Все леди делают это

— Следовательно, спонсору Астраловой было невыгодно, чтобы она вышла из образа, — продолжил сыщик.

— Само собой. Во-первых, бабок жалко. Раскручивал-раскручивал, а искусственно созданная звезда вдруг возомнила невесть что, приписала все заслуги себе и самоуверенно послала спонсора на три буквы — мол, я знаменита и могу позволить себе все, что захочу С его стороны могли быть и естественные человеческие чувства — злоба, обида, возмущение черной неблагодарностью. Или же прагматические соображения: спонсор боялся, что столь тщательно создаваемый образ вмиг рассыплется, а читатели почувствуют себя обманутыми — они верили, что Астралова особенная, возвышенная, «неземная», а оказывается, это банальная шлюха, нарядившаяся монашкой и строящая из себя оригиналку.

— Да, это могло сильно подорвать имидж знаменитости и сказаться на ее популярности, — согласился Виталий. — Все отечественные звезды пытаются предстать перед почитателями в положительном свете — и семья у них замечательная, и мужья-жены любящие, и дети чудесные, да и сами звезды человечные, умные, добрые. А на самом деле это истеричные, самовлюбленные эгоисты. Мне приходилось вести немало дел в подобной среде — скорпионы в банке по сравнению с этими хищниками просто дети малые. И если бы наши звезды предстали перед публикой в истинном свете, без прикрас, люди бы плевались, а популярность, соответственно, резко пошла на спад.

— Ты прав, напарник. Эпатажность и стервозность симпатией наших сограждан не пользуются, а потому звезды изображают из себя очень положительных членов общества; Я надрываюсь от хохота, когда какая-нибудь поп-певичка, скромно потупив глазки, повествует, какая она примерная супруга и хорошая кулинарка, какие изысканные кушанья готовит любимому мужу, детям, многочисленным друзьям и частым гостям, какая домовитая хозяйка и любящая мать, а потом с грустным вздохом признается, что, к сожалению, времени на все это у нее почти нет, потому что как раз сейчас она работает над очередным альбомом, и тут же называет его, дабы обеспечиться рекламой. Причем все говорят примерно одно и то же — просто смех на лужайке! А зрители умиляются, какая она вся из себя замечательная. Я знаю многих женщин, которые терпеть не могут стряпать, но наши звезды все как на подбор обожают торчать на кухне. Так что этот шаблон уже отработан, и если бы выяснилось, что Астралова дурачила своих читателей, вряд ли ее книги стали бы столь успешно раскупаться. Все упирается в деньги.

— Значит, нужно покопать в этом направлении — кто спонсировал ее рекламную кампанию.

— Поначалу мне казалось, что спонсору невыгодно убивать творение рук своих, но теперь я передумала. Если Астралова стала неконтролируемой, то возник риск лишиться доходов от реализации ее книг. Авторессу можно убить, но книги-то останутся!

…Со временем Эдуард Леонидович Нечаев научился грамотно общаться и со звездами. Но с этими нужно держать ухо востро. Среди них есть очень недоверчивые, такие лишь иронично ухмыляются на его обещания златых гор их уже не раз обманывали в других издательствах. У них есть деньги, чтобы нанять частных детективов и раскопать сведения о реальных тиражах и доходах издательства. Бывали случаи, когда известный писатель, представив ему полную финансовую выкладку, говорил: «Этими документами заинтересуется налоговая инспекция и заставит вас выплатить все налоги до копеечки».

Платить авторам все, что положено, Нечаев не желал из принципа. Во-первых, деньги лишними не бывают, сэкономленные средства ему самому пригодятся для развития производства, а во-вторых, если одному писателю выдавать хорошие гонорары, взбунтуются остальные. Хотя это и коммерческая тайна, но все же слухи о том, кто сколько получает, ходят, как ни скрывай. Звездный писатель получает гонораров зависимости от тиража своих книг, значит, для того, чтобы заплатить ему положенную сумму, придется засветить реальный тираж. Ни один издатель в здравом уме на это не пойдет. Дело даже не в авторском гонораре — по сути, это мизер по отношению к прочим вложениям, — а в том, что сведения о фактических тиражах могут стать известны налоговым органам, а это уже серьезно. Прецеденты, когда на известное издательство крупно наехала налоговая, уже были. После выплаты всех положенных отчислений вкупе с набежавшими за многие годы солидными пенями от тех издательств остались лишь жалкие воспоминания. Популярные авторы ушлые, предприимчивые и зубастые, их с наскока не возьмешь, многие сумели обзавестись высокопоставленными покровителями, почитателями их творчества… Если задеть интересы, звезд, защитники, найдутся.

Со склочными писателями Нечаев старался не связываться — сегодня они союзники, а завтра непримиримые враги, и автор в любой момент может настучать в налоговую. С районными налоговиками Эдуард Леонидович давно нашел общий язык, и они, получив очередной конверт с оговоренной суммой, закрывали на все глаза, но ведь у них есть вышестоящее начальство. Сверху прикажут — и издательство хорошенько потрясут. Нет такой двойной бухгалтерии, которую невозможно проверить, если за дело берутся профессионалы.

И все же Нечаев из присущего ему тщеславия не отказывался от сотрудничества со знаменитостями. У крупных издателей существуют неписаные правила — не переманивать авторов друг у друга, — и тем не менее все пренебрегают этикой и, если представится возможность, с удовольствием подставят ножку конкуренту. А некоторые считают чуть ли не делом чести отплатить сторицей, если другое издательство нанесло некий урон, — вы переманили нашего автора, а мы за это уговорим ваших лучших редакторов перейти в наше издательство, посулив им больший оклад, впредь закаетесь заглядываться на наших звезд.

Что ж делать, в любом бизнесе царят законы джунглей, выживает сильнейший, зубастый, с хищническими повадками. Нечаев тоже считал себя хищником. Иногда полезно показать острые клыки — уважать будут больше и впредь трижды подумают, стоит ли с ним связываться.

— Само по себе убийство могло быть своеобразной рекламной акцией, выдвинул новую версию Леонид.

— Запросто. С позиции нормального человека убийство с целью поднять популярность расценивается как дикость, а там, где царит власть денег, один закон: целесообразно лишь то, что приносит еще большие барыши, а моралью дельцы свою совесть не обременяют.

— Значит, опять упираемся в спонсора, — резюмировал Виталий.

— Или в издателя, — внес свою лепту его друг.

— Он тоже мог приложить свою руку, — согласилась верная боевая подруга. — Это, скорее всего, разные люди. Обычно издательства не занимаются крутой раскруткой. Кое-какую рекламную кампанию они осуществляют, но в отношении уже состоявшихся авторов — если писатель нравится публике, то его начинают рекламировать. А ведь Астралова взлетела с нуля — еще не вышло ни одной книги, а уже почти в каждой газете ее восхваляли, и к выходу первых романов писательница уже стала популярной.

— Нас никто к издательским делам и близко не подпустит.

— Вы сыщики или кто? — Алла в точности воспроизвела интонации напарника, и Виталий с Леонидом рассмеялись. — Денег не жалейте, — я спонсор щедрый, — всех подкупайте, привлеките с десяток хороших профессионалов, пусть активно роют и непременно добудут факты. Как говорил один умный человек: «Нет неподкупных людей. Все дело только в размере предложенной суммы». Если знаешь, с чем пришел, то знаешь и с чем уйдешь. За сотку деревянных никто и рта не раскроет, а за несколько сотен баксов — запросто. Единственный случай, когда порядочный человек берет взятку, — когда предоставляется случай, — в очередной раз блеснула броской фразой любительница покрасоваться. — Сотрудники издательств зарабатывают мало, так что зеленые бумажки лишними не будут. Они же не в КГБ работают, клятвы хранить государственную тайну не давали. В издательском процессе участвуют очень многие люди, если поговорить с каждым, непременно найдутся зацепки.

Оба сыщика заметно оживились — дело обещало быть интересным. Не только Виталий, но и Леонид скучал в своем детективном агентстве без настоящей работы, и вот, наконец, они вновь заняты серьезным расследованием.

В определенных ситуациях Эдуард Леонидович Нечаев проявлял себя жестким и беспощадным бизнесменом, а в чем-то был мягок и порой чересчур деликатен и совестлив. Своих авторов он любил, все им прощал, во всем потакал, лишь бы они ощущали себя в «Кондоре» психологически комфортно и творили бесперебойно. Если кто-то из его подопечных заболевал или у него возникали проблемы. Эдуард Леонидович бескорыстно помогал. Он был бережлив и прагматичен, на себя и семью тратил немного, стараясь побольше пустить в дело, но если писателю плохо — не скупился. Сам будучи тяжело больным человеком, он искренне сочувствовал страдающим людям.

В свои немалые годы Эдуард Нечаев оставался немного романтиком. Издательский коллектив и своих авторов он представлял одной большой, дружной семьей, а себя — патриархом, которого все почитают, ценят, уважают и любят. Эти идеалистические представления не мешали ему делать свое дело и проводить жесткую политику. Эдуард Леонидович, сам того не сознавая, выстроил для себя систему моральных алиби, оправдывающих все его действия, и теперь его душа была спокойна.

У него уже не сводило скулы от напыщенного повествования некоторых авторов. Сказки бессмертны, их любят многие наши соотечественники, не только женщины, но и мужчины. Пусть эти сказки именуются романами, — какая разница! Читателям это нравится, так пусть читают, а самое главное покупают книги, даже если, клюнув на броскую, многообещающую аннотацию, потом станут плеваться. Книготорговый бизнес — тоже бизнес, не обманешь не продашь. Хотя клиентов по привычке называют читателями, на самом деле подразумевается, что они — покупатели. Самое важное для издателя увеличить число покупателей, а будут ли они читать книгу, или она после ознакомления с несколькими страницами окажется в ближайшей урне — не суть важно. Сейчас мало кто любовно собирает домашнюю библиотеку только из книг хороших авторов. Дешевые издания в мягкой обложке выбросить не жалко, если пришлось не по душе. Но ведь многим по вкусу то, что сейчас издается.

И пусть невостребованные авторы злятся и гневно обрушиваются на издателей — мол, заполонили рынок бульварным чтивом, прививаете россиянам дурной вкус, печатаете этот ширпотреб, а меня, талантливого, почему-то не издаете! — Нечаева этот аспект уже не волновал. Как говорится, собака лает — караван идет.

Никто не заставляет людей покупать плохие книги — сами выбирают, что им читать. Раз они предпочитают легкое чтиво серьезному, значит, нужно учитывать их пожелания.

В общем-то это закономерно. Жизнь сейчас у подавляющего большинства россиян очень и очень нелегкая, безрадостная, в обозримом будущем никаких позитивных перемен не предвидится, так пусть хотя бы в книгах прочтут про чужие успехи, красивую любовь и романтические отношения. Всем хочется красивых сказок, а женщинам — в особенности. Сказка про Золушку, которую полюбил прекрасный принц, бессмертна. Так почему бы не дать женщине возможность помечтать, унестись от серости реального бытия в мир грез и фантазий?..

Сейчас можно было бы уже почивать на лаврах — «Кондор» стал одним из крупнейших издательств России и обладает огромным потенциалом, — но останавливаться на достигнутом Нечаеву не хотелось. Пусть он уже в числе лучших, но пока еще не самый лучший. А вот когда станет лидером, тогда и можно немного расслабиться.

— Фила тоже хорошенько тряхните, — посоветовала Алла. — Гнилой парнишка. Он трусоват, если взять его в оборот, сразу расколется до жопы.

— С ним без проблем, — заверил Виталий.

— Кстати, именно он мог быть утешителем Астраловой, к которому она бегала на свиданки под предлогом одиночных прогулок.

— А что? Мысль интересная, — одобрил напарник.

— Знаете, что навело меня на это предположение? То, как легко Астралова клюнула на его удочку. Якобы они с Филиппом десять лет не виделись, раньше паренек явно состоял при ней альфонсом, так что доброй памяти о себе не оставил, и вдруг после долгой разлуки он звонит, и экс-любовница тут же соглашается на встречу, причем в столь ответственный день — ведь предстояла презентация. Кто он и кто она? Филя — не пойми кто, перебивается случайными заработками, малюет портреты богатых дам и попутно доит их, а Астралова — звезда отечественной беллетристики. На его появление после длительного перерыва она могла бы сказать: «Кто-кто? Филипп Суворов? Знать не знаю такого. Говоришь, мы были знакомы десять лет назад? О, как давно… Все уже в далеком прошлом, дружок. Все мы когда-то грешили, но уже запамятовали о прошлых грехах. Забудь мой телефон и меня тоже. Фантом из прошлого мне не нужен». Однако все было не так, значит, к Филе она неровно дышала. Вполне возможно, в последние годы они были любовниками. Писательница большую часть времени сидела дома, завести сердечного друга проблемно — где его сыскать-то? И вот к уставшей от своего затворничества дамочке явился призрак из старой жизни в лице Филиппа. Парнишка смазлив, умеет обрабатывать богатых баб, а Астралова стала состоятельной. Вот он и подкатился к ней с нежностями, мол, ах, как я тебя раньше любил и до сих пор не забыл, давай перенесем наше с тобой прошлое в настоящее и снова будем нежно любить друг друга. И создали они из матраца алтарь любви, поехидничала верная боевая подруга. — В любом деле, в том числе и в сексе, есть свои профи и профаны. Первые получают за свой труд вознаграждение, а для вторых — это обязанность или хобби. По собственному опыту знаю, что Филька относится к первой категории, трахатель экстра-класса, видимо, потому и сделал постель своим рабочим местом и зарабатывает кое-чем пониже пояса. К тому же весьма умело имитирует чувства. Многие бабы, в том числе и очень умные, купились на его сладкие речи и отработанные приемчики неотъемлемую принадлежность его профессии.

— Да ну, — усомнился Виталий. — Разве умная женщина клюнет на этого слащавого красавчика?!

