Времяточец: Откровение

ГЛАВА 7 Сожаления

Я имел разные формы до того, как меня выпустили;

Я был изящным заколдованным мечом…

Я был каплей дождя, я был лучом звезды;

Я словом был из букв, я раньше книгой был;

Из-за меня поле покроется кровью, сотня воинов на нём…

Длинны и белы мои пальцы, давно я не был пастухом;

Я жил как воин, прежде чем стать человеком букв;

Я странствовал, я спал на сотне островов, я жил в сотне крепостей.

«Битва Деревьев» (Cad Goddeu),

приписывается Мирддину (Myrddin).

Через какое-то время Эйс стало тяжело дышать. Что-то её труп в плохой форме. Сады, казалось, не имели края: бесконечные проходы между живыми изгородями, множество оттенков роз.

Когда они прошли примерно полмили, Эйс остановилась.

— Не может же это продолжаться вечно? — сказала она, обернувшись через плечо.

Доктор шёл за ней в полной задумчивости. Он что-то бубнил себе под нос.

— Может. Это измерение может оказаться бесконечным.

— Я не об этом. Я о том, что я дуюсь на тебя.

— Надеюсь, что это прекратится. Но это я втянул тебя в это. Я как раз только что думал о способах вытащить тебя отсюда.

Эйс села на траву, постелив куртку.

— Отсюда есть выход? Почему ты об этом не сказал? Куда он ведёт? И где мы вообще находимся? Боже мой, Профессор, ну где ответы, а?

Доктор сел рядом с ней на куртку, но не вплотную к ней.

— Итак. Ответы на твои вопросы. Да. Потому что в других обстоятельствах я бы не стал даже думать об этом. В настоящую реальность. В другом измерении, возможно вымышленном.

Эйс несколько секунд разбиралась, какой из ответов к какому вопросу относится. Затем она кивнула и сложила руки на затылке:

— Хорошо, переходим ко второму шагу. Почему ты об этом не думал?

Доктор помолчал, видимо, взвешивая варианты.

— У меня ужасное подозрение, что мной манипулируют. Кому-то нужно, чтобы я поступил именно так. В данный момент мы всё ещё целы как личности. Выбрав же этот путь, мы можем лишиться даже этого.

— Я в любой момент готова выбрать вариант, который не ведёт к верной смерти, Профессор, ты знаешь это. Давай возьмёмся за него.

— Я ещё не завершил осмотр местности.

Эти абсурдные слова были произнесены с таким угрюмым упрямством, словно они скрывали более глубокие причины, что-то, что Эйс не было дозволено знать. Она встала, покачала головой и отвернулась.

— Что же, когда закончишь, крикни, — проворчала она. Через секунду она всё-таки не выдержала и обернулась через плечо: — А что ты имеешь в виду под «настоящей реальностью»?

— Ту реальность, которую ты знаешь. Твоё измерение, каким оно есть без вмешательства Времяточца. Это место тоже в чём-то реальное. Вымысел тоже реален в некоторых запретных районах пространства-времени. Есть такие места, куда даже повелители времени не рискуют заглядывать.

— Но ты в них бывал?

— Да, — Доктор с сожалением улыбнулся. — Не намеренно.

Эйс это начало напоминать их беседы по вечерам, когда они уважали и заботились друг о друге. От того, что ситуация была знакома, реальность становилась ещё хуже. Она уже не помнила имя своего учителя химии, как выглядел Ледяной Мир, поразительные цвета и звуки временной бури, которая её перенесла. Ей было очень страшно, и что-то внутри неё, возможно гордость, не давало ей рассказать об этом Доктору. Но ведь и он ей тоже не всё рассказывал.

Она немного отодвинулась от него.

— Ты допустил мою смерть, да? Не намеренно.

Доктор глубоко вздохнул и посмотрел на лежавшую под ним куртку.

— Да, — пробормотал он. — По сути говоря, это верно.

Эйс потёрла лоб.

— Я должна быть способна простить тебя. Это должно быть самым простым. Если бы я чувствовала себя взрослой, я бы просто обняла тебя, и всё, — она отошла на несколько шагов. — Но я не могу. Я не только умерла, меня что-то съедает изнутри. Я просто не могу.

Доктор грустно улыбнулся.

— Я понимаю, — сказал он.

— Из всех, кого я тут встречала, мне только тот старик понравился. Кто он?

— Мой старый друг, — вздохнул Доктор, — он очень храбро держится. Здесь должны быть и другие друзья, с одним из них мне нужно поговорить. Когда мы его найдём, мы сможем лучше понять, что происходит.

Эйс вдруг приняла решение, и в этот момент чёрная туча пронеслась по её сознанию, съев ещё несколько деталей её прошлого.

— Расскажи мне об этом выходе отсюда. Я хочу быть в состоянии выбраться без твоей помощи, если ты… если мне будет нужно.

— Да, — Доктор щёлкнул пальцами, и появилась карта. Он развернул её, расстелил на траве, прижал её углы камнями. — В этом мире есть семь основных районов…

— Откуда ты знаешь?

— Математика. Я провёл быстрый подсчёт сразу по прибытию. Ландшафт данных бесконечен в своих контурах, но содержится в ограниченном пространстве. Есть только семь главных зон, хотя есть множество меньших районов.

— Типа приёмной и библиотеки?

