Все золото мира

8

Звон разбитого хрусталя послужил Дейву сигналом. Он понял, что пора вмешаться. Грейс в беде, он должен защитить ее от этого сумасшедшего!

Грейс застыла как статуя, лицо ее было бледным, глаза пылали болью и жгучим стыдом. Глядя на нее, Дейв готов был убить Эдмунда Бенедикта на месте; но стоило ему перевести взгляд на старика — и гнев его испарился, сменившись острой, болезненной жалостью. Перед ним стоял человек, потерявший все — даже чувство собственного достоинства. По искаженному багровому лицу его катился пот, в налившихся кровью глазах за завесой гнева пряталась боль и растерянность. Сэр Эдмунд Бенедикт, король бизнеса, известный по обе стороны океана, превратился в жалкого пьяницу, сломленного горем.

Дейв шагнул вперед и взял старика под локоть.

— Вы сейчас не в себе, — мягко произнес он, увлекая его к дверям. — Вам надо отдохнуть. Пора ехать домой. — Различив в толпе Майлза Дерси, он сделал ему знак подойти.

— А ты кто такой, чтобы мне указывать? — проворчал старик, но покорно пошел за Дейвом. Как видно, вспышка гнева истощила его силы. — Я поеду домой, когда сам захочу, — бормотал он.

— Разумеется, — мягко ответил Дейв и обернулся к подоспевшему Майлзу. — Сможете посадить его в такси?

Тот кивнул.

— Конечно. Спасибо вам.

Передав усмиренного буяна с рук на руки Майлзу, Дейв поспешил к Грейс. Она стояла на прежнем месте, печально склонив голову, ясные зеленые глаза затуманились глубокой скорбью. Нетрудно было угадать ее причину: оба понимали, что публичный скандал погубит и без того подмоченную репутацию старого бизнесмена — а этого ни Грейс, ни Дейв не хотели и не ожидали.

— Грейс! — прошептал он, обнимая ее за плечи.

Она подняла переполненные болью глаза — и Дейв ощутил острый укол в сердце. Ее горе на мгновение стало его собственным. Смущенный и встревоженный своей неожиданной чувствительностью, он пробормотал:

— Пошли отсюда, — и повел ее за собой к выходу.

До сих пор в жизни Дейва Бертона не было места для глупой сентиментальности. С какой же стати он бросился выручать старика? Если Бенедикт готов погубить свое доброе имя — ему-то что за дело? Он от этого только выиграл бы.

Черт бы побрал отца и мать, передавших ему дурные гены! Сколько лет Дейв не жалея сил выкорчевывал в себе родительскую эмоциональность! Но все оказалось напрасно: за один сегодняшний вечер он столько раз, словно теннисный мячик, перелетал от гнева к состраданию, от отвращения снова к гневу…

Дейв машинально подал Грейс пальто и вышел вместе с ней в холодную январскую ночь. Дейв поднял руку, подзывая швейцара, чтобы тот подогнал машину, но Грейс его остановила.

— Пройдемся немного, — тихо попросила она.

Заметив в ее глазах безмолвную мольбу, Дейв молча кивнул. Шагая рядом с Грейс, он думал о том, что впредь должен держаться вежливо, но холодно. Грейс — пешка в его игре, больше ничего. Неважно, что за платье на ней. Неважно, какая у нее стройная гибкая фигурка, какие чувственные губы, как проникает в самую душу взгляд зеленых глаз. Неважно, что он едва ее не поцеловал…

— Ты меня заинтриговал, — прервал его размышления голос Грейс.

— Чем же? — удивленно спросил он.

— Я начинаю сомневаться, что ты такой бессердечный негодяй, каким хочешь казаться.

Дейв нахмурился.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Грейс крепче сжала его руку. Будь на ее месте любая другая женщина, Дейв, пожалуй, решил бы, что нравится ей.

— Ты был очень добр с сэром Эдмундом, — объяснила она. — Я-то испугалась, что ты его ударишь.

Дейв поморщился, не понимая, как относиться к собственному недавнему промаху. Да и промах ли это был? Должно быть, несостоявшийся поцелуй дурно повлиял на его мозги — он внезапно утратил ориентиры, которым следовал много лет, и больше не понимал, что для него хорошо, а что плохо.

— Этого больше не повторится, — пробормотал он наконец.

— Ух ты, какой крутой парень! — с иронией пропел нежный голосок Грейс.

Да что ты себе вообразила?! — с раздражением, не вполне, впрочем, искренним, воскликнул Дейв. — Не приписывай мне своих сентиментальных фантазий. Я просто хотел… — И он умолк в замешательстве. В самом деле, чего же он хотел?

— Ты хотел погасить скандал, — закончила за него Грейс. — Тебе стало жаль сэра Эдмунда. Ты хотел защитить нас обоих от новой боли и унижения.

