2

Прямо по курсу показалась маленькая посадочная площадка, оборудованная между берегом и почти вплотную подступающими к воде густыми зарослями джунглей. Слава Создателю, сейчас площадка была свободна от людей и пустой тары, которую натаскивали сюда дети для своих ежедневных игр. Лагерь беженцев раскинулся почти на километр вдоль узкой песчаной полоски берега. Сюда стекались люди из разных районов страны, охваченных мятежом. С воздуха лагерь был как на ладони и среди неприметных палаток аборигенов особенно выделялись два гигантских шатра: командный пункт здешнего начальника от правительства с трепещущим на ветру штандартом и огромная круглая палатка Красного Креста, где трудились голландские медики. Завидев приближающийся вертолет, люди задирали кверху головы, смотрели в небо. Каждый прилет борта из столицы был для африканцев радостным событием.

Колеса коснулись сухой горячей земли. Стал стихать будоражащий окрестности гул, и винты, постепенно опускаясь, остановились. К приземлившемуся борту тотчас устремились черненькие, почти голые, кучерявые пацанята. Они радостно прыгали вокруг вертолета и что-то возбужденно кричали, блестя ослепительно белыми зубами. Взрослое население лагеря опасливо держалось в стороне.

— Приехали! — сладко потянувшись, весело оповестил бортмеханик и поинтересовался: — Командир, мы сегодня не успеем обратно? — Очень Володе хотелось вернуться в столицу страны. Там его ждала хорошенькая смуглая француженка, работавшая в миссии ООН.

— Гляди-ка, размечтался, — ухмыльнулся Качалин, отрицательно помотав головой. — Нет, не получится. Пока разгрузят, заправимся, глядишь, и ночь упадет. Но ты особенно не горюй, Володя, твоя подружка сегодня потанцует с кем-нибудь другим. Всего и дедов. — Антон не осудил механика, его можно было понять. Но и рисковать не хотел. Совсем близко рыскали повстанцы полковника Свана, у них на вооружении кроме стрелкового оружия были и «стингеры». Качалин слышал от аэродромной обслуги, что год назад повстанцы сбили французский вертолет с опознавательными знаками Красного Креста. Подставляться под прицелы мятежников за шестьдесят один день до окончания контракта было бы безумием. День есть день, повстанцы не рискуют при свете появляться вблизи лагерей, так что командир и не помышлял искушать судьбу.

Качалин, покинув машину, оставил присматривать за порядком неразговорчивого штурмана и Володю, а сам поспешил к воинскому начальнику, чтобы поторопить с разгрузкой.

Возле палатки команданте, украшенной вымпелом на флагштоке, стояли двое часовых с автоматами, лениво отгоняя назойливых москитов. Они никак не отреагировали на прошедшего мимо Качалина, уже знали, что он командир много раз прилетавшего в лагерь геликоптера.

Команданте принимал пищу. Это был целый ритуал. Ему прислуживали две молоденькие девушки, красавицы, блестевшие шоколадной кожей, очень подвижные, остро пахнущие каким-то местным снадобьем. Сказать, что этот аромат ему приятен, Антон бы не мог. Худой, голый до пояса команданте, в защитных штанах с лампасами, что-то с аппетитом поедал с большой фарфоровой тарелки. Существа, шевелившиеся под жирными руками офицера, а потом уползавшие в его большой рот, напоминали сибирских короедов. Команданте сладко чмокал губами, с удовольствием поглядывая на красоток. Очевидно, обед был вкусным, а настроение великолепным. Антон был рад, что дело обстояло именно так, а не иначе. Он был большой волокитчик, этот сластолюбивый офицер, — это Качалин знал по прошлым прилетам. Надо было потратить немало сил и нервов, чтобы заставить его расшевелиться и распорядиться о своевременной разгрузке. Заметив наконец вошедшего пилота, команданте слегка шевельнул маленькой птичьей головой, посаженной прямо на плечи, и поглядел на Качалина. Он узнал его, поприветствовал легким кивком и с наслаждением запихал в рот очередную порцию червяков, ловко орудуя проворными, облитыми жиром пальцами. Этому пиршеству не видно было конца. Антон, не сомневаясь, что для команданте обед — более важное дело, нежели разгрузка прилетевшего вертолета, сердито напомнил:

— Команданте, борт необходимо разгрузить до темноты. Рано утром мы должны вылететь обратно.

