Вселенная кластеров. Трилогия в одном томе

Сокровища Буцефала

Линкор «Советский Союз» разрезал бескрайнее водное пространство своим могучим телом. Гигантские волны стучали о его стальной корпус, брызги вздымались ввысь.

Когда-то давно этот корабль так и не был достроен одной из древних доисторических империй, название которой носил. Но сейчас, спустя почти миллиард лет, в искусственной рукотворной вселенной — новом обиталище человечества — он летел по волнам тысячетонной непобедимой глыбой.

Беглянка Катрина и Сэт-Эливинер, обнявший ее за тонкую талию, стояли на открытом мостике и с восторгом смотрели на бушующее, неспокойное море под серыми небесами. Полубог как всегда облачился в резиновый фартук и собственный рыжий мех. Беглая девица — в облегающий джинсовый костюм. Ее правую руку украшал эстимет, невидимый, впрочем, под длинным рукавом. Даже если хозяин кластера заметил оружие своей новой подруги, виду он не подавал.

Странно, но рядом с добродушным мохнатым ученым, Кэти чувствовала себя женщиной больше, чем когда бы то ни было ранее. Воспоминания Флавия Аэция Катилины все еще роились в ее мозгу картинками из жизни бывалого кавалериста, но… они уже были слишком слабыми и потертыми, чтобы их носитель осознавал себя мужчиной.

Новые эмоции захлестывали ее существо как бьющие вокруг соленые океанские волны. «Что определяет пол клона в большей степени? — думала она. — Память или физика тела?» Похоже, она уже знала ответ на этот вопрос и теперь только плотнее придвинулась к сжимающему ее в объятиях мохнатому, теплому существу, единственному во всей этой новой вселенной, от которого не исходил для несчастной секс-агнатки дух опасности и предательства. Мысли о любви к мужчине пока еще не лезли ей в голову, но… только пока.

— А знаете, хапи Сэт, давно хотела спросить вас! — прокричала она, перекрывая шум волн. — На самом деле, с первого момента, как только увидела. Зачем вы ходите в этом теле? Шимпанзе, выглядит очень… не привычно. Сначала я полагала, что оболочка обезьяны лучше человеческого тела, например, дает большую физическую силу и ловкость, но теперь вижу, что быть шимпанзе все равно не удобно! Вы ниже большинства своих агнатов ростом, не можете быстро ходить на двух ногах и нормально стоять, и потом, я понимаю, есть некоторые ограничения в еде и в напитках, не так ли? Тогда в чем же смысл?!

— Смысл в другой картине мира, сударыня, — сквозь рев ветра ответил ей Господь Буцефала, — как бы в другом угле зрения! А кроме того… — демиург сделал паузу, — кроме того, в моей скуке. В первой жизни я прожил почти семьдесят пять бравых лет. Потом, после воскрешения — еще почти с тысячу биологических годов, шляясь по коридорам времени на Древней Земле, вместе с тем, кого вы называете ныне Творцом Мироздания и Учредителем Корпорации. Потом — почти сорок тысячелетий до первого Упокоения. Потом — еще столько же и еще, и еще, и еще… Очень долго! За этот срок я успел сменить сотни тысяч, если не миллионы тел. Был период, когда я менял их чуть не ежедневно. Но… на самом деле одно мужское тело не слишком отличается от другого мужского, а одно женское — не слишком от другого женского, что бы не говорили по этому поводу умники из рекламы хеб-седа. А новизна превращения из женщины в мужчину и наоборот пропадает уже с десятого или двадцатого раза.

И вот, после мужчин и женщин я стал пробовать различных животных и даже птиц или рыб. Разумеется, с соответствующей модификацией горловой полости — чтобы можно было использовать для общения членораздельную речь, и некоторой модификацией конечностей, чтобы можно было самостоятельно есть, заботиться о себе, работать с техникой. По этой причине, между прочим, пришлось сразу отказаться от большинства парнокопытных и, вообще, четвероногих — тыкать лапой и мордой в кнопки размером с блюдце мне разонравилось сразу.

Рыбы и большинство водных животных отпали чуть позже, сразу, как только прошла новизна ощущений от пребывания в водной среде. К тому же можно просто приделать жабры к человеческому телу и наслаждаться водной стихией сколько угодно долго без столь категорических перевоплощений.

В итоге, после некоторых экспериментов с накладной механикой (я вешал на тело львов и медведей ошейники с манипуляторами-руками) я полностью отказался от животных и выбрал несколько стандартных оболочек, которыми и пользуюсь сейчас, чтобы удивлять посетителей моего кластера и немногочисленных друзей, которые приезжают в гости.

