Всемирный следопыт, 1929 № 04

Охота на черепах на Амазонке

Рассказ З. Заневицкого

Уже четыре дня, как нам не попадалось ни одного жилья по берегам Амазонки. Последнюю горсть муки маниоки мы съели накануне. За отсутствием табака курили сухую траву, завернутую в листья маиса. Солнце палило немилосердно— ведь мы находились на самом экваторе.

Ежедневно около полудня разражался тропический ливень; потом сразу прекращался, и весь лес клубился паром под знойным дыханием солнца. Природа устроила тут грандиознейшую в мире «римскую баню».

Ветра почти не чувствовалось, парус нашей лодки беспомощно свисал. Приходилось на веслах преодолевать быстрое течение. Пять недель шли мы на парусной лодке, но проделали лишь расстояние, которое пароход проходит в два-три дня. Единственный мой спутник Элек потерял охоту к борьбе с рекой и уговаривал меня вернуться. Я отлично сознавал весь трагизм нашего положения, однако старался заглушить в себе голод и усталость; пробовал быть веселым и отгонял назойливо возвращавшуюся мысль о бегстве вниз по течению…

Внезапно на берегу одного из многочисленных островков зазолотилась сквозь зеленую стену деревьев крыша индейской хижины. Мы спасены! Я, не задумываясь, направил лодку к берегу. Причалил.

Мои капитанские обязанности были выполнены. Я привел лодку к жилью. Начальство над нашей экспедицией принял Элек. Ему не раз удавалось выводить нас из самых критических положений, благодаря своей дальновидности и находчивости.

Хозяин хижины, высокий худой индеец, поджидал нас на берегу и, казалось, побаивался незнакомых «авантурейрос». Похоже было, что он не захочет пустить нас в хижину. В руке он держал дротик — грозное оружие с отравленным острием.

Элек небрежно поднялся с сиденья и представил нас как двух «медикос американос» (американских докторов). Индейцы и не подозревают, что живут в Америке, и представляют себе Америку очень далекой страной.

— У нас имеются лекарства против всевозможных болезней. Заговариваем зубы. Меняем испорченную кровь. Заклеиваем раны, — ораторствовал Элек.

Мы отлично знали, что окультуренные индейцы Амазонки уже рождаются больными, и что их жизнь — непрерывная борьба на два фронта: с природой и с болезнями. Поэтому мы были уверены, что найдем в хижине больных туземцев. Мы не ошиблись в расчетах. Хозяин хижины, несколько успокоившись, разрешил нам выйти на берег, не выказывая, однако, особого радушия.

Мы направились к хижине. Крыша из пальмовых листьев свисала чуть не до земли. Ее поддерживали четыре столба, служивших одновременно для подвешивания гамаков, плетенных из волокон пальмы карнаубы. Стен совсем не было. Вот и все индейское жилье.

Мы подарили хозяину пряжку для пояса, жене его — красный платок, после чего они сразу прониклись к нам большим доверием.

В гамаке, под грязным «москитейро» лежала старая бабка; голые ребятишки разлеглись по углам. Это не веселые городские дети, а малолетние дряхлые старички. Ночь они проводят, воюя с москитами, день — голодая и жарясь на солнце. Ужасные гноящиеся раны на ногах и непрестанно трясущая их лихорадка изводят малышей.

Двенадцатилетняя Осмарина, завидев гостей, убежала в лес и вернулась лишь немного спустя, прикрывая наготу тряпкой. Это значит, что в ее детскую душу просочилось уже несколько капель цивилизации. Я подарил ей жестяную ложку, она запрыгала от радости и захлопала в ладоши.

У хозяина хижины, как подобает стремящемуся к прогрессу «кабокло» (лесной житель), имелись уже: коробок спичек, несколько металлических крючков, два небольших ножа и большой, с широким лезвием нож-тесак.

В тот момент, когда мы появились, он собирался на охоту за черепахами. Его понуждал к этому голод ребят, жена же чуть не силой выталкивала его из хижины к небольшой лодке. Увидев нас, хозяин хотел было воспользоваться предлогом и не отправляться на ловлю, но мне захотелось принять участие в ней, и я тоже стал его поторапливать.

Я наскоро выпит отвара из коры коричного дерева, проглотил несколько кусков сушеной рыбы «пирарука» и был готов к отплытию. Откуда взялось в моем утомленном организме столько энергии, не знаю сам и никогда не пытался дать ответ на этот вопрос. Элек остался в хижине, мы же с Назирдо (имя хозяина) пошли к реке.

