Глава 12

Поцелуй с Билли… приятный. Знакомый. Сладкий.

Это как найти свой кукольный домик у родителей на чердаке. Вы смотрите на него и улыбаетесь. Прикасаетесь рукой к балкончику и вспоминаете, как вы проводили время в выдуманном мире. Ностальгия. Часть вашего детства.

Но эта часть осталась позади. Потому что теперь вы выросли.

Так что не важно, как дороги эти воспоминания, вы не наберете себе яблочных пирогов и сливовых пудингов и не сядете играть.

Поцелуй заканчивается, и я опускаю голову. Смотрю на рубашку Билли. Знаете такую строчку — думаю, она из песни — если вы не можете быть с тем, кого любите, любите того, кто с вами?

Очень подходит для данной ситуации.

За исключением того, что я уже люблю Билли. Слишком сильно, чтобы воспользоваться его преданностью — будет слишком использовать его, чтобы излечить свое разбитое сердце и израненное эго. Он заслуживает лучшего. Билли Уоррен не должен стать утешительным призом. И я с радостью выцарапаю глаза любой женщине, которая захочет сделать из него такого.

Однажды он сказал, что я уже не та девушка, в которую он когда-то влюбился. И как бы не тяжело это было слышать, как бы неправильно я себя от этого не чувствовала тогда, он был прав.

Я уже не та девушка.

Отрываю свой взгляд от его рубашки и перевожу на его лицо.

— Билли…

Он прижимает свой палец к моим губам, а потом нежно поглаживает их. Закрывает глаза и делает вдох. Какое-то мгновение мы стоим, не шевелясь, охваченные несколькими секундами очарования прошлого.

А потом он говорит, рассеивая все чары.

— Находиться здесь с тобой? Так хорошо. Так же замечательно, как и раньше — даже лучше. Такое чувство… будто мы прокатились на ДеЛориане. — Его рука нежно касается моего лица. — Но все в порядке, Кейт. Это было всего на минутку. И теперь мы опять вернулись в будущее. И это не значит ничего более. И ничего это не должно изменить, потому что это итак уже замечательно.

Я киваю, с облегчением. Как хорошо, что мне ничего не надо говорить, Билли и сам все знает. Что он чувствует то же самое.

— Ладно.

Он улыбается.

— Надо увезти тебя домой, пока Кэрол не спустила всех собак на твои поиски. Или еще хуже — Амелия.

Я усмехаюсь. И, держась за руки, мы уходим, оставляя роллер-скейт-ринки все эти воспоминания позади.

* * *

Через двадцать минут Билли въезжает на парковку за кафе моей матери. Мы молча сидим в его грузовике, бок о бок.

— Хочешь, чтобы я тебя проводил?

— Нет, все нормально. Я сама.

Он медленно кивает.

— Ну… между нами теперь… будет некая неловкость? Из-за двухминутного реслинга языками?

Я же говорила — у него свой подход к выбору слов.

— Нет, никаких неловкостей. Не переживай.

Ему еще нужны подтверждения.

— Ты же все еще моя девочка, Кэти?

Это он не в романтичном смысле этого слова. Он имеет в виду, что я его друг — самый лучший друг, который оказался девчонкой. Если вам вдруг интересно.

— Я всегда буду твоей девочкой, Билли.

— Отлично.

Он отворачивается и смотрит через лобовое стекло.

— Тебе, действительно, стоит подумать про Калифорнию. Было бы хорошей сменой обстановки для тебя. Расстанетесь без ссор и скандалов.

Он прав, в какой-то степени. Калифорния могла бы стать для меня чистым листом. Никаких воспоминаний. Никаких болезненных расставаний. Никаких неловких разговоров. И с моим резюме, не думаю, что у меня будут проблемы найти новую работу.

И все же… у меня в Нью-Йорке знакомые. Корни. И я не уверена, что хочу разрывать все эти связи. Так что, как и в остальных аспектах моей жизни, я понятия не имею, что делать.

