От такой заманчивой перспективы у доверчивого автора загорались глаза — кому же не хочется натворить аж собрание сочинений! Преисполненный радужных надежд, писатель уже заранее представлял, как красиво выстроятся на полке его будущие книги в серийных обложках, мысленно прикидывая, какого цвета прикупить престижную иномарку на баснословные гонорары, как отделать будущий загородный особняк и городскую квартиру, — и садился за очередное творение, затем за следующее, и так до бесконечности.
Яков Борисович ничуть не переживал, что приходится вести двойную политику. Вообще-то обещать златые горы, чтобы заполучить перспективного автора, — задача издателей, им же потом приходится выкручиваться, объясняя, почему выплата гонорара задерживается или писатель в итоге получает смехотворную сумму, а не ту, на которую рассчитывал Корн, по сути, взял на себя функции Нечаева, и, разумеется, издатель оплачивал его услуги.
Когда «Кондор» почти разорился, потерял постоянный заработок и литагент. Он постоянно захаживал в другие издательства, предлагая произведения своих подопечных, кое-что ему перепадало, но этого едва хватало на весьма скромный прожиточный минимум.
Как только издательство приятеля расправило крылья, Корн вздохнул с облегчением. Теперь он отказался быть представителем провинциальных творцов, его единственной подопечной стала мадам Бобкова, и он получал у нее постоянный оклад.
— Ну, располагайся, — предложила хозяйка дома. — Выпить хочешь?
— Я не пью.
— Тогда и я не буду. Сейчас принесу инструмент.
Алла пошла в свой кабинет — именно здесь, в месте своего уединения, она хранила гитару. Достав ее, положила на стол и бережно протерла — гриф и в самом деле запылился.
«Нельзя так с любимым инструментом, — попеняла себе хозяйка. Тут ее взгляд упал на портрет, все еще висевший на стене. — Так, это свидетельство прошлых ошибок нужно отсюда убрать, иначе у меня каждый раз будут нехорошие мысли».
Сняв портрет, Алла огляделась — куда бы его засунуть?
«Ладно, потом попрошу Зосю Павловну выкинуть, — решила она и поймала себя на мысли, что рада отсутствию экономки — сегодня у нее выходной. У Олега суточное дежурство, верный оруженосец отправлен домой. — Неплохо ты обставилась, старушка», — съехидничала Алла в свой адрес.
Сэр Персиваль путался под ногами и просился на руки. Чтобы не обижать любимца, она подхватила его здоровой рукой, немного подержала и отпустила, укорив:
— Персюха, имей совесть, ты уже тяжелый, и тебя, и гитару мне не унести.
Тот посмотрел на нее с немым упреком, мол, ты мне изменила…
— Да ладно, не жги меня осуждающим взглядом, — рассмеялась хозяйка. Иди с мышкой поиграй.
Она зашла в спальню, нашла приткнувшуюся в углу игрушку, завела ее и положила на пол. Сэр Персиваль тут же забыл о ревности и, задрав пышный серо-голубой хвост, весело помчался за ускользающей мышкой.
Вернувшись в гостиную, Алла подала гитару Сергею. Тот настроил инструмент и, глядя ей в глаза, запел:
Я однажды сойду на перроне, где осенью давней
Вы прощались со мной, равнодушно глядя мне вслед…
Помню серый вагон, свет, за окнами гаснущий плавно,
И старушку в купе, что сидела, закутавшись в плед.
Вы по жизни моей словно берег покинутый плыли.
Я тянулся к нему, и манило сильней и сильней…
Я приеду зимой. Я отвык уж от зноя и пыли,
Словно гордый корабль — в суету городских пристаней.
Будет ветер играть отворотом распахнутой шубы
И на шапке моей по-хозяйски уляжется снег.
Незабытая женщина снова подставит мне губы
В полутемном дворе, и слезинки слизну с ее век.
Прозвучит ее смех, как нездешних грехов отпущенье.
И нелепая мысль застучит в воспаленном мозгу
Что приехал я зря — к этой женщине нет возвращенья.
Что пора бы забыть.
Но без прошлого я не могу.[25]
— Ты все такой же неисправимый романтик…
— Никто, кроме тебя, меня так не называл.
— «Незабытая женщина снова подставит мне губы…» — процитировала Алла строку из его песни. Больше уже ни о чем не нужно было говорить.
…Генерального директора издательства «Кондор» Валентина Вениаминовна побаивалась. Однажды она закатила истерику, не желая следовать советам имиджмейкеров, а Нечаев сказал спокойно и веско:
— В таком случае я отказываюсь с вами сотрудничать. Без имиджа, созданного настоящими профессионалами своего дела, вы ничто. Забирайте свои рукописи и ищите другого издателя.
— А мои деньги? — взвизгнула мадам Бобкова.
— А я у вас их не просил, — с чувством собственного достоинства ответил Эдуард Леонидович. — Вы сами ко мне пришли и предложили кредит. Теперь я вижу, что зря связался с вами — вы совершенно бесперспективны и ваши книги никто не будет покупать. Уже полгода коллектив редакторов пытается привести рукописи в приличный вид, но это невозможно: ваши опусы полная ахинея. Даже массивная рекламная кампания не спасет — купят некоторую часть первого тиража, а потом все осядет на складе. Я не могу подрывать реноме своего издательства. Кредит я вам верну на тех условиях, которые оговорены в соглашении. До свидания.
За эти полгода Нечаев уже поднабрался опыта и теперь сам проводил переговоры. У него появились средства, чтобы издавать новые книги, он привлек перспективных авторов и научился с ними разговаривать. Нужно пообещать начинающему писателю сладкий медовый пряник, но, если тот чересчур самоуверен, а тем более страдает манией величия, можно показать и кнут. Точнее — указать на дверь, мол, и без вас обойдемся, таких, как вы, пруд пруди, в очереди стоят.
В действительности именно так и обстояли дела, и когда издатель говорил эти слова несговорчивому автору, то ничуть не кривил душой. Не этот, так другой, потеря невелика. Решающее слово за тем, кто производит и продает. А если начинающий писатель капризничает — скатертью дорожка, пусть побегает по другим издательствам, по полгода ждет, когда его опус отрецензируют, а в итоге получит отказ и вновь пойдет по тому же кругу.
Такая тактика действовала безотказно — автор тут же ломался. Правда, Эдуард Леонидович не любил унижать людей и нечасто использовал политику кнута. С некоторыми писателями после отповеди он и в самом деле расставался — впредь с ними будет одна морока, после выхода первой книги они немедленно заболевают звездной болезнью.
Процесс книгоиздания доставлял Нечаеву огромное удовольствие, и он не собирался тратить время и нервы на общение с истеричными графоманами.
А опусы Бобковой и в самом деле совершенно безнадежны. Команда редакторов признала собственное бессилие, когда Татьяна Нечаева, прочитав то, что получилось, покачала головой и сказала:
— Мура, Эдик. Пусть и отредактированная, но мура. Сюжета нет, типажи плоские. Китайский театр теней, а не персонажи. Это не романы, это отстой.
— О чем ты думал, когда писал эти стихи? — спросила Алла спустя некоторое время.
— О тебе, конечно.
— Их не было в альбоме, который ты мне подарил.
— Я написал эту песню позже.
Она промолчала. Сергей подарил ей альбом со своими стихами, а она высмеяла поэта, вот он и не захотел больше ничего ей показывать. От альбома до этой песни у нее, наверное, был не один десяток одноразовых и более-менее постоянных любовников. Куда уж ему соваться со своей ностальгией.
— Сереж, а ведь я тогда тебя любила…
— Я тебя и сейчас люблю.
Он смотрел на нее, ожидая ответа, а она отвела взгляд и попросила, чтобы заполнить паузу:
— Дай мне гитару.
Встав, Сергей взял сиротливо лежащую на полу гитару и застыл возле дивана, не понимая, чего хочет Алла.
Любимая женщина улыбнулась и подмигнула ему, потом села, закинула ногу на ногу и пояснила:
— Попробую ответить тебе в том же ключе. Он все еще не понимал — даже помыслить не мог, что она сейчас споет. Взяв гитару, Алла усмехнулась, подметив еще большее удивление во взгляде новообретенного любовника, — тот уже понял, что она отнюдь не дилетант. Играть Алла не собиралась — одной рукой не получится, — просто хотелось прикоснуться к струнам, вспомнить, как пела для себя, и настроиться.
— Свое умение я покажу тебе, когда будут действовать обе мои руки. Пока просто спою, а ты постарайся мне подыграть.
Алла передала ему гитару, напела мотив без слов, Сергей тут же подобрал аккомпанемент, и она запела низким звучным голосом:
Я уходила, не жалея о том, что было,
тех, кто был.
Как парус гордо реяла…
Я от сердец спаленных оставляла дым.
Когда-то осенью вдруг что-то дрогнуло внутри…
Но взгляд чужой сомненья заглушил.
И кто-то вновь дарил мне поцелуи…
И думалось,
что продолжалась жизнь.[26]
Сказать, что Сергей был удивлен, — значит ничего не сказать. Он был сражен наповал.
— Это твои стихи?
— Мои, — кивнула она.
— Я… У меня нет слов.
— Ну и не говори. Я и так все вижу.
— Ты написала их тогда?..
— Спустя примерно полгода, как мы расстались.
— А музыка?
— Да какая ж это музыка? — Алла рассмеялась, чтобы сбить его с волны.
— Я не знал, что ты поешь.
— Ты первый, кто об этом узнал.
— Пела только для себя?
— Ага.
— У тебя отличный голос.
— Да брось ты…
Она ничуть не лукавила и не напрашивалась на комплимент. Может быть, потому и не пела для других, что не хотела снисходительных улыбок и вежливых хлопков, которыми обычно награждают доморощенных певцов. А петь в подвыпившей компании то, что написано для себя, свою душевную боль, изложенную белым стихом, — и подавно не хотела.
— Спой еще, — попросил Сергей. — Я сориентируюсь и подберу аккомпанемент., Алла не стала ломаться… Для других не пела, а для него споет, потому что ее стихи — о нем, о них:
Вспоминаю жизнь на вкус.
Мои духи — горький мускус.
И все года дымкой искусной увели к свету рамп,
но победы все тусклы.
Возрождаю я осень из памяти сердца.
Корабли, что оставили гавань навечно…
И не нужно было возвращений и встреч…
Океаном страстей пугала я вечность.
Позабыты слова,
но вернулись вдруг сны.
Чувства все смятены,
и моря, что внутри,
в океан вновь сошлись.[27]
— Ты жалела, что мы расстались?
— Теперь, по прошествии стольких лет, уже могу в этом признаться. Конечно, жалела.
— А тогда?..
— А ты сам не понял?
…Резкая отповедь издателя произвела впечатление на необоснованно загордившуюся мадам Бобкову-Меншикову, и она, еще немного покапризничав, смирилась.
А Эдуард Леонидович и в самом деле не боялся с ней расстаться. «Кондор» уже встал на ноги, обойдутся и без госпожи Бобковой, рассчитаются с кредитом, и до свидания.
Если начинающая писательница согласна играть по правилам, тогда сотрудничество возможно, а если нет — пусть ищет другого издателя, пожелающего терпеть ее истерики.
В общем, капризную авторессу урезонили, и она стала вести себя поприличнее.
Татьяна Нечаева на дух не переносила Валентину Вениаминовну, но была вынуждена мириться с ее существованием — с появлением мадам Бобковой дела «Кондора» и в самом деле пошли вверх. Весь лежалый товар удалось распродать, напечатали много новых книг, и теперь реализация стала бесперебойной. За своевременной оплатой следила команда ушлых ребят, экспедиторы постоянно курсировали на издательских грузовиках — с продукцией в провинцию, с наличными деньгами — в Москву.
Таня признала, что издательство наращивает обороты во многом благодаря госпоже Бобковой. Теперь есть возможность приглашать к сотрудничеству перспективных авторов, а Эдуард надеялся, что со временем эти писатели станут популярными.
Верная подруга и соратница верила в мужа — он и в самом деле молодец. Не сдался, не бросил дело, когда оно погибало, а нашел способ вытащить издательство из числа кандидатов в банкроты и даже сделать его вполне успешным.
Теперь Татьяна признавала, что супруг был прав, — не зря связался с Бобковой. Да, она стервозная дама, но, как говорится, цель оправдывает средства.
«Любовный роман. Дубль второй», — сказала себе Алла, глядя на вновь обретенного любовника с неожиданной для нее самой грустью. И даже мысленная ирония не помогла сгладить подавленности — отчего-то ей было очень грустно. Ведь все могло сложиться иначе…
Сергей взял несколько аккордов и продолжил их песенный диалог:
Ищут приюта чувства
В моей замерзшей душе,
Сиротливо забившись в угол,
От холода дрожат, ни на что не надеясь уже.
Зачем судьба готовит встречи
С людьми, что равнодушия полны,
Ничто боль раны не залечит,
Да насмехаться будут сны.
Когда проснусь, я все забуду
И верить не смогу словам,
Сквозь равнодушных взглядов вьюгу,
С улыбкой грустной на устах
Шагну к неведомым мирам.[28]
— Этих стихов тоже не было в том альбоме, — тихо заметила Алла.
— Я написал их восемь месяцев назад…
— После Светкиной свадьбы? — догадалась она.
— Да.
Что тут скажешь?
Не любила она возвращаться к прошлому. Расставаясь — расставалась сразу, в одночасье, цинично заявляя: «Собаке хвост по кусочкам не рубят!»
Зачем ерничала, когда было так больно?..
Может быть, именно потому, что было больно?..
…Для встреч с журналистами и прочими нужными для роста популярности людьми супруг купил Валентине Вениаминовне большую квартиру в престижном районе, тщась надеждой, что в обозримом будущем она поселится там насовсем.
Самой писательнице, несмотря на уговоры Владимира Максимовича, категорически не нравился ее псевдоним, но пиарщик упорно стоял на своем: если выбрать более звучную дворянскую фамилию, самозванку в два счета раскусят, высмеют в прессе, и тогда прощай столь тщательно продуманный имидж!
