Всем штормам назло

Исчезли в царстве снежной королевы

В начале бурного ХХ века в России были снаряжены три полярные экспедиции: Георгия Седова, Владимира Русанова и Георгия Брусилова. Все они окончились трагически. В двух из них участвовали женщины. Ни одна живой не вернулась. Они отправились в плавания, сопряжённые со смертельным риском, только для того, чтобы находиться рядом с любимым человеком. Можно понять этих женщин, но трудно понять мужчин, принявших подобную жертву, притом что каждый из них был незаурядной личностью.

О личной жизни Русанова известно не так уж много. Он родился в Орле, в купеческой семье. Все двоечники могут ссылаться на Владимира Александровича как на пример того, что человек, не обременявший себя учебой в школе, способен многого достичь в жизни. За неуспеваемость его выгнали из классической гимназии, а затем — из реального училища. Благодаря отчиму, преподававшему в духовной семинарии, удалось пристроить туда юного Русанова. Но и в семинарии Владимир Александрович не строил из себя Ломоносова, а исправно отсиживал по два года в каждом классе. Он закончил мучительную для него учёбу в 1897 году, двадцати двух лет от роду.

Но потянуло его не к духовенству, а к марксистам: в их кружке он взялся наводить порядок в общественном устройстве, что закончилось для него Орловским тюремным замком, поскольку у властей были иные, отличные от русановских, взгляды на общественный уклад.

К счастью, ничего, кроме разговоров и хранения запрещённой брошюры, начинающий революционер совершить не успел, поэтому его вскоре освободили. Попробовал он поучиться в Киевском университете вольнослушателем: хочешь ходи, хочешь не ходи на занятия — но недолго. Видимо, жандармы решили, что революционный пыл у него ещё не прошёл, поэтому молодого человека снова арестовали, а потом вернули на родину в Орёл, под надзор полиции. В 1901 году, в возрасте двадцати шести лет, Русанова выслали на два года в захолустный городишко Усть-Усольск (нынешний Сыктывкар) Вологодской губернии. До этого он нигде толком не учился, не работал, но зато женился. По одним сведениям, до ссылки, а по другим — в ссылке на молоденькой девушке, выпускнице гимназии. Звали её Маша Булатова. Наверное, Маша, как большинство девочек, училась более старательно.

Если бы Русанов избрал путь профессионального революционера, как любили себя называть старые большевики, то, несомненно, сделал бы карьеру при советской власти: в ссылке он завел знакомство с весьма известными в будущем людьми. В России связи решают если не всё, то очень многое. Другой вопрос, чем бы эта карьера закончилась в тридцать седьмом году или даже раньше.

Но не будем гадать на кофейной гуще. Владимир Александрович пошёл другим путём: то ли сам к этому пришёл, то ли жена помогла. Нужно было на что-то жить, и он поступил на работу статистиком в земскую управу. Странствия по уезду для сбора необходимых сведений привили ему вкус к путешествиям. В Усть-Усольске у Русановых родился сын, но через год умер.

Главе семейства запретили жить в больших городах в течение пяти лет, а у него наконец-то появилась тяга к учёбе: не всю же жизнь стаптывать сапоги, собирая статистические данные для земской управы. Видимо, заговорили имевшиеся амбиции и самолюбие, да и жена подталкивала. Однако о получении высшего образования в России речь не шла, поскольку в уездных городишках университеты не создавали, это сейчас их столько, что скоро, наверно, появятся и в деревнях.

Возникла мысль уехать за границу. В Министерстве внутренних дел препятствий не чинили, выдали ему и жене заграничные паспорта: мол, езжайте из России с Богом.

Русановы уехали в Париж, и в 1903 году оба поступили на естественный факультет Сорбоннского университета. Здесь в биографии Владимира тёмное пятно. Возникает вопрос: где он умудрился так изучить французский язык, что мог слушать лекции, насыщенные научной терминологией? Неужели в семинарии так великолепно учили будущих попов французскому языку, что он его прекрасно знал даже спустя шесть лет после выпуска, не имея разговорной практики? Из гимназии и реального училища, как мы помним, его выгнали за неуспеваемость. Впрочем, больше вроде негде, тем более что он осваивал в семинарии каждый класс по два года. Неясно также, на какие средства жили они с женой, кто оплачивал их обучение в университете.

Биографы Русанова, не скупящиеся на прилагательные в превосходной степени, утверждают, что учился в Париже он блестяще и проявил себя выдающимся учёным ещё на студенческой скамье. Ну что ж, бывает: в школе с двойки на тройку, заслуженный второгодник, а в вузе — блестящий студент, несмотря на то, что учится на чужом языке. Правда, автору в жизни подобных уникумов встречать не приходилось, зато видел таких, которые с трудом окончили школу, с грехом пополам вуз, и тем не менее занимали высшие посты в государстве. Их малограмотная речь — просто находка для многих юмористов. Сдаётся, что биографы нашего героя ни матрикула, ни диплома Русанова в руках не держали и в глаза их не видели, зато эта версия кочует из книги в книгу.