Когда слова пилота достигли сознания представителя правительства, тот широко заулыбался, обнажив крупные зубы, и с энергичной жестикуляцией, достойной циркового артиста, заговорил на ужасной смеси из английских, французских и голландских слов:

— О, да, да! Я благодарен всем своим горячим сердцем за важную и опасную работу, совершаемую вами в нашей многострадальной стране. Я буду лично иметь обращение к моему великому президенту, чтобы он воздал по заслугам всем, кто нам помогает в час выпавших на нашу долю испытаний. — Таков был смысл вдохновенной речи старшего офицера. Наверное, человек, впервые прилетевший сюда, ничего бы не понял, однако Качалин, знавший сидящего перед ним жирного индюка достаточно хорошо, уже привык к речам и выходкам команданте, любившего блеснуть своим красноречием перед молоденькими красивыми наложницами.

— Офицер, распорядитесь, пожалуйста, чтобы к геликоптеру выставили охрану, экипажу нужно отдохнуть, — стоял на своем Антон.

— О, да, да! Я буду немедленно иметь дело с моими покорными подчиненными. Капитану не стоит расстраиваться, а лучше пойти в гостиницу, где для него и членов экипажа приготовят хороший ужин и мягкие постели.

Качалин кивнул воинскому начальнику и отправился восвояси.

Покинув палатку, Антон мимо по-кукольному обряженных часовых направился к стоянке. Надо было самому проследить, чтобы вовремя выставили охрану. А то за ночь с вертолета исчезнут все блестящие детали. Поначалу, не проявив бдительности, экипаж кое-чего не досчитался. Антон шел по лагерю, чувствуя, как усталость мало-помалу дает о себе знать: заскучала вдруг ни с того ни с сего спина. «Сейчас бы вытянуться на койке», — шевельнулась сладкая мысль, однако от нее вопреки желанию пришлось отказаться: нерешенных проблем еще вагон.

Володя, как выяснилось, тоже времени даром не терял: организовал заправку. «И то ладно, завтра меньше хлопот, а Володя, — подумал Качалин о механике, — все-таки молодец, не дергается, узнав, что подружки ему сегодня не видать». Энергичный механик подбадривал молоденького паренька с блестевшей от пота спиной. Тот старательно налегал на ручку небольшого насоса, перекачивая топливо из бочек. Володя зорко следил за уровнем в баке и поглядывал, чтобы ненароком не подошел какой-нибудь куряка, Качалину механик радостно подмигнул.

Штурман Усольцев взгромоздился на порожний опрокинутый ящик и потягивал баночное пиво. Когда усердный Володя слишком повышал голос, он щурился на него и думал, как много от механика шума.

Качалин завидовал спокойствию Усольцева. Этого и землетрясение не сдвинет с места. Такие люди незаменимы в экстремальных ситуациях: одним своим невозмутимым видом враз уймут панику… Командир присоединился к Усольцеву, тоже вскрыл банку с пивом и жадно отхлебнул. Пиво было теплое, малость горчило, но все равно лучше утоляло жажду, чем кипяченая, пахнущая хлоркой вода.

На песчаном берегу, где покачивались впритык причаленные лодки, резвились ребятишки, оглашая окрестности звонкими голосами. Из зеленых джунглей, сплошной стеной стоящих вдоль всего берега, тоже долетали неясные звуки, похожие то ли на смех, то ли на плач. Иногда налетавшими порывами ветра из густых зарослей наносило дурной запах гниющих растений. Неожиданно с тропы, пробитой в гуще зарослей, донесся сильный шум, потом раздались возбужденные голоса.

Антон настороженно уставился на тропу: там что-то происходило, но что именно, он пока видеть не мог. Отчетливо слышались только крики — громкие, резкие, без сомнения принадлежащие людям какого-то местного племени. Антон встревожился: не прорвались ли повстанцы?

Наконец из джунглей вышли к лагерю полуголые изможденные африканцы — женщины, дети и старики. Усталые, покусанные насекомыми женщины тащили за руки насмерть перепуганных детей. Старики и подростки подгоняли хлыстами и гортанными криками спасенный скот. К новым беженцам подбежали двое военных, судя по нашивкам, сержанты гвардии, что-то залопотали на своем наречии, тыча пальцами вглубь лагеря. Наверное, показывали усталым людям, где им надлежало остановиться.