«Эх, никогда мужикам не понять бабскую суть, — мысленно усмехнулась верная боевая подруга. — И Ларка, и я — весьма умненькие бабочки, а ведь поди ж ты! — клюнули на этого мальца. Да и не только мы. В нашем кругу дуры не водятся, а Филя находил объекты для дойки именно в деловой среде».

— Всяко бывает, напарник, — многозначительно произнесла она.

— Значит, поищем и в этом направлении.

— Еще одна версия — Филя решил пустить в ход сведения о прошлых грешках нынешней звезды. Опыт вымогательства у парнишки имеется.

— Тогда почему убит не он, а она?

— Возможно, оба, — загадочно произнесла Алла.;

— Поясни.

— К примеру. Фил шантажировал Астралову, вне зависимости от того, спал ли с ней до недавнего времени, а она пожаловалась кому-то из приближенных. Тот, кто заинтересован в сохранении ее имиджа, забеспокоился: во-первых, Филя мог предать гласности ее бурное прошлое, во-вторых, вымогатель не отцепится, пока жив. Но если Филиппу не заплатить, то у него есть возможность заработать иным способом, продав сведения «желтой» прессе. А ушлые журналисты вцепились бы в лакомую тему, как свора клещей. Сотрудники «желтых» газет, похоже, страдают коллективным вуайеризмом — им страсть как нравится подглядывать за чужой интимной жизнью, а уж посмаковать нетрадиционные пристрастия — тем паче. Да и читатели бульварных листков того же поля ягоды — им очень хочется узнать, кто как трахается, в особенности о грешках знаменитостей. Даже применительно к грехам нужно тщательно следить за модой, — одарила она друзей еще одним перлом. — Газету будут с руками рвать, и «рупор свободной прессы» приобретет невиданную популярность. Недавно я имела возможность близко познакомиться с несколькими «желтыми» изданиями и хорошо изучила их кухню. Нравственностью такие труженики пера себя не обременяют, если пахнет хорошими деньгами, и мать родную разденут и обмажут. Правда, в нескольких газетках мне пришлось отстегнуть денежек, чтобы опубликовали статью, которую я принесла.

— А почему ты платила? — заинтересовался Виталий, далекий от мира прессы.

— Помнишь дело прокурора одного подмосковного городка? Он и был героем статьи. Однако, на взгляд тружеников прессы, провинциальный служитель Фемиды слишком мелкая сошка, им подавай познаменитее. Но стоило мне пошуршать зелеными бумажками, как тут же все расцветали приветливыми улыбками, а одна солидная матрона даже предложила подбавить перчику. То, что прокурор взяточник, сажал невинных и отмазывал преступников, «желтых» журналюг совершенно не впечатлило, они кривились, мол, это сейчас повсеместно, читателей такими фактами не удивишь, а вот то, как он трахается, их сразу воодушевило. Даже не спросили, где я нарыла эту компру. В итоге в нескольких газетах продажного прокурора так красочно преподали, что власти спохватились, его тут же турнули с кресла и устроили на нарах, а до этого на его преступные деяния и связь с криминальными элементами начальство смотрело сквозь пальцы Вот так я заделалась газетным киллером![17] — похвасталась верная боевая подруга. — Чрезвычайно горда тем, что с моей помощью справедливость восстановлена и правоохранительные структуры стали на одного человека чище.

— Робингудствуешь, напарница, — усмехнулся сыщик.

— Есть малость, — согласилась Алла. — Напомню промежду прочим, что, если бы не мое газетное киллерство, сейчас мы не имели бы возможности лицезреть Леньку. Не забыл этот печальный эпизод, Ленчик? — обратилась она к сыщику.

— Еще бы! До сих пор поясница ноет — нас в СИЗО нещадно били, чтобы мы дали нужные показания.

— Ну вот, и от меня есть кое-какая польза, — не преминула подчеркнуть свои достижения верная боевая подруга.

— Дело прокурора я прекрасно помню, но не знал, каким образом тебе удалось так быстро скинуть этого деятеля с должности и привлечь внимание к его противоправной деятельности, — пояснил Виталий.

— Это была моя скромная девичья тайна, — потупилась Алла. — Не хотела распространяться о своем ноу-хау, боялась, что кто-то сопрет идею. Немного подурачившись, она продолжала уже обычным тоном:

— Данный эпизод я упомянула лишь в качестве подтверждения тезиса: пресса — великая сила. Недаром акулы пера столь высокого мнения о собственной персоне. Журналюги и в самом деле могут так опустить, что человек уже вовек не поднимется. Если бы в прессе появился «жареный» материал о грешках Астраловой, тут же нашлись бы многие свидетели ее беспутного поведения. В частности, поделились бы воспоминаниями молодые художники, с которыми мадам спала десять лет назад. И прощай имидж «вечной девственницы», «неземной»! Земная, да еще какая! Даст сто очков форы любой шлюхе. Филя мне в красках поведал о ее сексуальных забавах. Дамочка практиковала и группешник,[18] и садомазохизм,[19] и промискуитет,[20] и «мокрый» секс,[21] и многое-многое другое, что отнюдь не красит писательницу, которая столько лет врала, будто далека от прозы жизни. Когда христианство объявило извращенный секс грехом, он сразу же приобрел невиданную популярность, — с ходу родила она новый афоризм.

— Знаешь, напарница, чутье подсказывает мне, что мы на верном пути, оживился Виталий. — До этого мы рассматривали версии, основываясь лишь на предположениях, а ведь всему, о чем; ты сейчас говорила, можно найти свидетелей.

— Вот именно, — кивнула Алла. — А нет человека — нет и проблемы, как говаривал один известный лидер. Астралова трагически погибла — не станут же публиковать то, что ее чернит! Теперь светлый образ «неземной» сохранится в памяти читателей, а книги по-прежнему будут хорошо раскупаться. Подогреть интерес к убиенной писательнице раскрутчики-рекламщики сумеют, уже поднаторели в этом деле. Однако для них Филипп — как постоянный чирей на заднице. А вдруг он распустит язык? Ведь парнишка слаб, треплив, а следовательно, ненадежен.

— Полагаешь, его тоже убрали?

— Не исключено, хотя твердой уверенности у меня нет. Может быть, он рванул в бега. Ему очень нужны были деньги, наверное, для того, чтобы уйти на дно. По логике сперва с ним должны были разделаться, а уже потом с Астраловой. Она убита одиннадцатого мая, а Фил пришел ко мне девятнадцатого числа — вон сколько дней ненужный свидетель был жив!

— Тогда, вероятнее всего, Филипп ушел на дно.

— Похоже. Сейчас его треп уже не столь опасен тем, кто заинтересован в сохранении имиджа Астраловой: говорить о мертвых плохо не принято, а если Филя вздумает раскрыть рот, все сочтут это кощунством. Сложится мнение, что парень решил примазаться к славе погибшей писательницы. Такое бывает нередко — как только знаменитость умирает, тут же находятся сотни людей, которые, оказывается, очень близко знали звезду. И преувеличат, и приврут, лишь бы увидеть свои «мемуары» на страницах газет.

— У тебя нет фотографий Филиппа?

— Откуда? Мы всего три раза встречались.

— Плохо, что нет снимков Астраловой. И даже примет не имеется.

— Но обслуга-то осталась. А деньги открывают и рты, и замки.

— Возьмем ее фотографии из следственного дела, — предложил Леонид.

— Ну, это мало что даст — не станешь же ты показывать свидетелям эти страшные снимки! Людей сразу кондрашка хватит.

— Что — огнестрел в голову?

— Угу. В газетах писали, что ее застрелили с порога. Соседка с площадки слышала часов в десять нечто вроде гром кого хлопка, но не придала этому значения. А ее собака сразу заскулила. Поначалу она не обращала на это внимания, потом решила, что пес просится гулять. По времени получается, что соседка вышла на лестничную площадку минут через пятнадцать после выстрела. Обе двери в квартиру Астраловой — железная и дубовая — были нараспашку, а в прихожей ногами к двери лежало тело хозяйки. Свидетельница заорала как резаная, сбежались другие соседи, позвонили в милицию и «Скорую», но врачам там уже делать было нечего. А в одиннадцать часов явились ее литагент и личный имиджмейкер, чтобы сопровождать ее на презентацию. Охали, ахали и сильно сокрушались. Еще у нее есть литсекретарь, она заблаговременно поехала в ЦДРИ, где должна была состояться встреча Астраловой с журналистами.

— Основное направление расследования мы наметили, а по ходу дела подкорректируем, — подвел итог Виталий.

— Даже и не думала, что благодаря Филиппу моя жизнь вновь наполнится смыслом, — со смешком признала верная боевая подруга, опять вспомнив совет любимого психиатра. — Еще совсем недавно я томилась и скучала, а теперь чую — жизнь продолжается! Не столь важна цель, как движение. Нужно двигаться вперед, даже если идешь не в том-направлении.

Эдуард Леонидович Нечаев приехал домой, с облегчением скинул пропотевшую одежду и полез под душ. Хотелось облиться холодной водой, да нельзя — сразу простудится, потом наверняка будет бронхит, а там недалеко и до пневмонии.

Все у него теперь было — кроме здоровья. Ну и молодости. Правда, о последнем он не очень сожалел, все же с годами приобретаешь жизненный опыт, репутацию, меняешь приоритеты. А пятьдесят четыре года — вполне приемлемый возраст для мужчины. Было б еще со здоровьем в порядке, тогда вообще не на что жаловаться. Но всего, что желаешь, не бывает. Хотя и хочется.

Хозяин издательства «Кондор» мог по праву гордиться собой. Как говорят американцы, он «self made man» — человек, сделавший себя сам.

Его мать — учительница начальных классов, отец преподавал физкультуру в той же школе, пил запоями, ушел от них, когда Эдику было шесть лет. Мать тащила на себе двоих детей — сестра Люба, как и Эдик, тоже росла болезненной. Да и как им быть здоровыми, если они даже летом не пробовали свежих фруктов, питались в основном дешевой колбасой, картошкой и макаронами.

Учился Эдик Нечаев на одни пятерки — ему всегда хотелось быть самым лучшим. Пусть одет бедно, зато круглый отличник. В институт поступил сам, у матери на репетиторов и взятки денег не было. Он выбрал МАДИ — с детства мечтал о собственной машине, правда, из-за присущей ему бережливости приобрел ее всего три года назад. Стипендия в этом вузе была выше, чем в остальных, а в их семье дорожили каждой копейкой — Эдик с пятилетнего возраста страдал бронхиальной астмой, сестра тоже часто болела, много денег уходило на лекарства. В институте Эдуард Нечаев получал повышенную стипендию и всю отдавал матери, отказывался даже от денег на обед и брал с собой бутерброды с сыром и дешевой колбасой. Бедности он не стыдился — с младых лет был уверен, что рано или поздно окажется на коне, нужно лишь набраться терпения и учиться, а потом упорно трудиться.

Эдуард Нечаев закончил институт с красным дипломом, а его куратор, уважавший толкового парня, помог ему устроиться в «Автоэкспорт», и у того появилась перспектива выезда за границу. Но для этого нужно было жениться, а у Эдика не хватало ни времени, ни денег на ухаживания за девушками. По совету сестры он женился на ее подруге, скромной девушке Тане, и хотя на первый взгляд все выглядело браком по расчету, ни разу не пожалел об этом. Возможно, он не смог бы добиться того, чего достиг, не будь рядом с ним такой верной и преданной спутницы жизни. До сих пор Танечка — его солнышко, свет в окошке, иной женщины он за всю свою жизнь не пожелал. Жена старше его всего на два года, но почти как мать. А две дочери характером в нее, ласковые, милые, заботливые, радость его жизни.

Через пару лет после женитьбы Эдика послали в загранкомандировку. Привередничать в те годы было не принято, и они с Таней решили, что на первый раз сойдет и Вьетнам. С тех пор и он, и Татьяна страдают хроническим гепатитом — подцепили лямблиоз. Но зато материальное положение их семьи значительно улучшилось. Тесть с тещей оплатили половину пая, молодые добавили и купили трехкомнатный кооператив. Но о личном автомобиле Эдик по-прежнему лишь мечтал.

Книги он любил с детства. Перечитал все, что было в школьной библиотеке, записался в городскую, мать просила учеников приносить из дому хорошие книги, и Эдик читал запоем. Но раньше и помыслить не мог, что сам станет издателем.

Идею ему десять лет назад подала жена, филолог по образованию. В то время оставаться в «Автоэкспорте» уже не имело смысла — все развалили. А на его попечении три любимые женщины. Даже пять, включая мать и сестру, Обсудив свои возможности, Эдуард и Татьяна решили основать издательство. В то время все печатали ширпотреб, на плохой бумаге, в мягкой обложке, никто не думал ни об авторских правах, ни о хорошем переводе, ни о качественной редактуре. Литературное пиратство практиковали все издатели, ничуть не боясь последствий. Так же поступали и супруги Нечаевы: брали детективы зарубежного классика жанра, за мизерное вознаграждение привлекали студентов иняза, Татьяна шлифовала корявый текст перевода, — и вперед.

Деньги всегда были проблемой, но все же Эдуард Нечаев нашел людей, ссудивших его кредитом под приемлемые проценты, а прибыль в те годы была баснословной — как тогда говорили, два-три подъема, а нередко даже пять. Правда, сумма, которую супруги Нечаевы вкладывали в дело, была сравнительно невелика, соответственно и прибыль не поражала воображение, но хватало и на жизнь, и на погашение кредита, и на развитие производства.