— Тут есть библиотека? — Доктор радостно улыбнулся. — Я так и думал, что должна быть. Хотелось бы мне узнать это место получше.

— А мне оно уже надоело, — Эйс ткнула пальцем в карту. — Значит, мы тут, в садах. А что в других зонах?

— Возможны варианты.

— Это зависит от того, кого там мучают?

— В некотором смысле.

— Послушай, — Эйс посмотрела ему в глаза. — Это что-то вроде Ада, да? Это не просто другая планета? Откуда у тебя есть карта?

— Карта — всего лишь символ, полезная идея. Но из маленьких символов…

Она качала головой:

— Нет! Доктор, хватит с меня уже этого!

— Значит, не верь мне. Сердись на меня. Ненавидь меня. В любом случае, это не Ад, вернее, это не твоя субъективная идея о вечных муках. Это приватное измерение, в которое вторглась Времяточец, где добро пытается сражаться со злом.

Он посмотрел на Эйс:

— Это очень личный Ад. Посмотри сюда, — он постучал пальцем по карте. — В центре, в самом сердце этой темноты есть Провал. Он ведёт ко всевозможным ужасам. Туда нам нужно идти.

Эйс запомнила то, что лежало между Садами и Провалом. Нужно было пересечь реку, после очередного большого здания. Здания формировали нечто вроде спирали вокруг центрального Провала, реки служили разделителями. Всё в целом выглядело похожим на какую-то мандалу, большое колесо, которому было бы самое место на обложке пластинки каких-нибудь хиппи. Она постаралась всё это запомнить, но не была уверена в том, сколько карта продержится в её памяти. Провал был чёрным пятном, почти дырой в центре карты. Никаких «там водятся драконы», просто пятно, быстро нарисованное безрассудным, перепуганным картографом.

— Значит, нам нужно спуститься в этот провал?

— Если мы хотим что-то изменить… — Доктор снова замолчал, в очередной раз поражённый осознанием. — Да. Нам придётся туда спуститься. Итак, раз мы решили отсюда уйти, должна быть… Ага.

В воздухе возникла дверь из старой сучковатой дубовой древесины, окружённая спутавшимися стеблями роз.

— Если бы это была компьютерная игра, — заметила Эйс, — она была бы нарасхват.

— Спасибо, — почему-то сказал Доктор.

Он раскрыл дверь.

Времяточец осмотрела территорию, которая сейчас подчинялась ей. После изначального вторжения и подключения к хранилищу-телу прогресс шёл медленно. Центры восприятия, пирс и пляж пали первыми, а затем быстро последовал цирк шишковидной железы. Комплекс данных памяти — Библиотека — потребовал серьёзной осады. Крупные внутренние помещения были закрыты ментальной стеной, которую удалось пробить лишь дважды. Этому помогло прибытие Эйс.

Времяточец создала свою игровую площадку на невозделанных плато памяти. Приёмная и школьный класс Бойла были абсолютно новыми сооружениями, основанными на личном опыте носителя. Предоставление Бойлу творческой свободы было, пожалуй, ошибкой, но самым быстрым способом стереть личность Эйс было постоянное расшатывание Бойлом её эго. Уже само его присутствие способствовало этому. Однако отчуждение между ней и Доктором было всё ещё недостаточным. Пришло время раскрыть ещё одну ужасную правду об этом повелителе времени, — решил Червь. Создать ещё одну трещину в его сияющих доспехах.

Они снова оказались в приёмной. Медсестра выжидающе посмотрела на них:

— А, вы вернулись со своего первого мучения? Как оно прошло?

Доктор сурово посмотрел на неё:

— Какая-то вы стереотипная. Очень ограниченная личность, не очень страшная.

Медсестра снова посмотрела в свой блокнот:

— Не торопитесь с выводами, Доктор, — проворчала она.

Доктор осмотрел комнату. Сейчас в ней никого не было.

— Профессор… — начала Эйс.

Она думала о своём первом поцелуе, о том страшном, внезапном событии, случившемся возле молодёжного клуба одной морозной ночью, когда ей было тринадцать лет. Ей пришлось выманить туда этого парня и почти прижать его к стене, чтобы он понял, наконец, чего она хочет.

Но воспоминание пропало, пока она о нём думала. Она не знала, кто это был и где. Что-то о юности. О чём она думала?

Всё прошло. Осталось лишь нарастающее ощущение утраты. О чём она хотела спросить Доктора? Да, точно.

— Профессор, когда я была тут в последний раз, я подумала… не сделала ли я что-то плохое?

— Все мы делали что-то плохое, — мрачно пробормотал он, внимательно изучая вид из окна.

— Нет, у меня было такое чувство, будто я сделала что-то реально ужасное, типа убила тысячи людей. Ты об этом ничего не знаешь?

Из-за его молчания у Эйс появилось ужасное чувство, что Доктор знал об этом всё.

— Ты знаешь, — начал он с нерешительностью, которая говорила о том, что это очень важно, — когда я воспользовался Рукой Омеги для уничтожения Скаро, я вовсе не был уверен, что поступаю правильно.

— Заткнись! — крикнула Эйс, зажав уши руками. Затем, вздрогнув, она опустила руки, поняв, что не зажимала себе уши с двенадцати лет. — Не нужно мне нотаций, — сказала она, уже тише. — Мне их хватает от социального работника. Я просто хочу знать.