Успокоившийся Антон поднялся с ящика, сочувственно поглядывая на проходившую мимо толпу. И вдруг замер на месте, пораженный. Позади всех обессиленно плелась белая девушка. В высоких армейских ботинках, нагруженная тяжелой ношей, она едва переставляла ноги. Но самым удивительным было то, что Качалин знал эту девушку. Всего неделю назад он довольно грубо отказал ей в помощи. Да, вместе с несчастными африканцами к лагерю вышла знакомая Качалину журналистка, именно она. Ошибки быть не могло.

«Надо же, и в джунгли как-то добралась, и теперь вот бьет тропу собственными ботинками. Настойчивая, черт подери! — мысленно похвалили девушку Качалин. — Неужели я ошибся, приняв ее за избалованную девицу?»

Ошибки редко доставляют радость, однако эта была Качалину приятна.

Элис тоже увидела вертолет и белых людей возле него. Облегченно вздохнула и даже нашла в себе силы прибавить шагу. Но каково же было ее удивление и разочарование, когда, подойдя к экипажу, она словно на неприступную стену натолкнулась на внимательный взгляд командира. Девушка узнала своего обидчика и остановилась, замерла. Вспомнив неприятную сцену в столичном аэропорту, она растерянно хлопала ресницами. Вспыхнувшая было надежда на скорое возвращение в город, так ладно умостившаяся в сознании, моментально испарилась. Элис была уверена, что двинувшийся ей навстречу пилот, высокий, решительный, наверняка сытый, ни за что не примет ее на борт. Он по каким-то причинам тоже ненавидит женщин и, очевидно, наслаждается их беспомощностью, к сожалению.

— Привет! — неожиданно первым обратился к девушке Антон. — Надеюсь, вы сделали нужный материал для своей телекомпании? Судя по вашему виду, времени вы даром не теряли.

Сперва Элис не поняла, то ли он насмехается над ней, то ли действительно снизошел до сочувствия. В последнее ей как-то с трудом верилось. Недавняя стычка мешала взглянуть на летчика другими глазами. Рядом с элегантным пилотом Элис особенно остро ощутила собственную неопрятность, нелепые громоздкие ботинки на ногах. Обувь была незаменима во время трудного перехода, но теперь, очевидно, смотрелась на ней как седло на корове. Да еще опухшее от множественных укусов лицо, потрескавшаяся кожа на руках. Боже праведный, какой же страшненькой, должно быть, она выглядела в глазах этих мужчин!..

Элис как-то вся подобралась, будто съежилась.

И здесь к ней на помощь неожиданно пришел Антон. Он решительно шагнул к девушке и со словами «я помогу» снял со спины груз, опустил на землю тяжеленный рюкзак. Элис сразу распрямилась, ощутив долгожданную легкость, машинально тронула горячими сухими ладошками вспыхнувшие было щеки, прибрала торчащие в разные стороны волосы.

Между тем Володя, закончив заправку, удивленно вытаращился на командира. Он знал, что Качалин холостяк и имеет полное право приударить за прекрасным полом, но ухаживать за этой… Про таких у них в старой деревне на Енисее говорили: «Ни кожи ни рожи…» И чего командир в ней нашел?

Апатичный Усольцев, тоже скользнув меланхоличным глазом по незнакомке и не найдя в ней ничего привлекательного, равнодушно отвернулся, возвращаясь в состояние тихого созерцания. Время от времени он прикладывался к банке с пивом. Отдыхал.

Элис, увидев в руках Усольцева эту банку, судорожно сглотнула, чувствуя, что язык будто прилип к нёбу. Очень хотелось пить. Она провела рукой по обветренным губам. Антон угадал ее желание раньше, чем она что-то успела произнести. Он быстро подвинул девушке свободный ящик, на котором недавно сидел сам, и почти силой, положив руки ей на плечи, усадил. Бросившись к машине, где у них хранились запасы воды и продуктов, принес две банки колы и, распечатав, подал ей в руки.

Элис, почти не отрываясь, осушила обе банки, перевела дух и благодарно сказала:

— Спасибо, вы меня спасли. Теперь я у вас в долгу.

— Вам видней, — улыбнулся Антон, искренне довольный, что ей стало получше. Его порадовали внезапно засветившиеся отчаянной голубизной ожившие глаза. И уж окончательно Элис покорила Антона необыкновенно трогательным жестом, когда медленным движением пальцев поправила колечки волос за маленькими аккуратными ушами. Антон углядел, что ногти у девушки коротко подрезаны и давно не знали маникюра. Зато они знали грубую работу, о чем свидетельствовали мелкие трещинки и порезы на коже. Антон видел, что в джунглях ей пришлось нелегко. Во всяком случае, свой журналистский хлеб она отрабатывала сполна.

