Лорен отправилась спать как обычно, в десять. Полы в старом доме изрядно рассохлись и громко скрипели. Ей казалось, что они жалуются на жизнь своими тонкими, пронзительными голосами. Но сегодня она слышала другие голоса: внизу, на кухне, говорили Чесси и Соломон. Дверь они закрыли, но звуки проникали сквозь потолочное перекрытие. Она не разбирала слов, но хорошо слышала враждебный и резкий тон — дядя ссорился с гостем. Раза три в его голосе прорывалось откровенное бешенство. Соломон отвечал тихо, спокойно, но твердо.
Что бы это значило? — спросила себя Лорен и забралась под одеяло. Там происходит что-то странное. Может быть, Соломон знает какую-нибудь тайну из прошлой дядиной жизни? А вдруг Соломон незаконный сын Чесси от какой-нибудь русской балерины или итальянской оперной певицы? Романтично, но не похоже на правду. Тетя Сью, которая давно умерла, этого не допустила бы.
По-настоящему своей тети она не знала, только видела большую пожелтевшую фотографию в гостиной, на которой была изображена леди с решительным подбородком и выразительными глазами. Лорен не могла себе представить, чтобы дядя изменял такой тете.
В доме не было фотографий отца. Чесси всегда говорил о младшем брате уклончиво, избегая отвечать на ее вопросы. Лорен подозревала, что ее отец чем-то обидел или в чем-то разочаровал Чесси. Очень скрытный, дядя не рассказывал о своем прошлом. Холодок, который появлялся в его глазах, всегда удерживал Лорен от лишних расспросов.
Свернувшись калачиком и подложив под щеку ладонь, она тихо погрузилась в сон. Спала спокойно и проснулась, когда дневной свет уже заливал комнату. Минуту она тихо лежала, затем зевнула и потянулась. Потом умылась, оделась и спустилась вниз. В последнее время Чесси часто проводил утро в постели. Ему пошел уже шестьдесят седьмой год, и теперь, в связи с прогрессирующей болезнью, он берег силы.
Войдя в кухню, она с удивлением услышала пение кипящего чайника. Соломон с улыбкой повернулся ей навстречу, и Лорен улыбнулась ему в ответ:
— Рано же вы встаете!
— Жалко в такой день валяться в кровати.
Она выглянула в низенькое оконце. Соломон отодвинул красные клетчатые занавески, и кухню залил солнечный свет. На траве и цветах еще сверкала роса, ярко-малиновые розы обвивались вокруг деревянной решетки, высоко подняли трепещущие головы алые маки, их оттеняли кусты с гроздьями белой сирени. На одном кусте сидел дрозд и оглядывал лужайку блестящим черным глазом в поисках насекомых. Небо над миром было ярко-синим.
— Прекрасный день, — согласилась она.
— Самый подходящий для пикника, — отозвался Соломон, засыпая в чайник заварку.
У Лорен глаза широко раскрылись.
— Для пикника?
— Давайте отправимся к старому кладбищу.
— А откуда вы о нем знаете? — спросила она, внимательно на него глядя.
— Лучше всех сохранившееся здесь кладбище. О нем упоминается во всех путеводителях.
— Да? — Может быть, так оно и есть? Сама она воспринимала эти древние захоронения как нечто обычное, но, возможно, в других местах их считают достопримечательностями, откуда ей знать? — Туда очень крутой подъем, — предупредила Лорен.
— Думаете, я дряхловат для таких подъемов? — спросил Соломон насмешливо.
— Мне кажется, я должна была вас предупредить. — На щеках у нее появились ямочки. — Чего бы вы хотели на завтрак? Я, пожалуй, съем пару тостов с сыром и кетчупом.
— Тогда я тоже. И сварите вкрутую несколько яиц, мы возьмем их с собой, чтобы перекусить на природе.
Поев, они обшарили кладовую и маленький холодильник, добавили к яйцам холодного цыпленка, немного салата и фруктов, большой кусок сыра и вполне съедобное сухое печенье.
— Пойду скажу Чесси…
— Я уже сказал ему вчера вечером, — холодно заметил Соломон, удерживая ее за руку, чтобы она не упорхнула к своему дяде.
Лорен посмотрела на него удивленно.