Издательство «Кондор», которым владели Нечаевы, занимало просторный полуподвал трехподъездного дома. Помещение было в аварийном состоянии, и Эдуарду удалось договориться в ЖЭКе о мизерной арендной плате. Нечаев мечтал, что со временем у него появится приличный офис, в который не стыдно пригласить знаменитость. А на тот момент супруги потуже затянули пояса, своими силами сделали ремонт, уложившись в минимальную сумму. Обе дочки под руководством отца разводили клей, резали обои, красили оконные рамы. Мама Эдика тоже приняла посильное участие, а потом приходила убирать «офис» так супруги именовали свой сырой подвал, который по весне систематически заливало, и им пришлось озаботиться покупкой резиновых сапог и специальных подставок, чтобы книги не промокли. Сестра Люба тоже всемерно помогала, исполняя обязанности бухгалтера и кладовщицы, кузен Эдика взял на себя реализацию продукции, а Татьяна, не разгибаясь, корпела над рукописями, редактируя переводы зарубежных бестселлеров. Экономили на всем, чтобы расширить дело.

Супруги мечтали, что когда-нибудь смогут издавать настоящую литературу, а не тот ширпотреб, с которым работали в те времена.

— Ничего, будет и на нашей улице праздник, — говорила Таня, со вздохом потирая затекшую от сидения за письменным столом шею. — Со временем «Кондор» станет знаменитым, мы будем издавать хорошие книги, а пока поднаберем сил, нарастим обороты.

Но получилось по-другому. Издательства, которыми заинтересовались дельцы, «отмывающие» свои солидные «черные» капиталы, стремительно пошли в гору, постепенно захватили сферу реализации, а небольшим фирмам, у которых не было таких оборотных средств, пришлось туго. Все труднее и труднее стало реализовывать продукцию, потом вошел в силу закон об авторском праве, и «пиратствовать» стало чревато. Прибыль катастрофически снизилась, накладные расходы возрастали. Менялись читательские вкусы, нужно было под них подстраиваться, а для этого заниматься маркетингом, отказываться от уже приевшейся тематики, привлекать перспективных авторов и искать новые жанры беллетристики. От дешевых книжек в мягкой обложке, изданных чуть ли не на туалетной бумаге, покупатели воротили нос, в моду опять вошли хорошо изданные книги в твердом переплете, с хорошим художественным оформлением. Крупные издательства могли себе позволить солидные вложения, мелкие — нет.

И все же неунывающие супруги Нечаевы верили, что «Кондор» станет процветать. Каждый издатель желает вырастить собственных звезд или хотя бы одну звезду, угадав того, чьи книги станут бестселлерами. Эдуард с Татьяной тоже об этом мечтали. Но как угадать звездного автора? Вроде бы нужно, чтобы у писателя было что-то свое, оригинальное, явно отличающее его от остальных. А с другой стороны, боязно вкладывать деньги в никому не известного автора, — а вдруг читателям не понравятся его произведения и они не станут их покупать? Тогда штабеля книг останутся на складе, потом пойдут в так называемый «слив», а это огромные убытки, да к тому же упадет престиж издательства. Поэтому то, что привычно, — надежнее. Так-то оно так… Но если писатель «как все» — вряд ли он станет звездой, его просто-напросто не заметят среди себе подобных. Получается заколдованный круг. Как говорится, и хочется новенького, и колется — как бы не ошибиться. Оборотных средств у Нечаевых было мало, новые книги они могли издать, лишь реализовав ранее выпущенные, а продавать тиражи стало все труднее — теснили конкуренты.

Крупные издательства начали устанавливать свои правила игры, мелким оставалось лишь подыгрывать. Некоторые из издательских монстров специализировались на выпуске «вала», а на авторов им по большому счету наплевать, что ни напечатают, худо-бедно продадут — сеть реализации отлажена. Издатели этой категории исходили из принципа: «Зачем платить гонорар знаменитостям, они слишком много хотят, на эти деньги мы издадим неизвестных, которым сойдет чисто символическая сумма». От крестьянской жадности пока еще никто не разбогател, однако огромные оборотные средства позволяли таким фирмам держаться на плаву, — если хорошо отработана реализация, со временем в глубинке все раскупят, россияне читать еще не разучились. Проводя тактику книжного «вала»;, монстры давили более мелкие издательства, вытесняя их с рынка сбыта.

Эдуард Леонидович Нечаев принадлежал к другому типу издателей. Для него и его супруги было важно «свое лицо» и реноме «Кондора». Все же книги — не картошка, а продукт интеллектуальный. Звездный автор поднимает престиж — всем конкурентам известно, что исключительные права на произведения знаменитости принадлежат такому-то издательству. А всем другим остается лишь облизываться и сожалеть, что подвел коммерческий нюх, — промашку дали, не углядев в начинающем писателе будущую звезду, но поезд уже ушел.

В школьные годы Эдик Нечаев старался учиться на одни пятерки, чтобы в этом превосходить одноклассников, в институте был лучшим студентом, а с годами его главная черта — тщеславие — стала еще более выраженной. Татьяне хотелось издавать хорошую литературу, а Эдик с самого начала страстно мечтал о том, что «Кондор» займет первую строчку в рейтинге. А для этого нужны звезды. Звезды, будь они неладны!

И деньги — будь они трижды неладны! Точнее, деньги занимали первостепенное место в списке необходимого для того, чтобы выбиться в число лидеров.

Сыщики ушли, пообещав привлечь лучших детективов и сразу же взяться за дело. Через час приехал верный оруженосец, очень недовольный.

— Нету гада, — оповестил он с порога. — После опять туда поеду. Всю ночь буду караулить. Достану урода, не уйдет, сволочь.

— Не стоит, Толян, — умерила пыл благородного мстителя Алла. — Мы решили пойти другим путем. Разработали с Виталькой и Ленькой план, выясним, кто шлепнул Астралову, а уже потом поговорим с Филей с позиции силы. Похоже, парнишка крепко замазан.

— По ушам получит, — пообещал мастер на все руки и специалист по деликатным делам.

— Может, уже получил.

— Мочканули его, что ль?

— Пока вопрос. Но вероятность имеется.

— Дак я бы сам ему башку свернул, да ты не велишь.

— Не спеши, Толян, успеется. Если Филя жив, он нам еще пригодится.

— На кой те этот гад?!

— Нужно получить кое-какую информацию. Мы его отловим и все из него вытрясем.

— Тада давай я засяду возле его дома и буду караулить до упора. Как увижу — в тачку урода и к тебе.

— Можно и так.

— Я погнал.

Верный оруженосец уже ринулся было в сторону дверей, но Алла его окликнула:

— Толян, погоди. Если Филя жив, никуда он не денется. Нам нужно подсобрать информации, чтобы потом грамотно с ним поговорить.

— Врежу по чайнику — все скажет, — обнадежил деликатных дел мастер.

— Добывать сведения битьем и пытками — не и моих правилах, — покачала головой Алла.

— Дак тебе на это глядеть не надо.

— Толик, в тебе играет рэкетирское прошлое. Забудь его как страшный сон.

Ее верный Санчо Панса сразу увял. Да, когда-то он подвизался в качестве рядового рэкетира в команде Мирона, но теперь был при Алле, и она оказала немалое влияние на его мировоззрение.

Вернувшийся с работы Олег застал Аллу лежащей в спальне с книгой. Верный оруженосец крутился поблизости, развлекая сэра Персиваля недавно приобретенной электронной мышкой. Игрушка была сделана столь искусно, что ничем не отличалась от живой зверушки. Создатели позаботились даже о специфическом запахе, а Перс был от нее в восторге и воспринимал как настоящую. Мышка бежала, повиливая хвостиком, а счастливый котенок ее догонял и, схватив зубами, отчаянно тормошил. Потом отпускал и трогал лапкой. Добыча вновь ускользала, и все повторялось. Когда игрушка утыкалась в какой-то предмет мебели и буксовала на месте, Толик приходил на выручку.

Вдоволь полюбовавшись на идиллическую картину — любимая женщина отдыхает с книгой, рядом возятся верный оруженосец и любимый котенок, Олег остался доволен.

— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше, Аллочка. Сразу видно, что весь день отдыхала, — похвалил подругу жизни не искушенный в женских хитростях лечащий врач.

— Стараюсь, — с готовностью подтвердила «образцовая» пациентка. Опережу твой вопрос: самочую себя на «отлично» с плюсом.

— Ну и замечательно, — порадовался любимый мужчина и, взяв из шкафа домашнюю одежду, пошел принимать душ.

Алла заблаговременно предупредила экономку, чтобы та не убирала со стола, — пусть Олег еще раз удостоверится, что она весь день провела дома. — , - У нас были гости? — спросил он, вернувшись в спальню, где любимая женщина по-прежнему возлежала на кровати с книгой, а Толик с сэром Персивалем баловались игрушкой.

— Да, ребята забежали навестить, — ответила она, отложив книгу и нежно улыбаясь.

— Видимо, общение с друзьями подняло тебе настроение. Прошлую неделю ты выглядела подавленной.

— Было дело, — признала Алла. — Но с тех пор, как Ларка вернулась, я повеселела. Да и гости придали смысл моей жизни, а то я затосковала в одиночестве. В итоге получила массу положительных эмоций и ощутила необычайный прилив сил.

— И опять займешься делами? — встревожился он.

— Ну, Олежек… — заныла она.

— Нет, Аллочка, — мнимо строгим тоном произнес любимый мужчина и по совместительству лечащий врач. — Никаких дел до тех пор, пока ты окончательно не окрепнешь.

— Но от ничегонеделания я еще больше кисну… — продолжала та ныть, но больше для соблюдения правил игры. Она ведь обещала слушаться его и соблюдать режим, правда, не очень-то выполняет свое обещание…

…За десять лет издательской деятельности Эдуард Леонидович Нечаев превратился в настоящего дельца — жизнь заставила. Будешь мягкотелым или пассивным — съедят. На его глазах разорялись тысячи мелких издательств, не выдержав конкуренции с монстрами Книги — тоже товар, но товар особый. Кушать людям хочется каждый день, и какие бы финансовые катаклизмы ни происходили в нашей стране, потребители покупают продукты. Если есть выбор — приобрести, книгу или еду, а, средства ограничены, — что предпочтут россияне? Ответ однозначен. А потому каждый российский кризис катастрофически сказывался на книготорговом бизнесе. О двухсотпроцентной прибыли оставалось лишь ностальгически вспоминать, теперь и двадцать тридцать процентов, но стабильных, были приемлемы. Но, увы… Если книги лежат на складе «Кондора», если оптовики один за другим перебегают к более крупным издателям — у них и ассортимент побогаче, и скидки побольше, и условия реализации получше, — то новую продукцию печатать не на что. А прежняя морально устаревает — если в выходных данных книги указан прошлый год, оптовики кривятся: «Старье!» — и не берут. Насильно ведь не всучишь.

И вот в подвале, который Эдуард с Татьяной именовали офисом, стали скапливаться изданные ими книги, заняв уже большую часть помещения. Ширпотребом рынок уже был перенасыщен, а на то, чтобы привлечь перспективных основоположников новых жанров, у них не было средств. Оптовики все больше капризничали, ставили условия, требуя долгосрочной реализации, задерживали выплаты…

— Что делать, Таня? — в отчаянии вопрошал Эдуард, когда в один далеко не прекрасный день ему нечем стало выдать зарплату служащим их фирмы.

Но жена ничем не могла помочь и смотрела на него грустными глазами. Мужа ей было очень жалко — работает без устали, а другие издательства, воспользовавшиеся «черным» капиталом, легко обошли «Кондор». Ее любимый муж все еще не отказался от мечты стать лидером, но во имя этой цели скоро угробит свое и без того слабое здоровье — он уже не расстается с ингалятором, дышит с трудом. Приступы удушья участились, «скорая» приезжает чуть ли не каждую неделю. Ему нужен свежий воздух, а Эдик все дни напролет проводит в сыром, непроветриваемом подвале, в книжной пыли… Теперь у него не только астма, но и хронический бронхит, хроническая пневмония, эмфизема легких, сердце стало пошаливать.

Но Эдик упорный, всегда был таким. Есть цель, и он настойчиво к ней движется, наплевав даже на собственное здоровье.

Прежнюю задачу — издавать хорошую литературу — супруги отложили до лучших времен, а пока надеялись хотя бы удержаться на плаву. Ради этого Эдуард Нечаев был готов издавать все, что угодно, лишь бы продукция продавалась.

На следующее утро любимый мужчина ушел трудиться, и тут же явился верный оруженосец. Увидев, что обожаемая начальница опять в хорошем настроении, он расплылся в радостной улыбке.

Сэр Персиваль тут же заявил о своих правах и очутился у него на руках.

— Гляди, Алка, а глаза у Перса стали желтые, — оповестил Толи к.

— Ага, — откликнулась та уже из спальни. Переодеться с помощью одной руки — целая проблема, а экономка еще не пришла. Не Санчо Пан-су же звать, чтобы помог! С джемпером Алла справилась, потом натянула юбку и попыталась здоровой рукой застегнуть «молнию» — не получилось.

— Да ладно, что я, стыдливая старая дева, что ли! — сказала она себе и вышла в гостиную. — Толян, помоги-ка.

Она повернулась к нему боком, и проблема была решена.

— Персюха, засранец, почти всю ночь не давал нам уснуть. — Хозяйка почесала любимца за ушками. — Днем выспится, а ночью колобродит, требует, чтобы мы составили ему компанию. Мышку эту чертову искал. Куда ты ее дел?

— Тама она. — Верный оруженосец кивнул в сторону спальни.

— Завалилась куда-то, а Перс под кроватью скреб и пытался ее выцарапать. Я уж и шикала на него, и отшлепать обещала — ноль внимания.

— Че — побила? — ужаснулся Толик, что его любимец подвергся физическим наказаниям.

— Да ну! — рассмеялась Алла. — Никогда не обижала животных, и не собираюсь. Только грозилась и изображала сердитость. А Персюха таращит на меня глазенки и делает невинную рожицу. Хитрюга! — Она ласково потрепала котенка. — До сих пор удивляюсь на его окрас. Надо же как природа придумала — четкая граница между серо-голубой и белой шерсткой, а под ней даже кожа соответствующего цвета: под белой — розовая, а под серой — голубоватая.