Элис перехватила изучающий взгляд Антона, и тот, захваченный врасплох, неожиданно растерялся. Но глаз не отвел, смотрел ей прямо в самую душу, проникаясь все большим уважением к этой с виду очень хрупкой девушке и понимая, что уже покорен ею и никогда ни в чем не сможет отказать. Это было удивительно и странно, но он вдруг почувствовал, какой неудержимой силой его тянет к Элис, как хочется обнять ее, пригладить пахнущие ветром и кострами волосы, неторопливо расспросить, как она жила раньше и как обходилась без него. Почему-то Антон сразу, мгновенно ощутил, что они с Элис и есть те две половинки, которые носит ветром по земле, но рано или поздно непременно сводит друг с другом. Элис с тихой улыбкой посмотрела на Антона, словно угадала его тайное желание, а, скорее всего, так оно и было, потому что женщины гораздо тоньше чувствуют, и обнадеживающе улыбнулась ему. Не дежурной, отстраненной улыбкой проходящего мимо человека, а как давнему знакомому, которому многое позволено. И разговора-то пока никакого не было, они даже не успели познакомиться, но оба интуитивно ощутили внезапную тягу, какое-то родство еще нераскрытых душ.

— Меня зовут Элис Петерсон, — улыбнулась девушка. Освежившись, она чувствовала себя получше. — Я корреспондент телеканала «Время новостей». Это в Ванкувере, Британская Колумбия, Канада.

— Антон Качалин, командир экипажа вот этой машины.

— У вас, по-моему, болгарское имя. Вы болгарин?

— Ну что вы, Элис? — засмеялся Качалин. — Мы русские. Прилетели сюда из Сибири. Наверное, слыхали про Тюмень, где качают нефть и газ? Слыхали? Вот мы как раз из того благословенного края, где двенадцать месяцев зима, а остальное лето.

— Интересно, — улыбнулась Элис. — А говорите вы по-английски совсем недурно. Знаете, — помедлив, призналась она, — тогда, в первый раз, я почему-то приняла вас за немцев. Тех немцев, восточных, которые еще не полностью освободились от комплексов.

— В самом деле? — развеселился Антон.

— Так оно и было, — заверила девушка. — Но откуда такое знание языка? Я вот пыталась учить русский, но там исключений больше, чем правил. Дважды начинала ходить на курсы и отказалась.

— Неужели не хватило настойчивости? Что-то мне с трудом в это верится. А выучить можно и китайскую грамоту, коли нужда заставит. Я ведь по необходимости вызубрил английский, занимался самостоятельно французским. В начале девяностых, когда исчез с карт Советский Союз, а российские границы распахнулись настежь, тоже решил махнуть на заработки за рубеж. Списался с одной фирмой, язык подучил. Но ехать не пришлось — так уж личные обстоятельства сложились. Однако ничего ведь даром не пропадает, теперь вот, как видите, сгодилось. Могу говорить с вами, и, кажется, неплохо вас понимаю.

Элис поднялась.

— Извините, что от работы оторвала, — сказала она, — пора и мне идти. Хорошо бы засветло устроиться на ночлег. Пойду к врачам, у меня там знакомая докторша.

— Хорошо, — с сожалением согласился Антон, — я помогу донести вещи. — И, не дожидаясь ответа, взвалил себе на спину поклажу журналистки, где, очевидно, кроме одежды, был и спальник, и видеоаппаратура. Вес приличный. По густым зарослям и порожняком-то намаешься, а про груз и говорить нечего. — Мы вылетаем завтра утром. Приходите пораньше, пожалуйста, не опаздывайте.

— Я все поняла, — ответила Элис, — приду вовремя.

— Командир! — вдруг окликнул Качалина Володя. — Кажись, идут нас разгружать. — Он кивком головы показал на приближающуюся разномастную толпу во главе с двумя вооруженными часовыми в полевой форме.

— Добро, — удовлетворенно сказал Качалин, — вот вы с Усольцовым и присмотрите за хозяйством, пока я отлучусь. Надеюсь за пятнадцать минут здесь ничего чрезвычайного не произойдет, а? Ты все понял?

— Ладно, сделаем, командир, — без особого энтузиазма согласился механик.


Едва справились с разгрузкой, как сразу, без наступления сумерек, опустилась черная тропическая ночь. В гостевую палатку, где располагалась «гостиница», возвращались уже в темноте, подсвечивая дорогу фонариком.

