Все дозволено (Сборник)

Часть четвертая
ЛИЛОВОЕ СОЛНЦЕ
Глава 1
СНОВА КООРДИНАТОР. ПЯТЬ СТУПЕНЕЙ БЛАЖЕНСТВА

Распорядок следующего дня начался со встречи с Фью на пороге Голубого города.

— На этот раз без осмотра города прямо к Координатору.

— Почему не сразу в Нирвану?

— Вам все объяснят. Держитесь крепче.

Вскочили следом за Фью на голубую дорожку. Каждый держался за плечо товарища. Но и это мало помогало. Пришлось присесть. Дорожка врезывалась винтом в багровую муть с такой же скоростью, с какой вчера проносились мимо диспетчеры пространственных связок.

— Подъем? — спросил Капитан стоявшего впереди Фью.

— У нас нет ни подъемов, ни спусков. Мы просто передвигаемся с одного пространственного уровня на Другой.

Золотой шар Координатора в своем голубом аквариуме возник спустя две-три минуты. Еще через три минуты подошли прямо к нему по черной галерейке.

Капитан оглянулся. Фью уже не было.

— Где же он?

— Кто?

— Фью.

— А нужен он нам? — пожал плечами Малыш. — Потолкуем и так. Спрашивай.

— О чем?

— О Нирване, о чем же! Как туда попадем, что увидим.

Капитан переадресовал вопрос в голубое пространство. Несколько секунд золотой шар безмолвствовал, играя оттенками своей золотой расцветки. Потом в сознании каждого откликнулось:

— Фью проводит вас до прямого винта.

— Винта? — переспросил Капитан. — Какого винта?

— Вы называете его дорожкой или эскалатором. Винт — это наш термин.

— Но Фью исчез.

— Он появится, когда понадобится. Я не слышу твоего вопроса, но все вы хотите, чтобы я рассказал о том, что вы называете Нирваной.

— Ты не ошибся.

— Винт приведет вас в пространство, похожее на кратер. С круга в центре сойдите. Это конец и начало винта. Иначе он уведет вас назад. Стены кратера — пять оттенков лилового, от бледно-сиреневого до густо-фиолетового. Пять ступеней блаженства. Самый темный — сны, светлый атараксия. (Алик услышал — «транс», Малыш — «вакуум».) Между ними по густоте цвета — воспоминания, предположения, воображения. Все ясно?

— Не все. Сны — это понятно. Такие, как в жизни.

— Не совсем. Только счастливые. Но такие же смутные, розовые и голубые. Без конца и начала.

— А воспоминания?

— Воспроизводство пройденного. Человек снова переживает самые счастливые дни своей жизни. Потом забывает и переживает опять. И так до конца ступени.

— Предположения?

— По существу, это — мечта, потому что в основе мечты предположение. Человек предполагает отомстить обидчику, но не может: обидчик намного сильнее. Так в действительности. Но здесь предположение всегда сбывается. Человеку хочется стать сверхчеловеком; вольному — владеть своим телом, подобно ксору; магу — обладать силой сирга. Все это сбывается, забывается и оживает снова.

— Но в основе воображения тоже предположение. Зачем же создавать другую ступень?

— Не знаю. Но ступень другая. Материализуется то, что предполагаешь сейчас, сию минуту. Не исправляется прошлое, а рождается будущее, становится жизнью выдумка, осуществляется гипотеза.

— Даже научная?

— Любая.

Капитан задумался, мысленно представляя себе, как можно материализовать идею.

— Спросите его о трансе, — шепнул Алик.

Капитан отмахнулся: после, мол, после.

— Чудак, — сказал Малыш, — не спишь, не дремлешь, ничего не чувствуешь и ни о чем не думаешь. Кругом темно, а ты в полном сознании.

Изменчивая игра оттенков золота показывала, что шар напряженно «вслушивался», пытаясь выделить главную мысль собеседников, что «разговор» его с ними еще не окончен.

— Как же передвигаются от ступени к ступени? Телепортация? — спросил Капитан.

— Телепортации по желанию в Нирване нет. Мы передвигаем людей по окончании цикла, как из Зеленого леса в Аору. Открываем защитные поля, ограждающие ступени.

— А как будем передвигаться мы?

— Разделитесь по двое, сверите время по вашим земным приборам, разойдетесь и снова встретитесь в кратере. Защитные поля пропустят вас, реагируя на теплоту ваших тел.