Крепко сжав его руку, она остановилась и заставила Дейва повернуться к ней лицом.

— Ты совершил подвиг, — просто сказала она. — Сэр Эдмунд оказался у тебя в руках, он был в таком состоянии, что повлиять на него ничего не стоило. Но ты не сказал ему ни слова о своем деле и просто перепоручил заботам Майлза. Для тебя это подвиг.

— Бенедикт был пьян, — пробормотал Дейв. — Завтра он собственного имени не вспомнит — а того, что я мог ему сказать, тем более.

Не восхищайся мной, Грейс, подумал он, не надо. Ты не знаешь, кто я, не знаешь, что я делаю и к чему стремлюсь. Когда все кончится, тебя ждет большое разочарование.

Грейс улыбнулась.

— И все же у тебя есть надежда.

Дейв уже открыл рот, чтобы вывести Грейс из заблуждения, но почему-то не смог вымолвить ни слова. Бог знает, в чем тут было дело — в сиянии луны, в призрачном поблескивании снега, в сияющих глазах Грейс или во внезапном, удивительном, необъяснимом, необычайно полном ощущении счастья, — но он вдруг понял, что…

Что сейчас поцелует Грейс.

И она не станет противиться. О нет! Она уже слегка запрокинула лицо и приоткрыла губы, словно прося о поцелуе, и глаза ее засияли каким-то новым светом. Как хороши ее полные, выразительные, чувственные губы, как идет им улыбка! Отдает ли она себе отчет, что в первый раз с момента их знакомства улыбается ему по-настоящему, искренне и открыто?.

Дейв Бертон проиграл битву с собой — и не сожалел об этом. Положив руки на плечи Грейс, он привлек ее к себе, склонил голову и впился в ее губы страстным, всесокрушающим поцелуем.

Грейс забыла обо всем на свете. «Как», «почему», «что же теперь делать» — все эти вопросы придут потом, сейчас она просто наслаждалась, забывшись в мире неведомых ранее чувственных ощущений.

Ночь была морозной, но прикосновение губ Дейва опалило ее огнем. Всем телом прижималась она к его мощному телу, грудью ощущала биение его сердца. Поцелуй его открывал Грейс великую тайну природы, звал в неизведанный мир, манил и дразнил обещаниями новых таинств и новых наслаждений.

Нет, бессердечные мерзавцы так не целуются! Это поцелуй мужчины из плоти и крови. И не просто мужчины — а такого, который редко дает выход своим страстям; ибо в этот поцелуй Дейв, казалось, вложил всю силу чувств, накопившихся за долгие годы.

Реальный Дейв Бертон оказался совсем не похожим на бездушного Стервятника, созданного воображением Грейс. Разве стервятник стал бы защищать ее от оскорблений? Разве хищник может пожалеть свою жертву?

Поцелуй становился все глубже, и Грейс могла поклясться, что чувствует, как рушатся стены, которыми Дейв оградил свое сердце. Напрасно он притворялся неуязвимым: он так же раним, а порой — так же слаб, как и все прочие люди. У него есть сердце, способное любить и страдать, есть живая, трепетная душа. При этой мысли острое желание пронзило Грейс, и она приоткрыла рот, позволь Дейву войти в завоеванную крепость.

Он не замедлил воспользоваться приглашением, и у Грейс закружилась голова от чувственного восторга. Она и не подозревала, что любовь таит в себе такое блаженство! Сильные руки, нежные пальцы, запах одеколона — все это сводило Грейс с ума, бросало в огонь вожделения.

— Дейв… — с мольбой в голосе прошептала она, сама не понимая, о чем молит.

Услышав свое имя, он замер — а в следующий миг, оторвавшись от нее, впился в лицо Грейс холодным жестким взглядом.

— Черт! — пробормотал он, опуская руки и отступая на шаг.

Грейс пошатнулась и едва не упала — в теле ее, казалось, не осталось ни одной твердой косточки. Каждая клеточка, каждый нерв стонал, беззвучно моля о продолжении поцелуя.

Дейв поддержал ее под локоть.

— Это моя вина, — хрипло сказал он и повел Грейс к автостоянке. — Прости меня. И забудь.

«Прости меня. И забудь». Эти слова звенели в ушах Грейс всю ночь — и весь следующий день. Прости и забудь. Легко сказать! Точнее, простить-то легко — а вот забыть…

Видит Бог, она старалась. Но как забыть событие, осветившее новым светом всю ее жизнь? Как забыть любимую детскую песенку, первый школьный звонок, первое платье, сшитое своими руками? Как — даже в самый пасмурный день — забыть, что за облаками скрывается солнце?