Коменданте на этот раз не подвел. Пилотам действительно принесли сносный ужин: вареные макароны и жареную рыбу.

— А компот? — дурашливо произнес Володя знаменитую фразу из фильма «Операция «Ы»». Потом, резко выбросив руку вперед, ткнул Усольцева пальцем в грудь и крикнул: — Руки! Мыли?

Молчаливый штурман уколол Володю таким взглядом, что тому враз расхотелось с ним шутить. Сев к столу, механик проговорил:

— Так и знал, нет кетчупа.

— Располнеешь с него, — улыбаясь, заметил Качалин, — твоя француженка с ума сойдет.

— Обижаешь, командир, я норму знаю. Между прочим, я тут давеча такую докторшу высмотрел — пальчики оближешь. Ты не против, если я к ней за кетчупом смотаюсь? Макароны без кетчупа как пиво без воблы: пузо дует, а кайфа нет. Ну я пошел, лады?

— Метеор, — сказал Качалин, когда Володя испарился из палатки.

— Попрыгунчик, — лениво отозвался Усольцев. — Пускай скачет, недолго осталось.

— Да что с ним станет?

— Чую, командир, вот тут, — он приложил ладонь к сердцу, — сосет который день. Не к добру это. Еще ни разу не обмануло. Ни в Афгане, когда сбили, ни после, когда жена с сынишкой в автоаварии погибли. Гробанемся мы.

Их разговор прервал Володя. Уже сбегал. И кетчуп принес.

— Встретил врачиху? — поинтересовался Качалин, стараясь не думать о словах захандрившего штурмана. Тому и небо было с овчинку.

— Так, на скороту столкнулись, — ответил Володя.

— Дала?

— Чего? — не понял механик.

— Дак за чем ходил.

— Разумеется, — подсаживаясь к столу, сказал Володя. — А за остальным велела прийти попозже. — Он ухмыльнулся в свою тарелку. Потом обильно полил остывающие макароны соусом и, зажмурившись, принюхался. — Боже, какая прелесть! От моей так же пахнет. Оказывается, она итальянка. Говорят, они особенно горячие. Проверим потом. — И вдруг вскинулся на Качалина: — Кстати, командир, твою я там тоже видел.

— Ну и что?

— Ее арестовали.

— Элис? За что? Что ты несешь! Знаешь, Володька, от твоих шуток иногда пропадает аппетит. Уймись!

— Чтоб я сдох, если сочиняю! — поклялся тот. — При мне к врачам приперлись два губастых парня и увели нашу журналисточку под белы ручки к самому коменданту. Отобрали камеру и тоже с собой прихватили. Моя мне шепнула, что Элис обвиняют в шпионаже. Представляешь, а мы-то чуть не влипли с ней. — Он передохнул. — Но девка боевая оказалась, круче вареного яйца, царапалась, кусалась, еле амбалы скрутили. Но уволокли все же.

Пораженный Антон отложил ложку и уставился на механика: не вкручивает ли Володя ему мозга? Но тот вроде был серьезен. Обиделся даже, что сразу не поверили.

— Значит, ее увели? — наконец выдавил Качалин.

— Прямо к коменданту. Теперь он точно ее трахнет. А они здесь все поголовно ВИЧ-инфицированные. Девахе, конечно, не позавидуешь, но сама виновата, не надо было шпионить. За что боролась, на то и напоролась.

— Перестань! — оборвал его Качалин. — Какой шпионаж? Какие тайны у этих проходимцев, кроме тех, что они обирают собственное население, спекулируют продовольствием, собранным по крохам со всего мира. — Антон поднялся из-за стола, проговорил с угрозой: — Сейчас я потолкую с команданте! Он что вообще о себе возомнил?! — Качалин, едва сдерживая гнев, выскочил из палатки в чернильную темноту ночи.

— Ни хрена не просекаю, — пожал плечами недоумевающий механик и повернулся к Усольцеву: — Он что, запал на нее, что ли?

— Ты мне надоел, — проскрипел Усольцев, не отрываясь от еды.

— Спросить нельзя? — уязвленно буркнул Володя.

Ответом было молчание.

Володя только хмыкнул и старательно заработал челюстями.

* * *

Качалин беспрепятственно влетел в покои команданте. Сунувшегося было к нему часового Антон просто проигнорировал, оттолкнув со словами: «А поди-ка ты, сынок, подальше!»