Звучит, как заезженная пластинка, да? Простите.

Кладу руку на коробку передач.

— Я подумаю об этом.

А он кладет свою руку поверх моей.

— Ты все решишь, Кейт, я знаю, ты сможешь. И все наладится. Ты не всегда будешь так страдать. Говорю по собственному опыту.

Я с благодарностью улыбаюсь.

— Спасибо, Билли. За все.

Потом я выбираюсь из грузовика, а он уезжает.

* * *

После того, как даю маме знать, что я вернулась, я иду к себе в комнату. Закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной. Уставшая.

Чертовски длинный день.

Мама убралась в комнате. Не то чтобы, здесь был бардак, но все равно заметно. Подушки взбиты немного сильнее, а мой мобильный аккуратно лежит на прикроватной тумбочке. Несмотря на мой нервный срыв, он все еще работает. Пристально смотрю на цифры. Они горят. Зовут меня. Дразнят меня.

Все так просто. Всего лишь десять цифр и я могла бы услышать его голос. Прошла целая вечность с тех пор, как я слышала его голос. У меня немного дрожат руки. Как у наркомана, которому нужна доза — только попробовать.

Думаете, он поднимет трубку?

А если поднимет, думаете, он будет один?

И эта мысль убивает всякое желание. Ни за что не буду звонить.

Хотя… обычно я не прослушиваю свою голосовую почту. Обычно я смотрю пропущенные вызовы. Чищу голосовую почту еще реже.

Прокручиваю экран вниз, к нужной мне дате.

И включаю.

«Привет, малыш. Игра в гольф уже закончилась. Собирался заехать и купить чего-нибудь выпить. Ты хочешь Дом или Филиппонна? А знаешь что? Черт с этим, шампанским. Ты намного вкуснее, чем они вместе взятые. Буду дома через пять минут».

Я закрываю глаза и позволяю его словам поглотить меня. У Дрю удивительный голос. Спокойный и мягкий. Но, в тоже время, дьявольски соблазнительный. Он бы с успехом мог работать на радио.

Нажимаю другую кнопку.

В этот раз у него дразнящий тон.

«Кейт, ты опаздываешь. Скажи Долорес, пусть отваливает. У тебя есть бойфренд, который сидит в большой, полной пены джакузи, совсем один. Давай домой, милая. Я тебя уже заждался.

Если бы только это было правдой сегодня.

Есть еще, некоторые быстрые, и по делу, некоторые — по правде сказать, грязные. И я слушаю все до единого. Он нигде не говорит «Я тебя люблю», но этого и не нужно. Я слышу это в каждом его слове. Каждый раз, когда он произносит мое имя.

И я не могу понять, как все это могло случиться? Как мы до этого дошли? И сможем ли когда-нибудь вернуть все назад? Я не плачу. Больше не осталось слез. Сворачиваюсь в клубочек посреди кровати. И голос Дрю меня убаюкивает.

* * *

На следующий день, мы сидим с Билли в комнате, в задней части кафе и едим жареную картошку из одной тарелки. Он работает над новой песней, а соображает он лучше на ходу.

Видите его? Ходит с одного угла в другой, бормочет, напевает что-то и время от времени бренчит на гитаре, что висит у него на шее.

Я сижу за столом. Пытаюсь найти выход из той безнадежности, во что превратилась моя жизнь.

Когда Билли идет к двери, что ведет в зал кафе, что-то привлекает его внимание в круглом окошке. Он пятится назад.

— Вот, дерьмо.

Я поднимаю глаза.

— Что? Что не так?

Потом с шумом раскрывается дверь. Так сильно, что ударяется о стену и остается на месте — боится двинутся хоть на миллиметр. Потому что там, в дверном проходе, стоит моя лучшая подруга, своей собственной раздраженной персоной.

Долорес Уоррен.

Точно, дерьмо.