В 1905 году случилась трагедия. После родов второго сына скончалась жена Русанова, ребёнка выходили. Тридцатилетний вдовец-студент остался с грудным сыном на руках. Из России приехала его мать и забрала младенца к себе, родители Маши сделать этого не захотели, а может быть, не смогли.

Владимир Александрович погоревал о безвременно оставившей его и мир супруге, но человек он был молодой, поэтому неудивительно, что спустя некоторое время место Маши заняла Жюльетта Жан. Француженка, по словам биографов, была красавица. Неважно, что на фотографии видно только то, что она была высокого роста, — у героя жена обязательно должна быть красавицей, без этого никак нельзя. Жюльетта закончила естественный факультет Сорбоннского университета в Париже по специальности «геология» и продолжила обучение в том же университете на медицинском факультете.

И внешность, и характер Русанова производили впечатление на женщин. Неудивительно, что француженка поехала за ним на край света, как мотылёк летит на огонь. Впрочем, такие же чувства испытывала к нему и его первая русская жена, тоже студентка Сорбоннского университета.

В 1907 году, по словам одних историков, Русанов окончил университет, да ещё так успешно, что получил право писать докторскую диссертацию. Эти авторы, видимо, считали, что в Сорбоннском университете учились столько же времени, сколько и в советском техникуме. Другие — и это более похоже на правду — пишут, что он завершил учёбу в 1910 году. Впрочем, ни те, ни другие ни на какие документы не ссылаются. В конце концов, не принципиально, когда он закончил учёбу.

В 1907 году Русанов приехал летом в Россию и совершил своё первое путешествие по Новой Земле, куда добрался на пароходе. Была ли это его личная инициатива, или имелась договорённость с французскими учёными, сказать трудно. Во всяком случае, он собирал материал о геологических породах по берегам пролива Маточкин Шар. Зачем-то ему это было нужно. По окончании своего исследования Владимир Александрович вернулся в Париж.

На следующий год он вновь появился летом на Новой Земле, но уже в роли члена французской экспедиции, руководил которой капитан Шарль Бенар. Об этой экспедиции известно очень мало. Что забыли французы на Новой Земле, непонятно. В любом случае Россия никому и никогда не позволила бы там закрепиться. Какими бы ни рисовали царских чиновников советские и нынешние историки, но при всех своих пороках они думали об отечестве, а не о том, чтобы наворовать и удрать из страны, чему имеем мы в последние годы немало примеров.

Поэтому первая поездка Русанова на Новую Землю в 1907 году очень напоминала разведку, предшествовавшую появлению экспедиции Бенара. Одни историки предпочитают о французах вообще не упоминать, как будто Русанов был на Новой Земле один, другие, говоря об опубликованных работах Бенара, довольно прозрачно дают понять, что он, мол, воспользовался трудами Русанова, а его при этом даже не упомянул. Понятное дело: разве от иностранцев чего-нибудь хорошего дождёшься? Обязательно обворуют.

Видимо, во время переговоров французов с русскими властями в Архангельске Русанов исполнял роль переводчика, что сослужило ему неплохую службу — он познакомился со всем высшим губернским начальством в качестве геолога, участника французской экспедиции. Связи решают всё, или почти всё.

Конечно, он думал о своём будущем. Карьеру ему можно было сделать только в Архангельской губернии или ещё где-нибудь на окраине империи, где сквозь пальцы смотрели на подмоченную арестами и ссылками репутацию. Но Архангельск всё-таки не так уж далеко находился от центров цивилизации, поэтому Русанова он вполне устраивал.

Летом 1909 года Владимир Александрович приехал в Архангельск. Уже во время своих первых двух путешествий по Новой Земле он показал себя смелым, закалённым и выносливым землепроходцем. Всё архангельское начальство знало его в качестве геолога французской экспедиции, сомнений в профессиональной компетентности ни у кого не было. В том году на Новой Земле предстояло работать экспедиции главного управления земледелия и землеустройства. Руководил ею Ю. Крамер, занимавшийся вопросами эксплуатации полезных ископаемых в Архангельской губернии. То ли Русанов попросился, то ли ему предложили, но, так или иначе, Владимир Александрович провёл лето, работая в этой экспедиции. Он прекрасно себя там зарекомендовал, и неудивительно, что на следующий год его пригласили в очередную экспедицию на Новую Землю уже руководителем.