Оказавшись внутри замкнутого освещенного двумя аккумуляторными лампочками пространства, Антон застал прелюбопытную мизансцену. Два рослых охранника (вероятно, Володя имел в виду именно их, когда говорил о двух амбалах) навытяжку стояли возле откинутого полога и, вытаращив глаза, со страхом наблюдали, как их повелитель корчится под столом, стоя на карачках и исторгая грязные ругательства на языке своего племени. Команданте обеими руками держался за промежность.

Элис зажалась в углу маленьким свирепым зверьком и следила настороженным взглядом за находящимися в палатке мужчинами. Было очевидно, что сдаваться она и не помышляла.

В пяти шагах от девушки сидел на раскладном стульчике молодой высокий парень в военной форме, но без знаков различия. Он смерил вошедшего Антона внимательным изучающим взглядом, и Качалин тотчас почти физически ощутил исходящую от молодого негра резко отрицательную ауру. Хотя Антон и не особо доверял подобным штучкам, относя их к мистике, одно он знал точно: сидящий сбоку от Элис человек им не союзник. Прежде Антон не встречал его в лагере.

Качалин подошел к Элис, помог ей подняться, озабоченно спросил:

— Вы в порядке?

— Кости пока целы, — сказала Элис.

— А что здесь стряслось?

— Я ударила его в пах, — кивнула она на команданте.

— Это необдуманный поступок.

— Но он полез ко мне! А я этого не люблю. — Слезы закипали в ее глазах, она держалась из последних сил.

— Ничего страшного не произошло, — вкрадчивым тоном на хорошем английском пояснил с усмешкой незнакомец. — Команданте по праву старшего хотел лично досмотреть журналистку, потому что у него появилась информация, будто у этой девушки есть кассета со съемками запрещенных для показа объектов.

— Господи, да что они такое выдумывают! Ничего запретного я не снимала, потому что меня это не интересует. Во всяком случае, не вам учить меня журналистской этике. Я буду жаловаться вашему премьер-министру!

— Бред какой-то, — по-русски пробормотал Качалин, отчаянно соображая, как с наименьшими потерями выпутаться из щекотливой ситуации.

И вдруг Элис громко разрыдалась. Слезы, сколько она их ни сдерживала, все же прорвались наружу. Она размазывала их руками по щекам. Вот когда Антон по-настоящему струхнул. Видеть слезы слабых — женщин и детей — было для него непереносимой мукой. Он потерянно замер, не зная, чем помочь Элис. И тут она сама бросилась к нему и крепко обняла, плотно прижимаясь дрожащим телом. Сквозь тонкую ткань одежды он слышал, как исступленно колотится ее сердце. Элис попала в серьезную переделку и стремительно увлекала его за собой в страшную бездну, откровенно демонстрируя их близкие отношения. Но — черт возьми! — сейчас Антону было глубоко наплевать на прямую угрозу. И хотя палатка команданте была не тем местом, где Антон хотел бы обнимать Элис, ему было приятно чувствовать рядом с собою эту прелестную девушку, вдыхать запах ее волос и еще что-то неуловимое, волнующее. Это было странное ощущение близости с женщиной, как бы уже знакомое по прежнему опыту, но в то же время необычное, новое, неизведанное, до глубины души потрясшее Антона. Он понял, что без Элис отсюда не уйдет.

— Энтони! — горячо зашептала она ему в ухо. — Скажи этому самцу, что я твоя девушка. Ради Бога, забери меня отсюда. Ты ведь тоже белый, должен меня понять.

Антон усмехнулся:

— А разве не журналисты больше всех кричат о расовой дискриминации?

— Энтони…

— Ладно, я попробую, Алиса, — пообещал Качалин, по примеру Элис переиначивая ее имя на русский лад. — Но учти, он захочет получить взятку, придется раскошелиться. Я знаю местные традиции, они все здесь этим занимаются. Подозреваю, что они тебя потому и задержали, чтобы выжать деньги.

— Проходимцы! Они не получат от меня ни цента!

— Помолчи, Элис, возьми себя в руки, иначе мы долго отсюда не выберемся. Я попробую все уладить.

Поднявшийся тем временем команданте, охая, уселся на стульчик и взмахом руки отослал вон подчиненных, видевших его позор.

Загородив собою Элис, Антон обратился к старшему офицеру:

— Команданте, я готов принести извинения за необдуманный поступок своей девушки. Я признаю, что ее поведение не было примерным, но будьте снисходительны, она устала, собирая материал, буквально с ног валится. В подобной стрессовой ситуации каждый человек может сорваться. Я прошу вас отпустить ее с миром, а возникшее недоразумение мы с вами, надеюсь, уладим. К удовольствию обеих сторон.