Пятнистая игра оттенков шара исчезла. Золотистая поверхность его снова приобрела однотонность. Шар умолк.

И тут же появился Фью. Он подкрался незаметно, как кошка, или его снова выбросил на галерейку какой-нибудь скрытый «винт».

— Где ты пропадал? — спросил Библ.

— Я не имел права присутствовать при разговоре, — ответил загадочно Фью. — Я мог бы остаться незамеченным, по в этом не было необходимости. Пошли, — закончил он совсем по-земному.

Алик замыкал шествие, наблюдая идущих впереди, как в тумане. Не то чтобы у него болели глаза от ставшей уже привычной яркости здешних красок, нет, привычной не стала вся эта ярмарка чудес, ошеломляющих с каждым новым явлением. Стремительное взвинчивание дорожки, говорящий без слов золотой шар, плавающий в прозрачной голубой дымке, предчувствие еще более удивительных впечатлений — все это туманило взор и щемило сердце. Почему Фью молчит не отвечая на реплики Капитана, почему он скромно отходит в тень, указывая на лиловую дорожку в очередном переплетении путей? Почему все становятся гуськом, положив руки на плечи переднего? Значит, новый взлет в небо? А может, не в небо? Дорожка действительно взвинчивается в цветное месиво, но трудно определить характер движения. Подъем или спуск? А вдруг горизонталь — как нож, врезающийся в брусок вынутого из холодильника масла? Пластиковый пол раскачивается и подпрыгивает, завихряясь на поворотах. Голова кружится, как на карусели. Малыш что-то кричит… не слышно. Что это? Винт замедляет движение, мягко отбрасывая стоящих на такой же лиловый пол. Бледно-сиреневая прозрачность сменяет густую фиолетовую муть.

— Приехали, — сказал Капитан.

На лице его застыло нескрываемое разочарование. Золотой шар не обманул. Они действительно находились на дне кратера с гладкими стенами неопределенной массы. Стены расходились пятью гранями усеченной пирамиды различных оттенков лилового цвета с размытыми границами. Над однотонно лиловым цирком неподвижно висело в небе такого же цвета солнце. Трудно было представить себе что-нибудь более тоскливое и унылое. Даже картина черной пустыни с ее пыльным блеском казалась менее удручающей.

«Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми», — вспомнились Капитану слова из древнего псалма или молитвы. Дух праздности и уныния. Даже религиозный аскетизм средневековья не возрадовался бы такому ландшафту.

— И это цвет блаженства? — спросил он с издевкой.

— Может, плюнем — и назад? — кивнул Малыш на вибрирующий круг в центре.

— Последний круг ада, — усмехнулся Библ, — все-таки надо его пройти. Разделимся, Кэп. Мы с вами начинаем с воспоминаний и предложений — сны, я думаю, нам ни к чему, — а Малыш с Аликом испытают воображение. У Алика его хватает. Встретимся здесь в пределах часа. Золотая тыква — меткое определение Алика — предложила сверить время по нашим земным приборам. Он посмотрел на часы: — У меня десять утра. Сверили?

Библ и Капитан пересекли кратер. До ближайшей стены, уходящей наклонно к подоблачным высям, было не более тридцати метров. Но при всей ясности ее фиолетовой густоты они опять же не могли определить ее массы: стена распахнулась перед ними, как занавеска, а протянутые руки нащупали только воздух. Впрочем, не это привлекло их внимание. В появившемся в стене пролете открылось необычайное и оригинальное зрелище.

Расширяясь кверху опрокинутым и разрезанным вертикально гигантским конусом в дневном свете, чуть сумеречном от неяркого, темноватого солнца, громоздились прозрачные стекловидные уровни, почти неразличимые на большой высоте. Даже вблизи трудно было разглядеть что это такое. Но если присмотреться, можно было обнаружить квазистеклянные замкнутые параллелепипеды размером около четырех кубических метров, не содержащие внутри ничего, кроме неподвижно простертого в воздухе человеческого тела. По медному, почти коричневому оттенку кожи можно было сразу опознать гедонийцев, после маленьких голубокурточников, казавшихся почти великанами вроде Малыша с его фигурой центрового баскетболиста. При одинаковом сложении только бородатые, заросшие лица позволяли издали отличить мужчин от женщин, а сосчитать их было почти невозможно.

— Тысяч сто приблизительно, — сказал Библ.