На ней кожаные сапоги до колен, черные штаны в обтяжку, черный топ, и коротенькая черно-белая меховая куртка. На ее плечах висела куча пакетов с надписью Луи Витон, которые сочетались с большой сумкой на колесиках, что она тащила за собой.

Ее янтарные глаза сверкали от злости, словно только что ограненный топаз.

— Кто-нибудь скажет мне, почему я узнаю от своей матери, что в Гринвилле встреча Трех Мушкетеров, на которую меня не пригласили?

Она проходит вперед. Билли встает за моим стулом, прикрываясь мной, как живым щитом.

— А еще лучше, может, кто-нибудь мне объяснит, почему моя лучшая подруга сбежала из Нью-Йорка так, будто за ней черти гнались, оставляя за собой поток неприятностей, по сравнению с которыми Сэнди[24] просто хренов ливень. И я понятия не имею почему?!

Она делает еще шаг вперед и бросает свои пакеты на пол. Потом поворачивает голову направо — в сторону дерзкой блондинистой девчонки, которая стоит возле шкафчика.

Это Кимберли. Она работает здесь официанткой. Работает после школы. Кажется милой.

А в данный момент — напуганной.

— Эй, Красотка, может, займешься делом и принесешь мне диетическую колу? Льда не пожалей.

Кимберли вылетает из комнаты.

Везет ей.

Долорес тыкает в меня пальцем и начинает кричать, как Джек Николсон в Несколько Хороших Парней.

— Ну?! Ты не можешь оставлять меня в неведении, Кейт.

Голос мой смиренный. Сожалеющий. Если когда-нибудь вы подвергнетесь атаке злой волчицы, упадите и превратитесь мертвым. Так будет проще.

— Я не хотела портить твой отпуск.

Долорес фыркает.

— Если бы только Королева Суу-чка Александра была такой рассудительной. Она раз двадцать позвонила мне в отель, изводя меня тем, что нам срочно надо вернуться домой, чтобы проследить, как бы Дрю не покончил собой.

Я закатываю глаза.

— Она преувеличивает.

— Я тоже так думала. Пока сама не увидела этого Темного Принца. Так себе.

Я заглатываю новость, как птенец червя, жадно желая еще.

— Ты видела Дрю? Что он сказал? Он спрашивал обо мне?

— По правде сказать, он мало что мог сказать связно в тот момент. По большей части просто мычал, как идиот. Его тащил Джек. Вообще то, этот кретин напивался в барах, в компании с Джеком. Что само по себе пугает, учитывая, что Джека готовили к награде Распутник Года.

Дрю ходил по барам. Вместе с Джеком О’Шеем. Вы помните, когда в последний раз Дрю ходил с Джеком, не так ли? Девочка-такси?

Значит вот какого это — когда тебя ударяют в сердце ножом.

Голос Билли с сарказмом и отвлекает ее гнев от меня.

— Эй, Долорес, я тоже рад тебя видеть. У меня все отлично, спасибо, что спросила. Альбом? Просто замечательно — тройной платинум. Калифорния? Сказочно, лучше и быть не может. Опять же… — он складывает ладони вокруг рта, словно рупор — …спасибо, что спросила.

Долорес выпучивает на него глаза, оглядывая его с ног до головы. Явно не радуясь тому, что видит.

— Есть такая штука, бритва называется. Тебе такую надо. Даже если древние люди это поняли, то у тебя тоже есть шанс. О, и Перл Джем звонили. Просят назад свою фланелевую рубашку.

Брови Билли взметнулись вверх.

— Ты критикуешь мой вид? Неужели, Жестокушка? Сколько щенков надо загубить, чтобы ты могла носить это пальтишко?

— Заткнись, или накормлю тебя дерьмом.

— Опять готовишь? Я думал, когда ты пыталась в последний раз, департамент здравоохранения запретил тебе это до конца жизни.

Долорес раскрывает рот, чтобы ответить, но ничего не говорит. Ее накрашенные блеском губы медленно растягиваются в улыбке.