Сидя у окна спальни, Грейс задумчиво смотрела на падающий снег. По радио обещали метель; похоже, Дедушка Мороз не успокоится, пока не укроет всю Англию толстым белым покрывалом.

Взгляд ее против воли вновь устремился к Дэвиду Бертону. Тот в ярдах двадцати от дома рубил топором сухое дерево. Еще осенью, перед тем как Грейс пришлось распустить прислугу, дерево это срубил помощник садовника, но поленился распилить на дрова. Так оно и лежало под окнами, словно памятник ее безвременно погибшим надеждам и мечтам.

С чего Дэвиду Бертону вдруг вздумалось рубить дрова, да еще в такой холод, — было выше ее понимания. Уже несколько часов трудится — вон, нарубил целую гору. Может быть, скучает по своим калифорнийским спортклубам? Пожалуй, рубка дров равноценна двум-трем часам, проведенным на тренажерах!

А впрочем, на что ей жаловаться? В доме его нет — и то ладно. А если он не обманет и дом останется во владении семьи Бенедикт, у сэра Эдмунда в следующем году будет доволь но дров, чтобы пережить холодную зиму. Грейс могла только надеяться, что через год ее свекор оправится от горя и снова станет самим собой.

Жаль, что ей совершенно нечем заняться. Только и остается, что сидеть у окна да любоваться на мистера Бертона в роли дровосека. От одного взгляда на заснеженный сад в дрожь бросает — но при воспоминании о вчерашнем поцелуе по жилам растекается огонь, и она невольно прижимает руку к губам…

Боже правый, о чем она только думает? Дейв недвусмысленно дал понять, что об этом лучше забыть!

Дейв, высоко замахиваясь топором, колол поленья. Спутанные темные волосы его блестели влагой растаявшего снега. На плечах рабочей шерстяной куртки образовались белоснежные «погоны». Интересно, откуда эта куртка? С собой привез или нашел в сарае садовника? Едва ли жители Калифорнии держат в своем гардеробе зимние куртки — но, с другой стороны, среди слуг и садовых рабочих Грейс не могла припомнить ни одного с такими же широкими плечами…

— Тук-тук!

— Это ты, тетя Хетти? — чуть охрипшим голосом откликнулась Грейс. — Входи.

Дверь со скрипом отворилась, на пороге появилась Хетти с двумя канделябрами.

— На случай, если останемся без электричества, — объяснила она. — Главное — не забыть спички. — Она выудила из кармана спички и положила их на стол рядом с канделябрами. — По радио сказали, нас ожидает настоящая снежная буря.

— Повезло, нечего сказать! — Грейс скорчила гримасу.

— Я попросила Дейва принести дрова сюда.

— Что? — с внезапной тревогой переспросила Грейс. — Зачем?

Хетти пожала плечами.

— Видишь ли, у тебя хороший большой камин, а комната меньше, чем гостиная или стоговая. Тем более что остальными каминами в доме долго не пользовались. Если мы останемся без электричества, удобнее всего будет затопить камин в твоей комнате и нам всем собраться здесь.

— Нам? — По спине Грейс пробежала дрожь. — Ты имеешь в виду себя и меня?

Да, нас с тобой — и Дейва, — откликнулась Хетти. — Не хочешь же ты, чтобы он замерз до смерти после того, как нарубил нам дров?

Грейс прижалась лбом к холодному стеклу, мысленно молясь об одном — чтобы с электричеством все было в порядке. Оказаться в спальне вдвоем с этим… с этим живым айсбергом — да ни за что на свете! Одно утешало: наедине они не останутся. Тетушка будет рядом.

Да чего ты боишься? — спрашивала она себя. Он сам сказал: «Забудь». Он хочет повторения не больше, чем ты! Или, может, боишься ты не его, а себя?

— Что ж, — проговорила наконец Грейс, — если нам всем придется расположиться здесь, надо заранее принести спальный мешок для… ты знаешь, для кого. Хетти улыбнулась.

— Знаю, конечно. Для меня. Если электричества не будет, я лягу как можно ближе к камину. Я на собственном опыте знаю, что значит отморозить пальцы на ногах, и повторять такой опыт что-то не хочется.

— Ну замечательно! — Грейс вскочила на нош. — А мы с мистером Бертоном окажемся в одной постели! Умнее ничего придумать не могла?

— Надеюсь, в одной постели со мной ты начнешь называть меня Дейвом? — донеслось с порога.

— А вот и вы! — рассмеялась Хетти. — Входите, входите! Кладите поленья вот сюда, у камина. Как видите, мы с Грейс готовимся к худшему.

Да что может быть хуже, чем когда тебя сначала зацеловывают до потери сознания, а потом приказывают об этом забыть?! — мысленно воскликнула Грейс.