В небольшую, выступающую всего на несколько сантиметров из воды лодку мы уложили гарпун, лук с тремя стрелами и тяжелый деревянный молот. Я взял в руки длинные, метра в два каждая, стрелы и с любопытством стал их рассматривать.

Металлический наконечник стрелы (какая драгоценность на Амазонке!) крепко насажен на древко. К концу стрелы привязана бечева. Подстреленное такой стрелой животное легко становится добычей преследующих его охотников, так как скоро ослабевает от потери крови.

Я занял место на корме, индеец — на носу, мы взмахнули веслами и двинулись против течения. Раз, два!.. Раз, два!.. Здорово мчится лодка! Каждый взмах круглолопастных весел далеко уносил нас вперед. Время от времени я давал веслом направление лодке. Лицо мое обливалось потом. Спутник мой при каждом взмахе весел испускал, по привычке индейцев, глубокий вздох:

— Гух!.. гух!..

Мы подходили к берегу, борясь с бешеным течением. Редкий пальмовый лес подступал к реке; у подножия величественных пальм простирались влажные заросли тростника — приют рыб, черепах, крокодилов и москитов.

Вскоре мы очутились в тихой заводи, среди высоких зарослей речной травы. Назирдо неподвижно сидел на носу, держа лук на коленях.

Поминутно с пронзительным свистом вспархивали стаи белых «гарс», плавно развертывая в воздухе серебристые перья хвоста. На пальмах зеленые, с красными головками попугаи ссорились между собой, как воробьи. Душный, пропитанный влагой аромат струился над травами. Огромная рыба-вол, достигающая нескольких метров длины, металась у берега, разбрызгивая кругом воду; отвратительная птица «соко» плескала крыльями по воде и протяжно хохотала, предупреждая все живое о приближающейся опасности. Целые тучи сверкающих бирюзою бабочек взлетали над рекой, словно сорванные с деревьев листья. Когда они снова спускались на воду, то были подобны тончайшим осколкам неба.

Вдруг Назирдо уставился на небольшой круг на воде, опустил на воду привязанное к борту весло и схватился за лук. Гибкий, как змея, он вытянулся во весь рост и смерил глазами расстояние от лодки до центра расходящихся на воде кругов. Было метров сорок. Затем он поднял руки вверх и посмотрел на небо, словно метил в солнце. Лук, прямой как пальма, согнулся дугой в могучих руках индейца. Зазвенела натянутая тетива. Охотник прошептал какое-то индейское заклинание. Стрела полетела. В воде что-то булькнуло…

— Аноптадо![21]) За весла! — повелительно крикнул индеец, пристально глядя на что-то, чего я не мог различить.

— Маис рапидо![22]) У-га!..

Весла загоняли воду под монтарию, которая дыбилась, как конь, над рекой. Мне некогда было рассматривать стрелу, которая, казалось, уплывала вместе с течением. Скорость ее, однако, уменьшалась, мы же не замедляли хода.

Улучив момент, Назирдо схватил весло. Он держал в руках конец бечевы от стрелы, торчавшей из воды.

Вдруг вода забурлила, и передо мной всплыл среди пенящихся волн блестящий щит черепахи. Назирдо натянул бечеву. Черепаха, взбешенная острою болью, кинулась прямо на лодку. Лодка взметнулась носом кверху, я потерял равновесие и вместе с веслом упал в воду.

Что-то твердое ударило меня в ногу. Я почувствовал тупую боль. Инстинктивно схватился я за борт, накренив лодку, но Назирдо так сильно хватил меня веслом, что я тотчас же выпустил из рук единственный «якорь спасения».

Я плыл за лодкой, которая быстро удалялась, увлекаемая черепахой. Я почувствовал, что силы меня покидают. В ответ на мой пронзительный крик о помощи индеец бросил мне длинную веревку из крепких пальмовых волокон. Я судорожно ухватился за нее и подтянулся к корме.

— Осторожно… чтобы не перевернулась, — сказал Назирдо, спокойно вычерпывая из лодки воду при помощи скорлупы лесного ореха. Из левой руки он не выпускал бечевы.

Я уцепился обеими руками за скользкий борт, но, высунувшись наполовину из воды, почувствовал тяжесть своего тела. Штаны, перевязанные в щиколотках, набухли от воды. В глазах у меня мелькали красные пятна, может быть, от кровавой полосы, которую черепаха оставляла на воде. Мне очень хотелось выпустить из рук лодку и отдохнуть в пучине Амазонки. Воспоминание о матери и далеком доме на мгновение вывело меня из полуобморочного состояния.