— Я скучала по тебе, болван.

Билли подмигивает.

— Так же, как и я, сис.

Он садится на стул рядом со мной, а Долорес падает на другой.

— Ну, давай, подруга. Выкладывай.

Я делаю глубокий вдох.

— Я беременна.

Сначала, Долорес не произносит ни звука. Потом крестится.

— Антихрист еще и плодится? Какого хрена, надо искупать тебя в святой воде или что-то в этом роде. А четыре всадника апокалипсиса уже прибыли?

Возвращается Кимберли с большим стаканом содовой. Она ставит его перед Долорес и спешит удалиться.

Долорес делает большой глоток.

— Значит, ты неожиданно залетела — поздравляю. Случается с лучшими из нас. В чем проблема?

Я пристально смотрю на стол.

— Дрю не хочет ребенка.

Как вы уже знаете, моя подруга не фанатка Дрю. Когда дело касается его, она всегда предполагает худшее. Всегда. Так что я жду, что она начнет злиться на него от моего имени. Жду, что она вспылит и начнет выдавать громадную тираду о мужчинах-проститутках и кобелях и венерических болезнях. Жду, что она пустится по второму кругу с оскорблениями.

Но ничего этого она не делает.

Вместо этого — она смеется.

— Ты о чем? Конечно, он хочет ребенка. Дрю Эванс не хочет, что бы вокруг него бегал мини-Дрю? Это как сказать, что Мэтью не хочет минета, когда мы стоим в пробке. Просто смешно.

Не стоит говорить, что я удивлена.

— Почему ты так думаешь?

Она пожимает плечами.

— Из разговора, который у нас с ним как-то был. Плюс, он и Маккензи, они же, как Мастер Бластер из Безумного Макса: Под куполом грома. Скажи мне точно, что он тебе сказал. Иногда парни несут всякую чушь, и тебе надо пробраться через всякую хрень, прежде чем понять, что они имеют в виду.

— О, он был предельно ясен. Его точные слова «покончи с этим». И, конечно, стриптизерша, с которой он обжимался в тот момент, придала еще больше убедительности его словам, — говорю я огорченно.

Долорес тычет в меня пальцем, теперь она выглядит раздраженной.

— А вот в это, я верю. Хренов идиот. — Она поднимает руки вверх. — Но это ничего. Не паникуй. Я обо всем позабочусь. У нас есть новое горючее в лаборатории, которое мы собираемся тестировать на животных. Он даже не узнает, что его поразит — я могу подсунуть его в вентиляцию.

Она поворачивается к Билли.

— Ты отвечаешь за садовый шланг и клейкую ленту.

Потом смотрит на меня.

— Мне понадобятся твои ключи и код охраны.

Я качаю головой.

— Долорес, ты не можешь смертельно отравить Дрю.

— Может, я его и не убью. Я бы сказала, что шансы на выживание пятьдесят на пятьдесят.

— Долорес…

— Ну ладно, тридцать на семьдесят. Но все равно, это дает нам правдоподобное отрицание.

В комнату входят мама и Джордж, прерывая дьявольский план. Мама крепко обнимает Ди-Ди.

— Привет, милая! Так приятно тебя видеть. Ты голодна?

— Умираю от голода. — Она смотрит на Джорджа. — Привет, Джордж, ну как оно?

Думаю, Джордж Райнхарт немного побаивается Долорес.

Может, даже не немного.

Он поправляет свои очки.

— Оно… нормально… спасибо.

Мама продолжает ворковать.

— Только посмотрите на вас троих. Здесь, снова все вместе, как в старые времена.

Долорес улыбается.

— Пугает, правда?

Мама берет Джорджа за руку.

— Мы пойдем, приготовим вам что-нибудь на обед.

Они уходят, а Долорес потирает руки, как ненормальный ученый, коим она и является.