— Дак породистый же! — с гордостью заявил верный оруженосец, ставший большим специалистом по персидским котам. — Бело-голубой биколор, в натуре.

— В натуре, — передразнила его Алла. — Опять звучит твое рэкетирское прошлое.

Толик сразу прикусил язык — когда начальница поминала былое, ему становилось не по себе, теперь-то он вращается в приличном обществе.

…Валентина Вениаминовна Бобкова обладала одним несомненным талантом — деловой хваткой. Уж если поставила цель, то остервенело рвалась к ней, расталкивая всех локтями.

Предыдущие мужья были представителями богемы, и это обогатило ее девизом: «Надо выделяться!» Следуя этому принципу, она приобрела имидж эксцентричной и экстравагантной дамы. Стервозность была ее врожденным качеством, и Валентина Вениаминовна не только не пыталась это скрыть, но и всячески акцентировала.

Стервы, как известно, весьма привлекательны для сильного пола, а потому мужским вниманием она не была обделена. Для собственного удовольствия развлекалась с кем хотела, а мужей и полезных любовников нещадно эксплуатировала. Как и все истерички, Валентина Вениаминовна была хамелеоном, и это качество позволяло ей всегда добиться своего — любым способом.

Общение с третьим супругом, бизнесменом Семеном Гордеевичем Бобковым, позволило ей творчески применить известный слоган: «Реклама — двигатель торговли».

— Все эти бездарные писаки стали знаменитыми только благодаря рекламе, — заявила она мужу. — Открой любую газету, любой журнал, включи телевизор везде одни и те же рожи. Уж так их превозносят! А меня от этого чтива в сон клонит.

— Само собой, — кивнул Семен Гордеевич, не отрываясь от газеты «Коммерсантъ». Наученный семейным опытом, он хорошо уяснил важную истину: с женой нужно всегда соглашаться и незамедлительно выдавать требуемую сумму.

— Сема, я начала не с того, с чего надо было начинать. В первую очередь мне нужна реклама.

— Разумеется, дорогая, — поддакнул супруг, не слушая благоверную и по этой причине не предполагая, во что это выльется.

Валентина Вениаминовна Бобкова решила, что большие гонорары на некоторое время отсрочатся, — потом наверстает и за все отыграется! — и сменила тактику.

Как-то раз ей на глаза попалась книга, выпущенная издательством «Кондор». Таковое в телефонном справочнике не значилось, следовательно, фирма маленькая, но теперь ее это не смущало. В выпускных сведениях был указан телефон, она позвонила и договорилась о встрече с генеральным директором.

Эдуард Леонидович всегда мечтал привлечь писателей, которые не перебегут к конкурентам. Он уже практиковал вариант, столь любимый издателями, когда заключается договор, по которому автор сотрудничает на исключительной основе, отдавая «Кондору» все Свои произведения, в том числе и будущие. Но на такие условия соглашаются лишь начинающие писатели, мечтающие как можно скорее увидеть собственную фамилию на обложке книги. Подкованный автор заключает договор лишь на конкретную книгу, а в отношении всех последующих — сам себе хозяин. Увы, на неизвестном авторе много не заработаешь, тут и кабальный договор не спасет.

Нечаев предполагал пойти и по другому пути — раскрутить перспективного автора, а на заработанные деньги переманивать знаменитостей у других издательств.

В общем, планы у него были наполеоновские, а вот с их реализацией дело обстояло гораздо хуже.

И тут в его кабинете появилась Валентина Вениаминовна Бобкова.

— В деньгах я не ограничена! — заявила она с порога. — Будете иметь со мной дело — озолотитесь!

Кому же не хочется «озолотиться»?! Быть может, убежденные бессребреники еще не вымерли окончательно, но Эдуард Леонидович к их числу не относился. Правда, его тщеславие превалировало над жаждой презренного металла, по крайней мере на данном этапе. Самое главное — попасть в десятку лучших издательств, а потом можно подумать и о личном банковском счете.

Госпожа Бобкова заранее проконсультировалась со знающими людьми и теперь произносила нужные слова и была весьма убедительна. Хождение по мукам, точнее по издательским коридорам, несколько поумерило ее пыл, и теперь начинающая писательница, хамелеон по своей сути, не только воздерживалась от хамских выпадов, но вела себя пристойно. Эдуарду Леонидовичу ив голову не пришло назвать ее чокнутой и эксцентричной, как раз наоборот, мадам Бобкова показалась ему здравомыслящей особой.

Она пообещала финансировать рекламную кампанию и изъявила готовность издать романы на собственные средства. По ее проекту задача издательства раскрутка в нужном направлении и реализация продукции. Общение со знающими людьми обогатило ее информацией, что именно книгопродажа — наипервейшее дело. Даже издавая замечательные книги, издательство не сможет их продать без хорошей сети реализации. Но, как и в любой другой области, сферы влияния уже поделены, новичкам приходится туго — конкуренция большая, крупные издательства давят. А потому госпожа Бобкова пообещала кредит, чтобы Нечаев набрал ушлых ребят для соответствующей работы с оптовиками и расширения сети реализации.

Ход мыслей начинающей писательницы, весьма правдоподобно играющей роль деловой дамы, лег на благодатную почву, совпав с планами Эдуарда Нечаева, и честолюбивый хозяин малоизвестного издательства «Кондор» решил рискнуть. Точнее, он почти ничем не рисковал — все расходы легли на плечи господина Бобкова.

Супруг охотно финансировал новое начинание, мотивировав: «Чем бы баба ни тешилась…» Чрезмерно активная, но не знавшая, куда приложить бьющую через край энергию, амбициозная и тщеславная Валентина Вениаминовна уже дважды довела благоверного до предынфарктного состояния, и тот справедливо решил, что если собственный душевный покой и остатки здоровья можно сохранить, отстегнув энную сумму, то это самая малая цена, заплатив которую он оградит свою психику от истерик супруги.

Прошло несколько дней. Виталий и Леонид привлекли команду сыщиков, все трудились в поте лица, а Алле дела пока не нашлось.

— Куда седня двинем? — спросил верный оруженосец, наигравшись с сэром Персивалем.

— Еще не придумала. Опять маюсь бездельем.

— Давай тя к Ларке свезу, — предложил он. Если любимая начальница говорит, что мается бездельем, значит, настроение у нее ни к черту, а Санчо Панса искренне страдал, когда она не в духе.

— Сейчас всего половина девятого, а моя подружка — типичная сова. Если встанет раньше девяти, потом весь день вареная. Пусть поспит. В нашем возрасте акклиматизация проходит медленно, Ларкин организм еще не адаптировался. Пару дней назад она была у своего врача, у нее опять плохая электрокардиограмма, так что ей показан только покой и свежий воздух в неограниченном количестве.

— Тада давай сгоняем на твою дачу. Тот раз те там понравилось.

— Далековато, Толян, — покачала она головой. — Сегодня не с руки. Мы обязательно туда поедем всей нашей командой. Мне и в самом деле было хорошо на даче. Сама себе удивилась, вроде никогда особой склонности к подмосковной природе не имела.

— Дак куда тада?

Преданный Санчо Панса был готов отвезти обожаемую начальницу хоть на край света, лишь бы та повеселела.

— Давай съездим в мой офис. Соскучилась. Даже и не знаю, на месте ли он.

— Дак куда он денется!

Толик расстроился, но не рискнул ее отговорить. Ладно бы просто навестила свою контору, это недолго. Команда у нее слаженная, работает самостоятельно, начальницу не тревожат, раз она нездорова. Но вся беда в том, что с другой стороны здания расположена фирма «Самаритянин», будь она неладна! А эти чертовы соседи, которых Алла называет «самаритянами», уже и так не раз втравливали ее в опасные ситуации. Как бы и на этот раз чего не вышло…

— Давай по магазинам покатаемся, — попробовал схитрить деликатных дел мастер. — Ты больно сильно похудала, глянь, юбка-то как болтается. Новую купим.

Алла перевела взгляд на свою макси-юбку, сунула ладонь под пояс, сжала пальцы в кулак и задумчиво произнесла:

— И в самом деле исхудала… С чего бы это? От спокойной жизни, наверное. От переживаний я жру в три горла, а сейчас нет поводов для нервотрепки.

— Тьфу, сглазишь! — сплюнул Толик.

…Верная соратница своего мужа Татьяна Нечаева засела за романы госпожи Бобковой, пыталась привести их в более-менее читабельный вид, периодически стеная, возмущаясь и делясь с супругом своим мнением:

— Эдик, бесполезно, ничего не выйдет. Слог чудовищный, диалоги натужные и абсолютно бессодержательные, постельные сцены откровенны до уровня порнографии, все невероятно затянуто, а главное — банально, заунывно и скучно. Едва сяду за работу — начинаю безудержно зевать. Никто не будет эту тягомотину читать, а следовательно, покупать.

— Танюша, ты же у меня профи, — уговаривал ее Эдуард. — Сокращай все, ужимай, сделай сюжет подинамичнее.

— Да не стоит овчинка выделки, — вздыхала супруга. — Если сокращать все, что режет глаз, там вообще ничего не останется.

— Так плохо?

— Ужасно!

— А сюжет?

— Да нет там никакого сюжета! Похождения сексуально озабоченной дебилки — вот и весь сюжет. Спит то с одним, то с другим, периодически ведет идиотские разговоры, демонстрируя поразительное невежество, но с претензиями на умничанье. Стиля никакого нет — Бобкова то подражает сентиментальным романам позапрошлого века, то ее героиня графиня Валентина переходит на вульгарный стеб. Кошмар! Авторесса скомпилировала оттуда, отсюда, получилась какая-то несъедобная белиберда. Зря ты согласился с ней сотрудничать, Эдик.

— Бобкова за все платит сама, — возражал супруг.

— Ну и что? Ты издашь ее романы, а они лягут на нашем складе. Толку-то!

— От нее немалая польза — благодаря ее деньгам мы создали приличный отдел реализации.

— Все равно книги этой графоманки никто не станет покупать. Нельзя недооценивать российского читателя — не все же такие дебилы, как эта Бобкова.

— Она занимается саморекламой, — упирался супруг. У него просто не было иного выхода — новая авторесса была его единственной надеждой.

— Ну, продашь ты первый тираж, а дальше? Читатели быстро разберутся, что к чему.

— Но хоть первый тираж реализую. Пусть немного, но заработаю.

Татьяна горестно вздыхала — она все сильнее жалела мужа. Кашляет от этой треклятой книжной пыли, в подвале даже в жару сыро и промозгло, а Эдику это вредно.

— Танюша, мы ничем не рискуем — своих денег ведь не вкладываем, убеждал ее супруг. — Даже если тираж ляжет — это не наши убытки. На кредит, который нам дали Бобковы, издадим то, что считаем нужным. Уже заметны позитивные сдвиги — заработала сеть реализации, ребята продают то, что скопилось на нашем складе. На периферии и лежалый товар берут. У нас теперь есть свои транспортные средства, на этой неделе отправили несколько фур с книгами в провинцию. Заплатят через три месяца, но и это неплохо, а так продукция пошла бы в «слив» за копейки. Потихоньку освободим весь склад, привлечем новых авторов, издадим хорошие книги и встанем на ноги.

— Ну, как знаешь, — уступила Татьяна. Спорить с Эдиком бесполезно. Когда речь идет о его любимом детище — издательстве «Кондор», — он готов на все.

Верный оруженосец свернул в арку и притормозил. У входа в офис «Примы» стоял незнакомый темный «ниссан». Из машины вышел высокий блондин и направился к ним.

— Привет, Серега! — обрадовалась Алла. — Какими судьбами в моих родных пенатах?

— Тебя жду.

— Неужели соскучился? Всего месяцев восемь не виделись.

Сокурсник был непривычно серьезен и не поддержал традиционную шутливую пикировку, столь любимую ими в студенческие годы.

— Я к тебе по делу, Алла.

— Ты стал телепатом?

Сергей удивленно вскинул брови, и она пояснила:

— Я не планировала сегодня посещение этого заведения. Но четверть часа назад у меня в голове что-то щелкнуло и неудержимо потянуло сюда. Надо полагать, это ты послал мне мысленный приказ?

— А ты работаешь в другом месте?

— Я пока вообще не работаю.

— Бросила бизнес?

— Это он меня бросил.

Сокурсник опять промолчал.

«Что это с Серегой? — мысленно подивилась она. — На него совсем не похоже. Отмалчивается вместо того, чтобы вступить в обмен приколами, экономит слова».

— Отвык ты. Серенький, от моей дурашливой манеры общения… Взрослеешь, что ли? Да и вообще загадочный, как Чайльд Гарольд.

— Дела, заботы… — уклонился он от ответа.

— Решил попробовать себя в бизнесе?

— Нет.

Алла уже не удивлялась его лаконичным ответам — было видно, что ему не до острот. Она затеяла привычный легкий треп, чтобы хоть как-то растормошить Сергея, но он не пожелал продолжать в том же тоне.

— Что это мы развлекаемся светской беседой на улице? Раз ты приехал по делу, проведем переговоры на должном уровне и в соответствующей обстановке.

Она первой направилась ко входу в офис «Примы», сокурсник за ней. Охранник заблаговременно распахнул дверь и радостно приветствовал ее:

— Здравствуйте, Алла Дмитриевна! С выздоровлением вас!

— Спасибо, Дима, — сдержанно ответила она. Очевидно, весть о появлении любимой начальницы уже облетела весь коллектив, и сотрудники почти в полном составе высыпали в коридор.

Отвечая на их радостные улыбки и на ходу здороваясь, Алла мысленно усмехнулась: «Оказывается, нужно было на пять месяцев выпасть из обоймы, чтобы узнать, как я дорога своим подчиненным».

— Ты болела? — спросил Сергей, когда они вошли в ее кабинет.