В этот момент лодка проходила как раз мимо вырванного с корнем дерева, плывшего вниз по течению. Сучья его задержали нас на несколько мгновений, цепляясь за борт. Я сделал последнее усилие и, опершись одной ногой на выступающие из воды корни, закинул другую в лодку и тяжело рухнул на дно.

— Повезло тебе! — буркнул сквозь зубы Назирдо, словно недовольный моим спасением.

На меня напала странная сонливость, но одного глотка водки из сахарного тростника было достаточно, чтобы привести меня в чувство. Мучила боль в ноге. От удара щита черепахи у меня лопнула кожа повыше щиколотки, и из ранки сочилась кровь.

Черепаха ослабела и спокойно двигалась рядом с лодкой, словно собака на привязи. Одного удара деревянным молотом по выставленной из воды миниатюрной головке черепахи было достаточно, чтобы оглушить нашу добычу.

С трудом втянули мы черепаху в лодку и вытащили острие, засевшее в коже у самой шеи. Мы бросили животное на дно животом вверх и двинулись к берегу, гребя одним веслом (второе весло уплыло во время моего падения).

Больше часа мы мучились, стараясь преодолеть течение, индеец— веслом, я — доской от сиденья, как вдруг Назирдо посмотрел вверх и вздрогнул. Указав на радужный кружок, светлевший на ясном небе, он сказал:

— Это глаз быка выследил нас и смотрит на нашу охоту.

Вскоре радужный кружок, предвещавший грозу, исчез в туманной дымке, заволакивавшей небо.

Огромные «боты», — неуклюжие рыбы, чтимые индейцами, — колыхались на волнах у самой лодки.

— Священные рыбы предостерегают нас перед бурей, — пояснил мне мой спутник и прибавил: — У них красивые лица, как у людей, и ночью они выманивают женщин из вигвамов, но не причиняют зла человеку, потому что ему помогают добрые духи воды — тукаши.

Небо на горизонте потемнело. Солнце продолжало нестерпимо палить. Издали доносился глухой шум.

— Что это? — спросил я.

— Бежим поскорее!.. Это Амазонка хочет отобрать у нас черепаху! — сказал Назирдо, волнуясь.

Блестящая серебристая полоса на воде приближалась с запада. Это ливень грозной поступью шел нам навстречу. Началась бешеная гонка. Если бы нас застиг на реке тропический ливень, мы вынуждены были бы броситься в воду из залитой лодки и искать спасения вплавь. Уже была видна хижина на берегу. Деревья согнулись под ветром. Испуганные бабочки садились нам на плечи.

Я ничего не видел впереди кроме хижины. поглощенный желанием добраться до берега. На берегу нас ждали с тревогой и криками старались придать нам бодрости. Я смотрел на детскую фигурку Осмарины и напрягал мускулы рук, изо всех сил работая доской. Еще несколько бешеных ударов весел — и мы спасены…

Листья пальм зашуршали под ударами крупных капель дождя. Еще через минуту тропическая гроза бушевала над Амазонкой. По волнам плыли вырванные с корнем деревья, целые лужайки травы, оторванные волнами от берега. Треск и грохот наполнили лес.

В хижине голодные дети окружили мать, потрошившую черепаху. Дождь протекал сквозь крышу и лился ручьями на земляной пол. Сидя в гамаке рядом с Элеком, я думал о предстоящих нам еще долгих неделях путешествия.

Черепахи на Цейлоне

Рассказ Джона Гагенбека

Черепахи очень часто попадаются на острове Цейлоне. Повсюду в изобилующих там пресноводных бассейнах можно видеть черные тела этих животных.　

Часто выставляют они из воды шею с птицеподобной головой и водят кругом любопытными глазами. Они чувствуют себя довольно уверенно и не испытывают особенного страха перед человеком. Небольшие сухопутные и пресноводные черепахи, особенно те, что живут в прудах и реках у храмов Канди, Анурадгапура и других, считаются у индусов священными и не преследуются, а, наоборот, получают пищу от многочисленных пилигримов.

В море вокруг Цейлона водятся крупные черепахи, которые по ночам выходят на сушу, чтобы зарывать сбои яйца в песок, при чем нередко становятся добычей пользующегося этим случаем человека.

Из морских черепах особенно выделяется СЕсей величиной кожистая черепаха (Dermochelys coriacea); она не имеет рогового панцыря и покрыта лишь крепкой кожистой оболочкой. Голова и ноги у нее не так хорошо защищены, как у шитоносных черепах, которые в момент опасности прячут свои ласты и голову под панцырь.