— Откуда? — усомнился Капитан. — С потолка?

— Да нет. Простой подсчет. Сколько их из трех миллионов дотянет до Нирваны? Пятая или шестая часть, не больше. Считай, полмиллиона. А сколько ступеней? Пять. Значит, здесь тысяч сто с лишним. Большой ошибки не будет.

Внезапно тела пришли в движение. Они сгибались, переворачивались, взмахивали руками и ногами, причудливо скручивались, складывались пополам и снова вытягивались. Десятки тысяч тел в однообразной, изощренной и синхронной гимнастике. Капитан вспомнил рассказ Алика о гимнастических упражнениях в фотонном газе и пояснил:

— Гравитационный массаж. Разрушая сознание, они таким образом поддерживают мускульный статус-кво. Вероятно, то же самое происходит и на последней ступени, когда сознание совсем выключается. Иначе младенцы Зеленого леса оказались бы полутрупами.

В картине тысяч извивавшихся тел было что-то от рисунков Гюстава Доре к «Божественной комедии». Однажды им уже показали такой Дантов ад в реальности на планете ИЗ в созвездии Цефея, воспользовавшись книжкой, захваченной в экспедицию Библом. Но там это делалось с целью напугать пришельцев, здесь же, в картине, копирующей Доре, не было ничего страшного.

— Вспоминаете, Кэп? — догадался Библ. — А то можно реально вспомнить: есть свободные кабины, должно быть предназначенные для очередников из первой ступени блаженства.

Капитан оглядел галерею пустых стеклянных ящиков и усмехнулся:

— Можно было бы вспомнить кое-что, Библ. Не обязательно страшное. Были и счастливые дни в нашей жизни. Только стоит ли оживлять то, что умерло давно и бесповоротно. Вредная затейка.

Они пошли мимо пустых кабин к ближайшей лиловой стене. Извивающиеся тела снова распростерлись — или в невесомости, или на воздушной подушке.

— Любопытно, как их питают и передают информацию? — заинтересовался Библ. — Ни шлангов, ни проводов не видно.

— При их технике могли додуматься о беспроводных системах. Что-нибудь вроде бесшланговых струй или электронных уколов. Стоит ли гадать?

Срезанную вершину опрокинутого конуса они прошли за несколько минут. Лиловая стена распахнулась, как при входе, и опять руки нащупали только воздух. А зрелище, открывшееся им, в точности повторило только что виденное. То же множество бронзовых тел в стекловидных кабинах, убегающих ввысь опрокинутой половиной конуса, лиловое солнце над головой и тающая сумеречность исчезающих перегородок.

— Ступень неисполнившихся предположений, — задумчиво произнес Библ. Избитый «хлыстом» слабак избивает силача. Маг становится ксором, а ксор превращается в сирга. А может, я перепутал: мечты паразитов не для нас, Кэп. Мне хочется рискнуть самому. У меня в молодости была одна идейка, которая не поддавалась проверке. — Он сбросил куртку и нырнул в ближайший стекловидный ящик. Стекло или что-то другое пропустило его, как открытая дверь в комнату. — Не пугайтесь! — крикнул он, вытягиваясь в пространстве. — В крайнем случае вытащите меня за ноги минут через десять.

Все это произошло так быстро, что Капитан и рта раскрыть не успел. Опустившись на внезапно возникшее, обычное для Гедоны кресло, Капитан с тревогой поглядывал на распростертого в воздухе Библа. Тот был спокоен, неподвижен и нем.

Прошло пять минут, шесть… девять. Библ все еще висел, без признаков жизни распростертый в своем прозрачном ящике. Капитан нервничал. Подошел ближе. Десять минут. Просунул руку сквозь стекло — оно оказалось совсем не стеклом, а может быть, уплотненным воздухом или защитным полем неизвестной природы и мощности, где тут было раздумывать, обладает ли оно массой, — и схватил Библа за ноги. Тело товарища выскользнуло на пол легко, словно утратившее обычный вес, и Библ очнулся уже на коленях на своей брошенной тут же куртке.

— Здорово, — сказал он. — Я уже думал никогда не вернусь.

— Откуда?

— Долго рассказывать, — вздохнул Библ, одеваясь. — Потом. На станции, когда вернемся. А до какой степени все реально! Ничего общего со сном.

Капитан не стал настаивать на рассказе. Он только спросил:

— Где же это было? На Земле или в космосе?