— Было дело.

— Что-то серьезное?

— Бандитская пуля, как говаривал герой фильма «Старики-разбойники».

Очевидно, сокурсник решил, что она пошутила, хотя Алла сказала чистую правду.

— Поухаживай за бывшей дамой сердца. Еще недавно стояла несусветная жара, а сейчас зарядили дожди. Вот и пришлось опять обрядиться в плащ.

Она повернулась к сокурснику спиной, ожидая его помощи. Сергей дождался, пока Алла расстегнет пуговицы, и потянул плащ за плечики. Из правого рукава она выскользнула, а вот с левым было посложнее, и ей пришлось самой стянуть рукав. И только тогда гость заметил, что ее левая рука неподвижно висит вдоль тела, а из-под манжета джемпера виднеется край марлевой повязки.

— Что у тебя с рукой?

— Я же сказала: бандитская пуля.

— Не понял?..

— Ну что тут непонятного? Меня подстрелили.

— Тебя-а?

— Меня-а! — Она в точности воспроизвела его интонации, — Кто?

Сергей, все еще не веря, изумленно смотрел на нее. Алла была любимицей всего курса — умна, остра на язык, верный друг, к тому же красива, а потому пользовалась заслуженным вниманием сильного пола. Такую женщину «подстрелить»? Немыслимо. Пусть сейчас время криминальное, но все же огнестрельным оружием балуются мужчины. Неужели они используют его против красивых женщин? Да и верная боевая подруга всегда умела за себя постоять.

— Серега, у тебя что-то с интеллектом, — подколола Алла. — Как сказала бы мой любимый психиатр, ты загружен своими переживаниями. Не врубаешься, мой дорогой. Раз пуля бандитская, то отсюда закономерно вытекает, что меня подстрелили бандиты.

— А какие у тебя могут быть дела с бандитами?

— У меня с ними дел быть не может, — усмехнулась верная боевая подруга. — Но у них имелись ко мне претензии.

— И за это в тебя Стреляли?

— Именно.

— Киллер?

— Примерно так, но во множественном числе. Их было пятеро;

— Пятеро против одной женщины? — Сергей все еще не верил, тем более Алла говорила в своей привычной манере, как о чем-то несерьезном.

— Многовато, по-твоему?

— На мой взгляд, даже один — и то чересчур.

— Ну, одного бандита я бы запросто одолела. И с четверыми, бывало, справлялась. А вот пять, как оказалось, уже перебор. Опыт — источник нашей мудрости, — одарила она его перефразировкой. — А наша глупость — источник нашего опыта. В следующий раз буду умнее — как увижу, что меня догоняет тачка, битком набитая головорезами, оповещу их, что пятый лишний.

— Ты, как всегда, шутишь?

— Да почти нет, — усмехнулась Алла и опять решила блеснуть эрудицией:

— Опыт — это совокупность наших ошибок.

— Тебе не хочется об этом вспоминать?

- ^ В общем-то ничего особенно тягостного в той ситуации нет. За исключением того, что на данный момент я однорукая. Но можно было бы этого избежать. Правда, эти подонки намеревались изрешетить мое красивое тело, но, как выяснилось, не на ту напали.[22] Поспешили господа бандиты, а потому попали впросак и теперь всей бандой дружно отправились топтать зону. Обычно я сама наказываю мерзавцев — есть у меня любимая игра под названием «гусарская рулетка», но в тот момент я валялась в реанимации, а Слава Миронов, мой защитник, дабы у меня в будущем не возникло намерения поквитаться испытанным способом, использовал все рычаги и быстренько отправил их в места не столь отдаленные,[23] в надежде, что я не поеду туда с предложением каждому зэку сыграть в мою любимую игру.

— А за что тебя хотели убить?

— За то, что слишком много знала. Намеренно подставилась, но недооценила противников — сочла их банальной компашкой алконавтов, хотя меня предупреждали, что они вооружены. Но я, с присущей мне самоуверенностью, решила, что они своими пушками лишь пивные бутылки открывают. Оказалось — не только. Ошибаясь, приобретаешь не опыт, а шишки. Или ранения, как я. Если бы я не была везунчиком по жизни, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Когда тебя ранили?

— Пять месяцев назад, в канун Нового года. Два месяца провалялась в больнице, зато теперь на свободе. И как видишь, опять почти на коне. Правда, одной рукой затвор не передернешь, так что поиграть с оружием мне пока не светит, но, как говорится, еще не вечер.

— Извини, Алла, я не знал…

— Да ладно, — отмахнулась верная боевая подруга, — Не сомневаюсь, что ты непременно продемонстрировал бы заботу и внимание. Не печалься, что не удалось проявить сострадание. Меня в больнице столько народу навещало, что всем места в палате не хватало, в коридоре очередь стояла из желающих пообщаться, а принесенными ими витаминами и калориями я обеспечивала все отделение. Еще больше вширь раздалась от немереной заботы друзей. Оказалось, их хорошее отношение имеет и оборотную сторону — пришлось кардинально сменить гардероб и успокоить себя любимой присказкой; лучше быть толстой и душенной, чем тощей и злющей. Правда, теперь я слегка похудела, так что прежние туалеты не пропадут.

— А как твоя рука?

— Да пока никак. Не желает слушаться. Правда, меня все успокаивают, что это временное явление, мол, со временем двигательные функции восстановятся, но что-то верится с трудом. Олег, мой лечащий врач и любимый мужчина, блюдет меня, велит соблюдать щадящий режим, а я категорически уклоняюсь. Потому, на его взгляд, процесс выздоровления затянулся.

— Почему же ты не соблюдаешь предписанный тебе режим?

— Тебе ли не знать мой бедовый характер, Серега! На редкость вредный, надо признать, характер. Вот и довыпендривалась. Уже конец мая, скоро все красивые женщины облачатся в легкие наряды без рукавов, а я утратила львиную долю своей привлекательности. Придется носить платья с длинным рукавом, и стану я похожа на старую деву, — притворно пригорюнилась она.

— Ты в любой одежде красавица, — с искренним убеждением произнес Сергей.

— Спасибо за лесть, дорогой.

— Это вовсе не лесть.

— Да знаю я, знаю! С самооценкой у меня все в порядке. Как говорит наш психиатр, она у меня адекватная. Но если бы ты видел мою несчастную руку… Почему-то мне кажется, что физическое уродство не прибавляет красоты. Как говорил классик, в человеке все должно быть прекрасно. В том числе и левая рука. А моя конечность, увы, уже недостойна такого эпитета.

Сокурсник растерянно молчал. Вроде бы Алла, как всегда, дурачится, но даже такая красивая и уверенная в себе женщина вряд ли в восторге из-за того, что стала калекой. Он боялся спросить о прогнозе на будущее — а вдруг она и в самом деле не сможет владеть рукой?.. Произносить банальные слова утешения ему не хотелось. Да верная боевая подруга и не нуждается в успокоительных речах.

Та интуитивно поняла его затруднения и облегчила ему жизнь:

— Не морщи мозг, Серж. Не собираюсь грузить тебя своими проблемами. К тому же я стопудово уверена, что будущее не так страшно, как его малюют. В прекрасном будущем я собираюсь провести всю оставшуюся жизнь и потому закладываю основы в настоящем. — Алла еще раз ввернула перифраз для усиления впечатления:

— Реальность и в самом деле пессимистична, зато моя вера оптимистична. Упорно разрабатываю мышцы, видишь, не расстаюсь с ручным эспандером, и временный неуспех меня не смущает. Будущее нужно не предвидеть, а творить. Не бывало такого, чтобы я не достигла поставленной цели. Мышечная сила дело наживное. А чем отдаленнее светлое будущее, тем оно желаннее. Кости потихоньку срастаются, а мясо нарастет.

— Ранение было тяжелым?

— Олег говорит, что да. Бандитская пуля оказалась какой-то особенной не дум-дум, но что-то в этом роде. Кость и мышцы разворотило напрочь. Можно сказать, моя рука висела на волоске — не только образно, но и почти буквально. Мой хирург и любимый мужчина, как высококлассная белошвейка, четыре часа аккуратно сшивал каждый мышечный пучок, чтобы сохранить хотя бы остатки в надежде когда-нибудь вернуть мне былую красоту. Пока вся проблема в том, что эта чертова костная мозоль почему-то не желает приобретать нужную степень прочности, потому до сих пор рука от плеча до запястья в плотной гелевой повязке. Когда ее; снимут, станет больше простора для движении и, соответственно, тренировок и массажа.

— А почему кость так долго не срастается?

— Кто ее знает? — беспечно пожала плечами Алла. — Из вредности, наверное. Желает продемонстрировать, что не все от меня зависит. Правда, Олег иного мнения и пеняет мне, что я манкировала его рекомендациями, не пила гранатовый сок, выбрасывала в унитаз железные таблетки, кальций, мумие и прочую гадость. Надо сказать, мой любимый мужчина, будучи хирургом от Бога, оказался никудышным психологом и избрал неверную тактику: нужно было не назначать мне эти лекарства, а, наоборот, сказать, что они мне категорически противопоказаны. Тогда бы из присущего мне с детства стремления все делать наоборот я непременно стала бы потреблять все запрещенное в мегаколичествах. Инфантильный негативизм, по словам уважаемого мной психиатра. Правда, теперь я стала лопать ненавистные таблетки, так что процесс пошел, как говаривал один говорун-политик. А что это я все о своем, о девичьем?.. — спохватилась она. — Ты же говорил, что у тебя ко мне дело.

— Пожалуй, не стоит об этом, — покачал головой сокурсник, уже пожалев, что пришел. — У тебя и так проблем хватает.

— Нет уж, не надейся, не отвертишься. Выкладывай.

— Нет, Алла, — твердо произнес Сергей. — Не буду обременять тебя своими заботами. Да и дело у меня пустяковое.

— Не ври, Сержик. Мне ли тебя не знать? Невооруженным глазом видно, что тебя что-то сильно гнетет. По ерундовому поводу ты мог бы просто позвонить. Кстати, а почему ты ждал меня возле офиса? Я ведь давно уже не навещала свою контору. Стоит мне тут появиться, как доброхоты тут же доносят Олегу, что я опять нарушила режим, а любимый мужчина устраивает разбор полетов.

— Ты мне дала свою визитку на свадьбе Светланы, помнишь? Я ее куда-то задевал. Название и адрес фирмы запомнил, — тут рядом редакция еженедельника, где я раньше работал, — а телефон забыл. Заезжал сегодня к коллегам, заодно решил и тебя навестить.

— И опять врешь, Серега, — развеяла Алла его надежду схитрить. — По крайней мере, в отношении того, что забежал просто потрепаться за жизнь. Если б ты всего лишь завернул по пути, то, узнав у охранников, что меня нет и не предвидится, двинул бы дальше. А ты меня ждал. Сие означает, что у тебя и правда важное дело, которое ты желал со мной обсудить. Насколько я знаю, журналистская братия раньше десяти, а то и двенадцати на рабочем месте не появляется, а сейчас всего четверть десятого. Я имею счастье лицезреть тебя уже полчаса, следовательно, ты приехал к моей конторе до девяти утра и караулил во дворе, желая отловить меня еще до начала трудового дня. Как тебе мое дедуктивное мышление, а? — похвасталась она. Чуешь, как выросла над собой' Так что, будучи приперт к стенке, колись, дорогой. Ведь все равно не отстану.

Сергей посмотрел на нее с сомнением и еще раз пожалел, что с самого начала оповестил ее о том, что приехал по делу. Да и вообще — нужно было сначала созвониться с кем-то из сокурсников, тогда не попал бы впросак, оказавшись в неведении о тяжелом ранении Аллы.

— Колись, колись, — подбодрила его верная боевая подруга.

Некоторое время он колебался, но она смотрела на него внимательно, уже без прежней усмешки, и Сергей понял — все равно заставит все выложить — и решил не тянуть время понапрасну.

— Рита погибла.

— Как именно?

Как всегда в аналогичных ситуациях, Алла отбросила ерническую маску и стала собранной и серьезной. Вопросы — лишь по делу.

— Ее нашли три дня назад, двадцать пятого мая. Утонула.

— Рановато еще плавать.

— Рита была в одежде.

— Может, ей помогли утонуть?

— Следователь тоже склоняется к такому мнению.

— Тебя подозревают?

— Да.

— Какие для этого основания?

— В общем-то никаких, но ты же знаешь, что в первую очередь подозрение падает на супруга или кого-то из ближайшего окружения.

— Твою жену нашли три дня назад, следовательно, это время ее не было дома. Ты подал в ментовку заявление, что она пропала?

— Нет.

— Почему?

— Дело в том, что последние полгода я подолгу отсутствовал и мало знал о ее жизни.

— Ты сказал об этом следователю?

— Да.

— Потому тебя и трясут.

— Но не мог же я солгать, будто у нас все было замечательно!

— Когда именно она пропала?

— Точно не знаю.

Верная боевая подруга посмотрела на него испытующе, раздумывая, спросить ли. Она видела, что Сергею не по себе. Стоит ли еще больше нагнетать напряжение?.. И решила, что ей нужно знать все. Не важно, имеет ли он отношение к гибели жены. Той уже не поможешь, а Сергей в беде. В любом случае нервы на допросах ему потреплют изрядно. Ей уже не раз доводилось проходить свидетелем по делу об убийстве, и Алла знала, что это не прибавляет оптимизма. Побывав в этой роли, она бы и себе не пожелала повторения, а уж друзьям и подавно.

— Серж, надеюсь, ты поймешь меня правильно. Ваша с Ритой семейная жизнь после ее гибели перестала быть твоим личным делом. Менты основательно перетрясут твою постель и до всего докопаются. Мне по барабану, с кем ты спишь, но ведь ты пришел не для того, чтобы поплакаться в жилетку. Тебе, как я понимаю, нужна конструктивная помощь, а не мое сочувствие.

— Да, это так, — признал Сергей.