Кожистая черепаха достигает двух метров в длину и 500–600 кило весом. Очень проворное в воде, неуклюжее и медлительное на суше, животное это обладает необычайной силой.

В этом однажды на опыте убедился мой приятель моряк. Он выехал на небольшой лодке в море, чтобы половить рыбу, и успел уже раза два закинуть не без успеха удочку с очень прочной леской и крепким крючком, как вдруг резкое движение лески дало понять, что клюнула какая-то крупная рыба. Но, как вскоре обнаружилось, это была не рыба, а огромная кожистая черепаха. Крючок крепко зацепил ее под левый ласт, и животное никак не могло от него освободиться. Началась безумная погоня, в которой мой приятель играл весьма пассивную роль. О том, чтобы втащить колосса в лодку, нечего было и думать.

Черепаха обратилась в бегство. Добрую четверть часа она тащила за собой лодку так, что та отошла довольно далеко от берега. Моряк мог бы, конечно, положить предел этой гонке, перерезав леску, но он надеялся притащить черепаху домой, как редкий трофей. И ему это удалось. Черепаха в конце концов выбилась из сил. Когда моряк закинул веревку с петлей в воду, животное, делая отчаянные усилия освободиться от крючка, запуталось в петле. Счастливый рыболов получил возможность, хотя и с большим трудом, притащить черепаху на буксире к берегу.

В хозяйственном отношении наибольшее значение имеет съедобная «суповая» черепаха (Chelonio esculents), достигающая почти таких же размеров и веса, как и кожистая черепаха, и живущая вблизи берегов и в устьях рек. Мясо ее отличается прекрасным вкусом, особенно мясо ластов. Черепаховое жаркое или черепаховый суп считаются в Индии изысканным блюдом.

В индийских водах водится и другой вид крупной щитоносной черепахи. Это «каретта», или «бисса» (Chelonio imbricata), также достигающая около метра длины. Ее спинной панцырь состоит из налегающих одна на другую, наподобие черепицы, роговых пластинок, которые вместе с грудным щитом доставляют ценный материал для черепаховых изделий. Она тоже выходит класть яйца на берег. Говорят, черепахи этого вида многократно возвращаются к месту своего рождения. Мясо каретты несъедобно, яйца же охотно употребляются туземцами в пищу.

Как известно, черепахи отличаются необычайным долголетием; это, пожалуй, самое долголетнее животное на земном шаре. По свидетельству некоторых натуралистов, они доживают до трехсот лет.

Мне вспоминается одно забавное приключение. Однажды у меня, в моей вилле в Коломбо, гостил приятель капитан Б., корабль которого стоял в гавани. Мы поужинали довольно недурно, выпили, пожалуй, немного больше обычного, и добрейший мой капитан был чуть-чуть, как говорится, навеселе. Когда мы после ужина уселись на веранде в удобные кресла и закурили, капитану вдруг пришла в голову идея прогуляться при лунном свете. Я ничего не имел против небольшой прогулки в экипаже и крикнул ожидавшему приказаний бою:

— Запряги пони в экипаж!

Через несколько минут экипаж стоял у подъезда. Очевидно, моему пони тоже хотелось прогуляться. Едва успели мы вскочить в экипаж, как пони помчался галопом по двору. Мне пришлось смотреть в оба, чтобы экипаж без повреждений проехал через узкие ворота.

Ярко освещенная улица, упиравшаяся прямо в набережную, вскоре осталась позади. Мы ехали вдоль самого моря. Чудная была прогулка! Равномерно вздыхая, набегали волны на пологий берег, легкий бриз колебал макушки кокосовых пальм и обдувал наши разгоряченные головы.

Вдруг капитан воскликнул:

— Посмотрите, вон там ползет на берег огромная черепаха, наверное, чтобы класть яйца!.. Давайте заберем их себе!

Я сначала не понял, хочет ли он взять только яйца или забрать с собой и черепаху. Однако я тотчас же остановил экипаж, так как желание моего гостя было для меня законом. Мы выскочили из экипажа и побежали вниз к морю, чтобы отрезать черепахе отступление. Это был прекрасный экземпляр каретты, больше метра в длину и около трех четвертей метра в ширину. Капитан в своем приподнятом настроении не мог отказать себе в удовольствии сесть верхом на черепаху, и сильное животное протащило его на протяжении нескольких метров, пока он не потерял равновесия и не скатился на песок, забавно растопырив руки и ноги.