Как и следовало ожидать, команданте закочевряжился.

— Но она ударила меня в мужское место! Я не уверен, что смогу сегодня иметь женщину! Позор!

Антон поспешил его успокоить:

— Пока это только предположение, офицер. Уверен, у такого сильного мужчины все получится.

Лесть усыпляет. Клюнул на нее и команданте.

— Хорошо, — согласился он с доводами Качалина, — я ее отпущу, но мне положена компенсация.

Возбужденная Элис постучала Антона по спине кулачком и прошептала:

— Скажи ему, что он тоже тронул меня за женское место, однако я не требую ничего взамен!

— Элис, — шикнул на нее Антон, — помолчи, пожалуйста!

— Ваша подруга чем-то недовольна? — поинтересовался команданте.

— Нет, ничего, это наши давние споры… Команданте, я дам вам пять банок отличного немецкого пива, и мы забудем про обиды. Годится?

— Двадцать банок! — выкрикнул офицер, выбросив вперед два пальца, сухих и корявых, как оголенные корни.

— Десять! — гнул свое Качалин. — И это все, что у меня есть с собой.

— Пятнадцать! — настаивал команданте. — Учтите, я не один, со мной брат Нкваме. — Он показал пальцем на сидевшего парня.

Качалин мельком покосился на «брата» и нашел, что они действительно чем-то схожи, однако подобное сходство команданте можно было отыскать еще с сотней находящихся в лагере людей. Он не поверил офицеру и все же сказал:

— Хорошо, двенадцать. Это мое последнее слово.

— Согласен, — быстро кивнул тот, очевидно довольный торгом. Я пришлю сержанта.

— Пиво в гостевой палатке. Пускай приходит. Мы тоже можем идти?

— Да, да, я разрешаю.

— Но где моя камера и кассета? — возмутилась Элис. — Это собственность телеканала, и я не собираюсь за нее расплачиваться по чьей-то прихоти.

Команданте сделал знак «брату» Нкваме, и тот принес зачехленную камеру.

— Кассету, которая была внутри, мы уничтожили, — сообщил он.

— Вы об этом пожалеете, — с угрозой произнесла Элис из-за спины Качалина.

Антон крепко сжал ее локоть, давая понять, что им пора уходить, пока хозяева не передумали.

Жесткие сухие глаза Нкваме сузились до щелочек. В них читалось презрение. Было заметно, как напрягается «брат» офицера, стараясь держаться в рамках приличия. К все-таки он не выдержал.

— Эй, русский, — вдруг заорал Нкваме, — забирай свою канадскую сучку и убирайтесь отсюда. Твоя подруга достаточно испытала наши нервы. Пошли вон!..

Антон, набычившись, в упор уставился на расфуфыренного наглеца, и желваки напряглись на острых скулах, лицо побледнело, стало суровым.

Нкваме заметил крепко сжатые сильные кулаки пилота и невольно отступил назад.

— Я не знаю тебя, парень, — веско проговорил Качалин, — меня не колышет, чей ты приятель, но я советую тебе заткнуть пасть! Это моя девушка, и я никому не позволю грязно говорить о ней, запомни, сынок!

Старший офицер, конечно, понял предупреждение Качалина, сама короткая стычка не прошла мимо его внимания, хотя он и делал вид, что занят своими мыслями. Его странное невмешательство — а команданте был здесь старшим и по возрасту и по положению — неожиданно навело Антона на мысль, а не связан ли офицер с Нкваме тайными обязательствами, которые не позволяют ему подать голос.

Элис потянула Антона на улицу. Теперь пришла ее очередь улаживать конфликт. Она тонкой женской интуицией уловила опасность, исходящую от Нкваме. Парень вначале умело прикидывался смирной овечкой, а на деле оказался свирепым хищником.

Качалин нехотя последовал за девушкой. Выйдя из палатки, он в сердцах выругался и пошире распахнул ворот рубашки.

— Энтони, спасибо, — сдержанно поблагодарила Элис. — Ума не приложу, что бы я без тебя делала.

— Нет проблем. А на будущее, Элис, советую тебе подальше держаться от таких людей, как этот молодчик. Я не понимаю, кто вообще додумался отправить девушку в джунгли. Все-таки это не интервью взять в городе.