— Дядя не возражал? — Так вот о чем они спорили.
— Он согласился, — сказал Соломон, не вдаваясь в подробности.
Они собрали всю провизию в старую плетеную корзину и понесли ее вместе. Им нужно было пересечь местечко, чтобы выйти к полю, на котором начинался подъем на Винтовую гору. Из окна почты выглянула миссис Фрейзер, с любопытством посмотрела на Соломона и помахала Лорен.
— Мы должны зайти поздороваться, иначе она обидится, — сказала Лорен сдержанно.
На почте, в помещении которой миссис Фрейзер по совместительству еще и держала маленький магазинчик, скучно пахло сургучом и свежей побелкой. Хозяйка заведения за прилавком напоминала паука, поджидающего муху, но обижаться на нее было невозможно. Она видела все, что происходит на улице. Лорен подозревала, что где-то внутри этой маленькой пухлой женщины был спрятан природный, как, например, у летучей мыши, радар. Она, казалось, способна была разузнать все о каждом жителе местечка, которых было около сотни. Всех их миссис Фрейзер знала очень близко.
Чесси говаривал, что столь живой интерес к окружающим помогает ей прекрасно сохраниться. С ясной, приветливой улыбкой, ласковым, приятным голосом и совершенно не краснея, задавала она свои вопросы. Единственный внук миссис Фрейзер эмигрировал в Австралию — по слухам, просто куда подальше сбежал от бабки. Но, несмотря на некоторую пустоту в личной жизни, пожилая дама всегда была весела. Она полностью отдалась своему призванию, став местной службой информации, собирала ее и передавала дальше, часто в очень искаженном виде. Дядя говорил, что миссис Фрейзер в душе — творец, она не принимает жизнь в оскорбительно-обыденном обличье и по мере сил совершенствует ее.
Не успели Лорен и Соломон переступить порог, как миссис Фрейзер уже направилась им навстречу со словами:
— Я вижу, вы на пикник. Самый подходящий денек для этого. Какая прекрасная машина у вашего гостя. Он ведь у вас остановился, не так ли? Вот и славно! Миссис Сагер родила во вторник, младенец совсем маленький, головка гладкая как яйцо. Бедный мистер Сагер, он так переживает, понятно, это ведь его первенец. А в усадьбе «Ночная птица» кот застрял в трубе. Я всегда говорила хозяйке, что так и будет. Каждый раз, когда кто-нибудь входил в комнату, он бросался прятаться в камин. Я ей говорила, что нельзя приручать дикое животное. Дикий кот он и есть дикий кот, и ничего с ним не поделаешь.
— Бутылку лимонада, пожалуйста, — сказала Лорен, с трудом дождавшись паузы.
Она не делала попыток отвечать или задавать вопросы, поскольку в этом не было нужды. Миссис Фрейзер шла своим твердым путем независимо от реакции слушателей. Достав с полки бутылку, она, улыбаясь, принялась за Соломона.
— Из Чикаго приехали? — В ответе нужды не было. Дядя всегда говорил, что миссис Фрейзер читает ответ на лице собеседника и, если он ее не устраивает, она придумывает свой. — Никогда там не бывала, никогда. Ужасное место!.. Мистер Фрейзер возил меня однажды в Бей-Сити, и больше я туда ни ногой. До того устала от дороги туда-обратно, впору было отпуск брать, когда наконец домой вернулись. Что-нибудь еще нужно, Лорен? Как у мистера Чессингтона руки? Все хуже? Бедняга, стал почти калекой. Ему нужна крапива, вот что. Мистер Фрейзер в этом может поклясться.
Тут в магазин вошла девочка и принялась разглядывать леденцы, выставленные на прилавке. Миссис Фрейзер переключилась на нее, и Лорен расплатилась, положив деньги:
— До свидания, миссис Фрейзер.
Кейд, беззвучно смеясь, вышел следом за ней. Было слышно, как старушка говорит что-то девочке, а та, так же как только что они, молча слушает.
— Она просто невыносима, — заметил Соломон.
Они повернули и прошли через ворота, аккуратно закрыв их за собой. Дальше их путь пролегал по колосистой траве, шелестевшей под ногами. В траве росло множество лютиков. С холма тяжело и одышливо медленно спустилось несколько черно-белых коров, чтобы взглянуть на прохожих.