— Этих продажных писак я куплю! — самоуверенно заявляла мадам Бобкова-Меншикова.
— Для того чтобы купить всех журналистов, даже у олигархов денег не хватает, — не соглашался глава рекламного агентства.
— Да откуда они узнают мою родословную? упиралась заказчица.
«Тупее невежи не сыскать», — мысленно стонал Владимир Максимович, а вслух терпеливо объяснял:
— Сейчас у многих средств массовой информации есть специальная служба, на которую расходуются немалые суммы. Называется ее деятельность «журналистским расследованием», а на самом деле это самая настоящая сыскная работа. Там трудятся профессионалы, способные накопать компромат на любого, не хуже спецслужб, да они, по сути, и являются мини-спецслужбами, ведь там задействованы многие выходцы из «конторы».
Слово «спецслужбы» произвело впечатление на недалекую мадам Бобкову, и она смирилась.
Эдуард Леонидович принимал посильное, участие в «производственных» совещаниях, но дел у него было невпроворот, и он не мог подолгу сидеть с членами команды по созданию будущей знаменитости.
Нечаев доверял рекламщикам и не вмешивался в процесс — каждый должен заниматься своим делом. Леснянский и Соколов профессионалы, зачем им мешать дилетантскими пожеланиями?! Он просил лишь держать его в курсе — какие подвижки в отношении имиджа писательницы, как она себя ведет, не собирается ли выкинуть фортель.
Яков Борисович Корн стал своеобразным посредником между пиарщиками и издателем, навещал приятеля почти ежедневно, отчитывался, как прошел день.
Мадам Бобкова еще не раз взбрыкивала — она принадлежала к категории людей, которые по-хорошему не понимают, на них можно воздействовать лишь с позиции силы, и только тогда они приходят в чувство.
Эдуарду Леонидовичу, образно говоря, приходилось использовать кнут, когда рекламщики в отчаянии взывали к нему: опять эта истеричная стерва отчудила фокус, от нее уже голова идет кругом, сил нет бороться! Нечаев вмешивался и сурово отчитывал графоманку, еще раз напомнив, что в скорейшем издании книг заинтересована она, а не «Кондор».
Издатель набрал новых редакторов, дал им задание править опусы Валентины Вениаминовны по максимуму, но просвета в этом тоннеле под названием «писательница Меншикова» что-то не виделось.
«Потерзалась и будет», — велела себе Алла и тут же продемонстрировала, что чувства чувствами, а дело делом:
— С тобой хорошо, но давай все же вернемся к нашей проблеме.
Сергей мыслями был так далек от реальности, что даже не расслышал ее слов и переспросил:
— Извини, я задумался. Что ты сказала?
— Что пора отвлечься от лирики и вернуться к прозе жизни.
— Может, не надо… — неуверенно произнес он.
— Надо, — настаивала она.
— А я и в самом деле поверил, что ты стала другой…
— Я тебя разочаровала?
— Нет, но…
— Я всегда старалась держать эмоции в узде.
— И дальше будет так же?
— Нет, Серж, не думаю. Наверное, будет по-другому.
По его глазам Алла прочла, что он очень на это надеется, Да она сама этого хотела. А чтобы придать себе нужный деловой настрой, прибегла к привычной манере и мысленно произнесла: «Не сложно быть любимой, сложно любить». Тем самым временно поставив точку на этом этапе их отношений, она заговорила уже другим, серьезным тоном:
— Ты не против, если я тебя кое о чем спрошу?
— Давай не сегодня. — Сергей опять попытался ее обнять, но Алла ловко вывернулась. — Правда, Аленка, оставим это на потом.
— Кроме тебя и отца, никто не называл меня Аленкой… — тихо сказала она, сразу погрустнев.
— Почему ты опечалилась?
— Папа недавно умер…
— Прости, я не знал.
— Давай о чем-нибудь другом. Тяжелая тема.
— Я больше не буду тебя так называть, чтобы не бередить душу.
— Нет уж, и раньше я тебе это позволяла, и сейчас позволю. Хотя не так давно гневно вскинулась, когда меня так назвал человек, далеко мне не безразличный.[29] Но тебе можно то, чего нельзя другим.
Он не стал ничего отвечать. Да и зачем слова?..
…Узнав, что в очередной раз придется менять фамилию авторессы на обложке, — мадам Бобкова опять заныла, что ей не нравится псевдоним Меншикова, — Эдуард Леонидович в сердцах воскликнул:
— Как же мне эта стерва надоела! Убил бы!
— Я бы тоже, — согласно кивнул его приятель Яша Корн. — Но убивать не умею и учиться этому не собираюсь.
— Да уж, друг мой, от последствий общения с ней только черным юмором и спасаться.
— Вот и спасаюсь. Альтернативы-то нет.
— Сочувствую, Яша. Я-то, к счастью, вижусь с нашей курицей редко, только для того, чтобы вправить ей мозги, а тебе приходится общаться ежедневно. Поделись секретом — как тебе удается ладить с этой психопаткой?
— Тренинг, Эдик. А куда деваться? Послать ее? А дальше что? Вернуться в журналистику? Большинство моих коллег еле сводят концы с концами, а Бобкова, по крайней мере, хорошо платит, хоть мне и приходится отрабатывать зарплату до кровохарканья. Опять стать литагентом тоже вариант не из лучших. Кормился я только за счет «Кондора», но ведь у тебя пока тоже дела идут не так, как хотелось бы. Большинство издателей относятся к литагенту подозрительно — мол, его задача продать, вот он и всучивает всякую муру, чтобы поиметь свой процент с гонорара писателя. В моем списке было две сотни авторов, а издавались единицы. Мне полагалось двадцать процентов от их гонорара, но они получали сущие копейки, а двадцать процентов от их копеек — это совсем мизер. Сам ведь знаешь, в нашей стране писательским трудом не проживешь. Сами авторы, как правило, имеют другую работу, это и позволяет им существовать, а мне что прикажешь делать? В бытность литагентом я ежедневно утюжил столичные издательства, таская тяжеленный портфель с их рукописями, и нажил лишь сколиоз. А больших денег, увы, так и не увидел. Да и не очень больших тоже. Ходишь, уговариваешь, расхваливаешь произведения своих подопечных, и все равно невостребованных авторов тьма-тьмущая. Более-менее зарабатывают лишь знаменитости, а где их взять-то? В нашей стране наберется от силы десятка три прилично оплачиваемых писателей. Многие из звезд наотрез отказываются работать с литагентом — если автор и так популярен, зачем ему делиться?! Задача агента — пристроить рукопись в издательство, правильно оформить договор и отследить его исполнение. А творцы бестселлеров все эти премудрости давно освоили. Так что известных авторов в моем списке не было и не предвиделось. Ты, как издатель, можешь сам вырастить звезду, у тебя есть средства, которые можно вложить, а я должен кланяться хозяевам фирмы, чтобы они опубликовали книгу моего подопечного. Когда еще он станет известным… Да и станет ли? Некоторые, слегка приподнявшись, сразу отказываются от услуг литагента — не хотят платить процент.
— Ты же заключал с ними договор.
— А что толку, Эдик? Неужели я бы подал в суд иск, что автор не платит мне и отказывается от моих услуг? Я человек мирный, судиться не хочу. Так что возвращаться в литагенты мне нет никакого резону — я зарабатывал болезни, а не деньги. Сам знаешь, Сонечка уже невеста, не сегодня завтра замуж выйдет, а мне даже не на что справить любимой дочери свадьбу. Сейчас хоть появилась возможность откладывать, так что моя Сонечка будет не хуже других. Ради нее я готов терпеть даже десяток Бобковых.
— Ты останешься у меня?
— Я даже боялся спросить…
«Как хорошо, что Олег сегодня дежурит, — подумала она. — А завтра?..»
Но думать об этом не хотелось. Сегодня хорошо, а завтра будет завтра.
— Мы никогда не проводили вместе ночь…
— Надеюсь, не последнюю.
— Я тоже на это надеюсь. Я люблю тебя, Аленка. Она колебалась всего секунду:
— Я тоже тебя люблю, мой Сержик. И уже никому не отдам.
— Разве кто-то вставал между мной и тобой?
— Только мой дурацкий характер и прошлое.
— Прошлое?
— Да, был один неприятный момент, который во многом определил мою судьбу. Если бы не это, быть может, я бы с тобой не рассталась.
Сергей молчал, ожидая, захочет ли она рассказать, а Алла размышляла, стоит ли.
Эту историю она когда-то хотела забыть и уже почти вычеркнула из памяти, сказав себе, что нужно оставить прошлое в прошлом, случившееся не стоит того, чтобы терзаться. Сказать-то сказала, да ведь мы не властны над своими эмоциями…
Год назад Алла рассказала о том случае своей самой близкой подруге Ларисе, да и то лишь потому, что Наталья Пантелеева, та самая одноклассница, которая соблазнила ее жениха, попала в передрягу, и верная боевая подруга вместе с Ларой кинулись на выручку.[30] Поведала почти индифферентным тоном и уверяла Ларису, что все давно быльем поросло, ан нет. Не поросло — на тот момент. А потом психиатр ей все разъяснила, и Алла успокоилась.
Стоит ли сейчас снова ворошить ту историю, которая у нее самой уже вызывает снисходительную усмешку? «Не стоит», — решила она.
— Давай не будем о моем прошлом. Сейчас назрела более актуальная тема. Сержик, а почему ты женился на Рите?
— Мне было все равно, на ком жениться. Она казалась такой преданной. Не назойлива, как многие.
— И на этом ваш брак продержался шестнадцать лет?
— Получается, что так…
— И ни разу не было желания развестись?
— Чуть ли не с первых дней… Но у меня язык не поворачивался сказать, что хочу с ней расстаться. Рита очень впечатлительная. Была… — добавил он с грустью. — Я не мог позволить себе ранить ее. Ничуть не преувеличу, сказав, что она бы этого не пережила. Без истерик, мелодрамы и предсмертных писем наложила бы на себя руки. Жена мне этого никогда не говорила, не шантажировала, как другие: «Если ты меня бросишь, я покончу с собой». Я просто это знал. Не могу объяснить — почему. Знал, и все.
— Все наши девчонки завидовали ей — такого видного мужа оторвала…
— Она никогда не заговаривала о свадьбе. Я сам предложил пожениться. Рита была так счастлива… А мне тогда казалось, что тем самым я как бы частично искупаю вину перед женщинами, которых бросал…
— И ты достойно нес свой крест…
— Нет, жертвенности в моей семейной жизни не было. После женитьбы я жил спокойно, Рите не изменял. Все же жена — это не только женщина, с которой делишь кров и постель… Только ты меня так понимала…
Алла задумалась — понимала ли она его в той степени, в какой ему хотелось. «Я называла его неисправимым романтиком, хотя на первый взгляд он казался банальным ловеласом. Бабы на нем висли, и Серж, казалось, не упускал свой шанс. Мог бы выбрать жену поинтереснее Риты — возможность имелась. А Сергей, оказывается, искал женщину-друга… Значит, и я до конца его не понимала. Почему же Сережа был со мной? Тоже видел во мне друга?..»
Она постаралась припомнить, как завязался их роман. Кто стал инициатором? У нее тоже был неограниченный выбор — любой из студенческой братии с превеликим удовольствием стал бы ее любовником, несмотря на показной цинизм, прозвище «Казанова в юбке», длинный список постельных партнеров и самоуверенные заявления: «Я блядь, и этим горжусь!»
«Почему же его не отпугнула моя репутация? Неужели он уже тогда видел больше, чем остальные?.. Сам неисправимый романтик, узрел и во мне родственную душу?»
О погибшей жене любовника Алла знала немного — та училась на два курса младше. Рита Незнамова — одна из самых преданных поклонниц Сергея Мартова, — вот, пожалуй, и все, что о ней было известно. Она не пропускала ни одного концерта с его участием, но не лезла к нему в толпе фанаток с истеричными воплями, а скромно стояла в стороне с неизменным букетом темно-вишневых роз на очень длинных стеблях.
Ее непохожесть на остальных развязных поклонниц не могла остаться незамеченной. Пробившись сквозь толпу восторженных обожательниц, Сергей подходил к ней, Рита вручала ему букет, тихо роняла: «Спасибо…» — и тут же уходила. Этим она тоже отличалась от остальных фанаток — те провожали барда до машины и были готовы оторвать ее дверцы на память.
И вдруг весь институт облетела весть, что всеобщий любимец Сергей Мартов женится на серой мышке Рите Незнамовой. «Измором взяла», злословили завистницы.
Алла несколько раз видела ее на студенческих вечеринках. Рита тушевалась в среде «золотой» молодежи, где каждый старался переплюнуть других по части острословия, казалась растерянной. Впрочем, на нее почти не обращали внимания.
Ярких личностей в их кругу было немало, а любимое занятие — шутливые пикировки. Порой дружеские подколки были весьма болезненны для самолюбия, но обижаться, само собой, не полагалось.
Застенчивая Рита не вписывалась в их компанию. Ее попросту не замечали.
Сергей тоже не ас по части острословия, но у него другое амплуа. Когда мастера разговорного жанра выдыхались, а вдохновение уже было подогрето соответствующей порцией спиртного, он брал гитару, и все затихали.
Рита не лезла к мужу, когда тот пел, а тихо сидела где-то вдали, не сводя с него обожающего взгляда. Завистники, коих у Сергея, как у любого талантливого человека, было немало, ехидничали: «Он намеренно выбрал такую жену, вечную поклонницу. Когда Серж Мартов надоест всем остальным, хотя бы эта останется».
— Наверное, истинному таланту нужна именно такая подруга…
— Ты хочешь сказать, что на ее фоне я самоутверждался?
— Вовсе нет. Уж кому-кому, а тебе не нужно самоутверждаться за счет бесталанной личности.
— Еще раз спасибо за комплимент, но в оценке Риты ты не права.