Среди моих тел есть интересные экземпляры. Например, гигантский тираннозавр, которому я нарастил руки, похожие на человеческие. Очень развитые и мускулистые, с противопоставленным большим пальцем, они весьма искусны в работе. В облике этого шестиметрового чудовища я, например, пристрастился к вязанию и вышивке. Длинными летними днями очень приятно сидеть на солнышке и… Вы вообще знаете как выглядит тираннозавр?

— Кажется… да, — сказала она, плотнее зарываясь в его теплый мех от режущего лицо морского ветра, — это огромный плотоядный и зубастый ящер. Но как он работает с нитками при таком росте?

— Да очень просто, — громко прокричал Эливинер. — Рост у него большой, но ручки маленькие и толковые. Впрочем, тираннозавр — это больше для забавы и отдыха. Для работы я оставил именно то, что вы, моя дорогая, видите перед собой. Точнее обнимаете.

— Шимпанзе?!

— Да, примата. Но, опять-таки, внешность — это только верхушка айсберга. На самом деле моя оболочка не совсем обезьяна.

— Я это понимаю! — Катрина ласково улыбнулась, показав жемчуг зубов. — Обезьяны обычно не говорят!

— О, речь идет не только о переделке мозга, гортани и языка. Перед вами чудо инженерной мысли и самых современных систем безопасности. Мое тело — бронированный киборг. Внешне я ничем не отличаюсь от обезьяны, даже секрет, выделяемый потовыми железами, полностью совпадает с аналогами оригинального животного, но вот внутри… Мой шимпанзе — просто чудо. Его кости, череп, емкость грудной клетки выполнены целиком из ишеда, а подвижная диафрагма живота, закрывающая то место, где теоретически находятся мои кишки, — из своего рода ишедовой кольчуги. Более того, мускулы этого тела сделаны из специальных волокон, они очень подвижны, напоминают мускульную ткань, но реально, изготовлены из металла. На их создание и отработку механики я потратил почти двести лет!

Шимпанзе показал на длинных руках вздувшиеся шарики бицепсов, затем — демонстративно подергал диафрагмой, втянув и выпятив отвислый живот.

— Видите?! Это тело мягкое, розовое и подвижное. Оно теплое и покрыто редкими волосами. Но на самом деле даже выстрел из космического орудия в упор, выстрел, способный насквозь пронзить планету, не причинит мне вреда. Вероятно, биологическая составляющая этого тела, а именно шерсть, эпидермис и жировые прослойки сгорят или испарятся, но мускулы из божественного металла и аппаратура, закрытая черепом и сплошным скелетным панцирем грудной клетки, останутся не тронутыми.

На уровне солнечного сплетения, под ишедовой броней установлена немного измененная мной машина нуль-синтеза и источник нулевой энергии, уникальная копия больших генераторов с космических кораблей. Это значит, что моя сила, как говорят поэты — неисчерпаема. А моя оболочка — неистребима. В этом теле я — почти настоящий Бог, несмотря на внешность.

— Интересно! — прокричала тогда Катрина, действительно из чистого, абстрактного интереса, а вовсе не из тех соображений, что могут лезть в голову агнаткам-общительницам, оказавшимся в объятиях могущественного демиурга. — А заниматься любовью в этом теле вы способны?!

— Разумеется! — закричал он. — Половая функция у меня вполне стандартная. Более того, генетический материал, содержащийся в сперме — человеческий, а это значит, что я даже могу иметь обычных детей. Тактильный контакт и удовольствие, получаемое от ласк для меня также открыты. По телу, в слое кожи выше металлических волокон, имитирующих обезьянью мускулатуру, проходят обычные нервные окончания. Я осязаю, обоняю и вижу как обычный человек. Точнее — как обычная обезьяна. Удовольствие, боль, чувства, эмоции — все это мне доступно. Между прочим, обезьяны видят несколько по-иному, чем люди.

— Другая цветовая гамма?!

— Не только! Я бы сказал — более объемное изображение. Более насыщенные оттенки цвета, дополненные обонянием. Хотя тот шимпанзе, который стал прототипом для моей оболочки, страдал близорукостью, в модифицированном теле киборга, как вы понимаете, этого недостатка нет.

— Конечно! — Катрина кивнула.

— Но это еще не все! Телесные модификации ерунда, на самом деле. Главное скрывается у меня внутри. Вы знаете, Кэти, стандартный шунт размером с таблетку, что прикреплен к вашему черепу, может содержать уйму информации, что-то около триллиона терабайт. Во всяком случае, все библиотеки Древней Земли он вместил бы с легкостью. Но все же память нейроразъема ограничена. А это значит, что основные объемы информации о нашем Мироздании хранятся не в нейрошунтах, а специальных хранилищах Информационной Сети, на специальных носителях, спрятанных на закрытых кластерах Корпорации.