— Ну, вернемся к газовой камере…

Я ее перебиваю.

— Долорес, не думаю, что пойду на это.

Все признаки юмора исчезают с ее лица. Она думает. Выглядит задумчивой, но не осуждающей. Когда она говорит, ее голос серьезен. Но добр.

— Я поддерживаю тебя на сто пятьдесят процентов, Кейт, ты же знаешь это. Но я знаю тебя, поэтому скажу: Если ты решишь это сделать? Будь уверена, что делаешь это для себя, потому что это то, чего хочешь ты. Но если ты делаешь это, потому что думаешь, что этого хочет Дрю, или потому что это какая-то извращенная попытка все с ним наладить? Не надо. Кончится все тем, что ты возненавидишь себя за это, и прогонишь его.

Вы не можете врать своим лучшим друзьям. И иногда это палка о двух концах — потому что это означает, что они не позволят вам врать самим себе.

— Я еще ничего точно не решила. Пока что.

У Долорес в сумке зазвонил телефон, и по комнате разносится звук Sexy Bitch Эйкона. Пока она рыскает в своей сумке, спрашивает Билли.

— Можешь унести мои сумки наверх в комнату Кейт? Я переночую сегодня здесь.

— Я что похож на чертового носильщика?

Долорес замирает.

— Нет, ты похож на бомжа. Но у меня нет тут лобового стекла, чтобы ты на него поплевал. Поэтому будь хорошим бродяжкой, и утащи мои вещи наверх, и может быть, я кину в тебя доллар.

Улыбаясь Билли идет делать то, что она просила. Но все равно ворчит.

— Без тебя здесь было намного веселее.

Долорес смотрит на свой телефон.

— Ухх, это Мэтью. Клянусь, этот парень не может сходить в туалет, чтобы мне не позвонить и не сказать какого цвета дерьмо.

Она выходит через заднюю дверь, чтобы поговорить снаружи.

А Билли смотрит на меня.

— Ладно, я парень, и даже я считаю, что это мерзко.

Не могу с ним не согласиться.

* * *

Через несколько минут возвращается Долорес. Она все еще говорит по телефону, но уже кипит и готова взорваться, как хлопушка.

— Из всего грубого и дерьмого, что можно было бы сказать… к тому времени, как я разделаюсь с тобой, они обретут свою девственность по новой, приятель!

Она жмет на кнопку отключения на своем мобильном немного сильнее, чем требуется.

— Проблемы?

— Да. Проблема в том, что люди являются тем, что у них между ног, что объясняет, почему муж ведет себя как большой, жирный, необрезанный хрен!

Я закрываю свои уши.

— СМИ Долорес! С.М.И.[25]— Просто есть вещи, которые вы не очень-то хотите знать о мужьях своих подруг. — Что случилось?

Она фыркает и садится рядом со мной.

— Видимо, после того, как утром я уехала в аэропорт, Мэтью поехал проверить Дрю. Квартира была заперта, как Форт-Нокс,[26] но у Мэтью были запасные ключи. Так что он входит и видит твоего ненормального бывшего, валяющегося пьяным на полу в ванне. До этого он решил, что он «Левый Глаз» Лопес,[27] и развел костер прямо в ванне.

— Что?!

— Вот так. Мэтью сказал, что если бы не он, все бы взлетело на воздух.

Не веря своим ушам, я качаю головой.

— И что он жег?

Долорес пожимает плечами.

— Мэтью не сказал.

Да, но готова поспорить, это были не вещи Дрю.

Засранец.

Долорес продолжает.

— Так что Мэтью придумал жалкое оправдание, чтобы отрезвить парня. Сначала Дрю не хотел разговаривать, но Мэтью не отставал. И постепенно, из него полилось, как из рога изобилия.

У меня сжался желудок.

— Он… он… сказал Мэтью про ребенка?

Долорес кивает.

— Мэтью сказал, что Дрю рассказал ему все, что произошло у вас двоих.