— На Земле. — Библ опять вздохнул. — Чудно. И страшно. Очень страшно. Знаете что, надо ребят отыскать. Хорошо, что вы меня вовремя вытянули. Как бы их тоже не пришлось откуда-нибудь тащить. Игра с огнем — такие эксперименты!

Переход на следующую «ступень» повторил предыдущие переходы. Непрозрачная стена неопределенной массы, туман или занавеска, такой же пролет. Но зрелище, возникшее перед ними, было уже другим.

В таком же конусе на таких же воздушно-стеклянных уровнях находились тысячи таких же голых тел. Но они не висели неподвижно простертыми на загадочной пустоте. Они жестикулировали, сидели, лежали, передвигались с места на место, как в толпе на большом вокзале или набережной в часы прибытия океанского лайнера. Однако была одна деталь, разрушавшая это сходство. Не обилие таких суетившихся в воздухе толп, не их возраставшее с каждым уровнем множество и даже не отсутствие костюмов — такие скопления можно наблюдать и на пляжах, — нет, поражала некоммуникабельность, полное отсутствие человеческого общения друг с другом. Каждый существовал и двигался сам по себе, ни один не задевал другого, словно каждого в его движении ограждал какой-то невидимый воздушный заслон. Сталкиваясь, они отскакивали друг от друга, как детские автомобильчики в луна-парках, отскакивали не касаясь, словно отброшенные невидимым воздушным протектором.

— Вы понимаете что-нибудь, Кэп? — растерянно спросил Библ.

— Я ищу Малыша и Алика, — только и ответил Капитан: раздумывать об этом безумии ему не хотелось.

Малыша и Алика они нашли, пройдя несколько десятков метров: в своих голубых куртках они резко выделялись среди окружающих голых тел. Находились они, по-видимому, в одном неразделенном пространстве, потому что двигались согласованно, не отталкиваясь, не проходили мимо друг друга и даже разговаривали, хотя слов в храмовой тишине конуса не было слышно. Они словно разыгрывали какой-то мимический этюд, куда-то ходили, что-то рассматривали; Малыш подпрыгивал, пытаясь что-то схватить в воздухе, Алик пробегал несколько метров и возвращался, показывая что-то принесенное им, хотя кругом ничего не было — только воздух и не замечающие их меднокожие люди.

— Пантомима, — заметил Библ, — и с определенным сюжетом. Только смысл не ясен.

— А мы и не будем разгадывать, — сказал Капитан и храбро ринулся мимо суетившихся поблизости гедонийцев, не расступавшихся, но и не задевавших его на проходе.

Библ шагнул следом. То же самое. Он шел навстречу людям, и они отступали, отстранялись, не видя его, а Капитан в это время уже держал за шиворот Малыша, стоявшего как сомнамбула с остекленевшими глазами.

— Берите Алика — и к выходу. Сопротивляться не будет. Они еще в трансе, — сказал Капитан и, подталкивая Малыша, вышел на свободное пространство у лиловой стены.

Тут только взор Малыша ожил.

— Кэп? — удивился он. — Ты?

— А кто же? Очумел?

— Очумеешь.

Очнулся и Алик. Огляделся, узнал товарищей, и какое-то подобие улыбки скривило губы.

— Галлюциногенный воздух, — выдохнул он. — Мы с Малышом такое видели…

— «Такое, такое»… — передразнил Малыш. — Влез я в твою игру, а зачем?

— Скажешь, неинтересно? Мы же опровергли Эйнштейна. Мы прошли петлю. Представьте себе, товарищи, что может быть, если скорость элементарных частиц превысит скорость света?

— Погоди, сынок, — оборвал Капитан. — Библ тоже кое-что видел. Вот и расскажете дома. Поспешать надо. А на последней ступени, я думаю, делать нам нечего. Вон и Фью вынырнул.

Винт кратера уже вынес Фью на поверхность. Он по-прежнему был невозмутим, тих и нелюбопытен. Выводя гостей на край черной пустыни, напутствовал:

— С Учителем встретитесь, как условились. Только не снимайте шлемов во время беседы. Чрезвычайно важно для нас. Мы очень, очень много спорим и думаем о ваших словах.

— А вдруг не увидимся? — сказал Капитан.

— Мы должны увидеться. Есть же способ — только позовите.

— Шлемы?

— Шлемы. Сигнал будет принят в любое время.