалась распластанной на полу.

Уоткинс и Бойл стояли над ней. Дети смеялись и улюлюкали, даже Шрила.

Значит, они не ошиблись. Это был Ад. Худшее, что она могла себе представить — снова стать маленькой беззащитной девочкой. Дальше будет только хуже.

— Ты не сможешь уйти, — смеялся Бойл, поднимая её за волосы. — Тебе некуда деться. Мы будем повторять школу, и все мои друзья и учителя буду считать, что я самый лучший. Мы тебе покажем, что в тебе нет ничего особенного. Что ты просто дура, которая любит паков, и у которой мама шлюха. А потом, если тебе очень повезёт, я снова убью тебя кирпичом, и ты сможешь начать ещё что-нибудь, другую игру. Но ты не бойся, Дотти. Я буду тебя навещать. Мне здесь нравится. Кто теперь тебя спасёт?

Рука, державшая Эйс за волосы, болтала её голову из стороны в сторону. Она уже была почти готова сдаться, позволить разуму сломаться и потеряться во сне о далёкой, потерянной красоте.

И тут дверь снова открылась. В сырую теплоту Ада вошёл поток прохладного воздуха, пахнувшего весной.

— Уроки окончены! — проревел Доктор. — Отпусти её.

Бойл выпустил волосы Эйс и сердито взглянул на пришедшего. В его грудь уткнулся кончик зонта.

— Послушайте, — начал Уоткинс, — вы не можете…

— Заткнись! Ты не настоящий, — сверкнув взглядом на учителя, Доктор повернулся к своей спутнице: — Эйс, как ты?

Эйс смотрела на него и моргала. Она думала, что заплачет от радости, но вначале ей нужно было сделать совсем другое.

— Ублюдок! — крикнула она.

Её удар сбил Доктора с ног.