— У меня ощущение — что-то тебя гнетет, но тебе не хочется об этом говорить.

— Ты права.

Сергей Мартов считался одним из самых привлекательных студентов курса. И не потому, что был писаным красавцем. Внешность у него приятная, но дело не в этом.

Капитан институтской команды КВН, бард и поэт, Сергей Мартов обладал врожденным артистизмом и особым шармом. Стоило ему взять в руки гитару, задумчиво глядя в никуда и тихо перебирая струны, как девичьи сердца замирали. А уж от его глубокого баритона сердца прекрасного пола совсем таяли. Его репертуар был обширен, от шуточных популярных песенок до философских баллад. Коронный номер Сергея — романсы, и знаменитые, и малоизвестные, и собственного сочинения. Романсы он пел с таким чувством, что девушки рыдали.

Понятное дело, в него влюблялась почти каждая, кому довелось оказаться в роли слушательницы. А поскольку Сергей был постоянным участником всех концертов в институтском клубе и пел даже перед выступлением знаменитостей, то его знали студентки со всех курсов, да и не только в их вузе — он выступал и на других площадках. У него были сотни, а может быть, и тысячи фанаток.

Романов и романчиков у Сергея завязывалось немало, но он принадлежал к тем немногим мужчинам, которые умеют расставаться красиво. А если девушке не довелось стать его мимолетной возлюбленной, Серж не унижает ее пренебрежением.

Разумеется, самый привлекательный студент и самая красивая студентка не могли оставить друг друга без внимания.

В те времена Алла Королева декларировала:

— Чтобы мужика понять, нужно с ним переспать. В постели с него слетают павлиньи перья, и на поверку он может оказаться общипанным петухом.

Слова с делом у нее обычно не расходились, и она методом естественного отбора отсеивала мужской утиль, оставив лишь достойных. Все они до сих пор остались ее друзьями.

Сергей Мартов не разочаровал ее — его сценический имидж романтического героя совпадал с личностными качествами. Алла это оценила, но скорее абстрактно.

— Ты хороший мужик, Серега, но не герой моего романа, — без обиняков заявила она месяца через три. — Да и я не героиня твоего романа. Общаясь с такой оторвой, как я, ты, чего доброго, заразишься цинизмом и пофигизмом. Ты человек без второго дна, и хотя мы с тобой совершенно разные, твой типаж мне импонирует. Но не хочу тебя портить. Оставайся таким, какой есть, а я буду считать, что тем самым проявила широту души по отношению к остальным представительницам моего пола и оказала неоценимую услугу человечеству, позволив тебе сохраниться в первозданном виде.

Сергей не видел препятствий для продолжения их романа и, будучи, ко всему прочему, умным и проницательным человеком, понимал, что Алла всего лишь дурачится.

Но, как говорится, насильно мил не будешь. Дабы не устраивать надрывного расставания, Алла вскоре завела интрижку со старшекурсником Мишей Лепилиным, а Сергей написал цикл грустных романсов, имевших грандиозный успех у слушательниц.

— Вот видишь, тебе на пользу, что мы разбежались, — заявила циничная экс-любовница. — Имею полное право считать себя твоей музой.

Сергей собственноручно отпечатал новые стихи на портативной пишущей машинке, скрепил листы — получилось нечто вроде альбома — и вывел на обложке: «Посвящается А. К.».

— Анне Керн? — не преминула съязвить Алла Королева. — Не слишком ли самонадеянно, господин поэт?

— Ты же понимаешь, что эти стихи о тебе… — попробовал он направить ее мысли в другое русло. Но ей все было нипочем.

— Намек поняла — приду без трусов, — отпустила она одну из привычных хохмочек.

Умница Сергей пропускал ее ерничанье мимо ушей и сохранил о тех временах светлые воспоминания.

Верная боевая подруга до сих пор называла его «последним романтиком» и тоже вспоминала с теплотой.

…Пока Татьяна Нечаева по просьбе мужа билась над романами госпожи Бобковой, сама непризнанная писательница энергично принялась за дело. Для начала Валентина Вениаминовна обратилась в известную рекламную фирму, специализирующуюся на пиаре политиков. Тут никто ей не указал на дверь мол, это не по их профилю, — до следующих выборов еще два года, а кушать хочется каждый день.

Мадам Бобкова подтвердила свою Платежеспособность, выдав в качестве аванса кругленькую сумму наличными и заверив, что расходы значения не имеют, лишь бы все сделали по высшему классу.

— У звезды должна быть изюминка, — просвещала она главу рекламной фирмы Владимира Максимовича Леснянского.

Опытный пиарщик «сделал» не один десяток «народных избранников», но хорошо уяснил, что клиент всегда прав, потому что платит, и внимал заказчице так, будто та говорит нечто новое для него.

— Всем знаменитостям придумывают новую биографию и кликуху. — Общение с людьми разного социального статуса насытило ее речь и литературными оборотами, и стебными словечками. Сама Валентина Вениаминовна считала это очень стильным, а интеллигентные собеседники невольно морщились от сей словесной окрошки, что ничуть ее не смущало — поговорить она любила, а уж о собственной персоне и подавно могла витийствовать часами. — Мне есть что рассказать, и я хочу, чтобы обо мне стало известно всем и каждому.

— Вы правы, Валентина Вениаминовна, — с готовностью поддакнул Владимир Максимович.

Терпения и выдержки ему не занимать, и все же он дивился про себя — с чего бы у этой дамочки столько самомнения? Ведь на лбу аршинными буквами написано, что дура дурой. Нахваталась где-то фраз, которые в ее устах кажутся чужеродными, или сыплет банальностями, но с таким видом, будто изрекает умнейшие вещи. К тому же страшна как черт, тощая, плоская. То ли у нее больные почки, то ли пьет без меры — под глазами мешки, веки припухшие, лицо одутловатое, кожа с нездоровым сероватым оттенком. Глазки у заказчицы маленькие от природы, а из-за отечности так и вовсе превратились в щелочки. Да и выражение лица злющее. Правда, у нее есть несомненное, с его точки зрения, достоинство — солидный банковский счет, — а потому, если понадобится, опытный рекламщик был готов преподать ее будущим почитателям писаной красавицей и роковой женщиной, не хуже героини ее романов. Лишь бы платила, а уж имиджмейкеры слепят то, что надо, — портретик на компьютере подретушируют, уберут и отеки, и морщины, — получится конфетка. Разумеется, портрет, а не сама заказчица — ее даже бригада пластических хирургов вряд ли сделает симпатичной.

— Не важно, какова звезда в реальной жизни, важно, какой ее подадут. А уж мы подадим вас в наилучшем виде. — Решив, что слишком много лести не бывает и эта напыщенная тощая курица съест даже грубую лесть, Леснянский добавил с уверенным видом:

— У меня безошибочный нюх на звездность — вы и в самом деле звезда. Вас ждет ошеломляющий успех. Как он и предполагал, самоуверенная авторесса проглотила и не подавилась.

— Да, я знаю, — кивнула она с царственным видом, а собеседник не сдержал смешок, но ему удалось сделать вид, будто он всего лишь поперхнулся дымом.

— К моменту выхода ваших романов каждый россиянин будет знать ваше имя, — заверил опытный рекламщик.

Глядя на собеседника, Алла снова припомнила их роман. Немного кольнуло в сердце — какими они были тогда наивными и искренними… И даже она, несмотря на привычную маску бесшабашной бой-бабы.

Шестнадцать лет назад Алла была влюблена в Сергея так, что сама этого испугалась.

В то время ее душевная рана, нанесенная бывшим женихом, еще кровоточила, и ей не хотелось еще раз испытать унижение. Тот всего лишь переспал с ее одноклассницей, известной потаскушкой Наткой Пантелеевой,[24] но в юности такие удары по самолюбию весьма болезненны. Бессознательно ожидая от мужчин предательства, она не хотела ни к кому привязываться. А к Сергею — Алла это интуитивно чувствовала — она бы прикипела всей душой. И страшилась этого.

Да и были у нее основания задуматься, к чему приведет их роман. Его слава пожирателя женских сердец была сопоставимой с ее славой «Казановы в юбке». Она-то бросала своих любовников сознательно, как только очередной ей надоедал или отношения становились слишком близкими, а Сергей по своей природе влюбчив и непостоянен. Кому ж понравится стать очередной строчкой в списке брошенных возлюбленных? Самоуверенной Алле и подавно этого не хотелось.

Выбрав определенный имидж, верная боевая подруга строго придерживалась принятого стиля поведения. Она, Алла Королева, женщина-вамп, мужчины — для нее, но не она — для них! Больше она никогда не позволит себе страдать из-за того, что ей предпочли другую.

Спору нет, Сергей очень привлекателен, даже сейчас, когда волосы уже тронуты ранней сединой, а в глазах — печаль и усталость.

«Последний романтик… — подумала Алла с неожиданной грустью и тут же одернула себя:

— Черт, кажется, я становлюсь сентиментальной!»

Можно сто раз себя одернуть и посмеяться над собой, можно что-то решить рационально, но женщина не была бы женщиной, если бы ее эмоции не довлели над рассудком. Хотя бы изредка. И даже умные женщины, и даже те, кому говорят: «Ты настоящий мужик!» — не исключение.

Да и стоит ли постоянно держать себя в узде?

«А ведь Серега мне очень нравится, — не стала лгать самой себе Алла. И если бы он не пришел ко мне в печали, то вполне можно было бы попробовать реанимировать наш роман… — Но тут она еще строже одернула себя:

— Что это ты размечталась? У человека проблемы, а ты уже готова затащить его в койку!»

И все же Алла решила, что окончательная точка в их отношениях еще не поставлена. Разберется с делами Сергея, поможет ему снять тяжелую ношу с плеч, а там будет видно.

«Может, и сама к тому времени поостыну», — успокоила себя не лишенная некоторого идеализма верная боевая подруга.

Почему бы женщине не потешить себя иллюзиями?..

Какие наши годы!

…Биография мадам Бобковой и в самом деле оказалась богатой на пикантные события, и поднаторевший в своем деле пиарщик Владимир Леснянский решил, что, по крайней мере, в этом аспекте в его руках благодатный материал. Да и сама работа его заинтересовала — создавать звезд отечественной беллетристики ему еще не приходилось, а клонировать «народных избранников», ломая голову, как из бывшего партап-паратчика сделать отчаянного демократа и придумать ему особенную предвыборную программу, уже надоело.

Вдохновленные щедрым вознаграждением, высокооплачиваемые имиджмейкеры занялись мифотворчеством, скрыв одни факты, акцентировав и приукрасив другие, придумав новые. Дочь скромных служащих с незаконченным педагогическим образованием, с детства не отличавшаяся ни красотой, ни способностями, согласно теперешней моде, стала наследницей старинного дворянского рода. Придумали даже генеалогическое древо — кто полезет в него разбираться?!

— Вам, Валентина Вениаминовна, придется все выучить, — наставлял ее Владимир Максимович. — Упаси боже ошибиться в деталях или в датах.

Начинающая писательница прониклась новой биографией, уверовав, что именно так и складывался ее жизненный путь, и напрочь забыла многие эпизоды своего бурного прошлого.

По собственной инициативе она оснастила свой будущий имидж подходящим, на ее взгляд, антуражем, дав объявление в газеты, что готова приобрести старинные драгоценности по хорошей цене, и вскоре ее пальцы оказались щедро унизаны перстнями с большущими камнями — мадам Бобкова решила, что крупный камень сразу бросается в глаза и сам говорит за себя. Старушки, приносившие ей на продажу украшения, обогатили интеллект покупательницы рассказами о каждом изделии, а та заменила никому не известные имена прежних владельцев на более звучные, из числа тех, что на слуху у любого человека, хоть немного знакомого с историей. Небрежно вертя на пальцах перстни, Валентина Вениаминовна к месту и не к месту роняла: мол, этот напоминает ей о любимой бабушке, урожденной графине Шереметевой, а вот этот — о прабабушке, княгине Волконской.

Владимир Леснянский молча терпел этот бред, а вечером, приняв для поправки психического здоровья пару порций виски, жаловался супруге:

— Я скоро ошизею от этой идиотки. Ей же русским языком было ведено вызубрить свою биографию. Мои ребята специально раскопали старинный, но малоизвестный дворянский род, чтобы ушлые журналюги и энтузиасты из Дворянского собрания ее не подловили. А у нее не хватает мозгов даже на то, чтобы заучить легенду! Эта общипанная курица ни с того ни с сего приплетает то одну аристократическую фамилию, то другую.

— Да не обращай на это внимания, Вовчик, — пыталась успокоить его любящая подруга жизни. — Ну дура — и что с того? Мало ли дураков ты сделал видными людьми? Многие твои подопечные теперь не сходят с голубых экранов, их имена без конца упоминают в прессе, и сами они что-то вещают, будто умные. Научились же! И эта курица научится.

С его подачи все теперь называли Валентину Вениаминовну «общипанной курицей» или просто «курицей». В ее лице и в самом деле было что-то птичье. Правда, она походила не столько на курицу, сколько на старую, облезлую ворону, но прозвище к ней прилипло.

— Бобкова, по-моему, безнадежна, — страдальчески морщился пиарщик. Те, что стали депутатами, по крайней мере, имели кое-какой опыт, а главное, очень хотели прорваться к кормушке, потому слушались, когда им лепили имидж. Но эта!.. Не поверишь — она убеждена в собственной гениальности! Дочь уборщицы и пьяного слесаря возомнила себя потомственной дворянкой…

— Ты же говорил, что ее родители служащие, — резонно возражала жена.

— Да какая разница!

Пожаловавшись своей половине и подкрепив себя еще парой порций виски, Владимир Максимович обретал силы для дальнейшей работы с заказчицей. А уж получив от нее очередную увесистую пачку долларов, так и вовсе испытывал прилив вдохновения.

— Видимо, у тебя есть баба.

