— Ползи ко мне, — приказал он своим чертовски сексуальным, чуть прокуренным голосом.
Я широко раскрыла глаза.
— Что?
— Опустись на пол и ползи ко мне.
— Э-э-э… я не… не очень умею это делать…
— Прекрати оправдываться и опускайся на пол.
Мое сердце бешено колотилось, я соскользнула со стула и медленно встала на колени. Ковер, по крайней мере, был очень мягким, словно я опустилась на кровать, а не на пол.
Я чувствовала себя дурой. Чувствовала себя глупо. Я чувствовала себя так, словно ни черта не знала.
— На четвереньки, — прорычал он.
Я сделала, как он сказал — и, в мои внутренности незамедлительно проник стыд. Я не чувствовала себя сексуальной.
Я просто склонилась на секунду, кусая свою нижнюю губу и прикидывая, как же мне это сделать…
— Не делай этого, — хрипло прошептал он.
— Что? — спросила я в полном замешательстве. Я уже что-то делаю не так?!
— Не кусай губу, — сказал он, его голос… Боже, даже не знаю, как описать его. Будто он пытался сдержать вулканическую страсть.
Я уставилась на него.
— Почему нет?
— Потому что от этого у меня возникает желание подойти и оттрахать тебя.
Ого!
Обычно я не люблю ругаться. И я не делаю этого.
Много.
Единственное исключение — дорожные пробки. (Не вам меня судить!)
Пока я росла, мне неоднократно вбивали в голову, что сквернословие — это грубо, неженственно и определенно показатель отсутствия интеллекта. Только те, кто не способны выразить себя, прибегают к плохим словам, все время говорила мне моя мать.
Но когда он сказал это…
От этого у меня возникает желание подойти и оттрахать тебя
О, мой Бог.
Я мгновенно стала мокрой.
То, как он сказал это… словно он едва сдерживался, чтобы не подойти ко мне и не взять меня…
— Ты опять это делаешь! — сказал он, его голос был одновременно отчаянный и злой.
И я поняла сквозь свою растерянность и подавленность, что снова делала это.
Я остановилась и посмотрела ему в глаза.
Его взгляд опустился на несколько сантиметров ниже моих губ.
Я посмотрела вниз и столкнулась лицом к лицу (вернее лицом к груди) со своими сиськами.
Гравитация определенно работала, если вы понимаете, о чем я. Слава Богу, я все еще была в лифчике. Он помогал держать их в форме и на месте, так что они выглядели полнее и больше, а не так, словно раскачивались на ветру.
Я надеялась.
Я снова посмотрела на него и обнаружила, что он все еще пялился на мою грудь.
Хмм.
— Коннор, — прошептала я.
Его глаза вернулись обратно к моим.
На этот раз, я намеренно прикусила губу. Затем провела кончиком языка вдоль губ, слегка смачивая их.
Он тихо застонал.
Я начала двигаться в его сторону, медленно, сначала одна рука по ковру, потом вторая. Когда я добралась до его кресла, я села, подогнув под себя ноги.
Он дышал тяжелее. Его взгляд продолжал блуждать от моего лица к груди и обратно.
Я тааааааак сильно хотела, чтобы он прикоснулся ко мне, это было почти невыносимо.
Но сначала я собиралась заставить его страдать еще больше.
Я отвела плечи назад и медленно выставила грудь вперед. Одна моя подруга-пошлячка из колледжа, всегда кричала, когда мы фотографировались вместе: «Плечи назад, сиськи ВПЕРЕД!»
Судя по тому, как его глаза расширились и опустились на мой лифчик, я поняла, что она знала в этом толк.
— Я могу вернуться обратно на свое место? — спросила я кокетливо.
— Нет, ты останешься здесь, — сказал он, надломившимся голосом, пока перетасовывал карты для следующей игры.
Он ни разу не отвел от меня взгляд.