Ладно. Это хорошо. Если Дрю расскажет своей семье, что я беременна, может тогда он передумает. Может, ему просто нужно время, чтобы привыкнуть к мысли. И с Мэтью можно отлично поговорит в этой ситуации. Не так хорош, как Стив или Александра, но все же — он вполне уравновешен. По крайней мере, по сравнению с Дрю.

— Что сказал Мэтью?

Долорес стискивает зубы.

— Он сказал, что не может поверить, что ты могла так поступить с Дрю.

Что?

В конце концов, я знала, что Команда Нью-Йорка примет сторону Дрю — я же говорила. Но я думала… может быть… они защитят меня. Или, по крайней мере, будут злиться на его методы.

Долорес накрывает мои руки своими.

— Не принимай близко то, что сказал Мэтью. Это естественно, что он прикрывает Дрю, это как я помогла бы тебе закопать труп, даже если это была бы моя дорогая мамочка.

— Долорес, это ненормально.

— О, правда? Это не ты вошла в дом и услышала, как твоя мать совокупляется с Шерифом Митчелом!

У меня отвисает челюсть.

А Долорес с отвращением продолжает.

— И они были громкими. Как в кинотеатре IMAX, где звук вокруг нас. Я даже перепугалась.

Давайте сделаем здесь паузу.

Вы никогда не встречали доброго шерифа, так что я объясню. Когда мы росли, Шериф Бен Митчел постоянно нас раздражал, как камушки в туфлях, заноза в заднице. Ему было больше нечем заняться, как бегать за нами по округе — разгоняя наши посиделки с пивом, обыскивая машину Билли в поисках травки.

Он вечно думал, что мы что-то замышляли… и… ну… он был прав.

Но это к делу не относится.

Хоть Шериф Митчел был примерно одного возраста с нашими родителями, нам он всегда казался гораздо старше — как тот сварливый сосед с тросточкой, который никогда не разрешал забрать вам свой мяч, когда он случайно попадал к нему во двор. Митчел никогда не был женат, и насколько мы знали, ни с кем не встречался, поэтому мы всегда считали, что морщинистое лицо и вечно недовольное настроение было от того, что он не мог ни с кем переспать.

Амелия Уоррен полная противоположность Митчелу во всем. Она свободна по духу. Она является полноценным членом Силы Исцеления Кристального Клуба. Дитя цветов в современном мире.

Сама мысль о том, что они сошлись, одинаково ужасна и нелепа.

Я пожимаю плечами.

— Ты — права. Вот это ненормально.

И тут самая бомба.

— Амелия и Старик Митчел развлекались… на кухонном столе.

Билли корчится. И ноет.

— О, черт… я ел за этим столом сегодня утром.

Я поворачиваюсь к нему.

— Ты об этом знал?

— Подозревал. Но я надеялся, что ошибался.

Долорес соглашается.

— Мы все надеялись. Не знаю, что хуже — услышать, как твоя мать стонет в экстазе, или слышать, как он умоляет о большем, и увидеть своими глазами, что она с ним вытворяла.

Я закрываю рукой рот.

И смеюсь.

Мы все смеемся. Сначала потихоньку, а потом громче и громче, что уже стучим по столу, сгибаемся пополам от смеха, а из глаз бегут слезы.

— О… мой… Бог!

И хотя Долорес продолжала смеяться, она настаивала:

— Это не смешно! Я думаю, это нанесет урон моим девчачьим частям тела. Каждый раз, когда я думаю об этом, моя вагина сжимается, как моллюск, который старается оставаться закрытым.

Мы стали смеяться еще громче. И это у меня первый настоящий смех с тех пор, как все началось. У меня болят щеки, а бока ноют — и это так здорово.

Знаете, иногда я пытаюсь представить, как бы выглядела моя жизнь, если бы у меня не было Ди-Ди. И потом я бросаю это дело.

Потому что я, действительно, не могу этого представить.

Загрузка...