Дейв со своей ношей пересек комнату. Тающий снег блестел у него на плечах и в волосах, окружая его каким-то сказочным сиянием. Он повернулся к Грейс спиной и опустился на колени, чтобы положить дрова возле камина. Грейс не могла оторвать глаз от его широких плеч, мощной спины, сильных мускулистых бедер… Господи, да что с ней такое?! Почему вдруг начало казаться, что в комнате не хватает воздуха?!

Дейв встал и повернулся к ней — и Грейс заметила, что даже ресницы его блестят влагой. Внутри у нее что-то болезненно сжалось, а легкие вмиг разучились дышать.

Скользнув по Грейс холодным взглядом, Дейв обратился к Хетти:

— Похоже, метель вот-вот начнется. Надо начинать приготовления.

Хетти кивнула.

— Я пойду приготовлю сандвичи. Поможешь мне, Грейси?

Дейв повернулся и вышел — а Грейс все смотрела ему вслед.

— Грейси! — А? Что?

— Я спрашиваю, поможешь мне с сандвичами? Или так и будешь на Дейва любоваться?

— Хорошо, пошли, — вздернув подбородок, ответила Грейс.

Двадцать минут спустя Хетти и Грейс вернулись в спальню, нагруженные всем, что может понадобиться в долгую метельную ночь: теплыми одеялами, корзинками с едой и термосами с горячим шоколадом. Дейв, сидя на корточках у камина, тесаком расщеплял полено на лучину.

— Ну вот, кажется, все приготовили, — удовлетворенно объявила Хетти. — А теперь, пока не отключили электричество, пойду-ка я к себе, мне нужно кое-что прибрать.

Не успела Грейс глазом моргнуть, как тетушки и след простыл. Поставив корзину с едой на подоконник, Грейс прижалась лбом к стеклу. Мир за окном стремительно темнел; над землей нависли тяжелые тучи.

Она чувствовала, что Дейв смотрит на нее, но упорно не оборачивалась — пока не почувствовала, что больше не выдержит. Он переоделся в чистые джинсы и свитер с высоким воротом; волосы блестели, словно Дейв только что вышел из душа. Грейс впилась ногтями в ладони, надеясь, что боль удержит ее от воспоминаний о его нагом теле, прикрытом одним только полотенцем…

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Напряжение сгустилось так, что, казалось, воздух между ними можно резать ножом. Наконец Дейв встал, выпрямился и отряхнул руки.

— Хочешь, чтобы я это сделал? — низким, хрипловатым голосом поинтересовался он.

— Что… сделал?.. — задыхаясь, прошептала Грейс.

Испытующе сузив глаза, он кивнул в сторону камина.

— Разжег огонь.

Грейс почувствовала, что заливается краской. Как можно быть такой дурой? Разумеется, он не имел в виду… того, о чем она подумала.

— Пока не надо. Не стоит тратить поленья попусту.

— Верно. — Он поджал губы. — Пожалуй, я пойду к себе и… — Дейв пожал плечами, — почитаю.

— Мне тоже есть чем заняться. — И Грейс с деловым видом направилась к гардеробу.

— Вот и хорошо.

Дейв шагнул к дверям… и в этот миг в глазах у Грейс помутилось, пол рванулся навстречу.

В отчаянной попытке удержать равновесие она взмахнула руками, стремясь схватиться за первое, что окажется поблизости… И, разумеется, первым поблизости оказался Дэвид Бертон.

Может быть, Грейс и готова была лишиться чувств, но рассудок она еще не потеряла и, едва сообразив, за что — точнее за кого — ухватилась, резко разжала руки. Пошатнулась, услышала сдавленное ругательство… а в следующий миг, сама не понимая как, оказалась на полу.

— Грейс!

Она не могла отозваться — не хватило дыхания.

— Грейс! — Он наклонился к ней. — Что с тобой?

И снова она не смогла вымолвить ни слова. Глаза сами собой закрылись — но и не открывая глаз Грейс почувствовала, что ее поднимают… куда-то несут… Из последних сил она уперлась руками в широкую грудь.

— Не надо…

— Помолчи, — проворчал Дейв. — Какая же ты упрямая!

— Отпусти меня! — сдавленно прошептала она.

— Только на кровать.

Как же сладко от него пахнет! Как хочет прижаться к нему, уткнуться лицом в плечо и остаться в такой позе навсегда! Но нельзя… Почему нельзя? Она уже не помнит…

Грейс закусила губу, и это помогло — боль вернула ей ясность мысли.

— И ты меня называешь упрямой… — прошептала она.

— Ты права, мы оба упрямцы, каких поискать, — хрипло согласился он. Сильные руки опустили ее на постель. — А теперь отдыхай, Грейс. Приятных снов.

Удаляющиеся шаги, а затем тяжелый стук двери возвестили ей, что он ушел. Грейс осталась в темноте. Одна.