В июле 1910 года экспедиция отправилась по назначению на небольшом судне «Дмитрий Солунский». Результаты проведенных ею исследований были впечатляющими, и власти, её организовавшие, остались довольны, причём настолько, что архангельский губернатор ходатайствовал о награждении её участников. Эти документы обнаружила в архангельском архиве М. Серапионова. В ходатайстве губернатора Ивана Васильевича Сосновского на имя главноуправляющего землеустройством и земледелием, сообщается, что самыми важными практическими результатами снаряженной по его указанию экспедиции было обнаружение промысловых пунктов норвежцев, спокойно занимавшихся промыслом на чужой территории, и наблюдения, относящиеся к организации Северного морского пути в Сибирь. Также имело большое практическое значение обследование северо-западного побережья Новой Земли и сбор коллекций по различным областям знаний. Речь шла о создании промыслов и селений на островах. Экспедиция была крайне рискованной, но обошлось без потерь.

Особенно порадовало рачительного губернатора то, что расходы казны оказались почти в десять раз меньшими, чем на экспедицию художника Александра Борисова, воспевшего Русский Север.

Да, таких блестящих результатов при ничтожных затратах удавалось достичь нечасто. Многое зависело, прежде всего, от «выдающихся личных качеств и самоотверженной деятельности» Владимира Александровича Русанова. Благодаря ему пресекли хищническую деятельность норвежцев, выставили их с Новой Земли и основали русский промысловый посёлок. Повторить вариант Шпицбергена норвежцам не удалось. Времена викингов канули в вечность.

Учитывая важное государственное значение экспедиции и прекрасные результаты её работы, полученные при минимальном расходовании государственных средств, Николай II наградил Русанова орденом Св. Владимира 4‑й степени. Это была одна из почётнейших наград России. Теперь бывший ссыльный и революционер стал числиться в дворянском сословии. В советское время историки предпочитали об этом не упоминать, видимо, полагая, что царская награда бросает тень на светлый облик исследователя. Наградил царь и остальных участников брусиловской экспедиции.

В прекрасном настроении Русанов отправился домой в Париж. Зимой он занимался во французской столице обработкой полученных результатов. Там же у него протекала и семейная жизнь. Сын рос в России, фактически не зная отца, у бабушки. Большой потребности видеть сына Русанов, похоже, не испытывал. Однако утверждать, что он о ребёнке не заботился, нельзя: перед своей поездкой на Новую Землю в 1910 году Русанов попросил губернатора Сосновского в случае своей гибели помочь дать образование сыну в гимназии за казённый счёт. Выполнил губернатор просьбу или нет, автору неведомо.

На следующий год страсть к Северу вновь влечёт Владимира Александровича в суровые края. На парусно-моторной яхте «Полярная» он завершает то, что не доделал в прошлогодней экспедиции. Это его четвёртое посещение Новой Земли. Лето пролетело стремительно. Договорившись о работе на следующий год, теперь уже на Шпицбергене, он уехал в Париж.

Но мы ничего не говорили о его новой спутнице жизни, Жюльетте. Причина очень проста. О жизни нашего героя в Париже известно меньше, чем о его коротких путешествиях на Севере. Хотя в Париже он проводил большую часть времени года.

1912 год, казалось бы, не предвещал ничего зловещего в судьбе опытного исследователя. Он получил назначение начальником экспедиции на Шпицберген, где происходило острое соперничество нескольких стран, особенно России и Норвегии. Целью экспедиции было уточнение мест залегания угольных пластов и установка там заявочных знаков. О том, что на Шпицбергене имеются запасы угля, было известно давно. Возможно, Жюльетте надоело, что её гражданский муж оставляет её каждое лето, и она потребовала, чтобы её тоже включили в состав экспедиции. Впрочем, как было на самом деле, знали только они двое.

Плавание в северных водах всегда сопряжено с опасностью, но судно, на котором отправилась экспедиция, было приспособлено для плавания во льдах, обладало неплохими мореходными качествами, поэтому риск, скажем так, был умеренным, как и любое плавание в северных широтах. Правда, с названием зверобойной шхуны явно перегнули. «Геркулес», как гордо называлось судно, имел довольно слабосильную машину в дополнение к парусному вооружению, да и по водоизмещению внушительного впечатления не производил.

9 июля «Геркулес» покинул бухту Александровска-на-Мурмане и отправился к Шпицбергену. На его борту в качестве важного члена экспедиции, поскольку она была и геологом, и врачом, находилась Жюльетта Жан.

По плану, утверждённому губернскими властями, Русанову предписывалось осенью вернуться. Через неделю судно прибыло к острову Западный Шпицберген и вошло в залив Белзунд. Отсюда Русанов приступил к исследованиям. С двумя другими учёными он совершил рискованный переход по горам до восточного берега и обратно. Ему повезло: провалившись в ледяную скважину, он чудом остался жив. Жюльетта оставалась на судне.