— Пожалуй, для того, чтобы быть спутницей жизни творческой личности, и в самом деле нужен талант… На это способна не каждая. Ты — дерево, устремленное кроной ввысь, а твоя жена — гибкая лиана, обретшая в тебе опору…
Сергей кинул на нее быстрый взгляд, не в силах скрыть удивления:
— Не предполагал, что ты прибегнешь к такой метафоре.
— Не вписывается в мой циничный имидж?
— Нет, я имел в виду, что ты не питала к Рите симпатии.
— Это слишком сильно сказано. Я ее просто-напросто не замечала.
Тут Алла покривила душой и сама себя на этом поймала. Так она говорила раньше: «Ритка — пустое место, я и не помню, как она выглядит. Смотрю и вижу не ее, а тех, кто за ней, будто она прозрачная». Алла и в самом деле убедила себя, что Рита — никто, всего лишь тень, следующая за мужем.
К чему теперь скрывать — притаилась в душе ревность. Раньше Алла не желала этого признавать и бравировала, что Серж Мартов ей уже безразличен. А небезразличный ей человек взял да и женился на невзрачной Рите, стал верным мужем и прожил с ней столько лет…
— Да, по сравнению с тобой она казалась безликой.
— Я предпочитала общество более ярких представительниц моего пола, но в данном случае дело не в этом.
Он молча смотрел на нее, ожидая продолжения, и Алла неожиданно для самой себя отважилась на откровенность:
— Я ревновала тебя к ней, Сержик. А потому убедила себя, что она никто, будто рядом с тобой никого нет, это всего лишь твоя тень.
Выражение его лица неуловимо изменилось, но Алла не успела понять обрадовался ли он? Или всего лишь удивился?
— Как жаль, что я не знал этого раньше… — тихо промолвил Сергей.
«Значит, все в прошлом…» — подумала она и промолчала, не желая сбивать его своими вопросами и ожидая ответной откровенности.
— Мне было бы легче жить с сознанием, что ты меня ревнуешь. Тем более к Рите. Честно говоря, я ее тоже почти не замечал.
— Ты женился назло мне?
— Нет. Я никогда не поступал «назло», даже в детстве. А уж по отношению к тебе — и подавно. Я встретил единственную женщину, которую смог полюбить, но она сказала, что я не герой ее романа…
Повисла многозначительная пауза. Алла с трудом могла бы подобрать определение для своего душевного состояния. Сожаление о прошлом? О своей жестокости? О том, что могло бы между ними быть, но она обрубила все концы?
Пожалуй, да.
Хотя не в ее характере виниться и каяться, но сейчас, оглядываясь на свою бурную событиями жизнь и череду любовников, Алла думала, что понапрасну теряла время. Что ей дали эти постельные партнеры, ничего не значащие в ее жизни? Ничего. Она больше теряла, нежели приобретала. Каждый новый одноразовый любовник невольно отнимал частичку ее души, разочаровывая и опустошая, а она все больше ожесточалась, надев защитную броню и убедив себя, что с мужчинами ничего, кроме постельных или деловых отношений, быть не может. «Мне никто не нужен, я сама по себе!» — заявляла прежняя Алла. А ведь это не так. Оказалось, что мужчины ей нужны, теперь таких в ее жизни стало немало, и они уже не отнимают, а щедро вознаграждают. Может быть, любовь, духовная близость, эмоциональное тепло — это ее награда за многие прежние годы?.. Ведь все в этом мире уравновешено, каждому человеку отмерена определенная пропорция счастья и несчастья.
— Ты сыграла важную роль в моей судьбе, Аленка, — продолжал Сергей. Если бы не ты, я остался бы малоизвестным бардом, автором душещипательных романсов, тратил бы жизнь на клубные концерты, выбирая любовниц из числа поклонниц и теша себя мыслью, что занимаюсь творчеством. А мне захотелось доказать, что ты ошиблась в оценке моей личности, и я кое-чего стою. Начал жизнь с нуля, решив стать журналистом. Надеялся, что когда-нибудь ты откроешь газету, прочтешь статью, подписанную моим именем, и удивишься. Позвонишь, захочешь встретиться. И мы уже сможем говорить как два взрослых человека, а не как неисправимый романтик и состоявшаяся женщина, точно знающая, чего хочет.
«Надо же… А я-то, дубина бесчувственная, даже и не подозревала…»
Почему-то именно с Сергеем после окончания института она не встречалась. С другими сокурсниками частенько созванивалась, виделась, а с ним — нет.
Может быть, боялась, что прошлое вернется?..
Четыре года назад они праздновали десятилетие окончания института. Аллу сразу окружила толпа обожателей, Сергей маячил где-то вдалеке. Они кивнули друг другу, а потом ее внимание переключилось на поклонников.
Он так и не подошел. В ресторане они сидели за разными столами. Аллу, как всегда, избрали тамадой, а потом не было отбоя от желающих с ней потанцевать. Сергей пришел без жены, Алла без мужа. Она удалилась с банкета в обществе Кирилла Медяника, ставшего ее очередным любовником. С кем ушел Сергей, Алла не видела. Скорее всего, один.
Второй раз за прошедшие четырнадцать лет они встретились восемь месяцев назад на свадьбе их сокурсницы Светланы, если только это можно назвать встречей. Новобрачные пригласили три сотни гостей, а верная боевая подруга руководила действом.
Сергей явился в тот момент, когда гости шли сплошняком, и Алла едва успевала отвечать на приветствия. Они поздоровались, он поздравил молодых и исчез в толпе сокурсников. На свадьбе Сергей не пел. Почему-то никому не пришло в голову попросить его об этом, хотя бы для того, чтобы вспомнить студенческие годы. Да и гитары под рукой не оказалось. Потом у одной из сокурсниц, Лены Колыхаловой, случилась, беда, и верная боевая подруга с головой погрузилась в очередное криминальное расследование.[31] О Сергее Алла и подавно забыла. Да и вообще Алла почти не вспоминала о нем в суете деловой и сыщицкой деятельности.
А оказалось, он ждал ее звонка, надеялся, что она заметит его успехи…
Сергей Мартов стал известным журналистом, одним из немногих, кому позволено брать интервью у первых лиц, и он делает это достойно и профессионально, без пиетета или плебейской фамильярности, его статьи постоянно публикуются в самых рейтинговых газетах, у него особый нюх стоит ему написать о малоизвестном человеке, как вскоре тот взлетает на гребень славы, а потому считается, что Мартов приносит удачу, и жаждущих удостоиться его внимания более чем достаточно.
Он выполнил поставленную цель — сделал себе имя на новом поприще, завоевав репутацию профессионала высокого класса и при этом порядочного человека, — но главного не достиг: Алла его успехов не заметила.
Или не хотела замечать?..
Каждый из них все эти годы строил карьеру в соответствии с собственными взглядами на жизнь, они немалого достигли в социальном аспекте, и оба шли к цели, как две параллельные прямые, которые, как известно, не пересекаются. И оба компенсировали проблемы в личной жизни своими достижениями, сублимировав таким образом нереализованные желания.
И вот их пути опять пересеклись.
Прошлое вернулось.
Удастся ли построить отношения на новом витке жизни?
Об этом размышляла Алла и, судя по задумчивому виду, о том же думал и Сергей.
— Знаешь, Сержик, хоть и грех Так говорить, но, если бы Рита не погибла, ты бы ко мне не пришел.
— Не пришел бы, — согласился он.
— Я ее совсем не знала. И, честно говоря, не хотела знать.
«Вот ведь парадокс: моего экс-жениха Сашку соблазнила дебильная потаскушка Натка Пантелеева, а Сержа увела Ритка Незнамова, невзрачная девица с мышиным умишком и волосами мышиного цвета, а по своей сути — серая мышка. Я — вся из себя, красотка, а мои любимые мужчины почему-то достаются кому попало…»
…Мадам Бобкова, несмотря на возражения рекламщиков, выторговала себе имя Изабелла.
— Не может потомственная дворянка носить такое имя, — стонал Владимир Максимович, но заказчица была непреклонна:
— Героиня моих книг не только русская, но и иностранка.
— Ну как же она может быть одновременно и русской, и иностранкой? рыдающим голосом вопрошал рекламщик, на что Валентина Вениаминовна убежденно заявила:
— Может!
Первому журналисту, который должен был взять интервью у новоиспеченной «графини Меншиковой», посулили щедрое вознаграждение и заранее дали список вопросов, которые он должен задать писательнице. Корн подготовил даже ответы и просил Валентину Вениаминовну их выучить, но та, как всегда, раскапризничалась:
— Не буду я зубрить чужие слова! Импровизация лучше домашней заготовки!
«И где только таких слов „нахваталась…“ — дивился Яков Борисович.
Переубедить работодательницу ему так и не удалось — та наотрез отказалась учить грамотно составленные ответы.
Корн договорился с журналистом, что тот потом покажет ему материал, а литагент отшлифует его до нужной степени блеска. Первое интервью задаст тон остальным, главное — выбрать нужную тональность и не проколоться на мелочах, чтобы в последующих интервью не возникло противоречия с изложенной писательницей первой версией своей биографии.
Сценарий встречи был отработан до мелочей, и все же Яков Борисович боялся, что во время интервью строптивая мадам Бобкова войдет в раж и ее „понесет“.
Так и случилось, но в конечном итоге это пошло на пользу ее имиджу.
Едва журналист задал первый вопрос, писательница, у которой не вышло еще ни единой книги, томно закатив глаза, поведала:
— Я легкой птицей вернулась в этот мир уже в шестой раз…
„Ну и актриса! — ахнул Яков Борисович. — Как складно врет-то! И в самом деле ее импровизация получше наших домашних заготовок. Ляпнула невпопад, а получилось, будто она не от мира сего… Правда, у нее внешность стервозной шлюхи, но фотографировать мы не позволим, пусть читатели сами рисуют в собственном воображении неземной образ, и будет самое то“.
Ушлый литагент тут же сориентировался и подхватил:
— О да, она общается с астральными мирами… Уже поднаторев в создании собственного имиджа, мадам Бобкова выхватила из сказанного Корном понравившееся ей слово и со значением прибавила:
— В прошлой жизни я носила фамилию Астралова…
Яков Борисович мысленно вскричал: „Эврика!“ — сообразив, что наконец-то найдена та самая изюминка. Дворянством ныне никого не удивишь, все кинулись искать несуществующие аристократические корни, но даже знаменитые фамилии уже не потрясают воображение обывателя — за годы советской власти из чудом сохранившихся аристократов напрочь выветрился дух великих предков. Да и вообще, эта тематика уже приелась. А не очень понятная „астральность“ да плюс тема реинкарнации — самое оно. Сейчас многие помешались на сверхъестественном, и если на небосклоне появится писательница, способная с убежденным видом нести подходящую для легенды ахинею о переселении душ, то она сразу привлечет к себе внимание. Главное поразить воображение читателей, а там и популярность не за горами.
Владимир Леснянский и Гена Соколов согласились, что выпячивать мнимое дворянство, пожалуй, не стоит, лучше напирать на новенькое. Слово „астральный“ означает „звездный“, а потому новый псевдоним уже сам по себе подразумевает, что писательница звездная.
В итоге новый имидж будущей звезды в общих чертах сложился.
— Сереж, а почему у вас нет детей?
— Об этом я вначале не задумывался, а Рита на столь деликатную тему не заговаривала. Потом я решил, что у нее бесплодие, и старался обходить эту тему. Позже она призналась, что не хотела делить меня ни с кем, даже с ребенком…
Сергей вздохнул. Исповедь давалась ему тяжело.
— Ты теперь остался один…
— Уже не один. — Он сказал это серьезно, но Алла улыбнулась в ответ.
— А Рита знала?..
Сергей понял недосказанное:
— Разумеется.
— Ревновала?
— Она тебя ненавидела.
— Рита способна ненавидеть? — Алла была удивлена. На ее взгляд, невзрачная жена Сергея не сильна на эмоции, ее удел — быть бледной тенью.
— Способна.
— Ты сказал это таким тоном, будто она и тебя возненавидела.
— Ты права, Аленка.
— Неужели? — Алла еще больше удивилась. — Почему же Рита жила с тобой?
— А что ей еще оставалось?
— Хочешь сказать, что в противном случае она осталась бы одинокой?
— Скорее всего, да.
— И потому цеплялась за тебя?
— В определенной мере моя жена таким образом самоутверждалась. Ей удалось добиться своего — заполучить меня. Но лишь в качестве официального супруга. В остальном я был сам по себе. Она знала, что все мои достижения, к которым я стремился ради того, чтобы ты обратила на меня внимание, не привели к желаемому. Получалось, что мы с ней в одинаковом положении: Рита изо всех сил старалась завоевать меня, и ей это не удалось, а я хотел вновь обрести тебя, но и у меня не получалось. И это давало ей моральное удовлетворение.
— Ей нужно было находиться рядом с тобой, чтобы ежечасно в этом убеждаться?
— Думаю, да.
— Ну, самоутвердилась, убедила себя, что даже тому, кто недосягаем для нее, не все по силам, но при чем здесь ненависть?
— Когда человек отдает всего себя и не находит отклика, он нередко начинает ненавидеть того, кто не отвечает ему взаимностью.
„Надо же, какие страсти-мордасти таились в этой безликой серой мышке…“
— Так, может быть, Рита покончила с собой, чтобы причинить тебе боль? Вызвать чувство вины? Хотя бы своей смертью привлечь твое внимание? Или, того хуже, подставить тебя, сделав подозреваемым, если уж не убийства, то хотя бы доведения до самоубийства?
— Не знаю. Для меня ее гибель явилась полной неожиданностью. Вроде бы для этого не было никаких оснований.
— Расскажи о последних месяцах.
Сергей замялся. Было нечто, за что ему до сих пор стыдно и в чем не хотелось признаваться.
— Если тебе очень не хочется, не говори, — пришла на помощь Алла, видя его затруднения.