— Любопытные создания эти коровы. — Соломон внимательно наблюдал, как они мычат на него, низко опустив головы.
Если бы он прежде бывал в их местечке, думала Лорен, миссис Фрейзер непременно узнала бы его, но ведь этого не произошло, хотя ее маленькие глазки-бусинки внимательно осмотрели его светло-синий хлопковый костюм, голубую рубашку с открытым воротом и широкий кожаный пояс, подчеркивающий тонкую талию.
На Лорен было зеленое хлопчатобумажное платьице, узкое в талии, с оборочками у корсажа, делавшее ее фигуру особенно грациозной. Маленькие груди приподнимали тонкую ткань. Ветер, дующий в спину, трепал пышную юбку.
В дальнем конце поля им пришлось перебираться через живую изгородь.
Соломон сначала поставил на другую сторону корзину, затем поднял Лорен. Какую-то минуту руки его крепко сжимали талию, потом он опустил ее на землю и, перешагнув препятствие, нагнулся за корзиной.
Захоронения, расположенные кольцом, находились на вершине холма, откуда были видны все окрестные долины. Судя по надгробиям, им было много-много лет.
— Наверное, это могилы первопоселенцев. — Лорен говорила, стоя среди обломков серых камней. — Здесь их много похоронено. Отсюда, сверху, они могли следить за делами рук своих.
— Большой брат всегда видит тебя, — предположил Соломон.
— Что-то в этом духе. — Она нервно захихикала. — Страшно, правда? Когда я была маленькой, то представляла себе, что по ночам они выходят из могил и крадутся вниз по склону в поисках жертвы.
— Этот парень был просто богатырь, — пробормотал Соломон, стоя перед одним из захоронений.
Камни огораживали его с четырех сторон. Продолговатое, заросшее травой, оно было в длину около шести футов. Соломон улегся внутри этой ветхой ограды и скрестил руки на груди.
— Не надо! — закричала Лорен. — Это приносит несчастье.
Но Соломон продолжал лежать и, улыбаясь, смотрел на нее. Она подумала тогда, что именно так должен был выглядеть классический первопоселенец. Лорен поделилась тем, что пришло ей в голову, но он только рассмеялся.
— Вы перепутали все исторические периоды. Поколение, заложившее это кладбище, не отличалось высоким ростом. Тот, на чьем месте я лежу, был исключением.
— Вылезайте, пожалуйста, — попросила Лорен. И, взяв корзину, вышла из кольца, образованного древними могилами.
Здесь, наверху, дул резкий ветер, а небо казалось таким близким, что хотелось достать рукой до летящих облаков. Внизу лежали плодородные зеленые долины, залитые солнечным светом, словно янтарным панцирем. Деревья, растущие по краям полей, отбрасывали темные пятна теней, между ними двигались величавые процессии коров. Чуть ниже вершины холма, с подветренной стороны, Лорен нашла согретую солнцем ложбину и опустилась на низкую траву. Соломон сел рядом и со вздохом вытянул длинные ноги.
— Хорошо!
Лорен разложила еду на белой скатерти, которую они взяли с собой, и Соломон лениво наклонился, чтобы взять кусок цыпленка.
— Я опять хочу есть.
— Да, уже почти полдень, — сказала она и подумала о том, как быстро прошло утро, ведь в восемь они еще сидели за завтраком.
Высоко над головой, словно подвешенный на нитке, парил жаворонок. Он непрерывно пел, а Лорен лежала, вытянувшись во весь рост, заслонив глаза рукой от яркого света, и глядела на него.
Трава была мягкой и пахла чудесно. В затишье Лорен разморило от жары, и ей захотелось вниз, в тень деревьев. Здесь некуда было спрятаться от солнца. Взглянув на Соломона, она увидела, что тот аккуратно доедает цыпленка, обдирая мясо белыми, ровными зубами.
— Каннибал!
Он поднял на нее глаза, прищурился от удовольствия.
— А вы есть будете?
Она зевнула.
— Лень.
Соломон завернул куриные кости в бумагу и убрал в корзину, потом подвинулся и начал искать сыр и печенье. Лорен опять прикрыла глаза.
— Лентяйка, — прозвучал совсем рядом глубокий, мягкий голос.