Сергею не хотелось признаваться, да делать нечего.

— Да, — развеял Аллины надежды потенциальный кандидат на место в ее постели.

Она тут же спустилась на землю, с мысленным смешком констатировав: «Эх, опять пролетела мимо своего интереса. Старею, что ли? Форму теряю?..»

— Могу предположить, что ты жил у нее, а Рита дома, потому тебе неизвестно о ее времяпрепровождении.

Сокурсник молча кивнул.

— Как давно ты покинул семейный очаг?

— Полгода назад.

— А в каком качестве пребывает сейчас твоя дама сердца?

— Не понял?

— Сделал ли ты ей предложение, оставил ли все как есть, или вы разбежались?

— Мы поссорились.

— Почему?

Сергей замялся — ему не хотелось об этом говорить.

— Видимо, она вознамерилась стать мадам Мартовой номер два? — пришла ему на помощь верная боевая подруга.

Он опять не сразу понял, что она имеет в виду, и Алла уточнила:

— Намекала, что тебе нужно развестись с женой и жениться на ней?

— Да, — признался он.

— Вот и мотив.

Сергей даже вздрогнул от неожиданности:

— Что ты имеешь в виду?

— Именно то, о чем ты сейчас подумал. Вполне возможно, твоя любовница позвонила Рите или встретилась с ней и оповестила ее о вашем романе. К примеру, озвучила крылатую фразу экс-министра финансов: «Делиться надо», мол, попользовалась мужем и будет, уступи другому, поделись счастьем.

— Мне кажется, подобное не в ее характере…

— Плохо ты знаешь бабскую природу, Серж, — усмехнулась верная боевая подруга. — Порой даже очень деликатная дамочка неожиданно для всех и даже для самой себя становится отъявленной стервой, когда касаемо мужеску полу.

— Вряд ли… — с сомнением покачал он головой.

— Кстати, как ее зовут? А то мы говорим как-то безлико.

— Алиса.

— Тут вырисовывается два варианта. Первый: твоя любовница пришла к Рите и все ей выложила, полагая, что жена является камнем преткновения и мешает ей заполучить тебя в качестве законного мужа. А Рита восприняла это крайне болезненно и наложила на себя руки. Вариант второй: Алиса устранила соперницу не вербально, а физически.

— О чем ты? — растерялся Сергей.

— К примеру, твоя любовница под каким-то предлогом познакомилась с Ритой, не посвятив ее в ваши отношения, а потом помогла ей покинуть сей мир.

— Почему у тебя возникло столь чудовищное предположение?

— Да ничего чудовищного в нем нет, Серега. Просто одна из версий. Вполне возможно, ошибочная. Но следователь, узнав о наличии у тебя любовницы, — а он обязательно об этом узнает, — непременно озаботится вопросом, а не она ли поучаствовала в гибели твоей супруги.

— Но при чем здесь Алиса?

— Ты защищаешь любовницу из присущего тебе благородства или очень к ней неравнодушен?

— К ней у меня уже все перегорело. Был кратковременный взрыв чувств, но Алиса не соответствует тому образу, который я создал в воображении.

— Хищница?

— Ну, я бы не стал использовать столь сильных определений…

— Охарактеризуй ее сам.

— Мне это сложно.

— Так и остался романтиком в отношении прекрасного пола? До сих пор идеализируешь нашу сестру?

Сергей неопределенно пожал плечами. Ее подколки напомнили ему времена их постромана. Вспоминать это ему не хотелось. Алла интуитивно все поняла и сменила тон на деловой:

— Давай попробую я, если ты затрудняешься. Ты представлял ее своей музой, а она оказалась обычной бабой?

— Примерно так.

— Где ты сейчас живешь?

— Снимаю квартиру.

— По какому поводу вы с Алисой поссорились?

— Алиса подняла тему моего развода с Ритой.

— Мотив налицо, Серега.

…В придачу к дворянской наследственности было решено сделать Валентину Вениаминовну носительницей необычных способностей, почти медиумом — опять же в духе новых веяний. Для придания большей достоверности ее «сверхъестественному дару» Леснянский пригласил двух дам, именующих себя специалистками в области белой магии. Одна из них, назвавшаяся Магдой, явно была сумасшедшей, искренне убежденной в своем даре.

— По ней психушка плачет, — поморщился глава рекламной фирмы, когда его правая рука, Геннадий Соколов, привел Магду в офис их фирмы.

— Так ведь и нашу клиентку нормальной не назовешь, — пожал плечами молодой человек. — На этом тоже можно сыграть. Пусть наша общипанная курица наберется повадок у чокнутой Магды. Если научится вести себя, будто она не от мира сего, это пойдет на пользу имиджу. Гении частенько с придурью, вот и наша заказчица пусть будет чудачкой.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Владимир Максимович. — Чем чуднее тем лучше. Если она на людях начнет заговариваться и поминать несуществующих предков, не вписывающихся в придуманную нами легенду, ей все простят.

Вторая дама, именующая себя ясновидящей, целительницей от всех ныне существующих болезней и умелицей по части избавления от всевозможных проблем, в первую очередь любовных неудач, измен, половой слабости и прочих неприятностей, на поверку оказалась доморощенной актрисой, как и большинство подвизающихся в этой области. В офис рекламной фирмы «ясновидящая», практиковавшая под псевдонимом Элеонора, пришла в образе цивильной дамы, но, решив показать товар лицом, мгновенно преобразилась и заговорила замогильным голосом.

— Мадам, не трудитесь, — скривился Леснянский. — Вы ошиблись объектом. Мне ваши услуги вовсе не требуются. Сейчас придет заказчица, ее и обрабатывайте. Ваша задача — научить нашу подопечную всем приемчикам, отработать такой же «потусторонний» голос и весь прочий арсенал.

Элеонора кивнула, достала из сумочки сигареты и заговорила уже деловым тоном:

— Она тоже хочет стать целительницей?

— Упаси боже! — замахал руками пиарщик.

— Тогда зачем ей знать нашу кухню?

— Писательница, — лаконично ответил тот. Собеседница оказалась сообразительной и сразу уловила задачу:

— Имидж?

— Да, — кивнул Владимир Максимович.

— Сделаем, — заверила «ясновидящая».

— Не удивляйтесь, если Валентину Вениаминовну поведет не туда. Решив, что, пожалуй, сказал лишнее, Леснянский пояснил:

— Она очень восприимчива.

Собеседница многозначительно хмыкнула, и рекламщик понял, что с этой прожженной особой нет смысла скрытничать. Взяв заранее приготовленный конверт, он добавил еще несколько зеленых купюр и, подмигнув, произнес:

— Только, чур, никому ни слова.

— Конфиденциальность гарантируется, — усмехнулась Элеонора.

— Ты где сейчас подвизаешься, Серж? — Алла решила сменить тему, видя, что разговор тягостен собеседнику.

— Все там же.

— Меня всегда удивляло, что ты стал журналистом.

— Мне интересны люди. Судьбы, психология.

— Но ведь ты очень добрый и искренний человек.

— Разве это мешает моей профессии?

— Наверное, у меня предвзятое отношение к твоим коллегам. Судя по тем, с кем я знакома лично, журналист непременно должен быть хватким, циничным и даже в определенной мере беспардонным, всюду лезть, совать свой нос куда не просят и куда нельзя. Я полагала, что у вашего брата нет ничего святого и ради сенсации вы готовы мать родную продать. А уж вывернуть чужое белье наизнанку, лишь бы состряпать броскую статью, и подавно.

— Ты ошибаешься. Журналисты все разные, впрочем, как и представители любой другой профессии. Все зависит от самого человека. Сознаю, что сказал банальность, но это так и есть.

— Тебе виднее, Серж. Правда, с твоего позволения, я все же сделаю скидку на то, что ты до сих пор склонен идеализировать людей и, будучи сам порядочным человеком, видишь в окружающих только хорошее.

— Мне приходилось общаться со многими известными бизнесвумен, и на основании этого я тоже мог бы категорично утверждать, что всем им присуща хваткость, жесткость, мужской стереотип поведения. Однако ты, к примеру, совсем не такая.

— А вот тут ты ошибаешься, мой дорогой. Я как раз очень хваткая, жесткая, и у меня мужской стиль поведения.

— Не наговаривай на себя. Все же я знаю тебя почти два десятка лет. Раньше по неопытности принимал твою браваду за чистую монету, но уже давно понял, что это лишь маска.

«Надо же… — мысленно подивилась верная боевая подруга. — Третий мужчина из многих, что прошли через мою жизнь, разгадал, что прячется за рисовкой… Вот уж не ожидала, что именно Серега поймет мою истинную натуру. А хотя… Чему удивляться? Именно он шестнадцать лет назад был настроен на меня так, как никто из последующих любовников. Его мои взбрыки не обманули. Серж тонкий и эмоциональный человек, многое постигает интуитивно».

Алла смотрела на него уже другими глазами и — чего уж притворяться перед собой?! — жалела, что так плохо с ним рассталась.

Живет ли в его душе обида на нее? Сергей раним, как и любой творческий человек. К тому же его никто никогда не бросал. Он сам, остыв, расставался с очередной дамой сердца. Наверное, ему было больно, когда она его бросила. Вообще-то не бросила, а с нарочитым цинизмом предложила разбежаться, проанализировав себя, его и их отношения как энтомолог, раскладывающий насекомое на предметном стекле. Но ему от этого не стало легче. Может быть, еще больнее.

Почему-то ей захотелось быть откровенной.

— Ты меня очень удивил, Сержик. Раньше я воспринимала тебя иначе — как идеалиста, склонного смотреть сквозь розовые очки. А оказывается, ты умеешь анализировать и видеть то, чего не замечают другие. В моей жизни было всего лишь двое мужчин, которые поняли, что я придуриваюсь. Остальные воспринимали такой, какой я хотела предстать.

— Я тебя обидел?

— Удивил — не значит обидел. Ты приоткрылся мне с неожиданной стороны. Скажу тебе еще одну очень важную вещь. Пять месяцев назад этого разговора просто не могло состояться. На попытки мужика перевести беседу в такую тональность я бы тут же стала ерничать, желая доказать, какая я вся из себя лихая-бедовая, мол, мне все нипочем. Признаюсь как на духу — доверительных разговоров с мужчинами о собственной персоне я никогда не вела.

— Видимо, перемены связаны с твоим ранением?

— Не с ним самим, а с его последствиями. Олег говорил, что я перенесла клиническую смерть. Оказавшись за чертой и вновь вернувшись, я будто заново родилась и стала другим человеком.

— Ты стала не другим человеком, а самой собой.

— Пожалуй, ты прав… В общем-то сути это не меняет. Раньше меня воспринимали бой-бабой, да и я уже сжилась с собственной маской и сама поверила, что такая и есть.

— Да, в этом имидже ты была убедительна, — с грустью признал Сергей.

О чем он грустил? О том, что не понял ее раньше? Или о том, что прежняя Алла не пожелала бы его выслушать?..

— Наш психиатр говорит, что я истероидная личность, поэтому мне присущ врожденный артистизм. — Она говорила уже без ерничанья, просто спокойно констатировала факт. — Как подлинный актер не играет, а живет в роли, так и я. Сама не сознавала, что играю роль оторвы, и считала себя оторвой. И даже гордилась этим.

— А теперь?

— А теперь мне это надоело. И даже, признаюсь, немного стыдно тридцатишестилетняя баба, а играю в инфантильные игры, как умственно неполноценная.

— Напрасно ты так о себе… Ты была очень органична.

— Органична в роли дебильно-инфантильной оторвы?

— По-моему, не стоит на этом фиксироваться, — мягко произнес Сергей. Ты уже сбросила эту маску, как змея кожу, и стала собой, но обновленной.

— Да уж, начинаю новую жизнь почти с чистого листа. По-другому строю отношения с людьми, которых знаю много лет. И люди меня воспринимают иначе.

— Многие ведь верят словам и видят лишь внешнюю сторону. Не задумываются о глубинных мотивах поступков других людей, а потому ошибаются в их оценке.

— В этом я уже не раз убеждалась.

— Ты тоже приоткрылась мне с неожиданной стороны…

…Наконец-то Валентина Вениаминовна Бобкова научилась довольно бойко рассказывать о своих «дворянских корнях», «необычных способностях» и вести себя как Магда с Элеонорой, нахватавшись понемногу от обеих «целительниц».

Правда, Леснянский нередко досадливо морщился и сомневался, не переборщили ли они, напичкав имидж и дворянством, и сверхъестественными способностями. На что его верный помощник Гена Соколов отмахивался:

— Да бросьте, шеф! Нормально слепили.

— Может, все же ограничиться чем-либо одним? — колебался Владимир Максимович.

— Ахинею, которую пишет наша курица, будут читать преимущественно домохозяйки, продавщицы и прочие женщины, мечтающие о красивой жизни, каждая Золушка грезит стать принцессой. Такие клюнут на дворянское происхождение, а другим это по барабану. Зато вторые купятся на иную часть имиджа Бобковой — баб, свихнувшихся на почве белой магии, навалом. Посмотрите газеты — в каждой не меньше десятка рекламных объявлений всевозможных «целительниц» и «ясновидящих», значит, эта профессия востребована, раз у них есть деньги на рекламу в престижном издании. Пусть и наша заказчица считается представительницей белой гвардии магов. Таких среди писательниц нет, а для того, чтобы прославиться, нужно чем-то от всех отличаться. По части таланта у нее полный облом, так пусть хоть биография будет подходящая. В этом деле чем больше выделяться, тем быстрее заметят.

— Мы-то сработали неплохо, а вдруг наша курица проколется? И тогда все летит к чертям.

— Да она уже нормально лепит, — успокаивал начальника Гена. — Чешет как по писаному.

— Это в нашем присутствии. А без нас?

— И без нас не растеряется. Въехала так, что уже не съедет. Я и сам порой гляжу на нее и думаю — ну точно крейзи! То, что надо, шеф, — заверил он. — Чокнутее некуда.