— Не в этом дело…
— Ты ж понимаешь, что я расспрашивают из праздного любопытства. Все эти вопросы и в гораздо менее корректной форме тебе задаст следователь. Всю душу вымотает, но заставит все выложить. А если будешь молчать, перетрясет всех знакомых и накопает кучу сплетен, слухов, домыслов и прочей грязи.
— Да, я понимаю…
— Ты боишься, что я не так отреагирую? — Ей не требовался ответ, и так понятно. — Ошибаешься, Сержик. Уж чего-чего, а бабства во мне нет, и ты это прекрасно знаешь. Правда, только пару часов назад выяснилось, что ничто человеческое мне не чуждо и я тоже способна на ревность… Но ведь я ничего не предпринимала, просто старалась не замечать Риту, мол, нет ее рядом с тобой, вот и все.
— Мне не хочется предстать перед тобой в неприглядном свете.
— Есть основания?
— Есть, — честно признался он.
— Ты имеешь в виду свои отношения с любовницей? — догадалась она.
— И это тоже.
— Если оценивать меня с этих позиций, то я буду выглядеть во сто крат непригляднее.
— Ты — это ты.
— „Quod licet Jovi, non licet bovi“ — „Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку“? — вспомнила Алла любимую поговорку студенческих времен.
— Да, раньше ты часто это повторяла.
— И ты в это свято уверовал?
— Ты была очень убедительна.
— Это всего лишь бравада. Есть и другая поговорка: „Quod non licet viris, aeque non licet feminis“ — „Что непозволительно мужчинам, то равно непозволительно и женщинам“.
— Я был не вправе повлиять на твой образ жизни, но своей-то жизнью управлять мог.
— Видимо, ты сожалеешь, что связался с Алисой?
— Сейчас понимаю, что сделал глупость…
— А, ты решил, что я ревную тебя к ней? — догадалась Алла. — Не переживай, меня твоя Алиса совершенно не колышет.
— Она уже не моя.
— Тем более. Наверное, это кажется тебе парадоксальным: почему к Рите я ревновала, хотя супруга для многих женатых мужчин — почти предмет обстановки, — а по отношению к любовнице таких чувств нет? Объясню. Ты женился почти сразу после того, как мы расстались. Со стороны выглядело, будто ты сделал мне назло и при этом избрал мой полный антипод: неумна, некрасива, как личность не яркая. Никакая. Тем самым как бы подчеркнул, что все мои прекрасные качества не имеют для тебя никакой ценности. Как справедливо заметила мой психиатр, самолюбие — мое самое больное место. Твою женитьбу я расценила как ощутимый удар по моему самомнению. Причем это был уже второй удар в моей жизни. Экс-жених избрал мой антипод, и ты тоже. В итоге я сделала вывод: все, чем я горжусь, не взволновало ни его, ни тебя. „Ах так! — взъярилась я. — Ну, я вам докажу, что не на помойке себя нашла! Найдутся те, кто оценит мои прелести по достоинству!“ И стала без устали доказывать, что желающих немало. Приобрела репутацию шлюхи и гордилась этим. Но тебе я вряд ли что-то доказала. Ты после женитьбы ушел с небосклона и, казалось, стал добропорядочным и верным мужем. Как же мне было не злиться и не ревновать? Я, можно сказать, из кожи вон лезу, чтобы тебя уесть, а ты ноль внимания фунт презрения, живешь-поживаешь со своей безликой супругой, и на мои душевные метания тебе совершенно наплевать.
Впервые Алла была столь откровенна. К тому же с мужчиной, — а сильному полу она никогда не открывала душу исходя из принципа: „Свой голый зад нельзя показывать никому“, — то есть никогда не рассказывать о себе то, что не красит. И что самое удивительное — в данный момент Алла ничуть не боялась предстать в неприглядном свете перед человеком, чье отношение имело для нее очень большое значение. А самое удивительное — все, что она ему сказала, пришло ей в голову только что. Раньше Алла вообще не задумывалась, почему совершает те или иные поступки. Она не стремилась понять глубинные мотивы своего поведения, полагая, что проявляет себя в соответствии со своим характером.
Оказалось, ее поступками руководило неосознаваемое желание обратить на себя внимание Сергея.
„Вот ведь дурость-то! Вначале я с ним расплевалась, а потом стала выпрыгивать из себя, лишь бы что-то ему доказать!“
Сергей будто подслушал ее мысли:
— Какими же мы тогда были неразумными… И ты, и я. Сколько глупостей натворили… И зачем, спрашивается? Кому мы что доказали?
— Да уж. Как говорится, назло маме отморожу себе уши.
— Хотел бы я повернуть время вспять, в наше прошлое, чтобы этот разговор состоялся в те годы.
— Этого не могло быть априори. Для того чтобы все это осознать, нам обоим пришлось набить немало шишек. Благодаря опыту человек сознает, каким дураком был раньше.
— Главное — не остаться таким же дураком.
— Думаю, нам с тобой это не грозит. Сергей понял подтекст — теперь они учтут на будущее все, что натворили в прошлом.
— А про Алису Рита знала?
— Нет.
— Уверен?
— Почти.
— То есть не исключено, что твоя любовница все же просветила ее в аспекте ваших отношений?
— Раньше мне это не приходило в голову, теперь я этого не исключаю.
— Надеюсь, ты уже понял; что по отношению к Алисе у меня нет отрицательных эмоций, так что можешь все рассказать.
— На свадьбу Светланы я пришел только ради тебя. Получив приглашение, удивился — мы столько лет не общались, с какой стати ей приглашать меня на свадьбу? Созвонился с нашими ребятами и узнал, что будет весь курс. И решил пойти, чтобы увидеть тебя. Но опять не имел возможности подойти.
— Почему, Сержик? Ты же никогда не страдал от робости.
— Я иначе представлял себе нашу встречу. Хотя это было наивно — я же знал, что, Как всегда, ты окажешься в толпе поклонников.
— Ну и что? Вокруг меня всегда роились мужики. Раньше это не было для тебя помехой.
— Тогда все воспринималось по-другому.
— В студенческой среде нравы попроще, — согласилась Алла. — Но и на Светкиной свадьбе ты мог бы запросто подойти.
— Сказать тебе комплимент, удостоиться улыбки и отойти?
„В общем-то Серж прав. Толпа вокруг меня была довольно плотной. А я в то время ни сном ни духом не ведала, что он до сих пор ко мне неровно дышит…“
— В тот день я вернулся домой часов в одиннадцать, Рита меня ждала. Спросила, как все прошло. Я что-то промямлил и ушел к себе — последние годы мы спали в разных комнатах, я часто работал ночами, да и секса между нами не было уже много-много лет. После этого пару месяцев я ходил как в воду опущенный. Жена несколько раз пыталась вызвать меня на разговор, я отмалчивался. А Рита однажды обронила: „Ты все еще ее любишь…“ Я зачем-то изобразил непонимание: „Ты о ком?“ А она грустно: „Ты ведь и сам знаешь. Зачем, же притворяешься?..“ А я просто-напросто сбежал. На душе и так было тошно, не хотелось выяснять отношения с женой. Ушел из дому, всю ночь бродил по улицам, на следующий день напросился к приятелю, несколько месяцев жил у него. Потом познакомился с Алисой…
Алле стало страшно. Если дознавателям все это станет известно, — а они непременно найдут и приятеля, у которого Сергей жил, и Алису, — то на него, как минимум, навесят обвинение в доведении жены до самоубийства.
„Надо бы посоветоваться с адвокатессой, есть ли в ситуации состав, подумала она. — Сережа ведь не нарочно довел Риту до ручки. Немало мужей уходят от жен, а те потом пытаются покончить с собой… — И тут же отметила:
— В том-то и дело, что лишь пытаются. А Риты уже нет в живых…“
— Сержик, не терзайся. Пойми, твоей вины в случившемся нет, по крайней мере моральной. Насчет юридической оценки — не знаю, но с нравственной точки зрения ты ни в чем не виноват. Я понимаю, мои слова — всего лишь слова. Но ведь и твою собственную историю тоже можно расценить как драматическую. И в этом замешана я. Получается, что именно я — косвенная виновница Ритиной смерти.
…Имиджмейкеры еще немного подкорректировали биографию будущей звезды, и Валентина Вениаминовна Бобкова стала Изабеллой Астраловой, далекой от прозы жизни, а потому незамужней, а для еще большей оригинальности — убежденной девственницей.
Идея о вечной девственности очень понравилась начинающей писательнице, и она даже подумывала, не взять ли псевдоним Весталка.[32] Оказалось, будущая знаменитость обсуждала тему целомудрия с кем-то из знакомых, и в беседе прозвучало слово, которое ей очень понравилось — необычно и не очень понятно.
По крайней мере, до того мадам Бобкова понятия не имела, кто такая весталка, и решила, что этого не знают и другие. Звучит интригующе значит, то, что надо.
— Как вы себе это представляете? — спросил Владимир Максимович, у которого уже голова шла кругом от закидонов заказчицы. Правда, платила та исправно, и только это позволяло ему сдерживаться в ее присутствии. Но зато уж за глаза он костерил ее от души! Если б мадам Бобковой икалось каждый раз, когда рекламщик поминал ее недобрым словом, она икала бы почти не переставая.
— Очень просто, — не моргнув глазом заявила та. — На обложке моих книг будет стоять „Весталка Изабелла Астралова“.
Мысленно приказывая себе: „Спокойствие, только спокойствие“, рекламщик переглянулся с литагентом, призывая того на помощь.
Прагматичный Яков Борисович спустил размечтавшуюся дамочку на землю, тактично намекнув, что это явный перебор. Багаж прошлого в виде троих мужей еще можно скрыть от будущих фанатов, но возраст вряд ли. Прямо он об этом не сказал, не упомянул и о том, что любой человек с первого взгляда увидит, что на мадам пробы негде ставить — куда уж именоваться весталкой! Зная скандальный характер работодательницы, он облек все в приемлемую для нее словесную форму, подбавил ложку лести в бочку неприятных той намеков, в итоге ему удалось не задеть непомерное самолюбие графоманки и отговорить от затеи, в результате которой та стала бы всеобщим посмешищем.
За Валентиной Вениаминовной Бобковой закрепился псевдоним Астралова.
Насчет имени создатели „литературной Галатеи“ не стали препираться Изабелла так Изабелла. Дама с таким именем может быть и француженкой, и итальянкой, а если родители с претензиями на оригинальность — то и русской.
Редакторы принялись переименовывать героиню романов графиню Валентину в Изабеллу, а художники, чертыхаясь, в который уж раз меняли псевдоним авторессы на обложках будущих книг.
— Сереж, тебя явно что-то гнетет…
— Ты права, но мне не хочется об этом говорить.
— Решать тебе. Но скажи честно, какую цель ты передо мной ставишь? Ведь неспроста ты сегодня, — Алла перевела взгляд на часы — половина четвертого утра — и поправилась, — то есть вчера, приехал в мою контору.
— Мне очень хотелось тебя увидеть…
Сергей отвел взгляд, и она пожалела, что спросила. Меньше всего ей хотелось ставить его в положение, когда ему придется врать. А всей правды, судя по всему, он сказать не может. И все же Алла решила прояснить хотя бы один вопрос:
— Но ведь ты приехал ко мне вчера, узнав, что твоя жена погибла… Немного подождав и не дождавшись реакции, она спросила:
— Когда тебя пригласили на опознание?
Видно было, что ему очень не хочется отвечать, но и соврать характер не позволял.
— Позавчера, — выдавил Сергей.
Алла не стала добивать его возгласами вроде: „Вот видишь! Прибежал, как только почувствовал, что земля под ногами закачалась, а до этого шестнадцать лет молчал и жил без меня в общем-10 благополучно“.
— Почему же не сразу? Ведь Риту нашли три дня назад.
— Я был в командировке, за границей. Вернулся двадцать восьмого мая, и меня в тот же день пригласили на опознание.
— Следователь давил?
— Давил, — кивнул он.
— Насколько сильны его подозрения?
— Мне трудно судить.
— Следак выдвигал какие-то версии? Менты большие спецы строить версии на пустом месте.
— Он в основном расспрашивал, какие у нас были отношения.
— А ты?
— Сказал, что хорошие.
— А если дознаватель копнет поглубже?
— Ему не у кого выяснить правду. Мы почти ни с кем не общались. Я жил сам по себе, Рита — сама по себе. Я много ездил по стране, потом по миру, а она оставалась в Москве. Отдыхали тоже врозь.
— Это говорит о многом.
— Немало супружеских пар отдыхают раздельно и живут формальным браком.
— Вот именно — формальным. — Она подчеркнула последнее слово.
— Но из-за этого не убивают.
— Да, с точки зрения нормального человека. А когда у следственных органов нет других подозреваемых, любой негатив в семье они готовы признать за мотив.
— Проще развестись. Об этом я и сказал следователю.
— А он придумает еще что-нибудь, например, ты не хотел делить квартиру.
— На мой взгляд, это абсурд.
— На мой — тоже. Но не для органов. Какая у вас квартира?
— Обычная. Двухкомнатная, сорок метров.
— Чья?
— Раньше мы там жили с мамой. Когда я женился, мы с Ритой поселились в моей комнате. Потом мама умерла.
— Следовательно, можно приплести такой мотив: ты не хотел делить с женой квартиру, заработанную твоей матерью.
— Дикость!
— Это с точки зрения человека нашего круга и образа мышления. Ментовские же знают, что убивают и ради меньшей выгоды, чем двухкомнатная квартира.
Представь, что вы бы развелись. После размена Рита получила бы однокомнатную квартиру, а ты — комнату в коммуналке. Любой порядочный мужик поступил бы именно так — отдал бывшей жене лучшее, себе оставил поменьше. К тому же ты зарабатываешь несоизмеримо больше ее, можешь потом с доплатой приобрести отдельную квартиру. А вот теперь представь кривую логику следователя. Ты, преуспевающий журналист, к тому же родившийся в этой квартире и считающий ее своей собственностью, вдруг оказываешься в коммуналке…
— Алла, неужели ты думаешь…
— Нет, Сержик, я так не думаю, — мягко сказала она. — Я всего лишь обозначила ход мыслей дознавателя. Не сомневаюсь, что он будет муссировать эту версию за неимением других.