Она отняла руку от глаз и увидела темную голову, заслонившую от нее небо. Несколько секунд сердце ее бешено билось. Соломон смотрел сверху, а Лорен перевела взгляд с черных глаз на резко очерченный чувственный рот. Она поняла, что он хочет поцеловать ее. Поцелуй был нежным, ласкающим, осторожным и как будто вопросительным — казалось, Соломон был не уверен в себе. Когда он отодвинулся, Лорен, чуть-чуть задыхаясь, сказала:
— Наверное, я встречала тебя в другой жизни. — Она впервые обратилась к нему на «ты».
Он охотно поддержал ее начинание:
— Ты веришь в переселение душ?
— Я никогда об этом не думала, но…
— Что?
Он спросил быстро, пристально глядя на нее.
— Мы прежде встречались?
Соломон смотрел на нее сверху, и глаза его опять стали бездонными, непостижимыми, лицо приобрело восточную непроницаемость.
— Почему тебе так кажется?
— Что-то в тебе есть знакомое. Я уверена, что где-то видела твое лицо.
— Ну и каким было то, первое впечатление? Надеюсь, положительным?
Вопрос был очень странный, и Лорен почувствовала, что он ждет ответа почти с волнением. Ответила она шутливо:
— Во всяком случае, бежать от тебя с визгом меня как будто не тянет.
— А что ты чувствуешь?
В его голосе опять появилась жесткая интонация, и Лорен нахмурилась.
— Ты чего-то недоговариваешь. Почему? Вы с Чесси пытаетесь от меня что-то скрыть?
Сухо усмехаясь, Соломон отодвинулся.
— А у тебя, оказывается, живое воображение. Ешь лучше сыр. — И протянул ей кусок. Она взяла, понимая, что он хочет переменить тему разговора.
— Ты говорил, что ты бизнесмен, а какой?
— Из тех, что всегда заняты, — ответил он сдержанно. — Последние месяцы мне пришлось очень много работать. Я просто на пределе умственных и физических сил.
Лорен слушала его и грызла ломтик сыра.
— Такое впечатление, что ты больше привык к роскошным отелям, чем к скромным домам вроде нашего…
Он поморщился.
— Я достаточно насмотрелся отелей. Приходится часто ездить, и гостиничная жизнь порядком надоела.
— Как бы я тоже хотела насмотреться отелей. — Она вздохнула.
Наступило странное тягостное молчание. Соломон смотрел вниз, на долину, его лицо застыло и как-то обострилось. Черты сделались резкими, сухими, похожими на хищный профиль орла, пряди со лба сдул ветер. Соломон провел рукой по волосам, и она обратила внимание на его кисть.
— У тебя хорошая растяжка. Ты играешь на скрипке? — спросила Лорен неожиданно.
У него дернулся рот.
— Немного.
— Поиграй мне, когда вернемся, — сказала она с энтузиазмом.
— Нет уж, мне бы не хотелось. У меня совершенно другой уровень, — сказал он, словно отрезал.
Она поймала его руку, положила себе на ладонь и стала изучать ее поверхность с переплетением вен и сильные длинные пальцы.
— Какая мощная рука!
— Уж не цыганка ли ты? — В вопросе звучала легкая насмешка.
Лорен рассмеялась и перевернула его кисть ладонью кверху. Она оказалась гладкой и белой, а линии на ней глубокими и ясными.
— Хорошая линия жизни, а линия сердца короткая. Зато линия ума чрезвычайно ярко выражена.
— Очень хитро закручено! Что же ты не просишь позолотить ручку? — усмехнулся Соломон.
— Всякое даяние будет воспринято с благодарностью, — парировала она.
Он достал из кармана купюру в десять долларов и положил ей в руку.
— Спасибо тебе, цыганочка!..
— Не слишком щедро, ну да ладно. — Лорен пошуршала купюрой в руке. — Куплю себе новый хрустальный шар для гаданий.
— Слишком поздно! Ты уже встретила таинственного смуглого незнакомца.
Она взглянула на него сквозь ресницы.
— А разве ты незнакомец?
Соломон не мог оторвать глаз от дерзкого овала ее щеки, от слабой улыбки на нежных розовых губах.
— Да, разве я незнакомец? — прошептал он.
