Через несколько минут появилась «скорая», медики быстро оценили ситуацию.
Арман отошел в сторону, но оставался поблизости. Наблюдал за тем, как они проверили жизненные показатели Стивена. Осторожно перевернули его. Надели кислородную маску на окровавленное лицо.
Рейн-Мари взяла Армана за руку, почувствовав, что она липкая.
Стивен не подавал никаких признаков жизни. Он был совершенно неподвижным.
– Он жив? – прошептала Рейн-Мари.
Арман кивнул, не в силах говорить.
Он только смотрел на Стивена, пока фельдшеры переговаривались с врачом «скорой», используя слова, которые Арман и Жан Ги слышали слишком часто и которые означали слишком тяжелые повреждения.
«Шок». «Кровотечение». «Возможно, трещина черепа».
Если бы они были на поле боя, то Стивена Горовица поставили бы в очередь на операционный стол одним из последних, ввиду малой надежды на его выживание. Его бы оставили на земле. Умирать.
И смерть не заставила бы себя ждать.
Прибыла полиция. Не отходя от Стивена, Арман быстро представился и сказал:
– Это не было несчастным случаем.
– Что вы имеете в виду, месье?
– Машина, которая его сбила, фургон для доставки выпечных изделий, сделала это намеренно. Я все видел.
Полицейский сделал запись в своем блокноте:
– Это серьезное обвинение.
– Я могу это подтвердить, – сказала Рейн-Мари.
– А вы? – спросил агент у Анни, Даниеля, Розлин и Жана Ги, который еще не успел перевести дыхание, вернувшись после безуспешного преследования фургона.
– Машина не остановилась, – сказала Анни. – Ты зафиксировал номера?
– Я сделал фотографию.
Жан Ги показал полицейскому свой телефон. Фельдшеры тем временем аккуратно положили Стивена на каталку.
– Значит, речь идет о наезде и бегстве с места происшествия, – сказал полицейский, склоняясь над телефоном Жана Ги. – Но не о попытке убийства. Это здесь не подходит, месье. Я ничего такого не вижу.
Посмотрев на случившееся как бы со стороны, Жан Ги вынужден был согласиться. Дело туманное.
– Я полицейский из Квебека, – заявил Арман. – Это было явное покушение на его жизнь.
– Из Квебека, – сказал полицейский, подняв брови.
Спрашивать о том, что у него на уме, не было необходимости.
– Да, мы руководители отдела по расследованию убийств Квебекской полиции, – сказал Жан Ги. – У вас с этим какие-то проблемы?
– Никаких, месье. – Полицейский записал что-то у себя в блокноте и посмотрел на Бовуара. – Вы видели своими глазами, как фургон сбил пострадавшего?
Жан Ги ощетинился, но вынужден был признать, что нет.
– Bon[21]. А кто-нибудь из вас видел?
Анни помедлила, но потом отрицательно покачала головой. Остальные тоже.
– Я же вам говорю, что я видела, – сказала Рейн-Мари. – И мой муж видел. У вас два свидетеля.
– Ваше имя?
Она назвалась.
– Сегодня пятница, вечер, темно, – сказал полицейский. – На пострадавшем черный плащ. Водитель, может быть, выпил лишку. Вы не думаете, что такое возможно…
– Наезд был намеренный. – Арман достал свою визитку, нацарапал на ее задней стороне номер своего парижского мобильника и протянул жандарму. – Я поеду с ним.
Арман последовал за Стивеном в «скорую», и фельдшеры после короткого препирательства сдались, поняв, что они не смогут выставить этого человека из машины.
– Я сообщу тебе, какая больница, – прокричал Арман Рейн-Мари через закрывающуюся дверь.
– С ним все будет хорошо? – спросила Анни.
Кого она имела в виду – Стивена или своего отца?
«Скорая» тронулась с места, Рейн-Мари взяла дочку за руку, а Даниель обнял мать за плечи.
Все приемные покои скорой помощи выглядят одинаково, пахнут одинаково, навевают одинаковые мысли.
Стивена отвезли в больницу Отель-Дьё на острове Сите. Почти в тени собора Нотр-Дам.
Арман уставился на распашные двери, куда фельдшеры умчались с каталкой Стивена. Эти двери отделили Армана от крестного.
Здесь все было как везде. Любая больница в любом городе выглядела бы точно так же. Время и место здесь не существовали. Не имели значения.