Сергей отвернулся. Разговор ему был неприятен.
— Не сердись. — Алла развернула его к себе и посмотрела в глаза. — Я же говорю не для того, чтобы сделать больно. Ты должен быть готов к тому, что нервы тебе потреплют изрядно, будут провоцировать идиотскими предположениями и оскорбительными намеками. Тебя будет трясти от возмущения и бессильного гнева, а следаку только этого и надо — ты потеряешь контроль над собой, а он ухватится за любое слово, сказанное тобой в аффекте, и начнет давить еще больше. Провокация — типичная тактика дознавателей, не имеющих доказательств.
— Я понимаю…
— А что — у Риты не было своего жилья?
— Нет, она сирота, родители погибли, когда ей было девять лет. Рита часто рассказывала о своем тяжелом детстве. Ее отец был летчиком-испытателем, разбился во время испытаний новой модели самолета, после его смерти Рите выплачивали большую пенсию. Видимо, на эти деньги польстилась тетка. Все ее детство прошло с ощущением, что она — обуза. Тетка не уставала повторять — мол, за что ей такой крест, муж бросил, двое своих детей, да еще и племянница.
— Да уж, досталось Ритуле…
— Тетку она ненавидела, даже не пошла на похороны, когда двоюродные сестры сообщили, что та умерла.
— А ее мать?
— Покончила с собой в тот же день, когда разбился Ритин отец.
— Человек, переживший драматические события и трудное детство, имеет право, чтобы к нему относились не так, как к другим.
— Потому я не смел бросить Риту Это же предательство. Как я мог ударить ее по самому больному? Она поверила мне, привязалась всей душой, и вдруг бы я сказал: „Все, ты мне больше не нужна…“ Даже бродячую собаку, которую ты обогрел, нельзя выгнать на улицу только потому, что она тебе надоела. А уж человека, тем более слабую женщину, — и подавно. Поэтому меня возмутили бестактные вопросы следователя и его грязные намеки.
„Если бы ты только знал, мой дорогой, что тебе предстоит“, — печально подумала Алла и решила, что костьми ляжет, но как можно скорее вытащит его из этой передряги. Риту жалко, ужасно жалко, но ведь ей уже не поможешь… А Сергей не заслужил, чтобы его мордовали на допросах ни за что ни про что.
— Сереж, а может быть, Рита все же покончила с собой?
— Не знаю…
— Мне кажется, что человек, переживший в детстве такую тяжелую драму, более склонен к самоубийству, чем другие.
— Ты хочешь сказать, что я невольный виновник ее смерти?
В его глазах она увидела такую боль, что не выдержала и отвернулась.
— Наверное, так и есть… — Сергей, опустив голову, говорил еле слышно. — Все эти годы Рита надеялась, что я буду относиться к ней с большей теплотой. Но я не мог себя пересилить… — Некоторое время он молчал, а потом решился на признание:
— Мне было трудно с ней. Я убеждал себя, что она хорошая жена, верная и преданная, но, когда смотрел на нее, сразу вспоминал студенческие годы, тебя… Один случай врезался мне в память. Закончился наш концерт, Рита стояла в углу, я уже хотел было спуститься со сцены и подойти к ней, и вдруг в зал входишь ты, и головы всех зрителей в партере поворачиваются в твою сторону, как подсолнухи к солнцу. Ты была без букета, даже на концерт не пришла… Этот случай символичен: Рита, образно говоря, всю жизнь подносила мне розы, а ты привыкла, чтобы розы дарили тебе. А я не мог себе простить, что проявил слабость… Когда ты сказала, что нам лучше расстаться, я убедил себя, что артисту нужна такая жена, как Рита, а не королева, у которой сотни обожателей. А потом понял, что обманулся, предпочел дешевую подделку и потому потерял шанс завоевать королеву… Одно время я Риту даже видеть не хотел, три года работал корреспондентом в Иркутске, потом без конца мотался по командировкам, лишь бы поменьше бывать дома. Жена смотрела на меня несчастными глазами, а мне было стыдно — зачем же я ее обманул, использовал как средство, ведь она живой и страдающий человек…
— Сереж, напрасно ты мучаешься виной. Ведь Рита знала, как ты ко мне относишься, когда выходила за тебя замуж.
— Знала, конечно. Ей все уши прожужжали, что ты, если захочешь, расстроишь нашу свадьбу, и даже если мы с ней поженимся, стоит тебе только пальцем поманить, как я брошу ее и побегу за тобой. Да и я, честно говоря, был не самым веселым человеком на собственной свадьбе. Мама даже сказала: „Сыночек, зачем же ты женишься, раз не любишь Риту? Женщина может выйти замуж без любви, ради того чтобы иметь семью, детей или по расчету, но тебе-то зачем это нужно? Тебе всего двадцать, вся жизнь впереди, найдешь свою половину и женись“. Но ведь этот разговор состоялся на свадьбе. Не мог же я сказать: „Знаете, гости дорогие, я передумал, потому что не люблю свою будущую жену“. Раз уж решил, нужно идти до конца.
„Господи, кому нужны такие жертвы! Как часто мы делаем глупости по никому не понятной причине… И другим невдомек, зачем мы творим глупости, да и сами себя не понимаем…“
— Ладно, мой дорогой, уже пять утра. Давай хоть часок-другой поспим. На завтра у меня планов громадье.
Она почти силой заставила его лечь, устроилась рядом и положила голову ему на плечо.
— Я даже не мечтал, что когда-нибудь ты будешь лежать на моем плече… — прошептал он, поворачиваясь к ней и чуть касаясь губами виска.
— Я тоже, — так же тихо ответила она и, немного помолчав, добавила:
— Мне очень жаль Риту, но, к чему лукавить, если бы ты на ней не женился, мы с тобой, разбежавшись на некоторое время, потом снова были бы вместе. А мне очень этого хотелось, честно, но ты уже был женат…
Сергей приподнялся, обхватил ее лицо ладонями и заглянул в глаза. Уже рассвело, в комнате было светло, и Алла видела радость в его глазах, еще недавно печальных.
— Это правда? — Ему хотелось еще раз услышать подтверждение.
— Правда. — Она чуть усмехнулась и добавила в привычной дурашливой манере:
— Однако это не означает, что я убила твою жену.
…Над обиталищем будущей звезды трудились высококлассные дизайнеры. По их задумке посетители должны были уверовать, что Изабелла Астралова путешествует в иных мирах и возвращается на нашу грешную землю лишь для того, чтобы сотворить очередной шедевр.
Неуемная госпожа Бобкова постоянно вмешивалась в работу мастеров, отвергая их идеи и требуя изобразить то, что хочется ей. При попытке профессионалов своего дела возразить, мол, ее очередное предложение не вяжется с понятием „астральный“, заказчица топала ногами и визжала:
— Откуда вы знаете, что такой „астральный“?! И нечего изображать из себя умников, выставляя меня дурой! Я плачу вам бешеные деньги, и вы должны делать то, что мне нужно, а не поучать!
Дизайнерам пришлось смириться и выполнить все прихоти невежественной заказчицы, напичкав обиталище будущей звезды соответствующим антуражем. Получилось нечто, за что им потом было стыдно — все же профессионал должен выдержать определенный стиль, а не идти на поводу у безграмотной работодательницы.
Обиталище, которое сама будущая звезда почему-то именовала „кельей“, видимо полагая, что имидж „убежденной девственницы“ почти синоним монашеству, — резко диссонировало с созданным пиарщика» ми возвышенным образом. Однако мадам Бобкова руководствовалась собственными представлениями об эстетике жилища, и оно напоминало отнюдь не монашескую обитель и не место, куда «неземное существо» возвращается из астральных миров, а декорации из фильма ужасов.
Входя в «келью», гости с недоумением озирались, вздрагивая от дикой какофонии звуков, изрыгаемой замаскированными динамиками, затем, пробираясь по коридору на ощупь, почти в полной темноте, спотыкались о разбросанные на полу предметы и даже, бывало, падали, сбив хрупкую утварь, попадавшуюся на пути в совершенно неподходящих местах. Порой особо впечатлительные непроизвольно вскрикивали, задев что-то холодное и мокрое, свешивающееся с потолка, и спрашивали себя, как можно тут жить и зачем устраивать из приличной квартиры в центре Москвы симбиоз музея, кунсткамеры и подвала из ужастика. Некоторые, покинув обиталище будущей звезды отечественной литературы, потом крутили пальцем у виска и зарекались переступать порог этого странного жилища, дабы не свихнуться самим.
Даже сомневающиеся и неверующие приходили к выводу, что писательница со странностями, явно не от мира сего, чудачка и оригиналка, что тоже работало на ее имидж.
— Я увижу тебя сегодня? — спросил Сергей утром.
— Увидишь, — кивнула Алла, подумав, что ей будет непросто ускользнуть из дому. Скоро с дежурства придет Олег и никуда ее не отпустит.
«Ладно, придумаю что-нибудь», — решила она.
— Ты не возражаешь, если я подключу к расследованию «самаритян»?
— Мне не хочется, чтобы кто-то копался в моей личной жизни, поморщился он. — Тем более сокурсники.
— Сержик, но ведь мне одной со всем не справиться. В первую очередь я привлеку своих друзей, частных сыщиков, но наши девицы порой действуют гораздо результативнее, чем профессиональные детективы. Без мыла куда угодно влезут. А мне хочется поскорее снять с тебя эту ношу. У меня есть мечта — закончить с расследованием и рвануть с тобой в Италию, на Ларкину виллу.
«Завершу Серегино дело, а потом насяду на своего лечащего врача. Впервые Алла опустила привычное „любимого мужчину“ и сама это сразу отметила. — В крайнем случае возьму с собой медсестру — если в самолете мне станет плохо, она что-нибудь вколет».
— Хорошо, делай, как считаешь нужным, — согласился Сергей. — Ради того, чтобы побыть с тобой, я готов на все.
— Сержик, если это ты убил Риту, лучше скажи об этом сейчас. Морализаторство — не в моем стиле. Моя задача — помочь.
— Ты что — серьезно? — В его голосе звучала обида.
— Нет, конечно, — ответила она. — Просто неуклюже пошутила.
«А вообще-то, мой дорогой, такая мысль меня уже не раз посещала…»
Когда Сергей ушел, Алла первым делом позвонила любимой подруге:
— Мать, сделай мне алиби. Позвони ровно в десять. Олег к этому времени придет с дежурства, а я засяду в туалете, чтобы трубку взял он. А ты скажи ему, что отчаянно жаждешь меня видеть.
— Что ты опять затеяла, дорогая? — забеспокоилась Лариса.
— Ничего особенного, потом объясню. Кстати, старушка, пока обойдешься без личного телохранителя.
— Да мне вовсе не нужен телохранитель. Никто на мою жизнь не покушается.
— Дурашка, я не этот аспект имела в виду, а то, что Виталька хранит твое драгоценное тело.
— А, ты об этом, — рассмеялась Лариса. — Делай, как считаешь нужным.
— Тогда отбой, дорогая, у меня еще куча звонков. Следующим абонентом стал Виталий Рылеев.
— Напарник, появилось еще одно задание для тебя и Ленчика. Основное сделают «самаритянки», но вам нужно быть в курсе. Своих ребят от начатого расследования пока не отрывай, а потом видно будет. Может, «самаритянки» сами справятся, уж очень дело деликатное, как раз для тонкой женской психологии.
— Нам с Ленькой приехать к тебе?
— Нет, скоро явится Олег и всыплет мне по первое число, узнав, что я опять не блюду режим. Меня отмазывает Ларка. Скоро сбегу из дому и двину к «самаритянам». А вы с Ленчиком подтягивайтесь туда часам к одиннадцати.
— Идет, — согласился Виталий. Затем Алла позвонила адвокатессе Наташе Покровской, супруге Лени Кудрявцева:
— Натуль, твои услуги опять понадобятся. У моего друга, Сергея Мартова, погибла жена, и он пока единственный подозреваемый. Есть основания предполагать, что Рита, его покойная супруга, покончила с собой. Но не исключено, что ее убили. Так что на тебя возлагается двойная задача. Во-первых, ты будешь адвокатом Сереги, а во-вторых, разузнай с помощью своих связей все о гибели Риты — где ее нашли, как погибла и прочее.
— Фамилия погибшей тоже Мартова?
— Да. Натусик, я тебе потом расскажу кое-что, но это, чур, между нами. Я даже твоему мужу и Витальке сообщу не всю информацию, а лишь то, что нужно для расследования. Тебе, как подруге, могу по-бабски довериться. Но, сама понимаешь…
— Алла, это даже не обсуждается, — перебила ее Наташа.
— Какой-то камень у Сереги на душе есть, это точно. Но мне он не открылся. Тебе, как своему адвокату, доверится Если это очень личное, можешь мне не говорить, но, если нужно для расследования, поделись информацией. Я, сама понимаешь, могила.
— А Сергей Мартов близкий тебе человек?
— И даже более того. На данный момент он мне безмерно дорог, и я не хочу его терять. Равно как и он меня. Возможно, именно потому и темнит. Со студенческих лет я славилась своим максимализмом, а плохишей в одночасье вычеркивала из жизни. За эти несколько месяцев я повзрослела на много-много лет и теперь гораздо лояльнее к недостаткам, которые раньше не прощала. Быть может, Серегина скрытность связана с его любовницей. Тогда ничего страшного нет — эта дама уже в прошлом. Но если его тайна касается гибели жены, то, сама понимаешь…
— Ясно, Алла.
— Отзвонись сразу же, как только что-нибудь выяснишь. Серега очень ранимый человек. Поддержи его и не позволяй следователю устраивать моральный мордобой, — напутствовала она подругу.
Следующий звонок — в офис «Самаритянина». Трубку взяла Тамара Семанкина. Официально она считалась правой рукой Матвея Лопаткина, а фактически руководила действиями всех сотрудниц фирмы.