С некоторых пор я стал замечать, что сведения, являвшиеся моим личным достоянием, внезапно оказываются в СИНК. Очень короткое и легкое расследование быстро привело меня к искомому и довольно очевидному результату.

В Кадровом Департаменте Корпорации, который заведует как хеб-седом, так и аппаратурой Упокоения, мне совершенно открыто объявили, что информация из шунтов и мозга хебседированных и упокоенных демиургов является достоянием Корпорации в той же степени, что и их собственной. Улавливаете суть шутки? Это был нонсенс.

Возможно, в отношении молодых демиургов, которые всю свою бесконечную жизнь занимаются коллекционированием секс-агнаток и учетом поз, в которых они занимались любовью, подобный подход приемлем, но мне с моими научными увлечениями, постоянной жаждой познания и таинственными, уникальными открытиями, которые время от времени удается совершить, такие перспективы не улыбались.

— Трампи?! — переспросила Катрина.

— Трампи — это тот шимпанзе, на основе которого я изготовил свое новое кибернетическое тело. Это одновременно и кличка убитого мной любимого животного и название робота-тела, в котором я обитаю. Трампи!

— А, поняла! Но зачем?.. Впрочем, кажется догадалась: вы решили создать внутри этого тела альтернативное хранилище информации!

— Верно! Объема грудной полости волосатого шимпанзе вполне хватило, чтобы разместить там кристаллы с терабайтами личной памяти, записи научных экспериментов и мои краткие монографии по истории Нуль-Корпорации, написанные за последние несколько тысяч лет после последнего Упокоения. Все это сжато так плотно, как и базы данных внутри нейрошунта. Но если у обычного человека на голове — объем всего лишь таблетки, то у меня — объем для размещения информации составляет почти четверть кубического метра!

Да, в обезьяньем черепе из ишеда содержится обычный человеческий мозг. В этом смысле я — биологическое существо. Мозг, правда, немного урезан в объеме за счет замены биологической памяти на кристаллоблоки, но — ничего, основные части, отвечающие за характер, эмоции, синапсы, чувства и прочее, — вполне биологичны. Но на самом деле мое тело — не просто сверхкиборг, это прежде всего — неуязвимое и недоступное никому уникальное хранилище информации. Вот так вот, сударыня, а вы говорите — шимпанзе!

Он рассмеялся, а затем, на продуваемом всеми ветрами мостике повисла тишина, если, конечно, можно считать таковой рваные порывы обжигающе-холодного ветра, разбивающего брызги соленой воды о форштевень и палубу. Катрина пребывала в полной задумчивости, пораженная тем, до каких только вершин сумасбродства не может дойти человек после почти миллиарда лет жизни. Даже урезанного миллиарда, с промежутками для…

— Упокоение и хеб-сед! — прокричала она, наконец. — Насколько я поняла по вашему рассказу, это разные вещи?

— Разные — мягко сказано. Хеб-сед — это обычная реинкарнация, а Упокоение это… это Упокоение. Если позволите, поясню… Хеб-сед происходит каждые 360 лет в жизни всякого демиурга. Это связано с нелепой традицией, которую придумал наш легендарный отец-основатель, Бог Смерти, Учредитель Нуля. А Упокоение… Человеческая психика вещь очень хрупкая, на нее влияют стрессы и прочая дрянь. Думаю, не нужно объяснять, что память, накопленная за тысячи лет, начинает сильно давить на голову. И жизнь она… она, знаете ли, начинает по-настоящему докучать…

Глаза шимпанзе сузились, превратившись в светлые щелочки на фоне темного, почти чернокожего лица. Несмотря на ветер и непогоду, его память начала долгий путь по своему прошлому.

— Упокоение — это сон, — пояснил полубог. — После сотни реинкарнаций хеб-сед перестает помогать. Очищение памяти — тоже. И тогда самые старые из демиургов ложатся спать. Время жизни Искусственного Мироздания измеряется уже миллиардом лет. А я, например, рожден еще до него. Допускаете ли вы хоть на миг, что средний человек способен прожить так долго и не свихнуться при этом окончательно и безвозвратно? Нет! Так вот, когда жизнь начинает давить на тебя, ты идешь на Упокоение. Эту услугу Корпорация оказывает только акционерам, что прожили больше десяти тысяч лет, тогда, когда хеб-седа уже не хватает.

Ты отдаешь распоряжения относительно собственности, — обычно вкладываешь под процент в банк Нуля или в акции Нулевого Синтеза. Идешь в особый секретный ИЦ, каких по всему Мирозданию всего около десятка, что спрятан в тайных закрытых кластерах, недоступных нищим когнатам. И там ты ложишься спать.