Мы задались целью положить черепаху на спину. Хотя мы оба не могли пожаловаться на недостаток силы, однако это оказалось для нас нелегкой работой, тем более, что приходилось остерегаться, чтобы бешено барахтавшееся животное не задело нас по лицу ластом. В конце концов мы справились с этой задачей. Большие черепахи, если их положить на спину, не могут собственными силами перевернуться на брюхо, и жертва нашей забавы беспомощно лежала перед нами на песке. Мы направились к песчаной куче, чтобы выбрать оттуда только что положенные яйца.

— Вам придется подставить свой шлем, капитан, — сказал я и принялся одно за другим укладывать яйца в пробковый шлем. Насчитал целых сто штук. Больше шлем не вмещал, хотя приблизительно столько же еще оставалось зарытых в песке. Яйца были величиной с волошский орех и покрыты белой кожистой оболочкой.

Тем временем, привлеченные нашей шумной забавой, вокруг нас собрались несколько туземцев. Они принялись нам помогать и торжественно потащили черепаху на набережную. Так как в своем легком, рассчитанном на силы пони экипаже я не мог отвезти черепаху домой, то мы отправили кучера нанять туземную телегу, запряженную быками. Ему не удалось, однако, найти ломовика, который согласился бы поехать в такой поздний час. Чтобы не вернуться с пустыми руками, он привел дженерикшу с небольшой тележкой, в каких они возят пассажиров и легкую кладь. Я готов был уже махнуть рукой на наше предприятие. Однако дельный дженерикша за приличное вознаграждение способен сделать даже невозможное, и мы благополучно водрузили черепаху на его тележку, хотя она и гнулась под тяжестью колосса. Провожаемый дружными ободрительными возгласами туземцев, рикша, пыхтя, направился со своим необычайным пассажиром к моей вилле.

Нам с капитаном хотелось после этого импровизированного охотничьего приключения еще немного прогуляться. Мы прошли некоторое расстояние пешком, затем снова сели в экипаж, чтобы окружным путем доехать до дому. Проезжая мимо полицейской будки, находившейся неподалеку от моей виллы, мы увидели нашего рикшу. Заломив руки, он причитал:

— Мистер! Мистер!..

На наш изумленный вопрос, где его тележка и черепаха, он указал на полицейскую будку:

— Вон там!

Я пошел туда и услышал от постового сержанта, что полиция задержала тележку с черепахой, во-первых, потому, что дженерикши имеют разрешение возить только двуногих пассажиров, во-вторых, его заподозрили в краже черепахи. Мне ничего не стоило освободить арестованную черепаху вместе с тележкой и дженерикшей, и мы все вместе отправились домой.

Появление столь необычного гостя подняло на ноги всю прислугу. Черепаху поместили пока что в цементированный бассейн, в котором днем плескались утки. Привыкшей к морской воде черепахе пресная вода, повидимому, приходилась не очень-то по вкусу. Черепаха положила голову на край бассейна и вызвала сенсацию среди собак, которые никак не могли успокоиться, видя незнакомое им странное животное.

От всех этих хлопот нам стало жарко и захотелось пить.

— Содовой воды! — скомандовал я бою.

— Погодите, дружище! — вскричал капитан. — Знаете, что мы себе изготовим? — Пиво с черепашьими яйцами по-гамбургски! Пара-другая пивца ведь найдется, надеюсь, еще в погребе, а тут у меня в шапке яйца первый сорт!

Пиво с черепашьими яйцами по-гамбургски— почему бы и нет? Если закрыть глаза, черепашьи яйца на вкус почти не отличаются от куриных. Во всяком случае попробовать можно. Я приказал принести несколько бутылок пива, и мы стали приготовлять по всем правилам искусства пиво с черепашьими яйцами по-гамбургски. Нельзя сказать, чтобы нам не понравился этот редкостный напиток. Мы отдали ему дань почтения.

Это приключение с черепахой имело еще маленький эпилог. Капитан Б. просил меня оставить ему черепаху, как охотничий трофей, и я послал ее ему на судно. Несколько недель спустя я получил от него из Батавии открытку следующего содержания:

«Чорт бы побрал всех черепах! Эту гадость нельзя было взять в рот. А мы было с таким аппетитом приготовились отведать черепахового супа».

Мясо каретты действительно несъедобно. Но где же сказано, что все охотничьи трофеи надо непременно съедать? В виде утешения у милейшего капитана остался черепаший щит, из которого он может себе заказать сколько угодно гребешков и табакерок.