— Привет, Томик, это я.
— Здравствуй, Алла, — обрадовалась сокурсница. — Как твое здоровье?
— Нормально.
— Твои сотрудники говорили, что ты вчера приезжала в «Приму». Почему не зашла к нам?
— Потом расскажу, Томусь. Буду у вас часов в одиннадцать, к этому времени подъедут Виталик с Ленчиком.
— Новое расследование? — догадалась Тамара.
— Да.
— Ждем Мы по тебе очень соскучились.
— Взаимно.
Первым прибыл верный оруженосец, через десять минут явился Олег. Все прошло как по маслу. Вооружившись журналом «Космополитен», Алла без двух минут десять с комфортом устроилась в туалете. Пунктуальная Лариса позвонила ровно в десять.
— Аллочка, тебя Лара к телефону, — позвал Олег, постучавшись в дверь места уединения. — Попросить ее перезвонить?
— Спроси, что там у нее стряслось, — голосом давая понять, что занята тем, чем и положено заниматься в туалете, попросила она. — Может, что-то срочное?
Через пять минут Алла вышла, помыла руки, явилась в спальню, где Олег переодевался в домашнее, и спросила:
— Что с Ларкой?
— Она просила тебя срочно приехать.
— А что случилось-то7 — Я не стал спрашивать, а Лара меня не просветила.
— А голос у нее был бодрый?
— Вполне.
— Ладно, главное, что не приболела. Сейчас отзвонюсь, выясню. — Набрав номер телефона любимой подруги, Алла сыграла их привычный ритуал:
— Привет, дорогая! — Выслушав ответное приветствие, поинтересовалась:
— Что за срочная надобность, старушка? — Сообразительная Лариса уже придумала повод, и верная боевая подруга завершила разговор:
— Скоро буду, не скучай. — Повесив трубку, она обернулась в Олегу:
— Ничего особенного, ей просто захотелось посмотреть мой загородный дом, подружка его еще не видела. Я решила пойти навстречу ее желанию. Не хочешь составить нам компанию? — Она не сомневалась, что Олег откажется. И точно.
— Не сердись, Аллочка, в другой раз, — произнес он с извиняющейся улыбкой. — Устал после дежурства, посплю.
— Ой, ну и дура же я бесчувственная! — Алла изобразила запоздалые сожаления. — Опять всю ночь не удалось прикорнуть?
— Нет, часок я поспал.
— Ну тогда отдыхай. Мы с Ларкой пробудем за городом весь день, шашлычками побалуемся, махнем по паре рюмашек. Если мы там заночуем, ты не обидишься?
— Нет, конечно, — улыбнулся Олег. — Наверняка вам есть о чем поговорить.
— Еще как! — подтвердила Алла, обрадовавшись, что у нее есть еще одна ночь, которую она проведет конечно же не с подругой.
Когда верная боевая подруга приехала в офис «Самаритянина», все уже были в сборе.
— Ребята, погибла Рита, жена Сереги Мартова. — Алла обвела глазами «самаритян». Разумеется, им было известно, какие отношения связывали ее и Сергея шестнадцать лет назад. Виталию и Леониду она пояснила:
— Серж — наш сокурсник. На третьем курсе у нас был красивый роман, потом мы расстались, и он женился на Рите Незнамовой. Все мы считали ее не парой красавцу Сержу и удивлялись, зачем он на ней женился. Я-то думала, что назло мне, но сам он признался, что жалел ее, — Рита сирота, воспитывалась теткой, ее родители трагически погибли. Детство у нее было тяжелое, а тетка — гадина. Серега парень добрый, не способен никому причинить боль. Прожил с ней шестнадцать лет и не смог ее бросить, хотя мысль о разводе его не раз посещала. Жена его любила и надеялась, что со временем у него появится к ней хотя бы привязанность, но они все больше отдалялись друг от друга. Быть может, Рита отчаялась и наложила на себя руки. Сам Серега, как мне показалось, склоняется именно к такому мнению. Полгода назад он фактически ушел от своей половины, жил вначале у друга, потом у любовницы. Может быть, для Риты это стало крушением всех надежд, и дальнейшая жизнь показалась бессмысленной… Мне о ней известно очень мало. Может быть, вы что-то знаете? Томик, ты всегда в курсе всего. Что скажешь, подруга?
— Рита была на два года младше нас, мы практически не общались.
— Где она работала? — спросил Виталий.
— Понятия не имею, — ответила Алла и упрекнула себя: «Что ж ты упустила это из виду? Нужно было не песни Сереге петь, а выяснить факты. Теперь неизвестно, с какого конца начинать». — Девицы, а вы не знаете?
— Нет, — послышались голоса нескольких «самаритянок», остальные отрицательно покачали головой.
— Н-да… Это мое упущение, — признала верная боевая подруга. — Ладно, спрошу у Сереги. Ребята, будьте максимально тактичными. Серж очень подавлен, мучается виной. Разумеется, ему не хочется, чтобы кто-то лез в его прошлое, но иного выхода нет.
Все дружно закивали.
— Убить Риту могла любовница Сержа по имени Алиса, — продолжала Алла. — Она хотела, чтобы он развелся и женился на ней. Мотив у нее есть. Тем более, что они поссорились именно из-за Риты. Насчет отношений с любовницей Серега выразился неопределенно. На мой прямой вопрос, есть ли у него баба, ответил утвердительно. Потом я поинтересовалась, в каком качестве та сейчас пребывает, а Серж заявил, что они расстались, но у меня сложилось впечатление — он сказал то, что я, на его взгляд, хотела услышать. А потому у меня нет твердой уверенности, что они окончательно побили горшки. Следовательно, Алиса по-прежнему тщится надеждой стать мадам Мартовой, хотя Серега четко дал ей понять — разводиться с женой не намерен. Вывод закономерен — Рита помеха для Алисы в ее стремлении завладеть Сергеем. Мотив банален, но жизненен. Ревнивая баба способна на многое. Говоря высоким штилем, любовные треугольники нередко окрашиваются в кровавый пурпур. Сам по себе способ убийства, на мой взгляд, больше подходит женщине, нежели мужчине. У слабого пола выбор поменьше. Смертельно ударить, свернуть шею и прочие силовые методы женщине недоступны, огнестрельным оружием в своем большинстве дамы не владеют. За редким исключением, — со смешком добавила верная боевая подруга. — А вот неожиданно столкнуть в воду — это как раз по-бабски. Приблизительный сценарий таков. Алиса встретилась с Ритой под предлогом разговора, не оповещая о своем статусе любовницы ее мужа. Познакомилась будто бы случайно, втерлась в доверие, предложила прогуляться по набережной, вела доверительные разговоры, потом углядела где-то ступеньки или заранее их присмотрела и целенаправленно вела туда соперницу. В последние дни все время льют дожди, и гранитные ступеньки набережной скользкие. Дамы спустились к воде и любовались видом, и тут Алиса резко толкнула Риту. Вода еще холодная, из-за этого возможна судорога, к тому же падение было внезапным, и жертва пошла ко дну.
— Как фамилия Алисы? — спросил Виталий.
— К сожалению, не знаю. Сергей не сказал, а мне неудобно было спрашивать — он резко вскинулся, когда я заметила, что у Алисы есть мотив.
— Чем она занимается, знаешь?
— Увы, — развела руками Алла.
— Может быть, тоже журналистка? — предположила Лена.
— Вполне, — кивнула верная боевая подруга. — Служебные романы случаются потому, что коллега, вместе с которым проводишь много времени, становится близок — во всех смыслах.
— Если Алиса журналистка, тогда проще, — вступил в беседу Леонид. Все же этот круг довольно ограничен, все друг друга более-менее знают, да и по характеру они люди коммуникабельные. Когда я работал опером, в нашем отделе крутился парень, репортер криминальной хроники. Начну с него.
— Годится, — одобрила Алла.
— А когда похороны? — поинтересовалась Тамара.
— И этого я не выяснила…
— Думаю, мы все должны прийти.
— Само собой, — кивнула верная боевая подруга. — Кто-нибудь еще хочет высказаться?
— Неудобно о погибшей говорить плохо, но Рита была дрянью, — подала голос Клара.
— Почему ты так думаешь? — заинтересовалась Тамара.
— Моя двоюродная сестра Зоя училась с ней на одном курсе. Когда Сергей женился на Рите, кузина как-то обронила: «Надо же, как этой подлюке повезло». Я стала расспрашивать ее, почему она так думает, а Зойка говорит: «Ритка играет под скромницу, а сама дрянь, каких свет не видывал».
— Клара, расспроси кузину поподробнее, наверняка ей немало известно о Рите, — велела Тамара.
— А надо ли нам копаться в ее прошлом? — засомневалась жалостливая Олеся.
— Надо, — отрезала Тамара и обратилась к верной боевой подруге:
— Как я понимаю, Сергей под подозрением?
— Разумеется. Мало того, он единственный подозреваемый. Даже если ему пришьют доведение до самоубийства, это тоже срок.
— Рита Незнамова никогда бы не покончила с собой, — авторитетно заявил Матвей Лопаткин.
— Почему ты в этом так уверен, Мотя? — повернулась к нему Алла.
— Этот психологический типаж мне знаком. Озлобленная на весь белый свет, завидующая тем, у кого жизнь сложилась более успешно, но не сознающая, что все дело в ней самой. Ей проще обвинить других, что те чем-то перед ней виноваты, чем признать, что сама она ничего собой не представляет.
Верная боевая подруга с сомнением покачала головой — не верилось ей, что Рита Незнамова и в самом деле была такой. Да и в отношении мнения Зои у нее были определенные сомнения — известно, что ни одна женщина не скажет про другую ничего хорошего, обязательно найдет чем уесть. Тем более в такой ситуации — в Сергея Мартова были влюблены очень многие девушки, Зоя и ее сокурсницы наверняка были в их числе, а достался он серой мышке Рите, вот они и злобились, прохаживаясь по ее адресу. Слова «подлюка», «дрянь» и прочие — всего лишь ярлыки. При соответствующем негативном настрое нелицеприятными словами можно обозвать любую знакомую, а уж удачливую соперницу — тем более. Если бы Зоя привела конкретные факты, подтверждающие ее слова, тогда еще куда ни шло. Да и к фактам нужно относиться критически, делая скидку на Зоину предвзятость.
— Ладно, ребята, — завершила она предварительный обмен мнениями. Ясно одно — пока ничего не ясно.
Алле не хотелось звонить Сергею при сокурсниках и частных сыщиках вряд ли удастся выдержать нейтральный тон, да и не смогла бы она говорить с ним по-деловому.
Выйдя из офиса «Самаритянина», она удивилась, не увидев «вольво» верного оруженосца. Решив, что тот припарковал машину возле входа в «Приму» — с другой стороны здания, — Алла заглянула в записную книжку и набрала номер мобильника Сергея. Тот ответил сразу.
— Серж, это я. Ты сейчас можешь говорить?
— Могу. Я уже соскучился.
— Я тоже. Когда ты освободишься?
— Как только пожелаешь.
— Тогда я уже пожелала.
— Где встретимся?
— Есть предложение съездить в мой загородный дом. Секундная заминка. Ясно, Сергей понял, что сегодня она уже не может пригласить его к себе домой. Но видимо, надежда на скорую встречу и заманчивая перспектива провести с ней еще одну ночь перевесили:
— Отлично!
— Тогда диктуй адрес того места, где сейчас находишься, мой верный оруженосец доставит меня туда, я пересяду к тебе, а завтра ты привезешь меня в Москву.
— Пиши. — Он назвал ей адрес редакции. — Жду с нетерпением.
— Еду к тебе с неменьшим нетерпением, — ответила она.
Убрав мобильник в сумочку, Алла завернула за угол и увидела, как в арку въезжает знакомый черный «вольво».
— Где ты был? — удивилась она.
Толику не хотелось признаваться, что все ночи и каждую свободную минуту он дежурит возле дома Филиппа.
— Обедал, — соврал он.
…Для встреч с журналистами экс-мадам Бобкова, а ныне убежденная девственница Изабелла Астралова, в шестой раз осчастливившая мир своим присутствием, надевала соответствующий ее новому облику наряд.
Над ее туалетами и антуражем комнаты для приемов трудились хорошие модельеры и дизайнеры, но «неземное существо» имело собственные взгляды, как «сделать красиво», и замучила всех капризами.
Имиджмейкер и прочая высокооплачиваемая обслуга за глаза потешались над ее дилетантскими советами, а дизайнер возводил очи горе и с чувством произносил. «Sus docet Minervam!».[33]
В итоге получилось то, что получилось писательница была облачена в длинную многослойную, неопределенного цвета хламиду в стиле «свингер», спускавшуюся от шеи к щиколоткам многочисленными волнами и полностью скрывавшую ее лишенное соблазнительных выпуклостей тело, на голове у новоявленной звезды красовалось нечто немыслимое, ею самой придуманное, помесь тюрбана со шлемом, а лицо прикрывал полупрозрачный лоскут причудливой формы.
Встречая гостя, хозяйка томно возлежала на низкой оттоманке в позе герцогини Альбы,[34] рядом дымилось нечто вроде кальяна, — по ее задумке, это курился фимиам, — говорила она мало, глуховатым «потусторонним» голосом, время от времени роняла непонятные фразы, которые мог связать воедино и придать им какой-то смысл лишь ее толмач, он же по совместительству литагент.
В общем, писательница-«девственница» Изабелла Астралова в созданном коллективным разумом имидже очень себе нравилась Журналисты регулярно навещали будущую звезду пера в ее обители, каждый раз унося несколько зеленых купюр, а в периодике появлялись все новые и новые статьи, живописующие непохожесть Астраловой на простых смертных Газетно-журнальный материал иллюстрировали красочные фото особо эффектных уголков жилища «оригиналки», но самой писательницы на снимках не было, что интриговало читателей.
— Я бесплотный дух, вы видите лишь бренную оболочку, но это обман зрения, — вдохновенно врала новоиспеченная мадам Астралова, а интервьюеры бойко строчили в блокнотах — записывать свои откровения на диктофон она категорически запрещала, ведь голос «бесплотного духа» не может быть прозаически воспроизведен техникой.