— Я пытался сказать тебе… — начал Доктор, но снаружи послышалось какое-то движение. К ним приближалась какая-то процессия.

— Доктор, — умоляла Эйс, — пожалуйста, скажи мне. Это последнее, на что я могу опереться — что я не виновна. Пожалуйста!

Доктор, похоже, просчитывал десятки вариантов.

Внутренняя дверь открылась. В неё вошёл великан, колосс в ниспадающих одеждах и угловатой металлической маске. Доктор смотрел на него в шоке и тихо шептал какое-то древнее галлифрейское ругательство. Вслед за этой фигурой шёл целый парад других: повелители времени в полных церемониальных облачениях, лица которых были полны ненависти и осуждения, трёхглазые существа-рептилии, колонна солдат ЮНИТ, и чёртова дюжина далеков, отчаянно вертевших по сторонам своими сенсорами.

Доктор оцепенел. Шеренга за шеренгой, они заполняли комнату, друзья и враги — краткая история его жизни. Одна из рептилий направилась к Эйс. Видя, что Доктор лишь молча смотрит, Эйс шагнула назад.

— Не бойся, — прошипело существо, медленно моргая третьим глазом. — Мой народ цивилизованный, я не желаю тебе зла.

— Что-то новенькое, — ответила Эйс. — Все остальные здесь только этого и хотели.

— Я всего лишь хочу обратиться к тебе, спросить у тебя… Почему ты связалась с этим существом? — рептилия указала на Доктора.

Что же, хотя у Эйс и были сомнения на этот счёт, она на это не купится:

— Потому что он мне нравится, трёхглазый! А тебе-то что?

— Он уничтожил мой народ, кладки моих яиц, всю мою цивилизацию. А затем, когда несколько выживших реорганизовали свои силы, он и их убил.

— Я тебе не верю.

— Подумай, что Доктор сделал с тобой. Он способен на что угодно, как только определит, что есть зло, а что добро. И если ты окажешься по другую сторону этой стены, у него не будет ни жалости, ни сомнений. Даже те, кого он любит, будут вовлечены в сражение, использованы и принесены в жертву.

— Доктор! — крикнула Эйс, пытаясь привлечь внимание повелителя времени. — Скажи ему, что это не правда!

Доктор смотрел в центр толпы. В уголке его рта дёргался мускул. Он увидел что-то, что ему не понравилось.

Три фигуры шли сквозь толпу, остальные уступали им дорогу. Они шагнули вперёд, к Доктору, а он шагнул назад, на его лице была смесь недоверия и… да, теперь Эйс не сомневалась — страха.

Одна из фигур вышла вперёд и поклонилась Доктору. Это была молодая девушка в классическом платье. Она была белая от холода, на висках виднелись голубые вены. На её лице образовались линии инея, подчёркивавшие напряжённые мускулы. Она постоянно дрожала; когда она попыталась заговорить, её зубы стучали. Но глаза у неё горели страстью мученицы, религиозным чувством, которое заставило её опуститься перед Доктором на колено перед тем, как заговорить. Эйс была уверена, что где-то уже видела её.

— Я первая жертва, — сиплым голосом сказала девушка. — Я Катарина, с готовностью умершая за своего господина, потому что смертью я ему помогла и исполнила свой долг. Я умерла, когда меня вынесло из шлюза, я взорвалась в вакууме космоса. Я умерла ради восхитительной, фантастической, красивой лжи!

Её дрожащие руки потянулись вверх, чтобы получить благословение Доктора, но он лишь смотрел на неё, не в силах даже пошевелиться от шока.

— Не касайся её, Доктор! — крикнула Эйс, заметив, что воздух вокруг замёрзшей женщины дрожит. Она хотела чем-то помочь, но рептилия её удержала.

— Не помогай ему, — посоветовала она. — К добру это будет или нет, но Доктор должен это сделать, — и её третий глаз быстро заморгал.

Вперёд вышла ещё одна женщина. Она была одета в красивый мундир, на бедре у неё был пистолет. Значок идентифицировал её как «Кингдом». Пока она была в толпе, она выглядела лет на тридцать, но по мере того, как она выходила, годы словно поглощали её. По её лицу побежали морщины, волосы поседели и сжались, спина сгорбилась, шаги стали неуверенными. Подойдя к Доктору, она уже едва держалась на ногах.

— Я вторая жертва, — прохрипела она. — И это хорошо, потому что своей смертью я послужила моей планете, исполнила свой долг. Я умерла за свободу, за патриотизм. Я умерла от старости в сиянии Уничтожителя Времени, моя молодость была сметена одним движением. Я умерла из-за огромной ошибки.

Она тоже упала перед Доктором на колени, клочья её кожи сыпались на его туфли.

Доктор продолжал смотреть на них, не в силах пошевелиться.

— Нет, — прошептал он. — Прекратите это. Я видел достаточно.

Из толпы, завывая, вырвался паренёк. У него была копна тёмных волос, одет он был жёлтую куртку, но пока он бежал к Доктору, его одежда воспламенилась, кожа стала покрываться ожогами, из тела вырывалась сгоревшая плоть, и он упал у ног Доктора, похожий на живой вулкан. Он поднял голову, пылая и воя, его слёзы кипели и превращались в пар.