— А если кто-то раскусит, что эта старая ворона вовсе не ясновидящая?

— Да как он раскусит-то? Я несколько раз прятался за занавесом в студии Элеоноры, чтобы понять, как она лепит. Такую бредятину несет, а клиентки все готовы скушать. И наша курица научилась так же вещать. «Ясновидящей» деньги платят, а Валентине ж не с клиентками работать.

— С журналистами… — вздыхал Владимир Максимович. — Этих на мякине не проведешь.

— Значит, не надо подпускать к ней журналистов и на пушечный выстрел. Или подпускать только оплаченных.

— Но у писателей бывают презентации, встречи с читателями.

— Придумаем что-нибудь, шеф, — обнадежил Гена.

Разумеется, простенькая фамилия Бобкова не вязалась с разработанным рекламщиками имиджем. Начинающая писательница по-прежнему тяготела к аристократизму и часами торговалась с Владимиром Максимовичем, требуя звучного псевдонима…

Наливаясь тихой яростью, тот тыкал в отлично сфабрикованное генеалогическое древо и пытался вразумить строптивую заказчицу, что в противном случае любой сведущий человек раскусит фальсификацию, но та упорно стояла на своем.

В конце концов сошлись на фамилии Меншикова. Меншиковых в России пруд пруди, и даже дочь потомственного сапожника, имеющая эту фамилию, может соврать, будто имеет дворянские корни.

«Хватит лирических излияний, — приказала себе Алла. — Есть конкретная проблема, и нужно ее решать».

— Сержик, не обижайся, что спускаю тебя на грешную землю, но давай пока отложим душещипательные разговоры до лучших времен и займемся твоим делом. Хотелось бы закончить его в наикратчайшие сроки. Не думаю, что тебе доставит удовольствие потеть на допросе в кабинете следователя. Я провела в казенном доме немало часов и честно признаюсь, не могу назвать их лучшими в своей жизни.

— А ты в каком качестве там оказалась?

— В качестве свидетельницы по делу об убийстве, причем неоднократно.

— В вашем кругу так часто убивают?

— Бывает. Но потерпевшими и обвиняемыми были люди и иного социального статуса.

— Твои друзья?

— Не только. Некоторых я и в глаза не видела.

— Почему же оказалась свидетельницей?

— А вот тут ты вплотную подошел к одному важному вопросу. Дело в том, что, обратившись ко мне, ты попал именно к тому человеку, который тебе сейчас нужен.

— Я в этом не сомневался. — И хотя это прозвучало почти как признание, его голос по-прежнему был печален.

— Я не это имела в виду. Да, я твой друг и, вне всякого сомнения, костьми лягу, чтобы по тебе не прошелся каток бездушной машины нашего правосудия. Но дело в том, что за стенкой работают ребята с нашего курса. Они объединились в фирму «Самаритянин» и занимаются расследованием криминальных ситуаций.

— Наши ребята? — не поверил Сергей.

— В подавляющем большинстве это наши девицы. Мужеску полу там только Мотька Лопаткин.

Сергей поморщился. В свое время известный острослов Матвей Лопаткин весьма едко прохаживался по его адресу. Он тоже числился в Аллиных воздыхателях и остался таковым до сих пор, а та называла его «вечно влюбленным». Видимо, тогда взыграла мужская ревность — с Мотей у Аллы сохранялись лишь дружеские отношения, а Сергей удостоился ее особого внимания.

— Мотька, конечно, не подарок, но ты не бери это в голову, Серж. Сейчас он уже не тот, что раньше. Пообтрухал наш Мотенька, пыль с мозгов уже слетела. Раньше, как сынок высоких родителей, мог себе позволить прожигать жизнь и именоваться плейбоем, а после их смерти остался не у дел. Получал гроши и влачил жалкое существование. Правда, любви к человечеству это ему не прибавило — он как был злоязычным мизантропом, так по сию пору им и остался, но, по крайней мере, научился придерживать язычок. Да не с чего и некому ему свой гонор показывать, раз остался за бортом жизни.

— А что Матвей делает в этой фирме?

— Руководит.

— Расследованием криминальных ситуаций? — не поверил Сергей. Чтобы Матвей Лопаткин, запомнившийся ему как лентяй и сибарит, стал детективом?

— В общем-то руководит он формально. Но в ведомости на зарплату числится генеральным директором «Самаритянина».

— Кто же на самом деле руководит расследованиями?

— А как ты думаешь, друг мой Серхио?

— Неужели ты? — Он еще больше удивился.

— Угадал.

— Трудно поверить…

— Почему?

— Ты же бизнес-леди…

— Ну и что? Одно другому не мешает. Бизнес — это способ зарабатывать на хлеб с маслом и хороший коньячок. А детективная деятельность — хобби.

— Раньше такого увлечения у тебя не было…

— Все мы меняемся с годами, — хмыкнула Алла.

— Но как же ты с этим справляешься? У тебя же нет теоретической базы.

— По-твоему, те, кто работает в частных сыскных агентствах, мощные теоретики?

— Но у них же опыт.

— Опыт — дело наживное.

— И много ты раскрыла преступлений?

— Порядочно. В отличие от ментов, в «Самаритянине» архива нет, закрывать дела, как в органах, нам поперек реноме, для нас главное результат.

— Ну и дела… — покачал он головой. — Если бы это сказал кто-то другой — ни за что бы не поверил. Алла Королева — и вдруг частный детектив!

— Я не частный детектив, Сержик, а идейный вдохновитель и аналитик по совместительству.

— То есть фактической работой занимаются другие люди?

— Фактуру собирают наши сокурсницы, а я генерирую идеи и направляю их деятельность в нужное русло.

— А Матвей?

— С умным видом сидит в своем кресле и делает вид, что тоже принимает участие в процессе. Время от времени Мотька вставляет реплики, участвует в дискуссии, в общем, соответствует своему креслу.

— Зачем же он вам нужен?

— Во-первых, ему эта работа пришлась по кайфу. Во-вторых, Мотя совсем обветшал и обнищал, а теперь прилично зарабатывает, А в-третьих, исполняет обязанности Фунта.

— Зачем?

— Для отвода глаз.

— Тебе самой рискованно возглавить такую фирму?

— Риска я совсем не боюсь. Пусть кто-то попробует наехать — не обрадуется. Но мне, уважаемой бизнес-леди, не к лицу быть руководителем детективного агентства. Партнеры воспринимают меня как серьезную деловую даму, и вдруг выяснится, что параллельно я занимаюсь деятельностью, к которой в наших кругах относятся с предубеждением. Когда кто-то хочет сохранить реноме, то открывает дочернюю фирму, внешне — совершенно самостоятельную, со своим штатом и руководителем. К примеру, не желает коммерсант афишировать, что приторговывает не только бриллиантами, но и презервативами, и остается чистеньким, занимаясь драгоценными камнями, а презервативы — сфера деятельности новой конторы. Тут я несколько утрирую, но суть именно в этом. В нашем случае — тот же принцип.

— Значит, моим делом будут заниматься наши сокурсники?

— И они тоже. Но руководить буду я.

— Почему ты сама? Ты же нездорова.

— А как ты думаешь?

Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно отвели взгляд. Но успели многое сказать друг другу без слов.

…По совету главы рекламного агентства Валентина Вениаминовна обзавелась литературным агентом. Пусть еще не вышла ни одна книга, но как же уважающей себя писательнице без литагента! Непрестижно! Им стал Яков Борисович Корн, по образованию журналист, крепкий профессионал, последние годы работавший со многими издательствами и весьма поднаторевший в области авторского права.

С первой же встречи мадам Бобкова заявила ему:

— Поторопите Нечаева. Почему так долго нет моих книг?

— Но ведь нужно их отредактировать, откорректировать, сверстать, оформить обложку, и лишь затем пленки передают в типографию, успокаивающим тоном произнес литагент. Нервы у него после многолетнего общения с капризными писателями почти как канаты, да и солидный оклад, положенный работодательницей, любительницей сорить деньгами супруга, позволял сохранять выдержку.

— Прошло уже много времени! — возмущалась госпожа Бобкова.

— Обычно книга выходит не раньше чем через полгода после сдачи рукописи. Бывает, и позже.

— Меня не интересует, как бывает обычно! — высокомерно бросила Валентина Вениаминовна, уверовавшая в свою звездность и по этой причине заблаговременно заболевшая звездной болезнью.

— На этот процесс мы повлиять не можем.

— Это почему же? — вскинулась работодательница. — Ведь книги издаются на мои деньги.

— Художникам нужно разработать дизайн обложки — чтобы она была и броской, и вместе с тем изысканной, в соответствии с вашим аристократическим псевдонимом и содержанием книги, к польстил Яков Борисович.

Корн умолчал о том, что в данный момент редакторы пытаются привести в читабельный вид ее дилетантскую писанину. Татьяне Нечаевой эта задача оказалась не по силам, и Эдуард Леонидович расширил штат. Теперь под началом его супруги трудились три редактора, а помимо них, был десяток внештатных, которых привлекали по мере необходимости.

— Нужно повысить художникам гонорар, пусть сделают обложку побыстрее, — потребовала госпожа Бобкова.

— Это процесс творческий, — пытался вразумить ее литагент.

— Ерунда! — отмахнулась графоманствующая дилетантка.

— Если поспешить, то в книге будет много опечаток, — решил упростить проблему Яков Борисович, и ее это проняло.

— Но вы все равно Контролируйте процесс, — велела она.

— Непременно, — заверил литагент.

По просьбе Владимира Максимовича он почти не расставался со своей подопечной, боясь, что без присмотра та сотворит какую-нибудь глупость и развалит столь тщательно созданный имидж.

— Серхио, что-то мне поднадоел собственный кабинет. Да и сотрудники все время под ногами путаются. Ты не против сменить декорации?

— Не против. — Впервые с момента их встречи Сергей улыбнулся.

— Поедем в ресторан или ко мне домой?

— Я бы предпочел к тебе.

Алла бросила на него взгляд искоса, пытаясь понять, есть ли в его словах подтекст. Но Сергей ее опередил:

— У тебя дома есть гитара?

— А як же ж? Еще со студенческих времен. Правда, уже вся запылилась, бедняга.

Когда-то Алла баловалась гитарой, но именно баловалась. Голос у нее приятный, но она почему-то решила, что петь ей не в стиль, и забросила инструмент подальше. Подарить его кому-то рука не поднималась. Раньше она иногда пела наедине с собой, а последние годы забот хватало. Ни один из ее нынешних любовников и даже близкие друзья не подозревали об этом, а если бы хоть раз увидели верную боевую подругу в неожиданном образе, то несказанно удивились бы. Разумеется, не знал об этом и Сергей.

— Ты хочешь спеть для меня? — догадалась она. — Хочу. А ты?

— Буду рада. Сольными концертами ты не баловал меня даже во времена нашего романа…

Сказав это, Алла спохватилась — не поймет ли он это как откровенный намек? И сама себе удивилась — раньше ей бы и в голову не пришло задуматься, как воспринимает ее слова мужчина.

Но Сергей не просто мужчина. И даже не просто бывший любовник…

…Яков Борисович Корн сотрудничал с Нечаевым почти десять лет, со времен, когда Эдуард Леонидович и его жена создали издательскую фирму, а он поставлял супругам авторов. Дружеские отношения не позволяли ему навязывать супругам явных графоманов, расхваливая их произведения, хотя литагент был заинтересован, чтобы книги его подопечных издавались.

В прежние времена Корн неустанно утюжил провинциальные города, выискивая способных авторов. Договориться с начинающими писателями из глубинки проще: то, что для столичного жителя — мизерное вознаграждение, для иногороднего — огромная сумма. На периферии люди за год получают месячную зарплату москвичей, некоторые вообще остались не у дел, а в столице всегда можно найти какую-нибудь работу. Поэтому провинциалы с радостью соглашались на любые условия — мало того что реализуются в качестве писателей, так еще и денег получат.

Правда, насчет оплаты их труда дело обстояло не так просто. Будучи представителем автора, Яков Борисович должен был отстаивать его интересы, но ведь Эдик — давний приятель… А потому Корн составлял договор, по которому писатель получает два-три процента от стоимости каждой проданной книги, и тут его совесть была чиста — начинающему автору ни одно издательство не предложит лучших условий, — а затем его задачей было держать своего подопечного в узде, и в этом деле литагент весьма преуспел.

— Увы, ваша книга плохо продается, — с сокрушенным видом оповещал он наивного провинциала спустя некоторое время.

Литагента не терзали муки совести из-за того, что приходится обманывать. Того, что его подловят на лжи, Корн не опасался: автору не по силам проверить, как обстоят дела на самом деле. К святая святых финансовой документации — писателя и близко не подпустят, а вместо этого выдадут компьютерную распечатку, по которой из тиража продано, скажем, всего сто четыре экземпляра его книги, вот он и получит положенные два процента от этого количества, причем по минимальной оптовой цене, а она втрое ниже той, что на прилавке магазина, — в общем, сущие копейки. А Яков Борисович со спокойной совестью продолжал привычную песню:

— Литературы сейчас издается море, так что ничего удивительного. Но вы не отчаивайтесь, пишите еще. Тут существует своя закономерность: читатели нередко не замечают ни первой, ни второй-третьей книги начинающего автора, но когда произведений много и они выстраиваются на полке книжного магазина как собрание сочинений — вот тогда на них сразу обращают внимание. Купив пятую-шестую по счету книгу нового писателя, люди потом приобретают и предыдущие. И вот тогда приходит настоящая слава, тиражи постоянно допечатываются, а вместе с тем растут и гонорары. Даже два процента от стоимости большого тиража — немалые деньги, причем известные авторы получают иной процент — от пяти до семи, а звезды — десять процентов от стоимости каждого проданного экземпляра. Прикиньте, какая это сумма!