В первых числах августа экспедиция досрочно выполнила намеченную программу. На острове установили 28 заявочных знаков на разработку угля. Помимо этого собрали образцы для зоологической, ботанической и палеонтологической коллекций. Пока Русанов со своими спутниками работал на берегу, на судне тоже не дремали, а производили океанографические исследования.

Завершив официальную часть, Русанов открыл остальным участникам экспедиции свои истинные планы. Оказалось, что он закупил продукции и снаряжения перед отправлением в плавание более чем на год. После окончания работ на Шпицбергене он решил пройти Северным морским путём, повторив то, что до тех пор удалось только шведу Нильсу Норденшельду на пароходе «Вега». Разница была лишь в том, что швед тщательно к этому готовился, а Русанов, если и готовился, то делал это в одиночку.

На «Геркулесе» было 14 человек, составлявших команду и экспедицию. То, что затея руководителя была авантюрой, лучше всех понял Рудольф Лазаревич Самойлович, впоследствии знаменитый учёный, хозяйственный деятель и исследователь. Он был дипломированным горным инженером, владел тремя языками, получил образование в Германии, в престижном учебном заведении. На Север его занесло тем же ветром, что и Русанова: Самойлович принял участие в революционной деятельности, что закончилось для него ссылкой.

Он попытался отговорить Русанова от безумной затеи, но безрезультатно. Тогда геолог и ещё два члена экипажа отказались участвовать в задуманном Русановым походе. На попутном норвежском пароходе они отправились на родину. На «Геркулесе» остались одиннадцать человек.

Обвинять Самойловича в трусости было бы непростительной ошибкой. Видимо, он лучше Русанова смог просчитать последствия необдуманных действий.

«Высокого роста. Фигура борца. Огромная физическая сила. Череп голый, как бильярдный шар. Большие круглые очки с очень сильными стеклами. Умница необычайный, с великолепным мягким характером… В 1928 г. он был уже полярником с мировым именем», — вспоминал о Самойловиче папанинец Эрнст Кренкель. Впоследствии всемирно известный учёный, участник многочисленных арктических экспедиций, профессор, доктор географических наук Рудольф Лазаревич Самойлович был арестован в 1938 году по ложному обвинению и погиб в застенках НКВД.

Остальных Русанову удалось уговорить, и, прежде всего, капитана Александра Кучина. Его слово в данном случае было решающим. Расчёт, видимо, строился на том, что победителей не судят. Кучин был молодым, однако опытным полярным мореплавателем, понимал, на что идёт. Возможно, сказалось присутствие француженки, перед которой не хотелось показаться трусом, но, так или иначе, он согласился на предложение Русанова.

Расставшись с тремя участниками, остальные направились к Новой Земле. 18 августа Русанов оставил в ненецком стойбище на берегу пролива Маточкин Шар записку губернатору следующего содержания: «Юг Шпицбергена, остров Надежды. Окружены льдами, занимались гидрографией. Штормом отнесены южнее Маточкина Шара. Иду к северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток. Если погибнет судно, направлюсь к ближайшим по пути островам: Уединения, Новосибирским, Врангеля. Запасов на год. Все здоровы. Русанов». Это последнее известие об экспедиции. Её искали, несмотря на начало Первой мировой войны. Увы. Ничего и никого не нашли.

О научном наследии Владимира Александровича пишут оды в основном журналисты, писатели, историки. Специалисты высказываются более сдержанно. Но его практический вклад в освоение Новой Земли и Шпицбергена сомнению не подлежит. Его по достоинству оценило ещё царское правительство, о чём свидетельствует полученная Русановым награда.

В 1934 году вблизи берега Харитона Лаптева работала научная экспедиция, доставленная туда шхуной «Сталинец». На безымянном островке один из её участников случайно наткнулся на врытый в землю столб с вырезанной или вырубленной надписью: «Геркулес. 1913». В том же году на другом островке в шхерах Минина обнаружили остатки одежды, нож, фотоаппарат, ложки, серебряные монеты, бритву и некоторые другие вещи. Кому они принадлежали, стало понятно, когда повезло неподалёку отыскать мореходную книжку матроса с «Геркулеса» А. Чукчина и серебряные часы с гравировкой, принадлежавшие также матросу с «Геркулеса» В. Попову, и справку на его имя. Вряд ли бы они стали брать с собой фотоаппарат и другие, не очень нужные вещи, если поспешно покидали судно. Непонятно, почему ни на одном, ни на другом острове не оказалось следов стоянки. При каких обстоятельствах расстались со своими вещами матросы? Вопросов возникает масса, а вот ответов, к сожалению, нет. Поиски следов экспедиции продолжаются и поныне. Иногда в газетах появляются сенсации вроде обнаружения останков капитана «Геркулеса», но потом эти утверждения рассыпаются, как карточный домик. Как погибли Русанов, Жюльетта Жан и остальные участники экспедиции, остаётся тайной.