— Я третья жертва! — кричал он. — Смертью я послужил собственным ошибкам, и исполнил свой долг перед ним! Я умер из-за несчастного случая! Я не хотел умирать! Он не вернулся за мной! Верни мне мою жизнь!

Последние слова он простонал в приступе боли, его лицо развалилось. Ничего не видя, он потянулся руками к Доктору, и тот с отвращением потянулся рукой навстречу.

— Адрик, — прошептал он.

Замерзающая девушка неодобрительно посмотрела на него.

— Нет, — сиплым голосом сказала она. — Не касайся его. Он тебя ранит, — она протянула руку ко лбу мальчика, и огонь встретился со льдом.

Взрыв разметал всё, что было в комнате, стены залило белым, таким ярким, что Эйс пришлось отвернуться. Звук был оглушительным, он сотряс комнату и повалил всех на пол.

Когда стало тихо, Эйс встала и осмотрелась; в ушах стоял звон. Поражённый Доктор стоял и не двигался, его одежда была закопчена и изорвана. Перед ним лежал круг пепла. Его глаза были открыты, и в них появилась капля какой-то новой силы, словно он мельком увидел Ад, но выжил. Все, кто был до этого в комнате, исчезли, и Эйс подбежала к Доктору и помахала рукой у него перед глазами.

— Доктор, что происходит? Кто они такие?

Дверь снова открылась, и в комнату вальяжно зашёл Бойл. Он сложил руки за спиной и насмешливо улыбался. Эйс гневно на него посмотрела, стараясь сдерживать детский страх, который он в ней вызывал.

— Оставь нас в покое, мерзавец, — крикнула она. — У нас и без тебя проблем хватает.

Доктор холодно взглянул на Бойла. Похоже, он приходил в себя. Он сделал небольшой, но решительный шаг к Бойлу.

Бойла это встревожило. Правила снова нарушены. Взрослый вмешивался.

— Не смотри на меня так! — кричал он. — Не смотри! Я ничего не делал!

— Большое и маленькое, — пробормотал Доктор. Он словно спорил сам собой, но его слова были адресованы Бойлу. — Ты не сделал ничего большого, по крайней мере, в космических масштабах, но для некоторых из твоих жертв ты был самым важным существом во вселенной. Твоё имя их пугало, оно стало властным словом. Всего лишь одним из слов в большом словаре, но таким, которое некоторые из них не могли даже заставить себя произнести. Твоё преступление стало большим по случайности, как насосавшаяся крови блоха, попавшая под микроскоп. Но вся вселенная вращается вокруг таких случайностей.

Силы покинули Доктора, он опустился в кресло.

— Мне тебя жалко, — вздохнул он.

Бойл и Эйс посмотрели друг на друга. Было такое ощущение, словно их игре помешали. На мгновение Эйс почувствовала, что этот монстр ей ближе, чем Доктор, поглощённый своими сожалениями.

— Это были люди, которых Доктор убил, — усмехнулся Бойл. — Он круче, чем я думал. Он громила.

— Неправда. Он хороший человек, не смей говорить иначе. Не смей, не смей, не смей!

Эйс была рада, что Доктор снова погрузился в размышления, потому что она чувствовала, как её собственная взрослость растворяется в безмолвной злости, которую она испытывала много лет назад.

— А не то что?

— А не то я… закричу!

Эти слова её шокировали своей искренностью. О Боже, если и был выход из этого кошмара, теперь до него точно не добраться. Доктор сбит с толку, её разум куда-то утекает, разве может что-то стать ещё хуже?

На потолке сформировался тёмный вихрь, который по спирали потянулся к Бойлу, с рёвом обрушился на его голову, глаза, уши. Эйс наблюдала за этим отстранённо. Больше не было ни страха, ни удивления. Она знала, что происходило с кричавшим мальчиком. Времяточец забирал обратно своего носителя.

В этом измерении, где царил Времяточец, лицо Бойла легко превратилось в драконью морду, место плоти заняли металлические изгибы. Здесь повелителем реальности был он.

— Добро пожаловать в мой мир, — сказало существо. Мягкий женский голос быстро приспособился к новым зубам.

— Можешь им подавиться, — ответила Эйс, цепляясь за остатки своей взрослости. — Оставь нас…

— Нет, Эйс, — прошептал сидевший в кресле Доктор. — Пусть говорит. Я уверен, что ей есть, что нам сказать, не так ли, Иштар?

— Иштар… — Времяточец замолчал, призывая абстракцию человеческой души, — …здесь. Ты, похоже, устал, повелитель времени.

Эйс чуть не кивнула. Доктор выглядел очень старым. Если его хоть когда-нибудь можно было назвать слабым, то именно сейчас. Из всего, что Эйс увидела в этом кошмарном мире, эта перемена была самой страшной.

— Я слишком умён, чтобы уставать, — пробормотал Доктор. — Но я не настолько устал, чтобы не умолять. Отпусти Эйс, Иштар. Твоя ловушка сработала, ты заставила меня прийти сюда, чтобы спасать её. Теперь ты можешь её отпустить.

— Нет. Мне она нужна не только для этого. Бойл настаивает на продолжении игры с ней.

— Ты рассчитываешь, что я заговорю? Расскажу тебе о моих секретах?

— Нет, мой дорогой Доктор. Я рассчитываю, что ты умрёшь. Я рассчитываю, что тебя поглотят водовороты этого измерения, а твоё эго расколется, налетев на риф правды.