Элис не придала значения ворчливому тону спасителя, а он вдруг резко осекся. С чего это его потянуло на поучения? Раньше такого за ним не водилось. Стареет, что ли?

— Меня никто не отправлял сюда, — после паузы пояснила Элис, решив, что он ждет ответа. — Моего оператора укусила какая-то гадина, он попал в госпиталь с большой температурой. — Она еще помолчала и произнесла с неожиданной укоризной: — А я испугалась, что ты ударишь того молодчика… Знаешь, мне стало страшно. Прости, Энтони, я впутала тебя в неприятную историю.

— Извини, едва сдержался. Не знаю, что со мной случилось, но действительно было мгновение, когда мне захотелось ударить хама… А какую кассету ты у них требовала?

— Это был отвлекающий маневр, — довольная собой, отозвалась Элис. — То, что они искали, находится у меня в трусах.

Антон сдержанно кашлянул и, не сдержавшись, захохотал.

— И как же ты передвигаешься с ней?

— Представь, очень мешает, — вздохнула Элис. Потом остановилась, насупилась и попросила: — Отвернись, пожалуйста, я все-таки ее достану.

Вокруг них разлилась сплошная темнота, только в нескольких местах горели костры, но их свет тонул во мраке. Однако Антон подчинился просьбе, послушно отвернулся, слыша, как девушка шуршит одеждой. Его распирал смех, и он сдерживался изо всех сил, чтобы невзначай не обидеть Элис.

Наконец они двинулись дальше, осторожно выбирая дорогу. Антон посвечивал тонким лучом фонаря. Девушка шла рядом.

— Элис, если не хочешь, не отвечай, но все-таки интересно, что же такого на той кассете, что ты прибегла к таким своеобразным методам конспирации?

— Энтони, это бомба! — горячо зашептала она. — Понимаешь, мне удалось добыть неопровержимые доказательства продажности местных правителей. И с той и с другой стороны. Несчастное население бедствует, люди собирают гуманитарные посылки по всему миру, а чиновники правительства продают продовольствие в соседние страны и на вырученные деньги приобретают оружие, чтобы и дальше продолжались страдания народа. Я была в лагере полковника Свана, который поднял мятеж, и что ты думаешь? Он такой беззаветный борец за обездоленных? Как бы не так! Он попался на банковской афере, решив присвоить отпущенный государству кредит, но, когда история с кредитом всплыла и иностранные банки-кредиторы потребовали внятных объяснений, президент распорядился отдать полковника Свана под суд. Тогда обиженный военный собрал верных ему людей, увел их в джунгли и объявил войну правительству.

Она ожидала, что Антон похвалит ее за предприимчивость, но тот только удрученно вздохнул.

— Теперь мне понятно, чем ты рисковала. Я боюсь за тебя, Элис. Скажи, твоя работа всегда сопряжена с подобными коллизиями?

— Нет, к сожалению, такая удача редко выпадает. Можно, конечно, делать передачи о спорте, шоу-бизнесе, но мне это скучно.

Антон с горечью отметил, что она его не понимает. Но, не желая ссориться, уныло сказал:

— Труден хлеб журналиста.

Настоящая печаль и какая-то безысходность, прозвучавшие в его словах, зацепили Элис. Но она отнесла расстройство Антона на счет недавней стычки. И сказала виновато:

— Энтони, я больше никогда не подставлю тебя.

— Элис, пойми, да ведь я вовсе не о том! — почти взмолился Антон. — Я не хочу тебя потерять!

Она удивилась:

— Неужели я понравилась тебе? После всего, что наделала?

— Ты очень мне нравишься, я так ни за кого еще не боялся.

— Это здорово. Ты чудный парень, Энтони. Хочешь, я тебя поцелую?

Слыша в темноте учащенное дыхание Антона, она остановилась, обхватила его руками и, найдя губы, приникла к ним горячим, долгим и искренним поцелуем. Потом отступила на шаг и счастливо засмеялась.

— Элис, что ты со мной делаешь? — растерянно вымолвил Антон. — Я чувствую себя полным идиотом.

— Ты самый милый идиот.

Они подошли к палатке медиков. Сквозь щель в пологе пробивался желтый свет. Внутри слышались голоса и, кажется, работал радиоприемник.

— До завтра, Энтони, — оказала Элис и исчезла в палатке.

«Ну и ну, — подумал пораженный Антон, не в силах тронуться с места, — кажется, я заложил слишком крутой вираж. Как бы не свалиться в штопор».

Загрузка...