Хруст травы совсем рядом прервал возникшее между ними влечение. Они вздрогнули и, обернувшись, увидели удивленные влажные глаза овцы, которая смотрела на них из-за камня. Они рассмеялись, и овца испуганно убежала, подпрыгивая и смешно подкидывая курдюк.
Соломон снова вытянулся и, лежа на боку, опять начал что-то жевать, одновременно наблюдая за тем, как бегут тени по траве, растущей на склоне. Лорен съела немного салата и яблоко. Лицо у нее раскраснелось от солнца, ее разморило, двигаться не хотелось. Хохлатая ворона слетела на землю и с жадностью следила за ними. В ожидании объедков она расхаживала туда-сюда, напоминая Гамлета на стенах замка Эльсинор. Соломон положил кусок цыпленка на бумажную салфетку, и ворона вдруг прыгнула вперед, схватила кусок, хлопая крыльями, и улетела, утащив его в клюве. Оба снова рассмеялись.
— Неужели она это съест? — спросила Лорен, и Соломон кивнул.
— Вороны — хищницы.
— Какой ужас!
— Разве ты не знала, что они крадут птенцов из гнезд?
— Наверное, знала, только никогда об этом не думала. Однажды, давно уже, Чесси сказал мне, что мотыльки питаются падалью. Мне было противно, потому что они выглядят такими чистыми, воздушными, а едят гнилье. — Ее передернуло. — Это заставило меня посмотреть на них совсем по-другому.
— Да, жизнь сложнее, чем кажется на первый взгляд, — согласился Соломон.
Он лежал на спине, сцепив руки за головой, и смотрел в небо. Потом глаза вдруг закрылись, и Лорен увидела, как разгладились, смягчились резкие черты его лица. Линии рта стали нежнее, скулы, будто сведенные непонятным напряжением, расслабились. Блеск умных черных глаз потух под тяжелыми веками; ресницы изгибались черными дугами. Она старалась не потревожить его сон.
Озеро сверкало на солнце, зеленые волны сливались с маревом, окутывающим все пространство до горизонта. Немного выше того места, где они расположились на пикник, объявились несколько овец и стали с громким хрустом щипать короткую траву. Чайки летали в синем небе, оглашая пространство резкими голосами, их белые крылья напоминали серпы. Соломон всхрапнул, ресницы его задрожали. Она склонилась над ним и поняла, что он пробуждается. Глаза открылись, он увидел ее. Лорен улыбнулась, тонкий локон ее серебристых мягких волос упал на его лицо. Он лениво поднял к нему руку.
— Лунный луч, — сказал он хрипловато.
— Ты очень крепко уснул.
— Неловко вышло! Извини.
— Не надо извиняться. Мне не было скучно, я была не одна. — Соломон приподнял бровь. Лорен взглянула на овец, потом на чаек. — Вокруг всегда есть кто-то. Надо только приглядеться.
Он снова улыбнулся, на этот раз мягко. И Лорен снова подумала: неужели все эти странные переглядывания Чесси и Соломона, непонятные паузы просто плод ее фантазии? Он же сказал, что у нее богатое воображение. Она взглянула на солнце.
— Мне кажется, пора отправляться домой, Чесси будет волноваться, куда, мол, мы пропали.
Лорен встала, и Соломон лениво протянул ей руку. Она засмеялась и потянула, и вот он стоит рядом, глядя сверху вниз.
— Ты порозовела, солнце обожгло кожу.
— Моя бедная кожа!.. — простонала она. — Мне и минуты нельзя побыть на солнце, тут же делаюсь как вареный рак.
— Сегодня не как рак, а как нежно-розовая лососина.
— Вот спасибо, — засмеялась она, — утешил.
— Обожаю лососину. — И он поцеловал ее в щеку.
Идти вниз было куда легче, чем в гору, однако потребовалось полчаса, чтобы добраться до местечка.
Миссис Фрейзер вышла им навстречу с газетой для Чесси. Лорен с улыбкой выслушала очередной поток новостей и, когда почувствовала, что можно уйти, не обидев собеседницы, еще раз улыбнулась и сказала, что им нужно торопиться.
На пути к дому Соломон заметил с усмешкой:
— Зачем здесь нужны газеты? Миссис Фрейзер сообщает все новости бесплатно.