— И поэтому ты столкнула меня с моим бременем, да? Это было не очень умно, Иштар, не стоило тратить на это силы.

Эйс решила, что она многое пропустила. Но смысл она поняла. От растягивания их агонии было мало толку, и если только Времяточец не была такой же садисткой, как Бойл, она замыслила нечто совсем другое.

— Тебе меня не понять, Доктор. Я имитирую действия тигра.

— «Светло горящий»[13]? Действительно, «Соразмерный образ». Блейк бы тебя понял. Ты мечешься между своими устремлениями и базовой потребностью сохранить жизнь. Ты как одна из «Песней Невинности и Опыта»: опасная, умная, — он загадочно улыбнулся, — но не такая утончённая, как невинность.

— Ты, наверное, пытаешься вынудить меня раскрыть карты. Вот почему ты настаиваешь на том, что я Иштар, потому что с настоящей мной у тебя это не получится. На самом деле я явилась, чтобы поговорить с Эйс.

— Не о чем мне с тобой разговаривать, — хмуро ответила Эйс.

Времяточец повернулась к ней:

— Я показала тебе судьбу некоторых его бывших спутников. Это всего лишь некоторые из тех, кто погиб во имя Доктора.

Доктор слегка приподнял голову, используя оставшиеся силы для того, чтобы опровергнуть обвинение:

— Они отдали свои жизни ради своих народов, ради лучшего будущего…

— Неправда. Я была там, Доктор. Я стояла рядом с Адриком, пытавшимся управлять падающим грузовозом. Он вовсе не стремился стать мучеником. Он изо всех сил старался избежать этого. Ты и я знаем, что его смерть была очевидной, что его судьба была в том, чтобы поспособствовать вымиранию динозавров. Даже не вызвать его. Настоящей причиной было появление на орбите Земли Луны. Ты не мог не знать…

— Я не знал. Тогда ещё не знал. Я был моложе.

— И не было ли самопожертвование Катарины вызвано её неосведомлённостью? Она так сильно верила, верила, что ты бог, что совершила буквальное жертвоприношение. Она считала тебя своим билетом в рай.

— Я ни о чём не сожалею.

— Я наблюдал, как ты наказывал свою спутницу за то, что было в Гэбриел Чейс, использовал её возмутительнейшим образом как вместилище проявления Фенрика.

— Это тебя не касается, дрянь, — вмешалась Эйс. — У тебя нет права…

— Ты знаешь географию этого мира, — заявила Времяточец. — Ты знаешь, что есть выход… — в мягком голосе была злая насмешка.

— Зачем ты даёшь нам надежду? — проревел Доктор. — Кончай уже с этим. Уничтожь нас.

— Я желаю твоего отчаяния, Доктор. А отчаяние невозможно без надежды. Идём со мной, и ты увидишь ещё отчаяние.

Эйс чуть не вскрикнула — они снова исчезали.

Питер делал набросок ритма, который напевал Саул. Музыкант записал бы это нотами, кто-нибудь другой мог бы обратиться к точкам и тире, но Питер был математик, и он хотел увидеть форму того, что он слышал.

Живая церковь, которой сообщили о звуке, ответила, что несколько минут назад звук прекратился. А сейчас он возобновился, громкий и ясный, и Саул добавил громкости. Слова шли то в ритме, то выпадая из него, то становясь громче, то замолкая.

— Я чувствую ритм, он что-то мне напоминает… он не строгий. Вертится у меня в сознании. Но слова разобрать не могу, — Питер задумчиво прикусил кончик карандаша. — Немного напоминает эпическую поэзию.

Эмили сидела рядом, положив руку на его плечи.

— В них есть что-то похожее на книги Мабиноги. Звучит так, словно это какое-то устное предание, записанное на бумагу, но также в нём есть, по крайней мере, в услышанных мной обрывках, фрагменты образов, похожие на Блейка, почти разоблачительные. Никогда такого раньше не слышала.

Трэло смотрел на пару, поглощённую работой. В окна церкви по-прежнему струился свет Земли, каменную кладку стен обжигало жёсткое излучение. В какую же беду они все попали! А Земля, бедная деревня! Какие же сильные эти двое, если сохранили разум, став свидетелями таких адских чудес. Быть может, они набросились на эту головоломку ради того, чтобы не думать о том, что вокруг?

— Да, — молча согласился с ним Саул, — но также я наполняю церковь слабыми альфа-волнами в псионном диапазоне. Они должны смягчать самые острые впечатления.

— Это не очень этично, — сказала Эмили, не отрывая взгляда от блокнота.

Затем она подняла взгляд и отвела со лба прядь волос.

— О, я опять подслушала?

— Да, — вздохнул Саул. — Вы одна из немногих людей, способных слышать меня психически. Вы очень особенная.

— Я всегда так считал, — улыбнулся Питер, взъерошив жене волосы.

Но Эмили зачарованно вспоминала прошлое:

— Питер, ты помнишь, как заходил ко мне на квартиру по вечерам, и мы делали мягкие игрушки и пили какао?

— Помню, и не только это.

— Дослушай, дурачок. Я всегда знала, когда ты придёшь. Я всегда ждала тебя у двери.

— Я думал, что у меня шумный велосипед.