Остальные люди в приемном покое, ждущие сообщения о состоянии их близких, выглядели изможденными от тревоги и усталости. И скуки.
Арман смыл кровь с лица и рук. Но с одежды кровь не смывалась. Ее придется выбросить. Он не хотел больше видеть эту свою одежду.
Конечно, нелепо винить рубашку и галстук, пиджак и брюки в том, что произошло. Но он готов был выбросить даже носки.
Первым делом он позвонил Рейн-Мари и сообщил, где они находятся. Она сказала, что скоро подъедет. Он предложил остальным разъехаться по домам и ждать сообщений.
Потом он позвонил другу.
– Я сейчас приеду, Арман.
Рейн-Мари появилась через несколько минут с Анни и Даниелем. Жан Ги и Розлин вернулись домой к детям.
– Есть новости? – спросила Рейн-Мари, беря Армана за руку.
– Никаких.
– Он наверняка еще жив, – сказал Даниель. Он прикоснулся пальцами к руке отца.
– Oui. – Арман улыбнулся сыну слабой благодарной улыбкой, и Даниель уронил руку.
– Арман, – раздался голос от двери.
Худощавый человек лет шестидесяти, одевавшийся явно в спешке, быстро подошел к ним. Протянул руку.
Арман пожал протянутую руку.
– Merci, mon ami. Спасибо, что пришел. Рейн-Мари, ты помнишь Клода Дюссо?
– Конечно.
Дюссо поцеловал ее в обе щеки, посмотрел на нее серьезно и повернулся к остальным.
– Это наши дети, Даниель и Анни, – сказал Арман. – Клод – префект полиции в Париже.
– То, что произошло, просто ужасно, – сказал месье Дюссо. Он пожал им руки, потом повернулся к Арману, заметил пятна крови и усталость. – Как он?
– Пока неизвестно, – ответил Арман.
– Дай-ка я попробую.
Дюссо подошел к стойке регистрации и почти сразу вернулся:
– Они впустят нас. Но только двоих.
– Мы побудем здесь, – сказала Рейн-Мари.
– Езжайте домой, – велел Арман.
– Мы остаемся, – возразила она. И поставила точку в дискуссии.
Проходя в распашные двери, Арман на миг почувствовал головокружение. Перед ним промелькнуло воспоминание. Окровавленные простыни, натянутые на лица полицейских. Молодых мужчин и женщин, которых он принимал на службу. Которых готовил. Которых вел за собой.
На чьих днях рождения и свадьбах он танцевал. Он был крестным для нескольких из их детей.
А теперь они лежали мертвые на каталках. Погибли в бою, на который он их послал.
Ему еще предстояло вскоре постучать в двери их близких. Посмотреть им в глаза и сказать слова, которые разобьют их жизнь вдребезги.
Арман прерывисто вздохнул и пошел дальше, через эти воспоминания и в новый кошмар. Рядом с ним шел его друг и коллега.
– Стивен в операционной, – сказал Клод, поговорив с одной из медсестер. – Нам нужно устроиться поудобнее.
Они сели бок о бок на жестких стульях в коридоре.
– Ужасное место, – прошептал Дюссо, явно борясь с собственными воспоминаниями. О своих собственных подчиненных. – Но они тут большие умельцы. Если кого-то можно спасти…
Арман коротко кивнул.
– По пути сюда я посмотрел предварительные заметки флика, который выехал на вызов.
Префект использовал жаргонное парижское название для полицейских. Les flics. Он узнал это слово на улицах еще до поступления в полицию. Хотя оно, строго говоря, не было комплиментом, большинство полицейских приняли это слово. Оно стало ласковым прозвищем. Или по меньшей мере дружеским.
Арман хранил молчание, его глаза были устремлены на дверь, ведущую в операционный блок.
– Полицейский написал, что, по твоим словам, этот наезд был преднамеренным. Ты действительно так считаешь?
Арман повернулся к нему. Глаза у него воспалились от усталости. И эмоций.
– Так оно и было. Машина остановилась. А потом резко ускорилась. Стивена сбили намеренно.
Дюссо кивнул, кинул короткий взгляд на свои руки.
– Остальные свидетели говорят только о том, что фургон покинул место происшествия. Один из них, кажется твой зять, успел сделать очень плохую фотографию.
– Рейн-Мари тоже видела, что его сбили намеренно.
– Да? После того как ты уехал, она рассказала о том, что случилось. Она сказала, что вы оба смотрели на Эйфелеву башню, на ней только-только зажгли освещение.