— По-настоящему интересных новостей в газетах не печатают. Когда миссис Грэй заперла своего мужа в угольном подвале, ни одна газета не сообщила об этом. Но мы-то все знали. А разве найдется газета, которая напечатает про то, что отец третьего ребенка у Берроузов совсем не мистер Берроуз, а молочник?
— Господи, и как она об этом узнает?
— Бог знает. Это или предположение, или чистая выдумка, а может, на эту мысль ее натолкнуло то, что у бедного малыша и у молочника рыжие волосы.
— В таком крошечном поселке столько страстей!
— Чем тише и меньше поселок, тем сильней страсти, — ответила Лорен очень серьезно. — Дядя твердо убежден, будто она все выдумывает, а я думаю, что далеко не все.
Соломон молча шагал рядом с ней, пока они не вошли в дом.
— А про твоего дядю она тоже что-нибудь рассказывает?
— Что?
Она быстро к нему повернулась. Лицо Соломона было непроницаемо.
— С такой фантазией, она ведь могла…
Лорен нахмурилась.
— Я от нее ничего подобного не слыхала. Но, знаешь, ведь у нее свой метод. Она тебе расскажет все о каждом, но ничего о тебе самом.
Соломон начал тихонько насвистывать. Когда они появились на кухне, стоящий у плиты Чесси поднял голову. Лицо у него было хмурое, напряженное. Лорен легонько его поцеловала в надежде, что он не сердится. Дядя смотрел ей в глаза несколько секунд, как будто выискивая в ее лице что-то, потом улыбнулся.
— Видно, вы много лазили по кручам.
— Было очень хорошо. Только одна ужасная ворона украла у нас часть завтрака, зато остальное съел Соломон.
— А кто умял салат и яблоко? — запротестовал тот, поддразнивая ее.
— Вот сравнил! — Она заглянула в булькающую кастрюлю, в которой дядя что-то помешивал. — Тушеное мясо?
Чесси кивнул.
— Барашек.
— Ты любишь тушеного барашка, Соломон? — спросила она.
— Обожаю, — ответил Соломон и отдал дяде газету.
Тот сел к столу, чтобы ее просмотреть, Лорен направилась к двери.
— Пойду вымоюсь и переоденусь…
Чесси промолчал, он, не отрываясь, смотрел в газету. Соломон, не отводя глаз от Лорен, сказал, улыбаясь:
— У тебя грязь на носу. — Сказал так, будто ему это очень нравилось.
Она скорчила ему гримаску и вышла. Закрывая за собой дверь, оглянулась и увидела лицо Чесси: тот продолжал глядеть в газету, но был очень бледен. Лорен вымылась и переоделась в бледно-розовое льняное платье с круглым твердым воротничком. Спустившись на кухню, она застала мужчин за тихим разговором. Увидев ее, они тотчас же замолчали.
— А где газета, Чесси? — Лорен села и огляделась. — Хочу посмотреть гороскоп. Ты в каком месяце родился, Соломон? Похож на Овна.
— Ах ты Боже мой, опять гадания и предсказания, — поддразнил он ее.
Их глаза встретились, они рассмеялись.
— Не дразнись. Какой твой знак зодиака?
— У меня знак человека, который не верит всем этим глупостям.
— Где газета? — опять спросила Лорен. Чесси, явно смущенный, посмотрел на Соломона.
— Какая жалость, — сказал тот, гримасничая. — Это моя вина. Завернул в нее остатки от пикника и выбросил.
Лорен посмотрела ему в глаза и поняла, что он врет. Чесси подошел к плите и поднял крышку кастрюли. Ароматный запах наполнил кухню.
— Почти готово. Ты хочешь есть, Соломон?
— Голоден как зверь. Сейчас соберу на стол. Подвиньтесь, леди, сделайте одолжение.
Он склонился над ее стулом и чуть прижался щекой к ее щеке. Черные глаза улыбались, и она ответила улыбкой, но принужденно, хоть и не могла объяснить себе почему. Соломон ей нравился, он умел быть очень обаятельным, когда хотел. Но он врал! Она не понимала, что происходит, только видела, что вокруг старых, усталых глаз дяди легли тени, а около рта резче прорезались морщины. И произошло все это после приезда Соломона.