— Я всегда знала, — Эмили встала и вздрогнула. — Знаете, иногда у меня такое чувство, будто за мной кто-то наблюдает… Это как в той строке из «Кэндлфорда». Меня любят существа, которых я не вижу.

Питер тоже встал, покусывая губу.

— В сложившихся обстоятельствах, может быть, нам лучше подумать о моей глупости, а не о твоей интуиции?

— Нет. Нет, всё в порядке. Как я могла не замечать? Ты помнишь эту вечеринку в Бате? В квартире Майлзов?

— Это когда Стивен снял с себя галстук и повязал его как бандану? Помню, но я не понимаю…

— Этот твой коллега, Лэйн, или как там его звали… Он бесился, как обычно, танцевал как сумасшедший. Он схватил меня и повёл к балкону, — Эмили устремила взгляд в бесконечность, вспоминая атмосферу, запах дыма и осенних листьев. — И мне удалось остановить нас за мгновение до того, как мы шагнули на балкон. Я ему сказала, что не собираюсь себя убивать, потому что у меня есть важные дела. Я посмотрела на небо… над городом поднималась большая полная луна, и в этот момент балки сломались. Они проржавели. Весь балкон рухнул на землю, вместе с цветочными горшками.

— Я помню парня, который тогда сказал, что совпадений не бывает, — кивнул и улыбнулся Питер. — Здоровый кучерявый парень, который оделся, как на маскарад. Я тогда был так рад, что не потерял тебя.

— Саул, — Эмили посмотрела вверх. — Перестань напевать ритм вслух.

Церковь послушалась.

— Да, — тихо сказала Эмили, двигая пальцем как дирижёрской палочкой. — Я всё ещё слышу его. Теперь я понимаю. Такие красивые слова. Какое это откровение. Они чуть ли не выходят за границы языка. Они намекают на то, что увиденное автором далеко за пределами его способности выразить это…

Эмили начала танцевать с невидимым партнёром, возможно, с тем, который всю её жизнь присматривал за ней. Питер снова сел и наблюдал за ней. Если бы он так сильно не переживал, ему бы пришлось признать, что он немного ревнует.

Такого он не ожидал. Хеммингс улыбнулся. Впрочем, так, наверное, все говорят. Демоны его, конечно, схватили и протащили через ту странную приёмную. Но за дверью они его отпустили, извинились, отряхнули.

Всё это, по их словам, было представлением для спутницы Доктора, которую он, пытаясь вырваться, заметил краем глаза.

Хеммингс, по мнению демонов, был любимчиком Ада, из которого выйдет Инфернальный Князь. Ему в этом мире будет выделена определённая власть, как подобает человеку его уровня в предыдущей жизни.

Вначале Хеммингс возмутился. Какая-то его часть, что-то, что еврейский шарлатан Фрейд несомненно прокомментировал бы, ожидала и даже хотела бесконечных мук. Так думала часть его. А другая его часть предвкушала Валхаллу, счастливую землю охоты, где он разделит с соратниками раблезианские радости. Не получить ни того, ни другого было странно и неприятно.

Демоны указали на огромную пустую белизну перед ним. Они сказали, что это — табула раса, исходное сырьё для создания упорядоченной материи. Пространство было неограниченным. Здесь Хеммингс мог воспользоваться силой слова для создания собственного мира, своей Утопии. Здесь остался фундамент, заложенный предыдущим обитателем, которого выселили. Это не должно создать никаких проблем, а наоборот, даже послужит полезным примером и руководством. Предыдущий жилец был слабо похож на нациста.

Хеммингс посмотрел на пустоту и решил, что она хороша. Демоны поклонились и ушли.

Вначале он был недоверчив. Дьявол, как говорила ему мать, был очень хитёр. Но также она говорила, что у него есть все лучшие песни, и это оказалось неправдой, когда знамёна и громкие марши национал-социализма подтолкнули её сына к тому, чтобы вступить в Партию. Её религия была для неё важна, она много раз говорила об этом своему сыну, позволяя малышу играть с шариками её чёток. Что же, судя по этой загробной жизни, она в чём-то была права. Просто она допустила обычную ошибку, приписав человеческую мораль действиям космического значения. Ад, как и геноцид, был слишком велик, чтобы быть добром или злом. Он просто был реален, реален как боль.

А маленький Руперт Хеммингс был мастером боли.

Облизывая губы, он попробовал сотворить линию, взметнув руку в салюте и опустив её. Линия появилась, грубая и чёрная, словно ребёнок прочертил углём. Удивлённо моргнув, он слегка махнул рукой, и по белизне пронеслась волна цвета.

Из волны цвета явился солдат, одетый в лёгкую униформу, которая была незнакома Хеммингсу.

— Капрал Блэнк, сэр! — солдат отдал честь, поднеся пальцы к виску.

Хеммингс нахмурился:

— Смените униформу, капрал… — он на секунду задумался, — Эллиот. А когда отдаёте честь старшему офицеру, делайте это как следует!

Униформа Эллиота стала чёрной, а рука взметнулась в правильном нацистском приветствии.

— Хорошо, — пробормотал Хеммингс, шагая вперёд.

Взмахи его руки открывали всё большую и большую территорию, и он пошёл осматривать место, а Эллиот семенил за ним следом.

— Кто тут жил раньше? — спросил Хеммингс.