Между прочим, с коммерческой точки зрения Упокоение — очень выгодная процедура. После многотысячелетнего сна денежное состояние, которое ты не растрачивал на пустяки вроде новых планет и длинноногих агнаток, преумножается в сотни раз за счет создания Корпорацией новых миров, а значит — освоения новых рынков. Доход в виде процентов и дивидендов от акций приходит постоянно, а затрат нет. В итоге ты просыпаешься на пару порядков богаче, чем ложился спать.

Во время сна аппаратура Упокоения перебирает твои воспоминания. В этом и состоит весь смысл процедуры — ты не знаешь, что из твоей памяти будет сохранено! Машина не разрушит твою личность, но уничтожит те эмоции и чувства, те важнейшие слова и картины, которые ты сам никогда не стер бы перед хеб-седом.

— А разве подобное не есть конец личности?

— Нет, если учесть, что альтернатива подобной процедуре — самоубийство или сумасшествие от долголетия. К тому же в процессе Упокоения Машина ничего не удаляет. Эмоциональные воспоминания сохраняются в форме сухого концентрата, сжатой информации, поэтому никто не боится, что после пробуждения забудет нечто важное или нужное. Все сохраняется — очень четко, но как бы со стороны.

Кроме того, процедура Упокоения означает и кое-что еще. Срок своего псевдосна каждый, конечно, определяет сам. Срок этот не может быть менее ста тысяч лет, но в остальном — без ограничений. После пробуждения, естественно, ты просыпаешься в совершенно ином мире. Нет-нет, Корпорация Нуля, разумеется, никуда не исчезает, на месте остаются знакомые тебе ИЦы, миры, где ты привык проводить время, но… Все другое.

За сто тысяч лет стандартная планета Торгового Союза Корпорации проходит длинный путь от молодого «ассоциированного члена» до полноправного «союзника». Молодые, пышущие активностью и жизнью миры, где правит бал предприимчивость, преступность, где молодые аборигены, только-только познают Корпорацию и в первый раз продают себя Нуль-Синтезу в качестве агнатов в обмен на бессмертие, за сотню тысячелетий становятся «старыми» мирами. Планетами, где живут когнаты-пенсионеры, где нет ресурсов, где большинство проживающих стали успешными рантье, благодаря талантливым изобретениям или бизнесу. А те, кто не смог этого добиться — давно покинули пределы родного мира, чтобы стать вечными рабами на просторах неизвестных кластеров.

На «старых» планетах нет перенаселения, нет больших городов, нет загрязнения и социальных проблем. Там нет ничего, кроме кучки сытых бюргеров и домохозяек по миллиону лет отроду.

Нет дикой природы, нет деревьев, на которых бы не висела табличка «дерево номер такой-то». Понимаете, сударыня? И ты, вспоминая, как славно гулял в этом мире городов-небоскребов сто тысяч лет назад, как славно гонял здесь на космомобилях в светящихся огнями просторах над перенаселенными городами, кутил в ночных клубах с дружками или охотился на дикого тапира с вертолета с винтовкой наперевес в не пройденных человеком девственных южных лесах, осознаешь: все это — упущено!

А друзья? Большинство когнатов, с которыми ты общался, куда-то исчезает. За сто тысяч лет вырастает четыре тысячи поколений и, конечно, те, кто жил здесь раньше, уже не живут. А если тебе и удастся найти старых бессмертных приятелей, то вряд ли они еще те же. Скорее всего — совсем другие с другим кругом интересов, с другими взглядами, с другими друзьями.

Да что там когнаты! Даже творцы-акционеры за сто тысяч лет меняются. Часть из них, самых старых и самых близких, уже уходит на собственное Упокоение, часть переселяется в новые сектора, подмножественности и частные кластеры, чтобы уже там наслаждаться бесконечным вялотекущим праздником разложения, из которого состоит наша жизнь. Именно поэтому Упокоение и ценится более чем хеб-сед. Оно удаляет старые эмоции и старые установки из твоей головы и делает как бы новым человеком, возвращая радость жизни, давая возможность накапливать новые яркие воспоминания. Когда ты просыпаешься после Упокоения, почти ничто не напоминает тебе о старом, ты просыпаешься как бы в другой эпохе, в которой можно рискнуть начать новую, незнакомую жизнь.

— В общем, учитывая все это, в последний раз я лег спать довольно надолго, — сказал он печально. — Без всяких оговорок то был самый длинный срок из всех моих Упокоений.

— Долго — это сколько? — спросила напрямик Кэти.

— Долго — это сотня.

— Все те же сто тысяч лет? — удивилась девушка. — Но вы же только что сказали, что…

— Сто миллионов лет, мадам, — успокоил ее примат, — сто полных миллионолетий… Но хватит об этом! Вы замерзли, идемте-ка вниз, пора отправляться на Галерею!

Он обнял ее мохнатой рукой, прижал покрасневшее от ветра личико к своему плечу и нежно поцеловал Кэти в лоб.