Идею не показываться публике, не печатать фотографии в периодике и на обложках книг подал ее личный имиджмейкер Даниил Фаргин. Сама будущая знаменитость была отнюдь не прочь полюбоваться на растиражированное красочное изображение собственной физиономии и даже намеревалась обеспечиться плакатами на манер постеров поп-звезд, но Даниил ее отговорил, аргументировав так:
— Чем больше загадочности, тем лучше для вашего имиджа. Пусть читатели сами домыслят ваш образ.
Посмотрев на разочарованную мину заказчицы, он подумал. «Да тебя ни грим, ни десять пластических операций не сделают привлекательной Брыли-то твои хирурги подтянут, фотографы подретушируют все, что надо, а вот стервозность взгляда и выражения лица никак не скроешь».
Алла все больше удивлялась на себя — с Сергеем она даже в постели ведет себя не так, как с другими любовниками.
Ее недаром называли тигрицей — не только за бойцовский характер, но и за неукротимый темперамент. А теперь ей уже был неинтересен секс-марафон, хотелось утонченной нежности. Сергей был именно таким — нежным и ласковым любовником. Даже его прикосновения казались ей не эротическими ласками, а поэзией. С ним — песнь песней, а не банальный секс.
Наконец-то Алла поняла, что для влюбленной женщины не столь важно физическое удовлетворение. Что оргазм! Всего несколько секунд удовольствия. Когда любишь — даже взгляд любимого волнует сильнее, чем умелые эротические ласки искушенного в сексуальной технике, но нелюбимого партнера. А уж когда любимый мужчина чуть прикасается, тело словно охватывает огнем, все внутри дрожит и даже не очень-то хочется высшего экстаза, — ведь тогда возбуждение пойдет на спад. Гораздо приятнее ласкать друг друга до полного изнеможения, отсрочивая вожделенный пик. Сладкая пытка.
Все эти ощущения были ей незнакомы, и Алла уже в который раз подумала, что многие годы обделяла себя, растрачиваясь на случайных партнеров, ничего не значащих в ее жизни.
Оказывается, она совсем не знала себя. Не знала и Сергея и сейчас будто открывала его заново.
В интимной жизни, когда снята не только одежда, но и многие психологические преграды, люди имеют возможность открыть в партнере много неожиданного.
Бывают, конечно, разочарования, и их в ее прошлом случалось немало. Пылкий влюбленный, не скупящийся на красивые слова, может предстать беспомощным, жалким и смешным, когда дело дойдет до постели. Или отъявленным эгоистом. Куда девался его романтический образ?! Вот он, обнаженный не только физически, но и психологически, и его новый облик непригляден.
Но случается и наоборот — познав близость, мужчина и женщина лучше узнают друг друга и понимают, что они родственные души, и им хорошо вместе не только в сексуальном плане, но и в эмоциональном.
Именно так было у нее с Сергеем. Они провели вместе всего лишь неполных двое суток, но стали так близки, что оба удивлялись, — как же могли так долго жить друг без друга?! Как много времени потеряли зря, даря своим вниманием неподходящих людей!
«В моей душе будто открылись какие-то шлюзы, и я за короткий срок наверстываю упущенное — то, что недолюбила все эти годы, — мысленно говорила себе Алла. — Две недели назад, сидя в кабинете и размышляя, почему моя душа мается, я подумала, что мне, быть может, не хватает романтических отношений. Тогда я посмеялась над собой, а ведь это правда… Мне и в самом деле хотелось романтики, и вот теперь я обрела желаемое, вновь став возлюбленной неисправимого романтика…»
…Господин Бобков уже не раз трижды перекрестился и похвалил себя за решение спонсировать хобби тщеславной супруги, а особенно за идею приобрести для нее отдельную квартиру, — теперь та пребывала в трудах и заботах, почти все время проводила в новом жилище, а он, соответственно, не имел счастья лицезреть подругу жизни.
Миф о незамужней писательнице-девственнице пришелся Семену Гордеевичу по вкусу — значит, ему не нужно делать ручку кренделем, сопровождая благоверную на всевозможные светские тусовки, а в обозримом будущем не придется отвечать на вопросы журналистов, каково ему в роли мужа знаменитости.
Посему Семен Гордеевич вздохнул с облегчением, попутно сделав себе комплимент относительно своего недюжинного ума.
— Спой мне, — попросил Сергей. На этот раз он захватил свою гитару.
— Спою, — согласилась Алла. — Философская песня, — чуть дурачась, подражая бардам, предваряющим новую песню комментарием, произнесла она. Невеселый итог моей жизни и взаимоотношений с мужчинами.
Покрылись инеем года,
Сквозь пальцы утекли водой,
Я в них царицею была,
Но ложным оказался трон.
Я орхидеями цвела
И беспредельностью манила,
О берега свои разбила
Все жизни, что неслись ко мне.
Пустым и тусклым был их свет.
Но вот лучом печальным
Явилась мне мечта
Давно ушедшая судьба,
Забытый ритм в моей крови,
Стучат внутри его шаги,
Иль сердца собственного стук,
Мне заглушают пустоту
Всех блеклых глаз
Из прошлых лет,
Их чужих рук и холод тел.
— И в самом деле невеселый итог… — тихо произнес Сергей. — А я совсем иначе представлял твою жизнь и отношения с мужчинами.
— Значит, я хорошая актриса.
Сказать в привычной дурашливой манере не получилось. Было грустно, и она ничего не могла с собой поделать.
— О чем ты думаешь? — спросил Сергей.
— О том, как сложатся наши отношения дальше.
— Замечательно сложатся.
— Да? Ты уже все заранее знаешь?
Незабытая женщина снова подставит мне губы — В полутемном дворе, и слезинки слизну с ее век, — пропел он. — Когда я это писал, верил, что так и будет.
— И даже то, что увидишь мои слезы? — Ее глаза и в самом деле увлажнились, но Алла не стала себя одергивать привычным: «Что-то я стала сентиментальной. Старею, что ли?»
Вместо ответа, он коснулся губами ее мокрых век.
…Циничная журналистская братия откровенно посмеивалась над доморощенным имиджем писательницы и делилась с коллегами своим мнением: это всего лишь декорации, а Изабелла Астралова — типичная конъюнктурщица, слепившая образ на манер новомодных колдунов и знахарей, а сама совершенно не соответствует навязываемому ей имиджу. Правда, эти разговоры велись лишь в кулуарах и на широкую публику не выносились.
Валентина Вениаминовна не скупилась на гонорары лояльным журналистам, благо ее благоверный в отсутствие супруги воспрянул духом и не покладая рук трудился на ниве собственного обогащения, не забывая откупаться от экс-подруги жизни. Семен Гордеевич Бобков был готов выделить ей еще более щедрое содержание, лишь бы она не вздумала вернуться в родные пенаты.
Если в прессе появлялась «ругательная» статья, писательница устраивала в редакции газет-журналов жуткий скандал, обещая нанять команду киллеров для отстрела провинившихся журналистов.
Узнав об очередном «воспитательном» рейде, Яков Борисович пытался повлиять на нее, пеняя за неразумность подобного поведения и несоответствие имиджу «неземной», но вздорная мадам Бобкова топала ногами:
— Я не позволю этим мерзким писакам вытирать об меня ноги! Кто они и кто я!
«Они ушлые журналисты, сразу учуявшие, что тебя слепили из лоскутков, — думал литагент. — А ты — невежественная бездарность, стерва и истеричка, возомнившая себя писательницей».
Вслух он этого конечно же не произносил — Попробовал бы! В его голову тут же полетел бы самый тяжелый предмет из подвернувшихся под руку разъяренной работодательнице.
— Разумеется, вы правы, Валентина Вениаминовна, — мысленно чертыхаясь, соглашался Яков Борисович.
— Называйте меня Изабеллой, — потребовала окончательно потерявшая чувство реальности экс-Бобкова. — А все писаки пусть знают, что я неприкосновенна!
Благодаря такой тактике кнута и пряника журналисты стали дружно дудеть в нужную дуду, пресса изобиловала скрытой рекламой в виде восторженно-хвалебных статей, где попутно акцентировались важные для ее имиджа аспекты, а миф о «чудаковатой девственнице» Астраловой все более упрочивался, обрастая все новыми подробностями и приобретая черты реальности.
— Не буду я киснуть. — Алла тряхнула годовой. — Лучше спою тебе о нас.
Сергей снова взял гитару и быстро подобрал аккомпанемент:
Могла бы быть снегом
И под ноги падать тебе…
Волной разбиваться
О милые губы,
О ресниц темный пяен,
Слезою катиться
В пропасть вселенной
Родных твоих черт…
Но я лишь
Безбрежная даль
Иль просто
Ушедшего прошлого тень…
Вдруг свет твоих глаз
Согрел все внутри,
Он важен так стал
Для меня,
Когда в темноте
Не нужны фонари,
Когда рождена
Вновь как дитя,
Когда навсегда
Есть смысл бытия.[35]
— Впервые за годы после нашей разлуки я счастлив.
— Я тоже.
…Воодушевленная растущей популярностью, экс-мадам Бобкова после некоторых препирательств все же согласилась с имиджмейкером и литагентом, что ей не стоит посещать светские тусовки, дабы не выходить из образа, да и вообще желательно нигде не мелькать, полностью прекратить контакты с прежними знакомыми, побольше времени проводить в своем причудливо обустроенном жилище, а если захочется размяться, выезжать неприметно одетой, в темных очках, повязав голову платком, и совершать променад в уединенных аллеях, к примеру в Кускове или Архангельском.
Поначалу она кривилась — хочется же себя показать, на людей посмотреть! Неинтересно гулять в одиночестве, да к тому же столь простенько одетой.
Яков Борисович успокоил ее, что, во-первых, все звезды, устав от славы, стремятся сохранить инкогнито, а во-вторых, это очередной рекламный трюк — ее прогулки увековечат лучшие фотографы и телеоператоры.
Благодаря стараниям Владимира Максимовича и его команды пиарщиков в прессе стали появляться статьи о том, как писательница Астралова набирается вдохновения для создания очередного произведения. Материал иллюстрировался снимками, и ее имидж обогатился новыми определениями: «затворница», «вечно одинокая», «мечтательница», «романтическая героиня», «скромница», «утонченная натура» и прочими в том же духе.
Известность, соответственно, росла, и писательница, предвкушая звездную популярность, послушно следовала советам создателей ее образа.
— Сереж, а кем работала Рита?
— Когда я поступил на журфак, Рита потянулась за мной, правда, второго образования не получила, но она и не стремилась к этому. Вначале отвечала на письма читателей, потом сама начала писать — простенько, но многим нравилось.
— Мне кажется, Рита и журналистика несовместимы. Ты тоже выпадаешь из образа нахрапистого журналюги, подкупая собеседников своим обаянием и человечностью. В тебе есть некая аура доброты, и сразу видно, что ты хороший человек. Даже облик располагает к откровенности, нет сомнений в твоей порядочности, потому интервьюируемый не опасается, что ты переврешь его слова или подашь материал под определенным углом, лишь бы тиснуть броскую статейку. Полагаю, твоя популярность и репутация классного мастера пера в немалой мере обусловлены этой аурой, обаянием и непохожестью на остальных собратьев по перу.
— Спасибо, Аленка… Лучшего комплимента я не слышал за всю жизнь.
— А это вовсе не комплимент, а правда.
— Тем более спасибо, раз ты считаешь это правдой.
— А Риту я даже представить не могу с диктофоном, в роли интервьюерши.
И опять Алла вспомнила, что почти не замечала жену Сергея. Среди сокурсниц было немало девушек, ничем особенным не выделявшихся, но с ними она дружила. А Риту игнорировала нарочито, демонстративно, мол, знать не знаю, кто ты такая, просто тень, следующая за своим мужем, а потому недостойна моего внимания. И в этом тоже проявилась ее неосознаваемая ревность и особое отношение к Сергею. Была бы к нему равнодушна, не брала бы в голову, на ком тот женился. Или приняла бы Риту, как и многих жен своих друзей, ведь Сергей бывал в их компании, его-то привечали. Отвергая его половину, тем самым она подчеркивала, что он сделал ошибочный выбор.
— Дай мне, пожалуйста, номер Ритиного рабочего телефона.
Он посмотрел на нее удивленно, но ничего не сказал и полез за своей записной книжкой. Переписав служебный телефон его покойной жены, Алла решила, что разговоры о погибшей можно временно отложить и заняться кое-чем гораздо более: приятным.
Утром следующего дня, пока Сергей брился в ванной, Алла из спальни позвонила в офис «Самаритянина» и сообщила номер служебного телефона Риты Мартовой.
Деловая Тамара тут же выяснила адрес газеты, в которой та работала, и сейчас сидела в раздумье, кому поручить туда съездить. Можно послать любую из «самаритянок», но они далеки от журналистики, А вдруг гибель Риты как-то связана с ее профессией? К примеру, она затеяла журналистское расследование, получила информацию, которая не понравилась человеку, категорически не желающему, чтобы кто-то совал нос в его дела и тем более опубликовал эти факты, и от нее избавились. Заказные убийства в журналистской среде хоть и редко, но бывают. Или же возникли какие-либо трения с коллегами. Трудно представить, что один труженик пера убьет другого из зависти, ревности или иных низменных мотивов, но раз такое случается в любой среде, то почему не может произойти в редакции газеты?.. В этом случае тот, кто хорошо знает нравы журналистского мира, лучше сориентируется.
На ниве журналистики трудились четверо их сокурсников. По образованию они гуманитарии, а периодики сейчас издается море, и те, кто в ладах с русским языком, стали сотрудничать с газетами-журналами. Марину Градову и Инну Орлянскую Тамара отмела сразу — не коммуникабельны, да и вообще по складу характера не справятся со столь деликатным заданием.