— Он был немного хиппи, сэр. Держал тут взвод солдат только для того, чтобы было с кем поспорить. Ещё у него был виноградник…

— Что же, виноградник мы, пожалуй, оставим.

— И шоссе, по которому он гонял на своём автомобиле. А вон то его дом, сэр.

Последний взмах руки Хеммингса открыл простую лачугу, на которой висели украшения, в которых нацист разглядел символы дхарма-тела Будды. Здание было окружено невысокой живой изгородью.

— Что с ним случилось? — спросил Хеммингс. — Что с ним сделали те, кто тут главный?

— Он сотрудничал с врагом, сэр. Он взят под арест до вашего распоряжения.

Хеммингс кивнул:

— Что же, им мы займёмся позже. А пока что сожгите это. Примитивная дрянь.

У солдата появился огнемёт, он направил его на здание. Хеммингс повлиял на огонь, создал из него бушующее пламя, спалившее здание дотла в считанные секунды.

Он улыбнулся, рассматривая сполохи, отражавшиеся от внутренности его нового удела. Да, это заменит ему Рай. Но вначале нужно внести некоторые изменения.

Времяточец завершил перенос данных памяти Доктора и Эйс из одного помещения в другое и выпустил память Бойла на его игровую площадку.

Бойл снова носился по площадке, но в этот раз все школьники его любили и приглашали его поиграть с ними. Времяточец не мог понять, почему он вёл себя так, когда был один, и в то же время был так полезен в пытках Эйс, но Иштар в своём пространстве данных имела полезные воспоминания, проанализировав которые, Времяточец стал понимать гуманоидов немного лучше.

Теперь вирусное существо пыталось увидеть ландшафт данных таким, каким его видел Доктор, создавая территорию как двухмерную карту. Он решил, что у этого повелителя времени был просто талант к аппроксимации. Ландшафт данных простирался не только в пространстве, но и во времени, а биологическая составляющая (человеческий термин, означающий биологическую аппаратную составляющую — Червю нравилось, как это звучит), в которой он был расположен, была переплетена симбиотическими ядрами. Они не поддавались анализу, что, учитывая ресурсы Времяточца, было поразительно. Они были, насколько существо могло понять, атомными ядрами, которые каким-то образом действовали разумно, координируя нервную систему носителя на гиперпространственном уровне.

Времяточец начинал понимать, что носитель представлял собой намного больше, чем просто разум. Само понятие памяти в таком существе было сложным. Воспоминания о будущем, об альтернативных возможностях выдуманных тахионных вселенных — ко всему этому был доступ.

Времяточец не знал, понял ли это сам носитель. Вопрос оставался открытым, он мерцал в спиральной структуре Червя.

— Чёрт!

Эйс осматривала город, в котором они с Доктором оказались. Огромные мосты соединяли небоскрёбы, туда-сюда сновали бесшумные монорельсы. Но всё это казалось фальшивым, как рафинированный мюзикл тридцатых годов. Много прямых углов, а из невидимых громкоговорителей ревёт жизнерадостная музыка. Она посмотрела на Доктора. Он ошеломлённо оглядывался по сторонам, он был в ужасе.

— Это неправильно, — бормотал он. — На карте было не это.

Эйс пожала плечами:

— Может быть, карта неправильная. Но в любом случае, раз Времяточец кинул нас сюда, ничего хорошего тут не будет, да? Давай осмотримся.

Она пошла, затем оглянулась и увидела, что Доктор продолжает стоять на месте.

— Ну же, Профессор, идём!

Но Доктор заметил ещё что-то. На фасаде одного из зданий висело огромное полотнище. Свастика.

Эйс вернулась, чтобы посмотреть, что так заворожило повелителя времени.

— О нет, — вздохнула она. — Снова нацисты. Ненавижу нацистов.

— Я тоже, — Доктор посмотрел на знамя. — Особенно здесь. Это важное место. Оно не должно быть так украшено.

— Ты уверен, что раньше тут не бывал?

— Уверен. Но я хорошо знаю это место. И у меня здесь есть друзья. Один из них жил тут. Что же с ним случилось?

Хеммингс стоял перед своим письменным столом, завершая обустройство своего штаба. Он снял с себя скафандр и оделся в униформу собственного дизайна. Критики целей национал-социализма, подумал он, могли бы подумать, что он оденется в украшенную версию формы своего солдата, дополненную аксельбантами и незаслуженными медалями. Но нет. Единственным отличием его униформы было звание, всё ещё лейтенант, поскольку он не доказал в реальном, земном мире, что достоин большего. Это означало, что все его подчинённые должны были иметь более низкие звания, но поскольку они были лишь орудиями его воли, в более высокой иерархии пока что не было необходимости.

Хеммингс любил униформы, любил то, как они лишали людей всех их притязаний. Знакомое лицо в униформе было раскрытой личностью, наполненной силой взаимности. Особенной в послушании, свободной выражать общую цель целого.

И это целое было теперь тоже полностью реализовано. Город гудел жизнью, жители шли по своим делам, куда бы Хеммингс не бросил свой величественный взгляд. Иногда у него возникало подозрение, что они прекращали существовать, как только он отводил взгляд, но на первых порах это было простительно.