– Это верно. Я начал говорить со Стивеном…
Арман вдруг замолчал. Он внезапно почувствовал, что ему стало нехорошо.
– Что случилось? – спросил Клод.
– Я не понимал, что Стивен находится посреди улицы. Когда я заговорил, он остановился и повернулся. Он не видел фургона. Не мог видеть. Он смотрел на меня.
– Это не твоя вина, Арман, – сказал Клод, мгновенно поняв, что имеет в виду Арман. Что чувствует.
Распашные двери открылись, и появился медбрат.
– Месье префект? – спросил он, переводя взгляд с одного на другого.
Клод и Арман встали.
– Oui, – сказал Дюссо.
– Месье Горовиц жив…
На лице Армана отразилось облегчение, но медбрат продолжил:
– …однако он в критическом состоянии. Мы не можем сказать, перенесет ли он операцию. Но даже если перенесет… он получил серьезную травму головы.
Арман прикусил губу изнутри. Так прикусил, что почувствовал вкус крови.
Дюссо представил его как ближайшего родственника пострадавшего.
– Вам лучше уехать домой, – сказал медбрат Гамашу. – Если вы оставите свой номер телефона, вам позвонят.
– Я останусь, если вы не возражаете.
– Мы останемся, – сказал Дюссо и проводил взглядом медбрата, вернувшегося в операционную через распашные двери. Потом снова посмотрел на Гамаша. – Горовиц? Пострадавший – Стивен Горовиц? Миллиардер?
– Да. Разве в протоколе об этом не сказано?
– Наверное, сказано, но я, видимо, сосредоточился на твоем заявлении.
– Он мой крестный. Excusez-moi. Пойду скажу Рейн-Мари и остальным, чтобы ехали домой.
Клод Дюссо проводил взглядом Армана, который шел по коридору, уступая дорогу докторам и медсестрам, спешившим к другим пострадавшим.
Когда Арман исчез из виду, Дюссо направился к дежурной медсестре и попросил принести ему пакет с вещами Стивена. Не его одежду, а то, что обнаружилось в его карманах.
Префект исследовал содержимое бумажника, проверил все записки, осмотрел разбитый айфон.
Потом он сложил все обратно в пакет, запечатал его снова и отдал медсестре.
Рейн-Мари, Даниель и Анни, увидев Армана, поспешили ему навстречу.
Остальные в комнате ожидания встревоженно подняли головы, затем опустили глаза, когда поняли, что это не врач с новостями для них.
– Он все еще в операционной, – сказал Арман, обняв Рейн-Мари.
– Это хорошая новость, верно? – спросила Анни.
– Oui, – ответил ей отец так тихо, что она мгновенно все поняла.
– Папа, – сказал Даниель, – я сожалею…
– Merci. Он в хороших руках.
– Да, но я чувствую себя виноватым из-за того, что никак не прореагировал, когда ты попросил о помощи. Наверное, у меня случился шок.
Арман повернулся к сыну и полностью сосредоточился на нем.
Если этот старший офицер полиции и знал что-то наверняка, так это то, что у каждого человека есть свои сильные стороны. И слабые. Это важно признавать. И не ждать от человека то, чего он не может дать.
Он знал, что ему не следовало обращаться к Даниелю. Не в такой момент. Не в случае кризиса.
А может быть, и никогда.
– Теперь ты здесь, – сказал он, вглядываясь во взволнованное лицо сына. – И это единственное, что имеет значение.
– Ты думаешь, водитель намеренно сбил Стивена? – спросила Анни.
– Да.
– Нет, я спрашиваю, как по-твоему, он знал, что это Стивен? – пояснила она свой вопрос. Ее юридический разум действовал. – Или Стивен был выбран случайно?
Этот вопрос беспокоил и Армана. Он не мог себе представить, откуда водитель мог знать, что Стивен будет переходить улицу в этом месте и в это время. С другой стороны, если это была террористическая атака, целью которой не был конкретно Стивен, то человек, использовавший машину в качестве оружия, должен был выбрать группу людей, а не одиночного пешехода. Почему он сбил одного этого старика?
– Я не знаю, – признался Арман. Он оглянулся через плечо в сторону распашных дверей. – Мне нужно возвращаться. Я дам вам знать, как дела. Я вас люблю.
– Я тебя люблю, – сказала Анни, а Даниель кивнул.
Рейн-Мари крепко его обняла и прошептала:
– Je t’aime.