Владимир Кохадзе, которого все называли сокращенным грузинским именем Ладо, — человек общительный, эмоциональный, наверняка у него хватает знакомых в журналистской среде. И стезю он выбрал подходящую для данного случая — репортер криминальной хроники. Если поручить ему разузнать все о Рите Мартовой, он сможет накопать немало, пользуясь знакомством с коллегами по перу и связями в правоохранительных структурах.
В целом Ладо — подходящая кандидатура. Однако есть одно «но» когда-то он был влюблен в Аллу Королеву, но «Казанова в юбке» бросила его через пару месяцев, а ее следующим любовником стал Сергей Мартов. Не таится ли в душе Ладо Кохадзе давняя обида на Сергея, не будет ли он пристрастен?..
Тамара еще раз взвесила все плюсы и минусы кандидатуры сокурсника. Ладо наверняка многое выяснит, но он хвастлив, треплив, ненадежен, вдруг разболтает о том, что узнал? Или, того хуже, опубликует статью о гибели Риты, напичкав ее собственными домыслами, намеками на причастность Сергея к смерти жены или представив его в негативном свете. Даже если он давно не держит зла на Сергея, то может предать гласности многое из конфиденциальной информации, которую ему удастся раздобыть. Он же репортер криминальной хроники, а тут в руки плывет сенсационный материал — трагически погибла супруга знаменитого журналиста!
Все их сокурсники были весьма невысокого мнения о нравственных качествах Ладо, да и профессия наложила на него свой отпечаток.
Отложив пока окончательное решение, «самаритянка» задумалась о второй кандидатуре.
Люда Бармина по прозвищу Люлю — ее до сих пор все так называли, да и сама она мало изменилась, все та же смешливая миниатюрная блондинка, из тех, о ком говорят «карманная женщина». В студенческие годы Люся была всеобщей палочкой-выручалочкой. Она человек добрый и безотказный, легкий в общении, в журналистике давно, знает многих коллег, — в общем, подходит по всем статьям. Но Тамару смущало, что опять в трудной ситуации приходится прибегать к помощи Люлю. Той и так не сладко — тянет на себе всю семью, муж получает мизерную пенсию по инвалидности, а Люся берется За любую подработку. Ее сыну семнадцать лет, парень в этом году поступает в институт, на репетиторов уходит немало. Имеет ли она, Тамара, моральное право отнимать время у сокурсницы, привлекая ее к расследованию?.. Люлю, конечно, как всегда, не откажется помочь, но ведь и совесть надо иметь.
Так и не решив, кого из них выбрать, Тамара надумала посоветоваться с верной боевой подругой, но ее мобильник не отвечал.
Сергей довез Аллу до дому, а сам поехал на работу. Верный оруженосец уже сидел в гостиной — у него есть ключи от ее квартиры — и развлекал Перса игрой в мышку.
Она сразу же позвонила Олегу на работу и в красках поведала, как славно они провели время с Ларисой на природе, оповестила, что у нее замечательное настроение, и пообещала принимать лекарства и лениво отдыхать. Только повесила трубку, как раздался звонок.
— Ал, это Тамара.
— Привет, дорогая.
— Ты отключала мобильник?
— Батарейки сели, — легко соврала Алла. Она и в самом деле отключила сотовый — вдруг позвонит Олег, пока она едет в машине Сергея. Разговаривать с одним мужчиной в присутствии другого ей не хотелось, а придя домой, она забыла включить телефон. — Есть новости?
— Пока нет. Никак не могу определиться, кого подослать к Ритиным коллегам.
— В чем проблема. Томик? Любая из наших девиц справится с этим заданием.
— Хотелось бы человека, знакомого с журналистикой. Ладо Кохадзе подходит по многим параметрам, но…
— Не пойдет! — перебила ее верная боевая подруга. — Хоть мы с ним и замирились, но душок от парни идет, мужик он подловатый. Не буду тебя просвещать, это наши с ним дела, но есть в нем кое-что, из-за чего я исключила его из числа людей, заслуживающих мое доверие.
— Ты думаешь, Ладо будет пристрастен?
— Стохреново! — убежденно произнесла Алла. — Серегу он до сих пор тихо ненавидит — Ладо, ко всему прочему, очень завистлив. Вторая кандидатура, как я понимаю, Люлю?
— Да. Как ты насчет нее?
— Однозначно положительно. Крошка Люлю мне нравится. Крепкая девка. Мозги у нее устроены как надо, сама она без говна, а ее личная жизнь никого не касается.
Верная боевая подруга говорила о сокурснице: «Маленькая собачонка до старости щенок», — Люся Бармина и в восемнадцать, и в тридцать шесть выглядела девчонкой и предпочитала мужчин, которые годились ей в отцы, если не в деды, и над этим потешались многие сокурсники. Пообщавшись с психиатром, Алла узнала причину тяготения подруги к мужчинам преклонных лет и прониклась к ней сочувствием.
— Да я и сама склонялась к мнению, что Люся — самая подходящая кандидатура.
— Верно решила. Томик. Люлю доброжелательна, Приветлива, любого разговорит. А то, что едва сводит концы с концами, свидетельствует: она не продается, и это вызывает уважение. А поскольку в ней нет злобы и негативного отношения к людям, то ее оценкам можно доверять. К тому же у нашей карманной женщинки, должно быть, немало знакомых в журналистской среде — характер у нее общительный.
— Единственное, что меня смущает, — она единственный кормилец в семье, берет на дом и редакторскую, и даже корректорскую работу, вдобавок дает уроки русского языка современным Митрофанушкам. Неудобно посягать на ее время — Люся и так работает даже в выходные.
— Томик, не усложняй себе жизнь! Запомни, дорогая, в каждом веке своя мораль. То, что считалось безнравственным в девятнадцатом веке, стало нормой в двадцатом, а то, что осуждалось в двадцатом, вполне приемлемо в двадцать первом. Оставь в прошлом веке устаревшие категории: удобно — не удобно. В новом тысячелетии единственное мерило — деньги. Другие страны пришли к этому еще раньше, но у нас все с задержкой. Значит, так, дорогая, сейчас звонишь крошке Люлю и говоришь: «Есть возможность заработать. Мы с нашими девицами занимаемся частным сыском и получаем за свою работу весьма неплохое вознаграждение. По мере необходимости привлекаем других сокурсников. Сейчас нужны твои услуги, и они будут оплачены». А затем даешь ей задание выяснить все, что можно, о Рите Мартовой. В данном случае заказчицей расследования выступаю я, поскольку дело касается близкого мне человека, но вовсе не обязательно оповещать Люлю о том, кто платит «самаритянам» гонорар. Оговори сумму, которую она получит, и пусть займется делом. Уверяю тебя, она не вскинется: «Ах, ах, мне неудобно брать деньги за сбор сведений о погибшей жене моего сокурсника!» Один из моих принципов по жизни: «Каждый труд должен быть адекватно оплачен по заслугам». Халявы и сама не люблю, и другим не позволяю халявничать. Люлю потратит свое время, поэксплуатирует свои мозги и личное обаяние, а за это получит вознаграждение. Куда проще?
— И в самом деле…
— То, что человек числится представителем другой профессии, не означает, что в ином назначении его можно использовать бесплатно. Как это ни банально звучит, время — деньги, по крайней мере для человека, который себя ценит и занят делом. Усекла?
— Да.
— А на будущее привлекай Люлю и к другим расследованиям. Материально ей живется очень трудно, дай человеку возможность заработать.
— Полгода назад, составляя картотеку, я спрашивала ее, не хочет ли она сменить поприще. Люлю сказала, что любит свою работу, хоть в материальном отношении плохо обеспечена. — Ну вот, значит, все правильно. Ей не хотелось трудиться в коммерческой фирме, а в данном случае ты не отрываешь ее от журналистики, а всего лишь предлагаешь дополнительный заработок. Люлю ведь и сама изыскивает приработок — корпит над чужими графоманскими текстами в качестве редактора и корректора, учит обалдуев русскому языку. Почему же не заняться делом, которое и интереснее, и денежнее'! Уж кому-кому, а именно ей сыщицкая работа как раз в масть. У нашей карманной женщинки вид невинного ангелочка, она естественна и органична, мила и обаятельна. Никому и в голову не придет, что крошка Люлю собирает информацию. Ко всему прочему, она умненькая и все сделает по высшему классу. Но и с Ладо пообщайся.
— Хорошо, тогда я сейчас позвоню обоим, а по месту работы Риты пошлю Ирину.
— Ирэн отлично со всем справится, — одобрила ее решение верная боевая подруга, — девка уже проверенная.
Тамара дала задание Ирине съездить в редакцию газеты, где работала Рита Мартова, а потом позвонила Люсе Барминой, но дома ее не оказалось, на работе тоже. Мобильника у нее нет, что неудивительно — Люлю приходилось экономить, и такую роскошь она не могла себе позволить.
«Ладно, не до поздней же ночи она будет мотаться по Москве», — решила «самаритянка» и позвонила Владимиру Кохадзе:
— Ладо, привет, это Тамара Семанкина.
— Привет, Томусик! — Сокурсник почему-то очень обрадовался.
— Как живешь?
— Регулярно.
— Рада за тебя.
— А ты?
— А я не замужем.
— Так это дело поправимое!
— А у тебя есть на примете подходящий жених?
— И не один!
Тома завела фривольный разговор с Ладо, чтобы задать тон будущей беседе. Поговорить тот всегда любил, а если почувствует в ней заинтересованную слушательницу, то может поведать то, что никогда не расскажет в серьезной беседе. Поэтому Тамара, еще раз вспомнив Аллину манеру поведения, вела свою игру:
— Я уже заинтригована. Расскажешь, кто они?
— И даже покажу, — пообещал сокурсник.
— Мне важнее твои оценки, — польстила она. — Раз ты считаешь, что это вполне стоящие кандидатуры, я тебе верю. Но утоли мое женское любопытство.
— Тогда давай встретимся, — предложил Ладо.
— Давай, — согласилась Тома, сдержав облегченный вздох, — она боялась, что, если сама предложит встречу, тог начнет набивать себе цену, мол, по уши занят, ни единой свободной минутки, я же известный журналист! А тут сам идет на контакт.
Тамара договорилась встретиться с Владимиром Кохадзе в кафе «Аркадия», располагавшемся рядом с ее домом. Раз уж их общение началось во фривольной тональности, нужно не ударить в грязь лицом. До встречи оставалось два часа, и она забежала домой, переоделась, уложила волосы и сделала макияж поярче.
Когда Тома подошла ко входу в кафе, сокурсник уже был там. И сразу оценил ее старания:
— Ну, Томусик, тебя не узнать!
Он раскинул руки, будто бы желая заключить ее в объятия, но потом вспомнил, что давно уже не изображает кавказский темперамент, — по матери он русский, а своего отца, на четверть грузина, никогда не видел, — и поцеловал ей руку.
— А ты стал еще красивее, — сразу задала тон будущей беседе Тамара, с удовлетворением отметив, как расцвел сокурсник от ее слов — кому же не приятно услышать комплимент! — Самый классный парень на нашем курсе теперь стал настоящим журналистским зубром. Читала твои статьи, — без малейшей заминки соврала она, хотя в глаза не видела ни единой статьи Владимира Кохадзе. — Теперь я поклонница твоего таланта.
— Ну, ты преувеличиваешь, — заскромничал Ладо, еще больше просияв. Какой я талант… — И тут же сделал себе комплимент:
— Я всего лишь хороший профессионал.
Тома решила, что дифирамбов пока достаточно, с улыбкой покачала головой — мол, ты явно преуменьшаешь свои способности, — и вошла в вестибюль. Они сели за двухместный столик и сделали заказ.
— А ты где работаешь? — осведомился Владимир. О двойном предназначении «Самаритянина» никто не знал, кроме самих «самаритян» и узкого круга близких друзей, и Тамара, разумеется, не стала просвещать сокурсника.
— В посреднической фирме. Предоставляю рабсилу для коммерческих структур.
— Нравится?
— Как говорит наша с, тобой общая знакомая, если за что-то платят деньги, значит, это работа.
— Кого ты имеешь в виду?
— Аллу Королеву.
— А-а… Давно ее не видел. Как она?
— В целом — замечательно, а в частности — пока нездорова. Ее несколько месяцев назад тяжело ранили.
— Я не знал… Хотелось бы с ней встретиться.
— Позвони, Алла будет рада. Она пока не работает, так что времени у нее много.
— Непременно позвоню. Такая женщина… — Ладо зажмурился от сладких воспоминаний.
— Кстати, ты можешь увидеться! с ней в четверг. Правда, повод невеселый…
— А что такое?
— Рита Мартова погибла.
— А при чем здесь Алла?
— Все же в одном институте учились. Правда, они почти не общались, но как же не прийти на похороны!.. Мы все придем.
— Погоди, до меня только сейчас дошло, — перебил ее Владимир. — Я же Риту недавно встретил.
— Когда? — встрепенулась Тамара.
— Дай вспомнить… — Ладо наморщил лоб. — Недели три назад.
— Где?
— На презентации писательницы Астраловой.
— Вы с ней разговаривали?
— Нет, она стояла в сторонке, меня не видела; а у меня не было никакого желания к ней подходить.
— Почему? — Тамара постаралась задать вопрос индифферентным тоном, хотя внутри уже все дрожало от сыщицкого азарта — похоже, появилась зацепка.
«Хорошо, что я решила с ним встретиться, — похвалила она себя. — По телефону бы мало что выяснила».
— Да так… — Владимиру не хотелось развивать эту тему. Похоже, он уже жалел, что сболтнул лишнего.
«Почему он так напряг я?» — размышляла «самаритянка». Закуривая, она незаметно наблюдала за собеседником и прикидывала, как бы все выяснить и при этом не спугнуть его.
— Да, Рита была неприятной личностью… — перебросила Тамара первый мостик. — Хотя о мертвых положено говорить или хорошо, или никак, должна все же признаться, я не испытывала к ней теплых чувств. Равно как и большинство наших сокурсников.
Ладо тут же заглотил крючок и расслабился.