Возможно, он скоро даст им индивидуальные сознания, родит целую цивилизацию, основанную на нацистских идеалах, без всех этих изматывающих политических процессов. Население будет довольно и изберёт его своим лидером. В таком идеальном обществе не будет несогласия. А если и будет, с ним быстро расправятся.

Затем, со временем, это его маленькое Княжество Валхалла, быть может, поборется за другой район, захватит новые территории, пока эта система не будет установлена повсеместно. Что за космическое соперничество это будет! А ведь он ещё даже не допросил пленного! Его ещё столько ждёт. Он всегда мечтал о такой возможности. Полное знание о мире, возможность его изменять, воля сделать его лучше. Он решил, что ему сейчас очень нужен компаньон, который напоминал бы ему о более простых вещах, которого можно было бы взрастить по своему подобию.

Постучал адъютант; он быстро зашёл и протянул лист бумаги. Хеммингс подумал, что в будущем нужно будет добиться выполнения всех формальностей. Нужно было не просто сделать так, что адъютант зашёл, а чтобы тот постучал, а он ему позволил войти. По крайней мере, нужно было, чтобы новости являлись в письменной форме, тысячи новостей о размере, скорости роста и населении его безымянного города, назвать который он позволит гражданам. Он знал, что это за новости. В конце концов, это же были его владения.

Доктор и Эйс прибыли, и за ними следили.

— Ну что же, — улыбнулся Хеммингс, потирая руки. — Давайте впустим их и устроим сюрприз.

Отряд солдат заметил Эйс и Доктора и открыл по ним огонь.

— Бежим! — закричала Эйс и потащила Доктора за угол здания. Он как будто не хотел этого, он словно готов был подставиться под шквал огня, поливавшего тротуар.

Они спрятались, тяжело дыша. Эйс подумала, что этот город был внимателен к уюту. Не было мусора, в котором можно было спрятаться. Небось, и монорельсы ходят чётко по расписанию. Она посмотрела на Доктора. Доктор пытался взломать замок в двери в стене, за которой они прятались.

У него получилось, и он зашёл вовнутрь. Эйс пошла за ним, оглянувшись; солдаты за ними не бежали, а куда-то пропали. Ага, очередная ловушка.

Пожав плечами, она зашла вовнутрь.

За дверью был коридор, вычищенный добела и пахнущий антисептиком. Эйс подумала, что это какая-то потусторонняя больница, возможно, место, куда приходили умирать не сбывшиеся мечты. Доктор пошёл вперёд, всё ещё без свойственной ему уверенности. Это очень беспокоило Эйс, почти так, словно это сделали с ней. Доктор совершил одну ошибку, позволил её убить, а теперь у него, похоже, не было надежды, не было тех планов, которые всегда спасали его голову. В этот раз у него была только цель и никаких мыслей о том, как туда попасть. Даже мелкие фокусы этого места его, похоже, удивляли.

Возможно, в этот раз Доктор зашёл слишком далеко.

Эйс утешало то, что она сохраняла способность мыслить логически. Чувствуя, как её наполняют самые разные детские идеи и страхи, она смогла заменить то, что утратила, яростной приверженностью к её принципам. Преданность, доверие, сэндвичи с беконом и взрывчатые вещества. Ну, по крайней мере к двум последним. Для этого, — подумала она, — и были нужны большие идеи, чтобы не было нужно всё время думать. Как современный истребитель летит от момента к моменту, подстраивая крылья, рассчитывает, как ему лететь в следующую секунду. Где-то она читала об этом. Так вот, для того, чтобы летать, нужно что-то, что держится в воздухе и не падает, что-то аэродинамическое. Вот для чего нужны принципы: простые крылья для людей, у которых есть проблемы с полётом. Для таких, какой сейчас была Эйс.

Ей пришла в голову мысль, что любой из солдат-нацистов согласился бы с ней. Может быть, из-за того, что Доктор такая сволочь, она и сама уже не та, кем была?

Она вздохнула и подошла к нему; он стоял возле двойной двери. Он сосредоточенно прислушивался.

— Здесь он раньше жил, — прошептал он, — если я правильно помню план помещения.

Он осторожно открыл дверь и зашёл вовнутрь. Эйс зашла за ним.

Включился прожектор, и двери за ними захлопнулись. Эйс обернулась — они были окружены солдатами. С вершины архитектурно невозможной арки им мрачно улыбался Руперт Хеммингс. Позади него сиял экран, на котором постоянно возникали и исчезали образы крови и ужаса, прославлявшие его создателя.

— Доктор! Добро пожаловать.

Доктор обмяк, к его страданиям добавился ещё один ужас.

— У меня уже кончились идеи ответов на такие приветствия, — вздохнул он. — Пожалуйста, не затягивайте. Театральность так неоригинальна.

— Но у меня для вас сюрприз. Человек, на чьём основании я построил свою Утопию. Сам он не военный, но он любит примазываться к нам. Он человек мира, который любит насильственные методы. Вы догадываетесь, кто это?

— Я знаю, кто это, — Доктор сердито посмотрел вверх, на лейтенанта. — Вы собираетесь нам его показать?

Хеммингс щёлкнул пальцами, и на полу возник стул. На нём сидел мужчина с седой шевелюрой, его руки были прикованы к стулу. На нём была простая белая рубаха, а рот был заклеен липкой лентой.

Эйс посмотрела на пленника и на повелителя времени. Она видела, что они были знакомы.

В глазах Доктора был крик.